Комната - белая дверь закрыта, солнце светит в окно - душно. На кровати, вытянув руки по швам, без движенья и мысли лежит она. Солнечные лучи бьют ее по лицу, безжалостно сверлят глаза, но она по-прежнему странно-неподвижна, безразличная к себе самой и ко всему миру.
Глупая муха бьется в стекло, в углу перешептываются тараканы; за закрытой дверью - треск приемника, протекающий кран на кухне, разговор двух голосов (мужского и женского).
"Который час?" - спрашивает женский и мужской отвечает: "Восемь" - "Ей пора вставать" - "Да".
Она слышит, но ей все равно, и она продолжает безучастно мерить пульс по стуку капель воды, потому что мысли ее спят.
"Пойди, разбуди ее, - говорит женский голос, - скажи, что пора завтракать", - и мужской послушно стучит в ее дверь. Кажется, пробуждение неизбежно: сознание постепенно проникает в ее неподвижное тело, и вот она уже знает, что существует она и протекающий кран, и есть еще кто-то. И вот, наконец, в ней проснулась мысль:"Я умерла", - подумала она.
Некоторое время голоса молчали, но теперь они уже не молчат - они спорят, и на кухне им в такт мерзко звенит посуда... но что ей до них, она ведь мертва... И вновь властный женский голос требует, чтобы она проснулась. "Вот уж глупость: как я могу проснуться, если не могу спать?" Но голос настаивает и теперь к нему присоединяется и мужской. "Они хотят, чтобы я встала! Да что за прихоть такая? Как же я могу встать, если мертва?"
Ей немыслимо и странно все это: ведь, верно же, они сами перенесли её из коридора в комнату, зачем теперь они тревожат ее? Может, они сошли с ума? Ну как она сможет умыться, если ей невозможно даже говорить, ведь она мертва! Ведь не то, что бы она не хотела или ленилась, но им, ради которых она пожертвовала собой, им должно быть стыдно, неужели у них совсем нет совести? А может...
Может, у них помутился рассудок? ведь так бывает, когда утрата слишком велика; разум стирает все воспоминания о ней... значит они все забыли? Нет, не может быть! От одного только этого предположения ей становится холодно и хочется кричать, но как? - она ведь не может...ей страшно и одиноко, как и тогда, когда она села на пол и поняла: "Я умерла".
И все же ей непонятно, как эти люди смогли забыть бесконечные погони - безостановочный бег, когда уже некуда бежать и негде скрыться; как могли они забыть, как обычные люди превращались в убийц - брали ножи, топоры и ружья, имея лишь одну цель - убить... её и тех двоих, что никак не могут уняться.
Она же была с ними всё это время, она защищала их, почему они не могут и теперь оставить её в покое? Неужели они не помнят, как медленно и неотвратимо открывалась дверь в эту маленькую странную квартирку, и как они - те, кто так сейчас жестоки, они упрашивали её покинуть их, улететь, только чтобы самим погибнуть, но спасти её? Неужели не помнят они, как она была непреклонна, как загородила их от этих смешных теней, считавших себя людьми?
Она не испугалась, ведь тени были так забавны в своих полосатых костюмах и широкополых шляпах; она не струсила, нет, она спросила их только, не шутами ли они подрабатывают, а они засмеялись, и тот, что был впереди гордо ответил, что она не права - они не шутят, а занимаются серьёзным делом: они рекламируют итальянские спагетти. Это было очень смешно, и она засмеялась.
Она смеялась даже тогда, когда один из них достал револьвер, обыденно, без суеты прищурил глаз, хорошенько прицелился и выстрелил...наверное, он попал прямо между глаз.
Да, она всё отлично помнит. Помнит, как непривычно-спокойно поняла, что её больше нет и как оползла по стене на пол ; помнит, что боли-то не было, только неприятно что-то тёплое, липкое, густое медленно текло, щекоча нос. Она хотела было вытереть лицо, но вспомнила, что умерла и смирилась с этим неудобством.
А стрелявший в неё глупо захихикал и сказал,чтобы дурни., да, да, дурни, чтобы они учились у него попадать прямо в яблочко, пока их самих не поджарили. И тогда они переглянулись и хором заявили, что "Смаретти лучшие в мире спагетти, и что за тарелку "Смаретти" они из каждого сделают спагетти"...крутанулись на каблуках и исчезли, оставив ей лишь смерть и протекающий кран на кухне.
Она сидела в коридоре и боялась, хотя чего теперь было бояться? Но всё же ей было нестерпимо страшно от того, как вдруг на неё обрушились тишина и одиночество, и лишь ржавые капли нарушали бесконечное безмолвие ; и они, те, кто сейчас бесчинствуют за дверью, они молчали. Стало так тихо, что она услышала, как пустота вливается в её мир и занимает её место в мыслях и душах этих людей. От ужаса и отчаяния она и сама провалилась в пустоту солнечного света и грохота капающей воды.
И вот её насильно выдёргивают из небытия и требуют невозможного, и она негодует, она в бешенстве : возмутительное кощунство - идти в комнату к покойнику, а этот, с мужским голосом, настолько дерзок, что позволяет себе ещё и прикосаться к ней! Теперь-то ей ясно, почему всё это время было так светло : они забыли закрыть её глаза ( это же просто неслыханно!), и теперь она вынужденна смотреть на мужчину, который посадил её в кровати как большую куклу и спросил, почему она не встала, и что с ней вообще такое...
Она молчит, но у него меняется лицо, в ужасе и отвращении он отворачивается от неё и выбегает из комнаты, а ведь она ничего не сказала не сказала, ничегошеньки, только в её безразличных глазах он что-то прочёл...может, её последнюю мысль?-"Я умерла..."