Забулдыга не обижался на людей, потому что люди по природе своей часто не заслуживают человеческого к ним отношения.
Да, он однажды запил, но кто б не запил, когда любовь погибла под колесами правительственной тачки, которая умчала дальше, ревя клаксоном и на лету ощупывая души прохожих синим хищным взглядом.
Никто не запомнил номера, никто не записался в свидетели.
Нельзя было жить с вычеркнутой любовью в опустевшем сердце, но и убить себя не хватило духу. Отчаянно промотав полздоровья и уважение бывших коллег, Забулдыга однажды утром сказал себе "хватит".
И больше ни разу.
Но прозвище прилипло.
Раньше он работал пиздощупом в поликлинике, но теперь пошел фельдшером в неотложку, потому что на прежней работе давно образовались новые борзые пиздощупы - свято место пусто не бывает.
Неотложка была пиздец. Ебал он в рот этих бесконечных бабушкек-померь-давление, наркоманов, срущих в штаны, и ебнутых на всю голову синяков! Зато уставал, как проститутка-стахановка.
Постепенно сделал скупой ремонт и стал поебывать баб. Бабы все попадались до того глупые и прямолинейные, что иной раз казалось, будто это надувные. В особо запущенных случаях Забулдыга подумывал, а не закупить ли резиновую Зину, ведь ни уму, ни сердцу, так, просто хуй потешить. Но живая глупая баба - это еще и тепло телесных складок, а также "ой, ну ты чего?..", "ай!" и "вот так, да!" в непредсказуемые миги близости.
Оттого что кризис, бабы получались все глупее и глупее. А потом появилась Она.
Она была супермегаглупая баба, но чистая, как новый не пивший человечьей крови ланцет, и какая-то святая настолько, что в первый раз даже хуй не встал.
- Я что-то делаю не так? - испуганно спросила она, и Забулдыга взял ее стыдливое лицо в ладони, потом обнял ее крепко, чуть отстранил и заплакал, нырнув в богатые молочные железы.
"Боже мой! - думал он. - Я не достоин, я червь, в гордыне возомнивший себя человеком, ебись ты гидронасосом!"
А Она гладила его по подрагивающей голове и тоже плакала, потому что у нее было большое сердце и отзывчивая на чужую боль душа.
- Я знаю, тебе пришлось непросто, - шептала она. - Но теперь ты со мной, теперь ты будешь лечить людей, а я рожу нам Олечку и Виталика, а если Богородица даст, то и Никитку.
А Забулдыга плакал, и вместе со слезами из него выходила последняя скорбь. Впереди была новая жизнь, и пусть только хоть один пидор усомнится, что моим героям затем постоянно не улыбалось счастье, я, блядь, вас вот этими, сука, руками задушу!