Прочертила Звезда небосвод, а затем в подземелье упала!
Неужели, Создатель, закрыл ты на это глаза?
Был прекрасен полёт, но завистников стало немало,
Их злодейства не смоет скупая мужская слеза.
Пролетает мгновенно счастливая жизнь,
В муках - час превращается в вечность.
Человечество, слышишь? Проснись, оглянись,
Прояви, наконец, ты к себе человечность!
1
Юрия Гагарина арестовали возле его дачи в подмосковном лесу. Сначала он был посажен в камеру-одиночку Лубянской тюрьмы, а ночью приведен в кабинет начальника этой тюрьмы, где его насмешливым вопросом встретил Брежнев:
- Ну, шо, допрыгался, гэрой? Гэнеральный сэкретарь тебе уже не нравится: маразматик, как ты сказал, да?
Гагарин растерялся от неожиданности и молчал, соображая: "Откуда он знает? Неужели дача Сергея Павлова прослушивалась?.."
- Шо молчишь? - продолжил Брежнев "шокать" и "гэкать", злобно сдвинув косматые чёрные брови. - Думал, шо тебе всё можно? Звездой космонавтики стал и так далее. А я вот, несмотря на то, шо добродушный человек, главный принцип которого "живи сам и не мешай хорошо жить другим", возьму тебя за жопу и прикажу превратить в настоящее ничтожество! Хотя мог бы сразу раздавить, как вонючего клопа. Но я передумал. Сделаю так, чтобы каждый день тебе казался мучительной вечностью! Твой друг умнее тебя - молчал: кремлёвская выучка! А вот у тебя язык - длинный! Всё понял?
- Нет, ничего не понял пока, товарищ генеральный секретарь.
- От и хорошо, шо не понял. Дальше для тебя пойдут сюрпризы, от которых начнётся икотка! И ты будешь от всего вздрагивать. А станешь бунтовать, хоть ты и покойник...
- Какой же я покойник?.. - недоумевал Гагарин.
- От именно: покойники - не бунтуют! А начнёшь, на тебя наденут мокрую смирительную рубаху - я узнавал, как это делается - и... укольчики тебе в жопу, укольчики! Шоб прочувствовал на себе, откуда этот маразм берётся, а жизнь показалась такой длинной, шо захотелось бы повеситься, да не на чем будет! Цепь, на которой ты будешь прикован, сделают из крупных колец.
- Но тогда, тем более, почему я - покойник? - встревожился Гагарин.
- Да потому, что вся страна уже в трауре: ты разбился в испытательном полёте вместе с Серёгиным. И вас - похоронили в присутствии всех космонавтов и семей. Шо тут неясного?..
- А меня, значит, живого, посадили в тюрьму?
- Нет, не в тюрму, а в другое место поедешь. Приказ уже дан...
Действительно, приказ уже был отдан. На родине Брежнева, Днепропетровщине, был небольшой посёлок за городом, Игрень. На окраине этой Игрени, за железной дорогой находилась психиатрическая больничка на полсотни мест. В её подвале гебисты уже устраивали перегородки из кирпича, чтобы соорудить в углу камеру-одиночку без окна. В камере устанавливали раковину для умывания и унитаз, чтобы не водить заключённого в сортир, где его могли бы случайно увидеть. Весь же мир знал Гагарина в лицо и был покорён его простодушной улыбкой. Нельзя было допустить слухи о том, что в "психушке" содержится знаменитый космонавт. А вот, если изолировать его железной дверью в подвале, куда будет приходить только лечащий, а вернее - калечащий врач, чтобы сделать очередной укол, превращающий человека в вялый овощ, то никто и знать ничего не будет. Привезут его гебисты на своём самолёте ночью и... прямо с аэродрома - в Игрень, в кутузку. Врач уже предупреждён и дал подписку о неразглашении тайны, а иначе... Ну, что будут говорить ему гебисты, Брежнев догадывался, хотя и не знал в точности, как они умеют запугивать человека до дрожи в коленках. Еду будет приносить в камеру-сортир дежурный гебист, которого прикрепят туда для постоянных посещений 3 раза в день. Во время отпуска гебиста пищу Гагарину будет приносить врач, которому это будет компенсировано. Так что и тайна будет соблюдена, и все будут довольны. Особенно врач, которому дано указание сначала войти в доверие к Гагарину, а затем уже действовать по собственному усмотрению. Врачу была поручена и "государственная" задача: пусть "пациент" зарастает бородой и волосами, чтобы от знаменитого облика ничего не осталось. А когда сдохнет, тайно похоронить ночью в степи и даже холмик разровнять над могилой. Был человек на свете, и вот его уже нет, исчез... Никаких папирос там или сигарет при жизни, ни радио, ни газет. "Нехай знает, собака, как лаять на трижды Героя Брежнева! Пусть сидит на цепи, чтобы на врача не вздумал напасть".
- Ну, теперь всё понял, собака? Будет тебе там и собачья смерть! - пообещал трижды Герой Гагарину и удалился.
А дальше произошло всё то, что намечалось: ночной перелёт в Днепропетровск, перевозка на автомобиле на Игрень, конвоирование в подвал, приковка к 5-метровой цепи и... лязг захлопнувшейся двери и засова. За дверью осталась жизнь всего мира, звёздное небо, электровыключатель, а в камере - жизнь возле батареи отопления без свежего воздуха, без прогулок, без людей - о людях будут напоминать звуки проезжающих мимо поездов - и не будет даже окна. Не было ещё такого узника в беспощадном человечестве. Такое никому не могло присниться во сне? А "добродушный" человек Брежнев... придумал.
2
Лечащий врач, 39-летний Иосиф Моисеевич, появлявшийся в камере Гагарина каждое утро, был единственной радостью Юрия Алексеевича, пока ещё способного понимать своё положение. Особенно запомнилась ему первая встреча...
Кто-то снаружи щёлкнул выключателем, и в камере вспыхнула электролампочка. В камеру вошёл черноволосый симпатичный человек невысокого роста, с брюшком, нависающим над брюками (белый халат был расстёгнут), который просто сказал:
- Доброе утро, Юрий Алексеевич! Я - ваш лечащий врач, звать меня - Иосиф Моисеевич.
- Но я ничем не болен, доктор! Зачем же меня лечить?..
- Ой, не надо уже делать вид, шо вы ничего не знаете и не понимаете! - сделал врач обиженное лицо. - Вас уже, насколько мне известно, предупредили обо всём, и меня - тоже. Не думайте, что я - уже в восторге от задачи, которую мне поставили: лечить здорового человека! А если б я попробовал отказаться, то сидел бы уже сейчас где-нибудь в таком же месте! А я не хочу осложнений в своей жизни из-за вас. Фу! Как от вас дурно пахнет! Когда были в последний раз в бане?
- Наверное, более двух недель уже, ещё до ареста.
- Сегодня же ночью вас отведут в душевую на моём этаже, я распоряжусь. Каждые 10 дней будете мыться под душем и менять бельё! Не хватало ещё, чтобы от вас пошла инфекция или вши! Цепь с вас снимет сотрудник безопасности. Он же и отведёт вас в душевую и приведёт. И так каждые 10 дней. Договорились?
- Конечно же, с удовольствием и благодарностью!
Однако отвёл ночью Юрия Алексеевича в душевую сам врач с дюжим санитаром, объяснив:
- У меня сейчас дежурство по больнице, так я сам отвинчу вашу хитроумную цепь специальным ключом с секретом и отведу вас помыться.
Мытьё в душевой запомнится Гагарину потом, как самые счастливые ночи в его новой судьбе. А в эту первую ночь, уже в своей камере, когда ушёл санитар, прикрутивший специальным винтом ногу Юрия к цепи, он спросил врача:
- А для чего все эти хитрости в ключе?
Врач усмехнулся:
- На тот случай, если вам придёт в голову мысль оглушить меня неожиданным ударом. Но воспользоваться ключом, чтобы сбежать, вы не сможете, не зная его секрета. Так что лучше и не пытайтесь...
- А где мы сейчас находимся, в каком месте, можно узнать?
- Конечно же, нет. И что делается на свете - я тоже не имею права рассказывать вам!
- Доктор, не надо сердиться, я же не отношусь к вам плохо. А просто разговаривать с вами по-человечески... я имею право? Ведь я же сойду с ума от такой жизни!
- Юрий Алексеевич, вы - уже сошли! И будет лучше и для вас, и для меня, если вы... будете изображать из себя... сумасшедшего, когда к вам будет входить дежурный с едой. Но... не сразу, не сегодня... а потом.
- Вас понял, спасибо! Я должен изображать из себя тихо помешанного, так?
- Боже упаси вас от "буйного"! Тогда придётся визывать здоровых санитаров со смирительной рубахой! Знаете, что это такое?!.
- Слыхал. Вернее, читал где-то...
- Вот и ладненько. Я не хочу никаких эксцессов, припадков там и так далее... Да вы ещё и сами, надеюсь, разберётесь, что лучше вам действительно "помешаться", чтобы не понимать происходящего и быть "счастливым"... вернее, ощущать себя счастливым.
- И что же для этого мне придётся делать?..
- Принимать уколы, которые я вам буду назначать. - А про себя врач подумал: "Вряд ли кто из других врачей будет проверять состояние моего "пациента": не захотят посвящать лишних людей в эту тайну".
- Мне бы этого не хотелось, Иосиф Моисеевич! - услыхал он ответ Гагарина, в душу которого вползал леденящий страх. Юрий вспомнил рассказы секретаря комсомола Павлова о жутких "порядках" в психушках советской власти.
- Договорились. Но вы... должны делать вид, что... не "в себе". Постепенно, конечно. Но... - врач замолчал, о чём-то думая.
- Но что?.. - подтолкнул врача Гагарин. И врач решился:
- Но... когда вы устанете от горькой судьбы своей, скажите мне об этом. Тогда я начну делать вам уколы, чтобы облегчить вашу участь и чтобы вы смогли действительно почувствовать себя... счастливым. Это будет гуманным выходом.
У Гагарина комок застрял в горле: "Всё, мне хана!" Он представил себя беспомощным ничтожеством, о котором говорил Брежнев, и почувствовал такой холод где-то внутри живота, в ногах, что даже дрожь пошла по телу. Пропала всякая надежда на побег и чётко прорисовывалась перспектива унизительного существования. Ему казалось, вот-вот потеряет сознание: никакого спасения, чернота со всех сторон...
Врач понял его состояние, пробормотал: "Ну, я-то что могу поделать..." И подумал: "Скажи спасибо и за то, что уговорил строителей дверь сделать со щелью внизу, для вентиляции. Про вентиляцию он рабочим, конечно, не объяснил, а сказал: "Чтобы не скребла пол".
- Да я на вас не в обиде, - пришёл в себя Гагарин.
Врач тускло проговорил:
- Только попрошу вас не злоупотреблять моей добротой: не плакать при мне и не высказывать вслух того, о чём не следует говорить. Думать - можете, что угодно, а вот вслух...
- Ладно, - кивнул Гагарин, - я постараюсь вести себя в рамках приличия.
3
Другая встреча в этот же день оказалась с гебистом, который принёс к нему в камеру обед. Это был совершенно противоположный врачу человек, тоже немолодой уже и чем-то озлобленный навсегда. Этот представился грубо:
- Буду приносить еду каждый день. Кто я такой и как меня звать - тебе знать необязательно. Обращайся просто: "гражданин начальник", ибо от меня будет зависеть для тебя всё - и твои жалобы на болезни, и твои просьбы. Однако, предупреждаю тебя сразу: ни бумаги для писем, ни книг для чтения, ни даже карандаша - не проси! Понял?
- Понял, но не всё. Я что, лишён права переписки, что ли?
- Мёртвые - писем не пишут и книг не читают.
- Как это - "мёртвые"? - удивился Юрий Алексеевич. - Но я ведь живой! И у меня есть жена, родители.
- Были! - отрезал "гражданин начальник". - Но ты - разбился недавно в одном из полётов, а твои родители и жена присутствовали при захоронении гроба с твоими останками, которых им не показывали: крышка гроба была заколочена. Космонавты, присутствовавшие на похоронах, тоже считают тебя погибшим. А ты - находишься в одной из "психушек" Советского Союза как сволочь, оскорблявшая советское правительство и лично товарища Брежнева. Поэтому тебя и поместили в этом вот гробу, чтобы никто не видел тебя и не пошёл отсюда слух. Так что держи свой длинный язык за зубами и помалкивай. Благодари судьбу, что оставили тебя в живых, а не расстреляли. Теперь - всё, понял?
- Понял, - содрогнулся Гагарин, обречённо подумав: - "Только на кой ... мне такая жизнь? Действительно, как в гробу".
- Ешь! - скомандовал начальник. И как только Гагарин поел, забрал посуду и вышел, выключив снаружи свет. Встреча на этом закончилась, а ужас от положения, в какое попал, остался. "Да разве же я долго проживу в такой темноте?" - ужаснулся он. Откуда же ему было узнать, что проживёт немало. Организм космонавта был причиной такой продолжительной и мучительной жизни.
А пока продолжались только первые дни, а точнее, сплошные ночи, в которых он потерял, наверное, на 5-е или 6-е сутки счёт времени. Время для него обозначалось лишь приходами "начальника", приносившего 3 раза еду. Раз в день появлялся врач и осматривал пациента. Правда, здоровался, говорил "Доброе утро" и спрашивал:
- Ну, как вы себя чувствуете?
- Ужасно, Иосиф Моисеевич! Как крыса в темноте. Какое сегодня число?..
- Ну, то, что ужасно, это ваша теперь неизбежность, я вас предупреждал. А какое число - тоже предупреждал: не спрашивать меня.
- Но я же человек! - взмолился Юрий, чувствуя, как подкашиваются ноги. - А вы - врач, клятву Гиппократа...
Врач резко перебил:
- Не я распорядился вашей судьбой!
Когда врач ушёл, выключив за собою свет, Юрию показалось, что остановилась жизнь, а не время. От тишины стучало в висках и казалось, что остановился разум. Но нет, мысли метались в его голове: "За что, за что такая неслыханная жестокость?! Что делать, что делать?.. Ведь так невозможно жить!.." И принялся считать, сколько раз приходил врач и сколько раз подавальщик пищи. Получалось, что прошло 5 или 6 суток. Иногда он спал, забывшись от усталости. Иногда плакал. И чувствовал, как быстро отрастает у него борода. Он зарастал ею, словно старый дед. То колола шею где-то под подбородком, а теперь он мял волосы пальцами. А вот на голове происходило всё наоборот: кожа там зудела, он расчёсывал её ногтями до жидкого, и волосы выпадали ему в руку чуть ли не пучками.
4
Однажды он услыхал в подвале мужские голоса - они были резкими: бас, тенор и баритон. По обрывкам разговоров и стукам молотками он понял, что это сантехники исправляют где-то рядом какую-то трубу. А потом удары прекратились, что-то забулькало в кружку, а ещё минут через 5 голоса запели песню: "Гоп, мои грычаныкы".
Юрий подумал: "А что, если позвать их и спросить, какой это город? Надо только придумать, почему я этого не знаю..."
И он придумал, подозвав сантехников ударами в дверь и стонами:
- Ребята, я потерял здесь, в больнице, память и забыл, где расположена больница, в которой я нахожусь.
- На Игрени, - чуть ли не хором ответили ему сантехники.
- А в каком городе?
- Рядом с Днепропетровском, - ответил баритон. И спросил тоже: - А почему тебя держат в подвале, а не наверху?
- Да потому, что я - Юрий Гагарин!
За дверью сначала затихло, а потом рассмеялись:
- А товарищем Лениным ты не был?
Юрий подыграл:
- А кто это такой?..
- Та тоже один псих был. Только его лечили наверху. Призывал к новой революции. Ну, его и "залечили".
- А вы можете передать на волю, что я - живой?..
- Можем, - рассмеялся бас, - только, кому и зачем?
- Да не сумасшедший я, парни! Не надо смеяться... И болтать обо мне, кому попало, не надо. А только написать в космический центр в Москву письмо, что Гагарина посадили в психушку на вашей Игрени.
- Послушай, Гагарин, кончай трепаться, некогда нам слушать твои басни... - Послышались удаляющиеся шаги, а Юрий стал думать о том, как потолковее объясниться с теми, кто ещё окажется в подвале... Надо будет выпросить, чтобы просунули под дверь лист бумаги и карандаш...
Но шло время, в котором он постепенно запутался и не знал уже, сколько прошло дней. Лишь когда забулькало в батарее и от её чугунных рёбер пошло тепло, он догадался: начался, видимо, отопительный сезон, стало быть, 15 октября. Но людей в подвале всё не было и не было, точнее голосов. Тем не менее регулярно приносящий еду "гражданин начальник" не вызывал у него желания поговорить с ним - от него исходили невидимые волны не то жестокости, не то просто недружелюбия. И вдруг зимой, когда из дверной щели потянуло холодом, он заявился с обедом без этих волн - от него попахивало спиртным. И он заговорил с Юрием сам:
- Ну, чего ты всё молчишь и молчишь, не надоело?
- Так ведь вы сказали, чтобы я не лез к вам с разговорами. Вот я и не лезу...
- Ладно, расскажи что-нибудь про себя интересное. У тебя, наверное, были бабы, когда ты стал знаменитым...
- Да ничего интересного, вроде бы, не было. А вы работаете здесь, при больнице, да?
- Нет, я у себя на службе, в КГБ. А когда подходит время кормить тебя, меня везут на машине сюда, а потом обратно. В выходные я приезжаю на своей.
- Вам неприятны эти поездки?
- А как ты думаешь? Приятно смотреть на тебя волосатого, да с бородищей этой!.. Попроси врача, чтобы постригли!
- Просил. Бесполезно. А вы сами прихватите с собой ножницы, и я за 5 минут подрежу, где мне мешает...
- Хорошо, прихвачу и подравняю тебе бороду сам. Ну, а как всё же насчёт заграничных девок, было дело, а?
- Гражданин начальник, как вас зовут по имени-отчеству?
- Ну, Михаилом Петровичем. А что?
- Михаил Петрович, как вы думаете, если бы где-то во Франции упрятали здорового человека в психушку... нет, в одиночную камеру без окна и электрического света, без вывода на прогулку, без общения с людьми...
- Со мной же вот, - перебил Михаил Петрович, - общаешься! С доктором - тоже. Мы что тебе, не люди, что ли? Без общения он, видите ли... - недовольно закончил свою мысль начальник судьбы Гагарина.
- Ну, что же ты молчишь, Что хотел сказать-то?
- Да то, Михаил Петрович, что такого отношения к живому человеку - нигде в мире нет! Да ещё про девок спрашиваете... Ведь вы же - коммунист! Не стыдно вам так обращаться со мной, будто я - крыса, а не человек! Такого и гитлеровские эсэсовцы не делали...
- Ах, ты, сволочь такая! Я тебе что, гитлеровец, что ли?! Да я те щас всю морду...
- Вот-вот, - не мог сдержать себя бывший космонавт, - давайте, коммунист и товарищ Михаил, избейте беззащитного Юрия Гагарина! А если не справитесь, позовите ещё и других коммунистов-палачей! Ну, чего же вы, обалдели, да? Думаете, я боюсь смерти? Вот вы бы на моём месте...
- Молчать! - выкрикнул начальник. - Падла! К нему по-хорошему, а он сразу наглеть!.. - Михаил Петрович задыхался от ненависти, но наброситься на Гагарина не решался. И тот, видя это, проговорил:
- Я бы на твоём месте колбаски Гагарину принёс, а то и рюмку водки, да посочувствовал бы, а не орал, как будто это не... ты, а... тебя оскорбили. Неужели не стыдно?..
Поспешно направляясь к двери, не забрав даже котелок с едой и ложку, которые принёс, гебешник процедил:
- Ну, с-сука, ты ещё пожалеешь об этом!.. - и выскочил из подвала.
Гагарин тяжело, с сожалением вздохнул. Сердце у него часто-часто колотилось. Он даже не притронулся к пище, подумав: "Всё равно теперь мне конец..." И впервые в жизни, не по-мужски, горько, до икотки, расплакался. Не может человек жить без надежды.
5
На другой день гебешник не появился. И Гагарин спросил врача, принесшего ему еду в хозяйственной сумке:
- А где Михаил Петрович, заболел, что ли?
- Нет, уехал в отпуск, - ответил врач. - А что?..
- Какой же отпуск среди зимы?
- Там у него на службе горящая путёвка в Алупку объявилась, он и воспользовался. А вы что подумали? - напомнил доктор вопрос.
- Да ушёл он от меня вчера в обед уж больно чем-то рассерженный... А у вас когда отпуск?
- Не скоро, в сентябре. А Михаил Петрович не будет теперь долго, почти 2 месяца. А как заявится к вам, значит, кончился отпуск, вернётся отдохнувшим...
С этой минуты Гагарин окончательно понял, что побег из психушки невозможен, и стал думать только об одном: как, каким образом сообщить о себе в отряд космонавтов? Ни авторучки, ни бумаги, чтобы написать письмо, у него не было. НЕ было и встреч с медсёстрами - ни разу! - которым можно было бы попытаться передать письмо для отправки. А ведь только в таком случае могло прийти спасение или хотя бы надежда на спасение. Надежда оставалась лишь на какую-то случайность в судьбе. Словом, надеялся на чью-то сердобольность, жалость или сочувствие, если тот окажется поблизости от подвала. И хотя дни шли, а никого с воли не было, продолжал думать об этом и надеяться. Ведь помогла какая-то девочка "кавказскому пленнику" Льва Толстого!.. Придумывал всякие сказочные сюжеты встречи с судьбоносным человеком, который не поленится и сообщит. Ничего другого Гагарину не оставалось.
Вернулся гебешник к Гагарину только в начале марта и, действительно, изменившимся: от него не исходили флюиды озлобленности. Значит, и в самом деле отдохнул и забыл свою обиду, подумал Гагарин. И... ошибся. Михаил Петрович не только не забыл размолвки с Юрием, но... даже извинился за своё поведение, заявив:
- Доброе утро, Юра. Ты не держи на меня зла за мою выходку, я был неправ.
- Хорошо, забудем... - согласился Юрий.
- Ну, я-то не забуду, наверно, - вздохнул Михаил. Потому, что ты перевернул мне что-то в душе. Я много думал обо всём и... другим человеком стал. Таким, каким и должен быть человек. По характеру-то я незлопамятный. А теперь вот... даже стыдно за своё поведение.
- Спасибо тебе, Михаил, за это! Мы ведь с тобою одногодки, да?
- Да, Юра, мы почти ровесники. Я только немного постарше. Прихватил вот из дома ножницы, чтобы подравнять тебе волосы и бороду. И расчёску... - И вдруг, оборвав себя на полуслове, встревожился: - Только ты доктору о нашем разговоре не рассказывай, прошу тебя! Он, вроде бы, и хороший мужик, но... я его плохо знаю. Всякое может быть...
- Так ведь спросит же, кто меня подстриг! Что я ему на это?..
- Скажи правду, что я пожалел тебя, ну и... это... подстриг. Должен понять... Что тут такого?!.
- Ладно, договорились. Спасибо за помощь: стриги!
Вот так они помирились. Врач не удивился, увидев Гагарина подстриженным и причёсанным. Похвалил гебешника:
- Смотри ты, молодец какой! Я от него не ожидал... он мне казался человеком не очень-то добрым, даже побаивался его...
- А он вот оказался в душе другим, вы его не бойтесь! А лучше не разговаривайте обо мне: он тоже побаивается вас...
С этого дня у Юрия у самого начались сомнения в себе. И он сделался напряжённым в ожидании встреч с гебешником и врачом. Между встречами с этими живыми душами время тянулось медленно. Из памяти, как из тумана, выплывали забытые эпизоды из прошлого. Разговор с Германом Титовым, когда тот обиделся на него:
- Ну, что, Юра, ты уже перед Королёвым. Как жених перед невестой: свой в доску стал?
- Ты чего хочешь, Герман? Говори прямо...
- А я и не хитрю. Должен был лететь я, а полетишь ты? Хотелось бы знать, почему? Что изменилось?..
- Спроси Королёва, ведь он принял такое решение.
- Спрашивал. Ответил, что имя у меня не совсем удачное для такого события - не русское.
- А при чём же тут я?.. Почему на меня дуешься?
- Извини, - потеплел голос у Титова, - поверил одному тут... будто ты подлизался к Королёву. А сейчас вижу по твоим глазам, что он меня с тобою поссорить хотел.
"Вот такой получился тогда разговор, - подумал Юрий. - А теперь Герман считает, что я разбился и уже на том свете, а я живой, но только уже не Юра Гагарин, а... Кто бы мог представить себе, что такое возможно?!. Многие завидовали мне, а я сейчас завидую даже собакам. А заграничные девчонки действительно... липли там ко мне. Даже лиц их не помню, а этот "гражданин начальник" завидует. Наверное, придумывает какую-то хитрую месть... Только бы не подсыпал какой-нибудь гадости в еду! А может, не дожидаться, да и повеситься на трубе батареи отопления? К чему мне такая жизнь?!."
"Нет, это всегда успеется... А пока надо подождать, мало ли что может произойти?.. Вдруг подохнет Брежнев с перепоя? И тогда меня, возможно... Да, всё может быть, не надо только пороть горячку и ссориться с Михаилом Петровичем, хотя он вроде бы и неплохой человек. Но какой он, какой на самом деле?!."
В это апрельское утро, почти уже тёплое, "кормилец", так он стал называть про себя Михаила Петровича, пришёл к нему в камеру с книжкой в своей "полевой" сумке. Угостив Юрия завтраком, объявил:
- Вот! Принёс тебе Библию - случайно купил у знакомого букиниста для тебя. Подумал: "Наверное, Юра атеист, как и я, но в его положении..." Понимаешь, я вспомнил, что в иностранных тюрьмах... таким заключённым, как вот ты... разрешают читать Библию. Но, прежде чем нести эту книгу тебе, полистал её сам. Да и зачитался... Тут в ней, - он потряс книгой, - есть такие места - ахнешь! "Не судите, да не судимы будете!" - продекламировал он восторженно. А тебе - для утешения, и польза кроме того будет. На, читай!..
- Да как же я буду читать её в темноте?
- А я об этом как-то и не подумал. Поговори с доктором о Библии... Скажи, что это я тебе дал Библию и что во всём мире это разрешается. Думаю, он не будет возражать. А я согласую тогда со своим начальником поставить выключатель в твоей камере. Да и никто к тебе сюда не ходит ведь, из проверяющих-то?
- Ой! - радостно вырвалось у Юрия. - Никогда вам этого не забуду, никогда!! Жить в темноте, без света, это же!.. С ума можно сойти!
- В Библии написано: "Возлюби ближнего твоего, как себя самого!" Я думаю, - заметил "кормилец", - с этого и должна начинаться человечность.
На другой день "кормилец" пришёл с лампочкой и, чуть ли не с порога, спросил:
- Ну, как? Говорил с доктором о Библии и лампочке?
- Говорил. Он не возражает.
- Тогда - вот тебе лампочка! - Он ввернул её в патрон, свисающий на проводе. Стало светло.
И сразу же посветлело и на душе. А как только "кормилец" ушёл, Юрий, листая Библию, натолкнулся на фразу: "Не ропщи! Всё, что свершается на земле, свершается по воле Божией".
Юрий задумался: "За что же свершается такое со мной? Да, я хулил Брежнева, и он сделал это со мной по воле Божией?.. Брежнев Богу ближе, чем я? Этот бабник и пьяница... превративший меня из человека в крысу?!."
Тут же всплыла в памяти история с мышью, появившейся в камере. Он угостил её кусочком хлеба, и она стала приходить через щель под дверью каждый день и не боялась его. Он начал разговаривать с нею, и она, подкормившись крошками пшённой каши, слушала его. А ему вспоминалось прошлое...
Однажды в детстве его побил отец. Ни за что, если судить по-честному: мать пролила на пол суп и пошла за тряпкой. А вошедший отец, не разобравшись и не спросив ни о чём, достал ремень и... больно отстегал Юру. Мать расплакалась вместе с сыном, когда узнала, и он перестал плакать, прижимаясь к ней и затихая. А теперь, вспоминая об этом, тихо заплакал вновь и... удивился: "Ропщу, что ли?.."
- Да, Мышенька, - перешёл он на разговор с мышью, - грехи, о которых меня хотел расспросить "кормилец", у меня, действительно, были во время поездок за границу. Но почти никого из тех гостиничных девиц лёгкого поведения, кроме одной темпераментной мулатки на Кубе, я даже не помню. Так что я не считаю это изменами жене. Просто это были половые влечения от безделья и томления молодой плоти. Тысячи других мужчин вели себя так же, как и я. А вот расплата за грехи такая страшная выпала почему-то мне... И возникает вопрос: "Почему? Чем я хуже других грешников?.. Да сам Брежнев в тысячу раз больший грешник! А как живёт?.."
Гагарин, словно провидец, видящий, что творит в этот день Брежнев в далёком охотничьем домике Подмосковья, угадал, ткнув в судьбу своего личного врага, будто пальцем.
- Ну, шо, девочки, - обратился голый Брежнев к двум тёлкам", с которыми развлекался на ковре вместе с собутыльником по кличке "Продюсер", - поменяемся партнёрами, да? Поиграем в "подменку", говорю. Вон, какая красивая луна в окне!
- Давайте, - согласилась тёлка по имени Ира, - а то прохладно что-то, я прямо замёрзла!
- Нет, ещё рано, я пока не хочу! - запротестовала тёлка Надя, лежавшая рядом с 45-летним и сильным "Продюсером". Ей не хотелось переходить под старого и ожиревшего Брежнева - противно. Брежнев, видимо, это почувствовал, а настоящего желания у него уже не было, и он вяло согласился:
- Ну ладно. Действительно, что-то холодновато. Ира, сними с кроватей одеяла...
Гагарин, глядя на мышь, сказал со вздохом:
- Эх, Мышенька... - прозвучало, как "Машенька", - не знает никто, в чём смысл лично его жизни, а не жизни вообще. Вообще-то - это стремиться к её улучшению, к общему прогрессу. А вот Королёв, наверное, знал всегда, в чём Смысл его личной жизни, вот он - счастливый человек и везучий. Его цель - достигнуть контакта с инопланетянами. А я - что, я - всё равно, что собачка, посаженная в ракету, чтобы первой облететь планету. Много ли в этом моей заслуги, Мышенька? Молчишь... Потому, что не понимаешь. А я только теперь понял: почти никакой! А расплачиваюсь, будто у самого Бога украл что-то важное. Так-то. В Библии написано: "Неисповедимы пути наши!" С этим - я согласен: неисповедимы. Да и зачем создан весь этот звёздный бесконечный мир, зачем? Никто не знает...
Не предполагал Королёв в 66-м году, что ему суждено умереть в возрасте 60-ти лет из-за обыкновенного, лопнувшего геморроя - врачи не сумели остановить кровотечения. А вроде бы не такая уж сложная, "космическая" проблема. Зато пьяница Брежнев, ровесник Королёва, продолжает жить: у него свой "смысл" - девки.
"А может, объявить голодовку в знак протеста? - мелькнула мысль. И тут же погасла: - Голодовки применяли заключённые, о которых люди знали, что они арестованы и посажены в тюрьму за политические убеждения. А как может объявить голодовку покойник? Ведь всем известно, что я погиб! Ну и подохну здесь с голоду, а начальству от этого будет меньше хлопот со мной, вот и всё. Нет, на моём месте нужно что-то другое - как-то войти в доверие к ним. Только этим я смогу добиться облегчения своей жизни".
6
Весной, когда отключили батарею отопления, воздух в камере Гагарина относительно посвежел, и разговоры с врачом и "кормильцем" стали длиннее - начальство не стремилось скорее уйти из его мышеловки. Да и сама Мышенька настолько привыкла к тому, что он её подкармливает, что перестала его бояться совершенно. Он разговаривал и с нею теперь подольше:
- Врач говорит мне, что на днях меня будет обследовать главный доктор. Учил меня разговаривать с ним, растягивая слова и казаться равнодушным ко всему и вялым. Тогда, мол, всё будет хорошо, по-прежнему. А стану жаловаться или буйствовать, начнут меня колоть уколами. Вот, какие мои дела, Мышенька. Как можно по-твоему назвать государственный строй, который калечит уколами здоровых людей, а по радио призывает к строительству коммунизма? Не знаешь, да? А я уже понял: это - фашизм. Только пострашнее германского... Ну, ладно, иди, гуляй, пока разрешают... А я - что-то устал сегодня, да ещё надо готовить себя к заиканию и покорности... Нет, погоди! А что такое "золотое сечение" во взаимоотношениях людей, знаешь? Я узнал, что этот термин ввёл в употребление Леонардо да Винчи. Я учился тогда в инженерной академии. И задумался вот о чём... А нет ли закономерности и в отношениях людей? Ведь даже в любви родителей к своим детям и внукам существуют периоды большой любви, просто любви, когда они подросли и перестали быть беззащитными, и обыкновенной обязанности любить, в которую переходит большая любовь - хотя они и свои, родные! Помню, пока был маленьким, родители меня любили сильно, а я их - лишь инстинктивно. Потом подрос, перестал бояться чужих и... почувствовал, что люблю мать и отца, словно по какой-то обязанности: так надо - мать, отец! Да и они ко мне, в особенности отец, стали относиться тоже, как по обязанности. Вот я и думаю теперь: а сколько в жизни просто чёрствых и даже плохих людей - ведь тысячи! И у них тоже есть дети. Но достойны ли большой любви такие родители? Воры, например, или злобные по характеру. Да и немало детей превращается в подлецов, и родители знают, что их дети - подлецы, не достойные не только любви, но и обыкновенного уважения. Бывает, что отношения семейные разрушаются совсем. И всё же "свои" - дети ли, родители - навсегда остаются "своими". Родственные чувства заложены природой. "Чужие" - это знакомые, соседи. Мои старики, наверное, горюют по мне, как о погибшем, и по сей день. А во мне... даже не знаю, что сидит: то ли какая-то тоска по ним и их сочувствию, то ли жалость, что им теперь плохо без меня и моей помощи.
Перестав разговаривать с мышью, мысленно продолжил размышления: "Да, большую любовь родителей, будучи взрослым, надо уже заслуживать. Любовь по обязанности - это не любовь. Проходит же у супругов любовь? И остаётся что? Тоже - обязанность. И всё-таки это - лучше, чем равнодушие, как к чужим людям. К родным людям равнодушным нельзя быть - это против природы. Как разумно она устроена! Ну, прямо по формуле "Золотого сечения". Стало быть, главное в Человеке - это уважение к другим. И это подмечено в Библии: "возлюби ближнего своего, как самого себя!" Могучая мысль...
Но разве можно возлюбить государственный строй сплошного насилия? Не насилия законов и светофоров, которое создано для удобства людей, а НАСИЛИЯ над духовностью и человечностью".
Перед мысленным взором Гагарина повис лозунг, написанный белым по красному: "КПСС - ум, совесть и честь нашей эпохи!" Внутри всё восстало, как от приступа тошноты, и он даже сплюнул.
Главный врач, с которым явился Иосиф Моисеевич к Гагарину в камеру вместе с "кормильцем" и каким-то полковником, начальником "кормильца", оказался вежливым, лысым старичком по имени Владимир Николаевич - так называл его Иосиф Моисеевич, обращаясь к нему. Указывая кивком на Юрия, он произнёс:
- Вот вам, Владимир Николаевич, мой подопечный. Кровяное давление почти в норме, но всё остальное свидетельствует о полном провале памяти, и со зрением не всё в порядке...
Все четверо мужчин в белых халатах столпились возле него. Главврач с изумлением пробормотал:
- Да это же что-то совершенно заросшее до неузнаваемости, а не Гагарин! - И обратился к Юрию: - Доктор говорит, что у вас с памятью не всё в порядке, и видите вы плохо. Так это? Или что-нибудь помните?
Юрий стал изображать невменяемого:
- Вэ-вас йя не-езнаю. А что-о ва-ам надо?
- Откуда вы к нам в больницу поступили, помните?
- Не-езнаю. Ка-акую б-больницу, за-ачем?
- Ну, вы же были лётчиком. Попали в аварию, и вас привезли сюда лечить. Помните, как вы летали?
- Ку-уда летал, за-ачем?..
- М-да-а... - протянул главврач. - Но в темноте-то вы его зачем, Иосиф Моисеевич? Это вы уж перестарались!
- Так было приказано свыше, - тихо ответил Иосиф Моисеевич.
В разговор вмешался переодетый полковник:
- Да, Владимир Николаевич, было такое указание товарища Брежнева. Но недавно я разрешил поставить выключатель и в камере.
Главврач, словно оправдываясь перед полковником, произнёс:
- Ну, ослеп бы у нас ваш пациент, дальше что? Одна морока будет с ним. Придётся подсаживать к нему сиделку или санитара... Он же будет натыкаться на стены, на унитаз!.. Да ещё в штаны себе вдруг наделает! Зачем это на данной стадии? Поэтому я и попросил вас поставить выключатель.
Дальнейший осмотр прошёл быстро и ничего нового не дал. В заключение главврач спросил Гагарина:
- Больной, а откуда вы родом и кто вы?
- Я-а не больной, у ме-еня ничего не ба-алит. А отку-уда я взялся, не зна-аю. Спросите доктора.
- Кормят вас хорошо.
- Ха-арашо кормят.
- А что вы любите ещё?
- Жареную ка-артошку.
- Да нет, что любите вообще? Женщины вам не хочется?
- Й-а-а сказки люблю. А же-енщину не-езнаю. Ка-акую женщину?
- Какую сказку вы помните?
- Про ца-аря Са-алтана.
- Картина ясная! - твёрдо резюмировал главврач и добавил: - У вас, товарищ полковник, вопросы к больному будут?
- Нет, мне тоже картина ясна, - последовал ответ. И главврач обратился к лечащему врачу:
- Уколы можно снять, а таблетки - оставьте для гарантии. Полный идиотизм - нам тоже не нужен: лишние проблемы возникнут. Вот и всё, осмотр закончен! - Он направился к выходу.
От идиотизма лечащий врач судьбу Юрия спас, он это понял и был бесконечно ему благодарен. А чтобы не превратиться от неподвижности в противного самому себе хиляка, он начал заниматься интенсивными физическими упражнениями: вращением рук, ног, шейных позвонков, отжимами от пола, приседаниями и даже бегом на месте. Но зарядки привели к тому, что он стал мечтать о близости с женщиной. Снились "дурные" сны, тосковал по женскому телу, мечтал о любви. А выхода не было. Тогда старался отвлекаться рассуждениями на "вольные темы". О чём он только не передумал. Думы были единственным спасением...
7
Свет в камере Гагарина теперь был, но ничего другого в его печальной судьбе не изменилось - одиночестве, тоска и воспоминания, всё, как и до этого. И потянулись дни, недели, месяцы. Юрий боялся, что скоро у него не останется ничего из прошлого, о чём можно будет вспомнить, и тогда... он сам захочет потерять рассудок и память.
Но пока ещё продолжались горькие размышления: "Где, в какой ещё другой точке Земли есть человек, осуждённый на подобную жизнь не за какое-то преступление, а за слова, высказанные в частной беседе? То есть, за мысли... Ну, преступников водят всё же на работу, они приносят какую-то пользу и кормят этим себя. А какой же резон кормить меня изо дня в день и продолжать держать в одиночестве? Зачем это государству? Зачем это самому даже Брежневу? Неужто ему мало этой жестокости? Это каким же надо быть злопамятным Умом, Совестью и Честью эпохи?!. И ведь знает об этом не только ОН, но и его окружение, люди, считающие себя коммунистами!
Я хочу только одного: чтобы о моей участи узнали в отряде космонавтов, а тогда узнает и весь народ: такую "новость" не спрячешь от народа. Ну, а что произойдёт после этого? Да ничего и не произойдёт! Все будут знать и продолжать делать вид, что ничего не знают. Разве что когда-нибудь, очень нескоро, об этом напишет какой-нибудь честный журналист или писатель. И какими же перед миром будут выглядеть россияне? Переморгают?.. Вот что такое рабий народ, который не умеет, не способен уже "возлюбить ближнего своего". Эта мысль повлекла за собой вопросы: "А каким был на самом деле, а не в кино, Ульянов-Ленин, если постоянно приказывал кого-нибудь расстреливать? Ведь известно же, что в Москве казнь человека на Лобном месте была событием для всех москвичей, толпами шедших на Красную площадь. Тогда это возбуждало, щекотало нервы. А в 1918 году в Москве расстреливали без следствий и судов по 100 человек ежедневно - "за контрреволюционные настроения". Получается, что жизнь человека ценилась в те годы одинаково с мухами. Но прихлопнуть в день 100 мух - это не отнять жизнь у 100 человек! Каким бездушным был этот "самый гуманный в мире" человек, которого киноактёры изображали в фильмах рафинированным интеллигентом. Почему никому в голову, кроме моей, не приходила эта мысль? В день - 100 убитых, за 10 дней - 1000, за месяц - 3000! А зверства, которые творились в сотнях тюремных лагерей, в тюрьмах?.. И всё это под маской строителей коммунизма. Получается, что Ленин был угрюмой мразью, а не человеком! Да и сама советская власть, выходит, была властью палачей, намного хуже царской?.."
В другой раз явилась противоположная мысль: "В природе каждого человека, в той или иной степени, развито желание нравиться людям. Это хорошо. Это его двигает к самоусовершенствованию. Но когда человек "старается" понравиться - хочет прослыть за человека умного, доброго, развитого - это уже плохо. Стараться человек не должен, он должен быть самим собой. Иначе это лишь хорошая мина при плохой игре. Человек привыкает всю жизнь играть какую-то чужую роль, фальшивого героя, придуманного им, и навязывает себя людям таким, тем самым обманывая и себя, и других. Из старания понравиться (по разным мотивам: кому из-за чего...) люди часто ведут себя неестественно, всё у них показное. А вокруг него много хороших и доверчивых людей. Они-то и становятся жертвами обмана в первую очередь, особенно девушки". Мысль о девушках потянула за собою мысль о первой любви: "Наверное, первая любовь оттого нам кажется такой безупречно-прекрасной, что бывает она на заре нашей молодости. Мы в этот период ещё не так умны, не умеем копаться в своих чувствах и анализировать их, руководствуемся в отношениях лишь непорочным и чистым сердцем, не умеем понимать всего так, как теперь. С прибавлением жизненного опыта в любви появляется элемент рассудочности, мы не можем уже быть такими счастливыми, как прежде. Вот отчего так запоминается первая любовь в сравнении с последующими.
Люди могут любить много раз, и это тоже хорошо, жизнь устроена разумно. Неспособность полюбить хотя бы дважды - болезнь. Если бы все были однолюбами, было бы много несчастных, жизнь превратилась бы в кошмар".
Однажды подумал: "Человек противоречив по своей природе, потому так трудно себя понять, тем более - себя объяснить другим". И тут же перешёл на мысль о государстве: "Не бывает, чтобы государство и его правительство не прославляло бы свои порядки. Всегда эти порядки восхваляются, называются самыми гуманными на свете. Людям внушается: кто не согласен с таким мнением, тот против своей родины, своего народа. Никому же не хочется прослыть человеком, идущим против своего народа. Тем более что всё проделывается тонко, обвинительные факты подтасовываются, проверить их народ не может, а стало быть, вынужден верить тому, что ему о ком-то или о чём-то скажут.
Из истории же известно существование несправедливых порядков, хотя в своё время их и выдавали за справедливые. Рассуждая логически, можно придти к выводу: нельзя слепо доверять восхвалениями, которые доводится слышать, нужно проверять их правдивость.
Даже Гитлер орал своим немцам и на весь свет, что нацистская партия самая лучшая в мире, цели её самые прекрасные, немецкие порядки - самые правильные. Кто против них, тот против немцев, то есть, против родины. Выборы немецкие - тоже самые справедливые. Немцы верили. Других - заставляли верить. Ну, а у нас сделали из Советской власти икону. Вот Брежнев и возомнил себя Богом".
Сколько всяких мыслей приходило за день в голову - не пересказать... А потом вообще пошли мрачными тучами - даже подумал: "Злых и жестоких на Земле, наверное, гораздо больше".
В полном одиночестве, полностью облысев, обрастая огромной бородою, теряя здоровье и силы, потеряв веру в доброжелательство людей, потеряв единственное доброе существо, привыкшее к его ласке, Мышеньку, Юрий Алексеевич прожил в нечеловеческой лютости ещё 20 лет и умер от истощения душевных сил в 1992 году. Когда он умирал, в далёком, уцелевшем сибирском тюремном лагере, часовой услышал случайно транслируемую по радио старую советскую песню "Широка страна моя родная". И глядя на другие вышки, под слова "я такой другой страны не знаю, где так вольно дышит человек", наблюдая за ночными щупальцами прожекторов, освещающих лагерь, подумал: "Да, страна широка, одних лагерей на 10 Европ настроили...".
Врач, лечивший Гагарина, был уже пенсионером и, добившись разрешения выехать в Израиль, рассказал о судьбе Звезды человечества своему сыну, остающемуся жить в "независимой" Украине, и кому-то ещё, от кого пошёл слух о смерти Гагарина в игреньской психушке, и слух этот покатился по Днепропетровску, дойдя, наконец-то, и до переформированного КГБ. После чего, где-то там, на "верху", было принято решение: убить врача, ожидающего визу на выезд. Его успел кольнуть в спину иглой, отравленной ядом, какой-то из "кормильцев" уже на трапе самолёта, улетающего в Израиль. В Израиле врач скончался. Но тайна о жуткой судьбе Юрия Гагарина, когда-то счастливейшего молодого человека, взлетевшего в космос, всё-таки вылезла из тёмного мешка истории и больно отозвалась в сердце автора этой повести, тоже разочаровавшегося в людях. Ибо никто из живущих на Земле тварей не совершил столько бессмысленного Зла и чудовищных преступлений, как Человек. И стало быть, эту злобную тварь не мог сотворить, да ещё и по образу и подобию своему, Всемилостивейший Бог, а сотворила его природная химия, если следовать здравой логике вещей и явлений. Ведь Природа на Земле - тоже самая беспощадная и равнодушная ко всему живому штука. А миф о добром и Всемилостивом Боге сочинили сами люди, вернее, те из них, кто способен на самопожертвование, любовь и сострадание. Они сочинили его в Утешение несчастным людям, желающим перевоспитать Человечество в лучшую сторону. Жить с надеждою на что-то хорошее - легче, да и умирать с надеждою тоже легче, нежели без неё. Судьба Гагарина лишь подтверждение мысли обо всём сказанном выше. Да и как ещё по-другому можно понять Взлёт человека за пределы земного притяжения, а затем, словно в насмешку, случившийся конец жизни самого счастливого и самого несчастного из людей. Но, может быть, хватит, наконец, превращать в послушную властям проститутку Историческую Память об ушедшей эпохе фашизма и содержать гниющее тело Ленина в почётном мавзолее рядом с русскими святынями. Хватит считать Сталина, никогда не бывшего военным человеком и не разрабатывающего планы сражений, генералиссимусом и выдающимся полководцем. Хватит чтить память о Брежневе, заковавшем себя в панцирь незаслуженных орденов и медалей, неоднократно наградившем себя званиями Героя всех мастей, памятник которому как почётному гражданину страны, а на самом деле мучителю Юрия Гагарина и фашисту, стоит в Днепродзержинске. Ленина и Сталина тоже следует назвать в энциклопедиях фашистами и палачами, покрывшими нашу землю миллионами уничтоженных по их приказам невинных людей. Хватит власть предержащим делать вид, что они ничего об этом не знают, и чтить Ленина и Сталина как великих людей, а не злодеев. Хватит ссылаться, что "не пришло ещё Время..." Оно уже давно пришло и заткнуло горло песне со словами: "Я такой другой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Её стыдно петь даже "верным ленинцам", поменявшим свои партбилеты коммунистов на христианские крестики на груди. Пора будить Совесть и в остальных воспевателях советского образа жизни, и в тех, кто исполнял приказы мучить не только Гагарина.