Сорино Сони Ро : другие произведения.

Мистерии Рики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Образы спящего разума. Сны с открытыми глазами.

  
  
  
  
  
  Мистерии Рики.
  
  
  
  
   (Satanatomia)
  
  
  
  
  (Хроника одного безумия)
  
  
  
  
  (черновой вариант)
  
  
  
  
  
  
  0.
  
  
  Однажды маленький Рики потерялся в зарослях сирени, что наполняла городской парк душистой белой пеной своего буйного цветения. Он был послушным мальчиком и постарался сам найти свою маму, которая, (он был уверен в этом), уже волновалась и пыталась его искать. Маленький Рики очень серьезно взялся за эту проблему. Усилием воли он заставил себя остановиться на асфальтовой дорожке, бросив панически петлять по незнакомым и безлюдным местам. Он стоял перед теплой лужей, в которой отражался кусочек синего-синего неба и на поверхности плавали миниатюрные соцветия белой сирени. Маленький Рики вспоминал, как и когда потерялся и, самое главное, почему не заметил этого? Ведь его матушка была весьма строга в вопросах безопасности и каждый выход с сыном в парк или просто в небольшой вояж по магазинам предваряла четким инструктажем: как следовало себя вести, где находиться и как крепко держать ее за руку. И она не просто зачитывала сынишке свод некоторых общеизвестных правил. Его матушка добивалась понимания того, что простая шалость возле дороги, например, могла обернуться мучительной смертью. Иногда ей приходилось прибегать к красочным описаниям размазанных по асфальту детишек, чтобы Рики крепко-накрепко усвоил урок. И он обычно усваивал матушкины уроки. Это был первый раз, когда он потерялся, однако...
  
  Он чувствовал нечто странное в душе. Рассматривая небо, отражавшееся в чистой луже с цветами сирени, колыхавшимися по краям, Рики испытывал восторг. Он понимал, что потерялся не специально, не потому что был непослушным мальчиком – нет! Он осознал этот момент, как прозрение. Как первое понимание того, что в жизни может случиться такое, чему ты не хозяин. Что-то такое может случиться в ней, чему ты можешь только подчиниться, не паниковать и просто подождать развязки, чудесной ли или вполне обыденной. Ему было жаль свою матушку, которая волновалась и скорее всего бегала по узким дорожкам в духмяных аллеях белой сирени, выкрикивая его имя, но... Но ничего не мог поделать с этим. К тому же, Рики чувствовал приближение чуда. Да, он обонял запах чуда, – сирень и кориандр, – он чувствовал шаги чуда, – теплым ветром по ногам, – он чувствовал и был уверен, что чудо искало его еще неистовей, чем мать.
  
   И оно нашло Рики.
  
   Чудо.
  
   Высокий господин в белом пиджаке с тростью подмышкой. Белая шляпа была надвинута почти на брови. Во рту тонкая сигара. Высокий воротник, золотые точки запонок, свободный узел галстука...
  
   Господин появился из-за поворота и сразу направился в сторону Рики. Мальчик наблюдал за ним без страха. Он знал этого господина из своих снов. Он знал каждую мелочь в его облике и в повадках. И даже эту привычку слегка кривить свой красивый рот, словно брезгуя дышать общим со всеми воздухом, – Рики тоже очень хорошо знал.
  
  Господин подошел к мальчику и стал рядом с ним. Он тоже посмотрел на отражение неба в луже. Затем, вынув сигару изо рта, спросил Рики:
  
  –Ты знаешь, кто я?
  
  –Вы снились мне, – ответил счастливый Рики. – Мне кажется, вы говорили о каком-то задании для меня.
  
  –Еще не пришло время. Ты слишком мал для моих заданий. Но, чтобы в последующие годы тебе не было одиноко и страшно, я счел возможным показать себя тебе.
  
  Рики изнывал от счастья. Он глянул вверх и с удивлением начал рассматривать волновавшиеся на ветру бураны белой сирени. Словно и не видел никогда, как медленно и плавно качались хрупкие ветки, отяжеленные сочными гроздями цветов. Солнечные точки прокалывали светлое поле зрения светящимися зеленоватыми дырами, проблескивая между цветов и ветвей. Рики зажмурился, но скоро открыл глаза, чтобы убедиться, что господин, принесший с собой красоту и умиротворение, не исчез.
  
  Господин не исчез. Он с улыбкой наблюдал за маленьким Рики.
  
  –Скоро ты забудешь меня.
  
  –Нет! – Рики очень испугался, он не хотел забывать этот момент счастья. Но господин похлопал по его плечу, чем сразу успокоил.
  
  –Забудешь эту встречу со мной. Так должно быть. Но ожидание чуда останется с тобой, маленький Рики. И еще слова, по которым ты узнаешь меня в будущем.
  
  –Слова?
  
  –Я скажу тебе... Привет, малыш. Как живешь?
  
  –Я запомню! – пообещал Рики.
  
  –Иначе и быть не может. А теперь... – Господин посмотрел в противоположную сторону и склонил голову набок. – Посмотри-ка, кто это там бредет по дорожке и заглядывает в кусты? Кажется, я узнал твою строгую матушку. Но не волнуйся, в этот раз она простит тебе короткое исчезновение.
  
  Рики глянул в ту сторону и действительно увидел свою матушку, которая медленно шла по дорожке и смотрела в кусты. Ему стало жаль её. Матушка наклонила голову и держала свою сумочку прижатой к груди. Она была весьма опечалена.
  
  –Беги к ней, Рики, – прошептал господин.
  
  И Рики повиновался, во всю прыть припустил в сторону матери, подумав однако, что так и не узнал имени своего господина.
  
  Как и было обещано, мать не ругала Рики за это странное исчезновение. Она даже не выспрашивала, куда, почему и зачем. Совершенно неожиданно она предложила сыну купить сахарной ваты, которую продавали возле выхода из парка, и если он захочет, то еще и красный воздушный шарик. Рики тем днем был счастлив вдвойне. И хотя он не заметил странного блеска в матушкиных глазах, о чем-то плохом он не желал больше думать. Всё плохое и болезненное, что произошло с ним позже, Рики принимал, как должную плату за мгновения настоящего счастья.
  
  
  
  
  
  Спустя пятнадцать лет в жизни Рики снова произошло маленькое чудесное происшествие. В этот раз всё было не столь явно, как в детстве. Но осознавая свою избранность и предвкушая истинное чудо каждую минуту, днём и ночью, Рики смог узнать его по косвенным признакам. И он испытал удивительное чувство благодарности к тому, кто не забыл его всё-таки, напомнил о себе и снова подарил короткое мгновение настоящего счастья.
  
  
  
  
  
  Рики оканчивал учебу в одном из древних германских университетов. Последние экзамены и тесты были наиболее сложными и выматывающими. Он похудел и перестал видеть дневной свет, сменив его на свет зеленых колпаков на библиотечных лампах. Рики штудировал горы вспомогательной литературы и даже забывал есть, что весьма скоро сказалось на его весе и вообще на внешности, в которой начали преобладать изможденные черты католического мученика, как с фресок на стенах местного собора. Он сделался словно одичавшим и в глазах появились странные огоньки, тусклые и одновременно азартные, как будто его мозг начал некую игру сам с собой, решив узнать – стану безумным или нет? В его глазах светился удивительный огонек, – а для многих обычных людей, окружавших его, пугающий, – который был похож на точку свечного огня, прикрытого стеклянным колпаком.
  
  Многая мудрость приносит гораздо больше печалей, чем денег на банковских счетах. Мудрость наделяет абсолютно бесплатным умением ВИДЕТЬ. Вопросы же возникают следующие: ЧТО бросается в наши просветленные мудростью глаза, ЧЕМ оно становится после размышления, и КАК с этим жить, зная наперед совершенно точно, что выхода нет, и царства человечьей тьмы и империи божественных разочарований бесконечны?
  
  Рики осознавал, что владел двумя чрезвычайно редкими сокровищами, коих были лишены многие люди, даже многие из тех, кто имел смелость или наглость называть себя образованными и цивилизованными людьми. Это были его Мышление и Воображение. Он понимал и ценил эти свои особенности, не позволяя чужакам проникать во внутренний мир глубже, чем на обычный трёп по утрам в студенческой столовой. Рики стремился развивать их, впитывая знания в университете, как губка; не уставая учиться и познавать новое. Ведь Разум требовал себе еще и еще пищи для размышления! А воображение рисовало всё более четкие и осознанные картины красоты, в которых тени растворялись быстрее, чем в реальном мире. Но один тот факт, что оно Созидало – радовал Рики необыкновенно. Он ждал и предвкушал чудо своего разума, который умел творить нематериальные, а посему нетленные сокровища.
  
  
  
  
  Однажды в библиотеку заглянул его друг Марк. Он критически осмотрел бледную физиономию Рики, покачал головой и неожиданно сел перед другом прямо на стол, перед тем сдвинув в сторону толстый справочник. Рики поднял голову и глянул вверх, подслеповато прищурившись, чтобы рассмотреть неожиданную помеху в учебе.
  
  –А... это ты. Пожалуйста, не мешай мне. Завтра важный тест.
  
  –Брось, – насмешливо и грубовато ответил Марк. – Хочешь, я приволоку сюда зеркало?
  
  –Какое зеркало? Зачем? – искренне удивился Рики.
  
  –Обыкновенное овальное зеркало, – снова усмехнулся друг и кивнул куда-то назад. – Я заметил его в холле. – Он вдруг посмотрел на Рики совершенно серьезными глазами. – Я могу сорвать его со стены и принести сюда.
  
  –Зачем? – всё ещё не понимал Рики. – Это университетская библиотека, в конце концов. А не наша общага.
  
  –Я хочу, чтобы ты глянул на свое отражение.
  
  Рики задумался, затем провел ладонью по мягкой бархотке юношеской щетины на щеках и подбородке. Он попробовал пригладить волосы, сбившиеся в неряшливый колтун. Но из этой попытки ничего не получилось. Неделю как нечесаные и немытые волосы не послушались руки и принялись топорщиться, казалось, еще больше.
  
  –Я был очень занят несколько последних дней, – смущенно пробормотал Рики.
  
  –Ты сам не свой из-за этих бесконечных тестов. Я, черт подери, не узнаю старину Рики. Поэтому... – Марк легко соскочил со стола, быстрыми движениями собрал все книги в стопку и взял её в руки. – Дай мне минуту, я верну книжки библиотекарю. А потом…
  
  –Но... – Рики непроизвольно потянулся рукой за массивными фолиантами. Однако Марк отступил на шаг и покачал головой.
  
  –Дружище, пообещай дать мне всего полчаса твоего времени.
  
  –Марк, завтра у меня очень важный тест по химии. Я не успеваю!
  
  –Всего полчаса!
  
  И Рики сдался. Он ценил дружбу с Марком, и особенно то, что Марк выбрал его, – ценил не менее, чем свой разум. Марк был настоящим. Он дружил с Рики не за будущие преференции или бонусы, как некоторые студенты, особенно из небогатых семей, а просто так, потому что выбрало сердце. Однажды он так и сказал Рики, что считает дружбу одной из разновидностей любви, которой невозможно управлять сознанием или силой воли. Всё происходит само по себе.
  
  
  
  
   ...
  
  
  
  
  –Сердце выбрало, и точка, – прошептал странным голосом Марк.
  
  
  
  
  Это было, кажется, неделю назад. Он сидел на подоконнике, прислонившись спиной к оконной раме. Рики оторвался от чтения бесконечной статьи по углеродистым соединениям в энциклопедии, глянул на своего единственного друга, и вдруг... залюбовался им. Июльское солнце играло солнечными пятнами в чистых стеклах распахнутого окна. Свет расплывался по белому шелку рубашки, выделяя строчки на кантах золотыми пунктирами. На белой шее Марка тоже расцветали бутоны солнечных цветов. Он задумчиво смотрел в небольшой яблоневый садик, что раскинулся под окнами. Ветер, жужжание пчел, запахи поспевающих яблок убаюкивали, наполняли душу медвяной негой. Мягкие серые тени, скользящие по плечам Марка, стекали в складки рубашки и смешивались с пятнами света.
  
  –Что это значит, выбор сердца, Марк?
  
  Тот мельком глянул на друга и сразу вернулся к точкам света между ветвей и ярко-красных яблок.
  
  –Словами не опишешь. Это нужно чувствовать.
  
  –Что чувствуешь ты? – не унимался Рики. – Что вообще означают эти чувства?
  
  Марк покачал головой и грустно усмехнулся. Он не повернулся к Рики, просто чуть повысил тон, чтобы тот расслышал его слова сквозь пчелиный гул, птичий щебет и шум ветра в яблоневой листве.
  
  –Это значит, что пустота и смерть..., если без.
  
  Рики смутился и опустил голову. Он хотел сделать вид, что снова увлекся чтением статьи... Но был слишком взволнован и слишком обрадован тем, что Марк произнес вслух, словно бы его собственные слова. Не постеснялся. Сказал.
  
  –Если бы эти чувства можно было бы сохранить навсегда... – прошептал Рики, всё же, глянув вперед на Марка.
  
  –Разве бывает по-другому? – тот тоже глянул на Рики, его взгляд встретился с взглядом друга..., но теперь пришла его очередь смущаться, краснеть и отворачиваться торопливо.
  
  Рики запомнил тот день, как предзнаменование. Он понимал, что разговоры подобного характера не возникают на пустом месте. Они не случаются спонтанно. Прежде всего, эти слова бывают тщательно обдуманы для того, чтобы впоследствии четко их произнести, без боязни быть непонятым. Имеет значение еще один фактор. Это очень большая, (и редкая), удача повстречать в своей жизни человека адекватно воспринимающего твой внутренний мир, всю его сложность и глубину. И если этот человек не боится твоей бездны и с готовностью ныряет в неё, значит он настоящий, ТВОЙ человек. И даже возможно вторая половина. Всё это видно по глазам. Если они горят так ярко, что меркнет солнце на небе – бросай всё и держи этого человека рядом, не отпускай ни на миг, ибо второго такого шанса у тебя не будет. Ведь жизнь редко балует нас настоящей удачей, в которой ты не приобретаешь ни гроша прибыли, но зато находишь настоящего Человека.
  
  Поэтому Рики запомнил день своего второго предзнаменования. В этот день ему открылось новое зрение, которое умело распознавать Человека среди массы остальных людей. Человека, не побоявшегося открыть свою душу, самую незащищенную её сторону, в которую легко было вонзить хотя бы одно глупое слово и погубить её тем самым страшным ядом, что изъязвляет внутренний стержень и убивает веру – разочарованием. Сердце Рики понимало врожденной своей мудростью, – которая живет во всех людях, но не всеми осознается, – что даже равнодушие можно вытерпеть или придумать объяснение в оправдание ему. Но разочарование убивает всё сердце целиком. И растворяет душу, как кислота.
  
  Но..., по зрелому размышлению, можно найти и иное объяснение назревшему разочарованию. Вариант, который нельзя отбросить, тем более, если эпицентр разочарования совсем недавно был вселенной наполненной многими смыслами. Ничего не случается вдруг, мы все это знаем. И даже кропотливо собранные или просто накопленные негативные факты не имеют никакого значения перед основными гуманистическими качествами, которые отличают Человека, как от животного, так и от Бога, – своей реальностью и умением воздействовать по-настоящему.
  
  Вера в Человека и Любовь к Человеку.
  
  Основа основ настоящей Любви – Вера. Но обязательно следует отличать её от Доверия, между ними бездна. Равно, как между Любовью и Привязанностью, (читай, влюбленностью), пропасть различий. И возможно, эта пропасть принадлежит не тому, в ком разочаровался ты. Возможно..., она твоя. И именно в тебе разочаровались так глубоко и горько, что боль этого второго сердца сделалась ощутимой силой, физиологическим воздействием, и даже возможно страхом перед тем, в ком так жестоко обманулось и разуверилось.
  
  Ведь настоящая вера не имеет под собой фундамента. Она сама и есть тот краеугольный камень, на котором выстраиваются человеческие отношения.
  
  И достаточно кому-то из двоих просто попытаться перекроить другого по лекалам своих идеалов и представлений о Настоящем Человеке, как тот второй испытает невыносимую душевную боль своего отторжения. Ведь эта попытка или даже простое желание откроют ему новую правду, что на самом деле он не хорош и, возможно, представляется отвратительным существом, которое следует перекроить, как можно скорее, чтобы оно стало приятным для глаз и удобным в применении.
  
  Бойтесь менять в человеке Человека, не имея для этого достаточных сил и тонкого умения. Попытка эта будет иметь гарантированный провал, а вы навсегда потеряете свое таинство знания, не применив его должным образом, но лишь поломав чужую душу.
  
  И еще. Вам стоит задуматься о своем праве на подобное переустройство Человеческой Души. Право менять Человека нужно оправдать всего одним условием – самому Человеком быть. Но даже имея это право следует еще сто раз подумать, прежде чем что-то переустраивать. Ведь настоящий Человек, прежде всего, уважает уникальность и красоту других Сердец, и ни при каких обстоятельствах не захочет их менять, какими бы странными или нелепыми не показались ему все эти качества. Они – неповторимая красота. И даже применительно ко всему человечеству можно смело утверждать, что такого второго сердца не было и не будет никогда. Каждое сердце из этого великого множества – уникально. Каждое.
  
  Хотя, это всего лишь варианты. И вариантов может быть бесконечное множество.
  
  Испытание разочарованием умеет пройти не каждый, и не каждый найдет его таковым – именно испытанием. Не каждому дано изваять его, как тонкую фигуру душевной меры, и еще реже кому-то дано понять, что рассчитанное и примененное разочарование имеет в себе цель закалить душу и сердце в самом страшном и всё-таки очищающем огне – в пламени истинной веры. Сердце не обмануть, и несмотря на то, что оно ничего не слышит и не видит, всё же, оно резонирует на вибрации драгоценных качеств Веры или второго сердца, если они всё ещё живы.
  
  И если глаза, уши и разум вопиют к тебе с требованием уйти, убежать и забыть новый символ своего разочарования... Прежде всего, следует прислушаться к резонансным вибрациям собственного сердца. Если оно плачет, – значит, ошибается разум. И при всех прочих обстоятельствах, когда разум был твоим помощником и единственным советчиком, в этот раз – не слушай его. Лучше подумай сердцем. Оно тоже умеет размышлять. И оно мыслит светом.
  
  Рики слушал, как часто-часто бьется сердце в груди. Он думал о том, что удивительные открытия в квантовой физике блекнут перед человеческими прозрениями. И хотя он был уверен в том, что Марк погибнет, потому что сам не собирался связывать свою жизнь с ним, всё же... Он был счастлив открыть в себе талант, о котором даже не думал, что он есть. Рики мельком глянул в угол своей кровати, где лежала заветная книга. В ней была глава об открытиях Человека...
  
  –Я всё понимаю, – тихо сказал Марк. – Если бы я умел контролировать себя... Но ты должен знать, в том что случится, (если оно случится), ты не виноват.
  
  –Зачем ты кладешь этот камень на мое сердце, Марк?
  
  –Затем, что ты ответил. Если бы промолчал…
  
  –Я не мог промолчать тогда... – Рики смотрел на пятна света, которые мелькали на белой рубашке друга. Раскаленное пространство за окном слепило глаза, летнее марево мерцало своим особенным светом, в котором изумрудная листва колыхалась на волнах воздушного золота, растворялись в нем, и снова проявлялись. – Точнее, я бы смог промолчать, если бы ты остановился на словах «Бывай, Рики». Помнишь? Понимаешь? Но ты тоже не смог промолчать... Это замкнутый круг. Мы бы не смогли просто сделать вид, что нас не существует друг для друга.
  
  –Поэтому я и говорю, что ты ни в чем не виноват. Мы взрослые люди и даем себе отчет в собственных поступках. – Он глянул на Рики и улыбнулся. – Просто я впитываю эти дни. Понимаешь? Я впитываю их, как цветы пьют солнечный свет.
  
  –Понимаю, – прошептал Рики, чувствуя, как выплескивается горечь из темных закоулков души. Он не хотел причинять боли Марку, но знал, что не мог её не причинить.
  
  –Надеюсь, что понимаешь... – Марк улыбнулся ему так светло, что почти ослепил Рики. Он вздохнул, хлопнул по коленям и спрыгнул с подоконника. – Вот и хорошо, что поговорили всё же. У тебя, кажется, тесты на носу? Занимайся. Не буду мешать.
  
  
  
  
  ...
  
  
  
  
  В холле университетской библиотеки Рики заметил овальное зеркало, которое Марк грозился принести в читальный зал. Возле него поправляли прически две белокурые первокурсницы, которые ещё не имели привычки к университетской готике, пугливо озирались по сторонам и глядели в зеркало не на себя по большей части, а осматривая мрачное помещение со сводчатыми потолками и щитами на гранитных стенах. Рики засмотрелся на девушек. Тонкие формы и гибкие движения рук возле волос приманивали к себе взгляды многих студентов, которые рассредоточились по угрюмому помещению с книгами и лэптопами в руках и на коленях. Однако строгая нравственность, которая была одной из основных добродетелей этого старинного учебного заведения, совершенно ограждала барышень от некомфортного внимания со стороны мужской части.
  
  Марк усмехнулся и распахнул тяжелую дверь перед Рики.
  
  –Значит, еще не всё потеряно, – он хлопнул по плечу забывшегося Рики и подмигнул ему. – Однако будет лучше, если ты просто проветришь голову.
  
  Они вышли на широкое мраморное крыльцо и Рики зажмурился от необычного для этого часа освещения. Как только глаза начали привыкать к свету, он осторожно, чтобы не спотыкнуться, спустился по ступеням и посмотрел вверх.
  
  Небо над кампусом словно выгнулось гигантской хрустальной чашей, в которой преобладали розовые оттенки. Сиреневые и серебристые облака растекались по краям, окантовывая горизонт бледным оранжево-фиолетовым свечением, в котором резала глаз черная ломаная линия городского контура: с остроконечными крышами, шпилями старинных кирх и водонапорной башней на правом краю. Облака в середине небесного купола были словно мазки акварели, разбавленные водой, которые медленно стекали в сиреневую полосу северной стороны горизонта, оставляя за собой переливающиеся пятна и золотые нити истаивающего света.
  
  В это мгновение, когда Рики чувствовал безмятежное единение с природой, по асфальтовым дорожкам кампуса пробежался порыв теплого ветра. Он ударил в лицо и Рики снова закрыл глаза.
  
  –Посмотри вперед! – крикнул Марк, стараясь перекричать оглушающий на ветру шелест листвы в кронах древних кленов, что окружали университетскую библиотеку.
  
  Рики открыл глаза, глянул на Марка и проследил за его рукой...
  
  Перед аллеей в кленовом парке были разбиты большие клумбы с белыми розами, которыми так гордился древний университет. Они казались клубящимися облаками, спустившимися на землю, ослепительно белыми в розовом свечении неба и в проблесках золотых лучей из кленовой листвы. Драгоценное воздушное золото скользило пятнами призрачной охры по волновавшимся на ветру розам, расплескивая кванты света, рассыпаясь в порывах золотистой дымкой и улетая тонкими струями в темные аллеи. Серые тени ломались об цветочные головы, рвались на точках света, что ослепительно сверкали в росе на лепестках. Ветер словно нырнул в клумбы и взрывался упругими спиралями внутри облака белых роз. Растекаясь волнами от центра к гранитным бордюрам, срывая лепестки и кружа их над асфальтовыми дорожками.
  
  –Что происходит? – удивленно прошептал Рики.
  
  –Со стороны Ганновера к нам движется буря, – ответил Марк и посмотрел в сторону южной аллеи. – Обычная для Германии летняя буря. Шумная, красивая и короткая. Я хотел успеть показать тебе кое-что, до того, как буря уничтожит это.
  
  –Показать? Что?
  
  –Это очень короткая красота, Рики. Нам нужно успеть. Я уверен, что тебе понравится. Бежим!
  
  Марк побежал в сторону южной аллеи... А Рики не мог сдвинуться с места. Он смотрел на белое пятно рубашки Марка, надувавшейся на спине; он просто смотрел на широкий распахнутый воротник, с вечно расстегнутыми двумя верхними пуговицами, который бился на ветру. Он наблюдал красоту движений своего друга. Его тонкий контур на фоне темно-зеленых кленовых аллей казался воплощением совершенства и настоящего единства формы и содержания. Марк приостановился возле массивной деревянной лавки, что стояла возле заросшего входа в самую крайнюю аллею, которая совершенно не пользовалась популярностью среди студентов – она выходила на холм перед городом. Там была пустошь, в конце аллеи, – поле, заросшее дикой травой, посреди которого темнелось пятно небольшого болотца, поросшего по краям камышом.
  
  –Эй, Рики! Поспеши! Скоро дождь! – крикнул Марк и помахал ему рукой. Эхо больно укололо перепонки, и понеслось куда-то дальше, расплескавшись по высоким окнам старинного здания с колоннами, да и затерявшись в остальных аллеях кленового парка.
  
  Рики очнулся и побежал за другом. Он скоро пересек небольшую площадь перед библиотекой, обогнул овальную клумбу с желтыми розами, которые разводили здесь относительно недавно, всего-то шестьдесят лет. И вбежал в южную аллею, почти сразу вслед за другом, по пути раздвигая нависавшие ветви и сплетения душистого хмеля, который оплетал крайние деревья понизу. Он посмотрел на гладкий асфальт, прохладный в тени деревьев. Затем глянул вперед, на спину Марка, белевшую шелковой рубашкой в серебристых сумерках. И Рики вдруг почувствовал, как необъяснимая радость начала охватывать его сердце и наполнять душу необычным светом, похожим на тот, что струился сверху. Рики глянул вверх, чтобы не пропустить это влечение и эту жажду естественной красоты. Рваная полоса неба, что просматривалось сквозь густые кроны деревьев, теперь была похожа на японскую акварель, в которой розовый и алый оттенки не имели преимуществ, но ложась равномерно в одном мазке, не теряли каждый своих свойств и красоты. Кленовая листва темнелась по краям полосы акварельного неба. Воздух в аллее был свеж и приятен на вкус, Рики дышал, как воду пил. Порывы ветра догоняли друзей, толкали их в спины, насыщая сухой воздух пронизывающим и в тоже время нежным запахом приближавшегося дождя. Ветер растрепал черные волосы Марка. Ветер что-то шептал на ухо...
  
  Но вот...
  
  Аллея закончилась.
  
  Асфальт оборвался в траве и...
  
  Перед Рики распростерлось огромное поле, неспокойное, раскатывавшееся зеленоватыми и серебристыми волнами вереска, темное и белесое одновременно. Грозное багровое небо полыхало над ними. В нем уже не осталось японской акварели ни мазка. Фиолетовые тучи медленно наползали на хрустальный свод, клубясь, накрывая и выдавливая оранжевый свет своей тяжестью. Острые лучи солнца пронзали тучи по краям, высвечивая в них белые и серые оттенки. Но солнце быстро уступало своё преимущество надвигавшейся буре.
  
  Марк прошел несколько шагов и вдруг сел прямо в траву. Он оглянулся в сторону Рики и махнул ему рукой.
  
  –Присаживайся. Я хотел показать тебе эту красоту.
  
  –Поле красивое... – Рики подошел к другу и сел рядом с ним. – Но…
  
  –Никакого но! – воскликнул Марк и показал вперед. – Смотри!
  
  Рики послушно глянул... И застыл.
  
  Под алым небом, в котором расплывались сиреневые тучи и блекли последние золотые солнечные лучи, носились облака.
  
  Рики присмотрелся внимательнее, чтобы понять, что за пух клубился над травой. Но скоро ветер повернулся в их сторону и погнал впереди себя шевелящееся марево, в котором всё еще была растворена полуденная жара.
  
  Это были пушинки одуванчиков.
  
  Скоро они кружили вокруг друзей, как теплая метель, частью набиваясь в глаза и в уши, цепляясь за волосы, насыпаясь за воротник. Касание пуха было мягким, всё же, не назойливым, каким бывает тополиный пух. Крупные воздушные зонтики вертелись возле лица, медленно опадали в траву и словно бы струились по неравномерной её поверхности, подпрыгивая на выделявшихся стебельках, закручиваясь вокруг них или проваливаясь, словно ввинчиваясь, в неспокойные травные волны.
  
  Рики приподнял руку, чтобы поймать одну из пушинок. Да так и застыл с поднятой рукой, наблюдая, как они протекали сквозь пальцы, рассыпались и скоро снова собирались в тугой шар над головой.
  
  Марк вздохнул и лег в траву.
  
  –Я знал, что тебе понравится. А сегодня еще такое роскошное небо.
  
  Рики всё же поймал пушинку, улыбнулся и глянул на друга.
  
  –Алое небо перед бурей и белый пух... Это сказка, – он тоже лег в траву, чтобы впитывать небо голодными глазами. Он раскинул руки, чувствуя кожей касания и покалывания травинок.
  
  –Я хотел сказать тебе... – Марк приподнялся на локте и глянул в темные глаза Рики. Этот их особенный цвет, – то ли зеленый, то ли серый, – манил его. Марк чуть склонился над Рики.
  
  –Нет, – прошептал тот в ответ.
  
  –Прости, – он вернулся в траву, но его рука нашла руку Рики и тонкие пальцы крепко сжали его ладонь. – Ты всё понимаешь. Да?
  
  –Да, – ответил Рики.
  
  –И я всё понимаю, – Марк еще раз пожал ладонь друга и отпустил её. – Знаешь, сегодня мне приснился странный сон. Я запомнил его почему-то.
  
  –Что тебе снилось, Марк?
  
  –Будто бы во сне я был ребенком, лет шести или семи. Я стоял посреди сказочно красивой аллеи. По обеим её сторонам буйно цвела белая сирень. Я стоял возле большой лужи и наблюдал за маленькими цветками, сорванными ветром, которые колыхались по краю, очертив лужу белым кантом.
  
  Рики напрягся. Он перестал слышать шум ветра и замечать красоту неба. Он весь превратился в некий резонирующий орган, боясь пропустить хоть слово.
  
  –И вот... во сне... я вижу чье-то отражение в луже. Оно появилось неожиданно, но совсем не испугало меня. Это был высокий господин в белой шляпе, низко надвинутой на брови. Господин помолчал некоторое время, словно ожидая от меня каких-то слов. Но, не дождавшись их, сказал сам...
  
  –Что он сказал? – теперь Рики приподнялся на локте и склонился над Марком.
  
  Тот удивленно посмотрел на друга.
  
  –Рики? С тобой всё в порядке? У тебя сейчас такие странные глаза.
  
  –Что он сказал? – повторил свой вопрос Рики.
  
  –Это же просто сон... – Марк поперхнулся последним словом и попытался отодвинуться от Рики.
  
  Но...
  
  Тот опустился ниже и прижался своими губами к губам Марка.
  
  –Скажи эти слова прямо в меня, – прошептал Рики, целуя похолодевшие..., но скоро очень горячие губы друга.
  
  –Он сказал... – Марк задыхался от страсти, охватившей его. – Он сказал всего три слова. Ещё... пятнадцать... лет.
  
   Горячий порыв ветра, гонимый приближавшейся бурей, закружил вокруг них облако пуха одуванчиков. Разогнал травные волны понизу... И очистил часть алого акварельного неба вверху.
  
  Наступила тишина.
  
  Трава замолчала.
  
  И только птицы в аллеях пели свои печальные песни за несколько мгновений до грозы.
  
  Через пятнадцать минут пошел дождь.
  
  
  
  
  А через полчаса друзья вернулись в свою комнату в общежитии, промокшие и смущенные. Они боялись смотреть друг другу в глаза. Марк скинул рубашку, скомкал её в мокрый ком и бросил в корзину для грязного белья. Затем он вынул комплект свежего белья из шкафчика со скрипящей дверцей и, смущенно глянув на Рики, спросил:
  
  –Я первый схожу в душ? Ты подождешь?
  
  Рики кивнул. Он чувствовал, как быстро в сердце вырастает неизведанное доселе чувство неприятия себя. Он сел на край своей кровати, как был, в мокрой одежде, и опустил плечи. Марк заметил эту перемену в настроении друга, – которую невозможно было не заметить влюбленным глазам, – подошел к нему и нерешительно коснулся плеча... Рики сбросил его руку одним усталым движением.
  
  –Не надо, Марк. Не начинай этого снова.
  
  –Я же нравлюсь тебе...
  
  Рики кивнул. С его взлохмаченных волос и с бледного лица стекала вода. Капли падали на пол, растекаясь по затертому паркету лужицами и собираясь на почерневших стыках сверкающими полосками. Рики глянул на Марка, всё же. Он хотел, чтобы друг увидел его глаза и понял, как тяжело ему сейчас.
  
  –Я быстро, – Марк всё увидел и понял. Ведь глаза своего друга он понимал даже лучше, чем слова произнесенные вслух. И он опечалился. – Прости меня, Рики. Я не умею сдерживать своих чувств к тебе... – и ушел в душевую комнату.
  
  А Рики некоторое время смотрел на старенькую корзину с бельем, что стояла возле двери по правую сторону. Она была накрыта сверху куском белой ткани. Рубашка Марка неудачно упала в неё. Рукав зацепился за плетеный борт...
  
  Рики встал и подошел к окну. Он смотрел на дождевые струи на стекле и на сползавшие капли, мерцавшие в оранжевых сполохах бесшумных молний. Впрочем, звук просто не успевал за светом. Гром принимался ворчать спустя несколько мгновений после вспышки. Сквозь потоки летнего дождя просматривалась кленовая аллея, в которой качались старые деревья, теряя листву в яростных порывах бури. И яблони под окнами не смогли сохранить свои красивые головы в порядке, сорванные бурей листья кружились в водных вихрях, опадали в ощетинившиеся на дожде лужи, прилипали к стеклу.
  
  Неожиданно Рики подумал, что было бы так замечательно, если бы... не было Марка. Тот вносил в его жизнь странный чувственный диссонанс, которого и хотелось невероятно, и отвращалось от него всё сильнее. Марк сам того не желая поставил перед совестью Рики несколько сложных вопросов, на которые тот не имел ответов. И более того, знал точно, что ответов дать не сможет... и не захочет. Это были вопросы иного порядка. И чувства, которые вызывал Марк, были необычными и всё более пугающими. Рики понимал, что общего будущего у них не могло быть. Не потому, что чувства были обманчивыми, а потому, что слишком разными людьми были они. Марк уже предпринимал попытки вносить в сердце Рики свои поправки. А Рики не желал их. Боялся. И начинал ненавидеть.
  
  –Ах, если бы тебя не существовало вовсе, – прошептал Рики, прижавшись к холодному стеклу своим горячим лбом.
  
  И вдруг он напрягся.
  
  Потому, что на улице...
  
  В неспокойных потоках дождя...
  
  На дорожке перед окнами стоял кто-то...
  
  Стоял кто-то незнакомый, в белом костюме. Этот кто-то держал над собою широкий черный зонт с коричневой бамбуковой ручкой. Он едва удерживал его в порывах ветра. Дождь кружил вокруг незнакомца, (или наоборот, узнанного сразу же?), забрызгав белые туфли и края брюк песчинками и яблоневыми листьями, и серой полосой увлажнив пиджак понизу.
  
  Рики схватился за горло от радости, пронзившей всё его естество, как иглой света, от макушки до пят. Он начинал догадываться, кто это был перед окнами.
  
  Рики заставил себя двигаться. Взялся за ручки на окнах, чтобы раскрыть створки, как вдруг заметил...
  
  Как вдруг заметил, что незнакомец приподнял свободную руку...
  
   Зонт чуть отодвинулся.
  
  Рики увидел нижнюю часть его лица и...
  
  Знак... Да, это был знак для него. Для Рики. Незнакомец коснулся пальцем своих губ – тсс, не суетись.
  
  Он услышал голос в своей голове.
  
  «Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя?»
  
  Рики задыхался от радости и не мог думать в этот момент. Все его мысли сплавились в некий сверкающий ком, который вот-вот должен был взорваться восторгом и убить его.
  
  «Мне показалось, что ты позвал меня... – Господин в белом костюме улыбнулся Рики. – И я не смог проигнорировать твой зов. Скажи мне, Рики, что тебе нужно, чтобы снова чувствовать себя на своем месте?»
  
  –Господин! – только и смог прошептать Рики.
  
  –Если позволишь, я догадаюсь сам, – Господин в белом костюме наклонил зонт вперёд, и...
  
  И вдруг исчез в очередном порыве ветра с дождем.
  
  Рики отчаянно вскрикнул и прижался к стеклу...
  
  Нет! Нет! Не покидай меня, господин! Я так долго ждал тебя!
  
  Но в этот миг он услышал страшный крик за спиной.
  
  Крик Марка.
  
  Он оглянулся... (как не вовремя!)... нерешительно постоял минуту... и снова с надеждой глянул в окно. Но, увы, там, на асфальтовой дорожке, было пусто.
  
  Тогда Рики побежал в ванную. Он неотрывно смотрел на приоткрытую дверь и проклинал Марка за то, что тот оборвал его волшебный момент чуда.
  
  Он распахнул дверь, и... застыл.
  
  Марк лежал на белом кафельном полу. Его рука судорожно вцепилась в полиэтиленовую занавеску и сорвала её с части колец. Кажется, он неудачно поскользнулся. Так глупо и обыденно, просто не успел упереться в стену. Из его перекошенного рта выливалась струйка крови. Его шея была неестественно вывернута вбок. А на виске...
  
  Виском он ударился об угол и разбил голову.
  
  На виске расцвела бордовая роза смерти.
  
  Горячая струя всё еще шумела и испускала пар. Вода размывала кровавый ручеек вокруг головы Марка. Алые полосы скручивались в спираль перед водостоком.
  
  Рики не смог устоять на ногах. Он ослаблено сполз по мокрой кафельной стене на пол, не имея сил оторвать свой взгляд от кровавой воронки возле перекошенного рта Марка.
  
  
  
  
  
  Всю следующую неделю Рики провел в бреду. Он сдал все свои тесты на отлично, хотя и не замечал того, как отвечал на устные вопросы или строчил письменные ответы на гербовых университетских листах. Дни и ночи для него слились в нескончаемый сумеречный вечер. Звуки потеряли свою красоту и даже сигнальное значение; Рики не мог слушать музыку и пару раз едва не попал под автомобиль, когда задумчиво переходил дорогу. Он ничего не ел, пил только крепкий несладкий кофе, а запахи из студенческой столовой возненавидел до такой степени, что его скручивали рвотные спазмы, едва лишь обоняния касался, например, запах горохового супа или свежей выпечки.
  
  Отлично сдав экзамены, он не радовался тому обстоятельству, что мог претендовать на особенный именной диплом университета, который открыл бы перед ним заманчивые перспективы в научной работе или в поиске хорошо оплачиваемой должности в корпорациях. Он приходил на собеседования с представителями известных фармакологических компаний сам не свой, невнятно отвечал на вопросы, смотрел преимущественно в окно, а не на представителя, и, получив очередной отказ, не расстраивался, ибо даже не замечал этого. Он просто существовал и, возможно, утратил способность думать.
  
  Ему везде виделся Марк.
  
  И тот господин в белом костюме...
  
  И еще... Рики открыл в себе бездну. Ведь он не поспешил на зов друга. Он не испытал горечи и боли от его смерти. Он закрылся и перестал вообще что-либо чувствовать.
  
  Однажды профессор Крайнц, курировавший курс, на котором учился Рики, пригласил его в свой кабинет для разговора. Рики не удивился этому приглашению. Просто кивнул и на следующее утро, ровно в девять, как и было назначено, постучал в тяжелую дубовую дверь в кабинет профессора.
  
  Юзеф Крайнц наливал себе чаю в белую чашку тонкого фарфора и напевал под нос мелодию из старинного фильма времен третьего рейха, которые в последнее время имели необычайный успех в среде творческой интеллигенции. Он был истовым националистом и всех славян считал «недолюдьми», однако имел в себе обстоятельство, которое отличало его, как и прочих цивилизованных людей, от массы человеконенавистников. Наличие способностей к размышлению и анализу были неотъемлемыми составляющими его личности. Юзеф Крайнц умел думать. И именно это умение всё дальше уносило его из области биологических предпочтений в сферы духовные и всё ещё не исследованные. Он хотел разобраться в вопросах избранности как можно скорее, ибо те размышления, что он допускал по этой теме, не оставляли никаких шансов пропагандистам со свастикой вместо мозга в голове.
  
  –Рики? Проходи. Угостить тебя чаем?
  
  –Нет, спасибо, профессор.
  
  –Значит, присаживайся. Чай у меня, и правда, отменный. Этот сорт следует употреблять с персидской папиросой.
  
  Его чайные принадлежности, стоявшие на специальном серебряном подносе, были именным преподнесением от ректората за долгие годы преданной службы. Чайник, чашки, молочница и сахарница были снабжены университетским гербом и фамилией Крайнц. На бортике хрустальной пепельницы, что стояла рядом с подносом, дымилась тонкая папироса. Профессор мельком глянул на Рики, который нерешительно застыл возле двери и переминался с ноги на ногу, и снова вернулся к чрезвычайно важной и тонкой манипуляции с мерой заварки в чашке.
  
  –Ты предпочитаешь некрепкий, но душистый?
  
  Рики прошел вглубь кабинета и остановился возле кресла.
  
  –Я ничего не могу есть... всю неделю.
  
  Профессор внимательно осмотрел своего выпускника и покачал головой.
  
  –Полагаю, смерть Марка так подействовала на тебя, – он взял папиросу и сел в кресло, перед тем жестом пригласив Рики присесть в другое кресло, что стояло напротив. – Он был немцем?
  
  –Да.
  
  –А ты русский?
  
  Рики кивнул и сел. Крайнц подвинул к нему чашку с чаем и раскрытый золотой портсигар.
  
  –Бери папиросу и не говори, что ты не куришь. Хороший табак не умеет приносить вред, если выкуривать контролируемое количество папирос. И тем более с этаким чаем... Знаешь, а ведь это единственный сорт, с которым сочетается табачный дым. Чай не любит прокуренную атмосферу, он сразу теряет в ней все свои вкусовые качества. Однако в этом сорте папирос совсем нет сизого дыма. Он сиреневый, словно дымка вкуса. В нём смешано несколько оттенков. Например, эти папиросы, – профессор показал на две крайние в портсигаре, которые были отмечены желтыми полосками. – Имеют некоторое маслянистое послевкусие, какое бывает, если разжевать переспелую ягоду паслёна. Те, что с другого края, с синими полосами, наоборот насыщены свежим ароматом, словно в табак примешали высушенных листьев смородины. А две папиросы с красными отметинами в середине оставляют яркий рисунок вкуса, рельефный, как душистый кориандр с каплей розового масла.
  
  Рики неуверенно поводил рукой над раскрытой коробкой портсигара и выбрал папиросу из середины.
  
  –Неверно, – проворчал Крайнц, искоса глянув на Рики. – Впрочем, я и не ждал другого выбора от славянина.
  
  Тот снова застыл в нерешительности с папиросой в руке.
  
  –Прикуривай, что уж там, – профессор подал ему зажигалку. – Вчера я имел разговор с куратором отдела по набору кадров из одной известной фармакологической фирмы. Он сказал, что ты не произвел на него ровным счетом никакого впечатления. И меня, знаешь ли, удивили эти слова. Потому что меня ты умел поражать знаниями в свое время. Что случилось, Рики?
  
  Тот пожал плечами и опустил глаза.
  
  –Я могу предположить, что ты так и не оправился после смерти Марка. Однако жизнь продолжается, Рики. Чем ты собираешься заниматься в ближайшем будущем?
  
  –Наверное, вернусь в Россию...
  
  Крайнц сердито пыхнул папиросным дымом. Он отодвинул от себя чашку и принялся барабанить пальцами по столу.
  
  –Это не конструктивный диалог и я не хочу продолжать его, чтобы не обозлиться на тебя, Рики. Послушай меня и хотя бы попробуй сделать попытку возвращения в обычный мир, в котором люди рождаются и умирают ежеминутно. Понимаешь? Если бы мы так остро переживали все смерти, и даже несправедливые на наш взгляд, то насколько бы хватило нам сердца? Сколько бы мы протянули, перемалывая внутри себя собственную причастность к чьей-то смерти или наоборот, свою неспособность спасти или как-то помочь? Что дальше, Рики? Может быть, завтра ты решишь умереть сам, чтобы более не испытывать это гнетущее чувство вины? Рики?
  
  Тот смотрел на дымящуюся папиросу и молчал.
  
  –Поезжай в Ганновер завтра, – Юзеф Крайнц постучал по столу указательным пальцем, чтобы привлечь внимание Рики. Тот вздрогнул и глянул на профессора. – Утренней электричкой и поезжай.
  
  –Зачем мне в Ганновер?
  
  –Завтра там будет фестиваль. Поброди по старинным улочкам, подыши одним воздухом с нормальными людьми. Выпей кружку доброго пива, наконец. Возможно, ты примешь иное решение относительно своего будущего... Я надеюсь, что примешь. А теперь свободен.
  
  Рики затушил папиросу в пепельнице, так и не затянувшись больше ни разу. Крайнц допил остывший чай одним глотком и сердито глянул на своего бывшего студента, он начинал разочаровываться в нём. Профессор ввинтил свою недокуренную папиросу в горку окурков и демонстративно отвернулся в сторону распахнутого окна, в котором кружились и жужжали рои пчел над яблоневым садом. И Рики поспешил покинуть кабинет профессора, пробормотав невнятно «auf wiedersehen» в двери. Крайнц не ответил. Он думал о чувственности присущей всем нациям, и почему-то печалился от этого.
  
  
  
  
  Эту ночь он провел в мучительной бессоннице. Рики думал.
  
  А следующим утром он всё-таки пришел на вокзал, взял билет до Ганновера и сел в поезд.
  
  Вагон оказался пустым. Впрочем, перед самым отправлением в него забежал запыхавшийся студент с толстой книгой подмышкой, который сел в кресло напротив Рики. Он кивнул, словно они были знакомы, и раскрыл томик на закладке. Рики вспоминал его лицо, которое показалось знакомым... Но, так и не вспомнив, просто отвернулся и сразу забыл о нём.
  
  Через две минуты поезд тронулся.
  
  Рики смотрел в окно. Перед его безучастным взором проплывали милые германские деревеньки, утопавшие в яблоневых садах.
  
  Свет и тени ныряли в его зелёные зрачки, как в холодные озёра, и тонули в них без остатка.
  
  Свет.
  
  И тени.
  
  Проплывали. Высвечивали. Расцветали золотыми, серебристыми бутонами и пятнами на бледном лице.
  
  Свет.
  
  И тени.
  
  Мимо. Мимо. По коже – горячим золотом. И сразу прохладной полоской тени.
  
  Рики очень хотел заснуть, но едва закрывал глаза, как сразу в окно бил сноп света, который выжигал раскаленным золотом внутреннюю сторону век – алым, алым, алым...
  
  Свет.
  
  И тени...
  
  –Тебя зовут Павел Рики? Да?
  
  Рики сонно моргнул и глянул вперёд. Тот студент, что сидел напротив, заложил пальцем страницу в книге и смотрел на него странными глазами..., словно жалел. Словно знал откуда-то.
  
  –Да, это моё имя.
  
  –Ты не помнишь меня, верно. Меня звать Йохан, – студент приветливо улыбнулся ему.
  
  Рики вдруг заметил, что на кресле рядом с его попутчиком откуда-то появился новый предмет. Впрочем, он мог не заметить его, когда занимал свое место... Это был большой черный зонт с массивной костяной ручкой коричневого цвета. Рики отвернулся, размышляя над тем, что совсем перестал реагировать на внешние раздражители.
  
  –Я тоже знал Марка.
  
  Рики напрягся.
  
  –Он был добрым и красивым, и... Так сладко целовался.
  
  Рики закрыл глаза. Он слушал перестуки колес и болезненно ежился, когда очередное пятно света теплой полосой проскальзывало по коже.
  
  –Он был лучшим, – прошептал Йохан. – Извини, мне не следовало говорить тебе этого, наверное... Просто... Знаешь, я жутко ревновал его к тебе.
  
  Рики собрался с силами, открыл глаза и посмотрел на студента.
  
  –Марк погиб неделю как... – он перевел взгляд на зонт и почувствовал странную ломоту в костях, как перед тяжелой, но приятной работой. – Если тебе его не хватает... сходи на кладбище. Родители поставили ему красивый памятник.
  
  –Как ты можешь! – парень с ужасом (и презрением?) смотрел на Рики.
  
  –Как могу, – Рики глянул на своего попутчика, и тому пришлось отвести свои глаза в сторону.
  
  –Извини, – студент опустил голову.
  
  Он не мог читать свою книжку. Положил её рядом.
  
  Свет.
  
  И тени.
  
  Свет и...
  
  Он скоро заснул, этот беспечный студент.
  
  Рики встал и поводил рукой перед его лицом.
  
  Затем взял зонт тяжелой ручкой вперёд...
  
  И ударил по голове Йохана.
  
  Кровь брызнула на окно. Йохан вскрикнул, но Рики не позволил ему даже начать сопротивляться. Второй удар массивной ручкой раскроил череп попутчика. А третий, – выбив из черепной коробки красные сгустки и часть серого вещества, – добил Йохана окончательно.
  
  Рики вернул зонт на место. И сел в свое кресло. Ему неожиданным образом повезло, ни капли крови не попало на одежду.
  
  На следующей остановке он вышел из поезда.
  
  Он долго бродил по узким улочкам неизвестного городка, пока не обнаружил на окраине заброшенный сарай с прохудившейся черепичной крышей. Он забрался на сеновал, в котором пахло мышами и жарким летом, лёг напротив отверстия в крыше и долго-долго смотрел на синее небо.
  
  И в эту ночь Рики заснул под пение птиц.
  
  
  
  
  Происшествие в поезде пронеслось мимо Рики.
  
  Следующие пятнадцать лет своей жизни Рики не помнил, как прожил. Каждый новый день он встречал с одной единственной мыслью и надеждой, что вдруг сегодня ему снова покажется тот Господин в белом костюме. И каждый вечер, когда Рики ложился спать в свою постель, он старался вытереть из памяти прожитый бессмысленный день, в котором не было чуда.
  
  Рики был неплохим человеком. Но этому миру он не принадлежал.
  
  Он жил предвкушением Чуда.
  
  Марка он забыл уже через три дня после инцидента в поезде.
  
  
  
  
  
   1.
  
  
  Для Павла Рики новая настоящая жизнь началась с лица. Точнее с пьяного лица. С пьяного лица его родственника, дядюшки Романа.
  
  Впрочем, если бы в то утро имело место быть всего лишь пьяное лицо, – к коему Рики привык за месяц проживания в квартире богатого родственника, круглосуточно пребывавшего в алкогольном дурмане, – то, собственно, ничего бы не случилось. И хотя тем утром Рики проснулся с четким ощущением надвигавшегося чуда, всё же, если бы дядюшка Роман не перебрал с виски и, как следствие, не перегнул палку в обращении, (себе на беду), то ничего бы не случилось. Ровным счетом ничего из того, что переворачивает жизнь, выворачивает её наизнанку и делает невыносимо красивой или уродливой. Рики был в этом уверен. Все его смутные догадки, относительно собственной персоны, и все смутные подозрения относительно Пути могли остаться в той области сознания, которая активируется лишь глубокой ночью, во время крепкого сна. Он верил в свою судьбу. И, как истинный верующий, держал её глубоко в сердце и хранил, как хрустальную фигурку танцовщицы, принадлежавшую покойной матушке, которая строго-настрого приказала сыну даже не дышать на изящное стекло, не то что брать в руки. Матушка умела хранить свои тайны удивительнейшим способом – не пряча их от посторонних глаз, но в тоже время, не позволяя даже дышать и тем более касаться их. Хрупкая вещица стояла на кружевной подстилке в комоде, на самой верхней полке. И для того, чтобы хотя бы просто полюбоваться красотой изящных линий, маленькому Рики приходилось придвигать высокий стул вплотную к комоду. На стул водружать табурет. И лишь взобравшись на эту шаткую конструкцию и придерживаясь кончиками пальцев за стеклянные дверки, – смотреть, во все глаза смотреть, бесконечно смотреть на стеклянную танцовщицу в легком платье. Свою веру Рики охранял от посторонних ушей и глаз. Он ревновал её ко всякому, кто мог хотя бы приблизительно понять её. И не умея охранять свою тайную веру, как матушка умела оберегать свою танцовщицу, просто прятал её глубоко в сердце и умалчивал. Хотя и чувствовал себя паршивою овцой от этого.
  
  Рики был хорошим человеком. Он не блистал выдающимися талантами, и знал всего два языка, был некрасив и нелюдим, но... Тот факт, что он был просто хорошим и каким-то беззащитным человеком, читалось на его лице, в его походке, в движениях рук и даже в наклоне головы. Он был просто хорошим человеком, который мог прийти на помощь или поддержать добрую беседу. Так бывает, знаете ли, что просто. Просто-просто.
  
  Тем утром Рики проснулся позже своего обычного часа. Он захотел дать себе больше времени на сон, ибо прошлый день, проведенный в компании с пьяным и агрессивным родственником, совершенно его вымотал. Рики проснулся около девяти утра.
  
  И первое, что он увидел – перекошенное от злобы лицо дядюшки Романа, который склонился над ним и кричал во все горло, брызгая слюной:
  
  –Вставай, мерзавец! Вставай и пляши передо мной! Я хочу, чтобы ты вылизал весь пол в моей квартире своим языком! Я хочу, чтобы ты пил воду из унитаза за мои деньги! Я хочу...
  
  На этом месте, что-то случилось.
  
  Странное что-то.
  
  Рики показалось, что в его голову, – невидимой рукой из воздуха, большой стальной иглой с каплей на косом срезе – сделали инъекцию новокаина смешанную с кокаином: череп хрустнул и мозг онемел. Все звуки сделались приглушенными. Дневной свет померк и стал похожим на мерцание двадцати пяти ватной лампочки в большом затемненном помещении. Контур дядюшки Романа принялся словно бы растворяться перед ним, растекаться, таять... А через мгновение Рики ужаснулся. Он отпрянул в угол, едва не столкнув подушку на пол. Потому что перед ним стояло и визжало непонятное существо. Вместо лица дядюшки Романа он увидел... свиную морду. Сальную, розовато-сиреневую, слюнявую.
  
  То, что кричала эта морда ровным счетом не имело никакого значения. Потому что Рики понял – ОНО его враг. Настоящий. Кровный. Оно никогда не успокоится, пока не изведет Рики с этого света.
  
  В следующее мгновение Рики почувствовал новое что-то... Ему показалось, что в его голову кто-то проник. Кто-то сильный. Кто-то мудрый какой-то своей, возможно нечеловеческой, мудростью. Кто-то, умеющий всё, лишь пожелай.
  
  Пока свинья кричала ему свои свинские слова и брызгала на кожу своей едкой слюной, Рики отодвинулся от стены. Рука опустилась за бортик кровати сама собой... пальцы нащупали домашний тапочек с тяжелой подошвой... взялись за него плотно...
  
  –Что ты таращишься на меня, как дурной?! – кричала свинья и притоптывала ногой от возмущения и нетерпения. – Встань! Вылезай из своей кровати и принимайся вылизывать пол. Прямо от этого места. От моих ног и дальше. Всю квартиру! И плинтуса... плинтуса не забудь! И все уголки в туалете! Слышишь?! Сегодня день глобальной уборки, мой нищий родственничек! И если ты хочешь хотя бы надеяться на то, что я оставлю тебе чуть-чуть денег... СЕЙЧАС ЖЕ ПРИНИМАЙСЯ ВЫЛИЗЫВАТЬ ПОЛ!
  
  Рики поднял тапок. Размахнулся. И что было сил ударил по ненавистной свиной морде.
  
  Существо завизжало, схватилось за рот, который был разбит резиновым каблуком, и побежало прочь из комнаты. В тот же миг Рики почувствовал позыв бежать за ним, чтобы заставить замолчать, а еще лучше вовсе убить, стереть из поля мироздания уродливую ошибку. Этот странный и неестественный для него позыв имел свой эпицентр в том самом месте в голове, где поселилось древнее существо без имени.
  
  Он выскочил из постели и побежал за свиномордым, не выпуская тапочек из руки.
  
  Рики догнал своего дядюшку Романа возле кухни. Несчастный алкоголик попытался закрыть дверь... Но твердая рука не позволила сделать этого.
  
  В следующие пять минут Рики обрушил на мерзкое существо ровно сто пятьдесят девять ударов. Ровно в голову, точнее – по рту. Он знал, что первым делом нужно было заставить молчать эту богомерзкую тварь. Существо даже не пыталось сопротивляться. Оно пробовало кричать, но на тридцать шестом ударе, когда тяжелая резиновая подошва вколотила зубы и верхнюю челюсть внутрь головы, оно пошатнулось и рухнуло перед Рики на колени. Оставшуюся порцию ударов Рики вбивал в дядюшку Романа чуть наклонившись вперед, чтобы точно попадать по рту.
  
  Когда свинолицее существо... – а точнее сказать, вовсе безликое, – испустило долгий хрип и завалилось на спину... Только тогда Рики дал себе пять минут на отдых. Оказалось, что затекла спина. Рики вернулся в свою комнату, придерживая рукой правый бок, поставил тапочек на пол и с трудом вдел в него ногу, равно, как и в левый. Затем он застелил свою кровать. Снял пижаму и аккуратно сложил её. Однако заметив капли крови на мягкой ткани, поморщился и отнёс её в ванную комнату. По пути он заглянул в комнату дядюшки Романа. Тот оказался на удивление живучим существом. За те пять минут, что Рики провел в своей комнате, дядюшка смог отползти от двери и направить свое тело в сторону тумбочки, на которой стоял телефон. Смазанная кровавая полоса тянулась за ним по ореховому паркету, ладони беспомощно скрипели по отполированной поверхности, и, представьте себе, по прямоугольникам паркета скреблись нестриженые ногти. Дабы пресечь его дальнейшие попытки к самоспасению, Рики обогнал дядюшку и присел на корточки перед его головой. Свиное лицо было ужасно изуродовано. В глазах стояли слёзы, и просматривались мольбы о пощаде. Рики перевел взгляд на руки дядюшки Романа и покачал головой.
  
  –А ведь вы не дали мне вчера постричь ногти. Я подходил к вам три раза. Вы посылали меня... – Он оглянулся и сразу заметил ножницы на тумбочке, рядом с телефоном.
  
   Дядюшка попытался что-то сказать, однако рот, разбитый вдребезги, исторгал лишь кровавые пузыри и невнятные звуки.
  
  Рики встал, подошел к тумбочке и взял маникюрные ножницы. Их величина не впечатлила Рики. Он открыл верхний ящик и улыбнулся. Сразу, поверх каких-то документов и банковских чеков, лежали большие ножницы со специальным рычажком для пальцев, чтобы было удобнее отрезать нечто трудно поддающееся. Рики вернулся к дядюшке и поразмышлял несколько мгновений. Затем, приняв окончательное решение, сел на корточки. Взял правую руку дядюшки Романа и на удивление легко отрезал его указательный палец. Кость поддавалась труднее, чем плоть, но на то и придумали рычажок. Ведь так? Пока существо на полу пыталось кричать и вырываться, Рики отрезал (с трудом, но таки отрезал) оставшиеся четыре пальца и взялся за левую руку. Дядюшка Роман смог-таки выдавить из себя некоторое количество членораздельных звуков, из которых вполне можно было составить осмысленное предложение. Но Рики решил не утруждать свой мозг этим замысловатым ребусом и просто обкорнал левую дядюшкину руку. Для того, чтобы последующие манипуляции не пугали несчастное свинолицее существо, Рики выколол его глаза двумя точными движениями ножниц в обе глазницы.
  
  Затем он вернул ножницы в тумбочку и плотно задвинул ящик, до щелчка в замке. Сходил в кладовую и принес метелку с совком на высокой ручке. Рики подмел пальцы и глаза в совок, и отнес это в кладовую, где высыпал в мусорный мешок. Он набрал горячей воды в ведро, взял половую тряпку и принес в комнату. Он поставил ведро посредине, и, отметив про себя удивительно приятный звук касания железного дна к ореховому паркету, некоторое время позволил себе полюбоваться красотой изящного белёсого пара, поднимавшегося над эмалированным кантом ведра. В золотом утреннем луче даже такое простое ведро и такой обыкновенный пар казались драгоценностью, или таинством, открывшимся только тебе.
  
  В этот раз дядюшка всё еще пребывал в бессознательном состоянии и не делал глупых попыток убежать или, того хуже, вызвать кого-то на подмогу. Рики отволок безвольное тело в другой конец комнаты, к вечно разобранной кровати, стараясь делать это аккуратно, чтобы не размазывать кровь, которая выливалась из ран на голове вязкими струйками. Он легко поднял дядюшку на кровать. Тот беспробудно пьянствовал уже как три месяца, кроме виски не принимал внутрь себя иных продуктов питания, поэтому весил немного. Рики не был сильным человеком. Поэтому приготовился поднатужиться..., но поднял тело очень легко. Рики удивился. Списав это новое открытие на дядюшкину худобу, он успокоился и отправился на кухню.
  
  Там он открыл шкафчик и вынул литровую бутыль виски.
  
  Скоро он вернулся в спальню дядюшки Романа.
  
  Стал напротив.
  
  Внимательно рассмотрел свиное лицо с характерными ушами...
  
  Размахнулся, что было сил...
  
  И опустил бутыль на голову свиньи.
  
  Он проделал это, кажется, раз около двадцати.
  
  Каждое новое опускание сопровождалось всплеском вязкой крови, которая разбрызгивалась по стене, по постели и даже достигая окна. Кровь брызгала на Рики. Сначала он пытался отворачиваться, но скоро понял, что для того, чтобы должным образом сделать свою работу ему придётся вытерпеть чужую кровь на своей коже.
  
  Он быстро вошел во вкус. И во все последующие опускания он вкладывал чуть больше энергии и желания, чем того требовало обыкновенное убийство. Впрочем, Рики не считал, что убивал дядюшку Романа. Скорее всего, он был снисходителен к нему, не растянув пытку на день или более, хотя и чувствовал некоторое желание продления агонии, чтобы впитывать все её нюансы по капле, как изысканное вино. Мерзкое существо оказалось способно дать наслаждение своей смертью, и тем фактом, что скоро исчезло бы из светлого поля жизни, да и самой процедурой умерщвления. Рики пришлось придерживать свой пыл и скоро вовсе его унять.
  
  Двадцать первое опускание было последним.
  
  Рики поставил бутыль на пол.
  
  Он дышал ровно (вдох - выдох, вдох - выдох) и внимательно рассматривал плоды своего труда.
  
  Последний удар был наиболее неадекватен. Он вмял половину свиного лица дядюшки Романа, размазав вязкую кашицу по подушке и разбрызгав по стене часть мозгового вещества.
  
  Рики удивился тому, что собственное дыхание не изменилось, оно оставалось таким же ровным, словно бы он готовил завтрак, гренки с сыром, как обычно, а не разбивал голову чудовища вдребезги. Он пощупал свой пульс. Затем положил ладонь на левую половину груди. Попробовал быстро подышать... И вдруг заметил, что обрубки пальцев и сама ладонь, на вывернутой руке убиенного, подрагивали и скреблись по влажной простыне.
  
  Рики поднял бутыль, отвинтил крышку и принялся поливать дядюшку его любимым сортом виски. Одной бутылки оказалось недостаточно, кровь растворялась в спирте, сначала делаясь алой, но скоро сворачиваясь в багровые комочки. Кровь стала походить на желе и вряд ли позволила бы свободно осуществить задуманное. Поэтому Рики пришлось вернуться на кухню и вынуть из шкафчика еще четыре бутылки.
  
  В комнате он просто разбил их одна об другую над кроватью, наблюдая краем глаза, как осколки стекла впиваются в бледную, запачканную кровью кожу. Затем он взял с тумбочки коробку спичек, которая лежала возле измятой пачки сигарет. Зажег её... И бросил на кровать.
  
  –Знаешь, у меня есть друг, – сказал Рики, любуясь занимавшимся оранжевым пламенем, которое быстро распространялось по кровати. – Когда-то давно он показался мне. Просто постоял рядом и сказал что-то... – Рики болезненно поморщился и потер виски. – Я не помню, что он сказал мне. Но уверен, что это были важные слова. Сегодня утром я ждал чудо. – Рики осмотрел комнату и заметил ведро. Он подошел к нему, накинул половую тряпку на швабру, окунул в горячую воду и принялся мыть пол, залитый кровью. – Понимаешь? Я просто ждал чуда. Я не просил себе денег. Я не просил себе благ. Мне вообще ничего не нужно было от тебя, – вообще ничего! – и пришел к тебе жить лишь потому, что об этой услуге меня попросила покойная матушка. Твоя сестра. И вот... этим утром... я просыпаюсь... и вижу перед собой свиномордого монстра, который решил, что он хозяин моей жизни. Так глупо, согласись.
  
  Рики тщательно мыл полы, хотя ему приходилось держаться дальше от полыхавшей кровати, в которой корчилось черное тело. Он часто окунал тряпку в ведро и промывал паркет быстрыми и мощными движениями, чтобы крови не осталось даже на стыках. Он с удовольствием слушал чудесный звук, который помнил с детства, когда матушка устраивала в доме генеральную уборку. Звук тонкого скрипа подошвы по мокрому, чисто вымытому полу. Разве не музыка? И еще белесые лучи утреннего солнца из окна, которые растекались золотыми лужами по ореховому паркету. И удивительные слепящие квадраты света в окне, если резко поднять голову и посмотреть в него широко раскрытыми глазами... Единственное, что портило эту идиллическую картину, было черным дымом от сгоравшего тела и простыней.
  
  Именно по этой причине, домыв пол, Рики выплеснул ведро воды на кровать. И... огонь погас, выпустив вверх серое облако горячего пара.
  
  Он осмотрел то, что осталось от дядюшки Романа. И для пущей верности ткнул в обуглившееся тело острым осколком.
  
  Тело оставалось неподвижным.
  
  Рики остался доволен результатом.
  
  Он чувствовал, что начинает задыхаться в зловонной атмосфере этой опротивевшей квартиры. Поэтому он вернулся в свою комнату, переоделся для прогулки по улице и скоро покинул квартиру, не забыв прихватить связку ключей.
  
  Он спустился на первый этаж в лифте.
  
  И быстрым шагом пересёк холл.
  
  Он, и правда, задыхался.
  
  Задыхался...
  
  Задыхался...
  
  На улице он застыл...
  
  –Так много их, – прошептал Рики, с ужасом озираясь вокруг, рассматривая свинолицых людей. – Я окружен... выхода нет!
  
  Они куда-то спешили, что-то рассказывали друг другу, смеялись и сердились. Толпы чудовищ с лицами свиней. Обычные люди исчезли навсегда из мира, в котором отныне жил Рики. Обычные люди, наверное, вымерли все до последнего. Он так хотел увидеть хотя бы одно обычное человеческое лицо.
  
  Рики сорвался с места и побежал по улице, расталкивая чудовищ плечами... Но... Он вдруг застыл возле витрины продуктового магазина.
  
  Он смотрел на отражения чудовищ в стекле и не находил себя.
  
  Ведь я должен был остаться последним из людей! Где моё человеческое лицо? Где?!
  
  Рики поднял руку... и рассмеялся.
  
  Потому что в отражении точно так поднял свою когтистую лапу один из монстров со свиным лицом.
  
  –Тоже монстр, – прошептал Рики, сквозь истерический смех. Он не замечал, как на него смотрели другие монстры, как они переглядывались и кто-то прошептал: сумасшедший какой-то.
  
  В этот момент в кармане запищал телефон.
  
  Рики вздрогнул и вынул трубку. Не глядя на дисплей, он надавил на кнопку с нарисованной зелёной точкой.
  
  И услышал долгожданный голос.
  
  –Привет, малыш. Как живешь? А знаешь, ты дождался всё-таки... пришло время чудес.
  
  
  
  ...
  
  
  
  –Слушай внимательно, – шептал ему голос в трубке. – Они кругом. Есть только они. Твоя задача избавлять мир от чудовищ со свиными мордами. Истреблять! Всех! Всех! ВСЕХ!
  
  Рики слушал. Внимательно слушал своего господина.
  
  Он шел по улице и ничего не замечал вокруг. Он даже закрыл глаза. На его лице расцвела блаженная улыбка. Ведь он внимательно слушал, слушал, слушал...
  
  И когда переходил дорогу...
  
  Просто потому, что не смотрел по сторонам...
  
  
  
  ...
  
  
  
  Визг тормозов.
  
  Удар... Брызги крови в лобовое стекло автобуса.
  
  Трубку выбило из его руки. Она отлетела к краю дороги и свалилась в канализационный люк.
  
  Трубка телефона... Крики прохожих (Человека задавили!). Сигналы машин.
  
  Она упала в жидкую черную грязь, которая принялась засасывать её.
  
  Черная грязь...
  
  А голос шептал и шептал в зловонной темноте:
  
  –Всех! Всех! Всех! Всех!
  
  
  
  
  
  Конец.
  
  
  
  
  
  Сони Ро Сорино (2010 – 2011)
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"