Пройдёт два осенних дня, и судьба вновь сведёт этих людей на заснеженном перевале Донгуз-Орун, разделяющем молчаливую Балкарию от высокогорной Сванетии. Перевал разделял их, врагов, и тогда, осенью 42-го. Только тогда они были молоды, теперь - нет: 30 лет таяли с тех пор ледники, и текла вода в бурном Баксане. Много воды утекло.
Молодыми навсегда остались их погибшие друзья - его, немца Карла Макенау, и Чоки Балиева, балкарца из Приэльбрусья, оборонявшего перевалы Северного Кавказа в составе 37-й армии. О бывших друзьях напоминали лишь холмики, на которых стояли лёгкие памятники со звёздами и медными табличками. От друзей Макенау не осталось и холмиков - размыло дождями. Враги. Пришли незваными, сгинули безвестными: участь всех завоевателей - не нужны памяти их имена.
Ну, а живые?
Кто они, если встретятся?
Они ещё идут по разным дорогам. Балиев направляется к Северному Приюту, что лепится на высоте 2350 метров у самого начала восхождения на Донгуз-Орун. А Макенау с группой туристов из ФРГ поднимается к Приюту Одиннадцати на Эльбрусе. Следующий их маршрут, на Донгуз, через 2 дня. И хотя они ещё не встретились, воспоминания у них об одном и том же.
У Макенау это началось потому, что он тут не был с тех самых пор, и вот оно всё вдруг воскресло и ожило.
У Балиева - потому, что уже знал: послезавтра приведут на Приют немцев, и он, инструктор-проводник, поведёт их туда, куда тогда не пропускал, истекая кровью. Он даже смутно, как сквозь пелену, опять увидел лицо того немца в белом маскхалате, который склонился над ним возле камня, к которому он привалился, простреленный в грудь. Их взгляды встретились потому, что Чока пришёл в себя и открыл глаза. Глаза немца были жгуче-чёрные, внимательные, в бахроме тёмных, почти женских, ресниц. Ресницы эти дрогнули, и разжались обветренные губы:
![[]](/img/s/sotnikow_b_i/bis0926/parus.jpg)