- Радетели ейны слыля людямя орыгенальнымя, - начала рассказ бабка Валидоловна, и тут я просто вынуждена остановить ее прямую, как линия Партии, речь, потому что в том виде, в каком бабка Валидоловна выражается, нет никакой возможности читать. Слушать - сколько угодно, но в письменной речи язык Валидоловны становится мертв и непереводим.
Поэтому я уж как-нибудь сама за бабку Валидоловну расскажу. Речь зайдет про интересную девочку и... Впрочем, все по порядку.
Ее родители слыли оригинальными людьми, потому что старались расцветить серый быт яркими и даже несовместимыми красками.
Рамы окон, выкрашенные в красный и зеленый, нарочно дырявые занавески, разрисованная рожицами и исписанная глупыми фразочками дверь... В квартире вовсе царил кавардак и фейерверк.
Говорили и то по-особенному.
- Охлебобуль нас вечером, Марк, - говорила жена.
- Слушаюсь и повинуюсь, Цацка! - отвечал муж.
Цацка - это сокращенно царица Катерина.
Когда у этих странных и перпендикулярных людей родилась она, не было никаких сомнений, что в мире станет больше на одну Машеньку, Зиночку или Леночку.
Ее нарекли Алопецией.
- Ты глянь, какая лысая, - сказала Цацка, когда муж явился смотреть на новорожденную. - Как Котовский!
- Значит будет Алопеция, - сходу сказал Марк. - Для уныликов Алка, для титанов слова - Алопеция.
- Алопеция Марковна, - посмаковала жена. - Да будет так.
Алопеция росла счастливо. Вокруг нее тихо бушевал ежесекундный праздник, потому что Марк и Цацка были счастливо-сдвинуты в одну сторону. Их со-бытиЕ началось как вызов типовому общественно-ячеечному укладу советских сот, но вскоре выяснилось, что нет момента "ну, что перебесились?", не бесовство это, а гармоничная жизнь в игре, воплотившейся в унылую реальность.
Дети относились настороженно к Алопеции, Алопецию это не обижало, а забавляло. Ведь мама говорила: "Дочка, ты сейчас идешь не просто играть в песочницу. Это специальное сложное-пресложное задание наблюдать за человекоидами. Потом мы все-все обсудим".
Человекоиды были чужаками, но вполне совместимыми и дружественными. Так объяснили девочке, и она ни разу не выдала своего истинного знания.
Ей даже нравилось участвовать в играх и разговорах маленьких человекоидов. Потом они с мамой обсуждали, что Алопеция сделала не так, какие еще нюансы человекоидного общения существуют, и все это началось в два года. В три мать и дочь можно было застать за таким разговором:
- Как-то я не уловила парадигму игры в больницу у пятилеток, - хмурилась Алопеция.
- В ее основе - животный интерес к различию полов. Организм юной особи человекоида еще не готов к размножению, но инстинкты уже действуют, включая механизм влечения друг к другу, что и ведет к таким странным играм, замаскированным под имитацию варварского лечебного процесса.
- Но в книжках по детской психологии, которые я проглотила на прошлой неделе, ничего подобного не было, - капризно протянула Алопеция.
- Странно. Надо посмотреть, что там такого тебе папа принес... А сейчас пора за Лобачевского, Алька.
Когда Альке было шесть, она уже обставила всех взрослых шахматистов области и увлеклась финансовым планированием и социальным прогнозированием.
- Мама, через два года тут все рухнет, - сказала она однажды в выходной, когда Марк делал отжимания от потолка, а Цацка усилием воли заставляла телевизор показывать концерт оркестра Дюка Элингтона вместо убогого "Сельского часа".
Отец спрыгнул на пол, царица Катерина обняла дочку и сказала:
- Да, золотая моя, через два года здесь будут властвовать смерть и боль.
- Реки станут красными, я точно подсчитал, - подтвердил Марк.
- Но что делать, предки?! - Аллопеция отстранилась от матери. - Вы давно знаете и ничего не предприняли? Что делать-то?
- Тебе нравятся человекоиды?
- Да.
- Что ж, тогда иди к бабке Валидоловне и сделай то, что она велит.
- Наконец-то, Алька! - Проворчала Валидоловна. - Я уж думала, не успеешь в пору войти. Долго с тобой цацкались.
Девочка улыбнулась слову, хранящему в себе имя ее мамы.
Бабка велела взять в одну руку фотографию Рональда Рейгана, а в другую фото Михаила Сергеевича Горбачева, который тогда еще не был даже генсеком.
- А теперь пусть они у тебя почеломкаются, - приказала Валидоловна.
Алопеция свела фотографии, прижала их лицевыми сторонами друг к другу.
От них стал истекать оранжевый свет.
- Теперь комкай! Чтобы шарик получился и не рассыпался.
Девочка сделала и это.
Сияние стало нестерпимым.
- Повторяй слова, - промолвила бабка, и они прочитали заклинанье:
Фотографии вспыхнули, ослепили Валидоловну на всю жизнь, Алопеция исчезла, ее родители тоже сгинули, как не было, а мир не утонул в пекле ядерной войны.
Сидит бабка Валидоловна на завалинке, гладит старого кота, материт тех, кто сравнивает ее с Вангой, и ждет, когда на планету человекоидов спустится одной ей видимый космолет, похожий на слезинку ребенка. Из него выйдут цветастые Марк и Цацка и заберут в правильную жизнь. Но без Алопеции.