Трудно не заметить на парковке мамин чёрный "жук". На мой вопрос, почему она купила машину как велосипед и почему такого цвета, она лишь пожала плечами и сказала:
- Во-первых, мне нужен был велосипед круче, чем твой с корзинкой. В данном случае крутость велосипеда определяется, есть ли у него бак для бензина или нет, и есть ли у него крыша и радио. Во-вторых, будь на этом свете цвет, темнее черного, я бы определенно купила машину такого цвета, да и не только машину.
Как только я взялась за ручку, она чуть-чуть отъехала. Поворчав, я сделала шаг вперед и снова взялась за ручку, на что она отъехала ещё дальше.
- Ну здрасьте приехали! - недовольно взмахнула я руками. - Женщина, сколько вам лет?!
Она быстро опустила окно и, высунув голову, начала отчитывать меня:
- А тебе сколько лет?! Каждый раз одно и то же! Я прошу тебя об элементарных вещах: как только закончится терапия, ждать меня либо в приемной, либо на парковке, но тебя вечно нет!
Пока мама полностью не высунулась из окна, я быстро открыла пассажирскую дверь, находившуюся справа от водителя, и нырнула на маленькое неудобное сидение. На таких машинах разъезжают по Европе, где она является чуть ли не самым крупногабаритным видом транспорта, а не катаются по Москве, где с такой машиной езда по ледяным дорогам напоминает бобслей.
Быстро закрыв окно, она велела мне пристегнуться и начала молча выезжать с парковки. Судя по недовольно выпяченным губам, она не намеревалась разговаривать со мной до конца поездки, однако я не собиралась сидеть в угнетающей тишине после промывки мозгов Мценским и уколом совести в виде Ники.
- Почему это происходит? - внезапно спросила она. - Неужели так сложно хотя бы раз ждать меня на месте?
- В прошлый четверг так и было.
- Рената, - недовольно начинает мама. - У меня есть дела помимо твоей терапии.
- Отлично. Тогда давай я буду ездить на неё сама.
- Ты смеешься? - спросила мама. - Час на метро, два на электричке? Да ты и станцию проехать нормально не сможешь без панической атаки.
Мне было нечего ответить на это, но и признавать свою вину я не хотела.
- Утром ты распиналась по поводу того, что мне нужно найти работу, а теперь говоришь, что я не могу ездить сама на свои же терапии.
- Ты всё равно не сможешь, - устало произнесла она, включая радио.
- Но в школу я же хожу! - воскликнула я, выключая радио одним ударом ладони по панели. - Черт побери, да ты только глянь, - злость бурила во мне и лопалась, словно лед под Титаником и мне хотелось задеть её так же, как и она меня, вечно упрекая с фобией. - О, что это? - я оттянула рукав клетчатой рубашки, показывая ей руку. - Давай посчитаем, сколько панических атак было за эту неделю.
Она даже не посмотрела на мою руку, просто покосилась на неё, слегка прикрыв глаза. Я прекрасно знала, как она боится дантистов, врачей и игл, но сейчас мне хотелось, чтобы она поняла, каково жить с тем, что у тебя едет крыша от одного только прикосновения кожи к коже.
- Опусти рукав, - велела она, покрепче сжимая руль. - Я всегда знала, что из вас двоих лучше было бы выбрать Нику. - Я буквально окаменела - плевать, что затекли ноги, что ремень безопасности давит, чуть ли не трамбуя под собой легкие. - Но врачи настояли, что в силу своего характера ты...
- Хватит. - Я не хотела слушать. - Я заходила сегодня к Нике. И знаешь что? Жизнь идёт дальше. У неё она даже шагнула за чертову прорву километров, пока моя лишь сделала один шаг и тут же упала на задницу.
- Рената, - начала она, но я больше не хотела говорить. - Посмотри на меня.
- Что это за имя дурацкое такое? - пробубнила я, отворачиваясь к окну. - Почему ты не назвала меня Настей или Машей?
- Раньше тебе всегда нравилось, что ты одна такая, - фыркнула мама. - А вообще, твой отец настоял, чтобы имя начиналось на ту же букву, что и фамилия. - Заметив, что я никак не реагирую на её слова, она продолжила, придав голосу некую восторженность. - Я думала, что умру с голоду, пока дождусь тебя. Так что ты как хочешь, а я зайду в МакДональдс.
Не слушая моих противоречий и восклицаний про то, какая это гадость, она вырулила на стоянку и вышла из машины, хлопнув дверью на прощание. Я сползла вниз по спинке сидения, молча разглядывая полупустую магистраль, вдоль которой теснились березы и сосны. Я хотела включить бунтующего подростка, но я даже не могла представить, как это работает - всю свою юность я проторчала в больнице, беся медсестер и путая таблетки, сбегая в рощу или, наоборот, сидя в больнице до посинения. Как вообще нужно играть на струнах родительских чувств?
В вопросах экзаменов и учебы я была вполне серьезна - готовилась по выбранным наобум предметам, решала тесты и пробники. Но с поступлением я не торопилась, да и мама настаивала, что раз результаты действуют пять лет, так что можно подождать, пока "это не пройдет". Она хотела, чтобы на следующую ступень жизни я вступила без гаптофобии.
- На! - Водительская дверь резко распахнулась. - Всё, как ты любишь.
Горячий коричневый пакет с жирными пятнами на дне приземлился мне на живот. Зацепив его двумя пальцами за край, я переставила пакет на приборную панель. Мама уже пристегивалась, засунув в рот горстку картошки фри.
- Я не буду есть это.
- Ишь какая, взяла в привычку ходить по фешенебельным ресторанчикам, кушать фрикадельки с манго, - мама вставила ключ зажигания. - А фастфуд стала презирать. Моя дочь снобка?
- Твоя дочь - психованная снобка, - уточнила я.
- Рената, - умоляюще произнесла мама, выруливая со стоянки. - Я накладываю вето на это слово.
Ну как всегда! Если звучат какие-то нелестные слова или поднимаются нежеланные темы, мама тут же накладывает на это "вето" - не сметь вспоминать, говорить или даже вздыхать об этом. Я хватаю пакет с приборной панели и заглядываю внутрь: картошка по-деревенски, двойной чизбургер, апельсиновый сок и вишневый пирожок.
- Ищешь хэппи мил? - заботливо спрашивает мама.
- Хотя бы игрушку.
- Милая, - немного помолчав и не дождавшись моей реакции, она продолжает. - Я погорячилась этим утром. Как ты себя чувствуешь?
Будь в моей власти, я бы тоже накладывала "вето" на определенные вопросы, но правила в этой семье устанавливала не я. Существует вопрос, состоящий из четырех слов, который я слышала подряд каждый день, в течение четырех лет - у меня много вариантов ответов на такой вопрос, но меньшинство из них самые честные. У Ники их вообще не было - она огрызалась, юлила, порой и вовсе несла горячку, но это никому не мешало вливать в неё лекарств.
- Нормально, - я попыталась быть честной. - Теперь каждый раз после сеансов с Доктором Мозгом я буду заходить к Нике - либо сразу бери с собой МакДональдс, либо рассчитывай время так, чтобы не ждать меня.
- Рената, - осторожно начала мама. - Ты забыла, под каким условием Мценский выпустил тебя?
- Я помню, - ответила я, нервно перебирая светлые волосы - ох, Ника, с кем поведешься, от того и наберешься. - Но как мне тогда пересекаться с ней? Ты не представляешь, как мне её не хватает.
Мама долго молчала. Ехала медленно, как будто не верещала о том, что у неё есть дела, а иногда мне даже казалось, что она и на педали не жмет - эту маленькую машину по дороге толкает только ветер. Достав из сумки ежедневник, я включила лампочку около зеркала заднего вида, взяла в одну руку ручку, а в другую - вишневый пирожок.
- Это же гадость, - начала дразнить меня мама. - Тебя ещё не тошнит?
- Вот смотри, - я проигнорировала её дразнилки. - Завтра утром мне нужно будет сделать витаминный коктейль - по диете Дианы я должна привести себя в форму к весеннему марафону.
- Марафону? -Мама не скрывала сарказма. - Да ты дымишь, как паровоз.
- Ты это сейчас про себя или меня?
- А Диана знает, что ты куришь? Бегаешь и куришь, бегаешь и куришь.
- О господи, даже Мценский это знает!
- А Ника?
- Прости, - ядовито выплюнула я. - Но у меня не было возможности рассказать ей про все плюсы и минусы жизни с мамой.
- Минусы? - Я сомневалась в наличие материнского инстинкта у этой женщины - быть может, она продала его на черном рынке и купила эту просторную квартиру, в которой мы сейчас живем? - Это какие ещё минусы есть у твоей прекрасной и заботливой матери?
- Во-первых, она покупает котят, - я взмахнула руками, изображая мучения, но актриса из меня была никакая, а вишня в пирожке настолько хороша, что отлетела на её пальто. - Во-вторых, когда я пачкаю её одежду, она не кричит на меня.
- К плюсам мы ещё не перешли, - поддевает меня мама, кивая на салфетки. Мол, давай, вытирай. - Так чем тебя не устраивает наличие кота в доме?
- Маленькая истеричка с мягкими лапками и пушистой задницей, - фыркаю и открываю окно, чтобы запах масла и фастфуда выветрился хотя бы со стороны моего сидения. - Заедем в магазин?
- Ты это серьезно со своей диетой?
- Абсолютно.
Мама ничего не ответила - лишь покачала головой, прикусив губу. Она снова не верит мне и в меня, но не скажет этого - ей не хочется снова лицезреть отметины на моей руке.
***
Упрашивать долго её не пришлось. Припарковав своё маленькое чудо почти около входа, мама велела мне не задерживаться, хотя сама довольно бодро и весело направилась в сторону магазинов, как будто полчаса назад не распиналась о том, что у неё есть дела.
Поправив спадающий ремешок сумки с плеча, я направилась в сторону входа в супермаркет. Проходя через автоматически открывающиеся двери, я достала ежедневник и пролистала его почти до конца, выискивая второпях записанную за словами Дианы диету.
Не то, чтобы я безумно любила готовить, скорее, смаковать и пробовать, про что постоянно говорят Мценский с матерью, но когда дело касалось того, что я безоговорочно люблю, то мне уже было всё равно, что придется делать. Лишь бы не касаться никого. В этом и есть плюсы бега - чтобы бежать необязательно держаться за ручки, разговаривать или культурно перекидываться фразочками о погоде, достаточно найти в себе силы, чтобы остаться с самим собой один на один и проверить, насколько ты силён.
Взяв маленькую тележку, я положила в неё сумку и медленно пошла вперед, неотрывно читая записи.
Резко остановившись напротив отдела с хлебом, я ещё раз перечитала список и указания к нему, подписанные уже самолично Дианой.
- Что за черт? - Мне казалось, что в списке было продукты серьезнее, нежели те, что валялись по всей кухне в ящиках. - Мне нужно будет жевать чеснок?
- Чеснок - это не так уж и плохо, если откинуть запах.
Замираю и отрываю глаза от книжки в руках: напротив меня стоит молодой человек, наверняка, мой ровесник, может, чуть старше, лениво облокотившись на ручки тележки, которая едва не разваливалась от обилия изысканных продуктов вроде тыквы, специй, рёбрышек, трюфелей. На нем застиранные джинсы, странный белый свитер с синими птицами и черным карманом у сердца, надетый поверх джинсовой рубашки. В тележке валяется черное пальто, сверху которого наложены манго и ягоды в корзинках.
Он потирает сбритые виски, странно улыбаясь левым уголком губ. Волосы сбриты по бокам, но основная часть оставлена и счесана вперед, кончики которой едва достают до бровей - этакая огромная челка, счесанная наперед, но, как ни странно, ему это идет, особенно к строению его лица.
- Облепиха тоже не так уж и плохо, если у тебя она не в виде шампуня, - отрезаю я и, кидая ежедневник, качу тележку в сторону овощей. У меня нет никакого желания заводить знакомства в круглосуточном магазине со странно одетым гурманом.
Я быстро прохожу мимо него, но не успеваю ничего сделать, когда он ловким движением вынимает из сумки мой ежедневник и открывает его. Сначала мне сковывает ужас, а вдруг он открыл на той странице, где я записывала за секретаршей Мценского расписание следующих приемов или названия медикаментов, которые должна принимать?
- Тебя в детстве не учили, что брать чужое - плохо? - едко спрашиваю я и подхожу к его тележке, облокачиваясь на решетку с носа тележки.
Парень как будто не замечает меня - он внимательно всматривается во что-то, хмуря брови - его левая бровь немного неровно рассечена вертикальным шрамом.
- Не имею ничего против гречки и яблок, но всё остальное - брехня, - выносит он свой вердикт и, захлопнув ежедневник, выпрямляется и кидает мне его обратно в руки. - Пошли, спорстменка, я покажу тебе настоящую кухню бегунов.
Маленький комок раздражения дал толчок шестеренкам, которые отвечали за мой язык, а уже потом - мозг. Меня немного оскорбили его слова касательно диеты Дианы, но еще больше раздражала наглость, с которой он так легко забрал мою книжку.
Хотя отдаленно я осознавала, что больше всего меня бесило то, что я не могла выхватить из его рук книжку, оскорбить его как-нибудь и пойти за злосчастной свеклой, потому что все мои навострившееся чувства орали "Не прикасайся! Не трогай!", а в ответ на это кожа лишь неприятно горела.
- Во-первых, перестань так злобно смотреть на мою тыкву, - его слегка грубоватый голос выводит меня из мыслей. - Я не хочу, чтобы кто-нибудь, кто съест суп из этой тыквы, валялся в больнице с пищевым отравлением. Во-вторых, - он уверенно развернул свою тележку и толкнул ею мою, - тебя как зовут?
Согласиться было проще, чем устраивать спектакль, да и он точно различит хорошие продукты от плохих, судя по изысканному содержимому его тележки.
- Рената, - я смотрю на наручные часы. - Только давай побыстрее.
- Обычно девушки говорят мне такое не при таких обстоятельствах и не в таких местах, - парень снова улыбается одним уголком рта. - Меня зовут Максим.
- Или вовсе не говорят, - фыркаю и качу тележку за ним. - И откуда Максиму знать, что нужно есть бегунам? Повар? Фитнес-тренер?
- Я просто сканирую твою статную и безгрудую фигуру и определяю, в чем твой организм нуждается больше всего.
Мы проходим мимо прилавка с яблоками. Останавливаюсь, беру то, что покраснее и побольше и без раздумий кидаю его в новоиспеченного знакомого. Максим увернулся, продолжая рассматривать персики.
- Обычно девушки кидаются в тебя фруктами за грубости при первых минутах знакомства? - с сарказмом спрашиваю я.
- Ты первая, - пожимает он плечами и кладет несколько нектаринов в целлофановый пакет. - Не нужно было так пристально высматривать самое большое яблоко, вот и всё. Где учишься?
- Пока присматриваюсь, - беру три самых крупных яблока, кладу в пакет и иду к весам. - Это ты пытаешься помочь мне найти самые лучшие фрукты или банально познакомиться?
- Совмещаю приятное с полезным, - цокает он и смотрит на меня, слегка наклонив голову вбок. Долго. - Рената, - он как будто пробует на вкус мое имя. - Мы раньше не встречались, Рената?
Я вздрагиваю. Конечно, я и раньше заигрывала со смельчаками в метро и автобусах, иногда даже с девушками, чего уж скрывать, в странное и прогрессивное время живем, но чтоб вот так стоять с каким-то самоуверенным типчиком и кидаться в него яблоками - впервые. Хотя, чего ещё ожидать? Я вряд ли когда-нибудь позволю чему-то такому зайти дальше, нежели разговорам, какой там номер телефона.
- Надеюсь, что нет.
- И это я ещё грубый, - театрально вздыхает Максим и приклеивает выданный весами ценник на пакет с фруктами. - Это твой собственный цвет волос или ты крашенная?
- Это твой собственный порок или ты прикидываешься? - огрызаюсь я, беря в руки увесистый баклажан.
- Тебе не нужен баклажан, - он смотрит по сторонам. - Горох любишь?
Я не успевала за его мыслями - он перескакивал с темы на тему, то возвращаясь к моим волосам, учебе и домашним животным, то распинаясь о том, как же вкусно можно приготовить спаржу вместе с беконом или совместить пюре из тыквы с кокосовым молоком. Он придирчиво рассматривал упаковки с замороженными ягодами, а в отделе с рыбой и вовсе утроил перебранку с продавщицей, объясняя ей, как нужно правильно хранить чешуйчатых на льду.
Пока я тянула его за тележку, чтобы он отстал от озлобленной на весь мир за ночную смену женщину, Макс успел что-то кинуть в мою маленькую тележку, уже набитую всякой всячиной, приговаривая, что "позор всем тем, кто не хочет даже попробовать разобраться в чем-то".
Оттащив его в самый последний отдел перед рядом касс - чай и конфеты - я покачала головой и постучала указательным пальцем по виску, осуждающе глядя на парня. Он, скрестив руки на груди, недовольно скривил губы и гипнотизировал взглядом темные мешки с кофе для кофе-машин.
- Спорстменка, - он все также сморит на кофе. - Что с твоей рукой?
На миг я теряюсь в пространстве, лишь краем глаза посмотрев на съехавший рукав объемной белой рубашки - стою и тянусь к верхней полке за маминым любимым арабским кофе. Зря я сняла пальто, но от беготни с этим сумасшедшим поваром в пальто я чувствовала себя как в сауне. Он не смотрел на мою руку, он смотрел чуть в сторону, благо у него хватило мозгов не пялиться на отпечатки резинки на моих руках.
- Ничего, - снимаю банку с кофе и опускаю рукав. - Ещё какие-нибудь наставления или мы наконец-то можем распрощаться?
Максим начал говорить что-то, но я уже двинулась в сторону кассы, на ходу захватив белый зефир. Спасибо всем тем, кто нормальный и не ходит в продуктовые магазины в такое время - продавщицы за кассами со скучающим видом читали журналы, облизывая пальцы перед переворачиванием страниц.
- Подожди!
И тут этот симпатичный и весьма забавный парень хватает меня за предплечье. Резко останавливаюсь и врезаюсь в свою же тележку. Чувствую, как сердце начинает учащенно биться, а от его пальцев на моей коже расходится жар - дергаю себя за ворот рубашки, поднимаю на него тяжелый взгляд.
Самодовольное выражение на лице парня слегка дало трещину - густые брови приподнялись, губы озадаченно приоткрылись, а то ли голубые, то ли зелёные глаза впились взглядом в мое лицо.
- Отпусти мою руку, - слова были произнесены мной медленной и с такой паузой, что могло показаться, будто сейчас я ему врежу пяткой в глаз. - Немедленно.
Мозги у него определенно имеются - он разжимает свою руку и отводит её в сторону, виновато приподнимая и сразу же сдаваясь, если вдруг я начну бить его или закачу истерику. Судя по лицу Максима, он больше испугался не моей реакции, а того, что со мной происходит.
- Чёрт тебя подери, - выдыхает он, делая шаг назад и врезаясь спиной в свою же тележку.
Прижимаю руку к себе и пытаюсь успокоиться, делая медленные вдохи и выдохи. Сердце не успокаивается, и я чувствую, как паника медленно нагревается и начинает свой путь по моим венам. Сердце начинает биться сильнее, становится жарче, а я не могу нащупать резинку на руке. Во время каждой панических атак я оттягивала её, а затем отпускала, и так до тех пор, пока не приду в норму.
- Пошли со мной, - Макс хватает меня за ткань рубашки и тянет на себя. - Ну же! Быстрее!
Я следую за ним, путаясь не только в ногах, но и в мыслях. Мне душно и жарко, что вся спина рубашки пропиталась потом. Спотыкаюсь о стеллаж с собачьим и кошачьим кормами, но парень тянет меня вперед, хотя сам останавливается, толкает меня вперед, насколько это возможно, и выходит сам.
Ветер. Первое, что я чувствую - ветер. Он обжигает не хуже его прикосновения. Он проникает в мои легкие, заставляет панику отступить, разгоняет кровь. Прислоняюсь к фонарному столбу и сползаю вниз: плевать, что асфальт холодный, а я в одной рубашке. Прикрываю руками глаза и пытаюсь унять дрожь. Я отчетливо слышу, как Макс расслабленно выдыхает. Жалко я не умею перемещаться в пространстве и времени при помощи щелчка пальцев - я не прочь сейчас оказаться в своей комнате, хотя вряд ли бы мои дрожащие пальцы удосужились издать звук щелчка.
- И часто у тебя такое бывает?
Не отвечаю. Прижимаю ладони к глазам и думаю о том, как прекрасно было бы, если бы Максим сбежал от меня ещё в магазине, убрав руку с предплечья, или я бы превратилась в ветер и рванула бы далеко-далеко, запутавшись только в пальмовых ветвях Доминиканы.
- Не нужно пускать корни в асфальт, я никуда не уйду. Панические атаки - это серьезно.
Раздвигаю средний и безымянный пальцы и смотрю на Макса. Он сидит передо мной на корточках, глядя поверх моей головы и сцепив руки между собой. Его лицо серьезно, губы поджаты.
- Без тебя знаю, - бормочу и убираю руки от лица. - Отодвинься от меня.
- Насколько?
- Желательно на метр. Лучше на два.
Я ждала каких-нибудь шуточек, но он послушно поднялся и отошел назад, уселся на асфальт, прислонившись спиной к фонарному столбу.
- Пожалуйста, - я подтягиваю к себе ноги. - Уходи.
- Я же сказал, что я...
- Рыцарство нынче не в моде, - отрезаю я. - Не нужно так смотреть на меня. Просто уйди.
- Но...
- Я непонятно говорю?
- Ты точно сама справишься?
- Да, - поднимаю рукав рубашки и натягиваю резинку. - Четыре года как-то справлялась.
Третий раз повторять не нужно - Макс срывается с места, будто это он бегает, а не я. Автоматические двери едва успевают распахнуться перед ним, а после долго стоят открытыми. Он не оглядывается на меня, просто уходит.
И я благодарна ему за это.
Отпускаю резинку - зверь по имени паника отползает обратно, откуда приполз.