Аннотация: Когда одиночество в крови... (Вторая часть из трех)
Слева, немного не доходя до парка, весь первый этаж девятиэтажки занят ночным баром "Виски". Огромная вывеска светилась красными огнями над открытой двустворчатой дверью в развлекательное заведение.
Однажды, сидя в одиночестве в закрытом зале "Звезды" за бутылкой коньяка, купленного на последние деньги, я встретился глазами с очень красивой девушкой. На противоположной стороне зала, под ореолом света красной лампы, она распевала бутылку красного вина, "закусывая" сигаретой. Она смотрела на меня долго, пристально, как бы проверяя и исследуя. По взгляду можно было предположить, что в этот момент она думала о том, что же меня привело под крышу этого заведения, если я сижу который час один и пью чистый коньяк. Возможно, эти мысли ее забавляли, потому что она, заметив мой ответный взгляд, начала кокетливо улыбаться. По ее гладким черным волосам скользили красные лучи, алые огоньки бегали в темно-карих глазах, бордовые губы завораживали... На ней было черное облегающее платье без рукавов, слегка открывающее небольшую грудь, на шее блестела золотой нитью цепочка. Ее кожа на контрасте с платьем казалась белой, как лепестки нарцисса, алый свет слегка припудривал ее контур.
Я отвел глаза, соблазн был слишком велик. На ее правой руке, на безымянном пальце, я заметил кольцо, и решил не проявлять инициативы.
Коньяка в бутылке оставалось немного, а причина, по которой я сидел в том заведении и топил себя в бутылке, должна уже была в скорости покинуть мою квартиру.
Причина - мой брат. С утра заявившись ко мне без предупреждения и даже без крупинок сожаления в голосе, что разбудил человека в пять часов утра, он без промедлений начал меня отчитывать. Тогда я работал в спорт клубе - фитнес тренером, и именно этой работой он и попрекал меня.
Только сбросив с плеча огромную спортивную сумку, он начал:
- Ты правда работаешь фитнес - инструктором?
- Правда,- ответил я понуро, закрывая за ним дверь.
- Брат, да ты что?- воскликнул он, хлопнув меня по плечу,- Это же тоже самое, что стриптизером работать!
Он еще сплюнул на пол для еще большего эффекта. Я почесал плечо, молча и не глядя, прошел мимо и рухнул на диван, закрывшись с головой одеялом.
Он походил туда-сюда по комнате, потом догадался взять на кухне стул и поставить рядом с моим диваном, сел и продолжил:
- Ярик, ты снова будешь говорить, что я повторяю за отцом, но ты пошел по не правильному пути...
Сбросил с лица одеяло и долго смотрел на лицо своего брата. Мы были очень сильно похожи внешне. С детства многие считали нас близнецами - годовая разница в возрасте визуально не читалась. Такие же темно-русые волосы, всклокоченные на макушке, такое же лицо с массивной челюстью и светлой щетиной, прямой нос, которым гордился отец, хвалясь перед друзьями, что и у обоих сыновей такие же. Единственно, что различало нас это глаза. Мне достались глаза своей матери - холодного голубого оттенка, а Якову отцовы - карие, теплые, мягкие.
Иногда, когда я смотрел на него раньше, мне казалось, что это воплотившаяся вторая и лучшая грань моей личности, оторванная еще до моего рождения по прихоти неведанного божества.
Тогда, смотря на него, я в этом еще сильнее убеждался.
В детстве нас ничто не могло разлучить, но школа, разные классы, друзья, разъединили нас до того, что когда я после окончания университета задумал бросить все - дом, сытую и необремененную никакими трудностями жизнь, то есть все, созданное отцом, я не захотел ему рассказать об этом. На его вопрос я ответил без всякого сожаления "не твое дело".
Вот так мы и попрощались 8 лет назад.
А теперь он сидел передо мной и повторял ровно то, что перед моим уходом говорил отец.
- Поздравляю,- проговорил я, и увидел на его лице удивление,- Я видел как-то игру твоей команды,- пояснил я, и он опустил голову, улыбнувшись,- ваши дела идут в гору. Ты на сборы?
- Да, чемпионат страны.
- Удачи тебе.
- Спасибо.
Он робко поблагодарил, даже по-моему сконфузившись. Помялся на стуле, а потом обвел глазами комнату и взглянул на меня.
- Я всегда хотел спросить тебя...
- Спрашивай,- подбодрил я его, приподнимаясь на локтях.
- Почему так получилось, что мы перестали быть братьями?
Я улыбнулся. Его детская наивность и непосредственность для 27 лет меня умиляла.
- Почему ты бросил хоккей и подался в философию? Ведь ты так хорошо играл, был даже капитаном юниоров...
Я вздохнул и сел, убрав с голых колен одеяло.
- То есть ты хочешь спросить - Почему я не стал профессиональным хоккеистом, как ты, вместе с тем получив мировое признание, квартиру в столице и миллион поклонниц, а вместо этого выбрал позорную работу фитнес-тренера, проживая в убогой квартире, где даже телевизора нет?
Он молча смотрел на меня.
- Яков, мы с тобой очень разные люди, поэтому ты не сможешь меня понять. Я живу так, как хочу жить. Вот и все.
Он поднялся, поспешил в коридор. Чиркнула молния и зашуршал салафан и через минуту он вернулся в комнату, держа в руках шахматную доску.
- Узнаешь?- спросил он, протягивая мне знакомую с детства вещь.
Я взял в руки шахматный набор, провел ладонью по лакированной клетчатой поверхности, и мне вспомнилось, как я частенько играл с отцом за этой доской. Казалось, что я почувствовал запах родного дома, пропитавший деревянный подарок.
- Отец передал. Когда я ему сказал, что, наконец, нашел твой адрес,- в его глазах мелькнул укор,- и сказал, что хочу тебя поведать, он из кабинета принес мне эти шахматы.
- Не нужно было...,- проговорил я, ложа доску рядом на диван.
- Он сказал, что ты всегда можешь вернуться, и никто тебя не осудит...
Услышав эти унизительные для себя слова, я вскочил и начал быстро одеваться. Я больше не мог с ним находится в одной комнате.
- Знаешь, даже не удивительно, что ты убегаешь,- проговорил он, смотря за моими действиями, повернувшись на стуле,- у меня поезд в 10, можно я у тебя...
- Пожалуйста, только без меня...
Он вышел за мной в коридор и наблюдал за тем, как я обуваюсь.
- Ярослав,- позвал он таким душедробящим тоном, что я с изумлением посмотрел на него,- ты всегда можешь рассчитывать на меня. Даже, если ты не считаешь меня своим братом... Я считаю тебя своим.
- Удачи тебе на чемпионате.
Я оставил дверь открытой и сказал ему не запирать. Красть у меня было нечего, если только книги... И то они библиотечные, не мои.
Все время, проведенное за бутылкой коньяка, я думал над словами отца и брата. Нет, я никогда не смог бы вернуться в этот дом. Где всегда пахло цветами и лимоном, где мама выходными вечерами одевалась, как королева, в шелковое или вышитое бисером платье, надевала колье с голубыми камнями, что подчеркивали ее васильковые глаза, и уходила с отцом в театр или к друзьям музыкантам. Где отец со мной пятнадцатилетним играл в шахматы, где семилетним я с братом рисовали вымышленную карту клада на новых обоях в моей комнате... Возвращение посчиталась быть признанием в своей никчемности, стало бы подписью по фразой "я проиграл". Нет, так поступить я не смог бы даже находясь в сквернейшем из возможных положений. В тот момент я пил, хоть и на последние деньги, свой любимый коньяк и считал, что мои дела очень даже не плохи. Тем более, что настойчивый игривый взгляд девушки в черном говорил о ближайшем - в скором времени - приятном знакомстве...
Она не заставила себя долго ждать. Не прошло и десяти минут с той поры, когда мы встретились глазами, как незнакомка поднялась, утопила сигарету в низкой пепельнице и подошла к моему столику.
- Мне интересно, - начала она, остановившись прямо напротив меня,- почему ты не подошел первым?
Брюнетка говорила, сладко растягивая слова, с игривой улыбкой. Вино на нее подействовало раскрепощающе, как и на любую женщину. А вот для моего организма алкоголь почему-то в этот вечер был обыкновенной водой, я совсем не чувствовал опьянения, только тело минутами будто обдавало горячими волнами.
- Кольцо,- бросил я с ответной улыбкой, показав на свой безымянный палец правой руки.
Она бросила непонимающий взгляд на мою руку, а потом с промелькнувшей искрой в глазах проговорила:
- Ах, ты из-за этого..., - она потерла кольцо на пальце,- побоялся?
Я кивнул.
- И что даже не позволишь присесть?
- Присесть позволю...
Позвав официанта прячущегося за шторкой, отделяющей один зал от другого, попросил второй стакан. Она от коньяка не отказалась и даже с жадностью выпила янтарную жидкость. Синий цвет лампы над моим столиком придал ее белой коже болезненный оттенок, губы стали фиолетовыми. Холодный свет старил ее, он убивал в ней чарующую теплоту, тайну. Точно под лабораторной бесчувственной лампой сидела она на приеме у пластического хирурга, и все огрехи, все морщины выступили на первый план. Прекрасная незнакомка, покрытая красным светом, как алой шалью, куда-то исчезла, теперь на месте ее оказалась простая женщина лет за тридцать в изрядно - подвыпившем состоянии. Я с удивлением и разочарованием разглядывал новую знакомую, которая, уже не обращая на меня внимание, все подливала и подливала к себе в бокал коньяк.
- Что же у тебя произошло?- спросил я, когда она последние рыжие капли коньяка упали в ее бокал.
Она взглянула на меня, точно спохватившись и вспомнив, что с ней рядом кто-то сидит.
- Муж изменил,- быстро произнесла она, поднеся бокал к губам.
Мы сидели несколько минут молча. Она смотрела перед собой безжизненным тупым взглядом сквозь пустую стеклянную бутылку, в которой преломлялся синий свет. Я не решался подняться и пойти домой и тем самым, оставив ее одну. А прогонять ее было бы совсем бесчеловечно.
- Может позвонить кому-нибудь, чтоб тебя забрали?- спросил я, почти не надеясь на положительный ответ.
Она подалась вперед и прикоснулась к моему лицу, криво улыбнувшись.
- А ты разве не хочешь меня забрать к себе?
Во мне проснулась брезгливость, я убрал ее холодные пальцы от лица.
- Извини, не могу...
- Ну-ну, ты же хороший мальчик, правда? - придвигаясь ближе, заговаривала она тоном мадам, которая решила купить парня на ночь- Я хорошо тебе заплачу... Только кошелек...
Она обвела глазами стол, потом заглянула под диван, по всей видимости ища его.
- Может быть, ты оставила его за тем столиком? - спросил я.
- Да-да-да, - подтвердила она с готовностью.- Там...,- показала она рукой на свой бывший столик,- Там все, в сумочке,- она заговорила с перерывами, точно ей было сложно что-то припомнить,- и ... кошелек ... и телефон, и ... его фотография...
Я поднялся и устремился к указанному столику. На столешнице действительно лежала черная маленькая сумочку из замшевой кожи. Не долго думая, я открыл ее. Кожаный кошелек, помада, сигареты, зажигалка... А вот и то что я искал - телефон. Первым в списке входящих непринятых вызовов стоял "Любимый", а второй какая-то "Олечка". Я сел в угол, подальше от красного светильника, зорко наблюдая за своей "замужней брюнеткой", которая, откинувшись на спинку дивана, и закрыв глаза, полулежала. Я решил не тревожить посторонних и сразу позвонить мужу, практически не сомневаясь, что "Любимый" это и есть он.
- Алло!- послышался запыхавшийся мужской голос после третьего гудка.- Рита? Где ты находишься? Скажи, я...,- казалось он остановился, или сбавил шаг, стал говорить спокойнее,- я не могу перед тобой никак оправдаться... Мне нет оправдания. Но... Это была ошибка! Я сознаюсь! Я...
- Извините,- перебил я его резко,- Ваша жена сейчас находится в баре "Виски",что у парка городского находится...
Я старался быть вежливым и спокойным.
- Кто это?! - воскликнул он так, что у меня зазвенело в ухе.
- Никто,- продолжил я в том же сухом тоне,- обычный прохожий. Заберите свою жену... Она сейчас в нетрезвом состоянии, а у меня есть дела поважнее, чем сидеть и караулить ее сохранность...
- "Звезда"? - переспросил он более сдержанным голосом.
- "Звезда", рядом с парком...
Он отключился, а я, поднявшись, положил сумку рядом со спящей и вышел в другой зал. Тут было многолюднее, шумнее и веселее. За стойкой и вокруг всех высоких столиков для стоячих толпился ночной развязный народ. Я пошел дальше и вышел на улицу, на воздух.
Около пятнадцати минут я стоял у подъезда, коптя свои легкие табачным дымом, пока к порогу бара не подъехал черный Лексус. Из него вышел высокий седой мужчина в сером костюме с галстуком, с обеспокоенным и очень взволнованным лицом. Он потоптался возле меня немного, подняв голову на сверкающую вывеску, и вглядываясь в черную дыру входа в заведение. Наконец решил зайти... Через три минуты он вышел, бережно держа на руках свою спящую жену. Когда черная машина тронулась, я бросил окурок в желтую урну у двери и повернул в сторону своего дома.
А вот и парк скрылся... Городская площадь. Ее архитектурная помпезность померкла под темным покрывалом ночи. Несколько лавочек, освещенных низкими фонарями, одиноко лежат на остывшем асфальте, чаруя своей кажущейся заброшенностью и ненужностью. Сбоку за моей тенью все еще бежит тень дворняги...