Сияя, как начищенная пряжка солдатского ремня, на улицы, омытые ночными дождями, вышел отец Замкадий. Борода его топорщилась черным колуном, ряса звучно трепыхалась, сражаясь с ветрами нового дня. Священник был готов к служению, впрочем, как обычно.
На углу улицы Маркса и Старообрядческого проезда к нему подскочил молодой человек предпенсионного возраста и невыясненной политической ориентации.
- Здрасьте! Я Иван Сопелькин.
- Сочувствую...
- Да нет, вы не так поняли, я ж ваш депутат!
- У меня нету депутатов, - обескуражено выдохнул отец Замкадий, тайно жалеющий о том, что поселковый приход его беден и даже сир, не то что в соседней деревне, где построили коттеджи лоснящиеся от денег газпромовцы.
- Пока нет, - отрубил хвосты сомнений Иван Сопелькин. - У нас будет отдельный избирательный округ, куда я по многочисленным просьбам народонаселения баллотируюсь в качестве депутата облдумы!
"Трещит, как звонок аптечной сигнализации", - подумал отец Замкадий и на всякий случай осенил собеседника крестным знамением.
- Благословляю тебя, сын мой, на труд подвижнический, на работу честную, ибо всяк, кто власть, должен радеть за судьбы народные.
- Аминь! - бойко подытожил Иван Сопелькин. - Батюшка, мне ваша душеспасительная помощь нужна, очень нужна!
- Денег нет, все истратил на ремонт церковной кровли, - быстро проговорил священник и зашагал на работу, то есть к церкви.
И тут случилось неожиданное - Сопелькин ударился оземь и обернулся... грязным Сопелькиным, потому что поскользнулся и плюхнулся в сельскую жижу.
- Ах ты... Кочерыга... Простигоссподи... - укоризненно пробормотал отец Замкадий, утирая брызги со щеки и оценивая обильные крапины грязи, усеявшие рясу с одного боку.
А Сопелькин плаксиво заматерился, встал и зашагал куда-то, уже не обходя луж и отчаянно жестикулируя.
Так в отдельно взятом поселке не произошло слияние церкви с властью.