Сэнь Соня : другие произведения.

Знаки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Когда все говорят, что твой любимый умер, а вокруг - только бесконечный дождь, плачущий с тобой в темноте, трудно не поверить мистическим Знакам, дарящим надежду и боль...
  Соня Сэнь
  
  ЗНАКИ
  
  Вот. Опять. Я вскинулась в постели, спугнув дремавшего в ногах Блэки. Звук явно шел с кухни. Быть может, померещилось спросонья? Пару минут я с бешено колотящимся сердцем вслушивалась в ночь. Сонно тикали часы в темноте, да за окном шелестели шины редких автомобилей. Я все сидела, вцепившись в одеяло и не решаясь спустить ноги на пол. Нервы ни к черту. Пятый раз за ночь проснуться в холодном поту - это уже ненормально. Через минуту тишину нарушили мягкие шажки Блэки; мысль о том, что я все-таки не одна в квартире, придала мне решимости.
  - Блэки, - тихо позвала я, выскальзывая из-под одеяла.
  Луна чертила бледно-золотистые квадраты на полу. В спальне было довольно светло, но коридор тонул в абсолютном мраке. Я замешкалась в дверном проеме, мысленно ругая свою детскую боязнь темноты. Страх, стресс и одиночество, наложенные друг на друга, творят странные фокусы с человеческой психикой. Зачем-то зажмурившись и вжав голову в плечи, я нырнула в коридор, сделала пару шагов вдоль стены и нашарила выключатель. Но спасительный свет не разогнал тьму и обитавших в ней демонов. Лампочка со звонким, хрустким звуком разлетелась стеклянным дождем над моей головой. Пара осколков чиркнули меня по макушке, не причинив, впрочем, никакого вреда.
  - Черт, - шепотом ругнулась я.
  Дальше пришлось идти на ощупь, стараясь не наступать босыми ногами на осколки. По квартире гулял жутко холодный сквозняк. Когда я добралась до кухни, ноги мои вконец заледенели - это в июльскую-то теплую ночь! Пару раз показалось, будто кто-то дышит мне в затылок, и я с трудом удержалась, чтобы не взвизгнуть от ужаса. Нервы, нервы...
  - Блэки, ты где?
  Потом я увидела его. Мой черный упитанный кот сидел под окном, задрав мордочку, и пристально смотрел на что-то, заметное ему одному. Кухню заливал призрачный свет уличных фонарей, и по стенам ползали странные тени. Мне стало как-то не по себе. Рука сама потянулась к выключателю. Теплый, яркий электрический свет вмиг сделал мир четким и уютным, а ночные страхи - нелепыми. Блэки повернул ко мне усатую мордочку и мяукнул. Затем прижал уши к голове и вновь взглянул вверх, на окно.
  - Ну, что там, малыш?
  Улыбка застыла на моих губах. Только теперь я увидела надпись на оконном стекле, нанесенную чем-то, подозрительно смахивавшим на кровь. Широкие темно-красные мазки складывались в одно-единственное огромное слово: ЖДУ.
  Ноги мои подкосились. Съехав спиной по стене, я обхватила колени руками и отчаянно разрыдалась.
  
  * * *
  
  Бывают такие странные дожди... Описывать их - примерно то же, что описывать запах шоколада; это нужно чувствовать. Минуту назад все было, как всегда, и вот стена ливня подступает к окнам, и мир неуловимо меняется. Есть какая-то горькая тайна в этих долгих летних дождях... Кажется, если вглядеться пристальней в лиловую завесу, сквозь сплошной поток воды с оттенком ранних сумерек проступит вдруг неотчетливый, но, тем не менее, заметный, иной мир. Другая реальность. На кого-то любой дождь действует одинаково: становится скучно, лениво и хочется спать. Иногда я завидую таким людям. Так трудно справляться с пронзительным чувством грусти, когда из заплаканных окон на тебя смотрит лишь твое одиночество. Когда душу охватывает странное, смутное беспокойство, когда кажется: вот-вот вспомнишь что-то забытое, но очень важное, и все сразу встанет на свои места в твоей сумбурной, полной сумрака жизни. Когда завариваешь крепкий до одури кофе, забираешься с ногами в любимое кресло и тихо плачешь под 'Летний Дождь' Талькова.
  
  Память уже не жалит,
  Мысли не бьют по рукам,
  Я тебя провожаю
  К другим берегам.
  Ты перелетная птица,
  Счастья ищешь в пути.
  Приходишь, чтобы проститься
  И снова уйти.
  Лети...**
  
  
  Перелетную птицу нельзя пленить. Нельзя удержать в руках вольный ветер. Лети... Я отпускала тебя всегда, отпущу и сейчас. Только бы не сойти с ума, не потеряться в этом бесконечном, одиноком дожде. Не думать, насколько ты сейчас близок к смерти. Дождь, украсивший глянцем все дороги мира, - прекрасный убийца; скольких твоих друзей он унес? Просто не справились с управлением. Страшно... Когда вся жизнь проносится перед глазами смазанным лиловым штрихом и тебя на бешеной скорости впечатывает в темную стену. Ха! Ты не боишься! Ты смеешься в лицо смерти! Ведь ты - падающая звезда. 'Нужно жить одним сверкающим мигом, как падающая звезда', - у тебя всегда легко получалось говорить красивые слова. А мне было страшно. Я не умела, как звезда. Я каждый раз билась в истерике и глотала успокоительное. Не спала ночами. Плакала, когда шел дождь. Он и сейчас идет. Дождь будет идти еще много, много дней на Земле. Потому что люди уходят, но ничего не меняется...
  Я помню тот день, полупустое кафе, заполненное шумом дождя - я вздрогнула и оглянулась, и Лерка сказала, что никогда не видела меня такой бледной. Я помню, как она тормошила меня, спрашивая, в чем дело, а я молчала: мне послышалось, что ты окликнул меня, но тебя там не было. Это дождь играл со мной в свои игры. Он один знал, что с тобой и где ты, почему бросил меня и не вернулся. Лишь позже я узнала, что все случилось именно в тот день и в тот миг. Проклятый дождь. Все думают, что я двинулась умом, потому что не верю, что тебя больше нет. Ведь ты - мое сердце; а оно еще бьется. Значит, ты жив. Ты есть, но тебя нет... Где ты?..
  Потом появились ЗНАКИ.
  ...Жизнь полна любви. Можно увлекаться, флиртовать, привязываться, остывать и расставаться; можно играть в любовь и быть вполне счастливым. Но рано или поздно наступит момент встречи с 'тем самым' или 'той единственной'. Человеком, о которого ты разобьешься, как волна о камень. И все твои 'твердые принципы' полопаются, как радужные мыльные пузыри. Ты будешь заново учиться жить и обнаружишь, что до вашей встречи существовал в абсолютно иной реальности. Любовь к этому человеку запустит корни в твое сердце так глубоко, что, вырвав ее оттуда, сам истечешь кровью и умрешь. Такая любовь страшна и прекрасна. Тех, кому она была дана, Бог благословил; тех, кто не познал ее, Он пожалел.
  Я встретила тебя, когда мне было двадцать два. В этом возрасте я уже многое знала о любви, одиночестве и боли; обросла панцирем циничности и умела быть жестокой. В моей жизни не все складывалось так, как бы мне того хотелось, и я совсем не была готова к новым отношениям. Впрочем, нам ли это решать?..
  Настроение бывает разным. Редко, очень редко получается жить в гармонии с окружающей реальностью. Тогда утро начинается не с угрюмой мысли: 'Ну вот, опять...', а с предвкушения грядущего, полного приключений, дня. Но чаще все совсем наоборот. С этим 'наоборот' я и жила той долгой дождливой осенью, когда мы повстречались. Просто приходят вечера, когда все твое мировоззрение сжимается до фразы BURN IN HELL на черной футболке, а клуб 'Готика' становится единственным на планете местом, где тебе легко дышать. Здешним обитателям начхать, кто ты, с кем встречаешься и сколько зарабатываешь. Им все равно, занял ли ты свое место под солнцем или остался лузером. Свою шкуру ты снимаешь на входе, и хотя бы несколько часов дышишь свободно. Свобода - это то, чего мы лишены всю свою жизнь, хотя и считается, что нам дано право выбора. Никто не живет так, как хочет. Получается, мы пришли в тот мир, чтобы проживать чужие жизни. Родителей, любимых, друзей, начальников... И в конце концов за всеми этими масками и ролями становится совсем не видно тебя...
  Пиво и сигареты - обезболивающее души. Телу, конечно, потом будет плохо, но краткий миг забвения того стоит. Иногда трудно самому бороться со своей болью. Пусть я слабая, пусть. У силы тоже есть предел. Об этом я и думала, сидя за барной стойкой с зажатым в пальцах окурком. Внизу грохотала музыка, и я всей поверхностью кожи ощущала ее вибрацию. Неповторимое чувство. Рядом на высоком металлическом стуле вертелась Лерка - тушь потекла, на майке пятно от пива. Обычное зрелище. Лерка - очень несчастное существо. Абсолютно неуравновешенное. Мать настолько задавила ее своим авторитетом и 'желанием помочь', что едва не убила когда-то. Холодной февральской ночью Лерка позвонила мне и странно ласковым голосом стала болтать о всякой ерунде. Это 'нелеркин' ласковый тон меня насторожил, но я жутко хотела спать...
  - Слушай, сейчас два часа ночи. Может, перенесем наш разговор на завтра? У тебя ведь ничего серьезного не случилось, да?
  Лерка помолчала.
  - Нет, ничего серьезного. Знаешь... я просто хотела услышать твой голос... потому что одной умирать очень страшно...
  - Чего-чего?!
  Ну да. Эта дуреха наглоталась снотворного и ждала смерти с прижатой к уху трубкой. Умереть, болтая с подругой о всяких пустяках - это, конечно, очень романтично. Бедная Лерка. Как же ей было страшно, как хотелось крикнуть, перекрывая мое сонное бормотание: 'Я умираю!!!' Ее спасли, к счастью. Это был один из тех крайне редких моментов в моей жизни, когда я плакала навзрыд, плакала и орала на бледную Леркину мать. Потому что нельзя отбирать свободу у человека, пусть и из лучших побуждений. Нельзя решать, с кем встречаться единственной дочери, где работать, что любить и чего никогда не делать. Потому что некоторым проще сломаться сразу, чем гнуться всю свою жизнь. А Лерку сломать очень легко.
  - Ты много куришь, Кира, - она скривила губы, наблюдая за выпущенным мной облачком дыма. - Раньше ты вообще не курила...
  - Раньше и ты не напивалась, как свинья.
  Лерка обиженно взглянула на меня из-под льняной челки.
  - Злая ты...
  - Злая, - согласилась я.
  - Пойду потанцую, - буркнула Лерка и неуклюже сползла со стула. Я проводила ее взглядом - маленькая белокурая девочка с банкой пива в руке и нетвердой походкой. Этакий испорченный ангелочек. За воскресенье она отоспится, и в понедельник с утра явится в свой скучный офис настоящей пай-девочкой. В мир прилизанных девиц, сплетничающих за обедом, а в рабочее время читающих Дэна Брауна или какого-нибудь там Коэльо, потому что 'это модно'. Брр. В моем офисном мирке еще хуже - просто банка с пауками. Вернее, паучихами, обсуждающими все идущие по ТВ сериалы и тайком стучащие друг на друга жирному хаму-начальнику. Нет, я не осуждаю их. Это жизнь. Не всем посчастливилось жить своими, настоящими чувствами; взамен люди пичкают себя суррогатами: книгами, фильмами, ложными тенденциями. Создают видимость маленького счастья. Стоят свой внешне благополучный мирок. Он похож на яркий, красивый воздушный шарик, внутри которого - пустота. Ткни пальцем - и вся эта красота в момент сдуется...
  Без Лерки стало вконец тошно. Докурив, я стала проталкиваться сквозь кучкующийся народ к выходу. Хотелось глотка свежего воздуха. Тебя я встретила в узком, разрисованном граффити коридоре. Точнее, уперлась взглядом в твою спину, и, зачарованная многозначительным словом FATE на черной майке, пошла следом. 'Судьба'. Значит, судьба... Как я могла не ответить на ее знак?..
  У тебя была красивая фигура и черные блестящие волосы до плеч. Я шла за тобой и любовалась переливами тусклого света на этих глянцевых, иссиня-черных, индейских волосах. Я забыла, куда и зачем направлялась. Мне страшно хотелось обогнать тебя и взглянуть тебе в лицо. Ты же разговаривал по мобильнику и не замечал следующую за тобой тень. У тебя был сильный, низкий, решительный голос, с легкой хрипотцой - наверное, такой принято называть 'волнующим'. Ты шел по коридору, что-то нервно доказывая своему собеседнику, а я сменила следом. Я смотрела на твои обнаженные руки с татуировками и отчетливой сеточкой вен и представляла, каково это - наслаждаться их объятиями. Я еще не знала, что буду много-много раз засыпать в кольце этих крепких, уютных рук, что буду целовать эти вены и гладить выпуклости мышц... Я не знала, что широкие напульсники скрывают страшные шрамы на твоих запястьях - следы былой боли, память о первой подростковой любви. Твоя подружка, Алиса, разбилась на мотоцикле, а ты не знал, как жить дальше без нее. Ты был один на один с дождем, и у тебя не было никого. Ты выжил, потому что должен был встретить меня и спасти от одиночества, там, в темном коридоре готического клуба, приюта заблудших душ. Я тоже потерялась и блуждала во тьме. Я искала тебя, не зная этого.
  'Знаешь, у тебя были глаза испуганного ребенка. Первое, что мне захотелось сделать, когда я тебя увидел, - крепко обнять. Второе, - убить того, кто тебя обидел. Тогда, в клубе, я оказался случайно, приятель один притащил. Представляешь, если бы мы так и не встретились? Я ведь сразу понял: все. Вот оно. То самое, единственное и настоящее. Неужели так бывает?' - я помню эти твои слова. Мы лежали на моем диване, среди разбросанных мягких игрушек, и на полу дрожали лунные блики. Если бы мы не встретились.... Я бы, наверное, умерла. Или прожила долгую, нудную, никчемную жизнь. Рядом был бы скучный, но хороший человек - я ведь не выношу одиночества - и слезы в подушку каждую ночь... Нам всегда нужно то, чего у нас нет. Не только любовь, конечно. Но она - в первую очередь. Потому что все остальное - наносное, шелуха, пыль...
  
  * * *
  
  ... Первые странности начались через месяц после твоего исчезновения. Тогда у меня уже был Лешка. Я не знала, что с тобой, где ты - ты и раньше пропадал надолго, чтобы появиться в самый неожиданный момент с этой твоей виноватой улыбкой и нежным 'Привет, малыш!' Ты умел выбирать момент и возвращался именно тогда, когда мое измученное сердце переставало болеть. Ты был моей нескончаемой сладкой болью... Нет, я ничего не знала еще о страшной аварии на мосту, о проклятом грузовике и пьяном водителе, о сгоревших в огне взрыва людях, о покореженном мотоцикле, выловленном из реки... О том, что обожженные тела было почти невозможно опознать, что ты, конечно, погиб - сразу или в воде, пусть тебя так и не нашли...Твой друг сказал мне об этом. У меня уже был мой мальчик, мой Лешка, потому что я была зла на тебя, я все твердо решила, я устала жить на износ, устала страдать. Я же не знала!!! Я должна была, я хотела научиться жить, как все. Ты и я всегда были другими, и это нас убивало. Мы цеплялись друг за друга, как за спасительные лучики света в кромешной тьме, мы питались этим светом, отражая его. Без тебя было больно дышать, мир становился совсем иным, в нем не хотелось жить. Но жить приходилось. Значит, нужно было измениться...
  Сначала Лешка был просто досадным недоразумением, потом - забавным развлечением, не позволявшим с головой уйти во мрак боли и отчаяния. Семнадцатилетний выскочка с гордым сердцем и нарочито грубоватыми манерами. Симпатичный ясноглазый мальчишка, почти ребенок... Леркин кузен. Он стоял у подъезда, высокий, в толстом вязаном свитере и поношенных джинсах, одна рука в кармане, в другой - сигарета; Лерка рядом с ним казалась миниатюрной куклой. 'Знакомьтесь. Это Леша, мой двоюродный брат, а это - Кира, моя лучшая подруга'. 'Привет'. 'Привет, очень приятно'. На меня никто так не смотрел. Оценивающе и иронично. 'Ничего особенного, и не такие орешки раскусывали', - вот какой это был взгляд. 'Ну, попробуй!' - усмехнулась я. Все мои мысли были о тебе, и внимание какого-то сопляка тогда меня лишь раздражало. Сопляка, который нес меня под дождем, когда я прямо на улице упала в обморок, впервые допустив мысль о твоей смерти. Я почти поверила, ведь все факты на это указывали, так говорили твои друзья... Возможно, я смирилась бы, если бы не знаки...
  Была волшебная июльская ночь. От земли исходили волны тепла, накопленного за день, и звезды казались тысячами светлячков, так нежно и мягко они мерцали. Такие ночи не созданы для одиночества. О нет.
  - Пошли гулять, - это прозвучало не как предложение, но как приказ. Таков уж был Лешка. Даже по телефону.
  - А пошли! - разозлилась я.
  Мы сидели на узкой скамеечке, спрятавшейся за жасминовыми кустами, и болтали обо всем на свете. Кажется, я ни с кем еще так не разговаривала. Даже с тобой. Ты умел молчать и слушать, а Лешка тормошил меня, не позволяя уйти в себя, в свою боль. Смешил и городил чушь. У меня было ощущение, что с груди наконец спал камень, мешавший дышать. Я не подозревала, что настолько одинока. Что так нуждаюсь в чьем-то внимании. Я злилась на тебя, потому что думала, будто ты снова меня бросил. Я не знала... А рядом был Лешка.
  - Тебе надо чаще гулять, - сказал он, проводив меня до подъезда. - У тебя что-то не так?
  - А тебе-то что до этого? - огрызнулась я.
  - Ты мне нравишься, - просто ответил он и добавил: - Очень.
  - Я не свободна. А ты еще совсем ребенок, и...
  Не договорив, я повернулась, чтобы уйти, но Лешка схватил меня за руку, рывком притянул к себе и поцеловал. Наверное, нужно было сопротивляться, ударить его, но я не смогла. Мое сердце стучало так быстро, что я испугалась. Я думала, что никогда не позволю себя целовать кому-то, кроме тебя. Меня нельзя осудить за желание быть любимой, пойми. В моем сердце навеки будешь ты один, но я не справлюсь с одиночеством. Когда за окном плачет дождь, хочется, чтоб кто-то был рядом, держал за руку и шептал нежные глупости... иначе можно просто сойти с ума. А ты всегда уходил. Ты оставлял меня совсем одну, и я черкала стихи в истрепанном дневнике... Только так я могла поговорить с тобой сквозь разделяющие нас километры.
  
  Шаги твои я не услышу...
  Взываю напрасно к судьбе;
  Лишь дождь одинокий на крыше
  Со мною грустит о тебе.
  Пусть плачет осеннее небо -
  Слезами тебя не вернуть.
  Ты птица, влюбленная в ветер,
  Что снова зовет тебя в путь.
  Вернешься ли ты - я не знаю,
  Но в плен бесконечных дорог
  Покорно тебя отпускаю.
  Лети... и храни тебя Бог. *
  
  Ты думаешь, я не могу тебя понять? Ошибаешься. Тяга странствий, что вновь и вновь гнала тебя в путь, знакома и мне. Но тебя я любила больше, чем мокрые от дождя трассы, запах полевых трав, печальные закаты в полнеба и шум мчащихся мимо машин. Да ты бы и не позволил разделить все это с тобой. Ты жил двумя жизнями, а я - жалкой тенью одной-единственной. Я выдержала два года. Два года сумасшедшей любви и сумасшедшего одиночества...
  
  * * *
  
  ... Из заполненной до краев ванны шел пар. Дверь была открыта, и я видела Блэки, развалившегося на полу в коридоре.
  - Кис-кис, - поманила его я. - Пошли купаться, Блэки!
  Кот неожиданно прижал уши к голове, вскочил и резво просеменил в комнату. Странно. Обычно он любил дремать в ворохе полотенец на стиральной машине, пока я мылась. Пожав плечами, я скинула халат, закрыла дверь и повернулась к зеркалу. И вот тут-то я увидела это. Надпись на запотевшем от пара стекле. Ярко-алые, сочные мазки, истекающие тонкими кровавыми ручейками. Отпрянув, я зажала рот обеими ладонями, чтобы не закричать. Невозможно было отвести взгляд от надписи, зиявшей на зеркале, как открытая рана. ПОМОГИ. Одно-единственное слово. Страшное, неотвратимое слово. Непонятно откуда взявшееся - ведь я все это время находилась в ванной, да и в квартире, кроме нас с Блэки, никого не было! Лешке ключей я тогда еще не давала, он не жил у меня постоянно, а мама никогда не приезжала, заранее не позвонив. Что за чертовщина?! И чем нанесена эта странная надпись? Кровью? Конечно, нет! Какая-то дешевая мистика...
  Отчего-то закружилась голова. Толкнув дверь, я выбежала из ванной, схватила мобильник и судорожно набрала Леркин номер.
  - Привет, Кирюш.
  - Лерка! Лер, пожалуйста, зайди ко мне, я тебя очень прошу! Прямо сейчас!
  - Сейчас? Кир, что-то случилось? В чем дело? Почему у тебя такой голос?
  - Лерка, зайди, очень нужно! Тут какая-то жуть творится! Мне страшно, Лер!
  - Сейчас буду, никуда не уходи, - быстро ответила она и отключила связь.
  Уже через четверть часа Лерка стояла у моей ванной, скептически глядя на дверь. Я прижалась к стене напротив, нервно грызя ноготь. Блэки поблескивал глазами-плошками из-под кровати и не изъявлял видимого желания присоединиться к нам.
  - Ты уверена, что тебе не померещилось? - в пятый раз спросила Лерка.
  Я начала злиться.
  - Что я, совсем идиотка, что ли? Повернулась, а там надпись: 'Помоги', да еще на кровь смахивает... Мрак какой-то!
  - Да ну тебя, самой страшно. Дай, я посмотрю.
  Она рывком распахнула дверь и бесстрашно зашла внутрь - я зажмурилась и вжала голову в плечи, ожидая криков ужаса. Но ничего не произошло. Сердитая Лерка высунулась в коридор, ухватила меня за шкирку и втащила в ванную.
  - Ну? И где эти твои страшилки? - почти обиженно осведомилась подруга.
  - Ничего не понимаю... Я же сама... сама видела...
  Я остолбенело таращилась в зеркало, на поверхности которого не было ничего, кроме бусинок воды. Заглянула в раковину, словно ожидая увидеть там потеки крови. Проморгалась и снова уставилась в зеркало, равнодушно отражающее наши с Леркой лица.
  - Никто же не мог стереть надпись - я тут все это время простояла, - пробормотала я подавленно. - Не понимаю...
  - Кирюш, - Лерка осторожно тронула меня за плечо, - а ты себя, э... нормально чувствуешь? Может, ты устала просто? Все эти события... гибель Антона... да и потом, ты вечно мучаешься чувством вины - из-за того, что встречаешься с Лешкой, что он еще ребенок, что ты на него Антона променяла, то, се... но ты же не знала, что он... разбился...
  - Замолчи!!! Причем тут это?! Говорю тебе, я видела эту надпись! Ну я ж не псих, Лер!
  - Да знаю я, никто не называет тебя психом, успокойся... но здесь же правда нет ничего, Кир...
  - Вижу, что нет.
  - Кирюш...
  - Кажется, я схожу с ума.
  ... Ночной ливень наполнил город запахом озона и свежей травы. У нас не было зонта, и мы вымокли до нитки. Лешкины светлые волосы прилипли ко лбу и курчавились, как у ребенка. Я гладила его по голове, а он, смеясь, уворачивался. Мы бежали сквозь эту сплошную стену воды, взявшись за руки, поднимая тучи брызг. Когда путь нам преградила огромная, пузырящаяся от дождя лужа, Лешка перенес меня через нее, как герой какого-нибудь романтического фильма. Словно на мне еще оставалось сухое место, которое стоило спасать. Добравшись до квартиры, мы едва стянули с себя всю эту мокрую одежду. Лешка был такой холодный, весь в мурашках, с головы до пят. Только губы и были горячими...
  - Откуда у тебя этот шрам? - он нежно водил пальцем по моему боку, чуть ниже левой груди. Я молча улыбалась, вспоминая. Это был первый сухой день апреля, и ты катал меня на мотоцикле за городом. Не знаю, как я умудрилась свалиться. На минуту из груди вышибло дух, я не могла дышать и лишь беззвучно разевала рот, как выброшенная на берег рыба. Ты страшно перепугался, помнишь? Я поранила бок - крови было так много... Я никогда не видела тебя таким бледным. Тогда ты понял меня, наконец? Почувствовал всю глубину страха, на который обрекали меня твои постоянные скитания, твое бегство? Мне казалось, я все равно умру раньше тебя. Просто не выдержит сердце. Ни одно сердце такого не выдержит...
  Знаешь, как важно засыпать, чувствуя всем телом биение сердца родного человека? С Лешкой было именно так. Он никогда не уходил, не срывался посреди ночи в неизвестность, не пил кофе, нервно меряя шагами комнату, думая, что я сплю, не курил на балконе в одиночестве, на которое мне не было позволено посягать. Я думала, одно одиночество, наложенное на другое, обязательно выливается во что-то третье, приносит чувство заполненности вместо ужасной пустой дыры в сердце. Минус к минусу дает плюс. Я ошиблась. Мое одиночество осталось при мне, как и твое - при тебе. Почему ты думал, что я не смогу его понять, разделить, забрать? Мы ведь так любили друг друга. Так никто не умел любить. Рядом с Лешкой мне было тепло и спокойно. Я могла уснуть в уверенности, что, проснувшись, найду его там же. Обнимающим меня так бережно, словно в мире нет ничего драгоценнее и важнее. Быть смыслом жизни другого человека - страшно и прекрасно. Я никогда не спала так безмятежно с тобой. Мои ночи были наполнены страхом, что ты снова уйдешь, растаешь, как один их этих беспокойных, эфемерных снов. Как туман, приходящий после дождя.
  Сон был странный. Узкий берег обрывался во тьму, и над синей-синей водой мерцали серебристые силуэты. Точно тонкие церковные свечи, зажженные в пустоте. Я шла меж ними, но не могла коснуться - они, как ветер, проходили сквозь мое тело. Потом я ощутила рядом чье-то присутствие, теплое, родное, почти неуловимое. Ушел страх, уступив место печали, вряд ли возможной наяву. Ибо ни одно живое сердце не вместит столько боли.
  - Зачем ты забрал его у меня? - прошелестел словно со стороны мой голос.
  - Оглядись. - слова коснулись меня мягко, ощутимо. Точно солнечный ветер погладил по щеке. - Ты видишь его здесь, среди них?
  Серебристые тени качнулись, как призрачные огоньки. Я пригляделась, но по-прежнему не могла различить черты силуэтов, лишь отдаленно напоминающих человеческие.
  - Нет, - неуверенно качнула я головой. - Но... я его чувствую...
  Тьма сгустилась. Стало холодно. Среди душ-огоньков проплыл единый скорбный вздох. Тихо, медленно они стали таять вокруг меня, оставляя одну во мраке. Я испугалась, почувствовала, что падаю, но кто-то взял меня за руку, крепко, уверенно - как умел ты один; я улыбнулась и... проснулась. Лешка встревоженно смотрел мне в лицо.
  - Ты плакала во сне, - прошептал он и погладил меня по волосам. - Спи. Это был всего лишь ночной кошмар...
  Да. Всего лишь кошмар. Потому что ты не мог умереть и оставить меня одну. Это был всего лишь сон, дурной, страшный сон...
  Тихим воскресным утром мы с Лешкой лежали поперек кровати, в ворохе подушек и простыней, рассматривая недавно напечатанные фотографии. В конце июля мне дали отпуск, и мы поехали отдыхать на дачу к новому Леркиному другу, Паше. Рыбалка, уха, шашлыки, посиделки у костра на речном берегу... все было здорово. Я и не подозревала, что настолько устала от города, работы, свалившихся на меня тревог и несчастий. Лешка не отходил от меня ни на шаг. Его внимание было даже грубовато - подростки часто не умеют правильно выражать свои чувства - но именно в таком я и нуждалась. Я ныла и капризничала, но Лешка не слушал меня и делал по-своему, шаг за шагом выдирая меня из когтей депрессии. Никто другой бы меня не спас...
  - Смотри, - он сунул мне фотку, на которой мы с ним сидели в обнимку на веранде. - Неплохо вышло. Немного засветилась, правда...
  Я пригляделась - действительно, над нашими с Лешкой головами словно зависло какое-то светящееся пятнышко. Перебрала остальные фотографии - почти на половине из них то же самое. Странное пятно белого света со смутными очертаниями мужской фигуры. Похолодев, я резко оттолкнула от себя ворох фоток, спрятала лицо в подушке.
  - Ну ты чего, Кир? - Лешкина теплая ладонь легла мне на плечо, затормошила. Я зло толкнула его локтем в бок.
  - Не трогай меня!
  - Да что с тобой происходит, можешь ты мне сказать?!
  - Мы не должны быть вместе.
  - Почему? Из-за этого твоего Антона?
  - Нет! - я задыхалась. - Его больше нет... Но ты слишком маленький, ты совсем еще ребенок, Леша! Нельзя нам быть вместе, у нас просто нет будущего, поймешь ты это или нет?
  - Дурь! Дурь какая-то! - он увернулся, когда я потянулась погладить его по щеке, отодвинулся на край кровати. - Зачем все усложнять? Зачем заглядывать в будущее, когда можно жить настоящим, сегодняшним днем? Тебе ведь хорошо со мной...
  - Очень хорошо. Но это не любовь, Лешка...
  В смерти нет ничего романтичного. Смерть - это холод, пустота и непонимание. Непонятно, отчего так все случилось, куда делась теплившаяся в родном теле душа, как жить дальше. Жалко не того, кто ушел, но того, кто остался. Ибо теперь ему суждено жить на свете в еще большем одиночестве, с демонами, плачущими в темноте под шум нескончаемого дождя.
  Когда умер от лейкемии мой двоюродный брат Олежка, мне было двенадцать. На похоронах все плакали, а я недоумевала - неподвижное, холодное как лед, иссохшее тело в гробу никак не могло быть человеком, который катал меня на качелях, читал мне сказки и умел утешить, как никто другой, в самый горький и темный час. И тогда, наверное, я впервые поняла, что такое смерть. Смерть - это когда больше никогда не поговоришь с человеком, не увидишь его, не обнимешь, не скажешь: 'Прости меня'. Потому что этого человека больше нет. И остается только верить, что душа, которая любила тебя в этом мире, счастлива где-то в другом.
  Если бы я увидела тебя лежащим в гробу, умерла бы на месте. От разрыва сердца. Я пробовала представить тебя мертвым - но это было больно, невыносимо больно. 'Антона больше нет', - звучал в ушах голос твоего друга, снова и снова, а я слушала и не верила.
  По ночам, когда заблудившийся дождь стучал в окна, я лежала без сна под одеялом, гладила Блэки и думала о тебе. Больше всего на свете я жалела о том, что так мало знала о твоей жизни. Да, я знала все твои привычки, любимые вещи, мечты и желания, но понятия не имела обо всем том, чем ты жил до встречи со мной. Как погибли твои родители, почему в шестнадцать лет ты сбежал из тетиного дома, где и когда встретил Алису, которую так любил... Чем зарабатывал на жизнь, в конце концов. Теперь ты никогда мне об этом не расскажешь, верно? Милый... я могу выпить много-много снотворного, уснуть, а потом проснуться... Я выйду из дома, а там, под дождем, будешь ждать ты; ты возьмешь меня за руку и поведешь в ночь, и я смогу остаться с тобой навсегда. И мы будем разговаривать обо всем на свете. Но... где-то там, за чертой дождя, спит в своей теплой постели мальчик Леша и улыбается снам обо мне. И рука, потянувшаяся к баночке снотворного, замирает. Тихо, сонно шуршит за окнами нескончаемая вода, безмятежно мурлычет кот, и все в мире прекрасно. Я засыпаю с привкусом слез на губах, а одинокая тень растворяется в ночи...
  
  
  
  Мы уходим, уходим, уходим...
  По тропе дождя.
  За ту грань, где не слышно мелодий
  И свернуть нельзя.
  
  Неизбежно погаснут свечи,
  Сколько их ни жги.
  О душе, уходящей в вечность,
  Память сбереги.
  
  Пусть не буду тебе я сниться,
  Берега свои
  Ищут все одинокие птицы -
  Ты не плачь о них.
  
  Мы уходим. Грустить не надо -
  В сердце страха нет.
  Растворяясь в лучах заката,
  Я сама - как свет.
  
  На душе, точно груз, усталость.
  Дай же ей уйти!
  Мне осталась самая малость -
  Не свернуть с пути...
  
  Все равно я за жизнь не успела
  Ничего понять.
  Растеряла, дотла сгорела,
  Вот и нет меня.
  
  Мы уходим... Не жди, не мучай
  Сердце на краю.
  Я - тебе подаренный случай
  За мечту твою.
  
  Я приду легким сном на рассвете,
  Тихо, как туман.
  И шепну, никакой нет смерти,
  И что смерть - обман.
  
  Что нельзя всех согреть, пылая
  Жертвенным огнем.
  Утешенье одно - за гранью
  Истину поймем.
  
  Мы уходим, уходим, уходим...
  По тропе дождя.
  За ту грань, где не слышно мелодий
  И свернуть нельзя. *
  
  
  А однажды, проснувшись среди ночи от собственных рыданий, я обнаружила лежащий на моей груди белый пион. Полураспустившийся, усеянный бусинками дождевых капель. Ты один знал, что я люблю белые пионы, и всегда мне их дарил. Простые, но такие нежные и душистые цветы...
  - Подарок с того света? - спросила с неуверенным смешком Лерка. Она сидела в кресле, обхватив руками худенькие плечи, и не отрывала взгляда от вазы с пионом.
  - Не знаю. - устало ответила я. Дрожащей рукой сунула в рот сигарету, щелкнула зажигалкой. По комнате поплыло облачко дыма. - Сначала все это меня пугало, но сейчас... знаешь, это будто какие-то знаки...
  - Знаки?
  - Да. К чему все эти надписи - 'Помоги', 'жду'? Силуэт на фотках? Сны? А теперь еще и цветок...
  - Кир, ну это все как-то... дико. Ну не бывает такого!
  - Да неужели? - я хмыкнула и ткнула пальцем в вазу. - А это что?
  - Мистика какая-то, - Лерка поежилась. - А Леша знает? Ну... про все это?
  - Да. Он думает, я преувеличиваю. Говорит, я слишком устаю на работе и переживаю из-за смерти Антона. Даже спросил, не принимаю ли я какие-нибудь антидепрессанты...
  - То есть, он тебе не верит?
  - Знаешь, Лер, он верит мне во всем, причем безоговорочно, но вот тут... все так странно, что я сама бы ни за что не поверила, не испытай все на своей шкуре. Точно, мистика...
  - Думаешь, Антон подает тебе знаки с того света?
  - Не знаю. Я даже мысли не могу допустить, что он погиб, понимаешь?
  - Но если воспринимать всю эту чертовщину как потусторонние знаки, значит, душа Антона пытается что-то тебе сказать, так? Выходит, он действительно умер, Кирюш...
  - Не знаю я ничего. Если бы он умер... я бы почувствовала.
  - Но там, в кафе... Ты так побледнела...
  - Да, именно тогда и произошла та авария. Но это вовсе не означает, что Антон погиб. Он мог выжить.
  - Как? Его мотоцикл разбился всмятку, да еще и свалился в реку. Никто бы не уцелел!
  - Лера!
  - Ну прости, прости, я дура, - Лерка потянулась ко мне, обняла и положила голову мне на колени. - Прости. Я не хотела. Просто... даже если Антон и выжил, то уже дал бы о себе знать. А он пропал.
  - Он пропал, но подает мне какие-то знаки, а я ничего не понимаю. Может, он хочет, чтобы и я умерла, Лер?
  - Идиотка! - разозлилась она. - Ты чего говоришь? Ты о нас подумай! О своей матери, о Лешке, обо мне! Психованная!
  - Кажется, не я совсем недавно наглоталась таблеток и позвонила после этого подруге. Забыла?
  - Вот спасибо, Кира. - тихо сказала она, поднимаясь. - Спасибо огромное за напоминание. Ты настоящий друг. Звони, если понадобится помощь.
  Она ушла, хлопнув дверью, а я долго еще сидела с тлеющей в руке сигаретой и слушала гуляющий по квартире сквозняк. Потом пришел Блэки и ткнулся холодным носом мне в ногу. Я подхватила его мягкое пушистое тельце, прижала к груди и расплакалась, безудержно, горько.
  - Как мне теперь жить, Блэки...
  
  * * *
  
  Я начала задумываться - трезво, отбросив догадки и надежды - что, если ты действительно выжил? Что, если тебя все-таки нашли? При тебе могло не оказаться документов. У тебя нет родственников, которым бы могли что-то о тебе сообщить. Тетка умерла пару лет назад, а я тебе официально никто... Кто знает, что мы вместе? Лишь пара-тройка твоих друзей. Один из них и рассказал мне о той аварии. Теперь его телефон не отвечает, и я понятия не имею, где его искать. Я пыталась куда-то звонить, что-то выяснить сама, но тщетно...
  Смешно, даже дико - но я на самом деле почти ничего о тебе не знаю. Мне было достаточно того, что мы вместе. Мы держались негласного правила - не лезть в жизнь друг друга, ничего не спрашивать о прошлом, жить настоящим, одним нескончаемым чудесным днем. Стороннему человеку такие отношения показались бы странными, но мы и сами с тобой всегда были странными...
  На Лешкино восемнадцатилетние мы отправились в 'Готику'. Не знаю, как Лерка меня уговорила. Этот клуб напоминал мне о тебе, о нашей первой встрече в темном бесконечном коридоре... Тогда мы долго смотрели друг другу в глаза, не зная, что сказать. Потом ты улыбнулся и протянул мне руку: 'Привет, я Антон...'
  Пока Лерка с Лешкой покупали выпивку в баре, я затесалась в толпу танцующих, позволила ритму музыки захлестнуть тело. Вспышки неона выхватывали чужие лица, чужие улыбки... Внезапно взгляд мой наткнулся на темный мужской силуэт, неподвижно застывший у самого выхода, там, куда не докатилась людская волна. Лица, скрытого капюшоном толстовки, было не рассмотреть, но очертаний фигуры я не могла не узнать. Сердце на мучительно долгое мгновение замерло, чтобы тут же сорваться на бешеный ритм. Парень же, постояв так пару секунд, повернулся и неторопливо вышел. Забыв обо всем на свете, не помня себя от потрясения, я кинулась следом. Толкнула дверь и нырнула прямиком в полутьму того самого коридора. Он был пуст... Один его конец вел к выходу из клуба, другой упирался в служебные помещения и туалеты - именно в этом направлении скрылась неуловимая тень, как мне показалось. Я бросилась вдогонку. Тупик с двумя дверьми - в женский и мужской туалеты. Та, что вела в мужской, была заманчиво приоткрыта. После секундного колебания я толкнула ее и вошла... Пусто. Лампочка над головой вдруг ошалело замигала, по углам зашевелился мрак, потянул ко мне свои щупальца. Мне стало жутко.
  - Антон? - позвала я дрогнувшим голосом.
  Тишина. Отголоски музыки едва долетали сюда. Было так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал. Взгляд мой упал на зеркала - они подернулись тонким слоем инея, точно от мороза...
  - Чертовщина, - прошептала я замерзшими губами, повернулась к выходу... и вскрикнула. Там, загородив проем, стоял ты и в упор смотрел на меня!!! Я узнала тебя сразу, несмотря на кровавую маску вместо лица и заляпанную кровью одежду. Кровь была повсюду, она стекала на пол, собираясь в темно-красные глянцевые лужи... Ты протянул ко мне руку, словно желая что-то сказать, и с пальцев твоих тоже срывались бусины крови!
  Не помню, что было дальше. Кажется, я упала в обморок.
  ... Все в мире было правильно. Тихое 'шшш' волн о берег, раскаленный песок, солнце в глаза, твоя ладонь в моей... Когда ты один на один с морем, это тоже прекрасно - но душу охватывает печаль. Нет того единения, той гармонии, того ни с чем не сравнимого ощущения ПРАВИЛЬНОСТИ мироустройства, которые возможны, лишь если рядом с тобой и морем есть любимый, родной, единственно нужный человек. Ты, я, море - вот и все составляющие счастья. Мы лежали на одном огромном махровом полотенце, переплетя руки и ноги, и всем телом впитывали пьянящий морской воздух. Густой, соленый, свежий, он проникал в легкие так же легко, как любовь - в вены. Как прекрасно было лежать вот так, понимая, что мы молоды, влюблены и вся жизнь впереди... Я запускала пальцы в твои волосы, чудные мягкие волосы, ложившиеся в ладонь тяжелым сгустком шелка, гладила твердую грудь - у тебя было великолепное тело! Я мурлыкала и щурилась, как сытая кошка, терлась носом о твое плечо и думала, что не выдержу такого счастья.
  Тогда мы легко говорили о смерти...
  - Когда мы умрем, станем чайками, - сонно пробормотал ты. - Будем вечность носиться над волнами и оплакивать души утопленников.
  Я фыркнула и теснее прижалась к твоему горячему, нагретому солнцем боку.
  - Ну уж нет. Не хочу быть чайкой. Лучше станем звездами, и когда нам надоест светить миру, упадем с неба, сгорим и осыплемся пеплом в море...
  - Романтично. Две падающие звезды...
  - Я люблю тебя, Антон.
  - Люблю тебя...
  ...После теплой ванны с ароматической солью как-то полегчало. В висках перестали стучать тысячи крошечных молоточков, сводивших меня с ума. Я набросила на влажное тело халат, прошлепала по коридору и заглянула в комнату. Лешка стоял у окна с зажатым в руке мобильником, и лицо его выражало целую гамму эмоций: растерянность, угрюмость, печаль...
  - Что с тобой? Кто звонил? Что случилось? - мой голос почему-то охрип. Сердце болезненно шевельнулось в груди. - Что-то насчет Антона? Новости?
  - Н-нет, - он сунул телефон в карман и покачал головой. - Мама звонила. Поругались слегка. Ты же ее знаешь... Пристала, где я, почему снова дома не ночую. Не волнуйся. Все в порядке. Тебе лучше?
  - Да, я в норме. Ванна помогла. Пошли спать, а?
  Я долго не могла уснуть в ту ночь. Окно было открыто, и в прохладном августовском воздухе уже чувствовалось дыхание осени: горькие нотки тумана, запах дыма и дождя. Лешка мирно посапывал рядом, зарывшись пальцами в мои волосы, а я лежала и смотрела на него. Ершик светлых волос, детские черты, пухлые, невинные губы. В уголках их уже затаилась печаль... Со мной ведь так сложно, Лешка, милый мой мальчик. Я предупреждала. А ты все равно меня любишь. С той же неистовой упрямой силой, с которой я люблю Антона. С такой любовью бороться бесполезно. Противоядия нет... Прости меня, Лешка, и спасибо тебе. Потому что без тебя я бы просто умерла или сошла с ума... Той нежности, что я испытываю к тебе, вполне хватило бы, чтобы прожить с тобой всю жизнь - если бы я сумела забыть Антона. А это невозможно. Так потерявшие зрение люди помнят краски мира и тоскуют о них, не в силах ни забыть, ни вернуть. И жизнь превращается в пытку...
  Осторожно высвободившись из теплых Лешкиных рук, я выскользнула на балкон. Через минуту ночь наполнилась тихим, все нарастающим шелестом - пошел дождь. Я высунулась из окна, подставив лицо холодным каплям, ловя их ртом. Теперь все время будут идти дожди, предвестники близкой осени. Быть может, они еще уступят город бабьему лету, хрусткой золотой листве под ногами и ласковому, прощальному солнечному свету... Бабье лето - как счастливая людская старость: тихая, спокойная, безмятежно-грустная... Такую я бы выбрала для себя. Дожди, эти небесные слезы - для молодых. Потому что старики не должны плакать.
  Дождь льет, льет, льет, и не видно ему края.
  
  Мы погрустим с ним вдвоем
  У слепого окна... **
  
  Где то ты сейчас, любимый?..
  
  * * *
  
  Я поскандалила с начальником, а в наказание обрела свободу. В смысле, меня уволили. И я шла по мокрому тротуару, вдоль заплаканных витрин, и тихо улыбалась сама себе. Я была собой довольна. Больше я никому не позволю себя унижать. Все. Хватит. А деньги... Что-нибудь придумаю. Не пропаду.
  В большой луже на углу моего дома сидел и плакал грязный щенок. Именно плакал. Тонко, жалобно и уже бессильно, без надежды на сострадание скулил. Редкие прохожие спешили мимо, не оглядываясь - с такой жизнью не до брошенных щенят. Самим завыть впору.
  - Ну, не плачь, маленький. - я опустилась на корточки, взяла в ладони холодную и мокрую щенячью мордаху. Круглые карие глаза смотрели затравленно, но хвостик пару раз с надеждой дернулся. Осознав, что к нему наконец проявили интерес, лохматый бродяжка заскулил еще отчаяннее.
  - Ладно, - сдалась я тут же. - Надеюсь, Блэки не будет против...
  Что-то теряешь, что-то находишь. Так всегда бывает. И чаще всего находка оказывается на несколько порядков ценнее утраты. Я потеряла работу, которую ненавидела, но взамен в моем доме появилась еще одна маленькая теплая жизнь.
  'Теплая жизнь', отмытая и расчесанная, вовсю прихлебывала из миски, когда пришел вымокший до нитки Лешка. Блэки черной тенью метнулся к нему из-под дивана - жаловаться.
  - Меня уволили, - сообщила я Лешке после долгого-долгого поцелуя в мокрые, холодные губы. - А это Бимка. Теперь он тут живет.
  - Я рад, - просто сказал он.
  Приходилось вставать с утра пораньше, чтобы выгулять Бимку. Лешка уходил на работу - помогал отцу в автосервисе - а я плелась в тихий и сонный двор, плюхалась на детскую карусель и мрачно курила, пока щенок исследовал окрестности. Время от времени он поднимал из травы мордочку, чтобы встревоженно оглядеться: боялся, что я его брошу. Убедившись, что я по-прежнему на месте, Бимка салютовал мне хвостом и продолжал пробежку по зарослям.
  Тебе всегда нравились собаки, их верность и ум. Кошек же ты недолюбливал. Тебе претили их своенравный характер, хитрость, надменность. Но Блэки в дом принес именно ты. Как я пожалела плакавшего на дороге щенка, так и ты сжалился над замерзавшим у подъезда котенком. У Блэки долго гноились глаза и не функционировали задние лапки. Мы боялись, он умрет... Как беспомощно и жалко разевал он свой крохотный розовый ротик, помнишь? Я давилась слезами, кутая его тельце в теплую шаль, а ты грел молоко и учил меня кормить котенка из пипетки... Теперь Блэки - упитанный красавец с повадками аристократа. Я рада, что мы спасли его когда-то. Ты спас... То-то ты удивишься, вернувшись и обнаружив в доме Бимку!
  Вернешься... но оттуда не возвращаются...
  Дома было невыносимо тихо и тоскливо. Блэки дремал на стиральной машине - там его не мог достать Бимка; сам щенок затеял возню с резиновым утенком на полу. Помаявшись, я села за Лешкин ноутбук, запустила 'аську'. Лешке это, конечно, вряд ли бы понравилось, но меня вдруг одолело любопытство. Ничего интересного в его переписке с немногочисленными контактами я не обнаружила, кроме диалога с неким Dante (похоже, еще один фанат 'Devil may cry'). Alex (то бишь, мой Лешка) с этим парнем, как оказалось, в последнее время частенько общался. Я стала читать - остановилась, нервно огляделась и снова уткнулась в экран, чуть ли не водя по нему носом:
  
  Alex: - А если в больницу поступает человек в тяжелом состоянии, но при нем нет документов, в ментовку же сообщают?
  Dante: - Конечно. Вдруг его кто ищет. Хоть по приметам определят. Тебе зачем?
  Alex: - Да так. Надо. А если не знаешь, в каком вообще городе он может находиться - куда звонить?
  Dante: - Ну... должна же быть какая-то горячая линия, базы данных в Сети... Тебе кто нужен? Могу помочь?
  Alex: - Да нет, спасибо. Пока не надо.
  Dante: - Ну удачи, чел.
  
  Вот так-так. Что это Лешка задумал? Что за странные вопросы? Похоже, он пытается навести справки об Антоне. Но зачем? Ради меня? Или сам не верит в его гибель? Господи, Лешка, ну почему ты со мной не поговорил, почему все делаешь за моей спиной? Это же МЕНЯ касается! МОЕГО парня! МОЕЙ жизни! Черт!!!
  Вечером Лешку я так и не дождалась: мать загребла его домой на очередной 'разбор полетов'. Пусть. Мальчишка слишком редко ночует дома, с семьей. Даже Лерка иногда намекает, что он у меня загостевался. Мать все-таки больна, все время дома, ей нужна помощь, общение с единственным ребенком... Представляю, что бы с ней было, узнай она, что ее подросток-сын встречается с двадцатичетырехлетней девицей!
  Воспользовавшись отсутствием мужчины в доме, я позвала в гости Лерку, и мы закатили грандиозный девичник. Попойку, проще говоря. Уснули в обнимку поперек ковра, среди пивных бутылок и резиновых Бимкиных игрушек. Дружеская встреча удалась...
  Днем, кое-как одолев похмелье, я набрала Лешкин номер, но телефон оказался вне зоны доступа. Недоумевая, я позвонила на домашний. Мать холодно уведомила меня, что 'Алеша уехал с друзьями на экскурсию в Самару и вернется на днях'. Офигеть, блин. А мне трудно было сказать? Вот же сволочь малолетняя! Вернется - уши оторву. Хотя, нет. Закачу жуткий скандал с битьем посуды (все равно ее у меня слишком много) и торжественным выдворением негодяя из квартиры. Пожалуй, неделю не буду с ним разговаривать. Или две. Нет, пару дней. Больше я сама не выдержу. Да и поговорить с ним надо... насчет всех этих игр в детективы.
   ...Интересно, почему именно мне досталась такая маетная, грустная, одинокая душа? Нельзя ли было дать мне 'модель попроще'? Меня бы она вполне устроила. Общаясь с друзьями, родными, знакомыми, я жадно всматриваюсь в них, ловлю каждый жест, каждое слово - ищу следы болезни, которой страдает моя душа. Но - увы. Похоже, это лишь мой удел: извечные размышления о смысле жизни, мучительные сомнения и непонятные метания, острое чувство одиночества, от которого хочется завыть или впасть в нескончаемую спячку. Я боюсь остаться наедине с собой, боюсь не успеть в жизни чего-то важного, боюсь не найти своего места под солнцем... Боюсь жить. У меня не получается, как у десятков моих знакомых, замыкать всю суть своего существования рамками денежной работы, удачного брака и маленьких бытовых радостей. Все слишком просто. Мне этого мало. Да и не нужно, по большей части. Моя жизнь напоминает бессмысленные метания в темноте, поиск неизвестно чего неизвестно зачем. И как тогда требовать понимания от других, если сам себя понять не способен?
  Только рядом с тобой я обретала чувство цельности, завершенности, гармоничности. Мое одиночество осталось при мне: ведь оно - это целая вселенная, заключенная в нас самих, - но я примирилась с ним. В те редкие дни, когда ты был рядом, мне не хотелось искать истину и разгадывать смысл бытия, потому что всем этим становился для меня ты. Остальное уходило на задний план, было лишь фоном - работа, деньги, быт, - и уже не отвлекало от самого главного. Мама говорила мне, что нельзя так сильно любить мужчину. Это уже не любовь, а болезнь. Зависимость. Сумасшествие. Ну и пусть! Сумасшедшие намного счастливее 'нормальных'. У них есть свой мир, правила в котором устанавливают они сами. Для нас этим миром стала любовь. Говорят, большая любовь всегда заканчивается трагически. Обычно - смертью. Да-да, Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона... знаем. Ну и что? Зато они любили. Смерти боятся лишь те, кто верит, что она - конец всему. Я так не думаю. Смерть - это как переезд на новое место: уезжать бесконечно грустно и страшно, но это не значит, что впереди не ждет что-то светлое и хорошее. Что-то теряем, что-то находим...
  Вот только тем, кто остается, всегда тяжелее, чем тем, кто уезжает...
  За пару дней до своего очередного исчезновения и той аварии ты впервые за долгое время взял в руки гитару и спел мне песню. Песню, сочиненную тобой. Я помню ее, словно ты и сейчас ее поешь. Тогда я ничего не поняла. Теперь мне ясно, что ты знал. Знал, что можешь не вернуться.
  
  Я ухожу, как обычно,
  С ливнем, упавшим на дом.
  Птица ночная беспечно
  Душу обнимет крылом.
  Ты ничего не узнаешь,
  Но защемит сердце боль.
  Просто ушла, не прощаясь,
  Наша с тобою любовь.
  
  Я бы вернул этот вечер,
  Рук твоих теплый покой.
  Но позабыта навечно
  Мною дорога домой.
  Ты ничего не узнаешь,
  Но защемит сердце боль.
  Просто ушла, не прощаясь,
  Наша с тобою любовь...*
  
  
  Знаешь, что больнее всего? Невозможность увидеть тебя, коснуться, обнять. Поговорить, пусть даже по телефону, сквозь помехи и дожди, через сотни, тысячи километров. Прочитать пришедшую среди ночи смс-ку. Все, что мне осталось - воспоминания о тебе. Горькое богатство. За два года, что мы вместе, моя любовь к тебе не ослабла ни на грамм. Кто-то скажет - невозможно. Нельзя любить человека всю жизнь так же сильно, как в первый день, в первый месяц, первый год. Быть такой же безумно влюбленной. Когда при одном виде любимого пол уходит из-под ног и сбивается дыхание. Когда от одного прикосновения родного человека кровь ударяет в голову. Когда от одного поцелуя кружится голова и все поет внутри... Это счастье. Счастье и проклятие...
  Идет дождь. Август. Холодно.
  Сгусток тьмы - черный свитер, черные джинсы, черный рюкзак - я плелась по лужам, через сумрачный серый город, не зная, куда и зачем. В ушах - Nightwish, в голове - пустота. Антона нет. Лешка уехал. Лерка на работе. Мама в деревне. Одиночество. Или свобода?
  Мимо проносились машины, окатывая меня тучами грязных брызг. Моросило. Спрятав лицо под капюшоном, я двинулась через дорогу. Музыка гремела в наушниках, заглушая все звуки. Я не смотрела по сторонам. Сначала я ничего не поняла. Сильная рука на плече, рывок назад - и вот я уже лежу на тротуаре, мокрая и грязная, и недоуменно таращусь вслед едва не сбившей меня маршрутке. Кое-как поднимаюсь, начинаю озираться: улица пуста. Я не знаю, кто меня спас. Не знаю?
  Знаю.
  ... В квартире пахло осенним дымом. Блэки и Бимка спали одним меховым клубком в большом кресле. Сдружились. Две пары глаз проводили меня ленивым взглядом. Я заварила кофе, покурила на балконе, послонялась по комнате и поняла, что дома был Лешка. Душу вдруг охватила легкая, смутная тревога. Открыла шкаф: точно. Лешкины вещи исчезли. Полочка в ванной осиротела без его шампуня, бритвенных принадлежностей и склянки с вонючим парфюмом, которую я давно мечтала выкинуть. Охваченная паникой, я забегала по квартире, ища мобильник, но тут мой взгляд, наконец, выхватил засунутый за зеркало конверт. О Боже.
  Я пару раз перечитала письмо, прежде чем до меня дошел его смысл.
  
  Кира. Никогда не умел писать прощальные письма. Я вообще неумеха, ты знаешь. Но я постараюсь. Напишу и уйду, пока малодушно не передумал. Я был там. Я ездил тайком от тебя, сказав матери, что отправляюсь на экскурсию. Я нашел его. Я поверил тебе, знакам, о которых ты говорила. И я нашел его. Я нашел Антона. Я все узнал. Это было трудно, но выполнимо. Мне звонили...Я тебе не сказал тогда. Ты была права с самого начала. Наверное, и я тебе верил с самого начала, но не хотел в этом признаваться себе самому. Не хотел терять тебя. Потому что без тебя эта жизнь бессмысленна. Понимаешь? Ты поймешь, а значит, простишь меня, Кира. Я был там. Антон действительно выжил в той аварии. Не знаю, кто привез его в больницу. В этой истории куча странностей. Он в коме. Врачи сомневались, что он выживет. Но теперь все в порядке. На днях они заметили улучшения. Он может скоро очнуться. Его не могли опознать, там какая-то путаница с данными вышла - но теперь все ясно. Кира, он будет жить. На обороте ты найдешь адрес больницы и все данные. Езжай к нему.
  Кира, прости меня, если сможешь. Я ухожу из твоей жизни. Это решение далось мне с трудом, о котором ты и понятия не имеешь. Добровольно отказаться от своего счастья, будучи уверенным, что жизнь на этом кончена - это не так-то просто. Можешь мной гордиться. Это взрослый поступок. А ведь ты вечно упрекала меня в том, что я ребенок. Видишь, я уже взрослый... Только теперь это неважно. Не ищи меня и не пытайся связаться - зачем? У тебя все будет хорошо. Я уезжаю в Москву, к родственникам. Попробую там учиться. Хотя смысла уже ни в чем не вижу. Еще одно хочу сказать тебе: спасибо. За все спасибо. За всю свою жизнь я никогда не был так счастлив и спокоен, как с тобой. Да и вряд ли буду...
  Я люблю тебя. Будь счастлива. Прощай.
  Твой Леша.
  
  P.S. Ключи оставляю соседке.
  
  Непонимание. Шок. Слезы. Смех. Снова слезы.
  Спасибо, Боже. Боженька, спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо. Спасибо, Господи, спасибо, спасибо, спасибо!!!
  Он жив. Господи, он жив. Жив. Мой Антон жив. Боже...
  Лешка. Леша, Лешенька... Лешка, спасибо! Прости меня, Лешка. Бедный мой, родной, прости меня, ради Бога.
  Вещи, деньги на дорогу, рюкзак, куртку... записку - Лерке - 'последи за животными'. Постучать соседке. Да, уезжаю. Надолго? Нет, нет, вернусь совсем скоро!
  На автовокзал. Скорее!
  Все будет хорошо. Ты жив. Ты жив, о Господи, ты жив.
  Вместе с пульсом, с биением сердца - жив, жив, жив!
  Теперь все будет хорошо.
  И слезы - от счастья. Плачь, дождь.
  
  ... Поймем ли мы, зачем пришли в этот мир? Ради чего живем? А так ли это важно... Наконец-то я все поняла. Грудь разомкнули стальные тиски, и дышится легко, совсем легко. Щеки мокрые, то ли от слез, то ли от дождя. Но небо просветлеет, повинуясь чьей-то улыбке сверху. Какое счастье - жить. Я никогда не буду одинокой. Никогда. Пока мы дышим в унисон. Пока вместе. Пока любим.
  Не бойся, любимый. Я рядом.
  Мир сияет. Мир ликует. Ласково шелестит вода.
  Дождь.
  
  
  
  
  2007 г.
  
  
  
  
  * - стихи автора. ** - И. Тальков, 'Летний дождь'
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"