Смотри, по переливчатому канту горизонта соскальзывает туча,
как будто по дуге, теряя лоскуты и завитки в последнем свете солнца,
неспешно по небосводу в сиреневую тьму.
Ночь затемняет старый сад,
и тёплый воздух, - что капля алой крови на сурьму.

Туда... я знаю, что туда устремлены твои глаза,
в ту даль размытую, где умирает солнце в муках, забрызгав небо кровью золотой,
туда протягиваешь бледные ладони, засыпанные солнечной пыльцой.

В мой старый сад вернулась ночь, она здесь к месту:
трава залитая росой,
ручей, что огибает розы,
подобно вене с чёрной кровью, пульсируя и отражая звёзды,
журчит, под тихий скрип коры на древних вишнях,
роняющих, как самоцветы, светляков,
что над травой по саду разлетаются мерцая.

Я здесь останусь, где тишина - изысканный деликатес для чая.

И ты пятном белесым светишься во тьме, срывая с влажных веток
мне незнакомые плоды, надкусывая, как живых существ,
кричащих от предсмертной боли,
роняя их из тонких пальцев в воду.
Вскрывая кожу на запястьях пурпурными ногтями,
и кровь твоя,
которую так жадно впитывают корни,
имеет горько-сладкий аромат терновника.

Ты возвращаешься, босые ноги оставляют на траве  неразличимые следы,

мне главное, не то что снова здесь, а то, что это ты,
а то, что тьма ведёт тебя сюда по одному маршруту.
И головы склоняли белые цветы,
и светляки
к порезам на руках, как будто к сладкому нектару, липли.

Ты сядешь и возьмёшь свой чай,
и ранив мой застывший взгляд всего лишь краешком
улыбки,
уронишь несколько холодных слов,
вернув все индульгенции свои и все молитвы.

Ты здесь, и темнота накрыла сад мой навсегда,

всё перестало быть реальным - цветы, деревья, старые разломы

и взгляд мой мёртвый, чёрный...

но


как и всегда

в тебя

влюблённый.