Соловьев Антон Владимирович. Переверни доску

Переверни доску

(из цикла "Злая сказка")

(рассказ)

"Здесь играют в шахматы! Весь этот мир - шахматы (если только, конечно, это можно назвать миром). Это одна большая-пребольшая партия. Ой, как интересно! И как бы мне хотелось, чтобы меня приняли в игру! Я даже согласна быть Пешкой, только бы меня взяли... Хотя, конечно, больше всего бы мне хотелось быть королевой!"

Льюис Кэрролл "Алиса в Зазеркалье"

Он любил город. Нет, не этот город, в котором он сейчас остановился. Он просто любил город, как совокупность людей, их мыслей, чувств и желаний. Ему нравилось смотреть на жилые дома, магазины и рестораны, нравилось бродить по улицам и проспектам. И каждый город был другим, но в то же время это был один и тот же город. В каждом городе незримо ощущался прообраз того, самого первого города, который в незапамятные времена построили люди где-то на пересечении торговых путей.

Андрей посмотрел в окно. Вид из окна гостиницы нельзя было назвать живописным: бетон, асфальт, стекла, многоликая толпа, спешащая по своим делам, гул машин. И иногда ему казалось, что город похож на нечто хаотичное, совершенно не имеющее никакой системы. Но это было не так.

Все в этом мире подчинялось своим законам, все было для чего-нибудь нужно. Он не верил в это, он это знал. И тот, кто поймет эти законы, тот и станет одним из хозяев этой жизни. Впрочем, сам процесс познания законов мироздания может приносить радость. Потому, что законов этих было великое множество. Они переплетались друг с другом, один следовал из другого. Но так же как в огромном, шумном, казалось бы, безумном городе в системе законов мироздания была своя иерархия и свой порядок.

Здесь были свои пешки, ладьи, короли, ферзи. Все это напоминало ему огромную шахматную партию. Вообще, чем чаще он задумывался о мироздании, тем все более ясно представлялся ему мир в виде огромной шахматной доски, где на разных уровнях бытия ведется бесконечная игра, конца которой многие из участвующих в ней фигур не увидят. Но несмотря на то, что Андрей во всем привык видеть, то, чему он посвятил большую часть своей жизни, он был человеком довольно приземленным и своими рассуждениями о природе мироздания практически ни с кем не делился. Разве, что своей шахматной доске он мог доверить их. Но она всегда молчала, и лишь легкий стук переставляемых его рукою фигур говорил ему о том, что она слушает и некоторые из его мыслей ей интересны.

Андрей отошел от окна, присел за стол и взял в руки уже успевшую немного остыть чашку с чаем. На столе стоял включенный ноутбук. Еще на столе стояла шахматная доска. Очень простенькая, фигуры безо всяких изысков. Это была первая и единственная доска Андрея. И ни на какую другую он менять ее не собирался. Даже, несмотря на то, что она была довольно громоздкой, он всегда возил ее с собой. Фигуры были расставлены, экран приветливо светился, приглашая Андрея погрузиться в омут глобальной сети. Зазвонил телефон. Андрей достал мобильник и ответил.

-- Уже встал? - раздался знакомый, чуть хрипловатый голос отца.

-- Давно, - Андрей улыбнулся, хотя его собеседник не мог увидеть этого.

-- Тебе надо сейчас больше спать. Ты же не железный, переезды, турниры. Да и вообще тебе надо больше отдыхать. Успел вчера прогуляться по городу?

-- Нет, рейс задержали. Я даже не ужинал, спать сразу пошел. Ты же знаешь, я люблю рано вставать.

-- Знаю. Волнуешься?

-- Да нет, - пожал плечами Андрей, - Я человек не гордый. Если я снова не стану чемпионом мира, то как-нибудь это переживу. Потому что будет еще один год. Да и партий еще много. Ведь даже, если какая-то из них в точности повторяет уже когда-то сыгранную, то это все равно другая партия. Это как с женщиной.

-- Что-то тебя опять потянуло на философию, - усмехнулся отец. - Ладно, не буду тебе мешать, собирайся с мыслями. И ложись пораньше, не сиди до глубокой ночи у доски и у этой чертовой машины.

-- Ты же знаешь, что я давно уже не могу жить ни без одного, ни без другого.

-- Знаю. Удачи тебе завтра! Позвони, когда все закончится, чтобы я хоть не дергался.

-- А ты просто не дергайся. Чемпионом нельзя быть вечно. Всегда найдется кто-то, кто вполне может оказаться на этот раз гораздо сильнее. Но только на этот раз. Самое великое искусства гроссмейстера заключается в том, чтобы даже свое поражение обратить в победу.

-- Нет, тебе точно надо было стать философом.

-- Еще не поздно. Но мне пока нравятся шахматы.

После разговора с отцом, Андрей достал из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и закурил. Отец всегда звонил ему за день до начала турнира. Это уже стало традицией. И Андрею она нравилась. Чтобы кто ни говорил, но поддержка близких всегда приятна. Даже властелину миру нужен хоть кто-то, кто просто мог бы его выслушать. Что же говорить о простом чемпионе мира по шахматам? И это в какие-то двадцать пять лет.

Что такое четверть века? Это просто миг, миг по сравнению с шахматной партией, где за какие-то несколько часов для него проходят века. Ведь каждый раз он не играл, он жил игрой, и игра жила в нем. И он умирал за каждую фигуру, а они все были для него живыми. Может быть именно по этому он все чаще и чаще приходил к мысли о том, что весь этот большой, яркий и огромный мир всего лишь огромная партия в шахматы. И почти с самой первой своей шахматной партии ему казалось, что он прав, хотя никаких доказательств у него не было.

Докурив сигарету, Андрей сел поближе к компьютеру. Ему была необходима встряска перед завтрашней игрой. В сети было множество сайтов, посвященных шахматам. При желании можно было даже сразиться с кем-нибудь. Но Андрей любил играть, смотря в глаза сопернику. В сети же он изучал многочисленные вариации партий как сыгранных еще вчера, так и пол века назад и ради истории внесенных в мировую историю шахмат.

Самое больше удовольствие доставляло ему доиграть партию, где казалось бы практически известен исход. Он становился на сторону обреченного на поражение и выигрывал. Это было любопытно. И каждый раз, ведя внутренний спор с собой, он говорил: "Беспроигрышных ситуаций не бывает. Почти. Если не победа, то хотя бы ничья".

Подходящая партия отыскалась довольно быстро. Несколько минут и длинные тонкие пальцы Андрея расставили фигуры в точном соответствии с тем, что показывал экран компьютера. Андрей еще раз бросил беглый взгляд на доску, затем на экран компьютера. Все было правильно. Он поближе пододвинул к себе доску. Если начать играть белыми, то через несколько ходов можно было поставить черным мат. Причем сделать это можно было как минимум тремя совершенно разными способами. Но Андрею это было не интересно. И он просто перевернул доску.

Это напоминало шаманство. Только вместо ритмичного стука огромного бубна и удушливого чада наркотических курений была обычная деревянная доска. Но его руки, переставляющие фигуры, словно бы плели страшные, не подвластные уму непосвященного заклинания. И если шаман общался с миром духов, то Андрей говорил со своими фигурами. И ему не нужны были никакие дурманящие вещества, чтобы войти в это странное состояние, в котором время течет совсем по-другому и тебе кажется, что все фигуры на шахматной доске оживают.

В детстве он видел компьютерные шахматы, в которых фигуры были сделаны в виде воинов. И если одна фигурка занимала место другой, между ними происходил поединок. Тогда это ему казалось очень смешным и оригинальным. Но спустя много лет он понял, что в его воображении фигуры еще более живые, чем на экране компьютера. Андрей уже начал думать над первым свои ходом, а обстановка гостиничного номера постепенно меняла свои очертания. И все, что происходило на шахматной доске, он стал видеть сквозь узкую прорезь для глаз в массивном рыцарском шлеме.

Он ехал впереди своей свиты на огромном белом жеребце. А позади него ехали герольды, знаменосцы, тысячники, сотники. А он, словно бы отстранившись от этой бряцающей металлом кавалькады, ехал чуть впереди.

Едва солнце перевалило зенит, как исход битвы был предрешен. И теперь истоптанную сотнями ног и копыт землю долины покрывал слой человеческих и лошадиных тел. Король остановил коня и посмотрел на два сплетенных в смертельных объятьях тела. "По истине, смерть всех может примирить", - подумалось ему. Жаль, что по близости нет хрониста, а то бы он ему продиктовал эту мысль и, спустя много веков, далекие потомки, победивших в этом сражении, с восхищением внимали бы первым словам, которые промолвил король после битвы. Да, он был тщеславен, но всегда знал меру. А соблюсти баланс гордости и надменности, гнева и радости, ярости и простодушия было самым главным для монарха. И именно поэтому он всегда побеждал.

Король снял шлем, провел рукой по взмокшим волосам и оглядел долину. Там, вдалеке, возвышались стены вражеской столицы. Такие близкие и в то же время такие далекие. Король знал, что до окончательной победы ему оставалось совсем немного. Но он прекрасно понимал, что под этими массивными стенами он оставит множество своих людей, которые рады будут умереть с его именем на губах, хотя от этого королю не было легче. Он натянул поводья, поднял вверх правую руку и стал ждать, пока остальные догонят его.

-- Пошлите к стенам герольдов и передайте, что говорить я намерен только с равным и вне стен города, - приказал король и, чуть тронув поводья, не торопясь, поехал дальше, осматривая поле битвы.

Они встретились в поле. За спиной у одного был осажденный город, за спиной другого - победоносная армия, готовая в любой момент взять столицу. Почти победитель в развивающемся на ветру белоснежном плаще и почти проигравший в черненых доспехах с бесконечно усталым лицом. Но даже, несмотря на то, что судьба одного из королей практически была в руках другого, оба смотрели друг на друга с холодной надменностью и улыбались. Улыбались, как могут улыбаться только короли и разве что боги.

-- Ты вызвал меня на переговоры, чтобы узнать, на каких условиях я готов сдать столицу? - спросил почти проигравший.

-- Нет, - улыбнувшись, ответил почти победитель.

-- Тогда зачем?

-- Я хочу поменяться с тобой местами.

-- Что? - с изумлением произнес почти проигравший король.

-- Как бы не сложился исход последней битвы, я выиграл в этой войне, мне просто стало неинтересно. Давай поменяемся местами. Ты возглавишь мою победоносную армию, а я стану королем для проигравших. И ты поймешь, что мощь армии, земли, богатства - все это не имеет никакого значение по сравнению с тем, кто стоит во главе. Я даю тебе шанс. Ты принимаешь мое предложение?

-- Но как мы поменяемся местами?

-- Так ты согласен?

-- Только безумец смог бы отказался от такого предложения. Но как ты собираешься это сделать?

-- Я просто переверну доску!

-- Что? Какую доску?... - почти проигравший не успел закончить свою мысль.

Посторонний наблюдатель не заметил бы ничего необычного. Просто два короля закончили разговор. Но почти проигравший стал почти победителем, а почти победитель почти проигравшим.

-- Мы начинаем штурм! И не давайте врагам пощады! Убивайте всех, у кого будет в руках оружие и пусть боги в своих небесных чертогах сами отделят агнцев от волков, - сказал вернувшийся к своей свите король.

Он улыбался, смотря как к стенам медленно подбираются осадные машины и он не испытывал ни капли жалости к тем, кто еще не так давно был его народом, готовым отдать за него свои жизни.

Если проиграно сражение, то это вовсе не значит, что проиграна война. Любое сражение рано или поздно заканчивается, а война идет беспрерывно, даже если мечи годами покоятся в ножнах.

Он сдал столицу. При этом бывший почти проигравший король, заплатил чудовищную цену за обладание городом. Но под ливнем стрел, под ударами мечей и копий, под градом камней, пущенных из катапульт, погибли только рядовые воины. Те, кто годами создавал фундамент государства, те, чьи поэмы читали во дворцах, те, чьи песни знали даже простолюдины, те, кто помогал королю писать законы, те, кто в тайных комнатах королевского замка корпел над древними книгами и, наконец, те, кто выходя из святилищ богов, оглашал народу волю небожителей - почти все они остались живы.

Кто-то ушел по многочисленным подземным ходам, ведущим далеко за стены столицы, кто-то, переодевшись простолюдином, слился с толпой, кто-то, надев плащ с ненавистным гербом вражеской армии, убивал своих же сограждан, чтобы потом подняться по иерархической лестнице и стать сотником, а может быть даже и тысячником. И никто, никто не сомневался в том, что так и надо было делать. Ведь их король сказал, что проиграна всего лишь эта битва, но отнюдь не война.

Прошли годы, и другой штандарт стал развиваться над столицей. Но по дорогам некогда захваченной врагом страны стали бродить сказители и певцы, рассказывая народу о том, как был прекрасен и благороден их прежний король, что он и не погиб вовсе, а где-то, быть может, совсем рядом с ними сидит в одежде бедняка в какой-нибудь придорожной таверне. И настанет день, когда он снова вернется и воссядет на трон.

Бывшие сотники и тысячники собирали в лесах всех, кто умел держать в руках оружие и был недоволен новой властью. И для королевских гонцов и обозов, возивших в крепости провиант, дороги стали очень опасными.

По ночам в заброшенных святилищах собирались приверженцы старых богов, чей культ новый король поставил вне закона. Хитроумные изобретатели на деньги из королевской казны создавали для новой власти еще более смертоносное оружие и изобретали все более и более хитроумные машины, но свои уже знали все недостатки и слабые места этих новых машин и хранили чертежи тех, что были еще более надежными и хитроумными.

А между тем верные королю в изгнании люди медленно продвигались по иерархической лестнице на службе у нового монарха и путем подкупа, шантажа и выгодных браков подчиняли себе все большее и большее количество людей.

Были тщательно разработаны тайные знаки и условленные места встреч. И если даже тайной канцелярии удавалось схватить кого-то, то и под пытками он мог рассказать очень немногое. Каждый делал только свое маленькое дело и только король в изгнании знал обо всем и обо всех. Но схватить его, несмотря на многочисленные попытки, тайной канцелярии так и не удалось. И все, кто когда-то ушел из полуразрушенный столицы, ежедневно и ежечасно делали свое маленькое дело. И ждали дня возмездия, который однажды все-таки настал.

Они снова встретились в поле. За спиной у одного был осажденный город, за спиной другого - победоносная армия, готовая в любой момент взять столицу. Почти победитель в развивающемся на ветру черном плаще и почти проигравший в посеребренных доспехах и с бесконечно усталым лицом. Но даже, несмотря на то, что судьба одного из королей практически была в руках другого, оба смотрели друг на друга с холодной надменностью и улыбались. Улыбались, как могут улыбаться только короли и разве что боги.

-- Ты снова выиграл, - король в посеребренных доспехах почтительно склонил голову.

-- Теперь ты все понял?

-- Да, я все понял. Все в этом мире решают разум, хитрость и воля к победе.

-- Не только.

-- Но что еще?

-- Нужно просто уметь играть.

-- Играть? - переспросил почти проигравший король.

-- Ну да, - усмехнулся почти победивший и резким движением руки выхватил из ножен меч и срубил теперь уже окончательно проигравшему королю голову.

Андрей выходил из транса. Медленно, словно бы поднимаясь со дна реки. Несмотря на то, что он выиграл в этой казалось бы почти безнадежной партии, он чувствовал внутреннюю опустошенность. Словно бы после долгих любовных ласк и набегавшего волнами блаженства, он, наконец, испустил свое семя в лоно женщины и весь его пыл, азарт, восторг, счастье вновь уступили перед холодном созерцанием мира. Любовь и война, блаженство и боль, гнев и радость, - все это Андрей мог назвать только один словом. И это слова было "игра". Он достал из пачки сигарету, закурил и, подойдя к окну, снова посмотрел на город. Спешащие по своим делам люди и машины напоминали ему движущиеся по клеткам шахматной доски фигуры. И он никак не мог понять для себя, кто для него имеет большее значение: черные и белые лакированные фигурки на шахматной доске или же все-таки живые люди.

Андрей усмехнулся, потряс головой, в которую вдруг неожиданно закрались такие странные мысли. Конечно же, люди для него были гораздо важнее каких-то фигурок из дерева. И он почему-то знал, что именно по это причине он стал шахматистом, хотя никакой логики он в этом не видел.

Но он четко знал, что вся его жизнь подчинена строгим законам. И если он что-то не знает, а, быть может, просто знал, но забыл, то сейчас это абсолютно не важно. Главное как можно чаще выигрывать в бесконечной войне, а одно сражение он может и проиграть, но при этом превратит свое поражение в победу. Андрей почувствовал, что очень голоден и решил пройтись по городу, а заодно и пообедать в каком-нибудь тихом ресторанчике.

У огромного круглого зеркала стояли двое. Один был облачен в расшитый серебром белоснежный камзол, другой был одет в костюм-тройку кремового цвета. Оба внимательно смотрели в зеркало, в котором отражался гостиничный номер и сидящий за шахматной доской человек, который, будто бы находясь в трансе, лихорадочно переставлял на доске фигуры. Изредка по зеркалу пробегала едва заметная рябь. Временами изображение становилось то расплывчатом, то наоборот очень четким.

-- И на это он променял свою вечность? - спросил облаченный в костюм-тройку.

-- Да, - вздохнул его собеседник.

-- Он был одним из лучших военных стратегов. Практически ни одной проигранной битвы. Сколько взятых городов, сколько покоренных стран!

-- А сколько миров, отвоеванных у темных!

-- Даже не верится. Я ведь хорошо помню тот день, когда он ушел. Я бы еще как-то мог понять, если бы это случилось после сокрушительного поражения, но после победы.... Нет, я, правда, не могу понять. И чем только может быть привлекателен путь людей? Болезни, старость, да и память к нему вернется не скоро, если он вообще не заблокировал ее на все время, пока будет рождаться и умирать в человеческом облике. Я не понимаю.

-- Зато мне кажется, что я понял. Помнишь, он всегда говорил, что цена победы имеет очень большое значение. И еще он любил всегда говорить, что нужно научиться играть. Именно играть. Ты меня понимаешь?

-- Но мы и так играем. Тысячи лет играем в Великую Игру, как и было задумано Творцом. Все миры - это всего лишь поле битвы для нас.

-- Он оттачивает мастерство стратега. Понимаешь, он хочет довести его до абсолютного совершенства. И тогда все миры лягут к его ногам и множество людских жизней будет сохранено. Именно ради этого он принял путь людей.

-- Знаешь, что я больше всего боюсь?

-- Что?

-- Что он больше не вернется в Великую Игру.

-- Почему ты так думаешь?

-- Много ли ты знаешь тех, кто возвращался из вторичных миров в Великую Игру после веков бесконечных перерождений в человеческом теле.

-- Очень мало. Но я думаю, что он вернется. Я слишком его хорошо знаю. Он не устоит перед тем, чтобы опробовать отточенное мастерство на практике.

-- Возможно, что ты прав. Но если он получит опыт и знания, которые, в случае, если он вернется в Великую Игру, могут серьезно нарушить баланс сил света и тени, то Творец его просто не пустит обратно.

-- И ему придется вечно рождаться и умирать?

-- Этого я не знаю, но я знаю одно: хилые, болезненные и порою легкомысленные люди все равно сильнее нас. Именно поэтому самые лучшие из нашего народа уходят жить среди них.

-- Но почему ты считаешь, что смертные сильнее нас? Ведь их век краток и именно мы ведем их на битвы, именно мы решаем судьбы их миров.

-- Мы слабее людей, потому что в своем могуществе мы остаемся статичными. Мы лишь фигуры в Великой Игре, а они после смерти уходят куда-то в далекий, неизведанный край, о котором даже мы ничего не знаем.

Они еще долго стояли перед зеркалом, смотрели на того, кто когда-то был их другом и соратником и спорили о судьбах мира, о величии, о победах и поражениях, о Великой Игре и о замысле сотворившего Великую Игру. А между тем чемпион мира по шахматам, не торопясь, шел по шумному проспекту, словно маленькая белая пешка по клеткам шахматной доски. Пешка, которая обязательно станет ферзем.

Перевод с английского Н. Демурова

© Copyright Соловьев Антон Владимирович Размещен: 14/12/2013, изменен: 14/12/2013. 22k. Статистика. Рассказ: Проза Злая сказка Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Шахматы - игра между Армуздом и Ариманом, Богом и Дьяволом - это центральная тема всего цикла. Так что шахмат было не избежать. Самый поздний из рассказов на тему "Злой сказки". Прообразом были многие наши известные шахматисты.

Соловьев Антон Владимирович : другие произведения.

Переверни доску