Солуянов Вадим Александрович : другие произведения.

Последний сбор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первый вариант первой части Детей солнца, когда еще не знал, что повествование потянет за собой новые события. Предыдущая аннотация: Наука шагнула в такие ранее далекие от нее пределы, как мир иной. Идея навеяна Аленом Тагером и где-то как-то Розой мира Д.Андреева.
  Последний сбор
  
  Ален Стодвавосемь проводил последний вечер в своем доме на берегу озера. На завтра был назначен Последний сбор. Он сидел на веранде в плетеном кресле и любовался красками заката на едва шевелящейся поверхности. Почти черной. Высокая стена сосен на противоположном северо-западном берегу не пропускала ни лучика, но, тем не менее, редкие, куцые облачка, окрашенные багровым закатом, отражались там и тут на водной глади. Над соснами кружил одинокий ястреб, широко расставив недвижимые крылья. В воде у дальнего берега изредка всплескивал карп. Ален то задерживал свой взгляг на птице, то пробегал глазами с юга на север по верхушкам неприступных деревьев, но основную часть времени глядел задумчивым взглядом куда-то на середину озера.
  
  Сколько же было этих сборов? Ему шел сто тридцать второй год, сборы проводились раз в десять лет, а первый случился только в двадцать. Итого двенадцать. С предыдущего прошло всего два года, никто не ожидал, что последний случится так скоро. Ну.., увижусь со всеми последний раз, - подумал Ален и смолк. Через некоторую паузу воспоминания поплыли одно за другим. Предыдущий сбор он помнил очень хорошо.
  
  Ален совершенно неожиданно опоздал на свой рейс из-за нелепой случайности. Сборы проходили очень организованно, извещение вместе с билетами, бейджами, новенькой формой в новеньком типовом чемоданчике на колесах прибывали за месяц, а затем каждую неделю приходили уведомления: сколько дней осталось, какие задуманы мероприятия; шел опрос о предпочтениях в кухнях, любимых блюдах, развлечениях, играх, фильмах, музыке; краткие анонсы приглашенных гостей, фотографии с мест проведения: пейзажи, домики, интерьеры, места общественного питания и развлечений. Рассказывалось совсем немного, но так, чтобы стало интересно, о спикерах и темах факультативных мероприятий.
  
  Сборы проводились регионально. Обычно в курортных местах, уже приспособленных для принятия большого числа посетителей, местах с помещениями как для общих собраний, так и для отдельных тематических групп, а также всевозможных видов развлечений: парков, аттракционов, спортивных комплексов, салонов, баров, бань, бассейнов, природных ландшафтов и водоемов. Во всем мероприятии различалась обязательная программа, факультативные встречи по интересам, а также достаточно много свободного времени, которое устроители, опять же, стремились занять заранее приготовленными активностями.
  
  Некоторые, очень кстати сказать немногие, приезжали с детьми и женами, но за них приходилось раскошеливаться лично, да и самими устроителями это не особо приветствовалось. Впрочем, - подумал Ален, - жены и дети появились лишь где-то на второй-третий, максимум четвертый сбор, а затем испарились и более не появлялись. Он помнится, как положено, присутствовал на обязательной программе, среди которой, кстати, были и физические соревнования, кои он с детства терпеть не мог, поскольку не отличался особой выносливостью и силой, а после обязательных он обычно выбирал двух-трех лекторов, слушал их в полуха, тем временем ведя личные записки в планшете, но большую часть времени проводил на публике: в барах, парках, бассейнах и на природе вместе с собравшимися по ходу дела группами любителей приключений.
  
  В тот раз, однако, приключения его начались еще до вылета. Транспортный оператор коротких сообщений известил, что его флаэр совершил вынужденную посадку в связи с неисправностью, и вместо него будет выслан другой в ближайшее время. Ближайшее время шло, а от оператора приходили лишь очередные обещания. В конце концов он прождал столько, что на линейный транспорт идти уже не было смысла - все одно не успеет. Хорошо что, предвидев худший вариант, он заранее известил авиакомпанию, и она обещала забронировать место на следующий рейс. Не думаю, что они были бы столь покладисты, если бы речь не шла о сборе.
  
  Солнце уже почти совсем скрылось, лишь небольшое светлое пятнышко над соснами обнаруживало место, где оно собиралось уйти за горизонт. Впрочем, здесь, на озере, уже веяло ночью, погода стояла почти безветренная, чем не преминули воспользоваться полчища комаров. Ален недовольно поморщился, когда первый зазвенел где-то над ухом. Потянувшись к столу, он стянул с него планшет, поскорее отыскал управление домом и включил защиту.
  
  Самый первый сбор в своей жизни он помнил столь же хорошо. Еще бы, ведь тогда он познакомился с Элли Стодвашесть. Она, тогда хорошенькая, выдающаяся выпускница Согамской академии, проводила курс лекций по психологии поколений. Уж не известно, каким чудом он записался именно на ее лекции, но в последствии не раз возвращался в Храм, чтобы воздать хвалу за эту встречу. Да, они встретились. Уже после лекций они столкнулись нос к носу в коридоре мужду мужской и женской раздевалками, выходящими крытым навесом к самому черному из всех морей морю.
  
  - Ой, извините Христа ради, - воскликнул Ален, а затем разверзнув очи до невероятной округлости почти шепотом спросил, - вы ведь Элли Стодвашесть? Вы читали нам лекции по психологии?
  - Так вы слушали? Было интересно? Как вам? - звонко откликнулась она.
  - Вы знаете, я еще не знаком с обычной программой сборов, поэтому, скажу честно, выбрал совершенно случайно. Но... Но это было здорово! Я очень рад, что не ошибся.
  - Вот как. Что ж приятно слышать. А вы сами чем занимаетесь? Это же ваш первый сбор, как я понимаю? Уже определились?
  - Ну.., не совсем еще. С одной стороны, тесты говорят о моей склонности к точным наукам, но мне всегда больше нравилась литература и музыка.
  - А-а, бывает. Хотя и довольно редко. Я думаю...
  - А вы уже уходите или решили отдохнуть от солнца?
  - Я... решила отдохнуть.
  - Тогда жду вас на пляже. У вас там какое место?
  - Место? А! Вы идите, я вас найду.
  - Зачем же искать? У меня сто пятьдесят третье. Там должен быть зонтик и два шезлонга, так что места хватит, и от солнца можно спрятаться, если что.
  - Вот как, ну тогда идемте вместе, я посижу в теньке какое-то время, а потом составлю вам кампанию. Я-то думала, что не надолго, потому и забронировала место на самом солнцепеке без зонтика.
  
  Сидя на веранде, Ален вспоминал с наслаждением каждую последующую минуту. Вспоминал и удивлялся тому, что именно эти первые до сих пор вызывают в нем такую бурю эмоций. Ведь потом они встречались чуть ли ни каждый день, а иной раз Элли зависала у него сутками, или он у нее. Жили они в одном районе, на флаэре полчаса лета. Он тогда, помнится, не поддался своей тяге к гуманитарным наукам, и родители сильно сомневались в перспективности данного шаткого направления жизни, где все определяется талантом, и он поступил в академию информационных технологий, за которыми было и прошлое, и настоящее, и на много-много десятилетий вперед будущее.
  
  Конечно, родители не могут и не должны вклиниваться в решение таких важных вопросов, как выбор направления жизни. Это исключительно индивидуальное решение, определяющее в дальнейшем буквально все. Редкие бывают случаи, когда человек, выбрав одно направление, почти на середине пути, перепрофилируется самым кардинальным образом. Да, бывает, что люди переходят в смежные области, но физик редко становится скульптором или музыкантом. А Алену предстояло именно это.
  
  Элли никогда не отговаривала его. Напротив, видя, как он вечерами садится с нескрываемым удовольствием за фортепиано и, поглядывая хитро на нее, начинает наигрывать что-нибудь незамысловатое, но веселенькое, клала руку на крайние клавиши так, чтобы не вызвать звука, и почти шепотом говорила: ну чем ты занимаешься?! Он прекрасно понимал, о чем речь. Не о его ежедневной работе, а об этом сокровенном прикосновении к клавишам. А ведь она как психолог да и как выпускница музыкальной школы знала, что его жалкие потуги - всего лишь подмалевок, брошенный художником на холст, где сама картина появится ли, нет ли - не известно.
  
  В то же самое время карьера Элли продвигалась семимильными шагами. Уж она-то точно выбрала профессию по душе. Он в тайне (и не в тайне) за нее гордился. Достаточно было сказать, что она досрочно окончила академию, ну а затем... поездки, лекции, научные работы, признание. Тем временем, они с Аленом часто вступали в перебранки. Ее теория поколений почему-то ему не нравилась. Слишком уж она была официозной, официальной, не было порою слов, чтобы выразить, что именно в ней не так. С тех пор, как появились технологии взаимодействия с иным миром, когда стало возможным прогнозировать появление людей наиболее творческих и наиболее востребованных, возникало множество подобных теорий. Все они были достаточно меркантильными и коллективистскими, и у Алена всегда вызывали скрытую неприязнь.
  
  Но личные дела каждого - это дела личные, поэтому на их взаимоотношения они влияли не особо. После всех перебранок достаточно было одного ее хитрого взгляда, как Алерт таял и, махнув рукой, подтягивал ее к себе и шептал на ухо: Элли, Элли, Элли. Она одними губами отзывалась: Что? А он отвечал: ты.
  
  Ее родили осенью 90-го года вместе с тремя сотнями тысяч других младенцев сто двадцать шестого поколения. Они все, конечно же, были талантливейшими людьми. Достаточно вспомнить хотя бы Ингрена Стодвашестого, великого математика, открывшего сплетение цифровых рядов в бесконечное отражение. Ален плохо понимал, что это такое, но каждый день лицезрел другое чудо - Элли. Может быть, - думал он, - это и вправду замечательно, что люди доросли до таких вершин, что могут планировать рождение целых поколений. Вот только все сопутствующие этому вещи им плохо воспринимались.
  
  Если верить истории, то прежде влюбленные пары или сблизившиеся по каким-то иным соображениям сами решали (или не решали), когда у них должны появиться дети. И дети рождались непредсказуемо в любой день недели, месяца, в любой год. В классах школ, как правило, невозможно было найти двух, родившихся в один и тот же день. Это было естественно, по природе, по воле случая. И вмешательство в этот процесс науки Ален считал чем-то искусственным, противоестественным, не подобающим. Словно человек взял и вторгся в пределы, ему не предназначенные. Пользуясь силой своего разума, забыв о существовании чего-то большего.
  
  Только благодаря Элли ему хватило мужества заявить, что меняет специализацию, когда прошел уже шестой сбор в его жизни. Не сказать, что воспринято это было с легкостью. Как инженер информационных технологий он показывал неплохие результаты, а шаткое положение в новой области не сулило ничего выдающегося. Тем не менее, это не противоречило закону, и ему дали время переквалифицироваться. Заняло это десять лет. Так что всех его одногодок на следующем сборе ожидал шок. Привычный им Ален, прожженный программист до кончиков волос сел за фортепиано в баре и сбацал нечто, чего не смог узнать даже Хоппкинс, специализировавшийся на классической музыке. И не удивительно, поскольку сбацанное было собственным творением.
  
  Ален допил остатки кофе и ушел за чем-нибудь покрепче. Пора была ложиться спать, но спать не хотелось. Он подумал, что немного крепкого ликера или бренди доконает его и позволит отправиться на боковую. Открыв бар, он уткнулся взглядом в бутылку с манговым ликером, который обожала Элли. Бутылка, кажется, стояла со времени ее Последнего сбора. Он вытянул ее пузатый конус из стойки, повертел и вернул на место. Уже без прежнего энтузиазма вынул соседнюю, с русской водкой, и закрыл бар. В комнате стало совсем темно, он включил верхний точечный свет. Белые огоньки замерцали под потолком.
  
  По привычке щекнул пультом, зажигая экран евровидения, но, чертыхнувшись, тут же погасил. Выпил прямо из бутылки двумя полными глотками, не почувствовав сперва вкуса, а потом хрипло закашлялся. Все-таки этот напиток был не совсем для него. Он покупал его исключительно для соседа перед великими празниками, когда тот имел обыкновение заглядывать к ним в гости.
  
  - Ну вот, Элли, - сказал он, глядя на покрывшуюся испариной бутылку, - вот и мой Последний сбор. Еще год или месяцы и мы с тобою встретимся. Не знаю даже, стоит ли верить тому, что говорят? Пока я был программистом, мне Господь представлялся великим математиком, просчитавшим до мелочей весь механизм нашего существования. Мне даже виделись аналогии в объектой модели нашему с ним взаимодействию. Великий программист, как кто-то сказал. Но теперь, после стольких, пусть и не особо долгих, лет в качестве музыканта и композитора я вижу, что ничто не предрешено, но верю, что с тобою уж мы точно должны встретиться. Не зря же я столько сочинил для тебя?
  
  5 мая 20 г.
  
  
  Под самое утро Алену приснился сон. Осень, они с Элли идут то ли по набережной, то ли по парку. Скорее, по парку. Чем-то он напомнил Вилли-гарден Сета, городка его детства. Черные тротуары, черные невысокие ограждения лужаек, канадский клен по обеим сторонам, тянущийся к небу из низкорослой пожелтевшей травы. Внезапно налетел ветер, и листва в мгновение ока завалила дорожки, вся работа дворников насмарку. Элли отпускает его руку и начинает упоенно кружить среди падающих рыжих, пятипалых листьев, бурунчики возле ее ног пытаются подлететь повыше, чтобы составить кампанию, но сил хватает лишь на то, чтобы едва дотягиваться до ее коленок. На Элли черное короткое пальто в легкую крапинку светло-серой морошки. Оно плотно облегает фигуру, так что фуэте эффекта не дает, полы по прежнему жмутся к ее коленкам, так же не в силах дотянуться.
  
  Его разбудил хриплый кашель соседа по палате, и сон оборвался. Последний сбор отличался от обычных кардинально. Их доставили в высокогорный пансионат, всюду лежал снег, хотя начинался лишь сентябрь месяц. Номера в нем по-прежнему именовались номерами, но на деле это огромные помещения были поделенны перегородками до самого потолка, не соединяясь с ним. Широкий коридор, а по обе стороны т.н. номера. Слышимость отменная.
  
  На этот раз флаэр не опоздал, поскольку был его персональным, выделенным министерством защиты труда, и в нем прилетел сопровождающий. Ален не стал ничего забирать из дома, кроме планшета да пары датабанков, на которых хранились их с Элли записи. Подписал, не задумываясь, документ о передаче всех прав на собственность министерству. Лететь вдвоем было непривычно. Чужой человек. А когда-то они с Элли... Флаэр плавно менял курс, облетая высокие здания в черте города, снижался за его границами, придерживаясь воздушного коридора маломерного транспорта.
  
  В полете Ален получил сообщение от Хоппкинса, тот писал, что не полетит. Ален сделал вызов, но абонент не отвечал. Тогда он написал ему: что случилось? Минут через пять получил ответ: "Не хочу, чтобы меня усыпили, как больное животное. Мы с тобой говорили об этом. Можешь не верить, но я-то уверен. Хочу сделать хоть что-то самостоятельного в этой гребаной жизни!" Больше он не отвечал, хотя Ален пытался достучаться и убедить в том, что у него приступ натуральной паранойи. Последние годы, особенно, когда Элли отправилась на Последний сбор, они с Хоппкинсом сошлись довольно близко. Хоть он и постоянно критиковал его сочинения, но у него была причуда собирать этническую музыку, и коллекция выстроилась нешуточная. Ален сам был примитивистом, а потому народные творения были ему роднее, чем чисто классические или новомодные эстрадные композиции.
  
  Ален поднялся, с неудовольствием отмечая, что колени сегодня ведут себя куда безобразнее, чем вчера. Сидя на краю постели, попробовал их хорошенько растереть, но - никакого эффекта. Так, кряхтя, и отправился в общую уборную, которая, слава Богу, не была очередной кабинкой в этом пластиковом лабиринте, а отделялась от помещения настоящей кирпичной стеной. Ну, может быть, и не кирпичной... кто знает, что там прячется под слоем белой краски и штукатурки. Пожалуй, самой неприятной вещью в этом новом мире было полное игнорирование личного пространства. Доставая из кармана зубную щетку и пасту (можно было хранить и в шкафчике прямо в уборной), Ален вспоминал свой дом, вспомнил и номера во времена былых сборов.
  
  Тогда каждый представлял собой великолепную квартиру с гостиной, спальней, кабинетом, с собственной терассой, бассейном даже на фиг знает каком этаже, не упоминая уже о кухнях и сантехнических помещениях. Чтобы посетитель попал в гости, требовалось вначале помаячить своей физиономией перед видеофоном. Сестры, в первые дни вполне адекватные, теперь могли войти даже без стука. Ален поежился, вздохнул и опустил мокрую зубную щетку в карман халата, а следом отправил туда же и зубную пасту. Возвращаясь по коридору, он услышал, как кто-то призывно воскликнул: "Что, грешники? Оторвемся, пока есть возможность!" Уже месяц, как их готовили к крещению. Это было одно из "мероприятий" подобных тому, как в прежние времена они в обязательном порядке бегали стометровку.
  
  Надо сказать, что наука за последнее время продвинулась достаточно далеко в изучении процесса жизни, и вовсе не той прямой, что соединяет день рождения со днем смерти, нет. Впрочем, именовать это жизнью было бы неправильно, поскольку предмет включал в себя и ближайший период послесмертия, перерождение в иных мирах, возвращение в Энроф: начальную фазу и зачатие плода. Эти исследования, конечно же, всегда волновали и Алена в связи с далеким, но неотвратимым приближением Последнего сбора. С самого начала ему было известно, что поколение, искусственно "призванное к жизни" в один день, уходит из нее также единомоментно. Что именно является тому причиной, еще до конца было не ясно. Однако "Судьба поколения" публиковала очень оптимистические отчеты о том, что еще вот-вот и будет открыт способ сохранения сознания. Это уже радовало.
  
  Ален читал об этом буквально полгода назад, а вот уже, когда их собрали всех вместе в конференц зале, сам Ингмар Нильсон, один из ведущих исследователей жизни в ее широком аспекте, объявил, что решение наконец-то найдено, и они станут первыми, кто не утратит память об этой жизни при перерождении. И давно уже было выяснено, что принятие христианства, т.е. крещение, непосредственно перед датой ухода гарантирует переход в Олирну - мир благодатный, где по прошествии времени человека вновь тянет в Энроф, и таким образом он возрождается с полным багажом духовного опыта, что накопил в прошлой жизни. Альтернатива описывалась в "Судьбе поколения" очень неприглядно и жестко. Велика была вероятность перерождения в низших мирах, где человек мог растерять накопленный опыт. Кроме того пребывание там не обещало ничего хорошего вообще.
  
  Повесив полотенце на спинку кровати, Ален отправился на общую терассу делать утреннюю зарядку. Было не просто прохладно, а холодно, и он поскорее приступил к упраждениям. Мимо проходили люди из персонала и с любопытством поглядывали на него. Он не обращал на них никакого внимания. Сердце билось равномерно, в мышцах ощущался прилив тепла, которое накапливалось и в груди. Вот только колени побаливали и не давали свободно приседать, и даже подниматься после отжиманий было тягостно. Разогревшись, Ален засмотрелся на вид за поручнями, что отделяли терассу от отвестного склона. Павильон был построен на вершине горы.
  
  А на соседних во всем великолепии блистали снеговые шапки, небо звенело кристалльной бирюзой, воздух врывающийся с шумом в ноздри, был подобен меду - столь желанный и столь насыщенный живительной энергией. Ален удовлетворенно помахал руками во все стороны, совершая круговые и крестообразные движения, и с легкой неприязнью повернул к дверям, ведущим в палаты, иначе он их назвать не мог. До завтрака оставалось еще около часа. Зашла сестра и принесла успокоительное, которое ему вовсе не требовалось. Тем не менее она продолжала стоять, пока он послушно не положил пилюлю в рот и не запил стаканчиком воды. Последнее время Ален увлекся медитацией, вот и сейчас, как только закрылась дверь, он расстелил у кровати коврик и уселся на него в позу лотоса. Ну.., настоящая падмасана у него не получалась из-за проклятущих коленок, скорее позу следовало назвать "по-турецки".
  
  Мысли порой отвлекали его, а следовало ни о чем не думать, но иногда получалось. Он жалел лишь о том, что так поздно столкнулся, так поздно случай свел его с Амуни Яном.., или Джаном, индийским музыкантом, который самым поверхностным образом посвятил его в таинства медитации. Но уж после этого он сам сумел накопать массу информации, такую массу, что можно было и заблудиться, если бы не Последний сбор Элли. После него медитация стала для него родным домом, в котором всегда хорошо, спокойно, и для этого вовсе не требуются никакие книги. И можно было бы то назвать бегством от реальности, но на самом деле Ален чувствовал, что подходит, и подходит довольно близко, к чему-то, что нельзя назвать словами, но что существует совсем рядом. Казалось, еще чуть-чуть и он прикоснется, или окунется в это нечто.
  
  Сосед за стеной включил утренние новости. Как уже сказано, пренебрежение личным пространством было самым раздражающим фактором в этом пансионате. Помнится, всеобщим единением дышали все сборы. Один за другим выходили на сцену люди, рассказывали о своих изумительных достижениях, и общая атмосфера призывала к гордости за свое поколение. Ораторы, ролики, что им демонстрировали, даже реклама на стенах отелей - все на разные голоса восхваляло их, призывало к новым высотам, самоотдаче, к победе. Над кем? Вероятно, над прежними поколениями. Но Ален и в самом деле ощущал некоторую близость людей именно своего возраста. Ну.., пока не попал в пансионат. И было ясно, что все они предельно не молоды, у каждого за жизнь сложились собственные привычки, взгляды. Но здесь, словно нарочно, их пытались всем этим столнуть нос к носу. Зачем? Разве зеркала было бы не достаточно?
  
  После коротких новостей из области политики, где последнее время наблюдался полный покой, ведущий перешел к теме сохранения сознания при перерождении. Ален подумал - ну вот, уже объявили всем, значит и правда нашли способ. Медитация в такой обстановке стала невозможной, но и время уже подошло к завтраку. Он переоделся, повесив халат на плечики и убрав в шкаф. Пока переодевался проглядывал программу на сегодня. На темно-синем экране белые буквы казались белоснежными и слегка рябили в глазах. До обеда была лекция по правилам поведения в церкви при прохождении службы, затем лекция Ингмара Нильсона о жизни после жизни, после чего, перед самым обедом, планировался документальный фильм о достижениях его поколения. Потом обед, что ждало после обеда, он читать не стал. Чем дальше, тем больше жизнь его можно было назвать сиюмоментной. В том плане, что он не заглядывал дальше, чем пара, тройка часов.
  
  На завтрак была рисовая каша с курагой, салат из свежей зелени и кусочков сыра с помидором, а также молочный коктейль или кофе со сливками - по желанию. Он обычно брал кофэ, хоть здешний и мало напоминал тот, что готовила Элли или он сам. Однако, это был первый день, когда ему ни в какую не захотелось отправляться на лекции. Подойдя к дежурному из обслуги, он сослался на плохое самочувствие и ушел к себе. Через какое-то время к нему заглянул Эдуард, его сосед, не тот, что слушал новости, и не тот, что разбудил его кашлем, прервав такой чудесный сон. Эдуард жил напротив, по другую сторону коридора, всегда был тише воды и ниже травы, но в глазах Ален нет-нет да замечал искорку здорового интеллекта и иронии.
  
  - Ты чего захандрил? - спросил он.
  - Да... Если честно, то не хочу сегодня никаких втираний в мозг.
  - Может хочешь перекусить по-человечески, а? - с этими словами Эдуард, точно фокусник, выудил из-за спины поднос, на котором в пластиковых тарелках дымилась жареная картошка с явными признаками то ли охотничьих колбасок, то ли гуляша. Доставая вторую руку из-за спины, он вынес на свет божий стеклянный кофейник полный черного варева.
  - Эд, где ты это все берешь, я не понимаю? - Произнес Ален, расторопно расчищая место на тумбочке, что была единственной горизонтальной поверхностью в его аппартаментах.
  - Секрет, - улыбнулся Эд, а потом достал еще из кармана халата, в котором, кажется, Ален наблюдал его и на завтраке, золотистый и ароматный лимон. - Как на счет кофе с лимоном?
  - Ох, нет. Вынужден отказать, - Алена все это развеселило, - предпочитаю не мешать кофе с лимоном. Вот чай - другое дело.
  - Ну.., как хочешь. Нож есть?
  - Откуда? Ты шутишь?
  - Ну и ладно. - Эд исчез на пару секунд и тут же вернулся, держа в руках один из тех раскладных ножей, что раскрывшись уже не складываются просто так. Ален не стал ничему удивляться, а просто пододвинул поближе свою тарелку. Тут же на подносе лежала и одноразовая вилка, и нож, которым, впрочем, лимон было разрезать невозможно, как и, скажем, вены на руках.
  
  После столь неожиданного дополнения к завтраку Ален, развалясь на кровати, достал планшет и подключил к нему один из датабанков. "Надо бы их уже потереть", - думал он, но безвозвратная процедура все откладывалась и откладывалась. Еще не известна точная дата, как сказал при последней встрече Йорген, один из ученых, отправляющих их в мир иной. Вот, казалось бы, в один прекрасный (или нет) момент Йорген скажет противоположное, но почему его это совсем не трогает? Ален вспомнил Хоппкинса. Как он там? Неужели ему позволили не ехать на сбор? Что толку! Хотя, он подумал, было бы, вероятно, неплохо уйти в родных стенах, сидя на веранде, любуясь озером, попивая что-нибудь эдакое, что слегка кружит голову и не дает ощутить всю нелепость происходящего в полной мере.
  
  В комнату заглянула сестра. Увидев "пациента" в постели, удовлетворенно кивнула и скрылась. Ален смотрел кадры с последней вылазки в горы. Элли катится на сноуборде. Элли на лыжах скользит впереди по накатанному следу. Элли кидается снежками и попадает в объектив камеры. Элли разводит огонь в камине. Элли пьет свой любимый ликер, смакуя каждый глоток. Кажется, что он снимал все это, уже понимая, что скоро с ним останутся лишь эти кадры, потому снимал, снимал, снимал. Даже когда Элли кричала, смеясь: "Да хорош уже, не надоело? Пошли кататься! Давай, толкай меня и садись! Они летели с горы на санках, как дети. А потом кувырнулись в снег и долго хохотали, хлопая друг друга по плечам, оттряхая снег, который облепил их с ног до головы.
  
  Раздался стук, что стразу насторожило. Ален выключил видео и недовольно спросил: Да? В проеме двери возник незнакомец.
  
  - Простите, что помешал.
  - Да ничего. Входите. - Ален вспомнил, как точно так же говорил горничной, что меняла белье в его номере, в те еще сборы.
  - Детектив Ковальски, я уполномочен министерством защиты труда, вот мои документы, - он протянул пластиковую карточку, в которой планшет тут же распознал представителя закона.
  - Чем обязан?
  - Вы получали сообщения, насколько мне известно, от господина Хоппкинса?
  - Мы с ним часто общались, он мой друг. Что именно вас интересует?
  - Нас интересует прежде всего его последнее послание, - он, видимо, специально произнес "нас", чтобы повысить свой статус.
  - А. Думаю, вам оно известно?
  - Да, конечно. Но хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу?
  - Я? Ничего не думаю. Ну, думаю, как он там. Неужели ему позволили остаться дома. Думаю, что сам был бы тоже не против. Хотя...
  - Что "хотя"?
  - Не знаю. Наверное, все-таки правильнее было приехать. Не такая это простая задача отправиться на тот свет. Все-таки лучше, когда за этим будут присматривать специалисты.
  
  Детектив пристально поглядел, видимо, профессионально не очень доверяя клиенту, но удовлетворился ответом.
  
  - Хорошо. У нас к вам в этом случае лишь одна просьба. Не стоит рассказывать об этом кому бы то ни было. Вы правильно говорите, что переход очень сложен во многих планах, особенно в психологическом. Поэтому не хотелось бы, чтобы кто-нибудь перенервничал. Вы понимаете?
  - Да, конечно понимаю. Не беспокойтесь.
  
  После чего детектив откланялся, а Ален занервничал.
  
  7 мая 20 г.
  
  
  После обеда он обыкновенно уходил играть. В малом зале на сцене стоял настоящий Стейнвей, на котором за исключением Алена абсолютно некому было музицировать, но каждый месяц в пансионат заявлялся настройщик и приводил ослабшие струны в норму. Когда-то по звукам мелодии, а потом уже и по привычке, в зал слетались старички одногодки-однодневки, как мотыльки, и свободная от смены обслуга. Порою он собирал почти половину зала. Зал, правда, был небольшой, человек на сто, не больше. Эдуард был завсегдатаем. Он чувствовал себя не совсем посторонним, а потому иногда садился прямо на краешек сцены и наблюдал за Аленом, за его физиономией. Как она меняется вслед за изменениями в темпе и накале страстей музыкальной темы. Ален поначалу бросал на него косые взгляды, но по мере игры отрешался и забывал не только о существовании Эдуарда, но, вероятно, и обо всем мире.
  
  Сегодня тот слушал стоя, прислонясь к подоконнику. За окнами в этой части здания не было наружней террасы, и ничто не мешало любоваться видом на горы. Посередине "концерта", когда Ален заиграл свою "Снежную вьюгу", Эдуард повернулся ко всем задом и уставился в окно. Так и стоял не шелохнувшись, пока Ален, массируя уставшие суставы пальцев, не подошел и не встал рядом.
  
  - О чем задумался?
  - Да вот. Думаю, не пойти ли прогуляться? Поваляться в снегу, протоптать надпись какую-нибудь на склоне... Видишь вон тот? - он показал жестом на пологое подножие скалы, что возвышалась перед ними.
  - Боюсь, это нам уже не по силам, - ответил Ален, продолжая разминать суставы.
  - Да ладно! Тут и идти-то всего ничего. Составишь мне кампанию? - Эдуард озорно сверкнул глазами.
  
  Алену редко удавалось видеть соседа в таком расположении духа и ради того, чтобы продлить собственное удовольствие, он согласился. Они двое, как один, как два солдатика на плацу, развернулись и прислонились попами к подоконнику, чтобы совместно обсудить дальнейший план действий. Зал уже опустел, лишь одна заторможенная девица все еще сидела в кресле, уставившись в планшет.
  
  - Девушка, - обратился к ней Эд. - Мы тут планируем вылазку в горы. Не хотите составить кампанию?
  
  Девушка, словно очнувшись ото сна, встала, не глядя мотнула головой и поспешно вышла.
  
  - Тебе не кажется, что мы уже превратились в призраков? - Эдуард с ухмылкой взглянул Алену в глаза.
  - Кажется. Только не в призраков, а в ходячих мертвецов. Нас не просто не замечают, от нас шарахаются. Одни служебные обязанности заставляют "вступать в контакт".
  - Нда. Ну и хрен с ними! Но мы собрались на прогулку, не так ли? Идем?
  - Идем.
  
  Верхняя одежда и ботинки хранились в гардеробе и к выдаче требовали разрешения дежурного, о чем Ален не подозревал, но Эдуард был в курсе, а потому решительно подошел к Стефану, схватил его за грудки и что-то быстро зашептал на ухо. Стефан был дежурным по этажу. По крайней мере до восьми часов следующего утра. Он нехотя отправился в сторону гардероба, а старички, семеня, - вслед за ним. В результате одежду им выдали без вопросов. На улице, а врочем, их тут не наблюдалось, было морозно, и снег хрустел под ботинком, слегка пружиня. Ален первый раз без суеты осмотрел их хоромы.
  
  Здание было трехэтажным и чем-то напоминало слоистый камень, у которого каждый пласт со временем чуть сдвинулся относительно другого. Все потому, что все этажи по периметру имели террасы, которые и придавали общему виду эдакую слоистость. Архитектору, однако, хотелось, видимо, чего-то более живенького, чем монотонное повторение каждого этажа, и террасы были, словно свернуты от начально запланированного положения, одна по часовой стрелке, другая - против, а третья оставалась на своем месте, не совпадая таким образом ни с одной другой. Идти им предстояло к той стороне, где террасы заканчивались, чуть завернув за угол, и дальнейшая стена здания, уже совершенно отвесная, не разрываемая никакими карнизами, смотрела сверкающими окнами на нужное им подножие.
  
  Пока они шли вдоль здания, дорожка была утоптана. Ален, занимаясь физзарядкой по утрам, самолично наблюдал, как шеф-повар, да и тот же Стефан усердно нарезают круги, сгоняя жирок с боков. Но как только они завернули за угол и шагнули по направлению к цели, ноги погрузились в снег по середину голени. Это было ожидаемо, но скорость передвижения замедлилась раз в десять.
  
  - Когда дойдем, что бы нам такое вытоптать там? - спросил Эдуард, утопая в снегу. Ален, по началу взяв разгон, теперь перетыкал ноги все медленнее и медленнее.
  - Вот когда дойдем, тогда и подумаем, - дыхание его уже было нестабильно.
  - Может устроить привал? - спросил на всякий случай Эд.
  - Нет. Тогда точно не дойдем, - Ален вдруг решил дойти, чего бы это ни стоило.
  - Ну, хорошо. А что за мужик к тебе заглядывал сегодня?
  - Мужик? А. Да так, по делу. - Ален чувствовал, что говорить ему не хочется вовсе не оттого, что детектив не советовал, а потому что сил не было.
  - Извини, вечно лезу не в свое дело.
  
  Ален остановился и, обернувшись, пристально посмотрел на Эдуарда. Тот тоже застыл. Что ни говори, но и его дыхание желало лучшего ритма. В очках выражения лица было не разобрать, а губы улыбались, вероятно, как и у него самого, от нестерпимого блеска в глазах, от сверкающего повсюду снега, и от нехватки кислорода.
  
  - Заходил детектив. Спрашивал о моем давнем приятеле, который отказался ехать.
  - Ехать на сбор? - даже за очками Алекс увидел, как глаза Эда поезли на лоб.
  - Да. Перед вылетом, точнее, когда мы уже летели, он прислал сообщение.
  - Силен парень. Но это же бессмысленно!
  - Что значит "бессмысленно"? Ты думаешь, они приволокут его силой?
  - Да это не важно. Но если он был крутым пацаном в этой жизни, то, может, и приволокут. Только не сюда. Здесь отправляются на тот свет посредственности, вроде нас. Пардон. Не хотел тебя обидеть, да и сам не понимаю, как ты здесь очутился, с твоими-то талантами.
  
  Они по-прежнему топтались на месте, пройдя от силы четверть пути. Из всего разговора Ален понял лишь одно - Эдуарду известно куда более об этом пансионате, чем ему самому. И не только. Вероятно, куда более и о том мире, в котором, вроде как жил и Ален, но получалось, что пребывал где-то в другом месте. Вероятно, в том, где жила музыка, нотные партитуры, а когда-то давным давно - строки кода, сервера, дата-центры.
  
  - Эд, - Ален повернулся и попытался продолжить путь, не переставая говорить и внимательно глядя себе под ноги. - Сделай милость, объясни мне дураку. Я правильно понимаю, что ты об этом что-то знаешь? Откуда?
  - Было дело. Не вздумай только придумывать себе невесть что. Все просто. Я сам когда-то работал в подобном пансионате в обслуге и знаю всю подноготную.
  
  Ален вновь остановился.
  
  - И что же здесь происходит? Хоппкинс, это мой приятель, он говорил, что нас собираются усыпить, как подопытных кроликов. Это правда?
  - И да, и нет. Слушай, похоже, что мы сегодня до нашей цели не доберемся. Давай ка поворачивать назад. Если ты хочешь знать, то разговоры разговаривать лучше стоя в теньке, а не среди этого моря разливанного. Глаза режет, силы нет.
  
  Ален с грустью посмотрел на подножие горы, до которого оставалось еще три раза по столько, сколько они прошагали, и, обернувшись, ответил: Давай.
  
  Из окна малого конференц зала детектив Ковальски наблюдал за двумя фигурками на снегу. Они словно застыли. Ни взмахов руками, ни движения ни вперед, ни назад. А через довольно продолжительное время разом повернулись и направились в сторону пансионата. Вот паршивец, - подумал он. - Проболтался таки. Хорошо еще, что Эдуарду Мейсону, а не соседу невропату, вот была бы иллюминация с а капеллой. Однако, теперь все вопросы к самому Алену. Насколько он окажется мужиком? Пианист.
  
  8 мая 20 г.
  
  
  В зал торопливо вошел дежурный и, остановившись позади детектива, нетерпеливо кашлянул. Ковальски резко обернулся. В руках Стефан держал трубку радиотелефона.
  
  - Полиция округа. Вас, сэр, - произнес он и протянул девайс с торчащей впереди антенной.
  
  Детектив брать не торопился, пристально разглядывал дежурного. Тот заметно занервничал.
  
  - Кто спрашивает?
  - Не знаю, сэр. Он не представился, но в списке контактов номер числится за окружной полицией.
  - Хорошо, ступай. - Ковальски забрал трубку, но поднес к уху лишь, когда Стефан, аккуратно прикрыв за собой дверь, убрался из зала.
  
  - Детектив Ковальски, слушаю, - он вновь повернулся к окну. Двое путешественников уже скрылись из поля зрения.
  - Ты там долго еще намерен прохлаждаться? - Воскликнула трубка голосом шефа.
  - Шеф, так еще.., - он не успел договорить.
  - У нас тут ЧП, а он прохлаждается, - шеф заливисто загоготал, и детектив расплылся в подобострастной улыбке. Жаль, шеф ее не видел.
  - Так и у меня ЧП!
  - Что там у тебя? Один старичок напал на другого и заколол пластиковой вилкой?
  - Так если бы! Пианист Ален проболтался про Хоппкинса.
  - И кому?
  - Не поверите, но Эдуарду Мейсону.
  - Ну и фиг с ним, забей.
  - Да, но и Мейсон мог ему много чего порассказать в ответ.
  - Например?
  - Например, как тут протекают последние минуты жизни уходящего поколения...
  - Надеюсь, что у этих двоих они протекут без эксцессов.
  - Если только пианист не начнет делиться добытыми знаниями с соседями.
  - Да ладно тебе! Ален был человеком замкнутым, ни с кем не дружил, Хоппкинс да Элли были единственными его... близкими, короче. Да он даже с родителями встречался редкий случай. Никому он ничего не скажет.
  - Надеюсь, что вы правы. Так а у вас-то что за ЧП?
  - А-а. У твоей старой подопечной кто-то выкрал кота. Эксклюзивного и дорогущего, что мой флаер.
  - У мисс Селики? Опять?
  - Ну.., по ее заявлению.
  - Но, шеф, вы же сами понимаете, что по закону я обязан до последнего дня присутсвовать в пансионате...
  - Да знаю. Долго они еще там собираются костылями двигать?
  - Ингмар говорит, что они уже совсем выбились из графика.
  - И?
  - И принимает меры.
  - Хорошо. Скажу ей, что ты вот-вот приедешь и займешься ее делом лично.
  - Передавайте привет!
  - Обязательно. Давай, пока.
  - Пока, - ответил он в уже затихшую трубку.
  
  В зал в поисках Стефана заглянула Лола, его помощница. Я занят, - гаркнул Ковальски, воткнув в нее испепеляющий взгляд. Та пожала плечиками и упорхнула. Чертов пансионат, чертовы старики! - детектив повернулся к окну, чтобы не видеть этой осточертевшей больнички.
  
  Прошла неделя, а, может, больше, с того дня, когда Ален и Эд разговаривали, стоя под восточной стеной пансионата. Он здесь совсем потерял счет времени, но последние дни чувствовал себя все хуже и хуже, о чем захотелось рассказать Эду. Тот подымался гораздо раньше. Когда Ален встречал его в коридоре, направляясь в уборную, а тот уже шел навстречу, то означало, что Эд проспал. Повалявшись еще немного в постели, подыматься желания было мало, он свесил, наконец, ноги и нашарил тапочки, как обычно ткнувшись вначале кончиками пальцев в ледяной пол. Колени практически не болели на фоне давящего нытья, что он ощутил в пояснице да и во всем позвоночнике в целом. При одной мысли о физзарядке ему тут же захотелось упасть обратно в постель и зарыться под одеяло. Но навестить уборную все же стоило.
  
  Возвращаясь обратно коридором Ален тихонько подошел к двери Эда и прислушался. Внутри стояла гробовая тишина. Наверняка читает, - подумал он и направился к своей двери. В комнате развернул коврик и сел, скрестив по-турецки ноги. Если уж игнорировать зарядку, то хотя бы помедитировать, - подумал он. Мысли, однако, все кружили и кружили в голове, не желая уступать место пустоте.
  
  И да и нет, - ответил Эдуард, когда Ален спросил его о подопытных кроликах, а потом, уже прислонясь спиной к оштукатуреной под гранит стене пансионата, продолжил. Не знаю уж по каким причинам, я не ученый, но поколение, явившееся на свет в один день, с разницей, быть может, в какие-то часы, уходит точно также. Это подобно цепной реакции: уход одного тут же провоцирует уход другого и третьего, а там, как нарастающий ком. В итоге разница составляет даже не часы, а считанные минуты. Но. Иногда что-то идет не так. "И тогда прибегают к дополнительным мерам?" - Спросил Ален. Ну.., да. Как я понял, очень важно, чтобы все ушли одновременно. Это... как бы сказать... повышает вероятность того, что в следующий раз они будут готовы, созреют там, в иных мирах, к тому, чтобы в один прекрасный день в том же составе явиться на свет божий.
  
  Жутко, - отвечал Ален, - жутко для тех, кто вынужден выполнять это. Но нам-то какая разница, все одно дни сочтены. Сам же говоришь, что поколение словно представляет собой нечто целое. Так на день раньше, на день позже - не вижу смысла дергаться и возмущаться, хотя это и возмутительно. Эдуард тогда ответил, что думает где-то так же. А потом предложил возвращаться домой в палаты, поскольку они уже совсем замерзли. Ален шел тогда с ним бок о бок и думал о том, как невероятна все-таки эта штука жизнь. Словно могучая река, летящая с гор, разлетающаяся среди камней и преград на многочисленные струйки, а вот сплетающаяся в единый поток так, что все струйки в нем уже, как одно целое, летят вместе, имеют единую судьбу. Чудеса.
  
  Сосед вновь зарядил свои утренние новости, и Ален, скрипя коленями, поднялся. Следовало навестить Эда и все ему рассказать. Убрав коврик, осмотрев придирчивым взором комнату: постель убрана, полотенце повесил, зубную пасту и щетку положил в ящик, халат... да не на прием же! и пошел в халате. За дверью Эда стояла по-прежнему тишина. Он постучал и, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь. Эда в комнате не было. Детектив Ковальски восседал на трехногом табурете и с любопытством глядел прямо в глаза.
  
  - Проходите, Ален, не стесняйтесь, - проговорил он, приглашающе махнув рукой. - Да входите уже!
  
  Ален послушно вошел и прикрыл за собой дверь. В комнате сильно пахло ароматическими сигаретами. Сам Эд не курил. Стало быть, детектив сидит здесь достаточно давно. Бросив взгляд на тумбочку, он заметил пластиковый стаканчик, из которого торчал к верху оранжевый в крапинку фильтр сигареты.
  
  - Присаживайтесь.
  
  Детектив сунул руку в карман, извлек оттуда мятую пачку и, не спрашивая позволения, закурил, пуская дым под потолок. Взгляд его тем временем ни на секунду не отрывался от Алена. Тот заподозрил неладное.
  
  - Извините, но Эдуард вышел надолго? Я хотел спросить его кое о чем.
  - Боюсь, что надолго, - ответил Ковальски и пустил очередную струйку дыма. На этот раз чуть мимо лица Алена.
  - Простите, не могли бы вы не курить, пока я тут?
  
  Детектив учтиво кивнул головой, сделал последнюю затяжку и отправил сигарету к своим собратьям в пластиковый стаканчик.
  
  - Так что вы хотели спросить у господина Мейсона?
  - Простите, но мне кажется, что это вас никак не касается.
  - Не согласен. Я вас просил никому не рассказывать про Хоппкинса, а вы?
  - Что я?
  - Не надо строить невинные глазки. Вы все разболтали Мейсону, а он? Что он вам наговорил?
  - Ничего.
  - Ну вот так и ничего?
  - Послушайте...
  - Очень, очень внимательно вас слушаю, но вы не хотите понять, что сейчас, когда господин Эдуард испарился в неизвестном направлении, ваши слова очень и очень важны для следствия. И для вашего дальнейшего благополучия.
  
  Ален ошалело уставился на детектива, исходя из чего тот понял, что пианист был не в курсе. Или хорошо играл.
  
  - То есть, как это "испарился"?
  
  9 мая 20 г.
  
  
  Теперь Ален обостряющиеся с каждым днем симптомы катастрофического старения начал замечать и у других. Так у соседа кашель по утрам из сухого превратился в какие-то изрыгаемые хриплые спазмы, грозящие вот-вот закончиться рвотой. Неладное творилось и у другого соседа, любителя новостей. Для Алена проявлялось это прежде всего в том, что теперь эти новости слышал не только он, но, очевидно, все "сопоколенники", чьи "номера" относились к их помещению. Похоже, слабеет слух, - догадался он. Что же они такое делают? Чем-нибудь облучают? Но тогда бы это повлияло и на обслугу, которая часто здесь шныряет то сменить белье, то дать лекарство, да и путь к гардеробу и к лестницам на другие этажи лежит через их коридор и еще один точно такой же по второму крылу здания. Но детектив ошивается у нас довольно часто, а уж кто, как не он, знает, наверняка, все здешнее закулисье. Хотя, возможно, достаточно облучать в течение ночи, когда кроме нас тут никого нет. А может, успокоительные и витамины, которыми нас пичкают три раза в день, вовсе не витамины...
  
  Что бы то ни было, но по всем признакам выходило, что их подвергали воздействию, ускоряя процессы старения. Оставалось только догадываться, для чего им это. Ален еще мог понять, что единомоментная смерть необходима для повторного возрождения поколения, тогда можно воспользоваться каким-нибудь газом, да много есть способов безболезненно отправить человека на тот свет. Но для чего им понадобилось приближать сам момент смерти? Вероятно, все не так просто, - думал он. Существуют же в природе разные ритмы, биоритмы, фазы луны, планет и прочие астрологические суеверия. Может, они уже не суеверия? И все, что когда-то выдавалось за правду всякого рода чернокнижниками, хиромантами, астрологами, алхимиками, уже и есть правда? И, пользуясь знаниями всех этих шарлатанов, теперь министерство защиты труда плодит поколение за поколением добросовестных, покладистых да к тому же невероятно способных работяг?
  
  Но даже узнай он способ, даже точную химическую формулу, чем их тут травят, что бы от этого изменилось? Эдуард, ты же сам мне говорил про Хоппкинса, что бесполезно? Почему же ты ушел? И куда? И почему не забрал меня с собой? Мы же вроде как стали друзьями за последнее время..? Я, по крайней мере, воспринимал это так. Тут Ален почувствовал, как по щекам бегут слезы. Надо же, - с грустью хмыкнул он, утираясь. - Вероятно еще один симптом навалившейся старости.
  
  Когда детектив, не вдаваясь в подробности, рассказал в двух словах, как обнаружили пропажу Мейсона, Ален не мог поверить своим ушам, и этот его уход он воспринял не иначе как предательство по отношению к себе. Но.., с другой стороны, в праве ли он был считать его другом? Шапошное знакомство. Всего какие-то два месяца, пара душевных разговоров, пара нелегального поглощения не известно откуда и каким образом добытых деликатесов. И он работал сам когда-то в обслуге, он сам был одним из тех, кто превращает розовощеких стариканов в согбенных, шаркающих, беззубых уродцев. Поэтому, когда детектив попросил повторить их разговор у восточной стены, он колебался не долго.
  
  - И кому еще вы об этом рассказывали? - поинтересовался детектив.
  - Не вижу никакого смысла отравлять кому-то последние дни жизни. А потому - никому.
  - Ой ли?
  - Послушайте. Хватит разговаривать со мной, как с провинившимся мальчишкой! Да и ваши угрозы на счет моей безопасности. Вы и правда считаете, что они могут взволновать человека, старика, который уже одной ногой в могиле? Даже уже двумя ногами.
  - А вы плохо слушаете лекции. И, видимо, так и не удосужились прочесть евангелия.
  - Я их прочел, когда мне было четырнадцать лет, не вижу смысла перечитывать, воспоминания мои вполне свежи.
  - А как же "кесарю кесарево"? Противодействуя властям, вы впадаете во грех, а стало быть ваше будущее может оказаться не столь розовым, как вы можете его представить.
  - Нас еще не окрестили, так что у меня есть время предаваться греху.
  - Ладно, хватит этих поповских славословий. Хорошо, что вы никому не рассказали. Но не стоит ли мне прямо сейчас одеть на вас наручники и держать как потенциального беглеца? Не собираетесь ли и вы повторить фортель Мейсона? Может быть, у вас с ним сговор? А?
  - Я ничего не знал о побеге, вот вам крест!
  - Ну какой крест? Вы же сами сказали, что еще не крещены.
  - Это выражение такое, фигуральное. Оборот речи.
  - Ладно. Опять мы с вами свернули не туда. Хорошо, я вам верю. Но не знаю, что вы об этом думаете.
  - Я думаю то же, что сказал Эдуард. Нет смысла бежать, когда дни так и так сочтены. И я не понимаю вовсе, для чего ему этот побег. Может, просто чтобы насолить вам? Или, как Хоппкинс, сделать что-то по своему?
  - Может быть, может быть. Сказал так и убежал...
  - А вот вы мне скажите, что вы думаете обо всем этом? Только честно. Я с вами был честен.
  - Но вы же понимете, что я лицо официальное, у меня есть регламенты, статьи, устав, в конце концов, - детектив тут вновь потянулся за пачкой, но на этот раз Ален не стал ничего говорить.
  - Понимаю.
  - Что я об этом думаю... - Он зажег сигарету и с нетерпением, хорошо так затянулся. - Такова селяви, как говорят французы. Что поделаешь. С одной стороны, мне все это, конечно, не нравится, а с другой... Вы же понимаете, что иной мир отныне не призрачная выдумка богословов, а научно доказанная реальность. Столько всего произошло, столько встало с головы на ноги, ну... или с ног на голову, это уж как посмотреть. Я думаю, что ваши трактовки происходящего с позиции "ай-ай, мы все умрем" несколько устарели.
  - Что бы там ни менялось, но лишать людей жизни это омерзительно.
  - Да не нужно относиться к этому так, словно вас отправляют в никуда, и больше вас никогда не будет! Вас лишь подталкивают к двери, чтобы вы чуть быстрее шевилили ногами, но за дверью такой же мир, ну... чуть-чуть иной, но вы и в нем продолжите идти дальше. Что тут омерзительного, скажите мне?
  - Не знаю. Наука когда-то говорила, что земля плоская.
  - Экий вы, батенька, засранец. Вы еще припомните, что шаманы вещали у костра, когда человеческое стадо махало каменным топором.
  - Не так уж и давно это было. Я про плоскую землю.
  - Да давно! Это уже как Ноев потоп на заре истории человечества! Очнитесь, наконец! Скоро вас ждет волнующее путешествие в мир иной, встреча с ушедшими родственниками, свет, счастье! А вы мне про землю плоскую, фу ты!
  - Хорошо. Все ваши слова звучат правильно, логично. Но я музыкант, и мне ближе то, что словами не высказать. И вот это чувство, которое мне помогает слышать музыку, сочинять эту музыку, отличать музыку от музыки, оно говорит мне сейчас, что все ваши слова - вранье, как и все эти шоу на сборах, все эти рекламы, все эти фильмы о чудо-поколении. Вся ваша апологетика отправки людей на тот свет всего лишь ширма, за которой вы прячете собственные интересы!
  
  Детектив Ковальски разинул рот. Ему еще не доводилось сталкиваться с ситуацией, когда подозреваемый, влекомый неведомой силой, так доходчиво, и так проникновенно выражает мысль, что хочется встать и пожать ему руку.
  
  - Знаете, какие у меня сейчас интересы? - устало проговорил Ковальски. - У одной моей очень хорошей знакомой, у одной очень хорошенькой знакомой, сейчас пропал кот. И все мои желания - это отправиться прямо сейчас к ней и, если не найти этого прожорливого котяру, то, по крайней мере, ее утешить, потому что я знаю, как она глупо, но от всего сердца об этом переживает, прямо сейчас.
  - Простите. Идите искать вашего котяру, а я отправлюсь искать свою смерть.
  - Очень хорошо. Удачи вам с поиском!
  - Не переживайте за меня. Куда она денется?
  
  Когда начались тренировки ухода, Алену вспомнилась книга, название ее он уже не помнил, но посвещалась она временам, когда сам Иисус ходил по земным дорожкам. "Возляжем же и мы во гробы и умрем вместе с тобою" - как-то так в ней звучали слова о том, как иудеи готовили себя к грядущей далекой смерти. В огромном зале стояли кресла, подобие которых он видел лишь в стоматологических клиниках. Когда собирался полный зал, а Алену всегда доставалось место где-то в последних рядах, то зрелище перед ним возникало впечатляющее. Приходила мысль, что сейчас, когда они все прилегли на изголовья, некий стоматолог-виртуоз проскочит по залу и в мгновение ока вылечит всем зубки, двигаясь со скростью японского нинзя, а затем - овации и низкий поклон.
  
  "Виртуоз", однако, а именно Ингмар Нильсон, и не думал двигаться с места. Он стоял высоко на подиуме так, чтобы каждый мог его видеть, и подробно рассказывал о том, что ожидает человека в первые минуты смерти. Если учесть, что те же речи он произносил на лекциях, то в общей сложности они слушали сей монолог уже раз сотый. Но Ален почувствовал, что этот человек, по видимому, и впрямь желает, как может, облегчить им переход в мир иной. Хоть не было сомнений и в том, что он же, если придется, нажмет ту зловещую кнопку, или повернет вентиль.., кто знает, что у них там. И все-таки то, что он сейчас рассказывал им с таким усилием достучаться, вдолбить, оно, похоже, и вправду было важным, и Ален впервые прислушался к словам.
  
  Наконец-то их окрестили, и уже ни для кого не было секретом, что счет пошел на дни. Возвращаясь с мероприятия, кто-то из стариков шутил, шепелявя беззубым ртом: эх, прощайте, девушки, теперь. А второй подыгрывал: что, даже в бар сегодня не пойдем? Ну, нет, - отвечал первый, - бар это святое место, пойдем обяжательно. Ален, слушая их веселую ворконтню, подозревал, что бар, который размещался между вторым и первым этажом, теперь для них заказан. Однако, когда вечером шумная ватага, горланя песни, прошаркала мимо двери, мнение пришлось изменить. Ален лежал в постели, рядом на одеяле лежал планшет с открытой страницей "История Соединенных Штатов Америки", но читать не было желания. Не было желания ни для чего. Единственное, что жило сейчас в нем - это желание, чтобы все случилось как можно скорее, чтобы прямо сейчас. Ждать больше не было сил.
  
  Детектив Ковальски наблюдал за процедурой из-за стекла операторской. Под ним в откинутых креслах размещалась сотня старичков в белоснежных пижамах. Прямо перед ними на широком экране плыли картинки, подтверждающие истинное величие и значимость их поколения, старички, как один, не отрывали от экрана глаз. Ковальски скосил взгляд на Ингмара, тот в ответ отрицительно качнул головой. Полуторачасовой ролик должен был уже вот-вот подойти к концу, и тогда Ковальски на вопросительный взгляд уже Ингмара опустил голову, что означало "да". Тот перекрестился и нажал кнопку, что изначально была прикрыта пластиковым колпаком, а теперь опускалась все глубже под давлением побелевшего указательного пальца.
  
  Никаких внешних признаков, но все закончилось в несколько секунд. На всех экранах операторов побежала сплошная линия, не прерываемая более никакими пикообразными изломами. Ковальски бросил последний раз взгляд в самую середину зала, где в кресле покоилось тело бывшего пианиста, примитивиста, обозначившего начало новой эпохи в музыке, Алена Паркера Стодвавосемь.
  
  Тела клали на каталки и долго возили до крытых березнтом фур, ожидающих у площадки с подъемными воротами во внутренний двор пансионата. Затем разом загудели двигатели, и стая грузовых флаеров поднялась в воздух. Курс их лежал на восток за горный хребет к ближайшему крематорию. Ковальски провожал их, стоя у окна малого конференц зала. Они двигались медленно, похожие на стайку черных майских жуков. Вот и все, Ален, - сказал детектив и глаза его обежали в растерянности все кругом: окно, подконник, верхушки гор, таявшие среди них точки флаеров и... подножие. На подножии ближней горы детектив, опешив, прочел вытоптанную аккуратно надпись: 128+. От плюса вилась дорожка одиноких следов куда-то на юг, в сторону Кучуевского ущелья.
  
  10 мая 20 г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"