Айн, житель планеты Цвай, мало чем отличается от людей, но у него большие уши, как у слона, мохнатые лапы и хвост. Вечер. Айн сидит за столом с поднятой рюмкой.
АЙН. За прекрасный день, Айн, который прошел прекрасно, и, надеюсь, закончится еще прекраснее. И завтрашний день будет тоже прекрасен. И все у меня хорошо. Вот за это и выпьем. Будь здоров, Айн.
Выпивает.
Какая гадость!
Резко встает, подходит к письменному столу, дергает верхний ящик, но он закрыт. Идет назад к столу, садится.
Какая гадость, эти подсознательные желания, которые пытаются управлять нами, как будто мы безмозглые, тупые фи, а не цивилизованные че. Я - че, а это звучит гордо. Не только потому, что я хожу каждый день на работу и дважды в день мою лапы и хвост. А, главным образом, потому, что я МОГУ контролировать себя и свои желания. Я даже могу контролировать желания своих подчиненных! Да что там, больше б везения, я мог бы контролировать желания тысяч и тысяч. В общем-то, не все еще позади. Ах, Антихуа! Я ж не об этом сейчас. Совсем не об этом!
Встает, ходит по комнате.
Надо отвлечься, надо отвлечься...
Думать сейчас о том, что я мог бы повелевать миллионами - вздор! Только подливать масло в огонь. Одно подавленное желание вместо другого. Сколько их там накопилось! Иногда думаю, лопнет когда-нибудь этот раздувшийся шар?! Это хранилище тайных желаний?! Лопнет! И черной струею забрызгает всех. Вот вам, и вот вам и вот! Поберегись!... Пшшш! Ага! Забегали?! Обжигает?! Едкая кислота несвершившегося! Как оно вам? А ведь надо было - что? Всего лишь быть добрыми. Делиться надо, господа! Думать о других. Так просто ведь. Просящему у тебя - дай. И не просящему тоже. Он тоже хочет, только стесняется сказать.
Антихуа! Опять несу чушь. Хорошо, никто не слышит. Надо выпить еще.
Садится, пьет.
Полегчало. Почитать газету. Посмотреть новости. Завтра ввернуть что-нибудь в подходящий момент. Драй любит, когда сослуживцы разносторонне развиты. И правильно. Он совершенно прав. Драй всегда прав. А если думаешь, что Драй не прав, то потом, через какое-то время, понимаешь, что прав. Да, Драй - отличный начальник. Мне повезло.
Отмокнуть в ванной и спать. Завтра серьезный день. Надо быть в форме. Репетиция перед показом проекта комиссии. Сто раз репетировали. Но завтра по-взрослому. Чтобы тип-топ. Ни сучка, ни задоринки... Нет, все таки... Какая-то сраная комиссия! Собрание дебилов. Что они знают? Как они могут решить?! Мы - профи, а они что? Как в прошлый раз... я ему объясняю: "По закону Гейц тут пройдет семифазный ток, который и будет причиной вращения". А он мне: "Вы нервничаете, следовательно, не уверены, что ток пройдет". Я говорю: "Как же не нервничать: если вы сейчас не подпишете, то ток никогда не пройдет, потому что не будет разрешения на испытание!" А он мне: "Раньше надо было думать и не тратить денежные ресурсы планеты Цвай на сомнительное исследование". Я говорю: "Какое же сомнительное, когда оно окупит денежные ресурсы планеты Цвай за полгода, а дальше пойдут только бонусы". Он говорит: "Не окупит, потому что я не подпишу. Если бы ток был пятифазный, то я о нем хотя бы в школе что-то читал". Я говорю: "Вот именно! Почитали бы про семифазный ток перед комиссией, ведь это ваша работа. Не профессионально судить о том, что не знаешь". А он: "У меня другая работа. У меня другая профессия - отличать подлинное от подделки, а не читать фантастику про семифазный ток. Ваш проект - подделка, потому что вы потеете и грубите. А это признак; у меня профессиональный нюх". Я говорю: "Как же не потеть, не грубить, когда судьи-то кто?!" Боже Хуа, боже Хуа.
Как на меня набросился Драй! И прав он, Драй прав. Драй всегда прав. Хорошо, что не выгнали. Спасибо, спасибо, Хуа! Никогда не забуду. И что на меня нашло? Как я решился? Ведь никогда никому ничего. Все терплю, все. Потому что знаю: терпение - вверх, нетерпение - крах. Но так обидно: жалкий, необразованный прыщ. Оказался - родственник Зекс... В ногах я потом валялся! Все утряслось, все утряслось. Нас не лишили лицензии. Полгода коту под хвост, но ничего, ничего. Выжили, оправились. Теперь все хорошо.
А ведь если б я его придушил тогда, как предложил друг мой, Фир, может быть, мне памятник надо было б поставить. Фир! Как скучно было б без Фира. Он резок, умен и решителен! Это не идет ему на пользу. Совсем не идет. Драй не любит резких движений. Но в великие древние времена Фир мог бы стать полководцем. Мне радостно, что Фир - мой друг! Наблюдать, что кто-то может...
Нет. Мне радостно, что я - не такой.
А почему я - не такой? Почему? Если б я был, как Фир.
Нет. Я - умный. Я - умный по жизни. А это важнее!
О боже Хуа! Спокойно. Что я? О чем я? Надо думать только о приятном! Иначе...
Бежит, достает из тайника ключ, открывает письменный стол, достает мешочек, высыпает камни на руку. Другой рукой придерживает ухо. Кажется, что он собирается высыпать камни на ухо. Замирает. Муки сомнения. Кладет камушки в мешочек, убирает их в письменный стол, ключ прячет в тайник.
Уф. Еле сдержался. Никто не видел?
Подходит к окну, выглядывает, тщательнее прикрывает шторы.
Вроде никто. Пронесло. Не хватало попасться перед сдачей проекта. Представляю, что сказала бы Ахт. "Я так и знала, что вы - извращенец! Ян, который не уступает ини место, не может не быть извращенцем". Корофи! Тоже мне ини нашлась. Ей надо два таких места, которое я мог уступить. Одно бы ее никак не устроило! И потом, в честь чего? Я его занял, потратив массу усилий, времени, нервной энергии. И вдруг приходит эта жирная фи... Кто придумывает эти глупые правила, что честный ян должен уступать место жирной фи, пусть внешне она отдаленно походит на ини? Кто придумал, что надо отряхивать их лапы перед дверью? Кто придумал, в конце концов, что трясти камни в ухе надо только вдвоем, и то после официальных процедур?!
Ведь есть же че, которые занимаются этим открыто. Даже на улицах. И ничего. Ничего им за это не бывает! Конечно, и нет у них ничего. Ни дома, ни денег, ни еды. И что? Может быть, они от этого счастливы? А я?! Я! Повязан по рукам и ногам! Шаг вправо, шаг влево... сплошные условности. Этому не так улыбнулся, с этим забыл поздороваться. Да этим, тем, что... не то, что улыбаться и здороваться с ними не надо. Их надо топить. В детстве, как детенышей фи. Антихуа! Нервы шалят. Бросить все! Бросить работу! Бросить квартиру! Поселиться на пляже. Ночью на звезды, днем на красоток. Весь день, всю ночь. Море! Лег, качаешься... и никакие проекты... И никакие комиссии... Комиссии...
Ах, Хуа, если примут проект, можно ж на море махнуть! Недели на две. Отель пять звезд. О! Утонуть в полотенцах! А стол... 2 часа без антракта... пробовать, пробовать, пробовать. Нет, все же люблю я жизнь. И она отвечает взаимностью. Я - счастливчик. Не терплю неудачников. От них пахнет бедой.
Садится. Пьет.
Прекрасное вино. 100 ню за бутылку. Мало кто может такое позволить. Такой аромат. Как будто сотня цветов и фруктов... Я заслужил. Еще как заслужил. Я не опаздываю на работу, я четко выполняю задания. Я - хороший руководитель! Три че в подчинении. Ничего! Это не мало. Могло ведь сложиться иначе. Я мог быть одним из трех. Как Фир. А то бы вообще не попал в эту фирму. Вторая на рынке! Какие зарплаты у пятых, двадцатых по счету фирм? Не говорю уж о тех, что на пляже. Фортуна ко мне благосклонна. Спасибо, Хуа. Когда говорю, что я - начальник, у ини оживают глаза. Не надолго, и пусть. Этот момент... пробуждения интереса... ко мне. Многого стоит... Прекрасное вино. Искрится, переливается, как моя прекрасная жизнь.
Чушь! Чушь собачья. Один раз я пил настоящее вино. Угостили. Однажды. А это?! Конечно, не пойло для пролетариата, но все равно суррогат. Не один уважающий себя че, по-настоящему уважающий, такое в рот не возьмет! И почему? Почему? За что?
Вскакивает бежит, достает из тайника ключ, открывает письменный стол, достает мешочек, высыпает камни на руку. Другой рукой придерживает ухо. Кажется, что он собирается высыпать камни на ухо. Замирает. Муки сомнения. Кладет камушки в мешочек, убирает их в письменный стол, ключ прячет в тайник. Встает на колени на авансцену. Смотрит вверх.
Наш праотец, великий Хуа, ставший богом благодаря благочестивой жизни! Прости, прости, прости меня! Время от времени ты возвращаешься к нам, как че, и учишь сдерживать нас наши желания. Чтобы мы были чисты, и могли после смерти возродиться на планете Хуа, где вечный мир и вечное счастье. Где мы будем, как дети, и унаследуем мир. Я не ропщу! Нет! Нисколько! Они, те, что пьют другое вино, никогда не поселятся на планете Хуа. Проще короффи пролезть в дырку от бублика, чем им вместе с нами. Они будут гнить на планете Капкал, где экология - ужас, где вечный лед, и они будут мерзнуть, мерзнуть, мерзнуть. Так их, так их, так!
Встает с колен.
О, прости. Это тоже нельзя, я знаю. Я читаю Книгу! И пытаюсь. Пытаюсь следовать Букве. Мне просто очень интересно, почему они, зная о планете Капкал, ничего не боятся? Как можно, зная о планете Капкал, продолжать в том же духе? Грабить, мучить, врать, насиловать, притеснять? Как? Ведь я видел, они ж тоже к тебе, на коленях, с молитвой. И вот это вот... я не согласен... "приди ко мне, грешник, и будешь прощен". То есть как это так? Он живет тут, попивает вино, что стоит с обед многотысячного города, а потом всего лишь извинится и со мной на Хуа? Помилуйте! Где справедливость? Ради чего я терплю?
У него ж там охраны не будет! Полиции тоже. Я ж его встречу там и собственными руками!..
Ах, сорвался, сорвался опять! Я - грешник, грешник! Хуа!
Я - грешник? Он - нет? Тот, который попросит прощения в последний момент?
Достает из тайника ключ, открывает письменный стол, достает мешочек, высыпает камни на руку. Ссыпает камни на ухо. Стоит, не шелохнувшись, с закрытыми глазами. Кладет камушки назад в мешочек. Обращается к Хуа.
Нет. Не думай. Я не из-за тебя. Ты мне с этой минуты - никто! Я восстал. Как представил этих фи рядом с тобой и со мной на Хуа, мне плевать. По Букве, я же еще виноват: за то, что не могу их простить.
Ты прощаешь! Я знаю, конечно! Тебе можно. Тебе-то что? Ты-то, когда приходишь к нам в образе че, когда каждый раз висишь на шесте вверх ногами... Больно, обидно, я знаю. Как представлю... Ты за них же, для них, а они... Не признали, подвесили. А с другой стороны, ну и что? Внутри-то себя ты уверен, что бог, и что можешь потом отыграться.
А я? Он меня здесь по-полной в дерьмо, а я его там встречу и: "О, брат мой". Да какой он мне брат?! Проклятый Драй! Я ему - повысь зарплату, говорю, я даже ввести в дом ини не могу, а без введения в дом ини, кто со мной будет вместе камни трясти? Ты посмотри на меня. Не красавец, уши коротки. А как же мне жить без камней? Как!? Невыносимая мука! Ну, впрямую, конечно, не сказал, намекнул. А он мне - не его, мол, проблемы. Конечно, не его! А моя проблема - к нему там, на Хуа: "О, брат мой?". Из-за него я ини в дом ввести не могу, не с кем камни трясти, потому что нельзя одному, и я же ему, тому, который с многими трясет: о брат мой?
Убирает камни в письменный стол, ключ прячет в тайник. Обращается к Хуа.
Не из-за тебя я камни положил. Не из-за того, что стыдно трясти, как внушали нам в детстве, пугая планетой Капкал. А ведь я пробовал, пробовал. Да! И в детстве, и сейчас. Что скрывать? Ты все знаешь. А кто не пробовал? Вот скажи мне, ты там, наверху, вот скажи. Да! И уши от этого коротки, потрепаны слегка. Потому что если с ини, следов не остается. А теперь вот приходится заворачивать уши, если кто-то внимательно смотрит.
Не потому я спрятал камни, что следую твоим дурацким заветам. Что? Съел? Следовать заветам того, кто, может, никогда и не был настоящим че. Кто не чувствовал настоящих желаний. Может, у тебя просто не чувствительные уши? Может, тебе это не нужно совсем? Тогда в чем твой подвиг? У тебя свой организм, у меня свой. Почему я должен из-за твоих заморочек... Почему ты решаешь, что плохо, что хорошо?! (Гром. Айн смотрит в окно.)
А! Планета Капкал. Прости, Хуа. Я - грешен и глуп. Глуп и грешен. Что с меня возьмешь?
Я просто подумал: унизительно трясти одному. Одиночество стыдно. Даже если никто не знает, что ты одинок, оно везде с тобой и если ты дашь слабину, оно отпечатается у тебя на глазах, на фигуре, ушах. А это уже - конец. Тогда не подняться, никуда не уйти. Все презирают одиноких. Все, я знаю. Не показывают виду, нет! Но это витает в воздухе.
А как каждый пытается скрыть одиночество?!
Какая-нибудь ини щебечет: "Ах, я посетила сегодня салон. Как замечательно. Я еду на ужин". Салон! Повязать свои уши. Напудрить лапы. Намазать глаза. Плацебо от неуверенности! А на ужине будут лишь че со своими ини, старики, да старухи. И будет она сидеть со своим одиночеством и делать вид, что жизнь удалась. А на следующий день сколько рассказов, сколько восторгов, и никто не увидит, как одиночество стоит за спиной и ухмыляется, доедая образ ее очередной неудавшейся попытки.
Или ини, введенная в дом, говорит о шашлыках, что жарили гости у них на даче. "Ах, как это было! Как хорошо!" Что хорошо? Сожрали мясо убитой короффи, перекинулись десятком незначащих фраз. Постреляли глазами направо, налево, помахали впустую ушами. Жизнь удалась! А одиночество из-за спины ей с ухмылкой: ха! Пустота, пустота, пустота.
Ян-че сильнее держит удар. Или лучше скрывает? Зато уж, если устанет скрывать, то все! Полный провал, ничтожная жизнь. Ини презирают таких. В реале презирают. Зато какие сопли, когда видят в кино.
А это киношное вранье! Встречаются двое, и одиночество позорно бежит. Праздничные сказки для убогих! Индустрия поддержки производительности труда! Проглотил пилюлю, и недельная прививка от отчаяния.
Запретить! Запретить наркотик! Выйти на улицу, посмотреть друг другу в глаза! И признаться себе и другим - мы несчастливы! Несчастливы мы! Акт храбрости! И только тогда осознать, что причина несчастья не в нас. Оглянуться вокруг в поисках источника бедствий. Понять, что мы всеми силами поддерживаем их, сами того не ведая, их систему ценностей, систему, основанную на хитрости, на подкинутой нам паутине, которой мы изощренно опутываем сами себя. Опутываем условностями, страхами, стыдом, фантомами, изобретенными ими. Выйти и посмотреть друг другу в глаза! И выкрикнуть правду! Чтобы они услышали, что мы знаем, и испугались. Вот это была б революция!
Но нет, че проще сидеть и надеяться, что свершится чудо, ему повезет, он прорвется, займет достойное место, станет одним из них. Мечта лотерейного маньяка! Сказка о бедной ини, нашедшей Ян-принца. Безнравственная сказка! Пропаганда чудесного случая. Отрицание истинных причин. Что делать? Что делать? Надо же что-то делать!
Достает из тайника ключ, открывает письменный стол, достает мешочек, высыпает камни на руку. Ссыпает камни на ухо. Стоит, не шелохнувшись, с закрытыми глазами.
Нет, Ма, конечно, я не буду. Я знаю, ты смотришь на меня. (смотрит вверх.) Иногда забываю, что смотришь. Иногда не верю, что смотришь. Оттуда. Ведь если б смотрела, подала бы знак. Или не можешь?
Убирает камни в письменный стол, ключ прячет в тайник.
Я выбросил бы камни, поверь, Ма. Но потом опять покупать. Они - дорогие. А вдруг меня повысят, я смог бы в дом ини... Ини Найн. Ах, Ма, она б понравилась тебе. Она похожа на тебя. Такие же добрые, нежные, огромные уши. Сразу видно, ни разу ни с кем... Помню, Ма, как ты прикрывала меня своими добрыми ушами в детстве, и мне казалось: никакая беда... А потом я понял, что ты сама беззащитна. И стал стыдиться. Прости меня. Прости меня, Ма! Прости.
О, Хуа, как дико устроена жизнь! Знаю, знаю, мы сами такою ее... У нас есть выбор, но мы выбираем плохое.
С другой стороны, как удобно, свалить все на нас! Какая отмаза, чтоб ничего не делать самому! Заварить эту кашу, в которой невозможно достойно прожить. И предложить нам на выбор нереальные условия спасения. Не зря тебя каждый раз вниз головой на шесте!
Звонок телефона. Айн берет трубку.
Да... Господин Драй?! Добрый вечер, добрый вечер... Слушаю внимательно... Да, да... Конечно!.. Да, да.... Непременно, господин Драй... Да что вы говорите?! Не может быть!.. Спасибо, огромное спасибо!
Кладет трубку. Уверенно убирает камни в письменный стол, ключ прячет в тайник. Садится, наливает вино.
Ну, разве я не победитель? Ай да я, молодец! Комиссия предварительно посмотрела проект. Была в восторге. И есть из-за чего! А как же?! Работа - что надо! Будет только формальный осмотр. Я знал, я знал! Прекрасный день! Прекрасный вечер. Отличное вино. Послезавтра мне дадут отдел N. Пятнадцать че. В другой части города, и пусть. Главное, ини. Я смогу ввести ини. Наконец! Даже, может быть, Зибен согласится, когда узнает про N. Ах, Зибен. Красотка, кокетка. Дорогой товар. Изысканные уши. Не большие, не добрые. Но стоят дорогого! Эти уши Зибен! Кто видел, поймет!
Конечно, я подавал Найн надежды... Впрочем, когда? Не помню. Ей могло показаться.
Все хорошо, все прекрасно!
И что было нервничать? Что было кричать? Многие ждут повышения годами. Спасибо, Хуа. Вот! Результат воздержания. Ну да, я немного того... Ударило в голову. Но ты же знаешь: это не я! Это хмель! Я знаю, существует порядок. И те, кто его соблюдают, непременно получат конфетку! Приз. Отдел, цех, завод, и, может даже... Все прекрасно. Прекрасно! Возьму с собой Фира.
Нет! Не возьму. Драй не любит его. Слишком много шумит. Предложу его взять, Драй еще передумает. Ведь из-за него, из-за Фира, я в прошлый раз прокололся. Это он меня накрутил, и я набросился на родственника Зекс. Нет, не возьму.
Обидится. Отдел N - его мечта.
Мечта мечтой, так веди себя прилично. Меня тоже не все устраивает. Но я ведь молчу. Сижу, и тихо делаю свое дело.
Да, не спорю, Фир - голова. Без него бы не было проекта.
Ну и что? Не было б его, был бы кто-то другой. Он мне иногда: "Да кто ты такой? Ты без меня полный ноль". Да, я не могу придумать проект, но у меня другая задача. У меня другая профессия - руководить. Более ответственная, сложная. И как он смеет?! Я ж не говорю Драю: да кто ты такой? А ведь поводов, в общем, не меньше. Ну, ничего! Пусть Фир хамит без меня. Быстро вылетит с работы.
Конечно, Фир - друг...
С другой стороны, может быть, его сделают начальником вместо меня. Ему же лучше.
И вообще, что я думаю об этом? Слишком много в детстве сказок читал. Дружба, любовь. Ребячество! Пора забыть, повзрослеть.
Открывает ключом письменный стол, достает камни. Перебирает их в лапе.
Похоже, вы дождались своего. Теперь не в закрытом ящике, а на видном месте. Буду носить на работу в лапе. Напоказ. Перебирать, любоваться. Увидит жирная Ахт, станет синеть и желтеть. А сказать-то и нечего! Ха! Ах, да. Жирная Ахт остается здесь. Там, на другом конце города, будет куча других жирных Ахт. Но мне-то хочется, чтоб именно эта офигела от того, что я камни ношу напоказ. Как визжала, требуя место. Если б не Драй, то вмазал бы ей! Вмазал бы! Вмазал бы ей! Да нет, не вмазал бы, конечно. Но камни под носом... Это круче, чем вмазать.
Прости, Хуа! Я знаю, месть - грех. Да, понимаю, понимаю. Прости!
Но скажи мне, почему так? Все на коленях молят о прощении. И при этом гордятся своими грехами. 100 раз слышал: ини кудахчет: ах, мой ченик так стукнул другого ченика, ах безобразник, надо наказать. А в глазах только гордость! А когда ее ченик подрастет та же ини: ах, мой-то уже с третьей че-ини камни трясет, проказник какой. И гордость, опять одна гордость в глазах. И эта великая Ложь сопровождает нас с детства.
Так выпьем, Айн, за нее. За ложь, что дает нам шанс. Иначе, без нее, где был бы я? Где был бы Драй, в конце концов? Нами правил бы Фир. А это уж слишком. Кто такой Фир?
Садится за стол, наливает вино.
За прекрасный день, Айн, за прекрасный завтрашний день.