Аннотация: Образы спящего разума. Сны с открытыми глазами.
Мистерии Рики.
(Satanatomia)
(Хроника одного безумия)
(черновой вариант)
0.
Однажды маленький Рики потерялся в зарослях сирени, что наполняла городской парк душистой белой пеной своего буйного цветения. Он был послушным мальчиком и постарался сам найти свою маму, которая, (он был уверен в этом), уже волновалась и пыталась его искать. Маленький Рики очень серьезно взялся за эту проблему. Усилием воли он заставил себя остановиться на асфальтовой дорожке, бросив панически петлять по незнакомым и безлюдным местам. Он стоял перед теплой лужей, в которой отражался кусочек синего-синего неба и на поверхности плавали миниатюрные соцветия белой сирени. Маленький Рики вспоминал, как и когда потерялся и, самое главное, почему не заметил этого? Ведь его матушка была весьма строга в вопросах безопасности и каждый выход с сыном в парк или просто в небольшой вояж по магазинам предваряла четким инструктажем: как следовало себя вести, где находиться и как крепко держать ее за руку. И она не просто зачитывала сынишке свод некоторых общеизвестных правил. Его матушка добивалась понимания того, что простая шалость возле дороги, например, могла обернуться мучительной смертью. Иногда ей приходилось прибегать к красочным описаниям размазанных по асфальту детишек, чтобы Рики крепко-накрепко усвоил урок. И он обычно усваивал матушкины уроки. Это был первый раз, когда он потерялся, однако...
Он чувствовал нечто странное в душе. Рассматривая небо, отражавшееся в чистой луже с цветами сирени, колыхавшимися по краям, Рики испытывал восторг. Он понимал, что потерялся не специально, не потому что был непослушным мальчиком – нет! Он осознал этот момент, как прозрение. Как первое понимание того, что в жизни может случиться такое, чему ты не хозяин. Что-то такое может случиться в ней, чему ты можешь только подчиниться, не паниковать и просто подождать развязки, чудесной ли или вполне обыденной. Ему было жаль свою матушку, которая волновалась и скорее всего бегала по узким дорожкам в духмяных аллеях белой сирени, выкрикивая его имя, но... Но ничего не мог поделать с этим. К тому же, Рики чувствовал приближение чуда. Да, он обонял запах чуда, – сирень и кориандр, – он чувствовал шаги чуда, – теплым ветром по ногам, – он чувствовал и был уверен, что чудо искало его еще неистовей, чем мать.
И оно нашло Рики.
Чудо.
Высокий господин в белом пиджаке с тростью подмышкой. Белая шляпа была надвинута почти на брови. Во рту тонкая сигара. Высокий воротник, золотые точки запонок, свободный узел галстука...
Господин появился из-за поворота и сразу направился в сторону Рики. Мальчик наблюдал за ним без страха. Он знал этого господина из своих снов. Он знал каждую мелочь в его облике и в повадках. И даже эту привычку слегка кривить свой красивый рот, словно брезгуя дышать общим со всеми воздухом, – Рики тоже очень хорошо знал.
Господин подошел к мальчику и стал рядом с ним. Он тоже посмотрел на отражение неба в луже. Затем, вынув сигару изо рта, спросил Рики:
–Ты знаешь, кто я?
–Вы снились мне, – ответил счастливый Рики. – Мне кажется, вы говорили о каком-то задании для меня.
–Еще не пришло время. Ты слишком мал для моих заданий. Но, чтобы в последующие годы тебе не было одиноко и страшно, я счел возможным показать себя тебе.
Рики изнывал от счастья. Он глянул вверх и с удивлением начал рассматривать волновавшиеся на ветру бураны белой сирени. Словно и не видел никогда, как медленно и плавно качались хрупкие ветки, отяжеленные сочными гроздями цветов. Солнечные точки прокалывали светлое поле зрения светящимися зеленоватыми дырами, проблескивая между цветов и ветвей. Рики зажмурился, но скоро открыл глаза, чтобы убедиться, что господин, принесший с собой красоту и умиротворение, не исчез.
Господин не исчез. Он с улыбкой наблюдал за маленьким Рики.
–Скоро ты забудешь меня.
–Нет! – Рики очень испугался, он не хотел забывать этот момент счастья. Но господин похлопал по его плечу, чем сразу успокоил.
–Забудешь эту встречу со мной. Так должно быть. Но ожидание чуда останется с тобой, маленький Рики. И еще слова, по которым ты узнаешь меня в будущем.
–Слова?
–Я скажу тебе... Привет, малыш. Как живешь?
–Я запомню! – пообещал Рики.
–Иначе и быть не может. А теперь... – Господин посмотрел в противоположную сторону и склонил голову набок. – Посмотри-ка, кто это там бредет по дорожке и заглядывает в кусты? Кажется, я узнал твою строгую матушку. Но не волнуйся, в этот раз она простит тебе короткое исчезновение.
Рики глянул в ту сторону и действительно увидел свою матушку, которая медленно шла по дорожке и смотрела в кусты. Ему стало жаль её. Матушка наклонила голову и держала свою сумочку прижатой к груди. Она была весьма опечалена.
–Беги к ней, Рики, – прошептал господин.
И Рики повиновался, во всю прыть припустил в сторону матери, подумав однако, что так и не узнал имени своего господина.
Как и было обещано, мать не ругала Рики за это странное исчезновение. Она даже не выспрашивала, куда, почему и зачем. Совершенно неожиданно она предложила сыну купить сахарной ваты, которую продавали возле выхода из парка, и если он захочет, то еще и красный воздушный шарик. Рики тем днем был счастлив вдвойне. И хотя он не заметил странного блеска в матушкиных глазах, о чем-то плохом он не желал больше думать. Всё плохое и болезненное, что произошло с ним позже, Рики принимал, как должную плату за мгновения настоящего счастья.
Спустя пятнадцать лет в жизни Рики снова произошло маленькое чудесное происшествие. В этот раз всё было не столь явно, как в детстве. Но осознавая свою избранность и предвкушая истинное чудо каждую минуту, днём и ночью, Рики смог узнать его по косвенным признакам. И он испытал удивительное чувство благодарности к тому, кто не забыл его всё-таки, напомнил о себе и снова подарил короткое мгновение настоящего счастья.
Рики оканчивал учебу в одном из древних германских университетов. Последние экзамены и тесты были наиболее сложными и выматывающими. Он похудел и перестал видеть дневной свет, сменив его на свет зеленых колпаков на библиотечных лампах. Рики штудировал горы вспомогательной литературы и даже забывал есть, что весьма скоро сказалось на его весе и вообще на внешности, в которой начали преобладать изможденные черты католического мученика, как с фресок на стенах местного собора. Он сделался словно одичавшим и в глазах появились странные огоньки, тусклые и одновременно азартные, как будто его мозг начал некую игру сам с собой, решив узнать – стану безумным или нет? В его глазах светился удивительный огонек, – а для многих обычных людей, окружавших его, пугающий, – который был похож на точку свечного огня, прикрытого стеклянным колпаком.
Многая мудрость приносит гораздо больше печалей, чем денег на банковских счетах. Мудрость наделяет абсолютно бесплатным умением ВИДЕТЬ. Вопросы же возникают следующие: ЧТО бросается в наши просветленные мудростью глаза, ЧЕМ оно становится после размышления, и КАК с этим жить, зная наперед совершенно точно, что выхода нет, и царства человечьей тьмы и империи божественных разочарований бесконечны?
Рики осознавал, что владел двумя чрезвычайно редкими сокровищами, коих были лишены многие люди, даже многие из тех, кто имел смелость или наглость называть себя образованными и цивилизованными людьми. Это были его Мышление и Воображение. Он понимал и ценил эти свои особенности, не позволяя чужакам проникать во внутренний мир глубже, чем на обычный трёп по утрам в студенческой столовой. Рики стремился развивать их, впитывая знания в университете, как губка; не уставая учиться и познавать новое. Ведь Разум требовал себе еще и еще пищи для размышления! А воображение рисовало всё более четкие и осознанные картины красоты, в которых тени растворялись быстрее, чем в реальном мире. Но один тот факт, что оно Созидало – радовал Рики необыкновенно. Он ждал и предвкушал чудо своего разума, который умел творить нематериальные, а посему нетленные сокровища.
Однажды в библиотеку заглянул его друг Марк. Он критически осмотрел бледную физиономию Рики, покачал головой и неожиданно сел перед другом прямо на стол, перед тем сдвинув в сторону толстый справочник. Рики поднял голову и глянул вверх, подслеповато прищурившись, чтобы рассмотреть неожиданную помеху в учебе.
–А... это ты. Пожалуйста, не мешай мне. Завтра важный тест.
–Брось, – насмешливо и грубовато ответил Марк. – Хочешь, я приволоку сюда зеркало?
–Какое зеркало? Зачем? – искренне удивился Рики.
–Обыкновенное овальное зеркало, – снова усмехнулся друг и кивнул куда-то назад. – Я заметил его в холле. – Он вдруг посмотрел на Рики совершенно серьезными глазами. – Я могу сорвать его со стены и принести сюда.
–Зачем? – всё ещё не понимал Рики. – Это университетская библиотека, в конце концов. А не наша общага.
–Я хочу, чтобы ты глянул на свое отражение.
Рики задумался, затем провел ладонью по мягкой бархотке юношеской щетины на щеках и подбородке. Он попробовал пригладить волосы, сбившиеся в неряшливый колтун. Но из этой попытки ничего не получилось. Неделю как нечесаные и немытые волосы не послушались руки и принялись топорщиться, казалось, еще больше.
–Я был очень занят несколько последних дней, – смущенно пробормотал Рики.
–Ты сам не свой из-за этих бесконечных тестов. Я, черт подери, не узнаю старину Рики. Поэтому... – Марк легко соскочил со стола, быстрыми движениями собрал все книги в стопку и взял её в руки. – Дай мне минуту, я верну книжки библиотекарю. А потом…
–Но... – Рики непроизвольно потянулся рукой за массивными фолиантами. Однако Марк отступил на шаг и покачал головой.
–Дружище, пообещай дать мне всего полчаса твоего времени.
–Марк, завтра у меня очень важный тест по химии. Я не успеваю!
–Всего полчаса!
И Рики сдался. Он ценил дружбу с Марком, и особенно то, что Марк выбрал его, – ценил не менее, чем свой разум. Марк был настоящим. Он дружил с Рики не за будущие преференции или бонусы, как некоторые студенты, особенно из небогатых семей, а просто так, потому что выбрало сердце. Однажды он так и сказал Рики, что считает дружбу одной из разновидностей любви, которой невозможно управлять сознанием или силой воли. Всё происходит само по себе.
...
–Сердце выбрало, и точка, – прошептал странным голосом Марк.
Это было, кажется, неделю назад. Он сидел на подоконнике, прислонившись спиной к оконной раме. Рики оторвался от чтения бесконечной статьи по углеродистым соединениям в энциклопедии, глянул на своего единственного друга, и вдруг... залюбовался им. Июльское солнце играло солнечными пятнами в чистых стеклах распахнутого окна. Свет расплывался по белому шелку рубашки, выделяя строчки на кантах золотыми пунктирами. На белой шее Марка тоже расцветали бутоны солнечных цветов. Он задумчиво смотрел в небольшой яблоневый садик, что раскинулся под окнами. Ветер, жужжание пчел, запахи поспевающих яблок убаюкивали, наполняли душу медвяной негой. Мягкие серые тени, скользящие по плечам Марка, стекали в складки рубашки и смешивались с пятнами света.
–Что это значит, выбор сердца, Марк?
Тот мельком глянул на друга и сразу вернулся к точкам света между ветвей и ярко-красных яблок.
–Словами не опишешь. Это нужно чувствовать.
–Что чувствуешь ты? – не унимался Рики. – Что вообще означают эти чувства?
Марк покачал головой и грустно усмехнулся. Он не повернулся к Рики, просто чуть повысил тон, чтобы тот расслышал его слова сквозь пчелиный гул, птичий щебет и шум ветра в яблоневой листве.
–Это значит, что пустота и смерть..., если без.
Рики смутился и опустил голову. Он хотел сделать вид, что снова увлекся чтением статьи... Но был слишком взволнован и слишком обрадован тем, что Марк произнес вслух, словно бы его собственные слова. Не постеснялся. Сказал.
–Если бы эти чувства можно было бы сохранить навсегда... – прошептал Рики, всё же, глянув вперед на Марка.
–Разве бывает по-другому? – тот тоже глянул на Рики, его взгляд встретился с взглядом друга..., но теперь пришла его очередь смущаться, краснеть и отворачиваться торопливо.
Рики запомнил тот день, как предзнаменование. Он понимал, что разговоры подобного характера не возникают на пустом месте. Они не случаются спонтанно. Прежде всего, эти слова бывают тщательно обдуманы для того, чтобы впоследствии четко их произнести, без боязни быть непонятым. Имеет значение еще один фактор. Это очень большая, (и редкая), удача повстречать в своей жизни человека адекватно воспринимающего твой внутренний мир, всю его сложность и глубину. И если этот человек не боится твоей бездны и с готовностью ныряет в неё, значит он настоящий, ТВОЙ человек. И даже возможно вторая половина. Всё это видно по глазам. Если они горят так ярко, что меркнет солнце на небе – бросай всё и держи этого человека рядом, не отпускай ни на миг, ибо второго такого шанса у тебя не будет. Ведь жизнь редко балует нас настоящей удачей, в которой ты не приобретаешь ни гроша прибыли, но зато находишь настоящего Человека.
Поэтому Рики запомнил день своего второго предзнаменования. В этот день ему открылось новое зрение, которое умело распознавать Человека среди массы остальных людей. Человека, не побоявшегося открыть свою душу, самую незащищенную её сторону, в которую легко было вонзить хотя бы одно глупое слово и погубить её тем самым страшным ядом, что изъязвляет внутренний стержень и убивает веру – разочарованием. Сердце Рики понимало врожденной своей мудростью, – которая живет во всех людях, но не всеми осознается, – что даже равнодушие можно вытерпеть или придумать объяснение в оправдание ему. Но разочарование убивает всё сердце целиком. И растворяет душу, как кислота.
Но..., по зрелому размышлению, можно найти и иное объяснение назревшему разочарованию. Вариант, который нельзя отбросить, тем более, если эпицентр разочарования совсем недавно был вселенной наполненной многими смыслами. Ничего не случается вдруг, мы все это знаем. И даже кропотливо собранные или просто накопленные негативные факты не имеют никакого значения перед основными гуманистическими качествами, которые отличают Человека, как от животного, так и от Бога, – своей реальностью и умением воздействовать по-настоящему.
Вера в Человека и Любовь к Человеку.
Основа основ настоящей Любви – Вера. Но обязательно следует отличать её от Доверия, между ними бездна. Равно, как между Любовью и Привязанностью, (читай, влюбленностью), пропасть различий. И возможно, эта пропасть принадлежит не тому, в ком разочаровался ты. Возможно..., она твоя. И именно в тебе разочаровались так глубоко и горько, что боль этого второго сердца сделалась ощутимой силой, физиологическим воздействием, и даже возможно страхом перед тем, в ком так жестоко обманулось и разуверилось.
Ведь настоящая вера не имеет под собой фундамента. Она сама и есть тот краеугольный камень, на котором выстраиваются человеческие отношения.
И достаточно кому-то из двоих просто попытаться перекроить другого по лекалам своих идеалов и представлений о Настоящем Человеке, как тот второй испытает невыносимую душевную боль своего отторжения. Ведь эта попытка или даже простое желание откроют ему новую правду, что на самом деле он не хорош и, возможно, представляется отвратительным существом, которое следует перекроить, как можно скорее, чтобы оно стало приятным для глаз и удобным в применении.
Бойтесь менять в человеке Человека, не имея для этого достаточных сил и тонкого умения. Попытка эта будет иметь гарантированный провал, а вы навсегда потеряете свое таинство знания, не применив его должным образом, но лишь поломав чужую душу.
И еще. Вам стоит задуматься о своем праве на подобное переустройство Человеческой Души. Право менять Человека нужно оправдать всего одним условием – самому Человеком быть. Но даже имея это право следует еще сто раз подумать, прежде чем что-то переустраивать. Ведь настоящий Человек, прежде всего, уважает уникальность и красоту других Сердец, и ни при каких обстоятельствах не захочет их менять, какими бы странными или нелепыми не показались ему все эти качества. Они – неповторимая красота. И даже применительно ко всему человечеству можно смело утверждать, что такого второго сердца не было и не будет никогда. Каждое сердце из этого великого множества – уникально. Каждое.
Хотя, это всего лишь варианты. И вариантов может быть бесконечное множество.
Испытание разочарованием умеет пройти не каждый, и не каждый найдет его таковым – именно испытанием. Не каждому дано изваять его, как тонкую фигуру душевной меры, и еще реже кому-то дано понять, что рассчитанное и примененное разочарование имеет в себе цель закалить душу и сердце в самом страшном и всё-таки очищающем огне – в пламени истинной веры. Сердце не обмануть, и несмотря на то, что оно ничего не слышит и не видит, всё же, оно резонирует на вибрации драгоценных качеств Веры или второго сердца, если они всё ещё живы.
И если глаза, уши и разум вопиют к тебе с требованием уйти, убежать и забыть новый символ своего разочарования... Прежде всего, следует прислушаться к резонансным вибрациям собственного сердца. Если оно плачет, – значит, ошибается разум. И при всех прочих обстоятельствах, когда разум был твоим помощником и единственным советчиком, в этот раз – не слушай его. Лучше подумай сердцем. Оно тоже умеет размышлять. И оно мыслит светом.
Рики слушал, как часто-часто бьется сердце в груди. Он думал о том, что удивительные открытия в квантовой физике блекнут перед человеческими прозрениями. И хотя он был уверен в том, что Марк погибнет, потому что сам не собирался связывать свою жизнь с ним, всё же... Он был счастлив открыть в себе талант, о котором даже не думал, что он есть. Рики мельком глянул в угол своей кровати, где лежала заветная книга. В ней была глава об открытиях Человека...
–Я всё понимаю, – тихо сказал Марк. – Если бы я умел контролировать себя... Но ты должен знать, в том что случится, (если оно случится), ты не виноват.
–Зачем ты кладешь этот камень на мое сердце, Марк?
–Затем, что ты ответил. Если бы промолчал…
–Я не мог промолчать тогда... – Рики смотрел на пятна света, которые мелькали на белой рубашке друга. Раскаленное пространство за окном слепило глаза, летнее марево мерцало своим особенным светом, в котором изумрудная листва колыхалась на волнах воздушного золота, растворялись в нем, и снова проявлялись. – Точнее, я бы смог промолчать, если бы ты остановился на словах «Бывай, Рики». Помнишь? Понимаешь? Но ты тоже не смог промолчать... Это замкнутый круг. Мы бы не смогли просто сделать вид, что нас не существует друг для друга.
–Поэтому я и говорю, что ты ни в чем не виноват. Мы взрослые люди и даем себе отчет в собственных поступках. – Он глянул на Рики и улыбнулся. – Просто я впитываю эти дни. Понимаешь? Я впитываю их, как цветы пьют солнечный свет.
–Понимаю, – прошептал Рики, чувствуя, как выплескивается горечь из темных закоулков души. Он не хотел причинять боли Марку, но знал, что не мог её не причинить.
–Надеюсь, что понимаешь... – Марк улыбнулся ему так светло, что почти ослепил Рики. Он вздохнул, хлопнул по коленям и спрыгнул с подоконника. – Вот и хорошо, что поговорили всё же. У тебя, кажется, тесты на носу? Занимайся. Не буду мешать.
...
В холле университетской библиотеки Рики заметил овальное зеркало, которое Марк грозился принести в читальный зал. Возле него поправляли прически две белокурые первокурсницы, которые ещё не имели привычки к университетской готике, пугливо озирались по сторонам и глядели в зеркало не на себя по большей части, а осматривая мрачное помещение со сводчатыми потолками и щитами на гранитных стенах. Рики засмотрелся на девушек. Тонкие формы и гибкие движения рук возле волос приманивали к себе взгляды многих студентов, которые рассредоточились по угрюмому помещению с книгами и лэптопами в руках и на коленях. Однако строгая нравственность, которая была одной из основных добродетелей этого старинного учебного заведения, совершенно ограждала барышень от некомфортного внимания со стороны мужской части.
Марк усмехнулся и распахнул тяжелую дверь перед Рики.
–Значит, еще не всё потеряно, – он хлопнул по плечу забывшегося Рики и подмигнул ему. – Однако будет лучше, если ты просто проветришь голову.
Они вышли на широкое мраморное крыльцо и Рики зажмурился от необычного для этого часа освещения. Как только глаза начали привыкать к свету, он осторожно, чтобы не спотыкнуться, спустился по ступеням и посмотрел вверх.
Небо над кампусом словно выгнулось гигантской хрустальной чашей, в которой преобладали розовые оттенки. Сиреневые и серебристые облака растекались по краям, окантовывая горизонт бледным оранжево-фиолетовым свечением, в котором резала глаз черная ломаная линия городского контура: с остроконечными крышами, шпилями старинных кирх и водонапорной башней на правом краю. Облака в середине небесного купола были словно мазки акварели, разбавленные водой, которые медленно стекали в сиреневую полосу северной стороны горизонта, оставляя за собой переливающиеся пятна и золотые нити истаивающего света.
В это мгновение, когда Рики чувствовал безмятежное единение с природой, по асфальтовым дорожкам кампуса пробежался порыв теплого ветра. Он ударил в лицо и Рики снова закрыл глаза.
–Посмотри вперед! – крикнул Марк, стараясь перекричать оглушающий на ветру шелест листвы в кронах древних кленов, что окружали университетскую библиотеку.
Рики открыл глаза, глянул на Марка и проследил за его рукой...
Перед аллеей в кленовом парке были разбиты большие клумбы с белыми розами, которыми так гордился древний университет. Они казались клубящимися облаками, спустившимися на землю, ослепительно белыми в розовом свечении неба и в проблесках золотых лучей из кленовой листвы. Драгоценное воздушное золото скользило пятнами призрачной охры по волновавшимся на ветру розам, расплескивая кванты света, рассыпаясь в порывах золотистой дымкой и улетая тонкими струями в темные аллеи. Серые тени ломались об цветочные головы, рвались на точках света, что ослепительно сверкали в росе на лепестках. Ветер словно нырнул в клумбы и взрывался упругими спиралями внутри облака белых роз. Растекаясь волнами от центра к гранитным бордюрам, срывая лепестки и кружа их над асфальтовыми дорожками.
–Что происходит? – удивленно прошептал Рики.
–Со стороны Ганновера к нам движется буря, – ответил Марк и посмотрел в сторону южной аллеи. – Обычная для Германии летняя буря. Шумная, красивая и короткая. Я хотел успеть показать тебе кое-что, до того, как буря уничтожит это.
–Показать? Что?
–Это очень короткая красота, Рики. Нам нужно успеть. Я уверен, что тебе понравится. Бежим!
Марк побежал в сторону южной аллеи... А Рики не мог сдвинуться с места. Он смотрел на белое пятно рубашки Марка, надувавшейся на спине; он просто смотрел на широкий распахнутый воротник, с вечно расстегнутыми двумя верхними пуговицами, который бился на ветру. Он наблюдал красоту движений своего друга. Его тонкий контур на фоне темно-зеленых кленовых аллей казался воплощением совершенства и настоящего единства формы и содержания. Марк приостановился возле массивной деревянной лавки, что стояла возле заросшего входа в самую крайнюю аллею, которая совершенно не пользовалась популярностью среди студентов – она выходила на холм перед городом. Там была пустошь, в конце аллеи, – поле, заросшее дикой травой, посреди которого темнелось пятно небольшого болотца, поросшего по краям камышом.
–Эй, Рики! Поспеши! Скоро дождь! – крикнул Марк и помахал ему рукой. Эхо больно укололо перепонки, и понеслось куда-то дальше, расплескавшись по высоким окнам старинного здания с колоннами, да и затерявшись в остальных аллеях кленового парка.
Рики очнулся и побежал за другом. Он скоро пересек небольшую площадь перед библиотекой, обогнул овальную клумбу с желтыми розами, которые разводили здесь относительно недавно, всего-то шестьдесят лет. И вбежал в южную аллею, почти сразу вслед за другом, по пути раздвигая нависавшие ветви и сплетения душистого хмеля, который оплетал крайние деревья понизу. Он посмотрел на гладкий асфальт, прохладный в тени деревьев. Затем глянул вперед, на спину Марка, белевшую шелковой рубашкой в серебристых сумерках. И Рики вдруг почувствовал, как необъяснимая радость начала охватывать его сердце и наполнять душу необычным светом, похожим на тот, что струился сверху. Рики глянул вверх, чтобы не пропустить это влечение и эту жажду естественной красоты. Рваная полоса неба, что просматривалось сквозь густые кроны деревьев, теперь была похожа на японскую акварель, в которой розовый и алый оттенки не имели преимуществ, но ложась равномерно в одном мазке, не теряли каждый своих свойств и красоты. Кленовая листва темнелась по краям полосы акварельного неба. Воздух в аллее был свеж и приятен на вкус, Рики дышал, как воду пил. Порывы ветра догоняли друзей, толкали их в спины, насыщая сухой воздух пронизывающим и в тоже время нежным запахом приближавшегося дождя. Ветер растрепал черные волосы Марка. Ветер что-то шептал на ухо...
Но вот...
Аллея закончилась.
Асфальт оборвался в траве и...
Перед Рики распростерлось огромное поле, неспокойное, раскатывавшееся зеленоватыми и серебристыми волнами вереска, темное и белесое одновременно. Грозное багровое небо полыхало над ними. В нем уже не осталось японской акварели ни мазка. Фиолетовые тучи медленно наползали на хрустальный свод, клубясь, накрывая и выдавливая оранжевый свет своей тяжестью. Острые лучи солнца пронзали тучи по краям, высвечивая в них белые и серые оттенки. Но солнце быстро уступало своё преимущество надвигавшейся буре.
Марк прошел несколько шагов и вдруг сел прямо в траву. Он оглянулся в сторону Рики и махнул ему рукой.
–Присаживайся. Я хотел показать тебе эту красоту.
–Поле красивое... – Рики подошел к другу и сел рядом с ним. – Но…
–Никакого но! – воскликнул Марк и показал вперед. – Смотри!