–Это так просто, вам даже не нужно расписываться, просто поставьте галочку напротив своей фамилии.
Я смотрел на переписчика и думал, что зря впустил его в квартиру. Не нужно ему быть здесь. Не нужно мне слушать и делать вид, что вникаю и реагирую. Ничего этого уже не нужно. Я принял свое решение.
–Неужели вы не хотите жить? – в одной руке он держал лист бумаги с криво ксерокопированным списком, в другой ручку.
–Хочу, – я посмотрел на круглый стеклянный плафон под потолком. Лампа горела едва ли в четверть накала, спираль выглядела просто как ярко-оранжевая нить. Тени в прихожей будто шевелились и ползали по одежному шкафу.
–Значит вот – он снова протянул мне свой список и ручку. – Поставьте галку, соберите самое необходимое и поедемте скорее на Дворцовую площадь. Через два часа ковчег отбывает.
Я посмотрел на листок... Затем отвернулся.
–Зачем я вам?
–Опять вы за свое, – переписчик вздохнул и покачал головой.
Это был унылый такой тип, за сорок. Бледная залысина с рыжеватым завитком на макушке, невыразительные глаза, тонкая шея, на которой воротник рубашки был скорее похож на тяжелую сбрую, облезший шарф, серое пальто... Тоска. В прошлый раз приходила девица, что-то около двадцати. Красивая и безразличная. Она не пыталась меня переубедить. На моё «нет» она ответила «ну, как знаете», и ушла. А этот мается.
–Может чаю? – мне стало неловко. Унылый переписчик так неумело и долго меня переубеждал, да подсовывал свой список, что вдруг захотелось его отблагодарить за бессмысленные и, возможно, не безопасные для него старания. Неверное слово... Нет, не отблагодарить, а просто...
–Чаю? – он отогнул край рукава и посмотрел на часы. – У меня есть двадцать минут, не больше. Последний челнок отправляется в 22:22. А мне еще нужно зайти в пару домов.
Он начал снимать туфли, но я махнул рукой. Оставьте. Как есть, так и проходите.
–Они тоже отказались быть спасенными? – я показал ему куда идти. Дверной проем в мою большую и пока еще теплую кухню вполне себе просматривался в сгущавшемся сумраке. – И много нас таких?
–Пара сотен, – грустно ответил переписчик, следуя за мной и рассматривая по пути гравюры в овальных рамках, которые я недавно развесил по стенам. Зачем уж им пылиться в папках, раз конец скоро. – А мировая статистика говорит, что самое большое количество отказников живет в Японии.
Он сел за стол и положил листок перед собой.
–В Японии? – я поставил перед ним чашку и наполнил ее заваркой наполовину. – Вам покрепче или послабее?
Он заглянул в чашку.
–Мне и этого хватит. Еще бы сахару... – переписчик глянул на меня.
Я подвинул к нему стеклянную сахарницу с кубиками рафинада и положил ложку. Бросив два кусочка, он принялся размешивать сахар в чае, рассматривая темно-серые овалы гравюр на стенах. Огромный диван, стеклянный шкаф с посудой, массивная, как бронтозавр, советская еще, газовая плита. Большое окно с сиреневым и хмурым по-питерски небом, по которому летали разноцветные челноки, ползали и перекрещивались лучи прожекторов. Я закурил, открыл форточку и глянул чуть дальше, в сторону финского залива. Там, на краю черного Петербурга, в небе висела громадная штуковина, которая светилась, как новогодняя елка с игрушками... – ковчег.
–Какая-то совершенно безумная цифра.
–Что? – я выдохнул дым в форточку и глянул на него.
–Япония. Число отказников там что-то около 15 или 17 процентов. Не помню точную цифру.
–А в России?
–Мы на пятом месте.
–Вот видите, не все хотят, чтобы их спасали, – я снова посмотрел на колоссальную пирамиду в сиреневом небе, переливавшуюся разноцветными огнями. – Все это странно, право слово, они почему-то спасают только людей. Помнится, в библии говорилось, что Ной забрал с собой каждой твари по паре.
–Неужели вы не смотрели репортажи из ковчегов? – переписчик шумно отпил глоток, затем снова осмотрел кухню. – Уютно у вас здесь, не могу не признать. Но там тоже очень красиво. Поверьте, я там был. Большие комфортабельные каюты, спортивные залы, бассейны, кинотеатры.
Я мрачно хмыкнул и он снова расстроенно качнул головой.
–Отчего же, я смотрел презентации по телевизору. И каюты, и бассейны... – пепел упал на мраморный подоконник. Серый комочек на большом, белом и холодном. – Вот только ни черта они меня не убедили.
–Там, куда нас повезут, уже ждут большие и светлые города. Неужели вам не хочется все начать с чистого листа? По-настоящему с чистого?
–Самообман, – я затушил сигарету в пепельнице и сел на подоконник. – Вы сами-то верите в это?
–Это мечта, которая имеет все шансы сбыться. Я, знаете... – он робко улыбнулся. – Вот правда, сплю и вижу эти города, которые нам показали. Там так чисто и красиво. Вокруг леса, озера.
–А я гарантирую вам, что все свое дерьмо мы отвезем отсюда туда. И если там, и правда, для человечества построены города... то недолго им оставаться чистыми.
–Просто вы пессимист.
–Возможно, – вздохнул я и посмотрел на полупустую пачку сигарет. – Мне сказали, что в ковчеге строго запрещено курение?
–Спиртное тоже запрещено.
–Нас, все же, кто-то хочет сделать здоровыми и счастливыми, – я не смог удержать в себе еще одну хмурую усмешку.
–Разве это плохо, быть здоровым и счастливым? – он искренне не понимал меня.
–Не плохо, – все же я закурил. – Только это должно быть естественным желанием, а не условием для спасения.
–Но ведь все это делается для спасения, для жизни, – он снова посмотрел на список и принялся нервничать. – Неужели вас не убедили два великих знамения полгода назад? Уже одно это...
–Не убедили, – оборвал его я, затем искоса глянул на мобильный телефон, что лежал на краю стола. Кто бы подумал, кто бы представил, что знамение придет из столь заурядной штуковины, как мобильник.
–А я напомню, все же, – он вынул из внутреннего кармана свой телефон и потряс им в воздухе, как, черт подери, какой-нибудь иконой святаго Сергия Задрищенского. – Сначала на всей земле пропал солнечный свет. Просто так, взял и пропал в марте. И солнце светило в небе, как раскаленный красный пятак, и света не было. Потом началось массовое вымирание людей. Причину не опознали до сих пор, это не пандемия какого-то вируса и не эксперименты проклятых правительств, как все кричали в самом начале. Начались протесты, погромы... Но правительства сами были в ужасе, как оказалось. А люди вымирали, сначала семьями, потом и целыми городами. Тихо, мирно, просто. Утром вы могли проснуться, а могли и нет. По радио и телевидению всего лишь констатировали, что такой-то город перестал существовать, потому что его жители вымерли, потом другой, третий, десятый. Да что я говорю, вы и сами все прекрасно помните, и полгода не прошло. Беспорядки сошли на нет достаточно быстро, потому что все испугались по-настоящему. Но... К нам пришло спасение. Первым знаком наших спасителей было — сообщение всем жителям земли! Вы только вдумайтесь и представьте себе масштаб! Все, абсолютно все получили в августе одинаковое сообщение: «Вы обречены. Но есть спасение!»
–Я удалил эту «смску» сразу, как прочел. И к тому же, она чуть более, чем полностью, состоит из противоречий.
–Потом эта чудесная передача по телевидению, где наши спасители все подробно расписали, – он не слышал меня, он вещал. – И опять же, передача была показана на всех каналах, по всей земле.
–Они крутили эту пропаганду в течение трех недель. Как же, разве забудешь такое.
–А потом наши астрономы обнаружили флотилию гигантских звездолетов на подлете к земле. Ну, разве это не чудо? Разве можно, после всего, что они для нас сделали, оставаться неверующим?!
–Этот разговор бессмыслен, – я встал и повернулся к окну. Откуда-то из мрачных каменных переулков послышался вой сирены. Странно это все. А вчера я слышал выстрелы... Хотя, может, мне просто показалось. – Есть несколько вопросов, которые не дают мне покоя. Вы ответите на них?
–С удовольствием!
–Зачем они нас спасают? И для этого даже приготовили планету на другом краю галактики. Специально для нас приготовили и обустроили какие-то фантастически красивые города... по их словам... Зачем?
–Ну об этом же говорилось в презентации! Вы просто невнимательно слушали. Они сказали, что когда-то сами прошли через это. Когда-то их тоже спасли. А спустя время они просто передали эстафету нам. Пройдет время и человечество, достигнув их уровня развития, тоже найдет и спасет кого-то во вселенной.
–Ну, ладно. С этим вопросом, черт бы с ним, разобрались, – я просто силой удерживал себя, чтобы не сказать какой-нибудь резкости. – Тогда второй вопрос. Почему они не показали нам себя? Мы только слышим голос, но не видим какие они, как выглядят.
–И это тоже было в презентации. Они не гуманоиды. И чтобы не отталкивать нас своим видом...
–Бросьте вы, – я не удержался. В который раз не удержался от брезгливой гримасы на лице и зло махнул рукой. Затем выдохнул, успокаивая нервы, и прошептал, наблюдая за белесыми пятнами, которые появлялись на холодном стекле: – Не верю. Не знаю почему, но не верю. Кого спасают? Нас? Почему только нас? Почему не животных? А может потому что... от нас? А может это и не звездолеты вовсе.
–Если не звездолеты, тогда что по-вашему? – воскликнул расстроенный переписчик.
–Саркофаги, например...
–Вот теперь я скажу, бросьте вы, – он встал, чашка звякнула на блюдце. – Вы там не были, а я был. Эти корабли, как комфортабельные лайнеры. Зачем им было делать столь удобные для проживания человека сооружения, если они собирались всего лишь погубить нас? Зачем? Где смысл?
–Вот и я о том же, где смысл?
–У меня... да и у вас, осталось мало времени. Вы поставите галочку?
–Нет.
–Я понимаю ваши слова так, что вы хотите умереть?
–Воля ваша, – я хотел посмотреть на него, но мой взгляд коснулся фотографии, которая лежала на подоконнике. Теплая волна прокатилась от сердца вверх, в разгоряченную голову. – Может быть, все, что вы говорите правда, я хочу надеяться на это. Мой брат и мама уже на ковчеге. Я не мог отговаривать их... потому что нет у меня такого морального права отбирать шанс на спасение или веру в чудо. Но за себя... о себе...
–Что о себе? – теперь уже сердито сказал переписчик.
–Сложно подобрать нужные слова... – я затушил сигарету, взял фотографию и сел на край подоконника. Это был старый снимок, распечатка с компьютерного слепка, так сказать, но почему-то все еще такое родное лицо. Мягкие черты, улыбка, прищур. – Для меня это... как предательство.
–Это абсурд, – он устало вздохнул и посмотрел на дверь. – Предательство — это добровольная смерть, когда есть из чего выбирать.
–Не думаю, что у меня есть из чего, – я прижал фотографию к груди и улыбнулся. Дурацкий, наверное, был вид, но мне было тепло от воспоминаний. Это тепло и эту сладость, в которой примешано немного горечи, невозможно ни на что променять. Точнее сказать — не на что. Что-то случается в жизни всего раз. Или кто-то случается... – Послушайте, вы идите, скажите этим вашим спасителям или в комитете по эвакуации, что Сони Ро Сорино не хочет быть спасенным. Он уступает свое место тому, кто хочет жить в новом мире.
–А вы не хотите?
–Хочу, – я улыбнулся и снова посмотрел на фотографию. – Но только здесь. А далекие планеты, большие белые города, будущее... Будущее без прошлого... без преданного и забытого прошлого... без воспоминаний, которые сохраняют свет в сердце... не для меня.
Я проводил его в прихожую, но он задержался в дверях. Глянул на меня. А я не увидел его глаз. Все-таки паршивое освещение. Наверное, скоро, когда не будет никого, кто умел бы поддерживать электростанции в рабочем состоянии, свет и вовсе пропадет. Навсегда. Вот и телефон работает раз через раз.
–В 22:22, запомните, последний челнок отлетает с Дворцовой площади. Мне грустно, что такие люди, как вы, отказываются от будущего. Честно сказать, будь моя воля, я попытался бы обойти условие спасителей, которое они поставили перед нами — только добровольное спасение. Впрочем, они следят за этим строго.
–За чем еще они следят?
–Еще за тем, чтобы с собой мы брали только самое необходимое, вмещающееся в один чемодан. Никаких сигарет, спиртного и уж тем более наркотиков.
–А у меня и чемодана-то нет.
–Ковчеги над Европой и Америкой уже заполнены и готовы к отбытию. И наш...
–Я запомню. В 22:22.
Он нерешительно потоптался на месте... затем пожал мой локоть.
–Приходите. Я буду ждать вас до последней секунды.
Я улыбнулся ему, хотя в сумраке он и не увидел моего лица.
–Прощайте, – сказал я, пожав его руку в ответ. – И удачи.
В 22:26 я наблюдал из своего окна за удалявшейся гигантской пирамидой, которая светилась и играла огнями, как новогодняя елка с игрушками.
Проводив ее взглядом, я налил себе свежезаваренного чая, сел на подоконник и просто начал рассматривать опустевший город. Фонари едва мерцали в сиреневой мгле. Фотография лежала рядом.
Через некоторое время в прихожей тренькнул телефон. Я глянул в черный дверной проем. Неужели связь все еще работает, или послышалось? Я сходил и принес его на кухню, поставил рядом с собой.
И вот... через пару минут он снова тренькнул.
Я взял трубку.
И услышал знакомый голос сквозь помехи.
–Привет. Ты, все же, не улетел.
–И ты... – я с трудом справился с комком в горле. Боже, кто бы знал, как я ждал этого звонка.
–И я... Не хочу бросать здесь что-то.
–Что-то... – я закрыл глаза. – Лучше уж умереть, чем бросить.
–Думаешь, все это правда? Мы действительно умрем?
Я выдохнул и открыл глаза, посмотрел в окно. Где-то далеко за городом... Где-то все еще очень далеко... Небо стало кроваво-красным. Небо расстреливало землю гигантскими огненными шарами. Я улыбнулся своему отражению в стекле. Ну хоть какой-то свет.