Все, кому приходилось сталкиваться с историей юга России или востока Украины, изначально бывшего его неотъемлемой частью, знают, что Харьков - город молодой. Основан он, вроде бы, в середине семнадцатого века беженцами с охваченных войной западных земель Украины. Во время освободительной борьбы против поляков под предводительством Хмельницкого, люди охотно селились на территориях, до того свободных, ещё недавно татарском 'Диком поле'. Под защитой московского царя.
Натурально, глупо искать в его земле какие-либо древности. Никто их никогда и не искал. Находки в черте города кладов римских монет или скифских украшений списывали на случайность.
Правда, ещё в девятнадцатом веке стали возникать вопросы о происхождении разветвлённой сети подземных ходов под городом. Огромного объёма кирпича, пошедшего на их облицовку в Харькове не обжигали, и обжигать не могли. Просто, к тому времени негде было это здесь делать. Слабосильным местным кирпичным заводикам такая работа была не по силам. А завоз издалека на возах - слишком уж дорогое удовольствие. Совершенно несовместимое, с сохранением такого строительства в тайне. Странным образом, провалы неестественно стремительно для русской бюрократической машины заделывались, шум вокруг провалившихся под землю прохожих, лошадей, или целых карет быстро сходил на нет. Всё - без серьёзных исследований. Только раз, в 1913 году непонятного происхождения подземельями заинтересовались по настоящему. Городская управа даже создала соответствующую комиссию, чьей работе никто извне, кажется, не мешал. Но грянул роковой август 1914 года, и всем стало не до того.
В славные имперские времена, наступившие после мировой бойни, любопытство по этому поводу почти исчезло. Доблестные органы охраны правопорядка всех, заинтересовавшихся тайнами подземелий приглашали к себе и, вероятно, полностью это любопытство удовлетворяли. По крайней мере, никто из них больше к людям со своими вопросами не приставал и по городским подвалам не шастал. Если вообще возможно шастать, то есть проявлять большую двигательную активность после гостевания в наших чрезвычайно компетентных органах.
Результаты проведённых, по недосмотру куратора из Тайного города, в двадцатых годах двадцатого столетия археологических раскопок, единственных за всю историю города, при первом же удобном случае, были вывезены в Москву. Подальше от излишне любопытных челов. Потому как один Спящий, да, возможно Дегутинский оракул, если его хорошенько поощрить, могут сказать, что неугомонные и совершенно безответственные хозяева планеты оттуда способны вытащить. В полном согласии с Забытой пустошью, некоторые разновидности любознательности в Харькове, и не только в нём, пресекались.
Любого учёного, осмелившегося усомниться в печати по поводу возможной древности Харькова, тут же дружно предали бы остракизму и причислили бы, если не к откровенным жуликам фоменковского типа, то уж к сбрендившим палеоконтактологам или уфологам. Гениальная фраза Чехова: 'Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда' применяется в 'научной' истории куда чаще, чем об этом узнают обыватели.*
* - Не имею реальных данных только о кураторе из Тайного города. Обо всём остальном желающие могут прочитать в книге Леонида Мачурина 'Тайны подземного Харькова'. Да и с куратором... Кто-то ведь препятствует археологическим раскопкам в мегаполисе. Интересно бы узнать, кто и почему?
Харьков, Дзержинский район. Много-много лет тому назад.
Восьмилетняя егоза Сонечка добилась-таки своего, вытянув из мамы разрешение полазить с новым, жужжащим фонариком по подвалу. Да и разве можно было устоять перед этим милым черноглазым галчонком, с гривой, иначе не скажешь, цвета воронового крыла. Когда ей было что-нибудь надо, Соня умела быть очень настойчивой. И горе было тому, кто имел неосторожность стать на пути этой худенькой, с вечно сбитыми коленками и локотками девчушки. Не смотря на весьма скромные даже для своего возраста габариты, всех однолеток, посмевших, например, обозвать её в глаза вороной или тощей галкой, она беспощадно лупила, а детям намного превосходящих её по возрасту, или взрослым устраивала нешуточные каверзы. У её мамочки уже неоднократно были неприятности из-за проделок дочери. Перевоспитанию девочка не поддавалась совершенно. Как-то так получалось, что это общавшимся с ней приходилось подстраиваться под неё. Впрочем, с младых ногтей она была девочкой понимавшей, инстинктивно, наверное, что у любых шалостей и требований есть границы, переходить которые не следует.
Само собой разумеется, Сонина мамочка предварительно проконсультировалась у регулярно лазившего в этот подвал по делам службы дворника. Вынужденно держа во время этого разговора дистанцию из-за нестерпимо сильного запаха чеснока, лука и ещё чего-то, разносившегося вокруг при каждом слове труженика метлы и лопаты. Женщина менее интеллигентная, легко бы опознала третью часть ароматического букета и вряд ли бы доверила ему присмотр за своим ребёнком. Дворник клятвенно заверил, что в отличие от чердака, подвал не захламлён и совершенно безопасен. Только, вот, грязен он очень, из-за угольной пыли. Грязь для родителей такой непоседы - дело привычное, рутинное можно сказать, и добро на экспедицию было дано.
Получив небольшую мзду, как проводник в царство Аида, новоявленный Вергилий ещё раз поклялся - Усэ буде як найкраще, товарышко, вот вам истинный крест. Так шо сходымо и повэрнемося без прыгод (то есть, приключений). - Несколько раз он повторил подобные заверения, не особенно их варьируя. Пообещал смотреть за ребёнком, не сводя с неё глаз.
Впрочем, его прилежания хватило только для снятия с двери в подвал большого амбарного замка. После вчерашнего общения с кумом, 'трубы' у него не просто горели, а выгорали к чёртовой бабушке, сил никаких терпеть это дальше не было, душа требовала немедленной поправки. Поэтому, будучи полностью уверен в безопасности подвала, он запустил туда непоседливую девчонку и поспешил в ближайшую 'рюмочную', где и завис более чем на час.
Соня сама не знала, чего она ждала от визита в подземное царство. Обнаружения спрятанного там разбойничьего клада? Встречи с таинственными подземными жителями? Или уж совсем чего-нибудь сказочного? Вроде освобождения из плена зачарованного злой колдуньей принца. Поцелуем, естественно. Наверное, всего сразу и ничего конкретного. Главное, чтоб было необыкновенно, не буднично. Непохоже на игры во дворе. Хотелось удивительных приключений и находок.
Поначалу было интересно. Странный (арочный) потолок, незнакомые и потому будоражащие запахи, противостояние яркого света в луче фонарика, и непроницаемой для глаз тьмы вокруг, гулкое эхо собственных шагов... Однако довольно скоро её сердечко перестало замирать от вглядывания в ужжасные пятна на потолке, вслушивания в страшшшные шорохи из тёмных углов. Никаких принцев и кладов вокруг не наблюдалось. Рука устала от непрерывных нажатий для поддержания работы фонарика. Подвал был противнюче грязен и обескураживающе пуст. Разочарованная Соня совсем было собралась уходить, когда её внимание привлекли несколько больших бочек в самом дальнем углу. Настырная девчонка переложила фонарик в другую ручку, и пошла туда. Исследовать последнюю надежду хоть на что-то интересное.
Бочки были старыми, жутко вонючими и пустыми. Неинтересными. Зато, за самой дальней и большой, несдвигаемо-тяжёлой и колюче-царапучей, обнаружился лаз. Низкий, неровный и узкий. В самый раз для среднего пуделя или карельской лайки. Или для худенькой девочки. Соня, не поколебавшись ни на одну секунду, полезла в обнаруженную дыру.
Порвав платьице, сбив в очередной раз коленки, обзаведясь большой шишкой на макушке, расцарапав до крови плечико и ногу, девочка протиснулась, сначала между стенкой и бочкой, нет, бочищей противной, а затем, не обращая внимания на острые сколы кирпичей, в обнаруженное отверстие. И, первым делом, вляпалась при протискивании во что-то мягкое и рыхлое, от чего сразу запершило в носу. С превеликим трудом, удержавшись от чихания, Соня поводила вокруг себя лучом фонарика (а всё время вжикать - не так уж и приятно) и обнаружила, что попала в кусок какого-то подземного хода выложенного из красного кирпича, без начала и конца из-за обвалов с обеих сторон. Сооружение это было, с Сонечкиной точки зрения, высоченное и широкое. Первым делом в её головку пришла мысль, а не правильнее ли называть это - тоннелем? Решив обязательно потом спросить об этом мамочку, девочка принялась рассматривать всё поподробней. В отличие от стен, пол был не красный, а тёмно-серый. От скопившейся на нём пыли. Не угольной, в какую успела перепачкаться Соня в предыдущем помещении, а обыкновенной. Такой же, какую домработница Даша каждый день вытирает с мебели маленькой тряпочкой.
- Это сколько же лет здесь уборки не делали? - Потрясённо рассматривала покрывавшее весь пол пушистое покрывало Соня. Раньше она и не подозревала, что пыли может быть так много. - Здесь тряпочкой как у Даши не обойдешься, нужно что-то другое. Например... Ой! - Додумать, что необходимо для уборки девочка не успела. Обманчиво ровное покрывало пыли скрывало неровности самого пола. В том числе, и совсем не маленькие выбоины, можно сказать, ямы, в одну из которых неосторожно шагнула Соня. Оступившись, она неловко, будто деревянная, грохнулась оземь. В который раз, рассадив коленки и локотки (не привыкать!), выронив фонарик, немедленно потухший, подняв в воздух целое облако пыли и извозюкавшись по самую ушибленную макушку. Включительно. Дышать тем, во что превратился воздух вокруг девочки, было весьма затруднительно. В носике у неё нестерпимо засвербело, в горлышке запершило и она, минуты на три, расчихалась. С интенсивностью, несравнимой ни с каким предыдущим случаем в своей короткой ещё жизни. Ничего вокруг она при этом не видела, не слышала, и думать ни о чём, кроме завладевшей ею напасти не могла.
Наконец-то отчихавшись, Соня обнаружила, что лежит на очень грязном, болезненно неровном полу в полной темноте. И куда выронила фонарик, совершенно не помнит. А ведь, где находится выход, она теперь не имела ни малейшего представления. То время, минуты две-три, в которое Соня суетливо, борясь с охватывающей её паникой, замещающей все чувства одним - страхом, шарила руками по полу, на много лет стало самым страшным из пережитых ею кошмаров. К великому её счастью и огромной радости, фонарик удалось довольно быстро (это как посмотреть!) найти и он не разбился, был в исправном состоянии.
Поэтому, естественным первым порывом у неё было поскорее вернуться к солнцу и людям. Но, сердечко быстро успокоилось, восстановило нормальный ритм работы, страх отступил из забубённой головки, вернулось любопытство. Соня продолжила осмотр обнаруженного ею подземелья. Не забывая подсвечивать себе под ноги при каждом шаге и ступая осторожненько-осторожненько. Падать здесь второй раз ей не хотелось.
Ещё добрых полчаса девочка пыталась найти в этом странном месте, ну хоть что-нибудь интересное, ёкая каждый раз, когда ножка попадала на неровное место. Однако ничего кроме пыли и битых кирпичей не нашла. А тут ещё ручки устали от непрерывного сжимания, хотя она фонарик регулярно из одной в другую перекладывала. Сонин энтузиазм к поиску неведомого или необыкновенного угас на этот день окончательно. Несколько разочарованная она отправилась обратно.
Потом был непривычно сильный разнос от мамочки. Точнее, даже два разноса. Первый за невероятное количество грязи на одежде, волосах и коже ( Соня пыталась отмыть её во дворе под краном, но смогла только 'художественно' размазать). Второй, за многократное превышение обычного количества синяков, шишек, царапин и ссадин приобретенное всего за несколько часов. Была, даже (!) произнесена вслух угроза, что шалунью закроют на целую неделю в квартире, благодаря интенсивным стараниям девочки не реализованная. На много лет Соня утратила интерес к подземельям. В мире ведь так много интересного.