Детство уходит туда, куда все уходит рано или поздно: в землю, оставляя на зубах вкус смоляной жвачки и сигарет. Друзья только помогут ему быстрее разложиться в перегное, а сослуживцы замажут солидолом все дыры, через которые оно могло бы просочиться в сухой фрагментированный мир взрослых. Мальчики станут мужчинами, забыв, кем они были до этого. Девушки думают о детях и домашнем уюте. Мир, не останавливаясь, прожует их мечты и выплюнет черной жижей на землю. Кому хочется жеваной жизни? "Все новое впереди" - будут твердить они друг другу, все дальше отплывая от острова, где они оставили свое настоящее Я. Маски в конец заменят лицо. Производство заменит творчество, секс - любовь, а холодное разливное пиво и марихуану заменит кокаин или виски. До свидания друзья детства, привет товарищи, подельники, сожители.
Семья - ячейка общества. В ячейках едва хватает места для самих тел социальных животных, в которых превратились бывшие дети. Сможешь ли ты сейчас прыгнуть с моста ради прыжка. Просто рискнуть своим телом ради момента обретения былой целостности или так и останешься штампом, на котором выбито человек N****. Вставь любое число звездочек, их все равно не хватит, чтобы определить всех и каждого по отдельности. Их уже столько же сколько звезд на небе. Так что каждый может смело сказать, что вон та далекая яркая звезда - мое детство. Все равно никто не вернет ни словами, ни заклинаньями то, что утрачено людьми по собственному желанию. Минимум, что можно вернуть - это те искренние мечты, соединявшие кусочки нашего Я в единое детство. И уже ими склеить фрагментированные чувства взрослого мира.
Крылья.
Когда она пришла, я засмотрелся на ее шею с тонкой кожей и ручейками вен под ней. Дрожа, она раздевалась от прикосновений моих рук. Как в игре дотрагиваешься до предмета, и он в экшене. Маленькая моя, она не знала что такое сопротивление, она влюбилась в меня и этим растрогала. И этим превращала мою страсть в нежность к человеку, который беззащитен перед тобой по собственной воле. Во мне всю жизнь желание борется с моралью, а детство со взрослением.
Она сидела спиной ко мне между моих коленок, не оборачиваясь, боясь сделать неосторожное движение, приоткрыв губы и часто дыша. Для меня она была желанна и невинна в этот момент. Утренний серый свет отбрасывал тень от меня на ее спину, где каждый выпирающий позвонок был ощупан мной и рассмотрен. Я обнял ее обнаженную грудь ладонями, пропустив твердые соски между указательным и средним пальцем. Точность моих движений, отточенность и прозрачность мыслей - все это указывало на то нервное возбуждение голодного кота, играющего с ласточкой, у которой перебиты оба крыла.
Это не я. Это все мальчишки. Гадкие мальчишки с наглыми глазками. Такие подонки из детства, которые потом превращаются в пьющих ублюдков, бьющих своих жен. Ах, если бы она пришла ко мне в то время, когда ее крылья были целы, а бугорки позвонков не обсосаны чужими губами, и шея не посинела от поцелуев. Как живо бы она билась в моих объятиях, как бурлили бы ее соки и желания. Я играл бы с ней намного дольше, дал ей выиграть в первый раз и превратил бы ее из пичужки в кошечку с крыльями. Позже она сама смогла бы грызть глотки всем похотливым малышам, решившим забраться на нее. Она обгладывала бы их кошельки, потому что их счастье внутри портмоне. Аленка могла бы стать хорошей кошкой. Впрочем, только без крыльев. Ее безвольные крылья так хочется вырвать с мясом. Но я гоню хищника дремать в самые глубокие подвалы.
Стоп.
Я созерцаю мир за окном. Я гляжу во двор с девятого этажа на маленький фонтанчик внизу. Жирный соседский кот, балансируя на самом краю балкона, доедает синицу. Сентябрь, а желтобрюхая уже прилетела к горю. У фонтана играют дети. Листья желтые, небо как будто маслом намазано. Солнце такое же жирное. И дети веселы от изобилующего позитивом дня. И даже я, находясь над ними на высоте 27 метров, растянул губы в улыбке. Все прекрасно.
Когда же я впервые осознал, что разваливаюсь на паузы? Когда и вспомнить трудно. Может, я просто не осознавал своей фрагментации раньше, а она была. Я разваливался и спокойно наблюдал за отвалившимися частями. Как меланхоличные роботы из сказки Булычева. Ржавчина уже начала разъедать мои корпус и скоро доберется до сердца. И самое печальное, что мозг сухо зафиксирует в этот момент: ваше сердце заржавело, хозяин. Его нужно заменить. Прошлое в топку.
А женщины и утренние сны, а книги и гандж, а дальние страны? Они же в памяти и не могут отделиться от меня, как это сделало отработанное сердце. И не выдумывай останавливать меня больше. Мне твои препинания ни к чему, скажет мозг. И оно подчинится и сатана выкурит мои мечты через бонг, закатит глаза и спустится к полу от всего, что было хорошего в моих мечтах. От книг и утренних снов.
И меня нет, только дьявол с красными глазками отвернулся от окна и смотрит на свои сухие ладони в тонких морщинах. Линия жизни обрывается где-то у самого начала большого пальца. Там, где кончаются вены. Дьявол, стоп.
А еще паузы приходят во время еды. Когда в течение пятнадцати лет я брал книгу за стол, а потом вдруг мне это надоело, как и вообще чтение многих книг, которые в более раннем периоде я, быть может, и желал бы прочесть. Теперь во время чтения мне непременно хочется сигарет, и я отрываюсь от книги, чтобы поджечь мальборо, а когда ем, то временами ловлю себя на мысли, что я в паузе. Как фотограф Амэ у Мураками закуривает сигарету, делает затяжку и выпадает из мира. Сигарета дымится в руке, но мозг говорит сам с собой о себе, о тебе, о дальних странах и об образах, живущих в подсознательном мире. В этот момент можно четко заметить свою раздвоенность. Дьявол курит, Бог мечтает.
Или все те же утренние сны перед самым пробуждением. Когда ты не досмотрел сон до конца, проснувшись, например, от визга соседей, то всегда в состоянии вернуться в него ненадолго, только для того чтобы завершить игру разума до конца. То есть я сознательно заставляю себя спуститься в подсознание, чтобы завершить историю. Убить историю завершением - заложено у нас в программе. Люди, вероятно, не любят незаконченных дел. Этим объясняется и дефрагментация, и неистребимое человеческое любопытство и вся моя болтовня. Смерть - живое доказательство энтропии жизни. Она говорит стоп, без разрушения дальше не пройти. Дважды стоп - выкинем мусор. Пауза - это когда твои мысли и мир идут разными дорогами. И жизнь проявляется в ней как серебро на фотобумаге.
Сор.
Мне раньше был интересен любой обрывок информации. Уже то, что она неполная, интригует мое воображение. "Этот фильм хороший", - говорят мне друзья, но ведь они мне не сообщают все то хорошее, что было в этом фильме, они не передают мне свои эмоции через слова. Я хочу узнать все сам. Пропустить его через себя. Секс, наркотики и дальние страны - эту троицу хочется вкусить самому. Любые рассказы о них более чем вторичны. Они просто указывают путь. Не надо смотреть на наркотики как на нечто противоестественное природе человека. Каждому свой допинг в жизни свои паузы, кому-то не хватает спокойствия как Мастеру Булгакова, и кто бы ему ни говорил о покое, всю свою жизнь он будет искать свой собственный. Личный опыт будет ему первостепенным ощущением. Хорошо тем, кто знает, что ему нужно от жизни. А когда ты пребываешь в сомнениях, то всякий мусор так и лезет обрывками в твои мысли. Дети редко сомневаются, но они и не ставят фильтр на свое сознание, им чужда цель в жизни. Только если обстоятельства не лишают их дома. Стоит найти место у человека, где фильтра нет, и ты сможешь стать его другом в считанные минуты разговора. Только в последнее время я стал ставить фильтры от человеческого мусора везде где это возможно, даже не от пустой информации - ей я и вовсе перекрыл путь, а от людей ее распространяющих.
Телевизор - самый массовый спамер новейшей истории. Не смотрю ящик - очищаюсь духовно. Мне чужды "телевизионные дозоры", в моем мире на их распространителей охотятся как государство на дилеров джанка. Мера наказания - депортация к фильтрационным каналам и последующая обработка и терминация.
Последняя стадия смерти детства - фильтр на мечту. И это же первый шаг к полноценной социальной личности с дистанционным пультом в руке. Я не в силах проститься с детством и становлюсь параноиком. Маски становятся для меня единственным способом жизни среди нормального социума. Чем схожи между собой психологические портреты художников и путешественников, параноиков и наркоманов? Все они болезненно относятся к информационному мусору.
Breaks.
Звучание слова "хаос" мне понравилось в тринадцать лет. Я думал, что броуновское движение, анархия и house-музыка как-то связаны между собой. Можно смеяться, но именно эта фонетическая похожесть и вызвала у меня интерес. Я представлял само создание такой музыки диким творчеством. Радостно было после двух лет непонимания узнать, что house - это изначально музыка конвейера, а никак не космическое понятие антигена порядка. Чем больше я слушал house, тем больше понимал, что эта музыка больше напоминает мне стук в дверь. Отбросив это дерьмо в сторону, я немедленно втянулся в jungle и d'n'b. Близость меня как ганджамана к этому направлению была естественна и понятна. Легкий, позитивный jungle и soulful напоминали солнечную раггу - и дарили такую же радость. Пожалуй, именно эту светлую музыку я могу назвать любимой. Не хардкор, а рагга-джангл и брейкс. Мое сознание, мой организм хотели большего - музыки, под которую само воображение станет космическим хаосом и начнет выдавать мне картинки и радость от ощущения того, что ты часть этой мелодии, и видишь ее рисунок.
Изначально была музыка бьющегося сердца. Бог создал ровную бочку и все архангелы, и серафимы помогали ему в работе, но сатана первым сделал брейк.
- Люцифер, зачем ты ломаешь ритм всего сущего на земле?- Спросил его Верховный.
- Я не могу видеть, что все в мире постоянно, учитель. Ответил тот, кого еще все звали Светоносным.- Я ходил в досотворенную зону и там играет совсем другая музыка, отличная от твоей.
- Разве она ломает ритм вечной жизни, Люцифер, как это делаешь ты? - Спросил его Всевышний.
- Нет, она учит этому, Джа.
Трижды ломал ритм Сатана и трижды вопрошал его Бог. А потом выгнал ко всем чертям.
Ярость.
Однажды гадалка сказала мне, что впервые видит человека, у которого такие глубокие корни - на десятки колен в прошлое. "Их кровь до сих пор бьется в твоих жилах", проговорила она. Их кровь спасет тебя от суеты, в отличие от ярости.
Вспыльчивость не самая лучшая черта характера, но она широка и распространена во мне как Амазонка в Южной Америке. Ее бассейн охватил добрую половину моих эмоций. Злоба, страсть, радость, тоска, грусть, страх - все цветет на ее дрожжах.
Ярость повышает колорит чувств, цвета ее ядовиты как наркотик и также будоражат нерв. И чем крепче плотина от ярости, тем спокойнее я. Тем нежнее колыхаются на ветру ее красные бутоны.
Это случилось напротив ресторана, где я обычно ужинал. Это ее спасло. Он привык насиловать женщин безнаказанно. Она стащила в его магазине часики Rado, и он попытался утащить ее в свою машину, чтобы взять с нее плату на месте. Но она успела позвонить мне и поэтому кровь хлестала из его носа как из прорвавшейся трубы, заливая рот и застываю на груди рубиновыми комками. Я смотрел на человека, стоявшего напротив меня, с сжатыми от напряжения кулаками. Он кричал:
- Давай, сука! Я тебя урою! Давай!
Обычно в таких ситуациях меня либо мутит от адреналина, либо тянет на смех. Вся плотина в трещинах и ростки ярости щекотали меня. И красные бутоны звенели как колокола. Эта жилистая гнида, размахивающая передо мной своими граблями, вынуждала прыскать от смеха, но знакомая муть уже подергивала рассудок. Кровь на морозе застывает быстро, практически моментально. И падающий снег не таял на плечах людей, выходящих из ресторана полюбоваться на драку. Молодая парочка узнала побитого и удивленно замялась, приняв позу стороннего наблюдателя. Я услышал, как девушка прошептала парню, кто он.
- Я не буду с тобой драться, ты мне смешон, - Я, наконец, смог ответить.
- Ты сука и трус!
Мне нельзя участвовать в драках, я это знаю точно. Я не умею драться так, как это показывают по телевизору - мне хочется убивать. Бить человека до тех пор, пока он не перестанет двигаться. Я боюсь своего прошлого. Боюсь себя в дымке ярости. Это страх культурного человека перед варваром. Христианина перед Зверем. Но фурия гнева уже ворвалась в мой мозг и стала отплясывать свои первые па. Три раза попрошу не продолжать. Бог любит троицу. Темнело, вокруг нас собиралась толпа праздных зевак и общих знакомых. Его охрана уже выбиралась из магазина.
- Ты ебанутый что ль, ты же знаешь, кто я - тебя убьют! - Он отчаянно уверовал в свою победу и попытался меня ударить.
Так легко открыть дверь внутри себя этим алым всполохам...
Огромная тварь с пастью усеянной бритвами зубов ожила в моих глазах. Зверь свободен, глаза застелила алая пленка. В следующую секунду я свалил его с ног.
Удар, и нос лопнул как гигантский прыщ, следующий удар сломал мне мизинец, а ему разворотил челюсть и лишил двух передних зубов. Безумный оскал разорвал мое испачканное кровью лицо, как молния сухое дерево. Вот она тварь. Смотри на нее, сосунок! Вся моя черная ярость удар за ударом прорастала болью в его тело. Я бил его не больше минуты пока охрана не заломила мне руки за спину. И тогда я ударил его ногой в живот.
- Боже мой, и почему никто не вмешается? - Вздохнула женщина из толпы, глядя на распростертое в снегу тело. Кровавые пузырьки лопались на распухших губах. Нижняя челюсть болталась на одних мышцах. Глаза, застланные слезами, кровью и какой- то мутной жижой, мутнели - он терял сознание.
Слон уже сажал меня в машину, чтобы быстрее увезти меня и Алену от этого гадюшника.
Барракуда.
- Тебе пиздец. Из клуба придется уйти. Лучше вообще из города уехать. Нахер ты полез из-за бабы?
- Я люблю ее. Ты сам видел, я старался не трогать его. Свидетели есть. Он черт. Я за каждый удар могу ответить.
- Но она баба и воровка...
Мы сидели с начальником охраны в барной зоне "Дизеля", у меня болела рука, и раздражали все, кто был рядом. Начиная от радостно кивающих амфетаминщиков, кончая официантками. Я успел заехать домой и переодеться. На мне была свежая белая сорочка, пахнущая недавней стиркой, и я не упускал случая вдохнуть этот запах. К утру от него не останется и воспоминания. Табачный угар и пот перебьют все, не поможет даже отличная вентиляция. Слишком много курильщиков среди посетителей "Дизеля". Я как нашкодивший пес жду хозяина. Обычно он подъезжает где-то ближе к двум ночи, сейчас только полпервого. Я решил не ждать предстоящих разборок, а сам рассказать все как есть. И как карта ляжет. Моя фрагментация может закончиться смертью. Три года редкого нормального сна, частые приемы фена и кокаина высушили мое тело. Скулы и впадины на местах щек придали хищное выражение лицу, правда, быть может, поэтому я все эти три года работал на своей должности. Только человек с внешностью барракуды сможет работать здесь три года. Я вдыхал запах Ленора, как рыба выныривает за кислородом, и поднимал глаза на курящего одну за другой Слона. Его имя Леша Громов, он работает начальником охраны "Дизеля" и он уговаривает меня прятаться лишь потому, что если Мороз решит расправиться со мной за избиение племянника прямо в клубе, то перед Лешей встанет проблема выбора: друг или работа, предавать или защищать с риском для жизни. Здоровый спортсмен, бывший мой одногруппник по филфаку, человек, которого я сам позвал на эту работу, боялся вылететь с места. И мне от этого становилось стремно.
Хозяин привык видеть во мне крепкого как камень человека. Он судит по делам, никто же его не пускает в голову, в обитель мыслей. Никто про мою фрагментацию и слухом не слыхивал. Тем более Мороз. Он открыл "Дизель" не потому, что людям нужно было место, где выпить и поколбаситься, нет - он зарабатывал деньги. И мерилом наших с ним отношений были именно они. Впрочем, деньги были ему мерилом всего. Мороз был тот человек, которого уважали за любовь к деньгам. Да, он мог предать друга за бабло, но найдется ли такой человек, который сможет дать ему столько, сколько он захочет. Он и приучил своих подчиненных все мерить деньгами. Вначале назови сумму, а потом маши руками, человек может просто откупиться от тебя и твоих претензий, и бойни не будет, - любил повторять он. К хуям твою честь, если из-за нее страдает общее дело. Благодаря такой политике, Морозов был одним из самых богатых и влиятельных преступников города.
За ночь через мои руки проходили сумасшедшие суммы, кроме легальной прибыли заведение располагало казино, борделем и комнатами для приватных игр. Сын губернатора не раз заказывал блядей прямиком за карточный стол. И, конечно же, местные барыги отстегивали на карман. Мне лично.
Клуб наполнялся молодой пятничной публикой. Сегодня в "Дизеле" драм'н'бэйс. Все ждут питерского ди-джея Гвоздя - он будет основным блюдом. Я оставил Слона на диванчике, а сам пошел к кассе, сумма за вход уже переваливала за три тысячи долларов. Мало.
- Кать, как только до четырех дойдет, вход повышай на 50%.
- Хорошо, Вадим. Тут какие-то подозрительные личности вроде ментов проходили. Осторожнее там. Костику скажи...
Костик работал ди-джеем и вместе с этим приторговывал спидами и курировал еще четырех барыг. Главная его задача была отслеживать левых торгашей и джанки. Героинщики - это проблема рода человеческого. Бритые с пустыми глазами они приходили сюда раз в месяц обязательно. Запретить им вход я не мог, все они так или иначе были завязаны на Морозе и приходили в клуб от его добра, но Костя следил за ними по моей просьбе. Я догадываюсь, что они банчили эйчем где-то в менее престижных притонах, чем этот, так же принадлежавших Виктору Морозову.
Хороший фен по действию схож с кокаином, но более продолжительнее по времени и дешевле, на грамм четыре чела могли проторчать в клубе до двенадцати утра следующего дня. Я специально для таких оставляю чилауты открытыми, когда танц-пол закрывается. Наркоманы - мои личные капиталовложения. Чем больше тусовщиков сядет на фен, чем больше у Кости знакомых, тем больше бабла у меня на кармане. Костик мой насос.
Вон он бледный с акульей улыбкой пританцовывает у барной стойки и вокруг него постоянно вьются, как рыбы прилипалы, мажоры и творческие личности сидящие на чем-нибудь запрещенном. Костик купил себе квартиру и новенькую девятку, работая в нашем клубе всего два года. От частого употребления у него бешеный взгляд и пожизненная паранойя, но он следит за собой, и никогда не подводил меня, если не считать того навара, что укрывает. Но я сам позволяю ему этот маленький минус ради его самоутверждения.
- Здорова, Кость. Как ты?
- Нормально. Что-то ты сегодня рано...
- Пойдем, поговорим.
Мимо длинноногих щучек, разинувших свои рты в приветливой улыбке, мы прошли в VIP-комнату. Два черных кожаных кресла и большой диван. На стене весела плазменная панель с выключенным звуком. Огромный экран показывал новости о том как где-то рушились под выстрелами пушек города. Политики талдычили о том, что завтра в России умрет меньше народу, чем в прошлом году. У них есть все данные... а две хищные рыбы смотрели на бушующий телевизионный аквариум. Барракуда рассыпала кучку жирного корма перед мелкой акулой, которая тут же располовинила его плавником.
- Видел крыс? Они приплыли сюда за наживой.
- Видел. Трое. Я пустой.
Глаза барракуды вопросительно сверкнули.
- В заначке.
Акулка слегка попробовала корм, а барракуда жадно втянула огромную порцию зараз. Ее белки стали холодным айсбергом, лед которого моментально покрылся красными нитками вен, превращая зрачок в бездонную пропасть. Акулка испуганно ухмыльнулась левой стороной рта.
- Вадим, это лошадиная доза даже для тебя.
Барракуда направила взгляд на плазму, и заговорила злобным шепотом:
- Ты чего хуйню паришь? Какая доза? Я даже не пью. Сейчас поедешь в аэропорт Гвоздя встречать. На деньги, и вали. С собой возьмешь Вовчика. Поглядывай на крыс.
И мелкий хищник вернулся к яркой стае обожравшихся рыбешек.
Секс,наркотики,дальниестраны.
А я остался перед огромным экраном. Нос заморожен.
Сколько раз, вот так занюхавшись, я вызывал в этот чил-аут одну из местных блядей, чтобы удовлетворить очередного клиента. Хотя сам не пользовался платным сексом ни разу. Я не клиент. Я для женщины и театр, и сцена. Где она может творить то, что захочет, спускаться в такие глубины своего Я, какие достанет. Для меня женщина - зритель.
Щелк. Вести 24
Я переключил канал, и здесь новости: весь мир хочет залезть в мой маленький мозг, телевидение не устраивает моя узкая специализация, оно хочет рассказать мне о детях Африки, о бедных малютках с рахитными животами и ногами спичками, похожих на жителей другой планеты. Мои проблемы ничтожны перед телеэкраном. Все хотят помочь неграм и продают дикарям оружие. А для них что нож, что АКМ - средство убийства. Они варвары, но в их болезнях и смертях виновата цивилизация, присосавшаяся как клещ к огромному организму природы... Вот что хотят мне сказать рахитные дети, но репортер называет статистику и говорит что-то об ООН. Втянись я в эту программу, и она немедленно бы затащила меня в постель, где бесплатно и с удовольствием отрахала бы мой мозг.
Щелк. Порно
Я стараюсь сделать так, чтобы женщины думали то же самое рядом со мной, чтобы они зависели от меня как от наркотика. Им хотелось еще и еще. Я с удовольствием имел бы безропотный горем, который осознавал бы, что его задача услаждать господина. Каждый раз, когда я впервые смотрю на женщину, то вижу только ее физическое составляющее. Мне все равно, что у нее внутри. Если мне понравиться с ней общаться, я буду обращать внимание и на ее ум. Но легче оголить тело, чем внутренности. В бесконечной череде масок, мне довольно просто угадать истинное лицо женщины. Действительно, вызвать во мне восторг может только актриса, снимающая передо мной грим, или вовсе невинная дева. Порошек делает меня сентиментальным.
Щелк. Культура
Почему, так или иначе, я зациклен на наркотиках и имею полярное с государством мнение об их употреблении? Во-первых, я не выдерживаю ночью без сна на одном кофе с алкоголем. Фен позволяет мне не спать сутки на пролет, позволяет быть на подъеме и бодрым. Кокс проясняет разум. Марихуана дает мудрость, экстази - любовь. Героин - смерть. Алкоголь - секс и ярость. Свобода выбора... Если человек что-то употребляет из этого списка, ему не хватает как раз того, что временно дарит определенный наркотик. Это мои личные позиции. Так или иначе, любой допинг открывает чакры для связи с подсознанием и другими мирами. Культура потребления многих препаратов находится на варварской стадии. А варвар, как я уже наблюдал в Африке, использует предметы более высокой цивилизации во вред. Все вопросы оружием не решить, равно как наркотиками не восполнить духовной слабости.
Щелк. National Geographic.
В детстве у меня, как говорила бабушка, было шило в заднице. Я постоянно сбегал с уроков. Потом сбегал из дома, на сутки, потом - на неделю. Доехал стопом до Петербурга, там меня взяла милиция и передала родителям. Следующий рывок был сделан к Байкалу. Потом Польша. Я избегал ментов, как зверь охотничьи угодья человека, и с легкостью находил вписки и заработок на еду. Благо обаяния хватало. Прелесть дороги не в ее длине, а в людях, местах и событиях, происходящих с тобой на ее полотне. Курил я еще с первого класса, а с травой познакомился во время своих путешествий. Последнее я совершил после поступления в университет. Я доехал до Праги. Она была по-европейски прекрасна и очаровательна как богиня, не зря у города женское имя. Меня не было полтора месяца. В итоге я появился в университете в середине октября.
Мир показывают с тысячи таких же экранов, как этот, и человек привыкает к потреблению информации, сидя на кожаном кресле. Телевизор сокращает опытное познание мира, человек зацикливается на работе. Отдых в постель. Клуб в данном случае выполняет такую же функцию в городском муравейнике в плане развлечений. И как я, единичный экземпляр этого болота, могу судить о том, что другим в нем приятно? Я же часть Вавилона... Может цивилизованное общество в итоге обеспечит себя Абсолютным Комфортом и перейдет на долгожданную новую ступень развития и всем будет ВПР - Вечный Потребительский Рай. Людей, выбравших Дорогу, всегда достаточно.
Рыба бьется в сетях. Теплится рассвет.
Люди, выбирающие красоту как способ сохранения равновесия между природой и цивилизацией, стали близки мне с детства. Год назад я закончил вуз. И теперь меня держит здесь только привычка. Многие, найдя работу, обзаводятся семьей, рожают детей - сохранение рода главный природный рефлекс на смерть. Мы должны размножаться. Я тоже хочу детей... это в крови, но сохранить свое детство в душе и пронести его через взросление, спасти хотя бы его зародыш, для меня важнее.
Щелк. MTV
Я думал, что знание языков позволит мне путешествовать по миру. В итоге после школы меня устроили на филфак. Хоть мой аттестат и был полон троек по точным наукам, но я очень много читал. И благодаря этому неплохо учился. Впрочем, мои знания не избавили меня от привычки путешествовать, открывать чакры и быть сексуально распущенной личностью. За время первого курса я завел постоянную привычку спать днем, а ночь посвящать загулам. Сначала фестивали ограничивались выходными, потом возросли до недель. На втором курсе меня чуть было не отчислили, и я перевелся на заочный. В армию я был не годен, и меня поставили перед выбором работы: либо меня устраивал отец, либо я сам находил ее. Мои знакомые по прожиганию жизни сказали, что есть свободное место охранника в одном клубе. Короче, так пять лет назад я попал в "Дизель".
С тех пор дальние страны стали для меня тем, ради чего я работал. Целью заработка. Меня часто спрашивали в клубе, почему до сих пор я не покупаю себе машину. Почему не живу на широкую руку. На этот вопрос я не мог им ответить - вряд ли они бы поняли меня. Максимум, что я мог позволить себе, это снять двухкомнатную квартиру в спальном районе города. Жил по меркам клубной публики небогато и большую часть времени проводил на работе. Я построил стену в четыре кирпичных ряда между искренним детством и стаей пираний, повзрослевших и наглых, вступивших в игру на стороне охотника. Не могу же я им сказать, что деньги на балконе под плиткой.
Щелк. 2Х2
АленкаиУправляющий.
Было седьмое марта. Улицы были заполнены сосредоточенными мужчинами с букетами цветов и толстыми женщинами с тяжелыми сумками. Все безумно суетились и думали по детской привычке перед праздником о сказке, которая, быть может, с ними произойдет.
В магазине "Подарки" продавали различный хлам. Знаете, такие подделки под самурайские и рыцарские мечи, статуэтки из гипса, часы под старину и всякую всячину, которую можно было подарить. Перед витриной, за стеклом которой красовались шкатулки из малахита, стояла хрупкая девушка. Она проводила пальчиком по стеклу, очерчивая контуры зеленой поделки. Если бы температура ее дыхания была выше всего на несколько градусов, то на витрине остался бы влажный отпечаток этой теплоты, так близко она стояла к стеклу. Лица не увидать, только завитые соломенные волосы выбивались из-под шляпки на светлую ткань одежды. Она так загляделась на шкатулку, что не заметила продавщицу-консультанта, которая встала позади нее как надзиратель, выждала минуту и четко произнесла:
- Вы что-то хотели девушка? К витрине прикасаться нельзя.
Девушка вздрогнула, повернулась и, опустив глаза, минуя продавца, выбежала на улицу. Вернее она хотела выбежать, но ткнулась лбом в мою грудь, отшатнулась назад, шляпка слетела с ее головки и покатилась под ноги десяткам мужчин топчущихся в фойе магазина. Она секунду смотрела в молнию моей черной кожаной куртки, а потом запрокинула лицо и показала мне свои глаза...
Утренняя прохлада. Дом рядом с теплым тропическим морем. Послеобеденный сон. Мамины объятья. Дрожь луж под дождем. Первый поцелуй. Страх перед первым побегом. Сравнения паузами проносились в моей голове, и каждое я бережно откладывал в сторону. Ни одно из них не могло отразить то, что я увидел в этих васильковых глазах. В этом маленьком носике с бледными канапушками, в приоткрытом рте, к каждой губке которого я бы жадно припал поцелуем. Я как мальчик растерялся перед такой красотой. Я не знал что делать. Мне снесло крышу, а вместе с ней и все этажи моего сознания вплоть до фундамента. Я стоял перед ней как еврей перед огненным кустом.
- Извините, - сказала богиня и бросилась спасать свою безнадежно испачканную в сапожной грязи шляпку.
И я взялся ей помогать. Я поднял эту шляпку и стал вытирать о кожанку. Как я был счастлив в тот момент, когда она говорила мне спасибо, а я в ответ предложил погулять с ней по центру, если ее нигде не ждет мужчина. Никто ее не ждал: дочь богатых родителей, она была послана в этот большой город учиться, и затерялась среди его еще более роскошных обитателей, как бывало, прорастает на даче алый степной тюльпан среди домашних роз. Дальними странами повеяло от нее и дорогой длинною в мою жизнь, и счастье мое не содержало ни капли химии. И тело ее под бежевым плащом виделось мне самым прекрасным среди всех телесных и духовных созданий. Я не видел его, но я знал, что для меня это именно так.
Fade.
Вадим ждет хозяина перед экраном. В такие моменты в кино все вокруг застывает и только мысли главного героя звучат хриплым голосом за кадром. Прокуренным, грустным от прошлого, накопившегося в его сухих глазах. Такое чувство, что ему холодно, но он все также храбр и непреклонен, просто чувства ушли, остались долг и печаль от прошедших начинаний. В его глазах царят и дальние страны, и бессонные ночи, и жаркие женщины, все они стоят высохшей масляной картиной. Дети заворожены его взглядом колдуна из старой книжки. Он сам как книжка которую хочется читать вечно, как любимый трек, специально закольцованный диджем. Каждый знает его банальное завершение. Поэтому лучше пусть он зазвучит сначала и быть может кто-то заметит упущенные мелодии и мотив.
Я только могу предположить... Мудрый дедушка, на плечах которого долг и знания. Жизнь его не бесконечна - он это знает, но спокоен. Смерть не огорошит его внезапным нападением, она осторожно возьмет его под руку и уведет глубоко, где его никто больше не будет беспокоить. Он замерзнет от обычного счастья за красиво прожитую жизнь, троих детей и красивую спутницу. Настоящий хаос примет его в свои объятия. И он понесется мыслью, образом, разрываясь на части и осеменяя еще не родившиеся тела своей яростной душой. Тысячи ярких пылинок смешаются красочным цементом в человеческом зародыше. Но, как и любой цемент, он вскоре даст трещины и усеет обломками человеческий путь.