Я куковал в аэропорту: рейс
откладывали уже второй раз, и настроение ухудшалось с каждым часом. Веселый
дедок, сидевший напротив, увидев мою тоску, подмигнул и протянул мне яблоко.
- Что, паря, застряли?
- Застряли, дед, - яблоко оказалось кислым,
вырвиглаз.
- А делал-то в наших краях чего? Командировочный
али отпускной?
- На охоту ездили, - я поднял руки и потянулся
так, что хлипкое сидение чуть подо мной не треснуло. - Ребята остались, а я вот
раньше еду. Еще пару раз отложат, глядишь, вместе с ними обратно полечу.
- На кого ходили? - заинтересовался дед. - На
лося?
Я скромно ухмыльнулся.
- Медведя я взял. Килограмм на пятьсот. Заднюю
лапу на трофей оставил, мужики потом привезут.
Я ждал, что дед заохает или хоть головой
покачает уважительно, но он почему-то смотрел на меня жалостно, словно я ему
рассказал, что медведь меня задрал.
- С пятизарядки, - добавил я, словно
оправдываясь.
- Эх, паря, - крякнул старик. - Лучше б ты на
лося охотился...
- Да охотился я на лося уже. Не раз и не два.
Чего ты, дед, рожи корчишь? Тоже мне, выискался защитник медвежих прав.
- Небось, медвежатину ел? - сочувственно спросил
старик.
- Ел я медвежатину, ел! Дрянь отвратная, хуже даже
твоего яблока.
- Кто ж ее ест? - печально вздохнул старик. Вот
и лапу взял... Сказки, что ли, не помнишь?
- Какой еще сказки?
Дед заерзал, глаза его затуманились
завирательной дымкой.
- Мужик как-то зимой пошел в лес, - завел он. -
И повстречался с медведем. Стали они бороться. Боролись-боролись, мужик
вырвался да топором отхватил медведю лапу. Утек домой, а лапу с собой забрал -
как ты вон.
- Ну?
- Отдал лапу старухе. Та из мяса похлебку стала
варить, а из шерсти куделю прясть. За окном темень, мороз. Сели вечерять. Вдруг
слышат, - сказочник сделал драматическую паузу. - Скирлы-скирлы.
- Чего-о?
- Скирлы-скирлы, - еще старательней просипел дед
и заперхал многослойным кашлем завзятого курильщика. - Медведь себе ногу
липовую сварганил и к мужику пошел. Идет, ногой скрипит: "скирлы-скирлы", да
песню поет...
- Не надо песни, дед, - твердо остановил я
разошедшегося рассказчика. - Я все понял. Медведь мужика отымел. Медведей
трогать неповадно. Скирлы-скирлы. Пошел я.
- Ничего ты, паря, не понял, - старик вцепился в
мою куртку. - А ну-ка скажи, как медведь смог ногу себе приладить?
- Не знаю, - я попытался высвободить рукав. -
Дрессированный был.
- Оборотень он был, понял, паря? Оборотень.
Обернулся человеком, вырубил ногу из липки, обернулся обратно медведем - пошел
мужика драть. А еще подумай, случайно ли эту сказку в наших местах сказывают?
- Не случайно, - я отвоевал рукав и встал. - У
вас все медведи - оборотни, а все мужики - медведи. Я, наверно, твоего родича
на охоте слопал, и ты мне мстить сейчас будешь. И нога у тебя, небось, липовая.
Скирлы-скирлы, так?
Во взгляде старика опять проступила жалость.
- Не выбраться тебе отседова, дурья голова, -
сказал он. - Кто мясо оборотня ел, от оборотня не уйдет.
- Вот пусть твой дохлый липовый медведь за
самолетом чапает. Догоняет, - я подхватил с полу рюкзак. - Бывай, дед, не
кашляй.
- Баб-то у них нет, - прокричал мне вслед
окончательно спятивший собеседник. - А плодиться-то надо.
На меня оглянулось пол-зала. Я напялил
безразличную мину и семимильными шагами зашагал к сортиру.
До рейса оставалось еще два часа. Я плеснул себе
водой в лицо и посмотрел в зеркало. Разговор с психованным стариком оставил
омерзительный осадок. В голову полезла всякая чушь - вспомнилось, что медведь
вышел к лабазу не на четырех, а на двух лапах, что, когда освежевали тушу,
поразились, до чего она похожа на человеческое тело. "Медведи, они такие", -
сказал Серега. И хотя, действительно, вроде и должно быть похоже, все равно
стало не по себе... "Кто мясо оборотня ел, от оборотня не уйдет". Что, другие
заявятся, кровь за кровь? Я криво усмехнулся. Или тот самый, которого я жрал? Соберет
разделанную тушу, сделает липовую ногу, накинет снятую шкуру на плечи и
притопает в гости: скирлы-скирлы. Пульки-то серебряной под рукой не было... От
мысли о медвежатине меня затошнило. "Не выбраться тебе отседова". Живот
неожиданно свело судорогой. Заломило кости. Я повернул тяжелую голову. В
загвазданном окне выжидательно замерла луна. Он же меня не кусал, подумал я,
холодея. "Баб-то у них нет... А плодиться надо...". Вот как он меня нагонит,
понял я, изнутри. Изнутри. Боль скрутила меня в дугу, а в ушах зазвучал зловещий
скрип: "Скирлы-скирлы".