Ранним утром 18 мая 1617 года Амалия Циммерман, жена плотника Кифера Циммермана, шла по улицам родного Хайдингфельда, рыдая в голос, выкрикивая проклятия в адрес Белинды Шредер. В руках у Амалии висел ее полугодовалый сын Колман. Голова малютки с вывалившимся языком болталась из стороны в сторону и казалось, вот-вот оторвется, посиневшая и, пожелтевшая местами кожица на лице и ручках бесспорно свидетельствовали о прискорбном факте смерти малютки. За Амалией следом шли ее родственники, - муж, о котором я упомянул выше и его два брата - Хаган и Кейсер, свекровь Амалии - старуха Тересия, двоюродные братья Амалии - Эб и Юрген Кёлеры и старший сын Хагана Циммермана - юный Франц. Далее шли соседи Циммерманов - Хелмут с женой Эммой и Бамбер, их зять.
- Смерть ведьме! - кричала Амалия, растирая катившиеся крупные слезы по лицу, - смерть, смерть ей! Смерть проклятой Белинде - подхватывали мужские голоса. Сжечь проклятую! - хрипела старуха Тересия, стучась суковатой палкой во все встреченные ворота домов.
Группа недовольных селян быстро росла. Из многих домов выбегали люди. Амалия кричала, что идет побивать ведьму, при этом высоко поднимая и тряся синюшным трупом младенца. Подошел Одо Дачс, с ним как всегда был его слуга Ерс. Ерс нес под мышкой большую лакированную коробку синего цвета, содержимое которой было отлично известно любому жителю Хайдингфельда. В коробке были два пистоля плюс мешочек пороха и запас пуль. Отставной рейтар частенько напивался в местной таверне и в пьяном виде часто палил в ворон и в воздух. В конце улицы показался Хрода Мюллер. Должно быть, Циммерманы кричали так громко, что слышно было даже на мельнице. Хрода, мельник, был хромым немолодым мужиком, коренастым и злым. Как только где намечалась заварушка и драка - Хрода спешил туда первым.
Так, выкрикивая проклятья в адрес ведьмы, подошли к дому Шрёдеров. Кифер, Эб и Юрген с треском выломали калитку и застучали кулаками в дверь. На шум вышел Карл, муж Белинды. Не дав бедняге рта открыть, Карла повалили на землю и били у крыльца ногами. Потом ворвались в дом. - Ищите, ищите проклятую! - хрипела Тересия, сама порываясь впрыгнуть на крыльцо. Но ее вежливо тянули назад. Наконец из дома вылетела, - в прямом смысле слова - молодая темноволосая женщина. Скатившись с крыльца, она со всего маха приложилась головой о землю. За ней следом с крыльца сбежали Кифер и Эб.
Амалия, увидав Белинду, завопила истошным голосом: "Вот она, вот она, шлюха дьявольская! Вчера, селяне, встретила ее на улице, гуляла я с дитем после обедни, так она, ведьма проклятая, остановилась и заглянула ему в лицо! Она шептала над ним что-то свое, непонятное, ведьминское! Белинда эта моего сыночка в могилу свела, люди! Клянусь Христовой кровью, жизнью клянусь своею! Да что же это такое? Да сколько же мы эту тварь терпеть-то будем?! Да кто ж не теперь моего Колмана вернет?" И она зашлась в новых рыданиях, не в силах говорить более.
- Не виновная я! Христианка я, добрая католичка, как и вы! Не ведьма я, люди добрые, и не знаю, от чего ее сын умер, - только и успела крикнуть Белинда, прежде чем ее начали избивать. А били ее жестоко. Очень сильно били, - смертным боем. Сначала муж и родственники Амалии били, а потом и все почти подключились, кто вокруг стоял. Били и ногами и палками, стараясь попасть в лицо или, по крайней мере, по голове. Тересия просовывала свою клюку сквозь пыхтящую от усердия толпу, стараясь ткнуть ей прямо в глаз.
- А ну, остановиться всем! Разошлись! Разошлись, кому сказал! - Алтман Шульц, сельский староста, мужик тощий и хлипкий, но решительный, протиснулся сквозь толпу палачей Белинды, и закрыл девушку руками. И вовремя, надо сказать - лицо бедняжки походило на кровавое месиво, глаза заплыли полностью и не открывались, из рассеченных скул, бровей и губ ручейками стекала кровь. Ее простое серое платье было порвано на спине, короткий белый воротник заляпан грязью и кровью. Спутанные волосы Белинды прилипли к затылку и лбу и быстро пропитывались липким и алым. Девушка часто и хрипло дышала и как-то странно булькала при этом горлом.
- Христом Богом, герр Шульц, спасите! Убьют ее, а она и не виновна ни чем! Оговорили жену мою, от злобы да от дурости людской! - Карл пытался вырваться из рук удерживающих его мучителей, но ему это не удавалось. Он извивался телом, часто сплевывал в траву кровь, сочившуюся из прокушенного от удара языка, и шепотом повторял "Отче наш".
- И по какому праву сошлись толпою творить убийство, - медленно начал Шульц, - здесь, на землях господина нашего Леммана и его товарища господина Майера? По какому праву, спрашиваю вас во второй раз, - Шульц сделал паузу, - вы вторглись на двор и в дом поселян наших, Шредеров? И кому из вас, селяне, захотелось в Нюрнбергскую башню? А оттуда, коли повезет, в Риппендорф, в шахты соляные? Отвечать! - вдруг заорал он визгливым, бабьим голосом, обратившись к стоявшим в некоторой растерянности Циммерманам и Kёлерам. Из толпы вышла Амалия, подошла к старосте, и, тыча детским трупом Алтману прямо в грудь, прохрипела сорванным голосом: "Вот, герр Шульц, она, змея, сыночка моего любимого извела, она его уморила. Белинда, тварь эта, убила Колмана. Околдовала, - и все тут. И был сыночек, и нету его. И груди мои молока полны, а сосать некому!"
- А ты тут не распаляйся, - с угрозой начал Дачс, придвигаясь к старосте, - а мы тут все перед тобою и христиане и добрые католики и Бога чтим, и законы. А в законах церковных сказано, что коли завелся сорняк между злаков то вырывать нужно с корнем, дабы он других не попортил. Вот что в законах-то пишут и то Богу и угодно, стало быть. Староста упер руки в бока и с угрозой посмотрел на старого вояку. - Что, - сказал он наконец, - Одо, в тюрьму захотел? Там ведь там таких как ты бездельников да бунтарей хоть пруд пруди. Разойтись, немедленно! - Шульц опять сорвался на крик. - Ерс! - Одо не глядя протянул руку за спину. Ерс, стоявший наготове, немедленно открыл коробку и вложил в ладонь хозяина снаряженный пистоль. Дачс не спеша проверил порох и взвел курок. Наставил дуло прямо в лоб старосте. - Что, крысеныш, ведьму, стало быть, защищаешь? А через то и нас всех извести хочешь и со свету сжить? Думаешь, на тебя управы не найдем? Найдем, будь в том уверен. А буде в следующий раз доминиканцы к нам в село заезжать и колдунов вылавливать- тебя первого им и покажем. Правда, люди? Золотишко-то небось успел зарыть? - продолжал Дачс, - так мы людям-то епископовым его найти поможем, если что. И будешь ты потом объяснять, заработал ли золотишко свое честно или дьявол тебя им одаривает за услуги какие.
Шульц побледнел. Отступил назад, перевел дыхание, потом еще несколько раз призвал народ разойтись и напомнил, сколько зла приключилось в Тайльхайме три года назад, когда туда вошел отряд кирасиров из Нюрнберга. Не дождавшись от собравшихся ответа, плюнул под ноги, развернулся и быстро пошел прочь.
- Ну, и что же стоите, люди? - вопрошала Тересия. Чего ждете? Пытайте ведьму про то, как она зло творит да кому из селян и когда и какую порчу наводила. Да расспросите, где она свои волшебные зелья прячет, да какому демону служит. И остались ли Хайдингфельде еще колдуны и ведьмы кроме нее.
Эб и Юрген приподняли лежащую от земли, а Бамбер вылил ей на голову ведро воды из колодца. Белинда слабо застонала. Тогда Бамбер принес еще воды и вылил, потом еще. Девушка с трудом приоткрыла один глаз. - Какому бесу служишь да как порчу на нас наводишь и сколько вас таких еще в наших землях осталось, говори, богомерзкая шлюха - для большей доходчивости Тересия ткнула клюкой в грудь несчастной. Та, казалось, с трудом понимала, что ее спрашивают. Лишь спустя несколько минут начала отрицательно качать головой и стонать. "Нет, я не ведьма" - разобрали в этих стонах ответ собравшиеся люди. Видя, что ведьма добром не сознается, вытащили из дома Шредеров широкую скамью и положили на нее Белинду. Разумеется, привязали за руки и ноги - мало ли что чертовка может выкинуть. Стали бить плетьми. Плетки было две, а желающих много, поэтому били по очереди. Тересия опять задавала вопросы, но Белинда тихонько стонала и ничего не рассказывала. Пару раз Амалия, отложив на время мертвого Колмана в сторонку, чтобы ненароком не затоптали, подбегала к связанной и вцеплялась руками ей в щеки, стараясь содрать ногтями побольше кожи. Скоро Белинда снова затихла, и ее опять пришлось поливать водой из ведра.
Стали тогда искать доказательства ведовства в доме Шредеров. Ходили в сарай, и в амбар, и даже в свинарник заглядывали. Ничего не нашли. Смотрели в подполе - пусто. Тогда вернулись в дом и побили в кухне горшки и миски, поломали все стулья. В единственной комнате Шредеров перерыли все шкафы, разбросали и истоптали подушки и простыни. Сбили замки на сундуках, но кроме одежд и мелких безделушек не нашли ничего.
Тогда Циммерманы решили ломать крыльцо. Крыльцо было новое, краска на крыльце была свежей. - Вот оно! - закричала Тересия, увидев как Кифер ухватил и тащит из-под крыльца мешок. Развязали. В мешке нашли дюжину молотков. От небольших, сапожных, до среднеразмерных плотницких. Также вывалили из мешка гвоздей, фунтов на десять, и тоже разных, от дюймовых и до больших, и пару толстых зубил. Все было новое и в смазке. Торжествующе подошли опять к Белинде и стали показывать ведьме находку. "Твое то?" - спрашивали. - Не ее, да и не мое тоже, - быстро заговорил Карл. - Рассказывай, а ну! - закричали все и бросились к Карлу. Дали ему плетей вперед, чтобы не надумал врать. - Мешок мне дал Шмидт, Дитмар Шмидт из Вертхайма, - вытирая слезы, начал Карл. Третьего дня я заходил в таверну и там его встретил. Шмидт сказался кузнецом, и что возвращается с ярмарки в Нюрнберге и сильно издержался в пути со своими цеховыми товарищами. Сказал, что пить они все мастаки, а товара на этот раз продали мало. Шмидт просил денег взаймы, и обещал оставить в залог часть товара. Я дал ему два гульдена. Он оставил мешок и обещал забрать через три недели. Еще обещал 30 крейцеров сверху за то, что товар его хранил, - закончил Карл, сел на землю и закрыл голову ладонями. Его всего трясло как в лихорадке.
- Крестись и божись теперь, что не врешь! - кричали ему из толпы. Карл быстро перекрестился трижды и поклялся Господом, что и не думал врать.- Отчего же ты молотки под крыльцом хранил? - строго спросил мельник Шредера. - От того и хранил, - плакал Карл, - что не мое это, а увидел бы кто в доме или сарае - решили бы что ворованное да и донесли бы сразу.
- А я эту тетеньку тогда в поле видела, - тихо сказала крошка Фрок. Она подергала мать за руку и указала пальцем на Белинду. Все разом умолкли и просили девочку рассказать подробно. Мать ее, Гризельда, подняла дочку на руки, чтобы собравшимся было лучше слышно. - Я в поле вечером вышла, поздно, хотела гирляндку подобрать, красную - начала Фрок. - Это на сошествие Святого духа было, неделю назад, тогда как раз мимо нашего дома быка водили в гирляндах, а их ветром сорвало да в поле перетащило, а моя-то, глазастая, сразу то узырила - уточнила ее мать. - Я в поле вышла, - продолжила девочка тоненьким голосом, - и увидела, как эта тетя по полю ходит в темноте и сыпет вокруг что-то. - Соль, соль это была, точно! - закричали сразу много голосов, - знаем про ту уловку ведьмину, и вот через что они нас и изводят, твари, и земле нашей хлеба родить мешают! - Смерть колдунье, сжечь ее надо! - закричала Тересия, брызгая вокруг слюною. Стали сразу выяснять и выспрашивать по чьей земле ходила в тот вечер ведьма. Оказалось - по Беккеровой. Послали за Беккером, дабы тот свидетельствовал перед народом о землепорче.
- Люди добрые! - снова завел Карл, - да как такое быть может, я же в тот день к родне поехал, в Вюрцбург, сразу после мессы да гуляний. И Белинда со мною была, и три дня мы у дядьев моих гостевали тогда. Я же тогда Гюнтера твоего до Штайнбахталя в телеге подвозил, неужто про то не слышала? - обратился он к Гризельде. - Может и слышала, так что ж с того? - отвечала Гризельда. - Да как же тогда жена моя могла до вечера в Хайдингфельд поспеть вернуться да еще землю Беккеров солью потравить?! - А так и могла, - стояла на своем Гризельда, - про ведьм мало ли что говорят! По воздуху могла Белинда твоя перелететь, коли нужно было, а то и в суку черную обернуться и добежать за час-два!
- Она посмотрела на меня вот так, - сделала большие глаза крошка Фрок, - и я испугалась и обернулась домой бежать, а она уже тут стоит. Только что там стояла, а уже сзади меня очутилась! - О, бедное дитя, как же ты спаслась тогда? - со страхом вопрошали ее взрослые. - Крестом осенила себя да молитву начала, как меня матушка учила. А она исчезла сразу. Позади исчезла, то есть, а в поле - осталась. И смотрела на меня потом еще долго-долго. А я домой бежала и все оборачивалась, - вдруг догонит.
- Фрау Гризельде уважение и поклон от всех верных католиков, - произнес Одо Дачс. Так через веру нашу католическую спасемся сами и детей наших от колдовства обороним! Согласен я со старой Тересией - жечь ведьму надо, ибо то и Богу, и людям угодно будет. - Так может, пристрели ее прямо сейчас, Одо, - Кифер положил свою крепкую ладонь на плечо вояке, - что тебе стоит? Вот, и при пистолях ты нынче, и зачем дело стало? А мы тебе уж как благодарны будем, будь уверен! - Не бьют ведьм из пистолей да мушкетов, - истории про то плохие есть. Дачс задумчиво крутил в руке свое оружие. - Ведьме-то пуля - что? Так, помрет для вида, ее закопают, а она, гляди, того и ждет. Вот она по ночам начнет из могилы шастать да жрать всех, кого уловит. И скотину, и детей, и баб. Поди потом, сладь с такой бестией. Да к тому же кто ведьму и с какой руки застрелит, у того та рука потом и высохнет вся и отвалится до локтя, а из плеча одна кость обглоданная торчать остается. И то истинная правда, селяне. Сам видел, как такое бывало. А мне ведь еще послужить хочется, я же еще не такой и старый! Потому и говорю, вслед за Тересией - жечь ведьму надо вместе с ее домом. Так оно надежнее будет.
- Нельзя нам без пастора ведьму жечь - сказала Ида Шнайдер. Священник при таком деле вот как нужен! - Где ж нам другого пастора взять, коли наш Ганс другую неделю уже больным лежит? - возражала ей ее подруга Агна. Ветер-то какой на Пятидесятницу дул, да холод какой, Боже правый! У нас вон заборы все повалило. А сколько деревьев поломано было? Знамо дело, нашего пастора и просвистало тогда. Сходить бы к нему надо, проведать.
- Сама сожгу эту тварь, коли у других кишка тонка, - закричала Амалия и бросилась искать, чем бы подпалить дом Шредеров. Нашла под навесом прошлогоднюю скирду, стала неистово рвать солому и подсыпать ее к углам дома. - Стой ты, девка, уж лучше я буду ведьму жечь, меня коли и посадят за то, так мне и без разницы уже, все одно помирать скоро! - Тересия ухватила костлявыми руками, как клешнями, сноху и через плечо ее мигнула сыну, дескать, - держи ты дуру свою крепко, не отпускай от себя пока!
- Вы что себе удумали, подпалить нас хотите - закричали через забор сразу несколько голосов. Горсты, соседи Шредеров, испуганной толпой выбегали на улицу. - Коли Шредеров запалите, да неужто наш дом не займется? Пощадите, люди добрые, не дайте нам погорельцами стать да по миру ходить нищими да босыми! У нас ведь и свои детки имеются - бабы для наглядности поднимали своих неумытых испуганных чад на руки и демонстрировали толпе. - Урсула, Бруна, а ну - цыц! - произнес старый Руди Горст, глава семейства. Он не спеша подошел к Циммерманам. - Коли дом наш сгорит, - угрюмо произнес Руди собравшимся, - по миру нас пустите и многих из нас до смерти доведете. Но и сами, вы, Циммерманы, - все в тюрьму до одного отправитесь. А на том свете окажитесь - в аду вам гореть придется за такие вот проделки! - Не дам никому жечь здесь, - заключил Руди. - Ежели Белинда и вправду ведьмою покажется, то ведите ее в поле или в лес, и жгите там на здоровье! Но наперед знайте, что мне про то ее ведовство неизвестно ничего. И со старыми Шредерами мы ладно жили, и теперь, с Карлом и его женой живем в миру и согласии. Что смотришь, - обратился старик к Дачсу, - пукалкой своею меня может постращать решил? Так давай, попробуй, постращай! Дачс выдержал прямой и тяжелый стариковский взгляд, не потупил глаза, не отвернулся. Так они стояли молча и играли в гляделки, покуда издали не донеслись новые крики.
К дому Шредеров, спеша со всех ног, мчался толстый невысокий человечек и что-то горланил. На вытянутой руке он держал небольшой бидон. Глаза толстяка бешено вращались, и, казалось, вот-вот вылезут из орбит. - Эвона, Колман Беккер, дружище! - махал ему рукой мельник Хрода. А у нас тут, гляди-ка, ведьма тезку твоего прибрала, - мельник для наглядности потыкал синюшное тельце пальцем. С головы трупика тотчас слетели мухи и недовольно зажужжали поодаль.
- Добрые мои ..собратья, - не успевая отдышаться толком затараторил Беккер - какое, однако, странное ... странное молоко моя ... жена моя поутру сегодня .. выдоить сподобилась. Очень странное молоко, доложу я вам! Его обступили со всех сторон. Колман поднял с бидона крышку и продемонстрировал всем желающим. В молоке плавали, переливаясь, большие, алые маслянистые капли, выпуклые и похожие на шары, они-то показывались на поверхности, то медленно уплывали на дно посудины. Зрелище это вызвало неподдельный ужас у собравшихся. И бабы, и мужики спешно крестились, отшатнувшись от Беккера и его бидона.- А тут ко мне Бамбер прибегает и сказывает, что Циммерманы ведьму изловили, которая земли мои травила, - продолжал тараторить булочник, - ну, тут уж я сразу про все догадался! Корову-то мою я в стадо с неделю как не пускаю, - она у меня ногу зашибла и далеко ходить не может пока. Вот и пас ее рядом на поле, на меже, как раз между моею землею и Фишеров, там трава сочная, да и Фишеры не против. А ту межу мы, почитай, пятый год уже не запахиваем, там травы-то больно много, жалко ведь, такая трава пропадает, - Колман все бормотал и бормотал, вцепившись в бидончик побелевшими костяшками пальцев, покуда Кифер не подошел да не хлопнул его тяжелой рукою по спине. - Стало быть, потравила Белинда земли твои, - сказал Кифер, глядя в глаза булочника. - Что делать-то будешь теперь, а? И толстяк прямо безо всякого перехода, задрав лицо вверх, завыл в голос, как баба.
Дачс выхватил у Беккера бидон и протянул его к лицу Руди, прямо к крючковатому носу старика. - Изопьешь ли молочка, Горст? - с ухмылкой предложил Одо. Руди брезгливо отвернул лицо в сторону. - Что мордой-то ворочаешь, сосед ведьмин? - продолжал Одо, - детишек своих жалеешь тут? А вот этого бедолагу - он поднял с земли за синюшную ручонку детский трупик и помахал им и опять прямо перед носом старого Горста - вот этого тебе и не жалко совсем? А ну, парни, - обратился Дачс к обоим Кёлерам, - айда на двор почтенного Горста, берите у него воду да лейте на его крышу да на стены которые на двор Шредеров выходят! А ты, - обратился он к Руди - намочи мешки в воде какие есть, да мешками завесь у себя двери с окнами! А ну, бабы, - командовал рейтар, - мешайте солому с поленьями да весь дом ведьмин и со всех сторон обложите хорошенько! - Вставай, уже тварь, смерть твоя пришла - обратился он к Белинде, с размаху засадив ей мыском сапога под ребра. - Будет тебе сейчас Геенна огненная в самом ни на есть лучшем виде!
Казалось, все вокруг только и ждали, когда ими начнут командовать. Люди разом взвились, схватились и понеслись каждый по своему заданию. Вмиг поленница со скирдой Шредеров была расхватана и переброшена под стены, через какую-то секунду на крыше дома Горстов уже показались крепкие фигуры братьев. Воздух наполнился короткими, точными указаниями - Герр Руди, нам ведер нужно больше! - В корыте замачивайте! Не толпись у колодца! - Лестницу к коньку придвиньте, не приведи Бог, сверзнемся отсюда! - Тряпок бабам выдай и масла фитильного бутыль! - Окна все заколотить - доски за сараем! Слуховое окно забыли! - Валите забор, мужики, он точно полыхнет! - Ставьте ведра и бочки с водой по периметру теперь! - А ну, шалопаи, по домам, нечего глазеть, не на ярмарке!" Последнее, впрочем, относилось к изрядной стае ребятишек, успевших собраться у дома Шредеров, казалось, со всего Хайдингфельда.
- Нет, нет, умоляю, не надо, люди добрые, Христом Богом прошу, остановитесь! - бедняга Карл бился в руках многочисленной толпы не в силах вырваться и защитить жену. Увидев, как Дачс поволок связанную Белинду в дом, он зашелся новыми рыданиями, повалился на землю и катался в грязи и кричал и ругался и умолял до хрипоты сельчан пощадить невинную. Но если раньше к крикам его особо никто не прислушивался, так теперь и подавно внимания не обращали. - А этого куда денем, - спросил Хрода, указывая пальцем на Карла. Сжечь что ли и его тоже? - Да не похож вроде на ведьмака-то, - покачал головой Дачс. Грех невинных жизни лишать. Держите крепко, покуда жечь Белинду будем, а потом отпустим и пусть идет куда знает из Хайдингфельда. - Врага ведь себе наживем, Одо, - с сомнением произнес Мюллер, - как бы ни начал мстить нам. - А коли и начнет, нам-то что? На все ведь воля Божья, так, мельник? Хрода насупился, но с Дачсом спорить не стал.
От церкви долетел протяжный густой звук - ударили в колокол раз, а значит, в Хайдингфельде наступил полдень. - Вот и готово все, - сказал Дачс, потирая руки. Ерс, кремней и порох! Ерс молниеносно принес хозяину что было велено. Дачс немного посыпал из мешочка на промасляные тряпки и взял в руку кремни. Кто хочет речь сказать? - спросил он собравшихся. Все промолчали. Тогда из толпы вышла Амалия и прохрипела:- Ведьма проклятая, гори в аду! За моего сыночка, смерть тебе! Смерть тебе, Белинда, смерть тебе, ведьма проклятая! - повторяли люди хором. Дай я подожгу, Дачс, - Амалия протянула руку за кремнями. Не откажи! Мое это горе и мне за него мстить! Легко оттолкнув подбежавшую было к ней Тересию, Амалия прямо и твердо смотрела ему в глаза. - Ну что ж, селяне, - медленно произнес Дачс, - коли все высказались, приступим. Он протянул кремни Амалии, та накрыла их своею ладонью. Но сверху ее ладони легла еще одна рука, морщинистая с коричневатой загрубевшей кожей. "Нет, сын мой, высказались не все". Это был их пастор, Ганс Шеффер, и если не считать того, что он слегка похудел и осунулся на лицо, священник выглядел живым и вполне себе здоровым.
- Дети мои, сказал пастор, крестя толпу, - и в горе и в скорбях да не впадем в грех и Бога не погневим. Души наши порой и горестны, и мстительны и ожесточены бывают, ибо люди мы и несовершенны есть, но все мы к Господу, да к свету Спасения Его в любых бедствиях своих тянемся, да к коленям Его жмемся. Ах, бедное, бедное чадо, - он опустился перед детским трупиком на землю, прикрыл глаза и зашептал молитву. Все вокруг молча ждали. Наконец он поднялся и просил Циммерманов нести тело малютки в дом да там омывать и готовить предать земле. Потом пастор попросил подать ему бидон с испорченным ведьмой молоком. - А давно ли корова твоя в последний раз течной была? - спросил он Беккера. - Про то не знаю, но жена моя знать должна - отвечал Колман. - Должна, а не знает - сказал пастор, - кровь грязная да слизь из-под хвоста стекала да в молоке потонула, а пока ты бидон нес, все перетряслось да вот так и плавает до сих пор. Эх, Колман, Колман, - с укоризной покачал головой пастор, - заслужила жена твоя плетки за то, что утром за дойкой уснула да ведро из-под коровы не убрала.
Скажи, дитя мое, - обратился Шеффер к крошке Фрок, - темно ли было, когда ты ведьму в поле видела? - Темно, святой отец, - подтвердила та. - А далеко ли от тебя ведьма та стояла? - не отставал от нее пастор. - Далеко, святой отец, - подтвердила девочка - в поле она была, а я только за огороды зашла. - Как же ты, дитя мое, в ведьме той Белинду признала, коли видно было плохо? - По волосам растрепанным в стороны и признала - отвечала Фрок без запинки - у нее и сейчас волосы растрепаны были. - Коли бабу за волосы схватить и бить и по земле катать, так они у каждой растрепаны будут, - усмехнулся пастор.
- Много ли людей тебе встретилось, когда вчера от церкви с сыночком домой шла? - спросил Шеффер Амалию. Та, казалось, не слышала и не видела ничего вокруг. Прижав трупик сына к груди, она покачивалась из стороны в сторону и пустыми глазами смотрела в землю. Тогда пастор повторил вопрос. - Многих встретила, святой отец, - глухо подтвердила Амалия. - Половину из тех, кто сейчас здесь стоит, и других людей тоже много. - А заговаривал ли кто с тобой кроме Белинды да на сына твоего смотрел ли? - Заговаривали, святой отец. И Гризельда с Гюнтером, и Бруна, и работница с мельницы, имя которой я запамятовала. И Одо здоровья пожелал, и солдат какой-то с усадьбы господина Леммана со мной заговорил, и герр Беккер еще угощал печеньем. И Карл, ведьмин муж, тоже поприветствовал. - От чего же, Амалия, ты ведьмою Белинду сочла, а не иных? - Иные громко говорили, а Белинда тишком да неразборчиво, - подумав, сказала Амалия. То в ней колдовство ее и выдало. - Дочь моя, - ласково произнес пастор, - не грех тихо говорить или громко, ибо голосами нашими нас Господь одарил и никогда не возбранял нам ими пользоваться по нашему усмотрению. А то, что не расслышала ты слов Белинды - какая же в том ее вина перед тобой и сыном твоим?
- А какая в том заслуга чтобы ты, Ганс, ведьму и детоубийцу от смерти спасал? - взвилась старуха Тересия. Когда б тебе паству свою от смерти беречь, ты чертовку выгораживать взялся! Да тебе тут каждый скажет, что ведьма она и шлюха Сатаны и муж ее заодно с нею! Амалию винишь, что не разобрала бормотания колдовские, а сам-то ты нас, католиков добрых, слышать не хочешь! Смерть Белинда заслужила и мы от того не отступимся! Не для того тут собрались! Кифер обнял мать за плечи и гладил по седой голове, успокаивая. - Святой отец, упаси нас всех Бог от греха, - произнес Кифер, - но как терпеть колдунью, которая сына моего уморила? Оставить тварь по земле ходить да род людской изничтожать - то грех двойной будет, думается мне.
- Братия мои, паства моя верная, - примирительно поднял руки вверх Шеффер, - не о том печальтесь, что чужое зло порою неотомщено бывает - про то Господь все одно проведает и покарает нечестивцев муками вечными, а того остерегайтесь, как бы самим тем злом не сделаться! - Как я, пастырь ваш, могу вас, добрых христиан на убийство благословить? Мне ведь за то первому в аду гореть придется, коли Белинда невиновна окажется. А я за ней грехов не видел. И исповедовал я, и причащал Белинду. Вот и на Пасху вложил ей большую гостию в рот да не заметил, чтобы она ее изо рта вынимала или рукавом рот обтирала. А какая ведьма стерпит во рту благодать Тела Христова и Святого причастия?
- Испытать ее тогда велите, святой отец.! - Одо, молчавший долго, подал наконец голос. - Водою ведьму велите проверить! - Водою, водою ведьму испытать, вода ведьму всегда покажет, - зашумели и заголосили все разом. - Коли так, то будь по-вашему, - сказал Шеффер. Поведем Белинду к Шварцбаху, там и испытаем. Коли ведьмой окажется, свезем ее в Вюрцбург да сдадим на руки Hexenkommissaren и доминиканцам, пусть те судят ее и допрашивают обо всех злодеяниях. Коли нет - отпустим Белинду с миром.
- Ежели не ведьмой она окажется, то пусть с Карлом своим до завтрашнего полдня из Хайдингфельда уедут и никогда к нам боле не возвращаются, - произнес Дачс громко, - но коли ведьма Белинда, так не пережить ей сегодняшнего дня, клянусь Богом! Толпа одобрительно зашумела.
Стали тогда все собираться к реке идти. Выволокли из дома Белинду и связанную повели по улице. Девушка с трудом передвигала ноги, пришлось позволить Карлу ее поддерживать под руки. Но выходило плохо, избитая шла медленно и часто падала на колени. Карл просил людей разрешить везти Белинду на телеге, так как последняя слаба была после побоев, а от дома Шредеров до Шварцбаха было 2 мили ходу. Старый Горст вывел телегу и предложил Белинде садиться. Дачс тогда лег перед лошадью и сказал: "Сперва пусть меня колесо переедет, а потом ведьму в телеге повезут". Белинда приоткрыла один глаз и слабо закивала головой, словно соглашаясь с Дачсом идти самой. Как ни увещевал его святой отец сжалиться над несчастной, - толку не было, вояка был непреклонен. Пришлось до реки пешком идти. Хайдингфельдские мальчишки всем надоели изрядно, они кричали, прыгали вокруг, прятались в канавах и оттуда бросались в Белинду комьями грязи.
День стоял теплый и солнечный, ни ветра не было, ни облаков на небе. Медленно процессия прошла по Хайдингфельду и далее свернула на проселок. Дорога к реке шла по полям. Озимые вовсю уже зеленели, и стебли стояли длинною в локоть. Участки земли с яровой пшеницей только-только прикрыла нежная поросль. Словом, хлеба в том году взошли дружно, на радость людям, и урожай обещал быть добрым. Хаган с Кейсером, державшие прежде Карла, теперь взяли топоры и первыми дошагали до реки. Эб и Юрген, в компании с Бамбером принесли толстый шест и лопаты, Хрода, хромая, волок под мышкой доски. Горсты ехали-таки в своей телеге и везли пару бревен, к ним же посадили старуху Тересию. Амалия дошла до дома Циммерманов и молча пошла к себе, неся в руках мертвое дитя, и больше уже не выходила. Наконец все собрались на берегу небольшой и неширокой речки, рядом с тем местом, где пастухи обычно останавливали стада на водопой. Всюду были коровьи следы и кучи навоза, в воздухе звенели тучи мелкой мошкары. Благо, слепней да оводов не было пока - рано им еще было в мае летать.
- Готово, - сказал Хаган и отложил топор. Белинду повалили на спину и стали связывать уже по-новому. Брали ее большие пальцы на руке и на ноге и бечевкой привязывали друг к другу крест-накрест, сперва одну пару, потом и другую. Потом охватили веревкой за перекрещенные запястья, поднесли девушку к самой кромке воды и там подвязали к концу толстого шеста, переброшенного через вкопанное в берег бревно.
- Белинда Шредер, служишь ли ты дьяволу, насылаешь ли болезни да порчу на людей и скот? - спросил священник. - Не служу я дьяволу, святой отец, не насылаю болезни и порчи, клянусь в том Господом Богом! - рыдая, отвечала девушка. - Коли нам солгала ты, то воде не солжешь, ибо водою ты была крещена, и коли дьяволу теперь предалась, то отряхнула с себя Святую воду крещения, и, стало быть, вода не примет тебя боле в лоно свое. - Клянусь, святой отец, что дьяволу не предавалась и от Господа не отрекалась, - стояла на своем Белинда. Пастор дал знак, мужчины взялись за шест и стали опускать Белинду спиною в воду. Темная и мутная вода Шварцбаха вскоре покрыла ведьму с головой. Толпа селян на берегу растерянно молчала.
Белинду подняли на берег. - Являешься ли ты ведьмою, колдуешь ли и богохульничаешь, летаешь ли на метле и обращаешься ли в собак и кошек, - снова спрашивал ее пастор. - Не ведьма я, - кашляя водою, хрипела Белинда в ответ, - ни в кого не превращаюсь, и летать не умею. Пастор опять показал опускать Белинду в реку, ее опустили, и она быстро пошла ко дну. - Там и оставить чертову шлюху! - зашипела Тересия, слезая с телеги. Однако пастор приказал вынимать Белинду. Ее опять достали и положили на берег. Глаза у девушки были расширены от ужаса, всю ее сотрясал кашель, и изо рта лилась вода вперемешку с рвотою. Шеффер дал ей время прийти в себя. - В третий раз спрашиваю тебя, Белинда Шредер, ты ли в смерти юного Колмана Циммермана повинна, колдовала ли ты и ведовала ли над чадом сим, когда вчера на улице их с Амалией встретила? - Нет, - хрипела Белинда, - Нет, нет, нет!!!
Ее опять опустили в реку, и снова она утонула быстро. Наконец, достали обратно. Пастор подбежал к бездыханной, перевернул ее и, подхватив за живот бил ладонью по спине и тряс ей голову. Карл метался вокруг, не умея помочь жене. Вода потоком лилась изо рта и ноздрей Белинды. Наконец, девушка сделала первый тяжкий вздох, захрипела и захлюпала грудью, и снова принялась кашлять да харкать.
- Господь наш через благодатную силу воды своей показал, что не отрекалась Белинда Шредер от Имени его, не вступала с дьяволом в союз и не ведовала, - заключил пастор. - Вам же всем, кто оклеветал ее и кто побои и муки сей Белинде причинял, определяю епитимью и отлучение от Святого Причастия на сорок недель, дабы укрепилась вера и любовь ваша к Господу. Сейчас расходитесь по домам, - пастор перекрестил всех, и махнул рукою - с Богом!
Решили было Белинду к телеге понести, но Горстов и след простыл. Как оказалось, у Урсулы носом пошла кровь, да так сильно, что старый Руди забоялся за дочь и погнал лошадь домой, а остальные так были заняты испытанием ведьмы, что ничего не заметили.
- Белинда, любовь моя, - причитал Карл, - возьму нашу повозку и вмиг за тобой вернусь! Его жена с трудом протянула руку, погладила Карла по волосам. - Иди уже, - прошептала она, - уходить тебе пора. Уходи, Карл, не задерживайся!
Циммерманы и Келеры возвращались от реки злые, часто оглядывались и плевали под ноги. Ведьма, как им думалось, всех обвела вокруг пальца и осталась безнаказанной. Старуха Тересия, повиснув на руках детей, горько плакала. Раздались вдруг выстрелы один и второй и все вздрогнули. Одо Дачс с досады палил в голубое майское небо.
Фигуры сельчан исчезли из виду. Солнце клонилось к земле, а добрый пастор держал Белинду за руку и тихо шептал ей разные утешения. Он тихонько гладил ее спутанные мокрые волосы и уверял, что Господь не попустит зла, и что все невзгоды обернутся рано или поздно прощением и вечным блаженством. Увидишь, дочь моя, - говорил Ганс, - еще до праздника Тела Христова все твои недруги образумятся да опомнятся. И я в том им помогу, будь уверена, ибо прощение твое обидчикам заслужить все одно поперед Божьего придется. Там лишь в миру жизнь хороша, где и ближних своих любят как самого Господа Бога. И у нас в Хайдингфельде такое будет, - уверял ее пастор - коли будем мы добрыми да верными католиками, то и жить в радости станем. - Облатки твои я в выгребную яму сплевывала. А жизни хорошей себе и стаду своему не жди, - низким голосом вдруг прогудела Белинда и рывком поднялась с травы. - Дал бы ты им сжечь меня, так я все одно через трубу улетела и была бы уже далеко отсюда. Но теперь, знаю, все по-другому будет. - Да что ты говоришь такое, дочь моя? - пастор растерянно взирал на Белинду, а та вместо ответа задрала к поясу подол грязного и мокрого платья и запустила руку себе между ног. С мерзким хлюпаньем достала из сочившегося смрадом влагалища короткий тяжелый молоток и ударила им святого отца в темя. - Вот через это и тонула, - пробубнила ведьма, бросила молоток и заковыляла на проселок. Выйдя на сухую утрамбованную телегами дорогу, встала на четвереньки и принялась руками рыть ямку. После того обильно и долго мочилась в нее. Сорвала с придорожного куста пруток и набрала в ладонь горсть дорожной пыли. Стала сыпать его в мочу и мешать все это прутом, громко призывая к себе демона.
Близкий раскат грома сотряс воздух, с неба упала первая тяжелая капля и прокатилась по лицу пастора. Он со стоном открыл глаза. Огромная черная туча выползала из-за леса, и в ее чернильной злобе погасло закатное солнце. Ветер набирал силу, в воздухе кружились листья и сломанные ветки. Шеффер сколько мог приподнял окровавленную голову. Далеко на том конце поля виднелись крыши домов, и одиноко торчал купол его родной церкви. Он собрал все силы, поднялся на ноги и пошел, шатаясь, через поле прямиком на далекий купол с крестом, как на маяк. Какой-то странный звук, похожий на птичий клекот заставил его обернуться. За его спиной над землей медленно летела Белинда. Ее черные волосы были растрепаны по сторонам, а огромные, как у совы, глаза светились изнутри. Ведьма широко улыбалась, и Ганс успел заметить, что рот ее наполнен кровоточащими осколками поломанных и выбитых зубов.
Ураган и градобитие, устроенное ведьмой вечером 18 мая 1617 года сгубил посевы по всему Хайдингфельду и еще в доброй половине окрестных сел. Не многим из сельчан достало сбережений пережить наступивший вслед за тем голод. Уже через год после описанных выше событий количество дворов в Хайдингфельде сократилось с восьмидесяти трех до сорока. Много народу померло, а больше всего детей. Немало селян уехало на заработки в соседние города, да не каждому из них удалось найти работу. Вот и Горсты были в числе уехавших. Продав за бесценок дом, они переехали в Вюрцбург, где работали, как говорили про то, батраками на землях Его Преосвященства. Купол на сельской церкви, поваленный в ту ночь ветром, поставили обратно только спустя восемь лет. Карл Шредер, муж Белинды, бежал из села, а когда точно - никто не видел. Его искали, и не один год, силами нескольких окружных Hexenausschussen, но так и не нашли. Циммерманы остались в Хайдингфельде, Тересия пожила еще четыре года и померла, как говорят, от водянки. У Амалии с Кифером своих детей больше не было, и они до конца дней нянчили многочисленное потомство Франса Циммермана, - племянника Кифера. Фон Лемман, владевший землей в Хайдингфельде, скоро разорился и выставил поместье на продажу. Хрода Мюллер, мельник, был найден убитым у себя в доме, и случилось это в феврале 1618. Хрода, имевший запасы зерна взвинтил на него цены невероятно и частенько ссуживал хлеб под большие деньги, за что и был зарезан кем-то из озлобленных покупателей. Крошка Фрок повесилась у себя в доме, на чердаке, осенью восемнадцатого года. Бедняжку без отпевания зарыли за кладбищем, в овраге. Старухи судачили про то, от чего это девке вздумалось вздернуться именно на красной гирляндке, и всякий раз вспоминали ведьму. Тело Ганса Шеффера нашли утром 19 мая пастухи, гнавшие коров к Шварцбаху. У бедняги пастора начисто были выедены все внутренности и проломлена голова. Хоронили священника всем селом, бабы тогда плакали сильно. В мае 1618 года пришла война, и Одо Дачс, наконец-то дождался своего часа. Он прославился в сражении под Белой Горой, когда приняв командование двумя эскадронами рейтар, снабдил истратившую запасы пороха караколлу кавалерийскими пиками и стремительно контратаковал левый фланг протестантов, да так знатно, что отбил у врага знамя самого короля Фридриха. За это Одо был удостоен приема у фельдмаршала фон Тилли, а также дворянства и приличной денежной суммы. Ему-то и отошли земли родного Хайдингфельда, выкупленные у Лемманов за деньги Его светлости Максимилиана. Однако вернуться с войны старому Одо было не суждено, - он погиб год спустя, под Гейдельбергом, случайно угодив под колеса телеги, везшей осадный лафет, и наследовать земли Хайдингфельда пришлось его сыну, Рудольфу Фон Дачсу. Не вернулся с войны и Эб Келлер, записавшийся ландскнехтом в полк Католической Лиги, а Кейсеру Циммерману оторвало руку под Мингольсхаймом. А что же Белинда? Ее в железной клетке повезли на казнь утром следующего дня после того, как передавленный пополам Дачс испустил последний вздох. На центральной площади Вюрцбурга в тот день лично присутствовал Его Преосвященство, и вместе с ним собралась огромная толпа горожан и жителей окрестных деревень. Пять долгих лет провела Белинда в тюрьме, ее пытали, пожалуй, не один десяток раз, но комиссары и судьи так и не добились от нее признания. Воистину, сам дьявол помогал ей терпеть такие нечеловеческие муки. 5 июня 1622 года Белинда Шредер была сожжена заживо на костре, на дровах, свезенных для этой цели в Вюрцбург Алтманом Шульцем, сельским старостой. Тем и закончилась история про ведьму из Хайдингфельда.