Аннотация: Автор - Ася Михеева. Рассказ занял 2-ое место на двенадцатом конкурсе "Мини-проза". Темы конкурса: "Зона ограниченной ответственности", "Возвращение".
Охане сидел на носу легкой яхточки и с удовольствием смотрел, как Наташа управляется с парусом. В ее движениях чувствовалась какая-то незаученная, природная свобода.
- Среди ваших предков, мне кажется, были моряки, - сказал Охане и напрягся, ожидая Наташиной реакции.
- Да, конечно. Я по бабушке поморка, - улыбнулась Наташа.
Охане кивнул головой. Северная Европа, этноландшафт приморских европеоидов, отлично прижившихся на побережьях Канады и Восточной Сибири. Должно быть, На Юкатане-3 ей вольготно. Что и спрашивать; человека, довольного своей жизнью и работой, видно.
Наташа сузила прозрачно-серые глаза, вглядываясь в горизонт.
- Думаю, они где-то здесь. Пройдем еще с час на зюйд-ост, а там начнем дрейфовать, хахаффы нас сами найдут.
Охане посмотрел на сверкающую равнину моря.
- Я чувствую себя очень неуверенно.
- Хахаффы похожи на дельфинов, - дружелюбно ответила девушка,- уверяю вас, они очень славные. А неуверенность проходит с опытом.
- Я читал, что хахаффы ближе к земным лососям. Это... трудно представить: разумные лососи.
Наташа неуловимо шевельнула рулем, вернув в парус изменившийся ветерок.
- Трудно за глаза. Я думаю, вам проще будет понять их, изучив всю экосистему. Сейчас мы просто познакомимся, а завтра поедем на катере по Сейре, посмотрим нерестилища.
- Сколько осталось времени до следующего нереста?
Наташа нахмурилась.
- Два месяца. Обычно в это время они уже вовсю празднуют, чествуют уходящих. Ничего. Третий год - совсем ничего.
- Экосистему рек вы поддерживаете искусственно, вносите искусственный белок, и сколько-то выпускаете размороженной молоди, - уточнил Охане, - а хахаффы как к этому относятся?
- Благожелательно, - поморщилась Наташа, - то есть так, как будто это лично их не касается.
Охане замолчал. Информация от специалиста-практика очень важна, особенно в сопоставлении с докладом планетарной заявки-вызова; но он чувствовал, что должен подготовиться к встрече. Практический ксенопсихоанализ - абсолютно тёмная вода. В нее следует входить... соответствуя.
Прохладный ветерок дышал вокруг, обгоняя яхту, а ослепительно-белый диск дельты Скорпиона рассыпал по поверхности океана золотистые искры. Охане неподвижно смотрел на воду и не шевельнулся даже тогда, когда первая спина, покрытая радужными чешуйками, разрезала волну.
Стая хахаффов окружила яхту. Опущенный в воду транслятор запищал, защелкал. Наташа склонилась к микрофону и пискнула в ответ. Охане поморщился, чувствуя, как беззвучной вспышкой в мозгу начался инсайт языка хахаффов, выученного в гипноиндукторе за время полета. Одно слово... другое, задним числом понята предыдущая фраза, дополнительный смысл высказывания с прижатыми жабрами (сквозь зубы? Нет, скорее нарочито гнусаво), фразеологизм, намекающий на высоту поэтического стиля. Хахаффы поинтересовались, войдет ли к ним новый человек. Наташа посмотрела на Охане, повторяя вопрос одними глазами.
- Конечно, войду. Много ли даст знакомство сквозь Великое зеркало? - проскрежетал Охане. Хахаффы разразились приветственными речами. Тем временем Наташа помогла Охане натянуть океанский экзоскелет, тихонько инструктируя:
- Старайтесь работать бедрами. Спиной удобнее, но позвоночник с непривычки будет болеть. Руки держите у тела, разве только для поворотов, хахаффы используют боковые плавники для ударов, активные руки ими воспринимаются как агрессия.
Охане закрыл костюм налобной кнопкой, опустил осмотическую маску, улыбнулся встревоженной девушке и упал спиной вперед в воду.
Острое чувство полета - над дымчатым изменчивым миром, под зыбью Великого зеркала - охватило его, как и в первый раз. Охане нырнул поглубже, встраиваясь в выделенное ему хахаффами место, четкую точку в согласованном переплетении плывущей стаи. Хахаффы немедленно отметили учтивую воспитанность незнакомца, перестроившись так, чтобы Охане занял место в переднем ряду. Он осторожно продемонстрировал боязливость и неготовность к ответственности. Инсайт инсайтом, но без опыта работы с дельфинами и морскими котиками - где бы в таких тонкостях разобраться. Охане удовлетворенно вздохнул, увидев, как к нему в положение парной беседы подстраивается крупный самец. Цепочки бугорков вдоль спины указывают на успешный брак, темные чешуйки вокруг плоских рыбьих глаз - на солидный, хотя и не преклонный возраст.
- Мои друзья называют меня Хиасс, - приветливо сказал гигантский лосось.
- Как почетно с первого же входа встретиться со стаей великого поэта, - ответил Охане, восторженно выгибая спину, - ваше имя знакомо мне, как и многим с той стороны зеркала.
- В прошлом я бы застеснялся, - в ответ хахаффа вкралась грусть, - но теперь я волен признать - я действительно Был великим поэтом. Прошлое не отменить, тем оно и прекрасно. А как ваше имя, учтивый гость?
- Приятно сказать, что мое имя отчасти связано с вашим народом. На языке моих предков меня зовут Дикий-родич-хахаффа-повредивший-плавник. Звучит это Охане.
- Большинство имен наших друзей не связано с пространством под зеркалом, - отметил Хиасс.
- Это связано с тем, где жили наши предки. Большинство людей живут далеко от моря, лишь некоторые близки к подзеркалью.
- Я отмечаю, что нити вашего лобного украшения также выглядят иначе, чем у моих знакомых, - осторожно добавил Хиасс.
Охане попытался вспомнить, встречал ли он на Юкатане черноволосых.
- Мы не обращаем особого внимания на цвет волос, - ответил он наконец, - поскольку различные роды перемешались много поколений назад. Теперь в одной семье могут быть люди с разным цветом волос. Но, в сочетании с цветом кожи, цвет волос указывает на район происхождения предков.
- Я вижу, что ваша кожа действительно темнее, чем я привык видеть.
- Бывают и более темные люди. Со временем вы можете встретить и их. Я не думаю, что они будут вести себя как-то иначе, нежели люди со светлой кожей и волосами.
Стая Хиасса тихонько переговаривалась, обсуждая вид и слова нового человека. Крайние особи - крупные молодые самцы - неуловимо отплывали от стаи, чтобы отослать в пространство краткий импульс дальней связи - невидимым в подводной дали стаям. Охане знал, что через пару часов его узнает в лицо любой хахафф океана Хейердала.
Законное место каждой стаи в пространстве подзеркалья; право и очередность приближения к гигантским стаям мелкой пищи; брачные, сугубо экзогамные отношения; сложная иерархия в большой, до полусотни особей, стае - все эти условия создали из крупной хищной рыбы существо, обладающее изощренной речью; существо разумное. Как всякое разумное существо, не всеведущее. Хахаффы понятия не имели, почему им расхотелось размножаться.
- То, что никто больше не хочет подниматься к истокам, вполне понятно, - говорил Хиасс, когда Охане наконец перешел от этикетных тем к причине своего приезда, - лично меня больше беспокоит, что молодежь стала равнодушна к вступлению в брак. Нет, они продолжают играть, обмениваться песнями... Но избегают оплодотворения икры. Самки носят компактную неоплодотворенную икру, не затрудняющую движений, самцы так и вовсе щеголяют гладкой подростковой кожей, - хахафф неодобрительно встопорщил плавник в сторону членов своей стаи.
- Значит, репродуктивное поведение страдает не только в своей окончательной фазе? - спросил Охане.
- Конечно. Хотя я почти уверен, что только страх перед истоком меняет их поведение. Я сам слышал, как молодые хахаффы говорили - того, кто не покрыт икрой, незачем и отправлять в последний путь; будем же жить без икры.
- В свое время меня восхитил обычай хахаффов делить икру пополам между супругами.
- Об этом существуют несколько прекрасных древних стихотворений, - охотно ответил Хиасс, - мне кажется, на заре нашей цивилизации были хахаффы, которые вели себя иначе. Память народа поминает их с осуждением.
- Видимо, сам механизм имплантации оплодотворенной икры в тела родителей сформировался довольно поздно, - задумчиво сказал Охане, - одновременно с формированием разума. И тогда же было отложено созревание икры.
- В морской воде икра может спать десятилетиями, - подтвердил Хиасс.
Охане прислушался к стае старого поэта и решил сменить тему. В движениях молодых хахаффов начинала пробиваться тревожность.
Хорошо еще, что хахаффы не считают столь деликатную тему неприличной, особенно в обсуждении с инопланетянином. Иначе Охане пришлось бы исплавать с хахаффами и океан Хейердала, и океан Амундсена, чтобы через пять-шесть лет в ночной беседе со старым другом таки добраться до нужного вопроса.
Он мягко перевел русло разговора в область светской беседы. Обсудив структуру стаи Хиасса, Охане выслушал и рассказал несколько стихотворений (Хиасс высоко ценил технику танка и был восхищен идеей венка сонетов), и на закате дал сигнал Наташе.
Девушка умудрилась отстать от стаи всего лишь на каких-нибудь пятнадцать минут. Под серебристым светом Хаски, первого спутника планеты, Охане перевалился через борт яхты и застыл, задрав ноги.
Наташа протянула ему термос с бульоном.
- Пейте, переодевайтесь и ложитесь спать. Утром мы будем в устье Сейры, я сдам вас речникам и сама отправлюсь отдохну. Не думала, что вас в первый же день на столько хватит.
- Мне приходилось болтаться в море неделями, - ответил Охане, выпутываясь из костюма. Угревшееся тело на ветру немедленно прохватил озноб. Охане торопливо оделся в сухое и глотнул бульону, - я же работал с зоопсихоанализом морских млекопитающих, особенно котиков. А они такие недоверчивые ребята...
- Ну, это зря, - кратко ответил Охане, заворачиваясь в одеяло. Через несколько секунд он уже спал.
В конференц-зале экологического центра Охане чувствовал себя, как фокусник, которого ошибочно приняли за мессию. Почетно, но несколько тревожно. Выступающий юкатанец смотрел на профессора с Земли почти умоляюще.
- На сегодняшний день мы гораздо лучше понимаем механизм, приведший к нарушениям репродуктивного поведения хахаффов. Однако, это ничуть не приблизило нас к решению проблемы...
Охане внимательно слушал выступление и размышлял. Итак, корни проблемы все-таки не связаны с деятельностью человека. Медленное изменение розы ветров у горного хребта Ломоносова - результат циклических климатических изменений. Реки, текущие от хребта Ломоносова на запад, обмелели. Объем ила, выносимого их водами в океан, уменьшился. Прибрежного планктона стало меньше, стаи рыбы отошли в глубину океана. Ход хахаффов также отодвинулся от берега. Пресная вода и минеральные вещества, вызывающие у хахаффов подсознательную решимость на нерест, перестали попадать в организмы разумных рыб. А без подсознательной решимости какое разумное существо пойдет на верную гибель?
- Все это логично, - сказал вдруг Охане, - а как вы объясняете аналогичные проблемы у хахаффов океана Амундсена? У них-то с пресной водой все в порядке?
- В порядке, - мрачно ответил кто-то из зала, - только они от нее бегают как от чумы. Сидят в середине океана и честно отвечают, что не желают терять голову, а вовсе намерены еще пожить в свое удовольствие. Было не меньше десяти случаев, когда престарелый хахафф и хотел уже выбраться на нерест, но не справлялся с течением реки.
Охане сощурился, став совершенно похожим на хакасскую каменную бабу.
- А... по времени в двух океанах... это произошло одновременно?
- Нет, - ответили несколько голосов сразу, - в океане Хейердала началось раньше. На несколько лет, если быть точными.
- Последний вопрос, - подумав, сказал Охане, - как соотносятся поэтические школы двух океанов?
- Хиасс - последний живой поэт, - сказала женщина из переднего ряда, - теоретически у хахаффов бывают два-три всенародных поэта в поколении. Они передают мастерство ученикам, когда находят способных. Хиасс, насколько нам известно, сам давно готов к нересту. Он ждет талантливую молодежь.
- А молодежи никакой не видать, - прорезюмировал Охане, - благодарю вас. Я должен обдумать все услышанное.
* * *
Только через пару недель он счел возможным вернуться к тому, что считал узловой проблемой хахаффов.
- Хиасс, - спросил Охане, уважительно проскальзывая под брюхом старого поэта, - я многое обдумал и полагаю, что должен задать вам ряд невеселых вопросов. Быть может, нам стоит сделать нашу беседу не столь громкой для ваших товарищей?
- Это нетрудно сделать, - ответил хахафф и вильнул хвостом, притормаживая. Стая проследовала вперед, оставляя за собой в воде эхо болтовни и обсуждений, зачем человек секретничает со стариной Хиассом - видать, не так уж тот и обезголосел, что надзеркальники возятся с ним.
- Хиасс, друг мой, - мягко сказал Охане и продемонстрировал высшую степень участия, готовность нести хахаффа на себе, - Хиасс, о чем было ваше последнее стихотворение?
- Я поклялся не повторять его, - печально ответил хахафф.
- Быть может, я угадаю? Вам останется лишь сказать - "да" или "нет".
Хиасс не выразил ни согласия, ни отказа. Его плавники на миг ощетинились, но покорно прижались к телу.
- Вам трудно говорить об этом, я знаю, - мягко сказал Охане, - но поверьте мне, друг мой, человеку тоже знакомо горе.
- Мне сорок два года. Брачный возраст у людей наступает в половине этого срока, смерть приходит, обычно, через такой же срок, - ответил Охане.
- Насколько мне известно, нерест у человека не связан со смертью, - уточнил хахафф.
- Не прямо, но связан, - задумчиво ответил Охане, - организм человеческой самки необратимо изменяется после созревания нескольких икринок; теряет силы и привлекательность. Самец человека после созревания икры навсегда меняет образ жизни. Большинство людей вынуждены оставлять стаю на большую часть времени, поскольку каждая созревшая икринка требует кормления и заботы ... до становления взрослой особи. Родительство - это шаг и к смерти, и к бессмертию одновременно.
- Бессмертию? - переспросил Хиасс.
- Биологическое бессмертие - это продолжение себя в детях. Социальное бессмертие - продолжение своего дела, например, в учениках. Личность, к сожалению, на бессмертие не способна.
- Пфиа ушла к истоку, не дождавшись моей готовности, - горько сказал Хиасс, - я оплакивал ее... Я не знал, что поэма получит такой резонанс... Я не предполагал.
- Но разве после нее вы не пели ничего? "Прощание с любимой" только в мире людей переведено на восемнадцать языков, и, насколько мне известно, на три языка других рас. Позднейших ваших стихотворений люди не слышали. Но я рискну предположить, что последней вы спели хулу смерти.
Хиасс растопырил плавники, широко открыл рот и раздул жабры. Охане немного отстал, устало думая о том, что трансфер, видимо, оказался слаб и ему сейчас достанется на орехи.
- Да, - наконец сказал Хиасс.
Они долго молчали, плавно двигаясь между тугих струй холодного арктического течения.
- Почему личность должна быть принесена в жертву всеобщему? Почему каждый должен умереть, чтобы жили все? - горько спросил гигантский лосось,- неужели и вы, зазеркальщики, не нашли ответа?
- Когда я был мальком, - медленно сказал Охане, - дед брал меня с собой на лов лосося... Мои предки, как и большинство хищников, питались рыбой. И до сих пор во время нереста и человек, и медведь, и волк выходят на берег и ждут. Лососи идут вверх по течению, перепрыгивая пороги. Их столько, что вода кипит их телами. Они торопятся, выталкивая слабых и уставших на берег. Кажется, что море пытается втиснуться обратно в реку. Каждый из них погибнет, но каждый торопится подняться выше, чтобы отметать икру в лучших заводях... Мой дед говорил, чтобы я учился их отваге. Великолепному презрению к смерти. Идти смерти навстречу ради чего-то большего... непросто. Особенно с поврежденным плавником. Я тогда не вполне понял, о чем он говорил. Только много лет спустя, когда дед уже давно умер, я осознал - стремление сохранить жизнь любой ценой разрушает личность, а готовность пожертвовать ею - сохраняет. Это удивительно, но работает.
- Говорить с отцом своего отца? Хотел бы я с ним поговорить. Мы ведь даже не знаем, на теле отца или матери взрастает грибок, который кормит нас первое время жизни. К моменту, когда хахафф начинает что-то запоминать, от тела родителя остаются только кости. А родитель родителя... - хахафф присвистнул.
- Древнейшим поэмам хахаффов несколько тысяч лет, как я понимаю? - спросил Охане.
- Пожалуй, вы правы, - ответил Хиасс после долгого раздумья, - но как я отвечу?
- Мой дед говорил, что некоторые вещи нельзя вернуть, их можно только передать дальше.
Старый хахафф решительно ударил хвостом.
- Мне надо попасть к истоку... Но мне надо и сказать слово, которое останется внукам. Ни один из молодых не пойдет со мной к реке, а вернуться я уже не смогу. Что делать, надзеркальщик?
Охане перевернулся в воде и посмотрел в сторону темного пятнышка на глади Великого зеркала - киль Наташиной яхты.
- Я думаю, люди смогут это устроить.
Охане оставался на Юкатане-3, хотя даже с дальних побережий океана Амундсена уже пришли сообщения о начавшемся нересте. Многих состарившихся хахаффов пришлось везти к верховьям рек на водных санках. Наташа принесла Охане запись того, как на грузовом судне к оговоренному месту привезли и выпустили за борт семь тысяч тонн речной воды; как одинокий хахафф учтиво поблагодарил людей и исчез в глубине. Охане ждал.
Наконец хахаффы позволили людям записать песнь Возвращения.
- Вы будете ждать литературного перевода? - спросил Охане незнакомый человек, принесший запись.
- Зачем? - спросил Охане.
- Ну... Впрочем, мы все равно вышлем его вам, - в благодарность за спасение целого народа.
Охане сдержался и не поморщился.
- Извините, - вдруг сказал незнакомец, - я не биолог... и не психолог. Я специализируюсь по поэзии хахаффов. Я не понимаю, как вы добились, - он помялся, - такого решительного перелома. Хиасс был гений, но гениальность ведь непредсказуема.
- Я же психоаналитик. Поэзия так же коренится в доразумных глубинах подсознания, как и инстинкты, - спокойно ответил Охане, - только инстинкты подчинены разуму, а поэзия руководит им. Если это настоящая поэзия, конечно.