Нелегкие мыслишки с остервенением накинулись на Луизу, когда Крошка Лу, как она ласково называла себя, лежала в постели, томно раскинув руки, и вращала одним глазом по системе суфийских мудрецов. Она еще не совсем выплыла из сна, а эти поганые, но родные и любимые, взлелеянные на ее теплой большой груди, мыслишки, проснулись и заныли рядом с ней. Ныли они о повышенном холестерине, о грядущей когда-нибудь старости, о возможном альцгеймере, о седых жестких волосинках.
Через час Луиза уже сидела у массажистки и слушала ее южный хэкающий говорок: "Ну, что вы, мамочка моя, волнуетесь? Я же вижу, вы сама не своя. Для здоровья это неполезно... а что делать, я и сама такая, чего ни стрясется, так у меня сердце болит, хоть телевизор не включай. Одно землетрясение в Китае чего мне стоило? Тысячи человек - одним махом, как комаров... А в этой Мня мняме, что ли, не запомнить никак, ураган, слышали, да, это же сотни тысяч, сотни тысяч - просто повалены кучами, не знаю, кто они там, а все-таки люди... Я новости смотрю, валокордин пачками глотаю, а моему - что? Сидит тихо, как дубина, не реагирует. Женщина она всегда чувствительней. Вон, ко мне в последнее время какая очередь, что удивляться? Женщины хотят придти поправить лицо, оно у кого угодно перекосится. Цены сегодня на рис видели? Ааа, вы еще не видели! Сходите, посмотрите!? Скоро все как мухи попадаем, если не с урагана так с голода. Мирового. А все-таки, мамочка моя, себя надо беречь..."
Как ни странно, жутковатые причитания массажистки всегда успокаивали крошку Лу. Ураган в Бирме, как впрочем, угроза терроризма и глобального потепления не могли пробить обшивку ее большого, крепко сработанного сердца. Но если окружающим казалось, что на душе ее было всегда спокойно, и она могла идти по жизни гордо с высоко поднятой головой, то они глубоко заблуждались. Последнее время Луиза лихорадочно пыталась изгнать со лба единственную и первую свою морщину, которая и привела ее к печальным мыслям о старости, а потом два шага и... о боже, взгляд в бездну... - неминучей смерти. Хотя Луиза, напрягая все силы своего организма, старалась стереть из памяти даже само крамольное слово, но все же, говорят, что увы и ах, - эта гадость случается с каждым.
Сказать правду, морщинка стала для нее спасением, - наполнением и оправданием всей ее жизни, которая была теперь полна забот о самоусовершенствовании. Опухшие с утра глаза приводили ее в ужас, от вида собственной бледности начиналось головокружение, она купила новейший прибор для измерения давления и спрятала его в шкаф. По-старушечьи мерить давление не подобало милой крошке Лу, на мягкую грудь которой падали, как подкошенные, и уже не могли подняться, взгляды всех проходящих мужчин. Эти взгляды Луизой были тщательно сосчитаны и упакованы в памятные коробочки, они были ее реальными орденами на поле брани со смертью. Война с морщиной наполнила бодрящей энергией ее пустоту, и даже муж иногда был поражен тем, что его слова натыкаются на что-то плотное и отлетают, словно бумеранг, так как обычно сквозь Луизу туда-сюда пролетали облачка и грозы, не оставляя никакого следа. Конечно, она не была фантомом. Она могла поругаться и обидеться, и даже подумать о том, что, возможно, стоит разнообразить сексуальную жизнь и серьезно заняться развитием способностей у детей. Все эти темы они обсуждали на работе. Что касается переустройства мира, Луиза тоже не была в стороне. Здесь она занимала скептическую позицию: тяжело вздыхала, и махала рукой, мол, все абсолютно ясно, - больной безнадежен и нечего о нем говорить.
Ей повезло, не довелось испытать серьезного горя и бедствий. Муж, как говорится, любил: обнимал утром перед работой, покупал цветы, сексом занимался регулярно по всем правилам Кама сутры, которую изучил по толстой книге с большими цветными картинками, чтобы сверяться, когда чего неясно. Дочка была ласковой и послушной, уроки делала и посуду мыла без понуканий, чем крошка Лу очень гордилась. На работе не очень гнобили, платили вполне сносно. И вдруг эта морщина, прорезавшая ее безмятежное чело, словно молния. Теперь с самого утра, сердце у нее начинало стучать не мерно, как всегда, а екало, екало - и она опять страшилась, пугалась, доводила себя до ужаса картинами жуткой старости.
Сейчас, Луиза, успокоенная психотерапевтическим массажом вышла на улицу. На скамейке сидел нищий и жевал булку, он ел аккуратно, мякиш и корку по очереди. Взгляд его скользнул по Луизе, но ни на миг не задержался. Он был бомж, но вполне симпатичный и нестарый мужчина. Луиза уже хотела презрительно проигнорировать его, но неожиданно он сам не проявил к ней интереса, и это было мучительно стыдно. Какой-то паршивый бомж ее так опозорил!.. Но, возможно, он просто испугался, а сейчас, когда она переходит дорогу, следит за тем, как покачиваются, словно неторопливая лодка, ее бедра... Луиза не выдержала и обернулась... и тут, ай-ай-яй! раздался жуткий скрежет, визг перепуганных пешеходов, прощальный крик Луизы. Как могло произойти такое, - и все от того, что она стала задумываться. Задумываться когда идешь, вредно, шел и иди себе, а то вот задумаешься, и вот оно как!
Водитель, сбивший безвинную крошку Лу, успел все же свернуть и въехал в дерево. Он как и Луиза лежал теперь тихо и недвижно, уткнувшись в руль своей машины.
... Неподалеку, в воздухе появились две бестелесные сущности, два облачка, назовем их так, и то для красного словца, потому что найти имя тем, или тому, что висело в голом пространстве - невозможно. Два этих, с позволения сказать, облачка, Луизина душа и вторая душа мужчины, а звали его Виктором. висели над самой землей, и глядели друг на друга смущенно.
- Как она меня достала со своей морщиной, - сказала первая душа, и без жалости посмотрела на Луизино не лишенное приятности мягкое тело. Сбившаяся юбка открыла белое кружево комбинашки. Луиза любила носить старомодные комбинации, она считала что это эротично, и к тому же подходит к ее оригинальному имени.
Вторая душа потянулась: Я вообще в ауте, тут хоть размяться можно, мне там, - она метнулась в сторону Виктора, - места совсем нет, все забито, как на складе.
Луизина душа приподнялась чуть-чуть: Тогда давай полетаем, воспарим, что ли, как там говорится...
Но только взявшись за руки они хотели, наконец, расслабиться, и словно пташки божьи, устремиться к небесам, как душа Луизы попятилась назад. Они не заметили, что суетливый медик, прибывший на место аварии, уже всадил в Луизу укол, и она начала дышать, как пылесос, всасывая назад свою блудную душу.
- Жаль, - сказала вторая душа, - не успели познакомиться.
Вскоре Виктор зашевелился и даже вскочил на ноги, желая скорей проверить, не убил ли он человека, хотя несколько минут назад, проматерив все насквозь, а в первую очередь эту гнусную бабу, человеком ее не считал.
...Я не умерла, - сказала Луиза.
- Какого черта ты под колеса лезешь, стерва, ты лезешь а мне за решетку а? - сказал Виктор, в основном для порядка, ругаться уже не было сил.
- Я не стерва.
- Ты у меня попрыгаешь еще, - пригрозил Виктор.
И тут Луиза внезапно зарыдала, с надрывом, но без слез, как плохая актриса. Она кричала на всю улицу что-то о загубленной молодости, о том, что вот, морщина, и она может остаться одна, а муж уйдет, любить не будет никто, совсем никто и ждать этого каждую минуту невыносимо, невыносимо!... - визжала Луиза. Косметика лилась по ее щекам черным дождем, она махала руками и тряслась как припадочная. Никогда Луиза не вела себя так непристойно, и где? Прямо на улице, где на нее смотрели люди. Среди них стоял бомж и улыбался.
"Все-таки обратил внимание, радуется что мне так плохо" - подумала Луиза, и с горя заорала еще громче...
- Так что, ты с собой хотела кончать? - спросил Виктор, желая понять логику происходящего. Логику он любил, применял везде, и она его выручала. Он видел уже, что женщина приличная, просто в истерике, и белые щиколотки ее понравились ему. Виктор подумал и решил быть спасителем, настоящим мужчиной, отогнал толпу, и бросив машину(ненадолго!), что положено было по роли, повел Луизу в ближайший ресторан, где она могла умыть лицо, и выпить чуть-чуть бренди, чтобы успокоить нервишки
Они выпили по первой.
- Ну, и зачем тебе самоубиваться? - спросил Виктор.
- У меня морщина, - доверчиво призналась Луиза.
- И что?
- Ничего... Может быть, я стану старой.
- Ну и что? Все станут. Вон, те кто сегодня только народился, и те станут.
- Но я еще никогда не была... И потом, вы знаете, а если старческий маразм, дочка уйдет, а если муж бросит, а если рак...
- Да, если так рассуждать, лучше умереть.
- Нет, только не это, только не это, - пробормотала Луиза.
- Вот это правильно.
- Но, почему я обо всем этом думаю? Может быть, мне работать над собой в ту сторону, чтобы не думать?
- Нет. Башкой надо думать. Чтобы не думать, это ведь тоже надо обдумать, понимаешь? Решать надо. Нужно все решать самостоятельно. Не полагаться на стихийное течение. Сознательный подход нужен.
- Я вас понимаю, нужен сознательный подход. Тогда я буду думать, - сказала Луиза, - и двигаться в сторону совершенства.
Они выпили еще. Виктор улыбался. Он спросил:
- Сейчас тебе не страшно?
- Нет, хорошо, - Луиза была пьяна, хоть выпила немного. Так она напивалась только в студенческом общежитии.
- Я вот думаю обо всем -сказал Виктор и погладил доверительно Луизину грудь. - Чтобы не стареть нужно иметь рядом кого-то лет на двадцать младше. Энергия прет как от печки.
- Ну, найдите девушку, - сказала Луиза без особого воодушевления, ей этот вариант не подходил.
- Есть уже. На двадцать пять младше.
- Ну как?
- Ничего, хорошая. А поговорить не кем.
Виктор пригнулся к Луизиному уху.
- Я скажу тебе секрет, у меня сахар.
Крошку Лу пронзило, как будто она услышала о землетрясении.
- Какой? - спросила Луиза,
- Большой сахар в моей крови, - прошептал Виктор.
- Даа...
- Но ты молчи, я никому не говорил, прятал как за железной стеной. Тебе говорю.
- Скажите что-нибудь еще, - попросила Луиза.
- А еще... бляшки склезорные.
- Это опасно, - вскрикнула Луиза..
Виктор почувствовал что-то теплое в своей душе. Это теплое было похоже на кролика, которого в детстве он сажал за пазуху.
- Ничего. - мужественно улыбнулся он. - Будем с этим жить. Будем бороться
Они вышли из ресторана словно сообщники, обменявшиеся страшной, но чудесной тайной.
- Настоящий ты человек, - сказал Виктор.
- И вы мне очень, -ответила Луиза, чуть пошатываясь на высоких каблуках.
Крошка Лу протянула руку, и они попрощались, чтобы встретиться вновь, и говорить обо всем.
Задумавшись, прошла Луиза мимо бомжа, и не увидела его, обновление снизошло на нее, она начинала догадываться, что, может быть, у всех есть своя тайна, она сияла и не замечала, что на челе ее появилась еще одна морщина, как у мудрой древней горы. Она не знала бедная, что от многих мыслей много печали. Солнце приходит и уходит, и нет ничего нового на земле. Так вот и в человеке: сахар приходит и уходит...холестерин приходит и уходит, жизнь приходит и уходит...