Кажется, информация о нашем заключении не вышла за пределы базы и наших семей. Это успокаивало. Если бы появились слухи вроде тех, что окружали Алана, я бы точно сорвалась. Каждый день казался ненастоящим. Мне всё время мерещилась слежка; каждый взгляд, обращённый в мою сторону, воспринимался как изучающий. Напряжение всё нарастало, и я чувствовала, что ещё немного - и сорвусь.
Первое время Элмер пытался заговорить со мной, но я не могла даже смотреть на него. От осознания того, что этот человек прошёлся по краю пропасти вместе со мной, и по счастливой случайности мы не погибли, сдавливало грудь. Мне было стыдно. Стыдно за своё любопытство, за активность, за то, что я подставила не только себя.
Из прежней жизни (а я вдруг стала считать ею вовсе не жизнь до переезда) остались только посещения Моник. Учебный год подходил к концу, но у девушки не было никаких шансов вернуться в школу. Голос пришёл в норму, но тело всё ещё отказывалось ей подчиняться.
Во время посещений мы обычно молчали. Или обсуждали школьные будни. Иногда она задавала вопросы по заданиям, которые получала, находясь на домашнем обучении. Но в основном мы всё же безмолвствовали. Странно, но это сблизило нас намного сильнее, чем откровенные разговоры о Томасе или том дне, когда Моник вдруг попыталась покончить с собой. И укрепление наших отношений немного грело мне душу. Тем не менее, я не собиралась рассказывать ей о наших с Элмером "приключениях", чтобы не подвергать опасности.
Моник видела, что со мной что-то происходит, но попытки выяснить причину разбивались о стену моей скрытности. Я не собиралась рисковать ещё и подругой.
В очередной раз постучавшись в дверь дома Форестьеров, я не ожидала, что мама Моник откроет мне со словами:
- О, а у Моник сегодня ещё гости! Проходи, Микки.
Мужской голос я услышала, ещё поднимаясь.
Несмотря на то, что я не могла назвать ни одного одноклассника, кроме Элмера, который общался с Моник достаточно близко, чтобы навестить её, увидев его, я всё-таки удивилась.
Как только я вошла в комнату, оба одновременно повернулись ко мне.
- О, Микки! Привет! - воскликнул Элмер, - Присаживайся! - он похлопал рукой по незанятому краю кровати.
Я промолчала, и не сразу, но всё-таки заняла место, на которое указал мне Элмер.
Моник посмотрела на меня с тревогой, а Эл продолжил:
- А мы тут обсуждаем наши несчастья. Представляешь, какое совпадение, - он наклонился ко мне, и голос его резко изменился. Он зашептал уже серьёзным тоном, - Моник вспомнила, что после экскурсии, уже находившись дома, перед сном она подошла к окну, чтобы задёрнуть шторы, как делала это всегда, и недалеко от своего дома увидела мужчину. И после этого память будто выключили.
Я ошеломлённо уставилась на девушку.
- Это правда?
Подруга кивнула.
- Я вспомнила это совсем недавно, - она тоже наклонилась вперёд, и теперь мы выглядели, словно заговорщики. Впрочем, именно заговорщиками мы и были. - Я никогда не стала бы стрелять в себя, Микки. Я хотела спасти Томаса, а не покончить с собой.
Обречённо вздохнув, я собралась с духом и спросила решительным голосом:
- И что мы будем делать?
Элмер засмеялся и на мгновение прижал меня к себе. Я смутилась, но Моник отреагировала довольно равнодушно.
- Вот это правильный разговор, - Элмер потянулся и взял с тумбочки, стоявшей у изголовья кровати, блокнот и передал его мне.
"Встретимся сегодня в полночь на этом месте", - было написано неровным почерком.
Я бросила взгляд на ручку и кивком головы попросила передать её мне. Зажав ручку между пальцев, я написала: "Как?".
Элмер широко улыбнулся и нацарапал ответ: "За домом стоит лестница. Воспользуемся ей".
Это было безумием, но я почувствовала, что мои решимость и неуёмность, до этого подавлявшиеся паническим страхом, проснулись, и теперь они требовали продолжить расследование и добиться справедливости.
Кивнув, я вырвала страницу из блокнота и засунула в карман джинсов, намереваясь позже уничтожить её.
После этого мы немного поболтали с Моник о школьных делах и, воодушевлённые, покинули её дом, зная, что этой ночью вернёмся снова.
***
Не было никаких сомнений в том, что нас поджидали сложности в проникновении в дом Моник, но гораздо сложнее оказалось выбраться из собственного дома.
В половине двенадцатого родители ещё бодрствовали, а для меня уже настало время выбираться из дома. Немного посомневавшись, я решила поступить так же, как на моём месте поступили бы герои фильмов, просмотренных мной когда-то - связать простыни и спуститься.
Я долго думала, к чему привязать импровизированную верёвку, но кроме стола и кровати подходящих объектов не было. Шкаф всем своим весом плотно стоял на полу. Не имея выбора, я приноровилась и, с огромным усилием приподняв кровать, успела закрепить верёвку под маленькой деревянной ножкой до того, как тяжесть кровати заставила меня её отпустить. Я надеялась только на то, что, если кровать поедет следом за мной, пока я буду спускаться, она не выпадет на меня из окна, придавив собой, или не станет громко скрести по полу ножками.
Забравшись на подоконник, я бросила взгляд вниз. Второй этаж - не очень высоко, но когда вы спускаетесь по скрученной вами же из простыней верёвке, к тому же ненадёжно закреплённой под кроватью, даже второй этаж начинает казаться значительной высотой.
Я сделала глубокий вдох и решительно схватилась за верёвку. Нужно сделать это быстро. Тогда ничего не случится.
Действительно, я спустилась очень быстро. Простыни оказались гладкими, и я просто съехала по ним вниз, упав и больно ударившись копчиком о землю. Тихо застонав, я поднялась на ноги. Жаловаться на боль было некогда - быстрым шагом я последовала к дому Моник.
Элмер уже был на месте. В руках он держал лестницу.
Стараясь издавать как можно меньше шума, мы установили лестницу и быстро забрались внутрь. К счастью, окно в комнату не было закрыто.
Забравшись внутрь, мы потратили несколько минут, пытаясь затащить лестницу в комнату. Обратно мы должны были вернуться тем же путём, что и пришли. Было бы неловко, если бы мама Моник или её отец вышли на улицу перед сном и обнаружили лестницу, которая стоит у окна, ведущего в комнату их дочери.
Когда все формальности были улажены, мы сели друг напротив друга, и установилась абсолютная тишина.
Моник прокашлялась и спросила:
- Что мы будем делать?
Я поражённо взглянула на неё, ведь считала, что у них уже есть план. Похоже, у всех нас было только намерение.
- Предлагаю бежать, - произнёс, наконец, Элмер.
- И у тебя, похоже, даже есть мысли, как именно это сделать? - я внимательно смотрела на парня, не понимая, откуда в нём столько энергии. Как далеко я бы зашла без него? Скорее всего, продолжала бы топтаться на месте.
- Да, - кивнул Эл, - мысли есть. Целый план. Но наши шансы ничтожно малы.
- Говори уже, - Моник не терпелось начать действовать. Что было довольно сложно в её положении.
- Всё просто. Мы лишим город электричества. Камеры на время станут бесполезными. Этого времени нам хватит, чтобы в суматохе пробраться на стоянку и увести одну из машин. Ты, - он посмотрел на Моник, - должна найти способ выбраться на улицу. Остальное мы возьмём на себя.
- И когда ты планируешь начать?
Ненадолго повисло молчание.
- Они уже знают, что мы здесь. Можно надеяться, что нас всё же не прослушивают, но нельзя быть уверенными. Предлагаю этим утром, - Элмер повернулся ко мне, - мы проберёмся к электростанции, она расположена недалеко от базы. Я вырублю электричество - всего лишь опущу рубильник, - но пока все поймут, в чём дело, пока доберутся до станции, мы, в свою очередь, успеем добежать до стоянки и угнать автомобиль. Не знаю, заметила ли ты, но они не запирают машины. Я обратил внимание, когда нас увозили домой.
- Они увидят, как мы подбираемся к станции, - сказала я, не сомневаясь в своих словах.
- Нет, - возразил Элмер, - если мы начнём сегодня же. Осторожно доберёмся до места, а утром претворим наш план в жизнь.
У плана было огромное количество дыр, но время шло, и бездействие каждого предыдущего дня давило на нас всё сильнее, поэтому мы решили действовать, несмотря на недостатки плана.
- Что будет после того, как мы уведём машину? - спросила я.
- Мы поедем сюда, заберём Моник и после этого рванём из города. Алан писал, что отправил схемы президенту. Но что, если они до него не дошли? Например, секретарь мог счесть их шуткой и удалить. Мы должны донести правду до президента лично.
Элмер был прав. Ситуация требовала огласки, и только президент был достаточно влиятельным человеком, чтобы обнародовать подобную информацию и не бояться потерять рабочее место или даже жизнь. У средств массовой информации такого влияния, к сожалению, не было.
- Ты сможешь выбраться утром из дома? - я посмотрела на Моник. Девушка в ответ кивнула.
- Я окажусь перед своим домом этим утром, даже если придётся ползти, - немного помедлив, она добавила, - пожалуйста, будьте осторожны! Вы лучше меня знаете, что с вами станет, если вас поймают.
Мы кивнули. Посидев несколько минут, мы решили отправляться в дорогу.
С продолжением романа вы можете ознакомиться по ссылке: http://www.litres.ru/ekaterina-sosedina/poslednee-pristanische/ . С уважением, Автор.