Обычно в тавернах замолкают, когда слышат это имя. Печальной и тяжелой становится тишина, опускаются на стол стаканы, стихают проклятия морских волков. Новички, недавно ощутившие вечное дыхание моря, не могут сдержать дрожь, а старики, будто прячась от кого-то незримого, бессильно опускают головы. Ибо судьба шкипера Равендера - вызов всему их миру. Дело не в жизни - жизнь они разучились ценить, ступив на тернистый путь искателя приключений. Дело как раз в смерти. Смерти шкипера Равендера. И нет другой, ей подобной...
Однажды выпивший сверх меры Уильям Слэгг, на которого виски не оказывало в ту ночь должного воздействия, описал мне - коротко и ясно - все события, ставшие основой истории, ставшей легендой, превратившейся в страшную сказку... И не было в этой истории ничего особенного. Вернее, не было бы, если б не свойства тех людей, с которыми я имел дело.
Шкипер Равендер был одним из них, пожалуй, одним из лучших. И на "Морском чуде", и на "Грозе морей", и на "Плимутской красавице" на него разве что не молились. Ибо руки его оставались твердыми, глаза - острыми, а голова - ясной, чтобы ни случалось с ним и его товарищами по счастью и несчастью. Многие до сих пор вспоминают подвиги славных тех судов; и Равендер, имени которого теперь не упоминают, в этих подвигах был действующим лицом не из последних. И в Порт-Саиде, когда... Но что нам в тех историях? Подобных расскажут много - а шкипер Равендер был один.
Блуждая по Толедо, он встретил странного предсказателя. Тот не прибегал к кофейной гуще, линиям на руке или перьям попугая. А что еще страннее - не брал за свои услуги денег. Просто предсказывал всем желающим и не желающим того предстоящие им обычные и выходящие из ряда вон судьбы и уходил.
Был старик слеп, хром, опирался на потертую деревяшку и на плече носил чучело попугая. И гадал он обыкновенно так - вытянув правую руку, касался серьги, которую каждый уважавший себя искатель приключений носил по тогдашней моде в правом ухе. И не удерживая пальцами золото, он тут же произносил предсказание. И никогда не ошибался.
Равендер встретил старика в добрую ночь; у него еще звенели в карманах монеты, все казались друзьями и приятелями, молва о его приключениях разносилась по всему побережью... Он был молод, силен, удачлив. И не боялся предсказателей. И потому не уклонился, когда морщинистая рука протянулась к его уху.
И Равендер услышал:
- Тебе я скажу только о смерти. Многие находят чужую смерть, чужую или ничью, случайную. Ты же встретишь свою. И тебе - одному из всех - предстоит ее увидеть. Лицом к лицу.
Старик повернулся и зашагал прочь. А Равендер расхохотался. За ним нерешительно засмеялись и приятели. Все они жили по правилу, которое мы считаем просто набором слов, аккуратно выведенных на бумаге: "Пока мы есть - смерти нет, а придет она - нас не будет". Но мы-то можем воспринимать эту мысль как философское умозрение, как парадокс "чистого разума". А для веселых молодцев она стала основой существования; иначе жить они не могли, да и не хотели.
И Равендер то и дело вспоминал о словах старика, иногда с усмешкой, иногда с проклятием, иногда - с жуткой, неизбывной тоской. Это последнее состояние было особенно опасным, потому что шкипер, не терявший зоркости и остроты ума, становился в тоске своей страшен для других. И женщины, и собутыльники, и друзья бежали от него, не ведая, чего могут ожидать. А Равендер ночами бродил, намереваясь встретить смерть лицом к лицу. Он хотел ее увидеть - и знал, что это будет означать конец.
Но такие приступы случались редко. А слава Равендера все росла; он плавал на лучших судах и получал немалую долю добычи. И всегда тратил ее тут же, не собираясь оставлять никому и ничего. И снова были таверны, поножовщина и женщины...
Равендер никогда не думал о них. Они не занимали в его жизни особенного места. Они просто были.
Но в одном маленьком борделе в Алжире темнокожая девушка с непроизносимым именем слишком уж буквально восприняла заигрывания шкипера с какой-то блондинкой. У негритянок горячая кровь; и та девица решила, что может заявить на Равендера свои права. Началось с криков, а кончилось, как часто водится, ножом. Девица ворвалась в комнату, где Равендер валялся в постели с ее соперницей, и уже замахнулась на мужчину старым анкасом. В последний момент шкипер опередил ее, подхватив с пола пустую бутылку...
Девушка умерла той ночью; Равендер щедро заплатил за беспокойство. Но теперь, выпив, он неизменно заводил разговор об одном и том же:
- Да, я отчетливо вижу, как она приближается. Движения как у кошки, черная кожа, сияющие глаза... И я жду, жду, жду... Может, в тот раз я и выдел свою смерть? Видел и одержал над ней верх. И теперь моя смерть мне больше не страшна? Или она еще явится - в том же обличье или в другом?
Равендер оказался прав и неправ одновременно. В море такое нередко случается, хоть и в иных обстоятельствах. И случись все там, на вольном просторе, где шкипер был в своей стихии, может, дело обернулось бы по-иному. Но к чему гадать? Ведь случилось то, что случилось.
В Кингстоне, получив немалую долю после выгодного рейса, Равендер остановился в самой дорогой гостинице. Он поднялся в свою огромную комнату, наказав не будить. И разумеется, приказ исполнили со всей возможной тщательностью... А утром услышали выстрел, звон и страшный, предсмертный крик. И сразу поняли, что можно уже не спешить - непоправимое свершилось.
Картина, открывшаяся им в номере на верхнем этаже, многих из нас бы ужаснула. Но в те дикие времена в краях, далеких от цивилизации с ее утренним чаем и симфоническими концертами, нравы были иными. Брызги крови не пугали, трупы не вызывали ужаса. Нет, не это заставило содрогнуться бывалых обитателей Кингстона.
На постели лежали бренные останки шкипера Равендера. А рядом еще дымился пистолет. Ночью он выстрелил вверх, в зеркало, повешенное у потолка изобретательным хозяином. И осколки рассекли его на части; один вонзился прямо в шею. Удача покинула шкипера в ту ночь, но самое страшное было в другом.
На потолке, там, где раньше висело зеркало, остался след. Черный, будто выведенный углем. И стереть его не удавалось. Не удавалось скрыть то, что увидел Равендер под зеркальной поверхностью. То, что надвигалось прямо на него. Лицо убитой им когда-то темнокожей женщины, по слухам, родившейся в Кингстоне.
Разбитое зеркало предвещает несчастья; но одно лишь это зеркало лишило надежды многих и многих. Ведь человек всю жизнь пытается избежать напоминания о смерти. Он пытается жить одним днем, пытается забыть и забыться. Смерть для него - граница. Но если она заглядывает сюда, заглядывает человеку в глаза, ловит его устремленный в пустоту последний взгляд, значит, она смотрит откуда-то? И веселые молодцы утрачивают свою веселость, только подумав об этом. Они знают, что это возможно, что человек, которому все дано, в один миг может всего лишиться, может увидеть свой самый страшный кошмар, встретить его лицом к лицу, броситься в атаку - и понять, что самым страшным кошмаром был он сам, прятавший в себе демонов, готовых в любой момент вырваться наружу. Рушатся стеклянные своды, окружавшие его хрупкий мир. И человек, увидев лицо на потолке, уже не может отвести от него глаз.
Именно так шкипер Равендер и встретил свою смерть.