Холодный осенний ветер взлохматил мои распущенные волосы, убрав их от лица, я посмотрела на небо. Скоро будет дождь. Тучи с невероятной скоростью собирались над головой. Где-то в далеке сверкнула молния. Началось все с мелкой мороси, позволяя непутевым прохожим спрятаться, найти укрытие. А я стояла и смотрела, как мокнет асфальт. Морось превратилась в ливень. Я мигом промокла до нитки, легкая джинсовка не спасала, а короткая юбка тем более. Дождь мягкими струями смывал косметику с лица, будто спрашивая 'что ты делаешь, почему не прячешься?'. Дождь, ты мне не страшен, я тебя не боюсь.
Мимо с дикой скоростью пролетела машина, облив меня грязной водой с ног о головы. Резкий удар по тормозам и дикий скрежет резины о дорожную поверхность. Из машины выбегает мужчина и направляется ко мне. Как же я давно тебя ждала...
***
Я опаздывал, безнадежно. Езда по мокрой дороге была не безопасной, но я не мог пропустить эту встречу. Пять месяцев мы вели переговоры и я, в самый ответственный день, проспал! Вот и нужное кольцо, поворот, через пять минут я буду на месте. Шел дождь, плавно переходящий в ливень. Проезжая мимо одной из улиц я не заметил лужи и нечаянно окатил человека грязной водой. Девушка даже не пошевелилась, лишь бросила на меня мимолетный взгляд. Именно взгляд этих глаз заставил меня резко затормозить. Безумно печальные глаза цвета лесного ореха. Я вышел из машины и подбежал к ней. Передо мной стояла хрупкая девушка лет двадцати, с темных длинных волос стекала вода, одежда промокла до нитки и глаза, казавшиеся на бледном лице слишком большими, смотрели на меня с немым укором.
- Прости...
***
Я сидела на мягком диване, закутанная в одолженное мне гигантское пушистое полотенце, моя постиранная одежда сушилась в ванной. Он добр, слишком добр, я когда-то давно была такой же ...
'Мягкое солнце светило высоко в небе, зеленый луг мягко перешептывался с соседним холмом, нежно шурша тонкими травинками. Полевые цветы в корзинке благоухали приятным ароматом. Я подходила все ближе к дому, шум крыльев ветреной мельницы был слышен издалека. Легкий льняной сарафан не стеснял движений, а мягкие сапожки бесшумно ступали по траве.
- Хельга, опять одна по лесу шастала! - послышался ворчащий голос отца. - Когда-нибудь леший заведет тебя в дебри, потом ищи тебя.
- Не заведет, я наш лес лучше всех в селе знаю! - привычно ответила я, и пошла в избу.
На печке вальяжно устроился толстый рыжий кот, при моем появлении он лениво приоткрыл левый глаз, осмотрел меня и решил дрыхнуть дальше. Я повесила травы сушиться и принялась готовить. Котелок с кашей уютно устроился в печи, изредка похлопывая крышкой, а я села за рукоделье. Прялка мерно крутила свое колесо, а шерстяная нить так и струилась под моими пальцами. Не приданное я себе пряду, а отцу на новую рубаху. Годков мне то уже за второй десяток перевалило, а замуж никто так и не позвал. Хоть и не уродина я, даже наоборот. Глазки карие, бровки темные, волос длинен, да боятся меня, мельника дочку единственную. Говорят, что с нечистью я общаюсь, саму за нечистую принимают, а все из-за того, что мать моя, дочь бывшего старосты деревни, к отцу моему без благословения ушла. Когда время меня родить пришло, ни одна повитуха к нам не пошла. Роды сложные были, мать меня родила, а сама навек уснула сном, из которого не возвращаются. Правда имя она мне дать успела и благословение свое материнское оставила. Теперь всем имя мое икается, мать то меня 'святой' назвала.
Каша в котелке подоспела, я ее вынула, да на стол поставила. Достала чашки деревянные, да ложки резные. Отец у меня на все руки мастер, он раньше в столице мастеровым был, да надоела ему суета городская, денег накопил да уехал. Купил меленку, дом отстроил, теперь живем мы вдвоем, на судьбу не жалуясь, вроде рад он даже, то я замуж не выскочила, не одиноко ему со мной.
В дверь постучали, и я удивленно обернулась, гости к нам не ходили, да и час уж поздний, за оконцем сумерки опустились. Но не держать же гостя за порогом.
- Входите, - крикнула я оборачиваясь.
Дверь уверенно распахнулась и порог переступил мужчина, я как его увидела ахнула, да руки к сердцу прижала. Он был молод и довольно красив, на вид к тридцати годам подходил. Одежда на нем покроя иноземного, цвета серебра благородного, плащ до пят доходил, сапоги добротные, высокие, в лесу ни одна колючка не прилипнет. Волосы тоже довольно коротко острижены, льняные пряди до ворота рубахи не достают, так войны у князя на службе стригутся. Бороды он совсем не носил, видимо сбривал начисто. Больше всего глаза его выделялись, голубые как небо весеннее, но скользила в них печаль затаенная, глубоко в сердце запрятанная.
- Здоровья вам молодая хозяйка, - Сказал он красивым, будто обволакивающим голосом. - Можно у вас ночлега попросить? Если муж против не будет.
- Не замужем я, - щеки предательски заалели, будто не видит он, что сарафан у меня девичий и коса не спрятана. - Отец сейчас с мельницы вернется, у него и спрашивай, а ужином так и быть накормлю тебя, не звери мы, уставшим путникам поможем.
Я достала еще тарелку и ложку, наложила каши не пожалела. Только тарелки расставила, как ввалился в избу отец, умытый, в рубахе чистой, как знал, что гость будет, к ручью сходил. Наверное, поэтому и задержался. Увидел гостя, усы поправил, да как заорет...
- Что ж ты Хельга не предупредила, что к тебе жених придет?! - Пробасил папаня.
- Батюшка, не жених то мне, путник к нам на ночлег попросился, я сказала ему тебя подождать, - смутилась я, покраснела даже.
- Да оставайся, у нас гости редко бывают, отдохнешь, да дочку мою рассказами о землях дальних развлечешь, она у меня девица любознательная, - Своими словами отец заставил меня покраснеть еще гуще. - Даже счету и грамоте обучена. Кстати, что это я приличия позабыл, меня Еремеем звать, дочку Хельгой окрестили.
- А меня Рейном прозвали, настоящего имени не назову, извините, вера не позволяет, - сказал путник, интересно, что это за вера такая, что люди прозвищами называются...
- Хватит разговоры разводить за стол садитесь, - сказала я указывая на лавку у стола.
Все с удовольствием поели, чашки ложки я водой колодезной вымыла, да в горнице прибралась. Батюшка в это время о столице разговаривали, налоги обсуждали да князя нашего хвалили. Я в свою светлицу идти не торопилась, все слушала речь путешественника. Складно у него разговаривать получалось, голос, будто горный ручей, тек тихо, но прислушиваться заставлял к каждому слову сказанному. Заметили они интерес мой, да с собой рядом усадили. Рейн все подловить меня пытался на незнании, да я в грязь лицом не ударила, отвечала то, что сердце подсказывало и интуиция женская, да права оказывалась. Отец на печку улегся, свою комнатушку гостю отдавши, а мы и не заметили, как до полуночи разговорились. Заметив это, я пожелала гостю ночи спокойной и сама спать отправилась, скотину мы не держали, только лошадь гнедую, так что вставать рано мне не требовалось.
Утро выдалось довольно впечатляющим. Разбудил меня стук в дверь. Отец уходил на мельницу. Я плеснула колодезной водой в лицо, заплела косу и надела легкий сарафан из синего хлопка. Дверь в соседнюю комнату была прикрыта, оттуда не доносилось ни единого звука, Видимо гость уже проснулся. Покорив себя за поздний подъем, я пошла в горницу, готовить завтрак.
Аромат куриного супа разнесся по всему дому. Скрипнула входная дверь и в горницу заглянул наш гость.
- Утро доброе, хозяюшка, - Улыбнулся Рейн, входя в дом. - Вашему отцу помощь на мельнице нужна, он попросил меня на пару деньков остаться и помочь с работой, я никуда не тороплюсь, вот и согласился.
- Спасибо тебе, я то хоть отцу и помогаю, да мешки тягать не могу, не позволяет он мне, а от селян помощи не дождешься, сторонятся они нас, - сказала я, доставая тарелки и ложки. Я была рада, что он побудет с нами еще немного, будет с кем поговорить при трапезе вечерней.
- Что так? - спросил Рейн, по моему немому приглашению присаживаясь к столу.
- Мы живем около мельницы, а селяне не понимают ее механизма, поэтому считают, что жернова ее крутят бесы. Убеждать их и показывать мельницу мы устали, да еще они народ ушлый, каждый что-нибудь утащит под шумок, - сказала я, поставив тарелку перед гостем.
Ели мы молча, а потом пошли на мельницу. Я лошадку на поле повела, а гость пошел отцу помогать. На лошади я с измальства ездить обучена, да не как девка, а по мужски. Сняла я сарафан, а вместо него штаны ниже колена, да рубаху надела. Кушаком подпоясалась, да косу под шапку спрятала. Совсем на юнца смазливого похожа стала. Лет пять я так личину меняла, в соседний город к людям ездила, там все думали, что я 'сын' лесничего Олег. В собственной деревне меня бы сразу признали, а там обходилось. Села я на мою гнедую, в седле удобнее устроилась и помчалась. Ветер в лицо, подкованные копыта лихо вели свою пляску по лесной дороге, солнце на небосклоне почти не сдвинулось. Я плавно перевела лошадь на иноходь, въезжая в деревню. Ехала я на торг, в 'Березках', как этот град назывался, ярмарки проводились ежедневно, он на перекрестье торговых путей стоял. Шум и гам здесь не прекращался даже ночью, когда люд торговый праздновал хороший день торговли. Я оставила гнедую на постоялом дворе, где меня все хорошо знали, взяла суму и пошла на торговую площадь. Торговцы старались перекричать друг друга, на все лады расхваливая свой товар. Меня окрикнули, знакомый торговец махал мне рукой.
- Эй, Олег, принес? - кричал дядька Петр, торговец всевозможным мелким инвентарем от кос да лопат до ложек. Продать он мог все что угодно, даже треснувший горшок, как 'товар уцененного порядка' или как 'антиквариат', придумав при этом невероятную историю, для вполне обыкновенной вещи. При мне он подал старый ночной горшок 'аки ценность великую', как будто в него сам князь ходить не брезговал, купец заезжий за него мешок серебром выложил. Я же ему отцом сделанные безделушки продавала. Они у него под легендой сделанных лешим проходили. Отец против дополнительного дохода не был, поэтому делал их с превеликим удовольствием. Я протолкалась к торговцу, передала увесистый сверток с отцовыми поделками и, получив кошель с серебром, отправилась бродить по торгу. Купила пару кроличьих тушек на ужин, яблок наливных, да ниток для вышивания. Взгляд мой упал на торговца тканями да одежкой готовой, внимание мое привлек сарафан заграничный, платьем называемый. Сшит наряд был из тканей двух: красного шелка, да плотной ткани цвета ночи темной. На юбке два разреза до бедер, шнурком перетянутых, талия корсетом сделана, а под все это рубаха красная с вырезом непомерным, да подштанники узкие надеваются. Я стояла и смотрела на это чудо заграничное.
- Бери девица, наряд как на тебя сшит, - сказал купец, я удивленно огляделась, рядом с прилавком не одной девицы не было. - Что ты смотришь, думаешь, что хороший портной как я девицу в мужской одежде от парня не отличит. Да не хмурься, не открою я твою тайну, раз судьба заставила такую красавицу себя мужским одеянием портить, то не мне с ней спорить. Бери платье, тебе скидку сделаю, за пять серебрушек отдам.
- И это скидка называется? - удивилась я, да за пять серебряных монет можно корову купить, я то у Петра двадцать серебряных получила, ему отцовы побрякушки золотом отзвенят. Подумала я, такого платья я больше нигде не найду, даже за золотой, не делают у нас таких. - Ладно, но заверни его получше, чтобы меня с ним не засмеяли.
- Все в лучшем виде будет, - Сказал он, деньги получая, и сверток мне в руки отдавая. - Знаковой эта вещь в твоей судьбе будет, береги ее.
Я посмотрела в лучистые зеленые глаза купца, такой мудростью эти глаза лучились, что поверить ему захотелось. Прижала я к себе сверток, суму подхватила, да на постоялый двор побежала, поесть перед отъездом надо было.
В обеденном зале постоялого двора было шумно, народ уже гулял. Я села за свободный стол, аккуратно положив вещи рядом на лавку. Ко мне подошел сам владелец двора, Ибрагим. Он с отцом моим давно знаком, в столице еще бражку вместе хлебали, так что он знал, кто я и почему в парня переодеваюсь.
- День добрый, дитя мое,- Сказал дядька Ибрагим, искренне радуясь моему приходу. - Тебе как всегда?
- Да, отец тебе тут вещь одну передал, - я порылась в сумках и достала небольшой сверток. - Для Марии в приданное.
- Рада она будет, - Сказал он, доставая из свертка гребень резной да зеркало серебряное. Марией дочь его звали, она младше меня на два года, красавица с волосом русым. Через две седмицы она под венец уходила, отец для нее неделю подарок мастерил, по ночам недосыпая.
Ибрагим пошел подарок убирать, а мне в это время обед принесли: чашку окрошки, хлеба свежего и чая заморского, его Ибрагим только для меня держал, вкус необычный у чая был, на листьях апельсинового древа заварен. Отобедала я, а Ибрагим снова ко мне подсел, брови седые опустил, да исподлобья на меня посмотрел.
- А ты, дочка, когда венец брачный оденешь? - спросил он, взгляд серых глаз обещал новую проповедь на порядком надоевшую мне тему.
- Да не зовет никто,- в который раз отвечаю я.
- Слышал, у вас путник чужеземный приют нашел, - сказал он, а глаза хитрющие. - Молодой воин, говорят, у самого князя служил.
- Путник то как пришел, так и уйдет, а я потом ветра в поле ищи, нет, не для меня то, - я посмотрела на друга отцовского, плечи которого опустились, волновался он за меня как родной отец.
- Эх, почему ты не глупая, другая на твоем месте уже бы захомутала парня да детей нарожала, - я так не поняла комплимент это или нет.
- Сам же меня грамоте учил, счету, да языкам иноземным, а теперь удивляешься, почему я не глупая. Не понимаю я тебя, - сказала я вещи собирая. - Пора мне в дорогу, а то отец волноваться будет.
- Ты там осторожнее. Дороги не безопасные стали, - Сказал Ибрагим, помогая сумки с покупками закрепить, да весу гостинцами прибавляя.
- Стеньку, бандита местного я не боюсь, не угонится он на своей кляче за моей Гнедкой, - сказала я в седло запрыгивая.
- Стеньку вчера кто-то уже догнал, на тот свет, отправив, - поворчал Ибрагим.
- Видимо, он не того остановить пытался, - усмехнулась я.
- В том то и дело, что его в избе нашли, уже остывшим. На окне свеча черная горела, да перья в руке черные зажаты, - перекрестился он. - Сам видел, страшно даже стало.
- Спасибо, что предупредил, осторожнее буду теперь, - Сказала я, выезжая из ворот, помахала Ибрагиму рукой и помчалась по улице, распугивая народ.
Я остановила лошадь у озера в леске не так далеко от дома и достала сарафан. Скинув шапку да ленту распустив, я позволила волосам свободно спадать на спину. Стянув штаны и сапоги, я, в одной рубашке, пошла к озеру. В водоеме бил горячий источник, поэтому вода здесь была теплой вплоть до поздней осени, а лед вообще никогда не касался ее поверхности. Дно было илистым, скользким, но вода приняла мое уставшее тела в свои теплые объятия. Я нырнула вглубь, смывая с себя дорожную пыль. Поплескавшись некоторое время, я обнаружила, что нахожусь в самом центре озера. Я запаниковала, ведь долго плавать я не могла, слишком быстро уставая. Да еще рубашка, за что-то зацепилась. Ныряя, чтобы отцепиться, я совсем выбилась из сил. После последнего ныряния всплыть я уже не могла, и плавно опускаясь на дно, я выдохнула уже не нужный мне воздух. В мелькании пузырьков я увидела фигуру стремящуюся ко мне, плыла она стремительно, за ее плечами я видела белый свет. Но поздно, не в человеческих силах вернуть меня из-за грани, которую я уже переступила...
Вода выходила из легких кашлем, кто-то повернул меня на бок, чтобы легче было откашляться. Немного придя в себя, я обнаружила, что завернута в серебристый плащ, согревавший мое холодное тело. Надо мной склонился Рейн, с одежды которого стекала вода, а взгляд был определенно обеспокоенным.
- Жива, - сказал он, проводя рукой по моим влажным волосам. - С чего это ты топиться надумала?
- Я за корягу рубахой зацепилась, - сказала я.
- Не было там никакой коряги, - нахмурился он. - Это же центр озера, все коряги на дне.
- Не веришь, не надо, - обиделась я, как будто я на самоубийцу похожа. - А рубаху я по-твоему обо что порвала?
Я выпуталась из плаща и показала разорванную на боку рубаху. Я сидела мокрая, простоволосая, но глаза мои сверкали от едва сдерживаемой ярости. Рейн даже не смутился, зато до меня медленно дошло, что мокрая льняная рубаха, прильнувшая к телу, отнюдь не является скромной одеждой, да еще просвечивает. Я вся сжалась, но Рейн вновь укутал меня в плащ.
- Прости, теперь верю просто, когда я тебя вытаскивал, никакой коряги не было, - сказал он, мягко улыбнувшись. - А где слезоразлив?
- ???
- Ты же девушка, а у вас принято после каждой неприятности реветь.
- Правда? - удивилась я, с девицами я почти не общалась, точнее они со мной, а у Марины, неприятностей никогда не было.
- Правда, - Кивнул Рейн. - А ты плакать вообще умеешь?
- А это как?
- Это когда из глаз текут слезы, - пояснил он.
- А, это когда лук режешь?
- Почти, но это не те слезы, - видимо это его заинтересовало. - Когда тебе больно, что ты делаешь?
- Ничего, поболит да пройдет, - Сказала я.
- А когда кто умирает?
- Значит так надо...
- Кому надо?
- Тому, кто там, - я показала пальцем в небо.
- И тебе их не жаль?
- Почему, жаль конечно, но думаю что тем кто достоин, за чертой лучше.
- А тем, кто не достоин?
- Этих мне не жаль, а там куда уходят они, думаю, их тоже не пожалеют, - ответила я.
- А кто по-твоему не достоин?
- Тот, кто убивает ради удовольствия или ради наживы, - сказала я. - Тот, кто не ценит жизнь других тот, кто не дает жить другим, угнетает и издевается.
- Понятно, - сказал Рейн. - У тебя есть во что переодеться?
- Да, - кивнула я вставая. Рейн отвернулся, когда я переодевалась в сарафан. Затягивая пояс на талии, я спросила. - А как же ты?
- Я не заболею, не волнуйся, - сказал Рейн. - Сейчас тепло, пока дойдем, я уже обсохну.
- Будь по-твоему, - Сказала я, накинув плащ на лошадь, что бы быстрее высох. Порванная рубашка нашла свое место внутри одной из сумок...
Вернувшись домой Рейн помог мне убрать продукты в холодный погреб. Затем он ушел за моим отцом, а я разогрела еду, засунутую мне в суму Ибрагимом. Когда Рейн с отцом вернулись, ужин уже стоял на столе и вкусный аромат распространился по всей комнате.
- Опять у Ибрагима была? - спросил отец, садясь за стол.
- Да, я же должна была передать Марии твой подарок. Тем более надо было на торг сходить, - я поставила перед ними полные вкуснейшего рагу чашки и сама присела за стол. - Он тебя все в гости зовет.
- Куда же я к осени поеду? Лето заканчивается. Осень на носу. Сейчас зерно собирать будут да мне везти, до конца осени работу бы закончить. Вот зимой времени свободного будет много, тогда поеду, - сказал отец, уплетая так, что за ушами трещало.
Дальше все ели молча, после я сбегала к ручью плошки помыть. Отец и Рейн опять говорили о каких то новых механизмах да об работе на мельнице. Потом и я к ним присоединилась.
Так проходили дни, безумно похожие друг на друга. На мельнице прибавилось работы и за ней мы не замечали течения времени. Рейн решил остаться до осени и помочь нам с отцом. Я все так же раз в неделю ездила в соседнюю деревню на торг, так же готовила нам еду, да по мере сил помогая на мельнице.
Однажды вечером, я как всегда переоделась в мальчишку и поехала в Березки к Ибрагиму. По дороге, в небе начали сгущаться тучи, и их свинцовый цвет не давал надежду на хорошую погоду. Направилась я прямо на постоялый двор. Шум, запах печеной свинины и табачный дым, встретили меня на постоялом дворе. Народ, ощущая приближение дождя, собрался в обеденной зале. Купцы и селяне, приезжие и свои, решили скоротать время за чашей горячей медовухи .
- Эй, паренек, присаживайся к нам, - позвали меня три стражника, они были в охране торговой деревеньки и, похоже, сидели здесь после отработанной на воротах смены. Я огляделась, свободных мест не было, поэтому и присела к ним.
От ребят уже ощутимо попахивало брагой. Стражники они были молодые, едва за двадцать перевалило, все как на подбор коротко острижены, в легких доспехах и шлемах со знаком князя на надлобной пластине.
- Какой-то ты хилый, - Сказал один из них, его вроде Бориславом звали, он у стражников сотником был. - Пошли в стражу, там мы из тебя человека сделаем, как раз набор в столице начался...
- Да у меня руки кривые, я же если себя не покалечу в руки меч взявши, то уж окружающих точно без рук ног оставлю, - Сказала я, чуть изменив голос.
- Так это к лучшему, вот война будет, мы тебя в центр войска вражьего закинем, половину и положишь... - заржал второй стражник.
- Ага, а перед этим наставников ваших покалечу по нечаянности, - Усмехнулась я, подзывая знакомую девицу, разносчицей у Ибрагима работающую. - Лета, принеси мне кружку грога яблоневого.
- Вот вижу мужика настоящего, - Кивнул Борислав. - ты не слышал слухи какие ходят?
- Какие? - удивилась я. Врут все, что девки только сплетничают, мужики тоже языками молоть горазды.
- За последние две недели у нас работы в двое поубавилось, - сказал Борислав, умный вид делая и перст указательный вверх поднимая. - Половину воровских баронов кто-то на тот свет отправил, всех в домах их нашли уже мертвыми, как их убили никто не видел, кроме девки дворовой, да и та с ума сошла. Все твердит, что наказали их за преступления ими совершенные, да никто иной, а ангел чернокрылый! Говорит, убил он хозяина ее мечом, из света сотканным, закричал хозяин голосом нечеловеческим, да туманом покрылся и наземь упал. Да только ран на теле не было, только одежда влажная была. А у каждого из умерших свеча черная на окне стояла, да пока не догорала она, даже вода ее затушить не могла.
- Нечисто дело это, - сказал молчавший до этого, третий стражник. - Все воры эти убийцами были, это все знали, да вину их доказать никто не мог, да и боялись их больше черта рогатого. Сами они ничего не боялись, но находили их, с лицом в ужасе навсегда застывшем.
- Сам князь сим делом заинтересовался, говорят, убийства энти по всей Руси происходят, да и приметы убивца известны. Только поймать его никто не может, скрывается он постоянно. Известно, что он советника княжеского убил, да на глазах наследника. После этого и наследник разум потерял, все об наказании свыше твердит, да из покоев выходить отказывается. А выходит ежели, то каждой тени пугается. Он то убивца и описал, - сказал Борислав, из кружки отпивая.
- А как убивец этот выглядит? - поинтересовалась я, тоже горячий грог попивая.
- Волос светел, глаза цвету синего, на воина похож, да в одежды серебряные одет, - перечислил второй стражник.
- Говорят, его в городе видели, - сказал Борислав. - Еще раз появится, мы его то и схватим. Сейчас по городу отряды стражи княжеской ходют, последят они за ним, да в схроне его и поймают.
- А что с теми у кого он скрывается будет? - спросила я, слишком много совпадений, неужели наш гость убивец этот? Ведь именно он две седмицы назад в нашу деревню прибыл. Да и внешность под описание подходит. Но почему не верю я словам стражи? Разум говорит, что убивец - Рейн, а сердце верить ему отказывается. Не похож он на убийцу. Не знаю почему, но не похож.
- Наверное убьют их, они же преступника скрывают, - сказал Борислав.
Я, громко стукнув, поставила свою кружку на стол и резко встала. В дверях я была перехвачена Ибрагимом.
- Ты куда собралась? - тихим голосом спросил дядька.
- Так ночь на дворе, да свадьба у Марии завтра, - сказал он. - Она расстроится, если ты не успеешь.
- Мне надо домой, - упрямо сказала я, извернувшись и протиснувшись к выходу.
Выбежала я под дождь, темень стояла, хоть глаз выколи. Тугие струи дождя вымочили меня практически мгновенно. Гнедка встретила меня скучающим взглядом и, наверное, была немало удивлена, ощутив на своей спине тяжесть седла. Запрыгнув на лошадь, я поскакала в ночь. Дорога была размытой, копыта лошади скользили, скорость была низкой. Я чувствовала тревогу. Сердце сжалось комом в груди. Ну вот и дорога к мельнице. Почему там так светло?
Я безнадежно опоздала.
Мельница горела так, что даже дождь не мог потушить ее. Дом был разрушен, его обугленные бревна погребальным костром возвышались на холме. Толпа народу, около полутора сотен человек, уходила в сторону деревни. Слышался гогот и звон вил, да кос, которыми селяне размахивали над головами.
Я так и застыла на опушке леса, из которого выехала. Я не могла поверить своим глазам. Моего дома больше не существовало. Отец сегодня точно был дома, когда я поехала к Ибрагиму, он лег спать, слишком устал на мельнице. Неужели его уже нет? Так не честно! Он им ничего не сделал?!!
Лошадь, почувствовав что ею никто не правит, подошла к обломкам конюшни. Я слезла с нее и направилась к дому, чьи обломки слегка дымились, испуская невидимый жар.
- За что?
Лошадь неслышно подошла сзади и ткнулась мордой мне в плечо. Я обняла ее за шею и уткнулась в пышную гриву. Сейчас я должна реветь в три ручья, но не могла, слез не было.
- Зачем они это сделали...
Постоялый двор встретил меня закрытыми дверьми и темными окнами. Стучаться сил не было, настроения тоже. Дождь не прекращался. Я оставила лошадь в конюшне и теперь брела по темным улочкам торгового города. В такую погоду даже городские разбойники нос не высовывали. На своем пути я встретила только два отряда стражи, да и те на меня внимания не обратили в виду моего поникшего вида. Зато третий отряд, завидев меня, вытащил мечи и побежал в мою сторону. Я, поняв это, скрылась в соседней подворотне, они за мной. Пробегала по темным переулкам довольно долго и начала задыхаться. На одном из поворотов я поскользнулась и больно ударилась об стену. И упала на старые доски сваленные тут же. Резкая боль разлилась по правому плечу, похоже я напоролась на гвоздь. Чьи то руки подхватили меня. Все. Неужели меня схватили? С этими мыслями я канула в обморок.
Очнулась я от резкой боли. Кто-то перетягивал мне рану на руке. Белая тряпица тут же пропиталась кровью. Мокрая одежда уже не согревала замерзшее тело. Поняв это, я задрожала, но тут же была укутана в серебристый плащ. В слишком знакомый плащ. Я подняла глаза и встретилась с взглядом небесно голубых глаз. Невероятно печальных глаз. Увидев этот взгляд, я не смогла вымолвить обвиняющие слова, которые готовы были вырваться. Я лишь метнулась к нему, прижалась и впервые в жизни разрыдалась. Он лишь обнял меня и прошептал:
- Прости...'
***
Что я делаю? Девушка сидящая в гостиной полностью завладела моими мыслями. Из-за нее я пропустил важную встречу. Взгляд ее глаз, преследовал меня повсюду. Они были безумно знакомы. Как будто мы уже встречались, но это было очень давно. Возможно даже в другой жизни...
От раздумий меня отвлек свист чайника на плите. Из довольно немаленького выбора я заварил чай с бергамотом, почему не знаю, но хотя я его и не пил, но он всегда хранился на моей кухне. Кружка наполнилась ароматным чаем, чаем цвета ее глаз. Я взял кружку и пошел в гостиную. Она сидела на диване, похоже она глубоко задумалась. Когда же я подошел ближе, она посмотрела на меня вполне осознано. Заметив чай у меня в руках, она улыбнулась.
- Ты не забыл, Рейн...
' Девушка, впервые рыдавшая, на моих руках, в этих слезах была моя вина. Из-за меня она потеряла отца, дом и чуть не потеряла жизнь. Почему прихвостни наследника нашли меня именно в этом месте? При всем при этом она не винила меня, хотя имела на это полное право. Почему мое сердце, не подававшее до этого даже признака чувств, теперь сжималось от боли, от ее боли.
- Почему ты не винишь меня? - спросил я.
- Твои глаза... - прошептала она.
- Что?
- Ты сам винишь себя, но ты не виноват, - карие заплаканные глаза посмотрели на меня и в них я видел себя. - Мы давно были бельмом на глазах нашего селения, твое появление лишь ускорило их месть. Они ненавидели нас, за то что мы не такие, как они. Не надо, твои глаза и так полны грусти и печали...
Я был поражен ее словами, она как будто видела меня насквозь. Она видела в моих глазах груз печали, который я нес уже так давно. Она действительно была не такой как все.
- Только скажи мне...
- Что сказать? - Я знал, что сейчас я отвечу на любой ее вопрос.
- Кто ты? - она пристально посмотрела на меня. - Ты не человек...
- С чего ты взяла? - это был единственный вопрос, на который мне не хотелось отвечать.
- Когда я тонула, я перешла черту, человек не смог бы меня спасти, а ты спас, - сказала она. - Значит ты не человек.
- Да, но я был человеком очень давно, три тысячи лет назад, - я решил рассказать ей свою историю, я знал, что она поймет... - Я не был воином, но стал бы им, если бы смог убить отца. Он был королем воинов, и власть переходила через убийство. На меня начались гонения, тогда мне пришлось покинуть родные края. Меня преследовали, я убегал. Так продолжалось до тех пор, пока я не нашел прибежище на обломках древней империи. Они не выдали меня, за это мои преследователи убили их. Тогда я решил больше не убегать. Когда я безоружный, но поглощенный яростью предстал перед преследователями, время замерло. Передо мной появился человек, но человеком он не был, за его спиной раскрылось два крыла, одно было белым, а второе черным. Он предложил мне стать таким же как он, существом несущим смерть тем, кто виновен в нарушении Закона. Закона не убивать. Я согласился. Он дал мне священный меч и, за моей спиной, раскрылись белые крылья, мои крылья. Когда я убивал своих преследователей, мои крылья становились черными. Теперь я путешествую по миру, неся на себе груз смертей, каждая из них остается раной на моем сердце. Может я такой не один, не человек, но и не ангел. Я не встречал таких как я за все три тысячелетия скитаний по этому миру.
- А хочешь встретить? - раздался над нами голос. Хельга вздрогнула от неожиданности. Перед нами стоял тот самый ангел с черным и белым крыльями.
- Ты?! - в один голос воскликнули мы, и от неожиданности переглянулись.
- Откуда ты его знаешь? - удивился я.
- Он мне на торгу платье продал, - сказала Хельга, а в руках у ангела появился какой-то сверток. - Да, именно это платье!
- Что это все значит? - спросил я у ангела.
- То, что она заменит тебя на время, лет этак на пятьсот, ты переполнен, тебе надо снять груз с души, - сказал он, сверкая своими зелеными глазами. - Чтобы обучить ее, тебе дается год.
- А что потом? - спросила Хельга.
- Он умрет, чтобы возродиться через пять сотен лет, - Сказал ангел. - Ты найдешь его и вернешь его воспоминания. Вам решать, что делать дальше. Рейн может отказаться от своей миссии, но тогда тебе, Хельга, придется оставаться посланницей смерти. Хельга может отказаться сейчас, и остаться потом.
- Я согласна, - поразила меня своим ответом Хельга. Эта хрупкая девушка взяла на себя груз, который не вынес бы обычный человек.
- Пути назад нет, ваша судьба в ваших руках. Я дал вам право выбора, - ангел бросил сверток Хельге. В полете сверток развернулся и превратился в черно-красный туман окутавший девушку, через мгновение на ней было платье из черной и красной материй. На ее плечи лег багряный плащ, мой же оказался на мне. Багровый плащ взметнулся, и за спиной Хельги раскрылись белоснежные крылья, я тоже ощутил тяжесть своих крыльев. Плащик тебе в подарок девочка. Время пошло...
Первый кого я забрал после этого был человек убивший отца Хельги, она смотрела как я это делал и в глазах не было ни мести, ни радости, лишь печаль, такая же как и в моих. После этого мы уехали из этой местности в другую страну. Попрощалась Хельга только с двумя людьми, их звали Ибрагим и Мария. Я понял, что вся ее жизнь была полна одиночества, всепоглощающего существования изгоем. Мы слишком похожи и не похожи одновременно.
День шел за днем, неделя за неделей. Мы нигде не задерживались, все время в пути. Хельга училась, полностью погрузившись в мир посланника смерти. Но все же она оставалась собой. Не смотря ни на что, она оставалась приветливой, даже с теми, кого мне вскоре приходилось забрать. Везде я представлял ее своей сестрой, не везде нам верили, но слова против не говорили.
Хельга любила новые города и я готов был показать ей их все, только бы увидеть восторг в ее глазах и обезоруживающую улыбку на губах. А все потому что то, что чувствовала она, чувствовал и я. Я радовался и восторгался вместе с ней. Рядом с ней я вспомнил, что есть чувства кроме печали.
Но данное нам время неукоснительно приближалось к концу. Первый раз забрать жизнь она решила на родине и мы вернулись. Каково же было мое удивление, когда из Списка она выбрала наследника княжеского рода.
- Почему он? - спросил я.
- Он убил собственную мать, а сейчас хочет забрать жизнь отца, - сказала она.
Мы пробрались в покои наследника и дождались пока он в них вернулся. Каково же было его удивление, когда перед ним появился я, а потом из-за моей спины вышла Хельга, уже в образе ангела смерти.
- Кто ты? - спросил наследник, трясущейся рукой указывая на Хельгу, меня он, видимо, узнал.
- На данный момент я твоя смерть, - сказала Хельга, в ее руке появился сотканный из света меч, а крылья окрасились черным, впервые я видел это преображение со стороны. Красиво, очень красиво, для всех, кроме того, за кем она пришла. Раздался нечеловеческий крик, и тело окуталось туманом, а душа убийцы направилась туда, где ей и место. На окне появилась черная свеча, как дань этому миру по ушедшей душе, символ вечной печали.
- Время вышло, - перед нами появился зеленоглазый ангел. - Поздравляю, ты воспитал превосходную замену.
- Год уже прошел? - ужаснулась Хельга.
- Да, девочка моя, - сказал он, подходя ко мне. - Прощайтесь господа.
- Но... - Хельга стояла и смотрела на меня глазами полными слез.
- Прости ... - сказал я, чувствуя, что тело мое становится невесомым...
- Я люблю тебя...'
- Ты не забыл, Рейн, - сказала я, кружка с чаем выпала из его рук. Звук разбившегося стекла полоснул по тишине.
Он стоял передо мной и его небесно голубые глаза смотрели на осколки на ковре. Он ни капли не изменился.
- Я забыл, - сказал он и улыбнулся, глядя мне в глаза. - Спасибо, что помогла вспомнить.
- Да не стоит благодарности, - посреди гостиной возник зеленоглазый ангел.
- Снова ты? - проворчал Рейн.
- Твое решение? - не обратил внимания на его вопрос ангел.
- Хельга, то, что ты сказала, когда я уходил, правда? - спросил он у меня, он еще сомневается.
- Да.
- Тогда я возвращаюсь, - Сказал он и его окутал серебристый туман, через мгновение он был одет так же, как и при нашей первой встрече, а за спиной раскрылись два белоснежных крыла.
- Хельга, твой выбор?
Я молча приняла облик ангела смерти и встала рядом с Рейном. На меня смотрели все те же глаза, с примесью печали.
- Ваш выбор принят, - сказал он исчезая.
Мы молча смотрели друг другу в глаза, запоминая каждую черточку в наших лицах, боясь снова их забыть или не узнать, а что еще хуже - потерять.
- Я тоже тебя люблю, - сказал Рейн, прижимая меня к себе...
- Ну ни какого отдыха, - вздохнул разнокрылый ангел, вновь представ при наши очи.
- Что-то забыл? - спросил Рейн, не отпуская меня от себя.
- Кто просил вас влюбляться, а? - еще раз вздохнул зеленоглазый.
- Ты сам их и свел, купидон недоделанный, - рядом с ангелом появилась рыжая бестия, с такими же двуцветными крыльями. - Вот и расхлебывай после тебя.
- Что? - я устало взглянула на появившуюся парочку.
- Ловите награду, - зеленоглазый взмахнул руками, вычерчивая в воздухе непонятные символы и нас ослепил его свет. Через мгновение я заметила, что крылья Рейна стали двуцветными, по его реакции стало понятно, что моих крылышек изменение тоже коснулось.
- Объясняю один раз, ищите себе замену, так как вас повысили в звании до ангелов обыкновенных. На обучение новичков дается год, затем присоединяйтесь, - рыжая подмигнула нам и, схватив муженька за шкирку, исчезла.
- Только приглашения на свадьбу пришлите, - донесся издалека голос зеленоглазого.