РОЛЬ ПРЕДВИДЕНИЯ И ИНТУИЦИИ В НАУЧНОМ ИССЛЕДОВАНИИ .
Применительно к наукам об атмосфере.
ВВЕДЕНИЕ.
Проблемы соотношения рационального и нерацио-нального при проведении научного исследования обращали на себя внимание представителей всех философских школ. Максимальная рационализация в трактовке неопозитивис-тов и устремление в недра мыслящего субъекта, каким является исследователь, что характерно для подвергшей-ся жёсткой критике со всех сторон концепции экзистен-циализма, могут служить примером если не противополож-ных, то противостоящих друг другу взглядов на вопрос.
Разумеется, сопоставление мнени й на этот счёт представителей различных течений в философии само по себе интересно и занимательно (и оно будет осуществле-но в виде краткого экскурса в историю философии), хотя это скорее задача для исследователя-гуманитария (впрочем, иной раз трудно провести чёткую границу меж-ду естественными и гуманитарными науками). Задачей автора является попытаться проанализировать ту роль, которую выполняет предвидение как явная форма интуиции при проведении научной работы, причём сделать это и применительно к комплексу наук, изучающих атмосферу.
Метеорологические дисциплины обладают рядом осо-бенностей, побуждающих подчеркнуть роль в них предви-дения (здесь и далее определение “научное” будем опус-кать, ибо его подразумевает сам контекст). Хотя яркие иллюстрации работы сознания, казалось бы, оставившего на время трудноразрешимую задачу, но продолжающего трудиться над нею в своих глубинах, хорошо известны во многих областях науки (наиболее известны открытие бен-зола химиком Кекуле или расстановка, тоже как бы во сне, его коллегой Менделеевым своей периодической таб-лицы), это лишь при поверхностном взгляде может расце-ниваться как везение. Такое возможно лишь тогда, когда учёный, во-первых, в совершенстве владеет приёмами ис-следования в своей области знания, и, во-вторых, пре-дельно увлечён работой, заинтересован в ней. Впрочем, последнее уже скорее лежит в плоскости психологических проблем, коснуться которых здесь нет возможности. Со-средоточимся на философских аспектах темы.
Итак, если кратко вычленить особенности наук об атмосфере, получим следующее.
Построение теории - этап, характерный для науки вообще. В нашем случае, пожалуй, главным камнем претк-новения является грандиозность объекта исследования - атмосферы. Это вызывает необходимость регулярных мете-онаблюдений (заслуга чего в нашей стране принадлежит М.В.Ломоносову) как предпосылки создания теоретических представлений. Но длительный период от их начала до появления синоптического метода есть красноречивый пример качественного скачка в познании после долгих поисков. Метод родился в результате творческого синте-за механики, термодинамики, гидро- и аэростатики, разумеется, с применением математического аппарата. Более точно сформулировать процесс его появления за-труднительно. Вообще, бесспорно утверждение, что ника-кого алгоритма создания научных теорий нет. И вряд ли когда-либо появится.
Привлечение эмпирического материала также со-пряжено с целым рядом трудностей. Это не только недо-статочность объёма материала, но и его невысокое каче-ство из-за несовершенства методов исследования или не-достаточного профессионализма лиц, включённых в этот процесс. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что все особенности, порождаемые глобальностью изуча-емого, как вышеупомянутые, так и некоторые другие, свойственны не только наукам, предметом которых явля-ется атмосфера. Но совсем игнорировать это нельзя.
Ещё одно следствие такой необъятности (хотя она не бесконечна как космос, а “просто” ограничена огромными размерами) - проблематичность лабораторного исследования, эксперимента. Правда, наука и техника предлагают на современном этапе их развития доселе невозможный эксперимент - математический, явившийся как результат развития вычислительных машин. При этом реальность отображается в модели, в которой всё известное нам об объекте вводится как априорно задан-ное, а поведение модели изучается путём подстановки переменных величин. Это один из путей решения проб-лемы, но и он имеет свои ограничения.
В методологию нашей области науки вносит свою специфику и вероятностный характер многих процессов. Эта черта оказывает влияние на обе составляющие научного познания, как теоретическую, так и эмпириче-скую. Здесь заметим лишь, что доля “неопределённости”, оставляемая на выходе вероятностными законами, не мо-жет быть преодолена расширением знания, повышением его качества.
Таковы некоторые особенности комплекса наук, в который выросла метеорология, побуждающие обратить особое внимание на вопрос о предвидении и интуиции. Здесь намеренно не сказано о том, что весь этот комплекс появился именно вследствие потребности в про-гнозе (что само по себе означает предвидение). Данный факт заслуживает особого обсуждения. Но, прежде чем заниматься конкретным приложением рассматриваемых понятий, коснёмся взглядов на них, имевших и имеющих место в философии.
Часть 1. КРАТКИЙ ОБЗОР ЭВОЛЮЦИИ ВЗГЛЯДОВ НА ПРЕДВИДЕНИЕ И ИНТУИЦИЮ В ХОДЕ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ.
Прежде чем анализировать место предвидения и интуиции в системе эпистемиологических категорий, об-ратимся к тому, как их трактует современная фило-софская наука. Применительно к отечественной философии возникает некоторое затруднение, скорее эпохально-идеологического, нежели отвлечённо-философского хара-ктера. Отношение к понятию интуиция было сдержанным, равно как и к предвидению, предсказанию и вообше ко всему, что могло ассоциироваться с идеалистическим подходом. Так, в весьма полном и подробном философском словаре 1991 года /16/ статья “предвидение” отсутст-вует. Интуиция же определяется этим изданием как “способность непосредственного постижения истины”. Далее противопоставляется буржуазный (?) подход, где интуиция рассматривается как “мистическая способность знания, несовместимая с логикой и жизненной практикой”, и подход диалектико-материалистический. Мистический подход ведёт к интуитивизму, “противо-поставляющему рациональному познанию непосредственное постижение действительности”, причём интуиция в этом случае не основана на чувственном опыте и дискурсивном (логическом) мышлении. Согласно материалистической позиции интуиция есть “непосредственное знание, живое созерцание в его диалектической связи со знанием опосредованным. С психологической точки зрения интуиция имеет в основе способность индивида отражать в ходе информационного взаимодействия с окружающим наряду с прямым (осознанным) побочный (неосознанный) продукт” (разумеется , автор никоим образом не имеет целью анализировать идеологический отпечаток в трак-товке философских терминов и тем более иронизировать над этим. Акцент сделан на некоторую сдержанность отечественной философии в рассмотрении вопроса). В “Философской энциклопедии” более позднего издания предвидение формулируется как “одна из форм научного познания, выступающего в качестве прогнозирования яв-лений и прроцессов. В большей степени, чем пред-сказание, основывается на теоретических и экс-периментальных данных, учёте закономерностей и связей явлений и выступает в качестве распространения поз-нанного на область непознанного”/6/. Несмотря на то, что здесь производится ссылка на предсказание как на сугубо мистическое знание о предопределённых событиях, примем это определение как конструктивное, на которое можно опираться и в дальнейшем. Этот же нормативный источник формулирует интуицию как “духовное видение,вроде вдохновения, понимание, приобретённое непосредственно, а не эмпирически или путём размышле-ния (рефлексии), откровение внутри человека (Гёте).”
Таким образом, можно трактовать и предвидение, и интуицию как формы обретения знания. Но если первое есть процесс ,предполагающий определённый результат, конкретное воплощение, то второе — скорее свойство мышления, позволяющее означенный результат получить. И то, и другое присуще познающему как субъекту в его взаимоотношении с объектом исследования.
Как уже указывалось, нас более всего интересует взгляд на предвидение и интуицию с позиций гносеологии и эпистемиологии. Истоки их зарождения лежат ещё в древнегреческой философии, которая впервые стала оце-нивать стремящегося к знанию индивидуума как мыслящую материю, познающую самоё себя. В частности, гносеоло-гия Платона противопоставляла мнение и ощущение как порождение, соответственно, внутри и вовне субъекта. Основное свойство методологии в ту эпоху состояло в отсутствии сознательного экспериментирования как инст-румента проверки мысленных конструкций, теоретических догадок. В силу исторических и социальных предпосылок мысль была устремлена в теоретическое русло, что пер-воначально выразилось в расширении рамок обыденного сознания. Платон и Сократ, раздвигая эти пределы, определяет знание как “знание бытия поистине”, “мира идей”. Методология “Диалогов” Платона не является по-знанием, внешним по отношению к философии. Это есть рефлексия самой философии по поводу своего метода и способа мышления как теоретического сознания /18/. “Диалоги” впервые формулируют методологические каноны, применимые к теоретическому знанию вообще, ибо наука,
можно считать, выросла именно из античной философии . Мыслители древней Греции, конечно же, не могли пройти мимо вопроса о “непосредственном знании” (синоним интуиции в принятом нами определении). В обыденном со-знании это понятие отождествляется с чувственным восприятием. Но Платон, ставивший задачу расширить обыденное восприятие и подняться над ним, в “Госу-дарстве” провёл довольно чёткое разделение на “чис-тое мышление” (noesis) и “рассудок” (dianonia), “веру” (pistis) и “подобие” (eicasia), причём каждая из анти-тез не относится им в область интеллектуального либо чувственного. “Водораздел” проходит внутри каждой из этих областей, а исходной посылкой платоновской гно-сеологии явилось противопоставление знания и мнения. Предпосылкой к формированию “мнения” (doxa) является “ощущение” (estetis), но мнение не является непо-средственным результатом познания действительности. Мышление, рассудок формируют знание только абст-рагируясь от обыденной реальности, хотя и не могут быть полностью вне её. В полном логическом соответст-вии с таким рассуждением интуицию, то есть непосред-ственное знание, следует поместить именно в область чистого мышления, что и делает Платон, вообще отделяя эти понятия от всего, что принадлежит к сфере чувст-венного познания.
Сложнее с понятием предвидения в приложении к античности вообще и философии этой эпохи в частности. Как отмечалось выше, для античности характерно отсуствие эксперимента и опытного исследования. Имел, конечно, место мысленный эксперимент, но это уже осо-бая форма познания. Таким образом, как ни парадок-сально это может прозвучать, вся деятельность учёных-философов Древней Греции была как бы сплошной цепью попыток предвидения путём внутреннего созерцания. И действительно, мыслители Эллады дошли в своих разду-мьях до таких выводов, как представление Солнца в виде раскалённого шара или предположение об атомном строении вещества.
Место интуиции и предвидения в методологии антич-ного мира кратко рассмотрена на примере Древней Гре-ции. Римляне наследовали многое из философии Эллады, поэтому упомянутые черты в основном характерны и для их взгляда на методологию науки. Примером замеча-тельных выводов о происходящем в природе может служить “Трактат о природе вещей” Тита Лукреция Кара - наглядная иллюстрация того, к каким красивым выводам может прийти разум с помощью живого созерцания.
Средние века являются связующим звеном между ан-тичностью и Новым Временем, когда наиболее чётко сфор-мулирован взгляд на рассматриваемый вопрос, а вовсе не пустым провалом, зияющей пропастью между ними. Эта эпоха обязательно должна быть упомянута, хотя бы в са-мых общих чертах, не только из-за своей протяжённости во времени, но и в силу специфических черт средне-вековой философии. Это прежде всего её нахождение под жёстким прессом религиозного сознания, подчинённое по-ложение по отношении к теологии, обоснование положений которой объявлялось основной целью размышлений. С од-ной стороны, монастырские затворники, схоласты сове-ршили подвиг сохранения античной мудрости для позд-нейших мыслителей. С другой - исторические условия диктовали ограниченность, скованность мышления. Термин интуиция присутствует, конечно, в системе понятий Средневековья. Его употреблял, например, Фома Аквин-ский, который размышлял над разделением сознательного и бессознательного в мышлении. Но интересующие нас понятия трактовались как мистические: интуиция - как озарение, божественное откровение, предвидение - как знание чего-то, предопределённого промыслом Всевышне-го. Их освобождение от этого ореола произошло вместе с отдалением науки от религии, с началом Нового Времени.
Основоположник натурфилософии Ф.Бэкон так сформулировал три источника истории, поэзии и философии: “память, воображение, рассудок”/4/. В этой триаде рассудок не случайно стоит последним, ведь, согласно Ф.Бэкону, “чувства непогрешимы и составляют источник всякого знания”. Наивный материализм, вообще характерный для эпохи Возрождения (закономерный уход от религиозного догматизма в другую крайность), и при-сущий родоначальнику эмпиризма, практически отбра-сывает представления античных философов. Это законо-мерно, ибо платоновское помещение интуиции в ряд кате-горий чистого разума несовместимо было бы с эмпирио-центристской концепцией Ф.Бэкона. Важно отметить, что он первым использовал индукцию как метод научного исследования, а ведь индуктивный спосов заключения принадлежит к математическому мышлению, тому же “чистому разуму”. Абсолютизация же эмпирии как основы методологии вели к недооценке мыслителем места математической науки /18/.
Однако именно XVI-XVII века, когда математика и естествознание пришли в бурное развитие, являются вре-менем формирования механистического сознания и мета-физического способа мышления. В философии возобладали математики, физики, астрономы: Ньютон, Кеплер, Паскаль известны не только трудами в области дифференциального исчисления, небесной механики, но и философскими трак-татами. Целое течение, картезианство, возникло как ре-зультат воплощения идей Рене Декарта, творившего и в математике, и в естествознании. Его взгляд на интуицию стал среди современников преобладающим. Метод Декарта - рационалистическая дедукция.Получение знаний индиви-дуумом от самого себя преобладает, так как путём достижения истины являюются отчётливая интуиция и необходимая дедукция. “Понятие ясного и внимательного ума, порождаемого лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция” - формулировка, принадлежащая Декарту. Как видно, интуиция воспринимается им чисто рационали-стически, как высшее проявление единства интеллекту-ального знания, когда разум мыслит и созерцает одновременно. Впрочем, Декарт не отрицает чувственного познания, разделяя идеи на врождённые, полученные чувственным опытом и обретённые в ходе мышления. Именно врождённые идеи есть почва для развития интуиции. Но не всё интуитивное врождённо. Итак: про-никновение разумом в суть вещей в неразрывной связи с логическим процессом, научное предвидение как резуль-тат действия “ясного и внимательного ума” вне какой- либо мистики - так вкратце можно сформулировать карте-зианскую концепцию интуиции. Её в основном при-держивались Б.Спиноза и Г.Лейбниц, будучи последо-вательными рационалистами. Однако Спиноза, как матери-алист, отказывается от понятия врождённой идеи, вос-принимая интуицию как высшее проявление рациональных способностей человека, связанное с дискурсивным мыш-лением. Напротив, Лейбниц, будучи основателем иде-алистического плюрализма, согласен с существованием врождённых идей, а также формулирует признак их истин-ности. Воспринимая интуицию как высший уровень позна-ния, выход индивидуума к осознанию всех рациональных истин, он впервые определяет интуитивное знание не как изначальное, а как результат предшествующей поз-навательной деятельности. Высший критерий истинности - принцип тождества, а этот принцип интуитивен.
Интересна позиция Дж. Локка как родоначальника сенсуализма. Эта школа абсолютизировала чувственный опыт как источник знания, когда ум созерцает идеи, опытом же и приобретённые. Интуитивное познание - самое совершенное, ясное и достоверное, идеи при этом не являются врождёнными,но приобретаются в ходе опыта. Это положение является главным концептуальным отличием в подходе трактовке интуиции сенсуализмом в противоположность рационалистическому подходу.
Примерно в это же время в метафизическом материа-лизме выделилось номиналистическое направление (Т.Го-ббс). Поскольку источником знаний является способ-ность языка являть собой знаки общих понятий, номина-листы отрицали интуицию как часть процесса познания.
XVIII век замечателен совершавшимся процессом отделения естественных наук от философии в ходе дальнейшего развития естествознания, к которому стал применяться диалектический метод. Именно с этой переломной эпохой связано возникновение методологии Канта. Главной её чертой является положение о трансцендентальной логике как противопоставление тра-диционной. Мышление - единственный способ существо-вания знания, в сознании нет ничего, не воплощённого в знании и, наоборот, в знании нет объективных опре-делений, не являющихся определениями “трансценденталь-ного единства сознания” . Знание и познание существуют как единая реальность. Познавательная способность мо-жет быть “свёрнута”, воплощена в некоем готовом зна-нии, раскрывающемся для методологического сознания в ходе его деятельности. Сутью трансцендентального метода Канта является нахождение скрытых предпосылок того или иного знания, которое, следовательно, оказывается результатом установок, средств, которыми обладает субъект. При этом рассудок осуществляет синтетическую функцию, подводя познаваемое под кате-гории, чистые априорные понятия/9/. Но поскольку объ-ект познания есть некая “вещь в себе”, как бы подмно-жество совокупного абсолютного знания о мироздании, абсолютной истины, то задача познающего субъекта при этом состоит в конструировании образа познаваемого внутри сознания. В идеале, когда истина полностью по-стигнута, эти объекты должны совпасть. Функцию конст-руирования Кант отдает именно математическому позна-нию. Создание теоретического объекта не может быть приписано рассудку, “чистому мышлению”, ведь его дея-тельность есть установление правил. Таким образом, в методологии Канта место интуиции именно в матема-тическом познании. Это интуиция не эмпирическая, а принадлежащая “чистому созерцанию”. Здесь налицо бесспорная близость к рационалистской концепции, где интуиция трактуется в связи с логической деятельностью разума.
Европейская философская мысль эволюционировала па-раллельно с развитием не только естественных наук, но и общественно-политическими преобразованиями. В России они происходили менее стремительно. Но всё же следует упомянуть о взглядах М.В.Ломоносова как не только ос-нователя отечественной академической науки, экс-периментатора, сочетавшего теоретическое с эмпи-рическим в исследовании, но и блестящего философа-материалиста. Он подверг рационализм концептуальной критике, основываясь на необходимости гармоничного сочетания теоретического и эмпирического. Однако специально вопросы теории и методологии науки им не разрабатывались, поэтому над проблемой места интуиции в ней учёный отдельно не размышлял. В целом же подход рационалистов и эмпириков к этому понятию он не приемлет. Будучи первым в российской науке, кто внёс в неё элементы диалектики, Ломоносов, тем не менее, в неявном виде выражал элементы подхода к интуиции, характерные для Фихте или Гегеля, как к непо-средственному знанию. К его размышлениям затем обра-щались русские мыслители при осмыслении проблемы места интуиции в создании научной картины мира.
Фихте и Шеллинг в развитие учения Канта также помещают интуицию в сферу созерцания сущего разумом. При этом Фихте трактует её как принадлежность к про-тиворечию “объект-субъект”, вводя при этом термин интеллектуальная интуиция. Это есть метод действенного познания, включающий, следовательно, и предвидение как процесс. Шагом вперёд явилась мысль о слиянии в “Я” объективного и субъективного, где диалектическое про-тиворечие между ними снимается при помощи интуиции. Субъективно-идеалистическое толкование её как абсо-лютного и непосредственного интеллектуального созерца-ния приводит к некоторой ограниченности и метафи-зичности трактовки понятия, когда интуиция оказывается направленной на постижение философом самого себя. Это вело к некоторому мистифицированию процесса познания. Сталкиваясь с тем, что интуитивного принятия факта не-достаточно для его вхождения в систему научного зна-ния, Фихте всё же утверждает невозможность для науки обойтись без описания результатов непосредственного созерцания.
XIX век явил своеобразное противоречие в развитии комплекса наук: отделение их от философии и друг от друга и при этом поиски единой научной методологии. Гегелевское учение об истине явилось попыткой разре-шить это противоречие, построив всеобъемлющую систему философского знания/13/. С этой целью мыслитель стре-мится создать “научную систему философствования”, ибо систематизация и обоснование теории научного знания вообще невозможны, по мысли Гегеля, без система-тического изложения самой философии. Он исходит из кантовского учения об априорных формах мышления как конструктивном элементе знания, определяющем всеобщость и необходимость. Способ работы с этими категориями находится в центре его внимания. Характер подобной деятельности подразделяется Гегелем на два типа мышления: “разум и рассудок”. Рассудок при-знаётся мыслителем за ограниченный, его применение правомерно только до определённых пределов. Лишь разум “безусловен” и “бесконечен”. Мышление находится у самого себя, соотносится с самим собой и имеет пред-метом само себя. Отсюда формирование им собственного мысленного содержания, рождённого без участия внешнего источника, опыта или “созерцания”. Здесь видна преемственность по отношении к рационализму: “чистое мышление” как содержательная способность сознания. Поэтому идеи “интуитивного рассудка”, “интеллекту-альной интуиции” были развиты и Гегелем. Однако в от-личие от присущего рационализму их толкования как восприятия преднайденного содержания интуитивно задан-ного смысла Гегель понимает это как результат развития идеального содержания в ходе работы мысли. Идея реальна, она есть истинное бытие, адекватное понятие. Более того - и самое бытие истинно и реально лишь поскольку является идеей. Следовательно, постижение истины может быть непосредственным (интуитивным) лишь через снятие опосредования. Это возможно сделать, вос-принимая идею как понятие (“вначале идея только непо-средственна, иначе говоря, находится в своём поня-тии”). Целью этого сложного рассуждения является ответ на вопрос о начале всякого научного знания. Так как своей задачей мыслитель поставил превращение философии в собственно науку, закономерно неприятие им “кате-горических заверений внутреннего созерцания”, заим-ствование методов у других наук (вспомним матема-тическую интуицию Декарта). Интуитивная очевидность не может служить началом научного знания. Такой подход выразился и в терминологии: Гегель не использует термин интуиция и критикует авторов, употребляющих это понятие в теории познания (Канта, Фихте, Шеллинга). Скептицизм по отношению к этому феномену сознания, тем не менее, принёс пользу, имея в виду распространённое во все эпохи излишнее доверие к непосредственному знанию, интеллектуальной и чувственной очевидности .
Ретроспективный обзор взглядов на проблему был бы неполным без упоминания такой позиции, где роль интуитивного гипертрофирована. А.Шопенгауэр, “великий пессимист” и индивидуалист, может считаться предтечей интуитивизма. Согласно ему, основой сущего на Земле является Воля, чистое и первичное сознание, категория, являющаяся результатом творческого переосмысления кан-товской “вещи в себе”. Отличием является утверждение о потенциальной познаваемости Воли через интуицию . Гносеология Шопенгауэра строится на системе ан-тагонизмов(теория - практика, чувства - интеллект, рассудок - разум и т.д.), причём не в диалектическом единстве, а с явным предпочтением одной из крайностей. Наука отождествляется с софистикой, процессом рождения понятий друг из друга без познания сути вещей. Связь науки с практикой есть подчинённость Воле, а истина возможна лишь вне её господства, там, где нет понятия и логики. Поэтому постижение истины переносится в сфе-ру чистого восприятия, то есть в искусство. Отсюда отрицание необходимости доказательства, непосред-ственность объявляется основой ведущей формы познания - рассудка. Рассудку доступно всё, кроме интуитивного понимания “вещи в себе”. Интуитивное и разумное знание - антиподы, мышление берёт готовым то, что интуицией. Последняя создаёт как бы свой мир в каждом индиви-дууме. Важный момент: характеризуя интуицию как нечто имманентное гениальности, но не учёности, философ до-казывает скептическое отношение к науке, признавая в тоже время, что интуиции доступно только единичное, ближайшее, и добытое ею становится знанием лишь по мере превращения в абстракцию. Деля интуицию на чув-ственную и интеллектуальную, мыслитель видит их разли-чие лишь в глубине восприятия. Всё же эта форма позна-ния хотя и противопоставляется интеллекту, но остаётся у Шопенгауэра принадлежностью рассудка/19/. Интуити-висты (Лосский, Бергсон, Кроче) довели направление его мысли до логически закономерного положения о мистическом характере анализируемой категории. Инту-иция непознаваема, а понять её можно лишь... интуитивно - вот основная мысль приверженцев течения.
Такой подход к вопросу далёк от понимания интуиции как атрибута научного познания. А вот феноменологизм, предметом исследования сторонников которого явилось именно знание и познание (Э.Гуссерль), ставил вопрос именно об объективности науки. Тем не менее интуиция идеализируется и здесь. Гуссерль вводит новый тип созерцания - “идеирующую абстракцию”. Она сверхчув-ственна, абсолютна и не нуждается в аппарате умоза-ключений и доказательств. Интуитивизм претендовал на среднее положение между материализмом и идеализмом. На самом деле это и есть конструктивный подход, хотя и не в такой форме, как рассмотрено выше. А вот примирить Знание и Веру невозможно в принципе: последняя есть элемент не научного, а религиозного мировоззрения.
Автор не случайно не останавливается подробно на трактовке интуиции и предвидения с позиций марксистско-ленинской философии. Причин тому несколь-ко. Во-первых, отечественная гуманитарная наука весьма полно осветила именно этот взгляд на проблему. Во-вторых, он является, по мнению автора, наиболее кон-структивным и весьма чётко, хотя и кратко, сформу-лирован в определении, данном в начале главы. В-третьих, данная работа именно его подразумевает в ка-честве базового, вследствие чего именно такой взгляд в ходе её развивается и обретает конкретное приложение. Однако позиция Л.Фейербаха как наиболее последователь-ного материалиста, предшественника К.Маркса, заслу-живает упоминания. Постулируя единство субъекта и объекта, отдавая должное эмпирическому познанию, Фейербах отрицает самоочевидность и, следовательно, интуицию. Это явилось следствием радикального не-приятия агностицизма и идеализма. Однако главное поло-жение - неразделимость субъекта и объекта в процессе познания - есть несомненный атрибут диалектического подхода. Исходя из него, можно строить концепцию по-знания последовательно, без метафизических крайностей.
Часть 2. ВЗГЛЯДЫ НА ПРЕДВИДЕНИЕ И ИНТУИЦИЮ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОГО РАЗВИТИЯ НАУКИ.
Наступившее столетие именуется веком научно-тех-нической революции, и её достижения побуждают изме-няться философские категории. Значения общественно-политических изменений отрицать нельзя, но они имеют более поверхностный, преходящий характер. Основопола-гающими достижениями века представляются открытия в области физики, квантовой и релятивистской механики в частности. Переход к рассмотрению наукой таких вопросов, как устройство атомного ядра, поведение вещества в области сверхнизких и сверхвысоких темпе-ратур и давлений (плазма или вакуум), относительность размеров тел и промежутков времени при околосветовых скоростях в теории А.Эйнштейна - всё это неизбежно привело к новому взгляду на такие категории как прост-ранство и время, единичное, общее и всеобщее, необ-ходимость и случайность. Причинно-следственные соот-ношения (детерминизм) тоже становятся специфичными. С другой стороны, познание мыслящим субъектом самого се-бя перестаёт быть исключительной прерогативой филосо-фии, так как развитие получают психология и нейрофи-зиология. XX век поэтому своеобразно преломляет гносе-ологию и методологию. С одной стороны, главенствующую позицию заняла диалектика как инструмент философского познания. С другой - отвоёвываются у мистики незаслу-женно отданные ей понятия, такие как иррациональное восприятие или дуализм . К таким долго пребывавшим в арсенале сверхъестественного понятиям относится и предмет данной работы.
Где же находится место интуиции ? Проявляется ли это свойство интеллекта в большей степени при создании научной теории либо как элемент чувственного познания ведёт исследователя в хаосе эмпирического материала, отступая по мере кристаллизации фактов в теорию? “Причинная теория” восприятия, сформулированная Б.Расселом, переносит “центр тяжести” познания именно вовнутрь субъекта, процессы в котором и создают кар-тину мира самостоятельно, хотя и не без влияния реаль-ной действительности (репрезентационизм). Применитель-но к оценке познания в этом смысле возникает опасность своего рода порочного круга: субъект, пытающийся из-учать человеческое мышление в качестве объекта, ока-зывается, изучает собственную систему восприятий, даже если он желает сделать обобщение в отношение всех людей. Единственный гипотетический выход из ситуации - раздвоение личности или, лучше, её расщепление на множество элементов. Безусловно, пример репрезентаци-онистского взгляда на взаимоотношение субъекта и объекта исследования упомянут не с целью их критического анализа, что успешно сделано многими авторами /9,18/. Показательно одно из положений этой теории: процесс восприятия есть простое причинное воз-действие объекта на субъект, когда познание есть процесс причисления воспринимаемого к эталонной категории предметов, т.е. деятельность познания обла-дает нормативными чертами. Но ведь именно норматив-ность и осознанность меньше всего поддаются истолкова-нию и составляют тот самый феномен сознания, который с таким постоянством привлекает философов.
Позитивизм, стремясь свести познание к дискурсивной логике, вообще попытался очистить гносеологию от инту-иции. Это течение претендовало на роль истинной фило-софии в своём стремлении создать универсальный язык науки с целью обоснования данных естественных дис-циплин.Тем не менее полного отрицания интуиции при-верженцами школы не происходит (это означало бы воз-врат к сенсуализму Т.Гоббса). Р.Карнап допускает на-личие иррационального момента при возникновении от-крытия, признавая невозможность логического получения новых идей и отмечая существование “нерациональной интуиции или религиозного откровения.” К.Поппер /13/ относит проблему получения нового знания к области психологии. Отмечая, что работа экспериментатора носит теоретический характер (ибо он строит в уме теоре-тическую модель того, над чем экспериментирует),Поппер отмечает неслучайность предвидения (упоминая открытие Де Бройлем волнового характера частиц). Занимательна аналогия, к которой он прибегает, сравнивая процесс предвидения с выдвигаемым им там же принципом фальсификации теорий. Первое выступает как присяжные в суде, руководствующиеся соображениями морального по-рядка, второе подобно судье, использующему строгую юридическую логику (процесс намеренной фальсификации теории является логическим). Показателен и вывод об относительности объективного и абсолютности субъек-тивного: любая попытка абсолютизировать некие выводы ведёт исследователя к эгоцентризму. Для формирования объективного взгляда нужен релятивистский подход.
Итак, элемент предвосхищения всегда присутствует при создании теории. Но и экспериментатор, как видим, всегда проявляется как теоретик. Поэтому, безусловно, мы вправе солидаризоваться с теми из философов, кто относил интуицию в сферу разума (пользуясь тер-минологией Гегеля). В связи с упомянутыми открытиями в области физики показательно отношение к вопросу выда-ющихся физиков. А.Эйнштейн создал свою концепцию получения общих понятий. Критикуя положения Юма и Канта, великий физик постулирует наличие материально-го мира, независимого от познающего субъекта. Мир находится в каузальной гармонии, будучи упорядоченным происходящими в нём процессами. Идея, позволяющая под-няться над частным вопросом и перейти к общей теории, призвана быть парадоксальной, “безумной”, “сумас-шедшей”, по выражению Н.Бора. Эйнштейн именно интуицию называет предпосылкой первого этапа выведения общих понятий, когда в сознании поначалу возникает смутный ассоциативный ряд, предваряющий математические и ло-гические построения. Они необходимы в последующем для наполнения пока ещё неосязаемой структуры (чистого разума?) физическим смыслом и её экспериментальной проверки. Последовательность такова: физическая инту-иция, математическая и затем экспериментальная.
Итак, принадлежность интуиции разуму не вызывает сомнений . Но ещё более очевидна дискурсивность логи-ки, присущей разуму. Это противоречие представляется примером диалектической антиномии, когда два полюса составляют единое целое. Для пояснения обратимся к ма-тематической аналогии, что закономерно: и математика,и философия суть инструменты познания. В терминологии алгебры подразделяются рациональные, иррациональные и трансцендентные числа. Первые могут быть получены путём деления целых чисел друг на друга и показаны на реальных предметах (как дробная часть разделяемого це-лого). Вторые получаются путём применения к первым ал-гебраического выражения, к их понятию человек пришёл через абстрактное мышление. Третьи хотя и есть чистая абстракция и не могут быть получены из какого-либо выражения, но участвуют в математическом описании явлений и вещей, реально имеющих место в природе. Впрочем, есть ещё и комплексные числа с мнимой составляющей. Они как бы отображают некую реальность, непредставимую обыденным сознанием (назовём её вир-туальной). Равно и в разуме человека прослеживаются три уровня. Рациональный, наверное, можно соотнести с гегелевским понятием рассудка. Это тот уровень мыш-ления, когда рассуждение идёт по пути формальной ло-гики и может быть воспринято в том числе и обыденным сознанием. Второй уровень не означает отрицание рас-судка, но, включая его, характеризуется наличием неко-его элемента, который автор рискует назвать ирра-циональным. Почему? Потому что, несмотря на наличие множества формулировок и теорий, объясняющих интуицию, ни у кого из философов не возникла идея создать ал-горитм её действия. Однако как в математике за ирра-циональными числами не значится каких-либо мистических свойств, так и интуитивное знание (но уже не как не-посредственное владение истиной, а как её предчувствие вроде свежего ветра перед грозой) является равно-правной частью процесса познания, согласно Эйнштейну. Заметим, что великий физик предполагал и появление ин-туиции исторической, при помощи которой можно проникнуть в тайны действия самого интуитивного меха-низма. Термин же трансцендентность встречается весьма многократно начиная от теологов и схоластов средне-вековья до гносеологии Канта. Разумеется, в нашей аналогии трактовка термина современниками Фауста не представляет интереса. Кант в своём трансцендентальном методе предполагает, упрощённо говоря, существовании неопределённого нечто, которое может воплотиться в знание в ходе познания, причём это нечто лежит внутри субъекта. Но ведь внутри живого существа действительно находится гигантская информация, накопленная в ходе его эволюции. Это его ДНК. Почему бы по аналогии не предположить наличие в каждом из человеческих существ некоей информационной структуры? Далее развивать эту аналогию было бы слишком рискованно, хотя и заманчиво. Это всего лишь красивая гипотеза. Но, если на мгно-вение предположить её справедливость, можно объяснить возникновение ЗНАНИЯ, воспринимавшегося людьми как божественное откровение . Отличие научного подхода от оккультно-эзотерического в том и заключается, что по-добная “сумасшедшая” идея не мистифицируется, а под-вергается критическому анализу как любая гипотеза вообще.
Среди безбрежного океана научного знания автору наиболее близки науки, изучающие атмосферу. Эмпири-ческие исследования этой оболочки, в которой проходит жизнь человека, начались два с лишним века назад, но комплекс дисциплин, связанных с нею, вырос лишь в текущем столетии. Поскольку метеорология является специфической областью физики, то к ней весьма близки и философские рассуждения Эйнштейна по поводу познания вообще. С одной стороны, термодинамические процессы в воздухе, включающие фазовые переходы воды, всевозмож-ные превращения энергии происходят на атомарном и мо-лекулярном уровне. С другой стороны, очевиден гло-бальный масштаб этих процессов.
Но особо привлекает внимание такая черта, как причинно-следственные связи между явлениями. Здесь отметим лишь, что классический детерминизм заменяется вероятностной оценкой (подробнее об этом в следующей главе).
Часть 3. Особенности наук об атмосфере вследствие их устремлённости к созданию прогноза.
Известно, что наука, знание вообще проходит три стадии, на что впервые указывали ещё древнекитайские философы. Более чётко это сформулировано в известной фразе В.И.Ленина: “От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике”/10/. Что значит практика применительно к наукам о природе? Конечно, человек может приспосабливать природные объекты ко своим нуждам и даже создавать новые. Но как в этом случае поведёт себя созданное? Как изменится окружающая рукотворный объект среда? Это необходимо предсказать. А учитывая то, что огромное больщинство природных процессов не контролируются человеком, что влияние их не ослабевает, а, напротив, усиливается с увеличением активности его деятельности, становится очевидно, что главнейшим практическим приложением практики является прогноз.
Предметом нашего обсуждения является комплекс наук об атмосфере. Однако тема столь актуальна, что нелишним будет упомянуть и о важности прогноза процес-сов, протекающих в обществе. Такой прогноз есть задача общественных наук. Но главный мотив, лежащий в основе обращения к прогнозированию, тот же, что и в при-менении к природным процессам. Обществом, конечно, можно руководить, но до определённого предела. Даже жёсткая властная структура не может осуществлять тотальный контроль над происходящим в обществе, как показывает история. Ещё ниже этот предел тогда, когда ставится задача движения к гуманизму и свободе. Но даже и максимально демократичная власть должна иметь как можно более чёткое представление о последствиях своих действий.
Заслуживает внимания и взаимодействие общества, цивилизации с природной средой. Деградирующие мораль-ные устои и последовавший за этим потребительский бум, взрывоподобное развитие промышленности. Нестабильность межгосударственных отношений, локальные войны и опять-таки неконтролируемый рост военного производства . Бедные страны, которые не в состоянии изыскать средства на природоохранные мероприятия. Вот лишь несколько наугад взятых проблем из серии “природа и общество”. Ноосфера, существование которой пред-положено Вернадским в виде красивой гипотезы, реально проявляет себя как целое и может являться предметом исследования, а её поведение - прогнозироваться.
Итак, перед метеорологией ставится задача пред-сказать поведение атмосферы как реального объекта. Однако исследователь имеет дело с тем, что познаёт, опосредованно. Объект обладает определённой дуали-стичностью, выступая и в качестве эмпирического, и в образе идеализированного теоретического. Но, согласившись с тем, что и деятельность эксперимента-тора носит теоретический характер, ибо он уже имеет в сознании модель, образ того, ожидаемого, что должен получить в ходе опыта, мы должны заключить, что и процедура прогноза будет деятельностью теоретической, хотя и является практическим приложением науки, и сама вызвана к жизни нуждами практики.
Изучать любую субстанцию следует исходя из зако-нов, которым она подчиняется (кажущийся парадокс, при-сутствующий в этой фразе, легко преодолевается, если заметить, что познание происходит не с нуля). При-менительно к атмосфере это означает, что ещё один вид дуализма, теперь уже физического, проявляется в при-надлежности её и к микро-, и к макромиру одновременно. Это не просто констатация факта: хотя сказанное харак-терно для всех физических тел, но не всегда данное свойство имеет практическое значение при исследовании поведения предметов (как, например, при описании меха-нического движения). Поведение воздуха тоже опре-деляется законами механики как макроскопического тела. Но, кроме того, будучи газом, он участвует в термо-динамических процессах.
Термодинамический аспект поведения атмосферы осо-бенно интересен. Рассмотрим его с философской позиции. Прежде всего, здесь возникает проблема наблюдаемых и ненаблюдаемых объектов /9/. Именно этот вопрос стал поводом критики в адрес феноменологической эписте-миологии Э.Гуссерля, утверждавшей о реальности только непосредственно наблюдаемого. В связи с бурным раз-витием науки такая позиция воспринимается, по крайней мере, как методологическая наивность. Показательна по-зиция по этому поводу А.Эйнштейна, поскольку именно микромир был сферой приложения его деятельности: “С принципиальной точки зрения абсолютно неверно, что теория должна основываться лишь на наблюдаемых величинах. В действительности...наоборот. Лишь теория утверждает, что можно наблюдать.” В самом деле, именно наши теоретические представления указывают нам на-правление эмпирического исследования. Несколько опере-жая дальнейший ход рассуждений, можно проиллюстри-ровать это высказывание примером из истории дометео-рологических наблюдений за погодой, когда первые попытки её предсказания терпели неудачу, основываясь лишь на разрозненных наблюдениях (первым предпринял такую попытку капитан известного корабля “Beagle”). Возвращаясь к высказыванию великого теореетика, нельзя не согласиться с тем, что микрочастицы являются объектами принципиально ненаблюдаемыми непосредствен-но, так как происходящие в них процессы не могут ока-зывать непосредственного влияния на человеческие органы чувств. И опять прослеживается проявление двойственности, теперь уже субъекта исследования: учё-ный остаётся, будучи всё же человеком, носителем и обыденного сознания с сопутствующим ему восприятием. Они не вытесняются научными, как то полагает, к при-меру, П.Фейерабенд/17/. Позитивисты уходят здесь в другую, по сравнению с феноменологистами, крайность.
Ещё одна возможная методологическая ошибка - попытка сведения процедуры построения научных концеп-ций к совокупности лабораторных операций (операциона-лизм)/8/. Может возникнуть иллюзия (если последов-ательно придерживаться операционалистской доктрины), что при накоплении достаточного материала задача про-гноза решится сама собою. Если опять-таки обратиться к попыткам предвидения погоды в дометеорологические вре-мена, то это вроде бы подтверждается успешными её предсказаниями по местным признакам наблюдательными жителями той или иной местности (что, конечно же, яв-ляется реализацией на обыденном уровне статистического метода прогноза). Однако весь ценный опыт оказывается не применимым к другой местности. Как, впрочем, очень нерезультативно и невыгодно механическое накопление статистики вне её применения к конкретной теории (чем на самом деле всерьёз никто не занимается).
При анализе вышепреведённых рассуждений может показаться, что автор неоправданно смешивает два разных уровня познания, научный и обыденный. Это отнюдь не так. Самое время заметить, что целью методологии науки является, помимо прочего, изучить взаимодействие субъекта и объекта именно ради успеха самой науки, в данном случае с целью более успешного прогноза. Но если мы,познавая мир, вынужденно конструируем в сознании идеализированный объект, то никак, занимаясь методологией, не имеем права помещать на место исследователя некий “идеализироанный субъ-ект”. Делать этого нельзя не только потому, что всякая идеализация предполагает формализацию, а попытки со-здать алгоритм творчества неизменно терпели неудачу. Но стремление лишить субъект имманентного ему Нечто, составляющего предмет настоящей работы, как это склонны делать позитивисты, ведёт к результату, про-тивоположному, чем тот, которого необходимо дости-гнуть. Вместо облегчения научного творчества происхо-дит его выхолащивание.
Ещё один аспект, мимо которого нельзя пройти при рассмотрении свойств микромира - категории необ-ходимости и случайности. В трудах физиков в конце прошлого века неоднократно высказывалась мысль, что классический детерминизм неприменим к явлениям, при-сущим микромиру. К примеру, Больцман и Максвелл сфор-мулировали этот вывод применительно к газам, переход которых от одних параметров к другим носит стати-стический характер. Поэтому дисциплину, занимающуюся изучением поведения ансамбля микрочастиц, именуют статистической механикой. Оказывается, что переход газообразного тела от одного состояния к другому не определяется однозначно его предыдущим состоянием, а характеризуется определённой вероятностью. Но эта ве-роятность настолько велика, что при эмпирическом из-учении газов (Бойль, Мариотт, Клапейрон) процессы в них представлялись чётко детерминированнными, а обна-руженные эмпирически законы сложились в стройную тео-рию. Отклонения поведения отдельных частиц, то есть наличие молекул ,положение которых описывается малой вероятностью, незаметно из-за преобладания в ансамбле молекул “правильных”. Тем не менее, классическая концепция причинности должна быть заменена здесь веро-ятностными соотношениями. В физике атмосферы особенено показательно в этом отношении рассмотрение процессов, приводящих к образованию облаков и выпадению из них осадков, что имеет прямое отношение к прогнозу. Вода облачных капель и кристаллов пребывает в так назы-ваемых метастабильных состояниях (переохлаждение и т.п.), которые могут сохраняться длительный период времени. Теория требует перехода системы к стабильному состоянию, и он происходит, но промежуток времени, проходящий от возникновения состояния до выхода из него, есть величина случайная. Аналогичное явление имеет место и тогда, когда мы обратимся к другой из упомянутых “сущностей” атмосферы - поведения её ги-гантских вихрей, не просто макроскопических, но гло-бальных образований. Циклон возникает, как правило, на границе раздела тёплого и холодного воздуха, назы-ваемой фронтом. Эти границы имеют протяжённость многие сотни и тысячи километров, но зарождение циклона про-исходит в конкретном месте тоже с определённой вероятностью.
Известен следующий взгляд на суть случайности: таковая есть порождение недостаточного знания законов природы. В случае абсолютного знания места случайности не было бы. А.Пуанкаре называл случайность мерой на-шего невежества. В одних случаях это следствие по-стулирования полной детерминированности (Лаплас),что в конечном счёте приводит к понятию Бога в той или иной форме. В других - различные формы механицизма. Впро-чем, согласие с положением об “исчезновении” слу-чайности в случае наступления Абсолютного Знания ничем не грозит этой категории. Ибо самая безобидная для науки угроза - Абсоютное Знание.
Но если не использовать ироническую аргументацию, следует признать меру нашей неосведомлённости о том, какая мера случайности является неустранимой.В качест-ве косвенного свидетельства наличия какой-то её доли в атмосферных процессах можно привести следующий факт, взятый из реальной практики прогноза. Современная техника довольно успешно справляется с задачей пред-вычисления поля давления воздуха. При этом ЭВМ успешно реализует созданную человеком теорию, будучи свободной от слабостей человеческого интеллекта. По составленной ею прогностической карте можно довольно точно пред-сказать продвижение атмосферных образований. Техника не может пока справиться только с одной, но очень важ-ной частью задачи, а именно - предсказанием появления нового синоптического объекта. Вместе с тем, имеющий карту опытный синоптик более удачно осуществляет это предсказание. Разница далеко выходит за пределы погре-шности подсчёта. По различным данным, предвычислить удаётся примерно 20% случаев, а прогнозист улавливает более половины. Нет необходимости доказывать специаль-но, что вооружённые одной и той же теорией человек и машина находятся в неравных условиях: преимущество последней бесспорно. И если с лишь одной частью задачи лучше справляется человеческий интеллект (вспомним, именно эта часть её имеет “случайный” характер), следовательно, какая-то составляющая не учтена в этой части теории. Таким образом, сама практика подводит нас здесь к понятию интуитивного знания.
Говоря собственно о процедуре прогноза, необходимо вновь вернуться к вопросу о детерминированности. Про-гноз есть знание будущего, попытка получения которого осуществляется в настоящем путём апелляции к прошлому. Таким образом, нельзя обойти здесь категорию времени. Весьма интересно трактует вопрос о времени и его направлении в приложених к различным сторонам существования материи, формой которого оно является, Г.Рейхенбах/14/. Взгляды Рейхенбаха, которого относят к неопозитивистам, показательны не только потому, что учёный подходит к вопросу с позиций более физика, чем философа, и притом проводит настолько корректные, ло-гически обоснованные рассуждения, вполне согласующиеся с диалектикой, что помещённая в виде послесловия по-пытка его критики с диалектических же позиций выгля-дит несостоятельной. Кроме того, в работе анализируют-ся взгляды на категорию времени, носители которых на-зывают интуицию единственным способом его восприятия. Такой подход справедливо критикуется Рейхенбахом, ибо при всей важности интуитивного восприятия абсолюти-зация его, как это делает, к примеру, А.Бергсон, есть элемент метафизики. Преувеличение и отрицание роли че-го-либо суть две метафизические крайности. Что же ка-сается возможных выводов о детерминированности будуще-го, то вопрос остаётся открытым, хотя попытка оценить реализацию предстоящих событий с помощью законов веро-ятности предпринята на высоком уровне.
Ещё один род трудностей присутствует на всех этапах исследования атмосферы :при построении теории, сборе эмпирических данных, наконец, применении теории к прогнозу. Они относятся к самой элементарной фор-мальной логике. Выделим две из них. Во-первых, не всегда удаётся чётко распределить термин, то есть так сформулировать понятие, чтобы оно однозначно ограни-чивало класс объектов. Во-вторых, возникают сложности при установлении тождества. Это опять-таки присуще многим областям познания, но данное замечание важно именно из-за своей элементарности.
Итак, если ранее анализировалось место интуиции на стадиях “созерцания” (в первом приближении соотносимой с эмпирическим познанием и преддверием возникновения теории) и абстрактно-теоретической деятельности. Оче-видно, что далее следует сделать вывод о месте рас-сматриваемых категорий теперь уже на стадии прогноза. Следует постараться избежать возможной терминологиче-ской путаницы. Несмотря на то, что слово предвидение является почти “калькой” греческого “прогноз”, за этими понятиями в современной терминологии стоит раз-ный смысл. Прогноз есть высказывание научно обосно-ванного предположения о характере развития тех или иных процессов и состоянии какой-либо природной сис-темы спустя некоторый промежуток времени после его со-ставления, называемый заблаговременностью. Под пред-видением, как и под интуицией, понимается некая со-ставляющая мышления, прямо или косвенно оказывающая влияние и на ход прогноза. Причём под процессами и системами в данном случае могут пониматься не только природные.
В естественных науках традиционно сосуществуют два принципиально различных подхода к получению прогноза.
Динамический подход использует существующую на момент реализации прогноза теорию, сформулированные в ней представления о физической сути явлений. На основе теории создаётся модель, позволяющая расчитать прог-нозируемые величины путём использования других, изме-рение которых доступно. Применительно к атмосфере это синоптический метод и различные пути его реализации.
Статистический подход основан на установлении свя-зей между заданными величинами (предикторами) и про-гнозируемыми (предиктантами). Разработаны различные процедуры для отбора предикторов, которые затем вклю-чаются в так называемые уравнения регрессии.
Выше сказано, что эти подходы сосуществуют. В кон-кретной методике (это понятие более узкое, нежели ме-тод) они могут сочетаться. Мы можем это видеть на при-мере методики, которая иногда используется в долго-срочном прогнозировании: из архива извлекаются раз-личные случаи, и подбирается тот, что наиболее походит на ситуацию, сложившуюся к анаизируемому моменту (этот способ может также служить иллюстрацией к замечанию о невозможности установления абсолютного тождества). При этом предполагается, что ситуация будет развиваться подобно той, которая наблюдалась в примере, избранном в качестве аналога.
Итак, каждый из подходов сталкивается с определёнными трудностями в ходе реализации. Для нас особый интерес представлял бы некий третий подход, что сочетал бы достоинства этих двух и явился бы их обобщением. Исследования в области естественных наук, ставящих прогноз своей задачей, привели к рождению такого метода, именуемого стохастическим. Это следст-вие выхода прогнозирования на более высокий уровень. Динамический и статистический подходы выступают как частные его случаи и не отвергаются им. Пока он более привлёк внимание исследователей гидросферы /7/.
Интересно будет заметить, что вышеупомянутая про-цедура выявления вновь зарождающихся циклонов, осуще-ствляемая синоптиком с использованием карты, тоже ис-пользует оба подхода сразу, хотя и интуитивно (это ещё, разумеется, не стохастический метод, хотя и неявное преддверие его). Но самая ошеломляющая находка сделана учёными, использовавшими корректные физико-математические процедуры уже для реализации стохастического метода. Ими предположено существование некоей составляющей, которая никак не объясняется фи-зической сутью процесса и потому может быть названа иррациональной. Но разве не та же составляющая позво-ляет исследователю интуитивно делать выводы в ука-занном выше примере? Она никоим образом не подменяет и не вытесняет рациональное, но дополняет его, коррек-тирует его выводы. Отсюда вытекают логически преиму-щества стохастического метода и те перспективы, кото-рые сулит его использование. В первом приближении можно считать электронный интеллект, вооружённый этим методом, обладающим неким подобием интуиции.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
На протяжении всей истории философской науки делались попытки определить положение интуитивного в поле сознания. В данной работе возможно было сделать лишь краткий обзор взглядов на проблему. Но основной задачей, как представляется автору, являлся всё же не столько ретроспективный анализ эволюции этих взгля-дов, сколько попытка взглянуть на проблему с позиции представителя прикладной отрасли.
Дадим формулировку ключевым понятиям, поскольку она вытекает из самого характера изложения всего, относящегося к вопросу.
Под интуицией следует понимать свойство сознания, позволяющее последнему выход за пределы существующих теоретических представлений, практического опыта и формально-логического способа размышления. Выступает в качестве иррациональной составляющей, не могущей дей-ствовать и не имеющей смысла вне целостной структуры сознания, в отрыве от теоретических знаний, опыта и рационального мышления субъекта.
Как можно видеть, это определение не повторяет ка-ноническое, хотя и имеет с ним много общего. В своей структуре формулировка как бы содержит парадокс или даже противоречие. Вместе с тем представляется, что определение интуиции как непосредственного знания, ле-жащее в основе всех рассуждений по этому поводу, от-даёт это понятие как бы на откуп мистицизму уже по самой своей форме. Это особенно неприятно для при-надлежащего к естественным наукам.
Предвидение - процесс предвосхищения знания, когда исследователь (субъект) устанавливает в своём созна-нии направление теоретического исследования (или, как частный случай, предстоящие изменения в эмпирическом объекте), опережая при этом нормальный, характерный ход рассуждения (исследования). Предвидение осущест-вляется благодаря работе всего сознания как целостной структуры (куда в качестве слагаемого входит и интуи-ция).
Данные формулировки не претендуют на академическую строгость, законченность. Тем не менее, очевидна прак-тическая необходимость обращения к вопросу. Никто ныне не будет отрицать важности научного прогноза, заин-тересованности общества в его успехе. При этом рас-смотренная проблема, как показано, является важной в методологическом обосновании прогноза как процесса. В ходе рассуждения в основном шла речь о структуре и ра-боте сознания субъекта применительно к предмету обсуж-дения, причём методологические задачи как часть обще-философских ставятся ходом развития естественных наук. В связи с этим, уже помимо рассмотрения основного вопроса, возникает стремление задуматься о возможном размывании границы между науками естественными и гума-нитарными. Думается, это не является иллюзией. В диа-лектике принято уподоблять ход развития мироздания спирали. Естественные науки отделились от философии вскоре после наступления Нового Времени. Сейчас человечество начинает ощущать себя частью ноосферы, и гуманитарные аспекты естественных наук проявляются за-частую неожиданно для самого научного мира.