- Все, ребята! Дальше остановиться не выйдет... Совсем колея плоха, чтоб ей пусто было!
Вадик сбросил рюкзаки на траву, потом спрыгнул сам. Дима последовал его примеру. Подошвы, касаясь земли, стучали глухо, будто в наглухо запертую дверь неимоверной толщины бился чей-то слабый кулак. Состав снова набрал ход и, гудя, понесся по прямой дальше в лес. Три вагона - все, что осталось от транспортного обеспечения. Да и сами разработки пришли в упадок.
- То ли дело, когда эшелоны с торфяников каждый час носились... - заметил себе под нос Дима. - А теперь еле дождались из райцентра этой "попутки". И хорошо еще, что они ползают иногда, чтобы рельсы ржавчина не поела.
- Согласен, - кивнул Вадик. - Помнишь, когда в школе учились, сидели тут, поездов ждали? А они тогда еще быстро мчались... Ветер, трава мотается во все стороны, жаром с дороги пышет.
- Да, здесь, помнится, труба такая была... А вот и она!
Чуть в стороне от насыпи по-прежнему валялась огромная железная труба, теперь наполовину съеденная ржавчиной и густо заросшая лопухами. Тропинка от железной дороги к деревне совсем заросла, трава подступила вплотную к колее. Но воздух был все так же напоен простыми запахами, а трава колыхалась на ветру, источая тепло и свежесть. Вдалеке вставали из зеленых зарослей редкие домики под шиферными крышами.
- Вот и вернулись! - улыбнулся Дима, еще раз вспомнив, как любил проводить каникулы у Вадика в деревне. Родители его всегда отпускали с охотой - и от дома недалеко, и хлопот меньше. А тут лес, река, прочие радости привольной жизни. - Жаль только, что ненадолго.
Вадик, прищурившись, посмотрел в сторону дома:
- Поехали бы автобусом, с утра бы добрались. Нет, захотел же, как в детстве, романтики! Далось оно тебе! Сколько уже лет не был в гостях?
- С десятого класса, пожалуй, - Димка не мог понять, с чего его спутник так взъелся.
- Десять лет минимум! А я здесь частенько мотаюсь. Надоесть не надоело, а все ж приятности поубавилось. Огород, забор, вода для полива... Ладно, пошли!
Лениво подняли рюкзаки и двинулись к проселку. Недавно прошли дожди, так что идти по прямой не получалось: непролазную грязь приходилось брать по технике героев - в обход. Димка пожалел, что не надел сразу кирзовые сапоги, пребольно колотившие по спине. Чем тащить на себе эту тяжесть, лучше б съестного прихватил поболее. А то на рыбалку да на грибы надежда невелика... Запасов Вадик в деревне опять же не держит - крыс боится. Магазин километрах в семи, если не закрылся за ненадобностью. Так что перспективы не радужные.
- Слушай, ты выпить захватил?
- Говорю же, две поллитры стоят! Купил с мужиками рассчитываться, да все дрова сам и порубил. Удачно, ничего не скажешь. Ну, и еще две посудины у тебя. Самогона теперь нет и не будет - последняя специалистка по этой части в город переехала.
- Неувязочка! - хмыкнул Димка. - И что поселяне пьют?
- Какие теперь поселяне... Им либо и пить нечего, либо из города бухла навезут и пируют. Рассказывал же тебе, что все аборигены повымерли.
- Да, я и позабыл... Встречаемся вроде реже, говорим мало, а что скажем - вмиг из головы вылетает за делами. А ведь что они, дела?
С этими словами он чуть не провалился в очередную лужу, широко раскинувшуюся в самом неподходящем месте.
- Лучше под ноги смотри, руссоист! - не без издевки прикрикнул Вадик, придержав гостя. - Так и не доберемся никогда.
Дальше шли молча. Два километра преодолели без труда, миновали пять домиков разной степени ухоженности и остановились у почерневшей от времени избы, огороженной покосившимся забором. На фоне общей неухоженности строения ярко выделялись крашеные синим цветом наличники.
- В прошлом году поднапрягся, - Вадик улыбнулся гордо, - краску развел и навел порядочек. На остальное пока сил недостает. Да, где же ключ завалился?
Он просунул руку, между досками крыльца, пошарил там сосредоточенно и извлек наконец пыльный ключ.
- Можно и внутрь. Пошли сначала за водой, ведра за дверью.
Хозяин был прав, как всегда, и они, отчаянно гремя ведрами, потрусили по тропинке к колодцу. Дома вокруг переменились - насколько Дима мог припомнить. А вот сам колодец остался тем же бревенчатым срубом с неуклюжим, огромным "журавлем", оглушительно скрипевшим при каждом движении. Вода опять-таки осталась на месте. Дима вспомнил, как в детстве его к колодцу не пускали, опасаясь печальных происшествий. Да, ответственности никто не любил. И вся она теперь опустилась безнадежным грузом на его плечи. А тяжесть будет покруче, чем огромные ведра, заполненные свежей водой. Да, не измеришь...
- Ты что сегодня бормочешь без конца? - голос Вадика будто повисал в летнем воздухе. - В колодец, что ли, теперь ухнуть хочешь? Заработался в своей конторе, переводы так и мерещатся?
- Я, между прочим, там за всякую запятую могу головы лишиться, - рассудительно заметил Дима. - И подписку о том давал. Сам будто не видишь с утра до вечера кошмаров, как пиво с твоего склада брать перестают!
- Ну вот... И сказать нельзя! - Вадик сразу помрачнел, махнул рукой, задетый за живое. Он подхватил свои ведра с низенькой скамейки у колодца и живо зашагал обратно. Дима, вернувшись к реальности, последовал его примеру. Не стоило напоминать приятелю о его проблемах. А впрочем, сам виноват... Напросился. Но на отдыхе все должно позабыться. И будет порядок.
... В доме порядка как раз не хватало. Чистую посуду Вадик сложил на столе, накрыв кое-как полотенцем. Возле печи валялись старые котелки и противни. Рукомойник подозрительно кренился влево, будто раздумывая, не стартовать ли ему с постоянного места. А гора обуви в углу наводила на печальные мысли в духе Экклезиаста.
В другой комнате дела обстояли куда лучше - дорожки на полу, фотографии на стенах, шкаф с чистой посудой. И зеркало. Точнее, зеркала...
Странная особенность комнаты бросалась в глаза всякому, кто переступал порог. Над небольшим овальным зеркалом без оправы, что располагалось в простенке между двумя окнами, возвышалось другое - прямоугольное, отделанное деревянной резьбой. То зеркало явно было старым, но не особенно ценным - коричневатая порыжелая краска, нелепые завитушки с боков. Разве что наверху красовалось что-то вроде птичьей головы. Но украшение давно уже утратило изначальную форму, превратившись в нелепый придаток к зеркалу, в котором вряд ли можно было что-нибудь рассмотреть. На фоне покрытой пылью поверхности новое зеркало, тоже не отличавшееся чистотой, казалось источником ослепительного сияния.
- Откуда у тебя эти украшения, Дима? Вроде раньше не было...
- С чердака притащил и навесил. Ну, потом расскажу... Давай сначала делами позаймемся.
Дел нашлось много, но приятели с ними на пару управились быстро. Сгоняли в подлесок за грибами, и через пару часов уже откупорили заначенную бутылку, усевшись возле благоухающей жареным сковороды.
- Что ж, за гостеприимный кров! - Дима глотнул и даже умудрился не поперхнуться. Где это Вадик достал такую дрянь? Только для бартерных расчетов и годиться. А этот приятелей поит.
Сам хозяин тоже выдохнул с недоумением:
- Гммм... Прогресс далеко шагнул. Вот и заводики в райцентрах появились - производительные, что аж чертям тошно. Скоро всех перетравят! Пить, однако ж, можно.
Дима спорить не стал - выпить и правда хотелось после насыщенного дня. Да и не ел с утра ничего... Так бутылку и прикончили. А грибы вместе с ней. Потом поставили самовар, потеплели, размякли, Вадик вышел покурить, а гость его в это время направился в комнату - радиолу включить. Электричества, однако ж, не обнаружилось; зато Дима снова обратил внимание на зеркало. И прямо на пороге ошарашил хозяина:
- Так что же с реликвией? От прабабушек досталось?
- А, ты про зеркало... Зеркало навесить старушка попросила; она его на чердаке от греха подалее держала, чтоб не разбить. Нас с тобой по детству туда не пускали, а потом стали опасаться за перекрытия - и лезть расхотелось. И холстом прикрыто было, чтоб случайный кто не совался. Так бы и не нашел; но вот повесил, холст сдернул - так не видно ж, блин, ничего, кроме пыли. А бабка накрепко запретила тогда ее стирать; слово дал и держу.
- Разбить боишься, что ли? - кроме стародавней приметы, в голову Диме ничего не приходило.
- Тут все хитрее. Давай посуду прибирать. А то темнеет уже, а дел уйма. На ходу рассказать можно, да что-то не хочется...
- А все ж-таки? - хозяин его заинтриговал.
- Отстань! Сядем на крылечке покурить - расскажу. Займись хоть чем-нибудь, наконец! Гость, называется...
Дима только рукой махнул - настроение у Вадика и впрямь было препоганое, и отчего-то не улучшалось. Природа, водка, жареные грибы - но вот не радуется человек. И дома вроде бы все нормально. А в душу не влезешь, чего там творится, не поймешь... И Дима начал наводить порядок в шкафу, то и дело взглядывая в сторону покрытого пылью древнего стекла. Потом снял крышку со старой радиолы, проверил контакты, ручки настройки отладил - древняя коробка тут же разразилась громкими и вполне разборчивыми воплями.
- Ну вот, стоит только заставить... - откликнулся из кухни Вадик. - Знал же, что и от тебя польза будет! И электричество мигом дали, будто знали про твои старания. Радио не выключай, пошли закатом любоваться.
Сели на жалобно скрипнувшую скамейку. Дима окинул взглядом полузаросшие гряды, сливовые деревья, несколько так и не выкорчеванных пней, покосившуюся поленницу - и вздохнул. Все это было не его, чужое. И все же, все же... Нет, не ценит Вадик красоту - или ценит, да не показывает?
Тем временем хозяин вытянул сигареты, протянул другу, затянулся - и откинулся назад, прислонившись к бревенчатой стене. Он прикрыл глаза и будто прислушался к чему-то. Дима мог разобрать только жужжание насекомых да далекое гудение автомобиля. Он тоже закурил, но свежий воздух не располагал к никотиновым отравлениям:
- Траву-то бросил? - он знал, что в свое время Вадик изрядно баловался легкими наркотиками. - Здесь самое бы место...
- Давно уже. Не берет...
- А грибочки?
Вадик открыл глаза и долгим, серьезным взглядом посмотрел на гостя:
- Сам знаешь, из всех грибов только три вида несъедобны. Бледные поганки, ложные белые, а третьих я не помню. И потому боюсь, что, занявшись псилоцибинчиками, нарвусь как раз на эти третьи. И так и не вспомню сути запрета... Нет, грибы тоже не помогают. И медитации, и пранаяма, и тантра.
- От чего не помогают? - Дима опешил. - И какая, к бую, пранаяма? Я всех твоих книжек не читал, но бред же полнейший. Вот оно все, рукой подать... И вечный кайф!
Вадик посмотрел куда-то в сторону:
- Видишь заборчик? Там раньше дерево стояло - здоровенная такая липа. Однажды ветер был, сук сорвало и человека прибило. До смерти. Сосед потом взял топор и разделал так, что следа не осталось. И нету теперь ничего. А вот поделать уже ничего нельзя. Вечный кайф, говоришь! Нет, чужой он, кайф, опасный... И не мой никаким боком. Хорошо, пока на крыльце сидишь. Да и то... Вот про зеркало ты спрашивал.
- Еще как спрашивал! - Дима даже сигарету отбросил.
- Рассказывать, по правде, нечего. Ходил про него слух. Как обустраивали дом, прадеду его кто-то подсунул. Тот повесил на стену - на то самое место, где и сейчас. Пыль на нем вроде не оседала - висело и висело. Но вроде как затуманилось. Решил прадед зеркало протереть... Когда прабабка в комнату вошла, его и след простыл. Так и не нашли. А зеркало более не трогали. Потом, уже перед войной, убрали от греха, чтоб не разбить. Что тогда было бы неведомо: человек бы исчез, или иное что... Пыли теперь накопилось изрядно. Много лет прошло, дом немало простоял, людей немало сменилось. А время оседало пылью на зеркале. И коснешься ее - уничтожишь себя, запечатленного только в этой пыли.
Дима в недоумении смотрел на приятеля. Не мог же Вадим верить в этот бред про пыль времен на простеньком старом комнатном зеркале. Но не мог и придумать такую простую сказочку про человека, который стер сам себя.
А Вадим улыбнулся свойственной ему в последнее время улыбкой деревенского сфинкса - лукавого, но избегающего загадок:
- И вся любовь! Прабабкины сказки, разумеется. А пыль я так и не стирал. И тебе не советую по праву хозяина. Пойдем, ягоды соберем, что ли, чтоб не зря сидеть?
Куст черной смородины, стоявший в углу огорода, хоть и зарос изрядно, но урожай дал обильный. Немалую часть приятели употребили по назначению, оставшееся сгрузили в корзину. Перебрасывались незначащими фразами да поругивали вполголоса озверевших к вечеру комаров - больше ничего в голову не лезло. Дима вновь и вновь раздвигал ветви, бросал в старую, кое-как залатанную корзину грозди крупных ягод и снова тянулся за смородиной. Механическое занятие поглотило его без остатка. Ничего не отвлекало от трудов: деревня будто вымерла, ветер стих, солнце садилось в полной тишине. Только комары звенели, впиваясь в уши. Потом лениво залаял пес, неспешно завела свой речитатив кукушка. Так птица и зверь вели дуэт, то выводя звуки в унисон, то уступая друг другу место для соло.
Очарованный странной гармонией, Дима едва корзину не уронил. Вадик, впрочем, на сей раз не ругался, поскольку сам нетвердо стоял на ногах после выпитого и съеденного.
- Темнеет уже. Пошли баиньки. Завтра с утра на карьер дернем. Еще проснуться предстоит...
- Карьер все тот же? - Дима наморщил лоб, воскрешая детские впечатления.
- Думаешь, для тебя новый вырыли? Тот же, не бойся. И топать все те же три кеме. На диване ляжешь?
- А что, есть варианты? - Дима поежился. Ветерок и впрямь стал холодным. - Раскладушку еще можешь предложить?
- Не рискуй - на полу проснешься. Если честно - не знаю, куда она и завалилась. Когда зеркало доставал, ее в последний раз и видел...
- Кстати, Вадик, а зачем ты его повесил?
Хозяин дома замялся у самой двери, закашлялся, будто старался затянуть паузу, потом согнулся, отряхивая брюки, и пробурчал:
- Бабка говорила, что зеркало должно поддерживать дом. Пока оно на своем месте, время замирает. И пыль лежит, и стекло хранит ее, и больше ничего не властно в этом месте... Мечта, одни словом!
- Смахнешь пыль - и исчезнешь сам, получается? А так дом будет целым и невредимым? Как налипший на стекле слой мусора? Есть в этом что-то... Даже не говоря о твоем исчезнувшем прадеде.
Дима глядел на зеркало с уважением. Когда погасили свет, казалось, что в мутном стекле таятся какие-то огоньки, распадаются и прячутся там, в глубине. Сохраняют и этот день, и все, с ним связанное... Еще несколько пылинок... Еще пара мгновений в вечности... И ничего не произойдет... Ничего не случится...
В этом расслабленном состоянии он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
...А выдохнул как будто уже утром. Недалеко горланил петух, а в кухне вовсю гремел чашками Вадик.
- Эй, в каюте! Подъем... Рыбы тебя не дождутся.
На скорую руку выхлебали чаю, прихватили удочки и зашагали по старому проселку, кое-где заросшему травой. Какое-то время Дима удивлялся, почему этот кратчайший путь еще не разъездили любители рыбной ловли. Но скоро тропа уперлась в брод через бурный по здешним меркам ручей. Мост когда-то был рядом, но от него давно остались одни воспоминания:
- В половодье снесло, - заметил Вадим. - Да и какой мост - одно название! Окружной дорогой все добираются. А мы пешочком: через речку, через лес. Как там дальше в песенке?
Дима замялся... Вроде бы не так давно это был его любимый рассказ. И помнил он переводы из Саймака едва не наизусть. А теперь - словно заклинило.
- Вот и я не могу вспомнить, - впервые Вадик улыбнулся не зло, а как-то виновато, извинительно. - Вот что время с человеком делает. И вроде бы всего ничего, а однако ж туго приходится. Забыл!
Дальше шили молча. Солнце уже, несмотря на ранний час, парило немилосердно. Дима скинул рубаху и начал лениво отмахиваться ей от редких слепней. В траве по дороге начали шуметь кузнечики, завела неразборчивую песню какая-то одинокая птица. Идти стало веселее.
Когда миновали посыпанную гравием проезжую дорогу, начались поля. Здесь тропы не было, но Вадик шел уверенно - за долгие годы настоящий рефлекс выработал. Дима еле поспевал за ним, стараясь не споткнуться. Из травы то и дело взлетала мошкара, гудели протянувшиеся вдали ЛЭПы. На небе не появилось ни единого облачка. Вадик утер пот со лба:
- Да, погодка та еще. Уползут наши карасики поглубже - и поминай как звали.
- Там же вроде бы тень... - нерешительно возразил Дима.
- Это ты рыбам скажи! Они, черти, знают, что к чему. Выудим, конечно, сколько-нибудь. Вот уже и проход. Видишь, между кустами.
Действительно, в указанном месте обнаружилась тропа, через пару минут приведшая их на берег круглого пруда, вырытого еще при развитом социализме. Почему колхозное хозяйство не могло обойтись без этой ямы, заполненной водой, Дима понять не мог. Зато рыболовам здесь было самое раздолье. На противоположной стороне "карьера" обнаружились трое мужиков с удочками. Вадик кивнул и начал распаковывать снасти. Разговаривать не стоило: можно и впрямь последнюю рыбу спугнуть.
Рыбалка, впрочем, шла удачно. Караси попадались приличных размеров, березы, окружавшие карьер, отбрасывали на удильщиков успокоительную тень, ветерок мирно шелестел в листве... Идиллия! Дима следил за поплавком, мирное покачивание которого на воде прерывалось только более или менее приличным клевом. Периодически он увлекался зрелищем настолько, что подсекать рыб забывал, провоцируя приятеля на презрительные замечания. Вадим даже пару раз хотел вырвать у соседа удочку, чтобы самому управиться с многообещающей рыбиной, но на такое нарушение рыболовного этикета не решился.
Ведерко мало-помалу наполнялось добычей, но через пару часов клев окончательно пропал:
- Все! - скомандовал Вадим. - Можно сворачиваться. Жаль, не прихватили с собой. Могли на природе кирнуть, а так по жаре потащимся.
- Как же здесь красиво! - вырвалось у Димы. - Я и позабыл...
- Так себе... Деревьев мало, дорога рядом, народ сидит день и ночь, вода мутная...
- Ну, не особо и мутная. Вот отражение какое! Будто в зеркале.
Он замер, смутно понимая, что сморозил несусветную глупость. Напоминать о загадочном старом зеркале здесь, на вольном воздухе, вдали от тайн и кошмаров, не стоило. Но Вадим только рукой махнул:
- Зеркало, конечно, не пыльное. В этом смысле все в порядке. А все равно чего-то не хватает. Нет, красиво для нас, городских, согласен, но уже не деревня. Не, не знаю...
Философское настроение у него скоро прошло, и по обратному пути Вадим привычно подтрунивал над рассеянным гостем:
- Часы дома забыл, спасибо, что голову захватил. И как ты на работе еще держишься!
- Сам-то рыбу не урони... - Пластиковое ведерко в руках Вадима угрожающе дернулось. - Все же поле... А нам еще ручей переползать.
Обратно шли отчего-то быстрее. Воздухом надышались, успокоились и остались рыбалкой довольны. Дима уже начал предвкушать неспешную сиесту. Салат, водочка, жареный "дар природы" (о том, кому придется разделывать рыбу, он старался не думать)... Но в этот самый момент его идиллические размышления были прерваны хриплым голосом:
- Вадя, ты, что ли? С рыбалки?
На крыльце соседнего дома, скрытого огромными яблонями, стоял пожилой мужчина в белой кепочке. Был он небрит, помят, облачен в драные треники, но явно не бедствовал: за домом красовались два новеньких сарая, в одном из которых стояли вполне приличные "Жигули".
- В гости приехали? - Мужчина соскочил с крыльца и резво направился к рыбакам. Дима затруднился бы определить его возраст: морщины, румянец, заскорузлые руки, уверенный шаг - нет, сложновато... Он замер на тропинке, ожидая реакции своего спутника. А Вадим просто поздоровался:
- День добрый, Владимир Николаевич! Как хозяйство?
- Пила свое пилит, трактор на ходу, - прямо-таки расцвел мужчина. - А ты проведать приехал? Заходите с приятелем ко мне. На террасе посидим, а?
- Недурственно... - протянул Вадик. - Это Дима, это Владимир Николаевич, мой сосед.
- Можно и Владимир, и еще короче, - пояснил мужчина, протягивая гостю свою почерневшую ладонь. - Вадик всегда такой официальный. А семьи ведь сколько лет рядышком живут. Сами подумайте, шутка ли! Давайте ко мне, с уловом вашим разберемся заодно.
- Захватим только дома кое-что... - Дима ясно понимал, что придется "захватить"; он безропотно потащился к дому, взял охлажденные в подполе бутылки и вернулся на террасу, где Владимир Николаевич как раз стряхивал стружки с огромного самодельного стола.
- Просторно тут; в жару немного и прохладно... О, жизненная влага! В город, видите, никак не выберусь (виновато добавил он), тоскую. И выпить опять же надо! Зелени у меня хоть отбавляй. А рыбу вашу... Ладно, самую крупную почистим. А остальное пусть котяра лопает.
И в самом деле, у дверей выжидательно замер толстенный серый котище, изогнувший спину и готовый тотчас прыгнуть за лакомством. Глянув еще разок на карасей, показавшихся теперь куда меньше, чем в момент извлечения из воды, Дима тут же согласился с собеседником. Их мнение разделил и Вадик. Вскорости все трое сидели за столом и закусывали.
Владимир Николаевич оказался хлебосольным хозяином. На столе появилось немало даров природы; рыба в этом изобилии с легкостью затерялась. Правда, Вадик выпотрошил несколько карасей и бросил на сковородку. Остальной улов отошел коту, оставившему их после этого в покое. Через некоторое время, покончив с нехитрой кулинарией, все трое уже сидели за столом, а Дима сворачивал пробку с прохладного бутылочного горлышка. Владимир Николаевич смотрел на свой стакан примерно так же, как кот на карасей. Заметив и посочувствовав про себя, Дима снизошел к страданиям соседа и плеснул ему первому. Почти тотчас же был провозглашен тост за встречу, и жизнь вошла в привычную колею. Под водку разносолы со стола исчезали довольно быстро, Вадик делился с Владимиром Николаевичем подробностями своей городской жизни, а тот не без увлечения рассказывал про тяготы натурального хозяйства.
Как понял Дима, отставной военный, получив небольшую пенсию, вернулся в родительский дом, оставив жене квартиру. И здесь вел жизнь простую, если не сказать примитивную. В деревне электричества месяцами не бывало, а магазин находился на изрядном расстоянии. Вот и жилось - простенько, но Владимиру Николаевичу нравилось:
- Тяжко тут, конечно, но покойно, мирно как-то... Семь лет почти безвылазно торчу - привык. Семейство наезжает, проведывает, да с хозяйством управляется. А я вроде патриарха - выхожу, приветствую, принимаю дары. Веселье! Вадик, давай еще по одной, а? Скучаю без нее, проклятой! Самогон местный противен, брезговал я им, пока и была возможность... Ну, за молодежь!
- Ладно, чего уж там... - как бы смутился Вадим.
- Ничего, нормально! Время здесь тоже летит, не медлит. Я уж перед вами совсем старик, хоть и не особо чувствую. В зеркало с утра глянешь... Кстати, про зеркала. Вадик, твое-то висит?
- Чего ж ему доспеется!
- Дима, ты тоже про эту штуку знаешь? - Дима кивнул. - Есть в ней особость какая-то, не древность, нет - необычность. Прадед Вадькин в ней и пропал - как мы во времени пропадаем. Или не пропал - хитро тут все. Ты сам-то, Вадим, как полагаешь, куда он делся? Вся деревня ведь сколько лет судачила!
Отставник подхватил со стола луковицу и звучно закусил ею проглоченную водку. Вадим поморщился:
- Брось, Владимир Николаевич! Пристал тоже... Пропал и пропал! Дело давнее, чего там не болтали...
- А я полагаю, у тебя свое мнение есть. И зеркало ты в покое держишь неспроста. Ведь тоже время чуешь и тоже управиться с ним хочешь. Кто бы ни захотел - инструмент под рукой. И работает инструмент. Вот...
- У меня же есть! - Хозяин выудил откуда-то помятую пачку какой-то "Астры".
- Да что ты, Владимир Николаевич! С этим мне не совладать. Мигом вернусь, на крыльце, на воздухе курну... посидите пока.
Несколько минут после ухода Вадима сидели молча. Дима механически дожевывал что-то, оглядывал новую террасу, еще не отделанную внутри, и собирался похвалить строительные навыки хозяина. Сам же отставник непослушными пальцами выудил из пачки сигарету и затянулся:
- Ты давно Вадима знаешь?
- Еще со школы. Сюда в гости приезжал.
- Ну, я тогда тут не бывал. Родитель еще здравствовал, пасечник. Помнишь, небось?
- Да, вроде бы... - Воспоминания в голове Димы как бы шевелились, но отчетливых форм никак не принимали.
- А зеркало видел? - Дима молча кивнул. - Так пылью и покрыто сверху донизу?
- Да, Вадик говорил, что запретила бабка...
- Эх, старуха кое-что понимала. Она в него, говорили, и не смотрелась вовсе. Второе притащила и завесила то, старое... А дед все хотел разглядеть... Налей-ка еще по одной!
Дима плеснул в стаканы; выпили, закусили еще. Владимир Николаевич вытащил со сковородки две последние рыбины, с подчеркнутой аккуратностью выложил на тарелки. Погладил кота:
- Не, Петька, ничего больше не получишь, зажрался! - И перевел взгляд на гостя: - Он к Вадику в дом не ходит - даже на крыльцо. Боится чего-то. И другие твари немного того... Сами хозяева это чуяли. - И забормотал почти неразборчиво: - Но ведь не страшное оно, другое просто... И не бояться надо, а жить с ним. И силы брать, и молодость... Понять надо... Старость, дряхлость - ан прыгнул, и нету их! Маета все, ложь и - как ее? - иллюзия... Все с революции еще началось.
Дима оживился. Похоже, старик разговорился и может сообщить еще что-то важное:
- Что, с зеркалом?
- Я так полагаю - между нами, ладно? - из господского дома зеркало и стащили. И как, стало быть, уперли, так дом и рухнул. Будто не было - пустырь на пригорке остался, там и трава толком не растет. Уж что с зеркалом не так - доподлинно не знаю, но трогать его, окажись там, ни в жизнь бы не стал.
- А насчет того, что на зеркале оседает время - не слышали? - попытал счастья Дима.
- Брось, не думай! Чего зря волноваться... Дело прошлое, давнее, мало ли кто там пропал. А вещь и впрямь непростая. Впрочем, и время не так уж просто. Родился, жил и умер... Сколько тут торчу, обдумать уже мог немало. Нет, сдается мне, картинка иная вырисовывается. Я человек простой, но штуки эти про линейность тоже слыхал. Ты, часом, не физик?
- Нет, переводчик... - нерешительно откликнулся Дима.
- Тогда тоже в тонкости не вникнешь. Но, по-моему, по линии живем, потому что привыкли от точки до точки идти. А зеркало это вроде как другой вариант, как с тропы, что ли, сойти. Но кто с прямой дорожки свернет и зайдет в лес - его в чащобе уже не разглядишь. Пропадает он для нас, по линии бредущих. Вместе с той пылью... Слушай, а Вадим-то где?
- Он же вышел на пару минут...
Дима глянул на часы и понял, что прошла уже не пара, а несколько десятков минут. А Вадима все нет. Он ушел, как только завелся разговор про зеркало. Ушел, когда принял решение, которым не стал делиться с собутыльниками, решение, которое складывалось уже давно - под влиянием легенды и всех мимолетных, ничтожных событий последних дней и часов. Будто человек всего лишь отправился за куревом... И не вернулся. И все стало на свои места: и повисшие в воздухе фразы, и подавленное настроение, и сама эта поездка... Вадим заранее задумал все - прощальный фокус с зеркалами. Всю жизнь он мечтал об этом "другом выходе", о преодолении судьбы, о манящей свободе. Напоминание о ней было у Вадима перед глазами. Он примерял на себя судьбу прадеда, судьбы других возможных обладателей реликвии - и собирался пройти по их следам. А теперь момент настал.
Махнув рукой Владимиру Николаевичу, Дима бросился по следам приятеля. Он отяжелел от выпитого и съеденного и бежал куда медленнее, чем хотелось бы. Казалось, примятая трава у калитки еще не успела подняться. И он еще сможет остановить, изменить, удержать...
Но увы - на его крики никто не отзывался. Дверь в дом Вадима была распахнута настежь. И перескакивая через порог, Дима уже догадывался, что он увидит. Вернее, чего не увидит. Хозяина дома... Огоньков в глубине стекла... Пыли на зеркале... И своего отражения в стекле... Если там - за пределами избранной нами прямой линии - вообще будут отражения.