ПЯТИДЕСЯТИДВУХГЕРЦЕВЫЙ КИТ

Города не помнят имён.

Однажды, кажется, ещё весной, мы выкурили по сигарете в Public Gardens, старый и хромой смотритель парка сделал нам замечание, а мы сделали вид, будто не знали. Ты спросила тогда:

- Что будем делать в последний день?

Я сказал, что мы оторвёмся по полной, возможно, нас даже арестуют.

- Это трусость, - ответила ты. - Мы встретим конец как животные. Так, будто ничего о нём не знаем.

Я же согласился, просто кивнул, очередной компромисс. Но что я знаю?

А когда время пришло, мы проснулись в нашей постели, приняли душ, переоделись и ушли, не заперев квартиру.

В тот день мы шатались, как бродяги, по осеннему даунтауну, разве что мелочи не просили, не делали комплиментов чьей-то обуви. Ты выбрасывала зелёные стаканы со своим именем в урны, поначалу тебе хотелось спать, но я с каким-то мальчишеским усердием тянул тебя туда - в пучину города, в немоту азотистых улиц, испачканных грязными бликами неоновых вывесок. Мы были негоциантами баров, выменивали пластиковые деньги на топливо, обнимались с шумными ирландцами и пели с фанатами Ливерпуля в Durty Nelly's. Индусы странно смотрели в нашу сторону. Они, вероятно, считали, что нам там не место. Мы никогда не пахли карри или Replica, мы источали аромат стапелии, жили свой день, сжигая пэйчеки, как лепестки, в сопках Bearly's или Middle Spoon, нас выгоняли бармены, ведь нам казалось, что мы не пьяны.

Но мы были.

И мчали на алых парусах боли в последний день вселенной, извиняясь перед редкими прохожими за неудобство, за акцент, за аборты на девятом месяце, за всё, чем мы могли оскорбить их. За всё, чем могли раздавить их. Где бы мы ни были, ты вела себя так, словно ты лучше прочих. Дороже. Ты делала это достойно, твоё тело словно подбирало себя, сжималось, точно пружина в Глоке, когда кто-то смотрел, ты носила его как платье. В тот день мы всё делали наоборот. Даже наш смех походил на грустные водевильные песенки. Мы хоть и договорились тогда, в Public Gardens, но не смогли сдержать обещание. Никто не способен жить как раньше, если знает, что будет дальше.

И мы знали.

Мы всегда знали.

Ты неуверенно взяла мою руку, как на первом свидании, и повела к воде - в сторону ветхого пирса, уходящего гнилыми шпалами в залив. Звёзды падали в открытый океан, вздымая стены вскипающих волн, их гребни распадались каплями, полными лунной крови. Ты попросила отойти. Сказала:

- Я хочу, чтобы ты смотрел.

Я сделал ровно двадцать шагов назад.

Ты тяжело задышала, а через мгновение пружина твоего тела разжалась, и оно рассыпалось тысячей мерцающих лоскутов, озаривших пирс тусклым коралловым светом.

Для меня в ту ночь конец так и не наступил.

Я до сих пор сижу в нашей квартире, перекатывая горькие соображения от одного виска к другому, и пялюсь на неубранную кровать, расходуя запасы горя экономно.

Города, утратившие нашу любовь, мертвы.