Аннотация: Андрей Соловьев в авторской рубрике Александра Беляева zeitgeist.
Думать как рыба
Андрей Соловьев об импровизационном авангарде и таганском мясокомбинате как школе джаза
В авторской рубрике Александра Беляева zeitgeist - трубач, философ, автор пьес и участник культовой группы 'Вежливый отказ' Андрей Соловьев рассказывает, как в нем уживаются музыкант и писатель, а также об импровизационном авангарде и таганском мясокомбинате как школе джаза.
Как из музыканта получается писатель
В конце 1970-х годов я начал писать: и на джазовые темы, и на совсем далекие от музыки. Я тогда учился в МГУ на философском факультете. Мы с Игорем Косолобенковым делали самиздатовский журнал 'Панорама'. Это было время потрясающих авторов: 'Моцарт и фокстрот' Леонида Переверзева, 'Черная музыка, белая свобода' Ефима Барбана - от этих текстов дух захватывало, в них музыка открывалась как неожиданный и глубокий мир. Очень хотелось сделать что-то похожее: мне казалось, чтомузыка и размышление о ней очень логично дополняют друг друга. Не все даже в редакции 'Панорамы' меня поддерживали. В те времена в джазовой среде 'технари' еще преобладали над гуманитариями. Им философия музыки была непонятна и не нужна, они больше ценили информацию, точные сведения о музыкантах, пластинках и текущих событиях.
Почему музыканты ненавидят писать
Вообще-то большинство людей, не только музыканты, плохо формулируют свои мысли - и письменно, и устно. Среди музыкантов хватает прекрасных авторов. Андрей Товмасян писал прекрасные стихи и пронзительные мемуары, Алексей Круглов - виртуоз слова, Владимир Давыдов придумал сотни стихотворений-омонимов.
О своих пьесах
У нас в семье к театру относятся с большим вниманием. Моя жена Оксана работала в театре Маяковского и по-настоящему знает этот мир, следит за театральными событиями. Отчасти с ее подачи я открыл для себя 'новую драму', читал Курочкина, Пресняковых, Вырыпаева. И как-то сам подошел к тому, чтобы начать писать. Обе мои первые вещи 'выстрелили' на престижных драматургических конкурсах ('Евразия' и 'Человек'). Мне, как человеку из мира музыки, как-то более понятна судьба текста, который не только существует на бумаге, но и обретает вторую жизнь на сцене. Практически во всех моих пьесах музыка - равноправный персонаж.
'Афиша' и рубрика 'Джаз с Андреем Соловьевым'
Когда Илья Ценциппер предложил мне рубрику в 'Афише', я даже не воспринимал это как джазовую работу. 'Афиша' начала нулевых была каким-то особым изданием, где каждый вел свою тему - кино, театр, опера, спорт и так далее - но в то же время все двигались в одном направлении и писали о чем-то большем. Это был манифест времени, рупор идеологии креативного класса. Работать было непросто. Я для каждого сюжета искал какой-то интересный неожиданный ракурс, музыканты порой обижались, конечно, но при этом понимали, что лучшей площадки, чем 'Афиша', для продвижения просто не существует. Иногда Юрий Сапрыкин, в то время мой непосредственный начальник в редакции, вдруг заворачивал какой-нибудь удачный с моей точки зрения текст или просил его переделать. Помню, я взял неплохое интервью у Чика Кориа, а оно не пошло в номер (позднее я, конечно, пристроил его в не менее популярный тогда 'Огонек'). Но в целом, конечно, 'Афиша' целиком изменила мои представления о том, как и что следует писать.
О музыкальной критике
Она важна. Мало просто хорошо играть - нужно, чтобы слушатель уловил в музыке нечто большее, чем звуки. Если критики и исследователи джаза не подскажут аудитории, о чем поют и играют люди на сцене, уровень понимания и интерпретации происходящего едва ли высоко поднимется над нулевой отметкой.
Музыкальная критика, журналистика и эссеистика мне интересны только тогда, когда за текстом стоит продуманная и взвешенная концепция. Это не обязательно монументальные фолианты, как у Адорно, Швейцера или Асафьева, которые читать безумно интересно, но непросто. Это и совсем небольшие статьи, где каждое слово нанизано на единый смысловой стержень. В юности в журнале 'Ровесник' я прочитал очерк Леонида Переверзева о том, как Луи Армстронг и Кинг Оливер импровизировали, обмениваясь короткими острыми фразами: прежде чем взять очередную ноту, каждый успевал показать партнеру, беззвучно нажимая клапаны своей трубы, каким будет следующий ход их джазовой дуэли. Я понятия не имел тогда ни об этих музыкантах, ни о духовых инструментах, но вдруг остро почувствовал, что буду несчастен, если в моей жизни не случится чего-то подобного.
Джаз и маркетинг
В последнее время я с большим интересом пытаюсь применить к исследованию джаза и пограничной с ним музыки методы и технологии маркетинга. Там речь идет о коммуникации с аудиторией, о глубоком понимании той социальной ниши, в которой находится и развивается то или иное музыкальное направление. И смысл здесь не в том, чтобы подороже продать музыку - хотя эта тема в современном мире все более актуальна - но о том, чтобы понять различия и сходство разных направлений и феноменов, рассматривая их с точки зрения контакта с аудиторией. А еще лучше - не брать музыку саму по себе изнутри, а обратиться к ней с позиции слушателя, потребителя, отягощенного своим собственным уникальным опытом. Новозеландские маори говорят: 'Если хочешь поймать рыбу, научись думать как она'.
О джазовом образовании
Я начинал играть на трубе в духовом оркестре мясокомбината на Таганке. Вы будете смеяться, но это был очень любопытный коллектив, настоящая семья талантливых музыкантов, хоть и далеких от джаза. В Интернете у них до сих пор поддерживается очень симпатичный сайт, хотя оркестр уже давно не существует. Потом был Колледж Импровизации. Но больше всего я узнал, общаясь со своими коллегами и друзьями-музыкантами. Игорь Григорьев, Владимир Чекасин, Марк Пекарский - каждая встреча с ними открывала какие-нибудь секреты музыки. Непосредственно по классу трубы я занимался у выдающегося трубача и аранжировщика Владимира Василевского. Борис Кузнецов помог мне в нужный момент преодолеть кризис, открыв тайны постановки мундштука, работы амбушюра и правильного дыхания. Брал консультации у известного педагога, профессора Анатолия Ян-Борисова, с которым меня познакомил Аркадий Шилклопер.
Кто самый крутой трубач в современном джазе
Здесь едва ли можно дать однозначный ответ: для некоторых и Майлз Дэйвис не крутой, поскольку многие молодые трубачи играют намного быстрее и техничней и легко берут заоблачно высокие ноты. Мне больше интересна не техника, а мысль и оригинальный почерк трубача. Всегда с интересом слушаю великих Лестера Боуи и Дона Черри. Недавно открыл для себя незаслуженно забытого Алана Шортера, брата саксофониста Уэйна Шортера. На нашей сцене, конечно же, Вячеслав Гайворонский заметно опережает коллег по цеху, как молодых, так и опытных. За океаном можно отметить таких мастеров, как Стивен Бернстайн и Питер Эванс, Тейлор Хо Байнем и Рон Майлз, в Европе особое место занимают норвежцы Арве Хенрикссен и Нильс Петер Мольвер. Я в меру сил слежу за их творчеством и всегда с интересом анализирую их новые работы.
Куда движется импровизационная музыка
Мне очень нравится то, что происходит в Москве: усилиями молодых музыкантов здесь сложилась очень интересная импровизационная среда. Ее своеобразной штаб-квартирой я бы назвал независимый рекорд-лейбл 'Топот'. Мне, во всяком случае, гораздо интересней общаться с этими молодыми энтузиастами, чем с представителями 'старой гвардии' импровизационного сообщества. И вообще, в наше время, перед перестройкой и позже, такого подъема и бескорыстного интереса к новой музыке не было. Что касается ситуации в целом, то она не радует. Сейчас музыка особенно никуда не движется. Импровизационная в том числе. Новый джаз начал свой путь со смелого творчества, а заканчивает с осторожностью и неприятием риска. Авангардисты утратили былую отвагу и теперь делают ставку на прошлый опыт, а не на будущие возможности. На смену движению пришла неподвижность, стремление снова и снова повторять то, что однажды принесло успех. Это усугубляется тем, что интересы аудитории сегодня сфокусированы не в сфере музыки, а, скорее, в каких-то других креативных сегментах. До музыки сегодня, грубо говоря, мало кому есть дело. И сами музыканты эту ситуацию едва ли возьмут под контроль.