Аннотация: Несколько странных, фантасмагорических и грустных историй о жизни, смерти, свершившемся или нет предназначении. История восьмая, о том, как не просто получить пропуск в жизнь. Потому что, иногда так бывает, этот пропуск - чья-то смерть.
Ганг.
История восьмая: Аусвайс.
–Бабочки, – прошептал только что проснувшийся мальчик, сонно моргнув и сразу прищурившись от яркого солнечного света. Та картина, что расплывалась перед его глазами, будто бы давно не видевшими света, была яркой и расплывчатой. Только две черные бабочки, порхавшие перед его лицом, просматривались четко и объемно. – Откуда они? Чьи они?
–Это вопрос? – произнес мужской голос, затем вздохнул и тихо усмехнулся. Впрочем, вовсе не веселой была та усмешка, надо признать. – Ты, и правда, видишь моих бабочек?
–А я еще я слышу вас и боюсь посмотреть вперед, – мальчик зажмурился. По внутренней стороне век сразу разлилось, замерцало и словно запульсировало алое сияние. Кто ему рассказывал, что это светится кровь в капиллярах? – Вдруг, это просто предсмертное видение?
–Никакое я тебе не видение, – с наигранной строгостью произнес знакомый мужской голос. – Филипп, ты только посмотри на этого неблагодарного юнца. Он назвал меня, да и тебя заодно, галлюцинацией, видением, миражом.
Кот в ответ лишь негромко мяукнул. И судя по звуку, одновременно, он еще зевнул и потянулся. Мальчик услышал пение птиц. И шум ветра в кронах деревьев. Его обонятельных рецепторов коснулись тонкие ароматы цветущей акации. И солнечный свет, что волновался в алом кровяном свечении за веками, был настоящим, теплым, живым. Он нагрел лоб и щеки, отчего сразу выступила легкая испарина.
Мальчик приподнял правую руку и услышал легкий шорох. Рука опустилась и пощупала шершавый подлокотник соломенного кресла-качалки. Почему он решил, что это кресло — сразу же стало несущественным вопросом. Потому что мальчик решительно открыл глаза и посмотрел вперед.
Это была терраса с дощатыми полами, когда-то выкрашенными в синий цвет. От времени краска совсем затерлась и почти обесцветилась.
Это была достаточно длинная терраса. Справа – распахнутое окно с солнечными зайчиками в чистом стекле. Там был дом, а еще точнее, и судя по запахам, кухня. Мальчик легко представил светлую уютную комнату, плиту, шкапчик с посудой, и стол, застланный клетчатой скатертью, с яблочным пирогом на блюде посредине. Слева – широкие деревянные перила и резные столбики, поддерживавшие крышу. Чуть далее, прислонившись плечом к столбику, стоял высокий мужчина в белой рубашке навыпуск. Одной рукой он поглаживал откормленного белого кота, который мурлыкал от удовольствия и легонько царапал растрескавшееся дерево перил. Вокруг мужчины кружилось несколько бабочек с черными бархатистыми крыльями.
–Вы точно не мираж, – зачем-то шепотом сказал мальчик. И закончил почти беззвучно: – Сорри.
–Вот видишь, – подал голос кот, затем приоткрыл один синий глаз и подвигал усами. – И имя твое он помнит. И вообще.
–Что вообще? – мужчина оглянулся и внимательно рассмотрел худенького мальчика, который сидел в огромном соломенном кресле-качалке. Полоски солнечных бликов на мгновение ослепили и обесцветили сиреневые стекла его очков. – Я бы точно не захотел узнавать то, что он скоро узнает.
–А вы не говорите, – лениво предложил кот.
–Тогда, что делать с этим? – мужчина показал коту другую руку, которую до этого мальчик видеть не мог. Точнее, он показал то, что держал в этой руке. И это был большой черный пистолет. – Как это объяснить?
–Соврите, что ли, – промурлыкал кот и снова коротко глянул в сторону мальчика одним синим глазом. – Скажите, что охотой баловались. Да неудачно. Вон и белка ваша взбалмошная носится по деревьям и трезвонит полифоническими мелодиями. Скажите, что хотели пристрелить ее, но промахнулись.
–Я не собираюсь врать, – взрослый смотрел на пистолет так, будто испытывал к нему отвращение. Он положил оружие на перила, недалеко от кота. Филипп убрал хвост и тихо фыркнул. – К тому же, если я пристрелю белку, то останусь без связи. Или может тебя превратить в телефон?
–Я вам за это ухо откушу, – ехидно ответил кот. – Вот позвонит кто-нибудь, вы меня к ушку своему приложите, и...
Белка не заставила себя ждать. Она выпрыгнула откуда-то, попрыгала по перилам и истерически пропищала:
–Кровища! Кровища! У вас одно не прочтенное сообщение!
–Брысь! – неожиданно громко крикнул кот, приподнявшись на передних лапках. Белка снова пискнула, подпрыгнула на месте, как мячик, и рванула куда-то в сторону, где, по всей видимости, был двор. Послышался шорох листвы и треск мелких веток. Кот вздохнул и снова лег. – Ребенка нам перепугаешь.
–Это вы, Сорри... – прошептал мальчик, пытаясь сдерживать слезы. Он шмыгнул, все же, но улыбнулся. – И Филипп.
–Не радуйся раньше времени, – кот сел и обвил себя пушистым хвостом. Он глянул на мужчину и покачал головой. – У нас для тебя, Галл, есть две новости. Одна чуть более, другая чуть менее страшная самого жуткого сна. – Он перевел взгляд своих неестественно синих глаз на мальчика. – С какой начнем?
–Давайте уж с не самой страшной, – Галл все так же умиленно улыбался. Шмыгнув носом еще раз, он встал со скрипучего кресла и подошел к своим странным друзьям. Он глянул во двор... И застыл, будто уткнулся в невидимую стену.
–А придется начать с самой страшной, – со вздохом подытожил кот.
–Это... – прошептал Галл и громко сглотнул. Он глянул на Сорри. Его глаза проснулись. Теперь он снова обретался в реальности, которая была сколь прекрасна, столько же и отвратительна в естестве своем. Его губы стали сухими и солеными, в горле запершило, а на глаза навернулись слезы. Только в этот раз — не слезы радости... Наверное, он назвал бы свое чувство, которое заново принялось снедать его — отчаянием, – если бы мог думать и говорить в этот момент. Это была любовь, горькая, как полынь. Это была свобода с привкусом чужой крови на губах. Это была жизнь, в которой главное событие — смерть. Галл проснулся, и, возможно, пожалел, что не умер. Он снова прошептал утробным шепотом из живота: – Это...
–И это, – ответил ему мужчина, приспустив очки и глянув на мальчика поверх сиреневых стекол.
–Ваш правый глаз... – Галл, который мгновение назад собирался броситься прочь изо всех сил, чтобы скрыться, чтобы не видеть и не знать... Снова застыл и со страхом смотрел на рваную и не до конца зажившую рану на правом глазу взрослого. Точнее, вместо правого глаза. – Что случилось, Сорри?
–Я выкупил твою жизнь у кое-кого. Он назначил цену. Я расплатился. Но мой глаз не покрывал всех расходов нашего общего друга. Поэтому... – Сорри вернул очки на место и кивнул в сторону двора.
На горячей брусчатке внутреннего дворика, по которой ползали пятна света и полоски теней...
В круге старых лип, в кронах которых шумел ветер, волновавший листву и разбрызгивавший капли солнца в раскаленный послеполуденный воздух...
В грязно-красных лужах крови...
Лежало два тела.
Мужчина и женщина лет шестидесяти.
Просто одетые обыкновенные старики, доживавшие свой век в уютном доме с кухней, пропахшей выпечкой, и террасой с соломенным креслом-качалкой.
В теле старика сидело три пули. Четвертая разворотила половину его головы.
Его супруга была еще жива.
Она смотрела мутными глазами в небо и пыталась отползти куда-то. На белом сарафане расплывались неровные бурые круги.
–Ее еще можно спасти, – прошептал мальчик, совершенно точно зная, что ему ответит Сорри.
–Последняя пуля — твоя. В ее голову. Извини. Это условие того, кто позволил мне выкупить тебя. Это и будет твой аусвайс.
–Аусвайс, – мальчик опустил голову и не заметил, как слезы увлажнили глаза. – Это по-немецки? Что означает это слово?
–В твоем случае — пропуск, – ответил Сорри, вздохнул, взял пистолет с перил и протянул его Галлу. – Но у тебя есть второй вариант. Сам знаешь.
–Себе в висок? – мальчик посмотрел на пистолет, нерешительно протянул руку... Но не взял его, а накрыл своей ладонью руку взрослого. – Тогда сделка будет отменена? Старики оживут? Вам вернется глаз?
–Нет, – Сорри покачал головой. – Она умрет от боли и потери крови. Я останусь без глаза. А ты вернешься на промороженную улицу на окраине Петербурга, чтобы намертво примерзнуть к бетонной плите, отгораживающей двор от мусорных контейнеров. И умирать будешь долго... Часа полтора, а то и два.
–А есть третий вариант, Сорри? – мальчик отчаянно смотрел на взрослого. Однако в этот раз за сиреневыми стеклами было не разобрать его кроваво-красных зрачков.
–Есть, – ответил тот и повернул руку с пистолетом так, чтобы сталь коснулась ладони Галла. – Возможно, есть и четвертый, и пятый, и шестой. Например, убей меня. Не знаю, что произойдет в этом случае, но, возможно, ты останешься жив и спасешь несчастную женщину. Но, возможно, и нет. Пробуй, если хочешь.
Ветер снова зашумел в кронах старых деревьев и по сероватой брусчатке запрыгали солнечные зайчики. Галл посмотрел на двор. На веревочные качели с дощечкой. На невысокий аккуратный забор. На старенький автомобиль, устало заснувший на подъездной дорожке, поросшей травой...
–Где мы?
–Не знаю, – Сорри вздохнул и снова привалился плечом к резному столбику, он смотрел вверх, на темно-зеленую листву, по которой прокатывались серебристые волны. Пистолет остался в руке Галла. – Когда кричали эти несчастные... Наверное, мы в Америке, где-нибудь в Оклахоме. Точно не скажу.
–Когда-то... очень давно... в прошлой моей жизни... Мне часто снился один и тот же сон, – Галл отщелкнул предохранитель и крепче взял пистолет. Он глянул на умиротворенного кота, вытер слезы свободной рукой и спустился по скрипучим степеням во двор. Он подошел к пожилой женщине, которая все еще пыталась куда-то ползти, и приставил пистолет к ее голове. Она почувствовала тычок дула и попыталась закричать. Однако вместо крика изо рта начала выплескивать кровь. Галл посмотрел на Сорри (белая рубашка навыпуск, черные брюки) и, встретив его взгляд, закончил: – Мне снилось, что я иду по бесконечной степи. Я откуда-то возвращался и страшно устал. Ноги заплетались, перед глазами все плыло. А трава была такой высокой, что доставала до пояса. Я шел и думал, что хочу лечь. Так хочу лечь, что это желание причиняло боль, перебивавшую даже мою смертельную усталость. Мне думалось, что в там внизу меня ждет успокоение и пьянящий запах горячей летней травы. Я так хотел этого, но...
–Но... – прошептал Сорри.
–Именно на этом месте я всегда просыпался. Я вспоминал, что находился не в степи, а в очередном детском доме, лежал на страшно неудобной кровати, смотрел в потолок, по которому проскальзывали пятна света от проезжавших машин, слушал, как ругаются дежурные воспитатели... И жалел... Так страшно жалел, что не удалось полежать в траве.
Звук от выстрела был негромким.
Голова пожилой женщины ударилась об брусчатку.
Кровь забрызгала белую футболку с надписью «Hell OK!»
И часть бурых капель попала на лицо Галла. А он даже не попытался вытереть их.
~*~
Они лежали в траве и смотрел в синее-синее небо...
–Надо же, – Галл вздохнул и потянулся. Он приподнялся на локте и глянул на Сорри. Тот, с поднятыми на лоб очками, лежал как раз изуродованным глазом к мальчику. Галл нахмурился, лег на спину и снова посмотрел на небо. – Сразу за домом — это поле, почти как из моего сна.
–Наверное, это случайность, – сонным голосом ответил взрослый.
–Что дальше, Сорри?
–Наш общий друг попросил меня встретиться кое с кем, чтобы поговорить и убедить покончить с собой.
–Да уж... Та еще работенка.
–Угу, – Сорри вытянул руку и посмотрел на краешки золотистого солнечного сияния, сверкавшего между пальцев.
![[]](/img/s/soni_r_s/gang_0091/gang-10.jpg)