Знаки афродизиака подсказали долгую дорогу и напрасные хлопоты.
Кофепропиточный аппарат хрюкнул и пропитал атмосферу предчувствием пожара.
Ласковый огонь лизнул портьеру. Она зарделась.
- Апартеид! Апартеид! - завопила Сусанна, хватая себя за железы.
Митрофан вбежал в одном носке и фалломорфировал, превратив себя в иллюстрацию избыточности: фалломорф с фаллосом - это был уже перебор.
Он хлестанул себя ладонью по лицу и отмер.
- Дура, не апартеид, а аларм.
Огонь словно замер, прислушиваясь, а потом махнул рукой-языком и перекинулся на соседнюю портьеру и на сувенирный веник, подаренный Тимофеем и Оливией.
Долбанный мещанский символ достатка загорелся, будто ждал своего часа и хотел показать, на что способен.
- Хорошо пошел, - одобрил Митрофан.
- Потуши это все, киса! - взмолилась Сусанна.
- Да ну нах, - усомнился Митрофан.
- Но ведь мы сгорим! - воззвала Сусанна.
- А мне пох, - признался Митрофан.
- Я жить хочу, я не могу здесь оставаться! - заистерила Сусанна.
- Ну и нех. - Митрофан пожал плечами и подлил масла в огонь.
Сусанна выбежала в коридор, но там был Страшный Коврик. Она не могла переступить через свой страх.
- Зая, ты еще тут? - Митрофан вышел в коридор и почесал хозяйство.
- Да.
- Скажи, а где остальная трава?
- Я ее в кофемашину положила... - виновато проговорила Сусанна. - Хотела, чтобы был праздник.
- Ништяк. Реально круто. Спасибо, зая. Я хочу тебя.
- И я хочу тебя, Митрофан.
Митрофан взял Сусанну на руки и перенес через Страшный Коврик. Они спустились по лестнице, вышли из подъезда и отправились на пахнущие сексом луга и в тенистые аллеи. Там они любили друг друга, а вдалеке раздавался вой сирен и мат пожарных. Трагические голоса соседей оттеняли эту основную тему темой тревоги и убытка, отчего любовь становилась чуть горькой и оттого элитарной.
А потом на них наехала такая большая машина, которая стрижет газоны, и они умерли в один день.