Because you can't jump the track, we're like cars on a cable and life's like an hourglass, glued to the table No one can find the rewind button, girl. So cradle your head in your hands And breathe, just breathe...
Anna Nalick
(Потому что ты не можешь сойти с рельсов,
мы словно автомобили на веревочке,
а жизнь как песочные часы, приклеенные к столу.
Никто не может найти кнопку перемотки, девочка.
Так сожми голову руками
И дыши, просто дыши...)
Ратомка...
Интересно, когда это было для меня простым ничего не значащим словом?
Сложно вспомнить. Думаю, все началось очень давно... Хотя, звучит это довольно смешно и немного самонадеянно - словно я - разумная потрепанная жизнью старуха, сидящая в какой-нибудь кресло-качалке, и рассуждающая о собственной жизни.
И все же, кажется, что это было очень давно. Словно бы в другой жизни.
Из-за этого всегда возникает ощущение утраты. Но это, наверное, потому, что я жутко не хотела взрослеть. Теперь и смешно и грустно вспоминать об этом, но я изрядно потрепала нервы и родным, и своей лучшей подруге, когда мучительно пыталась понять смысл своего пребывания на планете Земля.
Ратомка всегда была чем-то большим, чем просто слово. Она означала свободу, жизнь, нечто правильное и настоящее. А все остальное за пределами этого волшебного мира казалось серым и безжизненным, будто старый черно-белый немой фильм, который монотонно день за днем прокручивается в запыленном телевизоре.
Именно в Ратомке я научилась разговаривать с Ветром. Я научилась слушать, как поет лес... И я до сих пор верю, что достаточно просто захотеть услышать. Это очень легко и в то же время очень сложно. Потому что самое трудное - просто поверить. Человеку всегда нелегко представить хоть что-нибудь сверхъестественное. И чем взрослее мы становимся, тем сильнее огрубевает наш разум. Я это хорошо знаю - со мной происходит тоже самое...
Поэтому я до сих пор верю, что только дети умеют по-настоящему смотреть на мир. Они видят его реальным, таким, какой он на самом деле, а не через призму человеческих заблуждений.
Чтобы окончательно не забыть об этом, до сих пор стараюсь петь Ветру.
Но все же, что такое Ратомка?
Я знаю, что она многому меня научила. Должно быть, это и есть главная причина, почему лошади остались моей пожизненной болезнью. Слишком много улыбок и слез связано с ними и с этим местом...
Слишком много историй...
Я помню, как обожала ездить на свои утренние тренировки, даже не смотря на то, что приходилось вставать чуть свет. Честно говоря, это была единственная причина, по которой я радовалась второй смене в школе.
Во всем всегда есть свои плюсы - еще одна прерогатива детства...
Полупустая электричка, блеклое осеннее солнце зайчиками скачет по всему вагону, мелькая между проносящихся деревьев за окном.
- Я буду брать Мирабель!
- А я возьму Лабиринта!
- А я Мопена!..
Отворачиваюсь от окна и вставляю свою реплику в эту оживленную перепалку:
- Я возьму Стэка.
- То же мне новости - ты всегда его берешь! - Таня фыркнула.
- Кто бы говорил! Ты постоянно хватаешь Мопена!
Я улыбнулась. Таня насупилась.
- Ага, можно подумать, я хоть раз на нем ездила! Тебе всегда везет - Виксан почти никогда над тобой не издевается! И всегда дает Стэка!
Она раздраженно сложила руки на груди.
Надо отдать ей должное - во многом она права: все-таки быть самой старшей да еще и старостой группы совсем неплохо. Но правда важнее.
- Неправда! Тренер еще как меня гоняет! Просто теперь это уже не так заметно - когда я занималась первый год, как вы, я тоже мучилась...
Они весело хмыкнули. Таня пожала плечами, но все же улыбнулась.
- И кстати... Я Стэка беру потому, что уже год на нем прыгаю, но и сейчас тренер не всегда мне его дает. Вы же знаете - ему в голову что-нибудь стрельнет - и все!
- Ты хотя бы ездишь на нормальной лошади! А мне бы хоть раз сесть на Мопена!
- Таня! Ты достала уже всех со своим Мопеном!
Леша раздраженно мотнул головой.
- Если хочешь знать - Виксан не дает его тебе именно потому, что ты постоянно его просишь!..
Их перепалка развеселила меня. Я вновь повернулась к окну.
Столько раз видела, как снаружи проносятся деревья и поселки, рынок Ждановичи, Минское Море и, тем не менее, все равно напряженно, вглядываюсь в пейзаж за окном. Внутри желудок нетерпеливо скачет, привычно поторапливая ноги, заставляя сердце стучать быстрее, перегоняя кровь по сосудам.
Это напряженное ожидание - неотъемлемый атрибут Ратомки. Без него я не представляю себе лошадей. Потому что в глубине души я каждый раз опасаюсь, что все это - просто мечта, сон, который снился мне в детстве. Я всегда по глупости боюсь, что сейчас зайдет мама, тронет меня за плечо, и я опять проснусь в привычном черно-белом мире, где нет поющего Ветра...
Конец фразы теряется в топоте наших ног, когда мы наперегонки, расталкивая друг друга, несемся к выходу...
Желудок радостно подпрыгнул до самого горла, и ноги на секунду подкосились от слабости...
Я проворно соскочила на землю и припустила за одногруппниками...
Поселок остается позади. Аллея из тополей освещена солнцем. Оно несется за мной, мелькая в золотисто-красной листве. Этот пожар летит за мной, словно крылатый дракон... Дыхание сбивается, но я все равно не могу сдержать улыбки.
Быстрее, быстрее! За деревьями - солнце!
Выскакиваю на дорожку у большого манежа, оскальзываюсь на мокрой от росы листве и чувствую, как ветер догнал меня, прилетел от гостиницы, из-за шоссе, от того леса, где пасутся жеребята и виден горизонт.
Солнце словило меня в свои объятия и пришлось прищуриться. Песня сама собой вырывается из груди, желудок выталкивает ее наружу, колени подгибаются... Они как всегда не могут совладать с волнением и это вызывает смех.
- Вика! Хватит петь! Опоздаем!
Я оглядываюсь, вижу, что отстала и припускаю догонять.
В этом вся Ратомка. В этом была вся моя жизнь. Мое детство. Запахи лошадей, мокрой осенней листвы, холодного влажного ветра и промозглого тихого утра, которое разбивается о наши голоса...
Стэк мне не достался. Это казалось даже немного смешным, но тренер всучил его Тане. А я получила нового коня - Салюта.
Я зашла в седельную, взяла уздечку и повернулась за седлом.
- Он очень хороший - я вчера на нем ездил, и он даже принимание делал...
Я удивленно обернулась и уставилась на тренера. Он привычно небрежно прислонился к косяку и лениво наблюдал, как я копаюсь в снаряжении. Его насмешливый голос и серьезность так удивили меня, что пришлось на секунду застыть, в попытке преодолеть изумление.
Он впервые заговорил со мной, как со взрослой. Словно я уже на самом деле старшая, староста группы и чему-то научилась.
Желудок сжался на миг, а потом я смущенно улыбнулась и выдавила:
- Правда?
- Да, попробуешь попрыгать сегодня на нем, посмотрим, что выйдет...
Сложенные на груди руки, небрежная поза, преувеличенное безразличие... Ничто из этого не имело смысла для меня. Я глядела в его синие глаза и видела в них себя - невысокую, нескладную, худющую в дурацкой майке с мордой лошади на груди. А он улыбался мне. Признавал меня и улыбался, словно на самом деле впервые по-настоящему посмотрел на меня. И увидел.
Он видел меня.
Внутри зашевелилась неуверенность, я выдавила улыбку и неловко стащила седло, ударившись локтем о стремянку.
Стало немного стыдно. Я украдкой потерла ушибленное место и поспешно выскользнула из седельной.
И вот я шагаю по проходу конюшни, путаясь в подпругах, которые волочатся за мной, потому что какой-то умник не смог заправить их как следует.
Вот и оно - новая табличка как раз на том деннике, где раньше стоял Бром.
Бром - рыжик, которого я называла Железной спиной, потому что усидеть на нем без риска отбить пятую точку было практически невозможно.
А теперь из-за двери на меня смотрел высоченный вороной мерин. Достаточно симпатичный, горбоносый и слегка обросший. Это даже хорошо - я всегда любила длинные гривы...
Вспомнился Бром. Мне никогда особо не нравился этот конь, просто помню, что в свой первый год совсем не могла ездить на нем. Казалось, что еще один круг рыси и мой копчик пылью раскрошится прямо мне в штаны. Даже галоп казался невыносимым!
Тогда я впервые смухлевала. Помню, потом было очень неловко из-за этого, потому что в свои десять лет я совсем не умела врать...
Хотя, честно говоря, сейчас в свои двадцать я вряд ли намного продвинулась в этом вопросе.
У Брома был невозможный подпрыгивающий и короткий галоп, мы учились правильной манежной посадке, а я всю тренировку носилась полевым галопом, привстав в седле, прямо за спиной у тренера... Девчонки видели все и потом долго смеялись вместе со мной.
И я помню ту сумасшедшую мешанину чувств, когда страх из-за того, что тренер все увидит, перемешивался с безудержным восторгом, когда конь подо мной летел подобно птице. И мне казалось, что еще миг, и я улечу вместе с ним куда-то далеко, под те самые звезды, из-под которых прилетает ветер.
В то время я на самом деле верила, что такое возможно...
А теперь на месте Брома стоял другой конь.
Я задумчиво провела пальцем по новой табличке, потом вздрогнула, опомнилась и, прижав седло к двери, позвала.
- Салют! Эй! Салют! Хороший мальчик!
Мерин обернулся на зов, секунду приглядывался ко мне, потом посторонился, освобождая вход.
Призрачное беспокойство, которое сжало на миг мне горло, тут же улетучилось - лошадь умная, вроде бы достаточно спокойная - нечего волноваться. К тому же тренер сам сказал, что это хороший конь.
Я отодвинула щеколду и зашла в денник.
- Ты умный мальчик, да? Ты у нас в выездке был, да? Хороший!
Салют пошел следом за мной, и уткнулся носом мне в спину. Я обернулась, улыбнулась ему и вытащила из кармана кусок сахара.
Никаких проблем, Вика. Все как всегда. Еще один хороший конь. Тем более, ты ведь знаешь - плохих лошадей не бывает.
Я задумчиво улыбнулась, взялась за щетку и запела...
Антон - самый младший из нас - как всегда мучился с подпругами. Я закрыла поседланного Салюта и пошла помочь мальчику. Старый Печенег встретил меня оценивающим взглядом. Этот нахал всегда любил попугать малышей, чтобы избежать лишнего напряга. Я сунула ему кусок рафинада, а сама подняла крыло, чтобы затянуть подпруги, пока лошадь жует. Первая подпруга прошла без приключений, но как только я взялась за вторую, нахальная морда повернулась ко мне, и Антон пискнул:
- Сейчас укусит!
Я обернулась как раз вовремя, чтобы шлепнуть Печенега по носу. Он досадливо отдернул голову, а я быстро затянула подпругу.
- Как ты не боишься, что он тебя укусит?
Антон вопросительно взглянул на меня, когда я собралась выходить.
Я пожала плечами - что тут можно сказать? Лошади ведь все хорошие - нет плохих. Это мы их портим. И Печенег такой - старый пройдоха, который только грозиться, но никогда ничем не вредит.
- Просто я знаю, что он все равно меня не тронет, даже если будет возможность... Он видит, что я не боюсь его.
Антон недоверчиво покачал головой.
- А если ты не права? Если когда-нибудь такое случится?
- Тогда это просто случится и все. Ерунда!
- Почему ты не боишься?
Я удивленно уставилась на него.
- А разве я должна?
- Вообще-то это нормальная реакция, - он засмеялся.
Я качнула головой и взглянула в узкое окно, где виднелось сине-серое осеннее небо.
- Я не знаю почему я не боюсь... Наверное потому, что лошади еще ни разу не сделали мне ничего плохого.
Антон удивленно уставился на меня.
- Ты что, никогда не падала?!
Я засмеялась.
- Конечно падала! И не раз! Помню, в прошлом году я с Сентября два раза упала за одну тренировку! А зимой перед соревнованиями с Глада. Очень сильно... Потом недели две спина болела...
- И что?
- А что? Я ведь сама была виновата - на Сентябре должна была держаться крепче, а с Гладом... Он просто очень сильно испугался... Он не виноват...
Я медленно прислонилась к косяку. Перед глазами за один миг промелькнул летящий рядом с моей головой бортик, когда я отчаянно цепляясь ногами за седло, а руками за шею, болталась на боку у бешено несущегося коня... Но даже оказавшись на земле, чувствуя, как гудит спина и голова, как трясутся колени, не давая мне подняться, даже тогда мне не было страшно. Единственная мысль в голове - это огромное облегчение из-за того, что мама не смогла поехать посмотреть на мою тренировку, замотавшись на работе. Хорошо, что она не видела этого, потому что по белому лицу своего тренера я поняла, как ужасно все выглядело со стороны.
Он подбежал ко мне, перескочив через коваллети, испуганный настолько, что от его пренебрежения не осталось и следа.
А я помню, что мне ничего не болело - просто я почти не могла стоять из-за трясущихся ног. Колени ходили ходуном! Такое со мной было впервые. А следующей моей реакцией было подойти к тому месту, где меня видимо ударило о бортик и поднять валявшуюся там защитную каску, которая слетела с моей головы еще до падения. Я стукнула по ней рукой, выбивая опилки, и сосредоточенно нацепила себе на голову, тщательно застегнув ремешки.
Наверное, именно поэтому тренер все еще зеленоватый после моего полета заставил меня сходить в медпункт, хотя мне ничего не болело...
- Вика!
Я вздрогнула и вновь взглянула на Антона. Он недоуменно уставился на меня.
- Знаешь, иногда ты бываешь такой странной, что пугаешь меня.
Я засмеялась.
- Дурачок! Я просто задумалась!
- Ну да...
- Эй! Все готовы?
Привычный окрик тренера разнесся по проходу конюшни. Я поспешила к Салюту.
Мерин ткнулся носом мне в плечо, я поспешно провела ладонью по его длинной челке, пытаясь разобраться в запутавшихся поводьях. Две секунды и мы идем к выходу из конюшни.
К этому времени проснувшийся ветер уже поджидает нас за углом. Он подхватывает осеннюю листву, закручивая ее маленьким смерчем у моих ног. Я перехватываю поудобнее поводья и мурлычу себе под нос песню осеннего ветра. Она немного грустная, про уходящее лето и далекие длинные дороги, которые я вряд ли когда-нибудь увижу.
Хотелось бы хоть раз пробежаться так далеко, чтобы можно было увидеть то место, где начинается небо...
Салют фыркает и я возвращаюсь на землю. Пора садиться в седло.
Шаг. Потом первая рысь. Вороной оказался просто молодцом. Подсознательно я все равно ждала подвоха. Ничего не могла поделать с собой - слишком часто приходилось испытывать один из законов Мерфи на собственной шкуре: "Если все идет хорошо, значит, вы что-то упускаете". В моей жизни это уже тогда было нормой.
- Вика, Света, Лена работайте на галопе.
Я подобрала поводья и повернула Салюта в середину.
Всегда любила леваду - она большая, места много, не то, что в манеже, где придется ездить всю зиму. К тому же еще один плюс утренних тренировок - маленькие группы. Трое девчонок, которые занимаются уже третий год, и пять первогодок. Удобно.
Я сделала постановление и толкнула Салюта в галоп. Пришлось поправить его пару раз, но потом дело пошло на лад, и мы поскакали манежным галопом вдоль длинной стенки. Препятствие тренер еще не поставил, и места было хоть отбавляй. Я завернула коня на маленький вольт, а потом оглянулась посмотреть, что делает тренер.
Довольно усмехнулась про себя, когда заметила, что он стоит спиной ко мне, и стала на полевую посадку, посылая Салюта пошире.
Это всегда было моей слабостью - только так, ощущая, как напряжены мои колени и ноги, пригибаясь к гриве, чувствуя, как лошадь подо мной делает длинные и мощные скачки, двигаясь плавно и быстро, только в такие моменты я могла почувствовать себя по-настоящему свободной.
Или еще в один короткий момент, когда лошадь, оттолкнувшись, на короткий миг зависает в прыжке над препятствием...
Иногда я опасаюсь только одного - что я и лошадей люблю только потому, что они - это лишь способ, попытка дотронуться рукой до чего-то по-настоящему реального. Потому что все мы не узнаем настоящую жизнь, даже спотыкаясь об нее. Мы просто падаем, а потом поднимаемся и идем дальше, даже не удосуживаясь оглянуться, даже не пробуя остановиться и оглядеться.
Я едва успела уступить стенку, едущей навстречу Свете. Она бросила мне раздосадованный взгляд, проносясь мимо, и я, вздохнув, сократила Салюта. Пришлось работать над посадкой, благо, что галоп у коня оказался очень удобным - широкий и плавный. Я попробовала сделать вольт на галопе, вороной послушался на удивление охотно. Легко сокращался, легко ускорялся и даже остановки делал просто идеально. Я ласково похлопала его по шее и ослабила поводья, позволив ему просто бежать вдоль стенки.
- Как он? - спросила пристроившаяся рядом Лена.
- Отличный конь! Просто умница... - тут же отозвалась я.
Лена поспешно кивнула и отстала, потому что ее Магрип как всегда резко сбросил скорость и, воспользовавшись моментом, срезал угол. Этот гнедой хитрец любил подобные шутки.
Тренер поставил низкое препятствие.
- Заходите по одному на рыси ездой налево.
Света оказалась ближе всех и тут же повернула Пальму на препятствие. Кобыла как всегда сорвалась на галоп, хорошо что не обнесла.
- Куда ты смотришь, а?! Лишь бы сигануть! Ты хоть думай, прежде чем делать! Сокращай ее и веди прямо на центр препятствия, иначе она будет обносить!
Света досадливо поддернула кобылу и перевела ее в шаг. Я укоротила повод и послала Салюта рысью по стенке, собираясь повернуть на препятствие. В голове я уже прокрутила весь прыжок, и все возможные варианты, когда Салют вдруг резко встал.
Меня мотнуло вперед. Я недоуменно уставилась на коня и толкнула его пяткой в рысь. Он не двинулся с места.
- Вика! Чего ты спишь?!
Меня окатило горячей волной страха. Я вновь послала Салюта вперед. Вороной вздрогнул всем телом и вдруг попятился.
В одну секунду я заставила себя собраться и мыслить четко.
Повод покороче, сесть глубже в седло и вперед!
Я потянула повод, поворачивая его на короткий вольт. Салют сорвался в галоп, словно рад был двинуться в любом другом предложенном направлении. Я заставила его сократить и вновь вывела на стенку, подъезжая к препятствию.
И тут он опять стал. Затормозил так резко, что меня едва не выбросило на ему на шею. Поспешно усаживаясь в седло, я чувствовала, как дрожат его мышцы.
- Вика! Давай работай! Почему он ездит на тебе?!
Хлопнула коня хлыстом по плечу. Салют присел на задние ноги и попятился.
- Ну же, мальчик... Вперед...
Мой шепот утонул в очередном окрике тренера.
Я завернула Салюта на очередной вольт, и он вдруг сорвался в галоп и понес. Пришлось вцепиться в его длинную гриву. Поводья стальными прутами врезались мне в ладони, когда я останавливала бешенный бег вороного.
Он боялся. Я знала это точно. Была уверенна на все сто процентов.
Салют, наконец, остановился, подрагивая, отведя назад уши, ожидая моей реакции.
- Вика! Заходи на препятствие!
Угрожающий голос тренера резанул нас обоих. Я вжала голову в плечи, Салют задрожал, почувствовав толчок моей ноги, когда я разворачивала его обратно.
Я даже не удивилась - конь остановился в том же самом месте. Он приседал, ожидая от меня удара, но, не смотря на это, не собирался идти вперед.
- Он боится...
Я заставила себя выдавить эти два слова, уже зная, что прозвучит мне в ответ.
- А ты там зачем сидишь сверху?! Посылай его! Давай! Ударь, если нужно! Сделай что-нибудь, а не сиди сверху, как мешок!
Я завернула Салюта на еще один вольт. Он искал возможности убежать, я искала возможности не заставлять его прыгать.
А потом тренер начал кричать на меня. Поводья разодрали мне руки до крови, пока я пыталась сквозь застилавшие глаза слезы, заставить испуганную лошадь сделать то, чего она делать совершенно не хотела.
В ход пошел хлыст. Он жег мою ободранную руку, когда я раз за разом ударяла Салюта. Я била его просто за то, что он боялся.
Он вздрагивал, пятился, мотал головой, убегал. Он не хотел прыгать, он дрожал от ужаса, но, тем не менее, ни разу не попытался меня сбросить.
Первогодки, шагавшие вдоль стенки, молча смотрели на меня. Я спиной чувствовала их взгляды. Ощущала, как буравит меня злорадный взгляд Светы, видела недоумение на лице Лены.
Но самое ужасное было сознавать, что лошадь подо мной, ненавидит меня...
Он взмок до мыла, моя майка прилипла к спине. А тренер продолжал орать на меня. И я продолжала посылать коня.
Потом настал момент, когда я поняла, что еще секунда, и я разрыдаюсь. Внутри все дрожало, горло сжималось, щипало в носу.
Я потянула повод, Салют замер посреди левады, тяжело дыша, ожидая следующего раунда этой бессмысленной борьбы. Но я больше не могла.
Позволила провиснуть поводу, осторожно положила ободранную ладонь на шею вороного и выдохнула, пытаясь собраться и сдержать слезы.
Секунду висело напряженное молчание. Но мне вдруг стало все равно. Внутри было так пусто, что казалось кто-то нарочно пробил у меня в груди огромную дыру.
- Слазь с коня.
Я машинально перебросила ногу через круп и соскочила на землю. Тренер молча подошел ко мне, забрал поводья и легко вскочил в седло. Я даже не посмотрела на него. Я не могла. Презрение, волнами исходящее от него, накрывало меня с головой, не давая дышать. Слезы просились наружу, и приходилось закусывать губу, чтобы сдержать рыдания.
Я почти не смотрела, как тренер методично ломал коня, заставляя его пойти на препятствие. Но Салют не мог. Я знала, что он просто не мог.
Наконец, Салют рванул вперед к препятствию, обнес, сделал судорожный бессмысленный прыжок слева от барьера и поскакал в ближайший угол.
Тренер молча остановил его, позволил отдышаться, потом подъехал ко мне и соскочил на землю.
- Не прыгай, просто пошагай...
Он бросил мне эти слова не глядя, он даже не удосужился посмотреть мне в глаза, чтобы без слов признать свое поражение.
Он не сделал ничего.
Словно все было в порядке. Будто бы ничего особенного не случилось...
Я смогла забраться в седло только с третье попытки. Края той ужасной дыры колебались у меня внутри, никак не желая смыкаться, чтобы унять пустоту...
Я, не подбирая повод, толкнула Салюта в шаг на стенку следом за первогодками и закрыла глаза...
- Вика! Подождешь нас?
Я молча покачала головой и с силой выдохнула:
- Я побегу на одиннадцатичасовую электричку... Мне нужно в школу пораньше.
- Ты не успеешь!
Я безразлично пожала плечами, закинула на спину свой рюкзак и выскочила из раздевалки, не в силах выносить их присутствие. Оно душило меня. Их сочувствие, непонимание, презрение...
Я задыхалась.
Опавшие листья скользили под ногами, осенний ветер пробирал до костей и солнце больше не бежало за мной, пробираясь сквозь ветви тополей на длинной аллее от Большого Манежа.
Беспомощность накрывала с головой...
Ужас и беспомощность из-за того, что я сделала своими руками. Меня трясло, когда я вспоминала, как дрожала лошадь под моим седлом.
И я ненавидела себя...
Я ненавидела тренера за то, что он заставил меня седлать это.
Будто я окунулась в грязь с головой. Будто я предала кого-то. Так и было на самом деле. Я была уверена в этом тогда. Я уверена в этом сейчас. Я знаю это, но не могу ничего исправить. Потому что нельзя просто взять и изменить прошлое...
Электричка ушла прямо у меня из-под носа. Я могла бы успеть на нее. Я могла бы пробежаться и прийти на перрон вовремя. Но я не сделал этого.
Я пришла на пустую платформу, секунду стояла не представляя, что можно сделать, чтобы избавиться от невыносимой пустоты внутри.
Холодный ветер коснулся моей саднящей ладони. Я подняла руку, поднесла к глазам, чтобы посмотреть на разодранные мозоли...
Ничего необычного - воспаленная, но уже не кровоточащая широкая полоса под основаниями пальцев, стертая кожа между мизинцем и безымянным пальцами. Это плохо - в школе придется много писать - будет больно...
Больно... Салюту тоже было больно... А мне было больно потому, что страдал он. Страдал из-за меня... А теперь плохо мне.
Замкнутый круг. И со мной так будет всегда. Я вдруг поняла это. Там, на пустынном перроне до меня вдруг дошло, что я не в силах противостоять несправедливости... Я могла бы попытаться, я могла бы выигрывать время от времени, но исправить все не смогу никогда...
Реальная жизнь впервые дала мне пощечину.
Так внезапно и жестоко.
Я опустила руки, села на скамейку и разрыдалась.
Неправильно... Неверно... Несправедливо...
Эти три слова словно выжгло у меня в голове.
Ну почему?! Почему я решила, что жизнь - это справедливая штука?!
Кто и когда сказал мне такую глупость?!
Почему мне всегда должно быть так больно из-за того, что это не так?!
И какой тогда прок жить, если не можешь сделать мир лучше?!..
Ведь я не могу вернуться и изменить прошлое! Я просто не могу! Я хотела этого всем сердцем, но не могла ничего изменить!
Потому что реальная жизнь такова - какие бы ошибки ты не сделал, ты все равно совершил бы их опять, даже если бы смог вернуться назад и попытался все исправить. Потому что это и есть реальность - не бывает совершенных людей, только их намерения могут быть совершенны. И не имеет никакого смысла бросаться под колеса жизни, чтобы повернуть время назад.
Единственное, что имеет значение - это попытка сделать мир лучше. Потому что все мы живем только ради этого, надеясь, что нам дадут еще одну попытку...
Мне на затылок упали первые капли дождя. Я подняла голову и взглянула на помрачневшее небо...
...И пообещала себе, что смогу заслужить еще одну попытку.