Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

Вольная Русь (Азовская альтернатива-6). Глава 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


3 глава

Новый, но никак не Дивный мир

Чигирин-Запорожье-Чигирин, конец мая 1644 года от Р.Х.

  
   Путешествие в семнадцатом веке совсем не похоже на перемещение от пункта "А" к пункту "Б" в двадцать первом. Дело ведь не только в покрытии дороги, отсутствующем как класс ("Эх, римляне... сколько же ещё нам награбить нужно, чтоб самим такие дороги протянуть?"). И не в невозможности отвлечься на чтение - даже в подрессоренных каретах пассажиров трясёт и кидает, о чтении они могут только грезить, а о плейерах даже не мечтают - понятия не имеют, что подобная штука возможна. Скорости не те. Преодолевая о троёконь по пятьдесят километров в день, по местным меркам группа Москаля-чародея несётся. Быстрее передвигаются только татары или калмыки в походе, регулярно забивая при этом на еду не выдержавших темпа лошадок.
   "Злись, не злись, а билет на ближайший авиарейс здесь не купишь. Ездить же в карете ещё менее комфортно, чем в седле - имел возможность сравнить, когда везли болящим с побережья. Так что будем использовать, пусть вынужденно, появившееся свободное время на нелюбимый и непривычный процесс - мыслительный. Мыслю мыслить. Смех смехом, а в суете повседневных дел на это часто не хватает времени и сил. Прилезешь домой, пожрёшь, исполнишь супружеский долг... кстати, надо бы его исполнять почаще и с большим вдохновением, а то ведь жена - баба молодая, энергичная, буду манкировать - рога может наставить. Не со зла - нечаянно получится. А мне такое украшение... впрочем, какое это имеет отношение к обдумыванию технических и политических проблем, поиску путей их решения? Кто о чём, а Ржевский...
   Итак, вернёмся к любимой теме, вельт-политик. Так и не понял, с какого бодуна шведы на нас полезли? Ведь союзниками были, пусть и каждый себе на уме, но в открытую друг другу не гадили. О нашей помощи в чеканке монет, пусть и не совсем серебряных, они, вроде бы, до сих пор не знают, а мы хвастаться не будем. Из скромности. Пусть и дальше на поляков обиду копят, а поляки криком кричат о бесстыдном фальшивомонетничестве шведов. Мы и им ведь помогаем, тоже анонимно, как герой какого-то дебильного американского мультсериала, как же его звали... чёрт с ним. Всем до кого дотянемся, поможем. Не только для врагов, для ненадёжных союзников сил не пожалеем. Два в одном получается - у них экономические проблемы и падение доверия к властям, а у нас увеличение средств, немалое, кстати, на реформы. Дополнительный бонус - ещё большее ухудшение отношений всех соседей между собой. Пойманные-то распространители фальшака, все как один, из враждебных стран, но никто из Малой Руси.
   Итак, что мы имеем на данный момент в Европе? Начнём с запада. Англия, Испания и Франция по-прежнему в жопе, и, несмотря на попытки оттуда выбраться, погружаются всё глубже. Гражданская война и там, и там, причём наглые французы прекращать внешние войны не собираются, хотя сильно уменьшили реальную посылку войск за границу. При испанских кредитах Баварии, вполне может и Католическая лига воскреснуть, тем более что протестантские войска в Германии и Чехии уже не меньше жестокостей совершили. Теперь разве что американский писака в далёком будущем их рыцарями изображать может. Эти белые и пушистые, все из себя рыцарственные уже столько мирных сёл и городов спалили-пограбили, что их светловолосыми гуннами и саранчой стали звать.
   В связи с переносом военных действий в Польшу и на Русь, смогли собраться с силами имперцы, по уверениям посла обязательно будут наступать. Тем более, что испанцы их предупредили, что кредиты дают последний год, самим денег катастрофически не хватает, а продолжать войну без помощи Вена не сможет - пупок развяжется. Наконец, поляки под шведов не пойдут, костьми лягут, а большую часть страны от них освободят, там ещё то мочилово будет. Нам на пользу и радость.
   Очень удачно московские войска в Прибалтику зашли. Молодой царь после скоропостижной смерти батюшки просто жаждет показать, какой он великий полководец. После гродненского погрома Стокгольму под Нарву или Юрьев перебросить некого, дай бог Ригу и Ревель удержать. Останься мы в войне, точно их можно было бы дожать. Но зачем? На море-то ещё долго скандинавы доминировать будут, не мытьём, так катаньем львиную доли прибыли от русской торговли всё равно они получат. Может и выглядит наш выход из войны предательством, однако даже для Великой Руси мы много более важное дело сделаем.
   Ну, мы, конечно, молодцы. Разгромить две объединившихся шведских армии, полонить любовника королевы и его дядю, лишить Стокгольм сразу половины вооружённых сил... В этом мире шведы будут помнить не Полтаву, а Гродно. Револьверы в руках всадников - революция в военном деле. Сколько раз нашу кавалерию те же литовцы били, шведские рейтары, но стоило дать казакам в руки новое оружие, как три четверти вражеских всадников там полегли в одном бою или в плен попали. Вся Европа до сих пор эту битву обсуждает. Теперь главное - дожать шведов на переговорах, говорят, Кристина в непрекращающейся истерике требует вернуть ей хахаля. Наши главные задачи не на Балтике, на юге.
   И как удачно, что казацкие и татарские отряды людоловов попали в Литву и Северную Польшу в разгар пахоты-сева - не могли прятаться по лесам или крепостям селяне. Наши крестьяне в города переселяться не желают, а работать на предприятиях зарождающейся индустрии кто-то должен! Где взять людей? Походы за рабами в Малую Азию последнее время уж очень затратны стали, больше людей гибнет, чем добычи привозят, некого на шахты посылать. Вот и считай турок отсталыми и тупыми. А они даже в нынешние, труднейшие времена, смогли, пусть отступив от черноморского побережья, так организоваться, что от вражеских отрядов посмевших туда залезть, пух и перья летят.
   Ну и московские бояре, наверное, в великой радости - дворяне и ногаи им из северо-восточной Прибалтики массу рабов для освоения пустующих земель пригонят. Нас же удовлетворяет то, что они шведов на себя отвлекут, быстрее на мировую заставят пойти".
   Естественно, попаданец не мог знать, что войну затеял клан Делагарди, но инспирировал клан Оксешерна. Одни жаждали перехватить власть, другие не хотели терять. И те, и другие посчитали, что этому послужит война с Малой Русью. У умнейшего, опытнейшего канцлера закружилась от многочисленных побед голова, возомнил он, что без калмыцкой и черкесской помощи (в этом разведка его заверила), не смогут отбиться казаки от лучшей - как он искренне считал - в мире шведской армии. Но что молодому Делагарди пощиплют пёрышки, был уверен. Надеялся, что победу стране принесёт Торстенссон. Одним из факторов подвигнувших Оксешерну к войне стало развитие металлургии в казацких землях, шведы относились тогда к этому очень ревниво, уничтожая чужие домны везде, где могли.
   "Не так сталося не так, як гадалося". Сначала Торстенссон, после крайне сомнительной победы над Кривоносом, срочно направился с войсками на юг Польши, навстречу выдвигавшейся из Силезии польской армии. Потом старший Делагарди со всей своей армией вынужден был бросить захваченный Минск и без промедления отойти к осаждавшему Гродно племяннику. Разведка донесла ему об огромной численности - более ста пятидесяти тысяч - армии Хмельницкого. Но даже вместе родственники против объединившейся казацкой армии - от Бреста к Гродно подошёл Кривонос - не выстояли. У казаков полководцы оказались даже лучше скандинавских, подавляющее огневое превосходство, что при более чем двойном их численном перевесе, несмотря на отчаянное сопротивление, предопределило полный разгром шведской армии. В итоге, сбежать с поля боя смогло не более десяти процентов вышедших на него воинов скандинавской страны. Не без оснований считавшая себя лучшей в мире шведская пехота полегла на две трети - пулям и бомбам безразлично качество убиваемых солдат.
   Катастрофическое ослабление позиций Швеции на территории германских государств и в Польше, появление нового-старого врага, Москвы резко изменило ситуацию. Стокгольм вдруг откатился в ситуацию тридцать четвёртого года, когда его спасло только вступление в войну Франции, где сейчас вовсю шла грызня за власть. Надежда, что Швеция и Малая Русь прекратят эту ненужную обеим странам войну, выглядела более чем реальной.
   Однако нужда своей армии и союзников в так хорошо показавших себя в бою револьверах не уменьшилась.
   "После Гродно всякий, способный удержать револьвер в руках, да и немалое число не могущих это сделать по причине старости или немочи - отдача при выстреле у этого короткоствола не для слабаков - желает иметь чудо-оружие. Имейся они у нас - несколько миллионов штук ушло бы влёт, без падения цены. Эх!.. хоть бы пару десятков тысяч к осени сделать. На будущий год есть надежда получить большую партию револьверов из Вены. Венеция, Генуя, Испания также обещали подсуетиться - за поставку им капсюлей, но дорога ложка к обеду. Даже усовершенствование пришлось отложить - вал, вал и ещё раз вал. Каждый ствол приходуется и распределяется на уровне гетмана. Французам и голландцам шиш вместо вундервафли показали - уж очень велика опасность, что снабдят ими наших же врагов. А капсюли остаются самой главной казацкой тайной. Тем же французам и голландцам подсунули капсюли на основе золота, а не ртути. Большие деньги их шпионы выложили, вряд ли быстро смогут разгадать секрет и наладить выпуск, есть надежда, что не сразу про ртуть догадаются".
   Для недопущения падения их выпуска, а если возможно, так и увеличения, Москаль-чародей и выехал в Запорожье.
  

* * *

  
   Визит вроде бы совсем очухавшегося после сердечного приступа Аркадия (регулярные покалывания в сердце и ежедневный приём лекарств не в счёт) в нарождающийся индустриальный центр начался с большого нервотрёпа. Ещё накануне, находясь в пути, он послал к месту назначения джуру, с приказанием всем главным специалистам собраться в недавно достроенной ратуше к полудню. Времени на поездку удалось выкроить немного, не хотелось тратить его зря на ожидание.
   Встретили его с хлебом-солью, собрались почти все, кого хотел видеть. Когда соскочил с коня, окружили с проявлениями большой радости, местами переходящей в телячий восторг. У знаменитейшего колдуна, именем которого детей в колыбелях пугали (чем он, признаться, был весьма польщён), выступили в уголках глаз слезинки. Перездоровался со всеми, кой с кем обнялся, кого-то похлопал по плечу.
   "Приятно всё-таки, когда так встречают. Даже если понимаешь, что у большинства энтузазизм вызван моими высокими должностями. У большинства, но ведь не у всех! По крайней мере, самому так хочется думать. Ведь сколько дел вместе переделали, можно сказать - горы свернули. Не может нормальный человек не испытывать дружеских чувств или симпатии к соратнику в таком случае".
   Однако слово "почти" как раз подразумевает, что не все. Среди встречавших Москаль-чародей не обнаружил Иржи Немеца, как бы не талантливейшего из молодых учёных Малой Руси, беженца из разорённой тридцатилетней войной Чехии. Именно этот выпускник Пражского университета нашёл способ выплавки марганца из руды и отбора его из чугуна при переделке "свиного железа" в обыкновенное, усовершенствовал винторезный станок, построил первый прокатный стан - для бронзы, маломощный, но работающий. Может, и не Леонардо или Ломоносов, однако человек умный, изобретательный и полезный. Наконец, между попаданцем и беженцем сложились прекрасные личные отношения, что тоже стоило немало - незаурядные люди часто трудны или неприятны в общении.
   Поприветствовав присутствующих, Аркадий, успевший несколько подустать и за полдня дороги - растренировался за последнее время - первым делом спросил о причине его отсутствия.
   - Он не есть здоров, - ответил товарищ Иржи, Витек Моравец, также пражанин, приехавший на Русь вместе с ним. - Сейчас пребывает в госпитал.
   Искренне и сильно огорчившись, Москаль-чародей вынужденно отложил посещение больницы на вечер. Времени действительно катастрофически не хватало, как и многого, многого другого - денег, грамотных специалистов, материалов, станков, людей, способных на них работать... Хватало - более чем - врагов и трудностей, да ещё в избытке имелись дураки.
   Проблем доставало и здесь, причём их количество росло не в арифметической, а в геометрической прогрессии в нерасторжимой связи с ростом производства. Тех же револьверов можно было бы продать в воюющей Европе сотни тысяч экземпляров, а ведь имелась ещё и Азия. Правда, продавать такое оружие врагам - верх глупости, но, с другой стороны, как можно использовать его без капсюлей? Разве что как короткую дубинку - секрет производства капсюлей оставался пока Великой казацкой тайной.
   Впрочем, о торговле скорострельным короткостволом пока можно было только мечтать - с огромным напряжением, опоздав к началу войны со шведами, удалось вооружить им гетманскую конницу, что сразу же резко изменило соотношение сил на поле боя. Копьё или пистоль против многозарядного оружия - плохой аргумент.
   Москаль-чародей патетическим тоном вынес благодарность всем причастным к производству оружия и боеприпасов от имени гетмана. Заодно порадовал учёных и инженеров очередным повышением зарплаты и скорым вручением лучшим из них орденов самим Богданом Хмельницким. По окончании военной кампании диктатор собирался явиться сюда и произвести торжественную церемонию награждения.
   Сделав паузу, характерник услышал только жужжание налетевших в зал мух. Ордена в те времена имели совершенно иной, несравненно более высокий статус, воспринимались как символ избранности. Имелись они только у августейших особ, высших сановников и генералов. Объявление о предстоящем награждении поразило присутствующих до временного онемения. Аркадий невольно подметил у кого-то чуть приоткрытый в удивлении рот, у кого-то по-анимешному широко раскрытые глаза, у кого-то скептическую ухмылку неверия в такое чудо.
   - Was hat er gesagt? (Что он сказал?) - очень тихо, почти шёпотом спросил бывший преподаватель Мюнхенского университета Альбрехт Вебер. Услышал его, впрочем - благодаря наступившей тишине - весь зал.
   - Einer von uns wird den Auftrag vergeben (Кого-то из нас наградят орденом), - ответил ему не менее потрясённый сосед.
   Пожилому профессору из Гейдельберга Иоганну Раутенбаху даже плохо стало - бедолага, неожиданно не сумев вдохнуть очередную порцию воздуха, рванул воротничок своего застёгнутого доверху кафтана. Вокруг него сразу же возникла суета, соседи поспешили помочь товарищу, гул человеческих голосов мгновенно заглушил хорошо слышимый до этого мушиный хор.
   К счастью, ничего плохого с немцем не случилось, он быстро пришёл в себя. Вызвав немалое облегчение у важного чиновника, хотевшего только порадовать людей. Настолько резкой реакции человеку из двадцать первого века ожидать было трудно, он ведь помнил бровастого рекордсмена орденоносности и многочисленные анекдоты по поводу навешивания очередной висюльки.
   Аркадий улыбнулся - уже про себя - представляя, как будут потрясены не избалованные в Европе вниманием люди, когда станут участниками шоу в голливудском стиле. Даже аристократы из посольств, принимавшиеся куда более скромно, имели ошалелый вид, а уж химиков и механиков, на родине приравненных к кучерам и лакеям, ждало нечто незабываемое, о чём они детям-внукам рассказывать будут.
   "Надо будет их обязательно валерьянкой напоить перед церемонией, а то, не дай бог, откинет кто-нибудь коньки и испортит всё действо".
   Посмотрев внимательно на учёных-инженеров, посчитал правильным перенести собрание на завтрашнее утро. Уж очень возбуждёнными выглядели присутствующие, разговор о проблемах увеличения выпуска продукции или трудных местах, мешающих оному процессу, стоило отложить. Что Москаль-чародей и сделал. А сам решил отправиться к больному товарищу.
   Посомневался, надо ли прогуляться до госпиталя пешком, или проехать верхом. И характерники рекомендовали больше на своих двоих передвигаться, и сам прекрасно понимал необходимость ходьбы для укрепления сердца. Но победили лень и усталость. Причём усталость не только физическая - от путешествия по пыльным дорогам Руси под по-летнему жарким майским солнцем, но и эмоциональная - от неожиданно горячей встречи здесь.
   "Блин, приятно-таки. Как бы мне не втянуться в потребление почитания. Только дай повод - найдутся желающие вылизать начальственную задницу. Чревато это, как показывает история и личные наблюдения. Надо бы до больнички пешком пройтись, но по жаре этой сумасшедшей... Вот и верь после этого климатологам, писавшим о Малом Ледниковом периоде. Хотя зимой-то морозы... Не пойду пешком, ну его. Опять-таки, бронежилет не снимешь, жить не надоело, таскать же такую тяжесть - то ещё удовольствие. Да и сердце по жаре вредно перегружать, как мне кажется".
   Найдя для себя такой убедительный повод, сел на Ворона и отправился проведать болящего товарища. Теперь характерник путешествовал на трёхлетнем сыне васюринского Чёрта, Вороне. Наконец сбылась его мечта оседлать ахалтекинца. Ездить на иноходце оказалось намного комфортнее, чем на скакунах, и - что немаловажно в нынешнем его состоянии - легче физически. К тому же конь выказывал на редкость выдержанный - для жеребца - характер. Однако, во избежание конфликтов ещё и между средствами передвижения, колдун (отпираться от этого определения попаданец уже не пытался) посадил всю охрану на кобыл.
   Подковы не цокали, а глухо стукали по размякшему от жары асфальту, положенному прошлой осенью. Изредка конь чуть отклонялся от следования по прямой из-за навозных лепёшек, "украшавших" дорогу. Жеребец имел повышенную брезгливость, наступать в такие "мины" очень не любил. Покрытие получилось так себе, если честно - на тройку с минусом, а уж сколько стоило... страшно вспомнить. Но брусчатка обошлась бы не дешевле, да и не нашлось под рукой специалиста, умеющего её класть, грязь же в распутицу тупо блокировала производственную деятельность. На часть дорог насыпали гравийное покрытие, а перед домнами и мануфактурами по настоянию попаданца положили асфальт.
   Результат получился неоднозначным - непомерно дорого, недолговечно, к лету дорога становилась липкой и непрочной, тяжело нагруженные телеги её уже сильно повредили, вынуждая думать о замене такого удобного покрытия, по крайней мере, здесь.
   "А сколько было радости, когда в необъятном море весенне-осенней труднопреодолимой грязи появился кусочек твёрдой поверхности, дающий возможность передвигаться пешком и верхом, возить грузы, то есть продолжать трудиться и жить, а не ждать у этого грязевого моря погоды. Да и зимой на новинку не нарадовались - в других местах застывшие на морозе колеи превращали путешествие в пытку".
   Правда, по гравийным участкам пришлось пускать патрули. Куркули из расположенных неподалёку сёл посчитали, что раз добро лежит на земле, значит - ничьё, и начали было прибирать его к рукам. После нескольких порок не только таких добытчиков, но всех их соседей, причём как мужиков, так и баб, уничтожение дорог прекратилось. Слишком хозяйственных хомяков контролировали уже не казаки, а соседи, получить плетей за чью-то жадность желающих не наблюдалось.
   Прижимистый Хмельницкий покряхтел, покряхтел (имел и он любимое земноводное, ограничивающее траты хозяина), но приказал устелить асфальтом центральную улицу Чигирина. Даже в столице распутица превращала улицы в болота с эффектом неглубокой трясины. Относительно неглубокой. Человек тонул в ней изредка, только спьяну - случалось и такое - но сапоги с прохожих стягивались регулярно, и далеко не все их могли найти, так что в это время горожане старались пореже выходить на улицы, уж очень трудоёмким и утомительным было передвижение по ним.
   Впрочем, приступы амфибиотрофной асфиксии у Хмеля легко купировались благодарной молвой чигиринских обывателей и прочего приезжего люда:
   - От спасиби пану Гетьману - тепер хоч по осени-весни ходыти можна по людськи, чобит не втратывши. Та й вози тепер не треба з кректанням витягувати з грязюки. Дай Бог здоровьячка Хмелю та Москалю-чаривнику за таке дыво.
   Ровная (к, одновременно, радости и досаде Аркадия, чигиринское покрытие получилось много лучше запорожского, куда более важного), приятно выглядящая, неощутимая при передвижении на подрессоренной карете дорога произвела сильнейшее впечатление на иностранных представителей. Однако большинство из них, узнав о стоимости такого удобства и труднодоступности главного ингредиента, разочарованно вздыхало. Даже надутый как индюк посол империи не смог, или не захотел, скрыть огорчения. Дорого.
   Только испанский и нидерландский послы заинтересовались асфальтом всерьёз. Настолько, что испанцы, узнав о технологии - её и не скрывали - подумывали об укладке улиц в Маракайбо, Картахене, Гаване, Пуэрто-Плата и Веракрусе, а голландцы начали переговоры о покупке венесуэльского сырья для украшения улиц Роттердама и Амстердама.
   "Да... Всё хорошо, прекрасная маркиза... Не подумал я, что летом, в жару, телеги раздолбают такое покрытие вдребезги, не хуже танков в двадцатом веке. Лето ещё не пришло, а о замене асфальта здесь уже думать надо. Пока асфальт на тротуары перенесём, пора людям дать возможность спокойно ходить по улицам, не боясь наезда лихого всадника или кучера, а дороги оставим с гравийным покрытием. До широкого распространения шин и думать об асфальте на дорогах нельзя. Перед испанцами извиняться придётся, у них в колониях круглогодично жара стоит. А Богдан упёрся, и теперь летом в столице есть первая пешеходная улица. Не повезло казакам с попаданцем - то и дело мои предложения к убыткам вместо пользы ведут. Но другого-то нет".
   Аркадий подавил желание спрыгнуть с седла на землю - при проблемах с сердцем строить из себя добра молодца не стоило. Степенно и не торопясь слез, привычно ласково похлопал жеребца по шее. Тот фыркнул и сымитировал попытку цапнуть хозяина зубами за руку.
   - Скотина ты неблагодарная, Ворон, так и норовишь укусить руку, тебя кормящую. Вот обижусь и сменю тебя, черномазого, на белую и пушистую кобылку.
   Конь в ответ фыркнул ещё, откровенно насмешливо, переступил передними ногами и помотал головой, выражая сомнение. Так, по крайней мере, показалось Аркадию. Конь для казака - не только средство передвижения по суше, а ещё и боевой товарищ. Соответственно и отношение к нему особое, далёкое от беспристрастности.
   Отдав поводья лихо слетевшему с седла джуре, Москаль-чародей невольно вспомнил папашу Ворона, Чёрта.
   "У Ивана хлопот бы здесь было куда больше, тот гад укусы не имитирует, тяпает, будто хищник, только на Васюринского не покушается. Одному незадачливому воришке из переселенцев почти напрочь отгрыз пальцы, цыган вздумал у характерника коня увести, понадеялся на своё умение с лошадьми обращаться. Если бы дурачка тут же не повесили, пришлось бы большую часть кисти ампутировать. Зато человек в легенду попал, историю его смерти теперь, в сильно приукрашенном виде, по всей Руси пересказывают".
   В больнице приход Москаля-чародея особой радости не вызвал. Если честно, то чего-то положительного рассмотреть в реакции медперсонала на его появление было очень сложно, пожалуй, что - невозможно совсем. Зато испуг, у некоторых переходящий в панику, бросался в глаза. Это притом, что данному учреждению знаменитый колдун уделял пристальнейшее внимание при каждом визите в Запорожье, заботился о финансировании, не жалел времени на проведение лекций для медиков. К тому же, как генеральный лекарь здравоохранения, санитарии и гигиены Малой Руси, имел право распоряжаться здесь как в своей вотчине. В данном вопросе Хмельницкий доверял его мнению абсолютно.
   Недоброжелательность имела основания. Порядки Москаль-чародей вводил почти армейские, а требовал лечить по совершенно непонятным и для многих противным всему тому, что они знали, правилам. Жесточайший запрет на кровопускания, употребление ртутных и свинцовых препаратов, лечение настойками из крыла летучей мыши и жабы, ловить которую почему-то нужно было только на кладбище... Как лекари с университетским образованием, так и местные колдуны с ворожейками приспосабливались к новым порядкам с трудом. Больше повинуясь страху наказания, чем убеждениям и доводам разума. Да и действительно ли отказывались они от запрещённых способов исцеления? Впрочем, кланялись ему здесь куда ниже, чем на промышленных предприятиях.
   Узнав на входе, в какой палате лежит чех, направился прямо туда. Коридор перед ним очистился от лекарей, обслуги и пациентов, будто по мановению руки волшебника. Само помещение до боли напоминало больнички маловажных райцентров в конце двадцатого века. Чистый, правда, не крашеный пол, вымытый вот только что какой-то химией (не хлоркой, к сожалению, карболкой), побеленные известью стены, запахи травяных настоев, спирта, крови и гноя сразу говорили о назначении здания. Наконец, боль и страдание, будто пропитавшие стены, ощутимо давили на психику. С парой охранников за спиной появился в дверном проёме и мгновенно озверел.
   У лежавшего, судя по всему без сознания, с лицом белым, как свежевыпавший снег, Иржи лекарь, низкорослый толстячок с большой лысиной, обрамлённой ярко-рыжими патлами, Франц Беккер, отворял кровь. И в тазик, который держал ассистент, субтильный местный парнишка, налилось её уже немало.
   Как он оказался сразу возле кровати Немеца, характерник сам не понял. Может, телепортировался? Колдуном ведь официально считается. Тем более неожиданным для лекаря с помощником было услышать звериный - скорее медвежий, чем волчий - рык над головами. Отправив взмахом руки (не ударом, отмашкой) ученика в сторону (тяжёлый нокаут, среднее сотрясение мозга, сильнейший испуг с заиканием), Москаль-чародей осторожно, но очень быстро отвёл руку со скальпелем от руки учёного, вытряхнул режик из ослабевшей вдруг кисти немца на пол. Затем схватил перепуганного бедолагу за шкирку, одной рукой поднял не такую уж лёгкую тушу, чтобы смотреть глаза в глаза. Доктор - при перехваченном-то одеждой дыхании - не побледнел даже, а посинел.
   - Я тебе сколько раз говорил, что кровь пускать можно только полнокровным людям?! - вроде бы не громкий, но с отзвуками рычания вопрос прогремел для окружающих.
   Бешеный взгляд характерника, совершенно звериный оскал произвели на врача неизгладимое впечатление. Не факт, что он смог бы ответить, даже если бы мог говорить, а при сдавленном горле членораздельно изъясняться крайне затруднительно.
   Не дождавшись ответа, Аркадий заметил, что у Беккера глаза стали закатываться, отбросил его на пол, как тряпку, брезгливо тряхнув после этого рукой. Тот рухнул как кукла, не пытаясь, выставив руки, смягчить падение.
   - Чуть до греха душегубства не довёл, сволочь, - уже нормальным голосом произнёс характерник, мазнул по окружающим - старательно прикидывающимся ветошью - внимательным взглядом, после чего обратился к своим охранникам:
   - Грыцько, этого боровка отгони в холодную, пусть пока там посидит. Если Иржи умрёт, живым под его гроб урода положим. Митька, давай бинт и спирт для дезинфекции, человека срочно перевязать надо.
   Постоянно сталкиваясь со случаями глупых - по мнению человека из будущего - смертей, Аркадий всё большую часть своего времени уделял именно здравоохранению, санитарии и гигиене. Воевать здесь и без него умели, а вот понимания причин возникновения многих болезней, знания правильных способов их лечения в семнадцатом веке не существовало. Подавая пример, он приказал носить охранникам, в обязательном порядке, бинт, спирт, жгут, маковый настой и валерьянку, в общем - аптечку для оказания скорой помощи.
   Тщательно протерев порез на руке по-прежнему неестественно бледного, находящегося без сознания чеха - с некоторым удовлетворением отметив, что немец перед его нанесением кожу-то спиртом протирал - тщательно, стараясь не передавить тощей конечности, перебинтовал. Дыхание у больного можно было заметить только с большим трудом, выглядел он настолько плохо, что невольно приходила на ум мысль: "Не жилец".
   От понимания, что, вероятней всего, Иржи не выживет, заныло сердце.
   "Господи, ну не тяну я на роль великого преобразователя! Здесь человек другого масштаба нужен, несравненно более крупного, чем я".
   Однако Бог реагировать на сетования попаданца не спешил, его мысленные обращения оставались гласом вопиющего в пустыне. Отчего ему захотелось выместить на виновниках произошедшего нараставшую злость.
   "Всех убью, один останусь! - вспомнилась любимая присказка одного из литературных героев. - Я вас научу свободу любить, к работе с умом подходить!"
   Бережно укрыв товарища одеялом, выпрямился, окинул взглядом присутствующих, собираясь послать кого-то за главным лекарем госпиталя, Пьетро Аквилани, но, уже раскрыв для этого рот, заметил итальянца. Тот скромно прислонился к стене в углу, подобно всем присутствующим не желая попасть под горячую и очень тяжёлую руку колдуна. Вопреки прежнему мнению об итальянцах, лекарь из Падуи имел немалый, в районе метра восьмидесяти сантиметров, рост, белую кожу, тёмно-русые волосы. Правильное, в юности вероятно красивое лицо его уродовали несколько характерных шрамов на щеках и лбу, о происхождении которых лекарь, кстати, прекрасно владевший шпагой, рассказывать не спешил.
   - Пане Пьетро, прошу, подойди ко мне, начальнику по углам прятаться не полагается.
   - Я нет прятался, я не хотеть мешать, - ответил тот и без признаков страха подошёл.
   - Так кому ты не хотел мешать?
   - Тебе.
   - А может, придурку Беккеру, который вопреки моему запрету вздумал пускать кровь и без того малокровному, да ещё больному человеку?
   - No, no! - выставил итальянец руки перед собой, как бы защищаясь от несправедливого обвинения. - Я писал, что Беккер не есть медикус, а есть зубодёр и обманщик!
   Последнее предложение он сопроводил широким взмахом правой руки. Собственно, когда Аквилани начинал говорить, сразу становилось видно, что он не саксонец или бранденбуржец, а сын знойной Италии, общался почтенный доктор медицины не только с помощью языка, но и мимики лица, жестикуляции рук.
   - Кому писал? - затупил Аркадий, начиная осознавать, что здесь главный виновник совсем не его новый собеседник. Желание всех помножить на ноль стремительно утекало, замещаясь нехорошим, неприятным подозрением (пока подозрением).
   - Порка мадонна мамма миа! Как кому?! - удивлённо раскрыл глаза и всплеснул руками Пьетро. - Тебе!
   - Когда писал? - ещё теплилась в характернике надежда, что письмо до него не успело дойти.
   - О!.. Давно, совсем давно, - замахал верхними конечностями итальянец.
   "Шо, опять? Бли-и-ин горелый, почему же, как только надо найти главного виновника, так выясняется, что мне для этого достаточно посмотреть в зеркало на свою растолстевшую харю?"
   Собственную полноту Аркадий имел привычку сильно преувеличивать, как и степень личной вины. Так уж получилось, что мало-мальски приличное представление о болезнях и их лечении в целом имел только он и никто другой. С набором медперсонала немногих выстроенных лечебниц существовали огромнейшие трудности, не всякий в них мог работать. Приходилось брать всех, кто подходил хотя бы условно.
   К тому же, он быстро убедился, что люди остаются людьми вне зависимости от века, в котором родились. Стучали друг на друга лекари, как голодные дятлы на гнилом, полном внутри червей дереве. Доносы на ужасном русинском, латинском, иногда и на разных диалектах немецкого и итальянского, сыпались в его немногочисленную канцелярию в большом числе. Покопавшись немного в них, он ощутил самую натуральную тошноту, будто в дерме копался, после чего больше такую литературу не читал из принципа. Да и уличное воспитание сказывалось - с младых ногтей окружающие относились к стукачам плохо, мамочка, опять-таки, об этом вещала, осуждая доносчиков на прогрессивно мыслящих творцов. Потом, правда, выяснилось, что эти прогрессивно мыслящие друг на друга без всякого принуждения в органы жаловались, стараясь утопить конкурентов. Однако сильно выраженная нелюбовь к стукачам и стукачеству остались.
   "Чёрт побери! Доинтеллигентничал. Из-за моей брезгливости человек может погибнуть. Умный, талантливый и очень нужный стране. Получается, что для вымещения злости на главном виновнике мне необходимо биться тупой башкой об стену. Не, лучше ограничусь устным выговором и сделаю выводы".
   Так и не сделав больше никому выговоров, Аркадий - в явно расстроенных чувствах - покинул госпиталь. Медперсонал смог облегчённо вздохнуть, кое-кому пришлось чистить одежду - вжимаясь со страху в стену, они теперь имели побелённые спины. Это у многих вызвало нервический смех - пронесло.
   Впрочем, облегчение получилось недолгим. Утром, так и не придя в сознание, тихо перешёл в мир иной Иржи Немец. При тяжёлой простуде, если не воспалении лёгких, то кровопускание его бы точно убило, хотя не факт, что Иржи выжил бы и без этой медпроцедуры. Антибиотики пока только искались - не так уж легко их выделить, ещё труднее наладить массовый выпуск, когда вокруг семнадцатый век в не самой развитой стране.
   Москаль-чародей перенёс производственное совещание на следующий день и лично провёл следствие о причинах смерти Иржи Немеца.
   В ходе допросов выяснилось, что обвиняемый дежурил по госпиталю в момент привоза туда больного и сам определил его на лечение в свою палату. Вероятно, зная о тёплых, почти дружеских взаимоотношениях чеха с большим начальником, решил выслужиться. Тем более, что состояние пациента тревоги не внушало - обычная простуда, для излечения которой нужны, скорее, отдых и хорошее питание, чем лекарства. Все в округе знали, что учёный сутками не выходит из лаборатории и ест нерегулярно.
   Однако вскоре положение усложнилось - подскочила температура, Иржи стал периодически терять сознание и бредить. Беккер запаниковал - воспаление лёгких по тем временам часто приводило к летальному исходу. Смерть такого пациента не могла не вызвать гнева у опекавшего его колдуна, слухи о котором ходили один страшнее другого. Лекарь-немец в отчаянье даже подошёл к главврачу госпиталя, предлагая перевести больного из его палаты к больным, которых лечил итальянец. Но тот, когда осмотрел чеха, от такого варианта событий отказался - перспектива взвалить на себя ответственность за смерть друга большого вельможи, Аквилани не привлекала ни в малейшей степени.
   Срочно собранный консилиум выдал несколько советов, коим Беккер последовал, но больной продолжал балансировать между жизнью и смертью, всё реже приходя в сознание, температуру сбить не удавалось ни средствами европейских медиков, ни местных знахарок и ведунов. Приезд в городок характерника только усугубил ситуацию для лекаря. В конце концов, запаниковав, он решился на запрещённое кровопускание, которое сам считал, чуть ли не панацеей от всех болезней.
   Один Бог мог знать - смог бы выздороветь учёный без безусловно вредоносной в данных обстоятельствах операции. Вспоминая бледность и худосочность весьма неплохо зарабатывавшего Иржи, Аркадий сам в этом сомневался, решив про себя заставить всех учёных заботиться о своём здоровье в приказном порядке. Однако вероятность, что чеха убило именно кровопускание, имелась, причём немаленькая, спускать самовольство генеральный лекарь не имел права.
   Москаль-чародей выполнил обещание и на следующий день после смерти Немеца, лично присутствовал на похоронах товарища, под гроб которого привязали невольного убийцу. Беккер хотел как лучше, а получилось...
   Немец, которому в рот предусмотрительно вставили кляп, отчаянно мычал, наверное, пытаясь вымолить прощение, но казацкие законы неумолимы. При огромном стечении народа - зрелищ людям тогда не хватало - гроб с убийцей под ним торжественно-медленно опустили в могилу. Просительное мычание сменилось воем отчаянья, тронувшим, вероятно, не одно сердце - сочувственный шепоток зашелестел над толпой - однако похороны продолжились. Москаль-чародей - будто ничего не слыша, с каменной физиономией - первым бросил в могилу на чуть пошатывающийся от безнадёжно-бессмысленного ёрзанья казнимого гроб горсть сухой земли, перекрестился и отошёл в сторону. Его действие повторили его охранники, учёные и инженеры, работяги, помогавшие Иржи воплощать свои изобретения в жизнь... подсуетились, стараясь засветиться перед большим начальством, и несколько работников госпиталя. Аквилани предпочёл к могиле не подходить, хотя на похоронах присутствовал.
   Беккер выл всё время засыпания могилы. До окружающих его вопль отчаянья доносился всё тише и тише - земля заглушала звуки. Но и после водружения временного креста - постоянный обелиск стоило ставить уже позже - из-под земли вроде бы некоторое время слышалось тоскливое "Уууу"!
   Справедливая - с точки зрения закона, народа и начальства - казнь, имела последствия. Из госпиталя под разными предлогами сбежало с четверть персонала, существенно выросли трудности с его набором во всей Вольной Руси. Москаль-чародей стал героем ещё одной широко распространённой страшилки и начал внимательно относиться к доносам, поставив на их разбор несколько человек. Грамотеев катастрофически не хватало, их нашлось бы куда пристроить, но вопль из-под земли ещё долго приходил в кошмары генерального лекаря, вынуждая избегать повторения случившегося.
   Аркадий много раз возвращался мысленно к этому эпизоду, переживал его снова и снова, сожалел о своём решении, но сделанного не вернёшь. Да, стоило придавить немца втихую, без показательной жестокости, наверное, это было бы полезней для развития медицины на Малой Руси, только, что толку жалеть? Вопреки таким стройным и правильным умозаключениям немец периодически - слава Богу, не слишком часто - тревожил своим "Уууу!" сны характерника, поднимая его из постели в поту и вынуждая пить успокаивающее. Сколько уже человек сгинуло по вине, сколько уничтожено по прямому указанию попаданца не сосчитаешь. Немалое число убил он лично, своей рукой, а вот регулярно мстить за свою смерть смог один Франц Беккер.
   Проводить какие-либо совещания после похорон не хотелось категорически, поэтому все дела перенёс на следующий день. Кратко поучаствовал в поминках, а потом закрылся в собственной, выстроенной для него хатынке - в связи с частыми визитами сюда, собственное жильё было не прихотью - необходимостью. Затем, плюнув на колдовские и лекарские наставления, прилично принял на грудь сладкой наливки, пораньше лёг спать. Кстати, спал плохо, с кошмарами.
   На совещание явился без опоздания, мрачный, с чёрными кругами под глазами и больной головой. Но пульсирующая в висках боль не помешала ему заметить изменение отношения к себе. Если раньше его здесь воспринимали как старшего товарища, доброго начальника, весьма квалифицированного и много знающего коллегу, то тем неприятнее было заметить в глазах многих страх. Не было слышно и привычного гула голосов - он умолк совершенно. Вставание при появлении начальства в зале выглядело уж очень поспешным. От этих всех изменений у попаданца опять заныло сердце, ему пришлось приложить немалые усилия для сохранения вежливого безразличия на лице.
   - Извиняюсь, что вынужден был отложить это срочное совещание, сами знаете, по каким причинам. Предлагаю почтить память безвременно ушедшего от нас товарища минутой молчания.
   Естественно, возражений не последовало, люди молча, с печальными лицами, выстояли вместе с ним. Многие про себя молились - это было заметно по шевелению губ. Перекрестившись, Аркадий предложил всем сесть, и, дождавшись, когда люди рассядутся поудобнее, сел сам.
   - Приехал сюда я сразу по нескольким делам, но вот, пришлось отвлечься на трагическое событие. Будем надеяться, что его душа уже в раю, а у нас ещё много дел на Земле, в том числе - недоделанных так нелепо умершим Иржи.
   Во-первых, остаётся в силе ещё на несколько месяцев приказ о преимущественном сверлении револьверов, пусть в ущерб ружейным стволам. Казакам и союзникам сейчас нужнее револьверы. К каждому по-прежнему необходимо производить по одному запасному барабану. Остаётся в силе указ о максимальном рабочем дне для сверлильщиков, с полной поштучной оплатой, премиями за дополнительно сделанные стволы и штрафами за брак. Любое уменьшение зазоров между стволом и барабаном, снижение потерь из-за ненужного выхода газов при выстреле будет вознаграждено.
   Во-вторых, в пушечном цеху прошу сосредоточиться на сверлении трёхфунтовых казнозарядных кулеврин и литье длинноствольных сорокавосьмифунтовых пушек. Соотношение меди, олова и марганца для орудий делайте по рекомендации покойного Иржи.
   Аркадий широко перекрестился и сделал небольшую паузу, всматриваясь в зал. Учёные слушали внимательно, кое-кто, вытащив записные книжки, делал записи карандашами.
   - В-третьих, ещё одна вряд ли приятная для некоторых новость. Большей части литейщиков чугуна предстоит переезд под Кременчуг.
   - Но там есть плохой руда! - не выдержал один из металлургов.
   Москаль-чародей невольно поморщился, он и сам это знал.
   - Не плохая, а менее богатая, это правда. Здесь процент содержания железа куда больше, но, к великому моему и гетмана сожалению, выплавка чугуна и переделка его в сталь там будет обходиться намного дешевле. Логистика, чтоб её!.. Из-за порогов доставка угля сюда стоит, чуть ли не дороже, чем его производство. Как мы ни ломали головы, придётся переносить производство чугуна и стали под Кременчуг. По договору с Москвой и будем получать древесный уголь, да и наш, с Припяти легче туда довезти. Более того, когда успехом завершатся работы по замене его коксом, который можно выпечь из найденного выше порогов каменного угля, его также удобнее доставлять туда.
   Настроение от этого объяснения у попаданца ухнуло куда-то вниз, в сверхглубокую скважину, пробуренную для доставления ему неприятностей. Захотелось сплюнуть и выматюкаться, только и от этих маленьких удовольствий пришлось отказаться. Не полагается прилюдно генеральному лекарю так себя вести, даже если очень хочется. В ближайшее время предстоит затушить местные домны и построить вместо них новые, в другом месте и главного виновника огромных трат искать не надо.
   "Дьявольщина! Столько сил и средств вбухано сюда,.. хорошо хоть не полная ликвидация научного и производственного центра предстоит, производство марганца здесь по любому останется, да многие научные разработки. И почему бы мне перед строительством об этом не подумать?"
   Аркадий опять в приступе самобичевания забыл, что в момент зарождения производства здесь, в районе Кременчуга пылала гражданская война, ни о каком серьёзном строительстве там речи быть не могло. Да и разведка нескольких богатых месторождений железной руды уже в ближайшем будущем даст возможность рассредоточить производство. Планы доставки кокса из района Павлограда, здесь пока не существующего или из Донецкой области уже имелись, только требовали для реализации слишком много средств.
   Успокоив, по мере возможности, людей встревоженных грядущим переездом, он закруглил совещание. Остальные дела могли и подождать, можно было готовиться к отъезду домой, куда он и ранним утром следующего дня выехал.
  
   Чтоб не глотать пыль из-под копыт чужих коней, ехал первым, с двумя охранниками, следующими на полкорпуса сзади по бокам. За годы жизни в Чигирине успел, большей частью невольно, "наступить не на одну ногу", но - на данный момент - засады не опасался. Ну, точнее, почти не боялся - не забыл ещё о прошлых покушениях на собственную жизнь. Случайные же лихие люди, даже при двойном численном перевесе, вряд ли решатся атаковать вооружённых до зубов всадников на хороших лошадях. Невольно отметил, что парни из охраны наставления помнят и в пути не дремлют, внимательно вокруг посматривают.
   Настроение в дороге у Аркадия упало до отметки "ниже плинтуса", ничего толкового по работе в голову не приходило. Вертелись там мысли о проклятом немце, и никак не получалось их изгнать, как ни старался. Поэтому догнавшему его во главе почти такого же по величине отряда Лаврину Капусте, ещё одному заместителю Золотаренки по контрразведке, также стремившемуся в Чигирин, Москаль-чародей непритворно обрадовался.
   Встретились два "кровавых гэбиста" случайно, оба возвращались в столицу, но с разных дел. Капуста с несколькими сотнями Чигиринского полка перехватывал банду разбойников - частично сечевиков, частично просто гулящих людей - ограбивших большой торговый караван на Дону. Наличие в центре государства Сечи со многими тысячами заточенных на бандитизм людей, да ещё и нередко очень умелых воинов, становилось всё более и более острой проблемой для Малой Руси.
   Молодая вороная, с кокетливыми белыми "носочками" на передних ногах, кабардинская кобылка Ласточка под седлом Лаврина прядала ушами и проявляла беспокойство, вынуждая всадника себя успокаивать. То ли действительно тревожилась, то ли заигрывала с конём Аркадия. Купленная, кстати, в табуне Москаля-чародея прошлогодней осенью - жена всерьёз занялась коневодством, точнее - продажей коней из нескольких табунов, принадлежащих мужу. Выращивали коняшек, холили и лелеяли их профессиональные табунщики, большей частью ногаи. Ещё в позапрошлом году пришлось - из-за опасности черкесских набегов - перегнать табуны из Придонья в Приднепровье, но и здесь опасность для такой собственности имелась нешуточная. Банды запорожцев грабили своих почти с такой же лёгкостью, как чужих. Жесточайшие репрессии кошевого атамана лишь удерживали бандитов от полного беспредела. Пока лошадей спасала мрачная и громкая слава их хозяина, колдуна-характерника, но в долговременность такой крыши не верилось. Способность казаков залезть хоть к чёрту в пасть - если можно сорвать хороший куш - была хорошо известна всем.
   Хотя ехали не спеша, обгоняли по дороге многих. Что, впрочем, не удивительно - при передвижении верхом на чистопородных или полупородных лошадях нетрудно превосходить в скорости телеги, запряжённые волами, да ещё и гружёные. Часто Аркадий ловил взгляды селян, вырвавших время между пахотой и косовицей для поездки по неотложным делам в город. Мальчишки и парни смотрели восхищённо-завистливо, вероятно, представляя себя на его месте, на красавце-жеребце, в шелках (во избежание обзаведения вшами он носил только шёлковую одежду - имел такую возможность) и с дорогущим, грозным оружием. Разве что гречкосейный соломенный брыль они бы ни за что на его месте не надели - не подобает важному пану такой головной убор. Девушки нередко бросали очень многообещающие взгляды, думая, наверное, что хоть и староват, с сединой в бороде, зато какой богатый и видный. К сожалению, их родители, гречкосеи, ИСО своими весьма самостоятельными супругами - как и в двадцать первом веке на этих землях в семьях часто реальным лидером была женщина, сам знаменитый колдун тому пример - зыркали на явного представителя казацкой старшины без всякой любви. Восторги по поводу освобождения от панской угрозы и принудительного окатоличевания сменились недовольством из-за отсутствия доступных прежде городских товаров. О том, что именно сами селяне увлечённо резали горожан при изгнании поляков, зачастую и православных - за ношение городской одежды - они категорически вспоминать не хотели. Если чего-то не хватает, то виноваты власти.
   Шедший ровно на загляденье Ворон весьма благосклонно отнёсся к заигрываньям Ласточки, но здесь ему ничего не светило. Ей подберут, когда хозяин посчитает нужным, кабардинского жеребца в партнёры - чистопородные жеребята стоили куда больше полупородных. Впрочем, половое воздержание Ворону не грозило - имелись у Москаля-чародея ахалтекинские кобылицы, да и - как все жеребцы - он не был расистом, с удовольствием охаживал не чистопородных кобыл, в результате чего получались красивые и недешёвые детки.
  
   - ...усих там и похватали, никто не утёк.
   - Шо, прямо всех? Они разве не сопротивлялись? - удивление в голосе Москаля-чародея прозвучало совершенно искреннее. Банда в более чем две сотни всадников, большая часть которых прибыла с Сечи, вполне способна оказать серьёзное сопротивление трём сотням Чигиринского полка, во главе которых Капуста ходил на её ликвидацию.
   Лаврин крутнул пальцем ус, лихо сдвинул шапку к левому уху, презрительно махнул рукой.
   - Перепились як свиньи, сразу как на одном из бусов бочонки со спиритусом нашли. Та й потом выяснилось, що у каждого третьёго и оружия-то не было. С дубинками на дело пошли. Это ж большей частью совсем опустившие пропойцы и бесштанные трусы сбились. Як на Литву идти, так у них здоровьячко не позволяе, а як своих братив грабуваты, так здоровьячко не помеха. Шваль подзаборная!
   - Стой, а кони, а наводка на место ночёвки? Откуда такой голытьбе их взять? Бесштанные такое дело замутить ни за что не смогут!
   - Це ты правильно заметил. Я первым делом, когда они прочухались, заводил выявил, для допроса, а остальных - к большой купецкой радости - там же, кого повесил, а для кого веток не хватило, утопил, мешки купцы для того пожертвовали. Сами предложили, когда мои трудности с казнью увидали.
   - Да хрен с ними, этими придурками! На дне им самое место, чтоб раки не голодали. Что атаманы их показали?
   - Так я ж хотел по порядку рассказать. Атаманы... да яки они к бису атаманы?! Лишний раз рот неохота пачкать погаными словами, а других они не заслуживают. Ясное дело, поспрашал я их, без всякого снисхождения поспрашал. Только-то пытка их оказалось зряшной затеей. Стоило их к деревьям привязать да огонь разжечь рядом, как запели крысы, что твои соловьи, всё що знали выложили. От боли начали выдумывать бог знае що, нихто ничёго нового не вспомнил.
   - Щоб тебе, Лаврин!..
   - А сам, помнишь, як речь повёл от начала времён, когда Земля была ещё тёпленькая, а по ней бегали мамонты...
   - Так тогда же я ждал прихода ещё двух человек, хотел сразу всем рассказать, а вас нетерплячка разобрала. Сейчас же мы с тобой вроде бы новых собеседников не ждём? Прекращай баловаться!
   - Всё, всё, рассказываю, хотя рассказывать-то и нечёго. На масленицу к ним один человечек подошёл, представился Анджеем Ковальским...
   - Поляк?!
   - Хотел он, щоб его за ляха приняли, только просчитался. Среди цих... атаманов, один природный лях был, щоб йому в аду чорты покою не давали. Так цей лях-розбышака опознал в говоре цього Ковальского литвина з Смоленщины чи Брянщины.
   - А они сейчас под царём. Неужели московский след?
   - Може московский. А може й литовський, чи совсем шведский. А лошадок-то им татары подогнали, крымские, ширины. Вот и гадай.
   Аркадий привычным жестом полез чесать под брылем затылок.
   "Действительно, из числа подозреваемых можно смело исключать разве что тех, кто о Вольной Руси слыхом не слыхивал - маньчжуров там, японцев или тайцев. Из европейцев такую пакость не только враги, но и некоторые из союзников могли устроить. Поссорить Сечь и Дон многие жаждут. Прошлогодний рейд по донским монастырям банды сечевиков Моцока до сих аукается и ещё долго на Дону поминаться будет. Правда, там была лихая шайка настоящих головорезов с наводчиком из донцов, и никаких иностранных следов найти не удалось. Хоть их почти всех перебили, выживших донцам с извинениями выдали, святыни - иконы и мощи - монастырям вернули, осадок остался. Нет, при всех минусах подобного решения, надо срочно от Сечи избавляться!"
   - Думаешь, что этого Ковальского нам больше не увидеть?
   - А ты сам-то?
   - Да и мне кажется, что он давно к хозяевам ускакал. Словесный его портрет нам эти разбойники оставили?
   - Обижаешь! Самый подробный. Це единственное, що они под пытками сумели дополнить, остальное, як говорил, сразу выложили.
   - Значит, ничего похожего на Моцоку?
   - Там волчья стая была, никого из их старшины живыми взять не удалось, а здесь облезлые крысы. Хотя...
   - Вот именно, есть нехорошая аналогия. Купцы хоть не сильно пострадали?
   - Бог спас. Спиритус почти весь вылакали, рыбу вяленую, не столько пожрали, сколько попортили, как крысы, немного других товаров сломали-изуродовали спьяну, всё, что раскрали, мы сразу и возвернули.
   - Никого не убили?
   - Нет, слава Богу, - Лаврин широко перекрестился. - Убить не убили, а несколько парубков и купчишек потолще ссильничали. Бесштанные, що с них взять?
   Аркадий сплюнул в дорожную пыль. Бесштанные были дном запорожского общества. По природной трусости в походы ходить боялись, жили в Землях Запорожских вольностей, чем придётся, спали часто в ямах-пещерах вповалку, содомия там - в таких-то условиях - процветала, хоть на самой Сечи за неё вешали или на кол сажали.
   Лаврин только чуть заметно - не жест, намёк на жест - повёл плечами. Отношение к трусам среди казаков было единодушным, в высшей степени презрительным. Если уничтожение Моцока с компанией вызвало среди сечевиков не только одобрение (на святое покусились), но и сожаление - "Яки хлопци сгинулы...", то казнь этих ублюдков заведомо обречена на всеобщую похвалу.
   - Кого-нибудь из атаманов донских видел?
   - Кошеля. Мы там подзадержались, на реке, допрос, казнь, отдохнуть ребятам не мешало. А к вечеру ещё один караван из бусов подтянулся, по Дону теперь туда-сюда много плавают. Вот в этом караване на север следовал бывший наказной атаман, что-то ему с царскими воеводами на Слобожанщине понадобилось обговорить.
   - Однако, повезло.
   Кошель Михаил фактически руководил экономической жизнью Дона на всём протяжении атаманства Татаринова, предпочитавшего воевать, а не сидеть в столице и разбирать скучные торговые вопросы. При сменившем погибшего Татарина Шелудяке Михаил потерял наказное атаманство, но остался очень влиятельной фигурой, выражающей интересы, прежде всего, зажиточных казаков. Не в последнюю очередь благодаря новациям Аркадия, часть из старых казацких родов - те же Шапошниковы - превращались в богатеев регионального масштаба. Вольница вольницей, а влияние старшины было на Дону огромным и непрерывно росло. Будь у казаков время, здесь вполне могла вырасти торгово-промышленная республика типа Генуи или Венеции. Количество мануфактур уже перевалило за два десятка, причём они производили очень разнообразную продукцию, множились угольные шахты, росло число предприятий военно-промышленного комплекса. Беспошлинная торговля как с Великой, так и с Малой Русью способствовала оптимизму хозяев, стремительно росли в степях стада лошадей и овец.
   - Да, сам не ожидал его встретить.
   - Сильно гневался? Убытки возместить требовал?
   Лаврин немного задумался над формулировкой ответа. Однако тут в беседу вмешались. Оводы или слепни. Сразу несколько из них атаковали собеседников, как особо лакомую цель выделив Капусту. Небольшой отряд догнал на дороге незначительное стадо волов, перегоняемых флегматичными молдаванами или волохами. Обычно массовая перегонка скота с Балкан происходила в самом конце лета или осенью, а здесь, видимо, выполняли особый заказ. Малая Русь, в меньшей степени Русь Великая и Дон, перехватили у Гданьска этот вид товара. В связи с освоением новых земель нужда в волах здесь была огромная. При приближении вооружённых всадников пастухи сами отогнали скотину на край дороги и обочину, благоразумно открывая путь более сильным. Только кровососущим насекомым на грозное оружие казаков было наплевать. Помимо самого Лаврина, вынужденного отмахиваться от претендентов на его кровь, насекомые уделили внимание и его средству передвижения.
   Ласточка взбрыкнула от болезненного укуса, и, воспользовавшись ослаблением контроля со стороны всадника, рванула галопом вперёд, подальше от кусючих кровососов.
   Опасаясь стать следующей жертвой атаки с воздуха, Аркадий позволил Ворону перейти на энергичную рысь, его примеру последовала охрана. Оводы или слепни, не стали за ними гнаться, вернулись к трапезе на неспешно двигавшихся волах.
   Догнали унесённого собственной лошадью сечевика быстро, он в саженях ста далее по дороге остановился и принялся успокаивать разнервничавшуюся кобылу.
   - Ох, Лаврин, шось тут не тэ. С чего это мухи твою морду больше любимой пищи возжелали? С утра ничем не натирался?
   - А щоб ций сволоти!.. И чого бог такую пакость создал? - не стал обижаться на естественную в пиратских братствах Северного Причерноморья подколку сотник, тщательно вытирая чистым белым носовичком лицо, а потом, сняв шапку, выбритую голову.
   Продолжив путь, возобновили разговор.
   - Кричать Кошель не кричал. Сам знаешь, умный человек и що он мне не начальник, понимал. Возмещения не требовал, не дурень, понимает, що Хмель за крысюков грошей не даст.
   - Расскажи о вашем разговоре.
   - Ну... поздоровкались. Потом он глянул на дерево, удивился, що мало гультяев висит. Я ответил, що туточки негде их вешать, пришлось топить. Он поскучнел, тебя вспомнил.
   - Меня?
   - Ну, так, ты ж, когда в Азове жил, на казни за незаконную порубку настоял?
   - Было дело, помню, вешали. Ведь там и без того деревьев мало - степь. А если все приехавшие его по делу и без нужды уничтожать будут, их скорая беда ждёт.
   - Дошло до них. Как ты съехал в Чигирин, они это дело - казни за порубку - похерили, посчитали, что и плетьми можно обойтись, да и те редко кому доставались. А людей-то там раз в десять больше стало...
   - Если не в двадцать-тридцать.
   - Тем боле! В общем, вырубили почти всё уже к бисовым детям, особливо по берегам Дона, по которому караваны один за другим, идут туда-сюда, как только лёд сойдёт. Так в некоторых местах уже и трава хуже растёт!
   - О чём я их предупреждал.
   - Вот как припекло, так и вспомнили. Теперь порубщиков всерьёз ищут, нередко находят и на солнышко просушиться вывешивают, да ещё плетей всем родычам добавляют. Кошель просил тебя написать, где и какие деревья высаживать надобно - плохо, мол, приживаются.
   - Напишу, - тяжело вздохнул Аркадий. Нетрудно было предвидеть экологическую катастрофу и несерьёзность поначалу отношения к такой угрозе казаков.
   "Чего стоило в своё время уговорить Татарина, Кошеля, Петрова и Ко ввести смертную казнь за уничтожение деревьев... вспоминать неприятно. Казак, как и русский мужик, пока гром не грянет - не перекрестится. Чем кончилось всё у нас помню, что и где сажать подскажу. Жаль, что так людоедски приходится за природу бороться, но плетьми бывших рабов или переселившихся из-под дворянской власти мужиков не проймёшь. Да... как раньше бездушностью и жестокостью властей возмущался, какие спичи по этому поводу на кухне под водочку произносил... и кто я после этого? А ведь здесь, на юге Малой Руси, тоже уже не одного человека на виселицу вздёрнули. Пусть на первый раз за порубку порют, но ведь не всем это служит предостережением!"
   Помолчав немного, Аркадий спохватился.
   - Хватит о деревьях. Шо о самом ограблении Кошель сказал?
   - Гэх!.. - то ли пылью поперхнулся, то ли ещё чем Капуста, после чего смачно сплюнул и продолжил нормальным голосом. - Просил предупредить, що хтось хочет случаями запорожских налётов воспользоваться, уж очень упорные слухи супротив Хмеля по донским городкам пошли.
   - Какие слухи он уточнял?
   - Так. Будто Богдан замышляет всё вокруг под себя подмять. И Сечь, и Дон, и куски московских та польских земель.
   - "Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?" - ухмыльнулся Москаль-чародей. - Он бы, может, и не отказался, только вокруг, пожалуй, такого умника и нет. Понимает, шо кусок шире пасти. В авантюру не полезет, ему и на захваченных землях хлопот хватает, сам знаешь.
   - Да, гетман - голова! - согласился Лаврин, естественно, Ильфа и Петрова не читавший, но невольно подтвердивший своим ответом бессмертность классики. - И про хлопоты ты правильно заметил, кому как не нам с тобой о них знать.
   - Ничего, скоро главное событие года начнётся, перед которым даже великая победа над шведами померкнет. Так, пожалуй, про аппетит Хмеля эти сплетники правильно догадались, только не догадались, на шо он нацелился.
   - Так, ох и гул пойдёт... як бы не по всей Земле.
   - Всей, не всей, а таки пойдёт.
  

Дела семейные и государственные

Чигирин, июнь 1644 года от Р.Х.

  
   Разделился отряд на два уже в Чигирине, каждая из половинок отправилась к дому собственного начальника. По прежнему не желая глотать пыль из-под чужих копыт, Аркадий избрал не прямой, а обходной путь к собственному дому - чтоб большей частью ехать уже по выложенным гравием улицам.
   Город напоминал большую стройку. Столицы во все времена привлекали людей как место проживания. Каждый видел там свою возможность: вельможи - для доступа к особе правителя, простые люди - найти хорошо оплачиваемую работу. Старшина срочно возводила в городе особняки, власти - присутственные места, многочисленные рабы, отпущенники, иммигранты трудились на стройках.
   У одного из перекрёстков пришлось остановиться. Дорогу преградила конная сотня Чигиринского полка, пересекавшая путь колонной по двое всадников в ряд, следуя шагом. Ожидание оказалось неприятным не только из-за той самой пыли - поперечная улица покрытия не имела, но и из-за "ароматов" сральни, общественного туалета, расположенного рядом - обычной будки с двумя посадочными местами. Ещё одной новации попаданца, существенно помогавшей бороться с распространением кишечных болезней.
   Стоявший рядом замурзанный, грязный, судя по одежде и причёске, стрижке под горшок - селянин, посмотрел на характерника с неприкрытой ненавистью. Видимо узнал. Поставить обслуживать сральни на месячный срок людей, попытавшихся оправиться на улицах, была идея Москаля-чародея. Иностранцев чистота улиц восхищала, решившим сэкономить копейку и попавшимся - большей частью именно селянам - эту чистоту приходилось воплощать в жизнь. Поначалу имелись попытки сбежать, но почти всех беглецов поймали, жестоко выпороли и приставили к вонючему ремеслу уже на год. После широкого оповещения об этом побеги прекратились, но приток сверхбережливых не уменьшался, проблем с набором персонала на так необходимые городу услуги не наблюдалось.
   В предвкушении бани, домашнего тепла и уюта, отдыха среди близких и дорогих людей Аркадий въехал в предусмотрительно распахнутые перед ним ворота своего двора. И сразу несколько оторопел от представшей перед ним картины - там стояли разодетые в пух и прах жена и дети (на руках нянек), приодевшиеся слуги за их спинами.
   "Обалдеть. Откуда они узнали, что я сегодня буду, да ещё именно в это время - детям в обыденной жизни сверхдорогие парчовые шмотки категорически противопоказаны. Или к какому торжеству готовились, а тут я приехал? Так нет, вроде меня встречают. Чудеса, когда они успели-то подготовиться? Хм... а Маша-то эффектно выглядит, хоть прямо сейчас хватай и тащи в спальню, после родов она уже очухалась".
   Действительно, замужество на Марии сказалось самым положительным образом, она буквально расцвела. Подтянутая лифчиком (производство этого девайса супруга поставила на поток, шившая их мастерская давала семье немалые доходы) грудь выглядела очень эффектно и обольстительно, начисто выбив из головы все деловые мысли. Стянутый корсетом торс выглядел стройным, при вполне женских, широких бёдрах. Правда, на самом деле, полностью "втянуть" живот после родов жена не успела, хотя делала показанные мужем упражнения.
   Такая форма платья - с корсетом, не прижимающим грудь, стала здесь революционной, попаданцу в своё время пришлось поспорить по этому поводу с самим митрополитом. Хотя лиф платья был закрытым, церковь поначалу встретила нововведение в штыки - мол, диавольский соблазн для мужчин, такая подчёркнуто поднятая грудь. Но поддержка гетмана, которому характерник разъяснил опасность для женщин утягивания груди в период кормления, дала нововведению путь в жизнь. Обеспечив, кстати, пошивочные мастерские семейной четы валом заказов от шляхтянок, купчих и атаманш. Женщины попроще шили себе подобные девайсы в других мастерских, берущих меньше за работу. Хотя материи на такой нужный прекрасному полу девайс шло немного, стоил он недёшево по объективной причине - требовал много примерочной и швейной работы.
   Аркадий невольно развернул пошире плечи, не слез по-стариковски, а соскочил с седла и, потрепав конскую гриву, бросил поводья. Слуги сами обиходят его после дороги и шагнул к жене. Та, увидев, что он уже на земле, картинно в пояс ему поклонилась, демонстрируя положенную супруге покорность (хотя все вокруг прекрасно знали, что истинная хозяйка в доме - она), вслед за ней поклонились и все домашние, а старшая дочка радостно завизжала и замахала руками, требуя няньку немедленно отпустить её к отцу.
   - Папка приехал! Хоцю к папке!
   Вернувшийся из командировки муж с удовольствием одной рукой приобнял жену (сильно сожалея, что нет смысла прижимать её к себе потеснее - сквозь бронежилет ничего не почувствуешь), а другой забрал у няньки рвущуюся из её рук малышку, немедленно вцепившуюся ему в бороду.
   - Здравствуй, Мария. Рад тебя видеть.
   - И вам здравствовать, Аркадий.
   - Здастуй, здастуй, папка! Посмотри какая я класивая!
   - Красивая, красивая, самая красивая в мире. Пойдём в дом, я по вам соскучился.
   - Ох, а уж мы-то Вас как ждали. Только вот вчера приезжал гонец от гетмана, просил, как только приедете, сразу к нему ехать. Особо предупредил, чтоб даже не кушали, а, не медля, отправлялись к нему во дворец.
   - Что-то случилось? - сразу встревожился Москаль-чародей.
   - Не у нас, вроде бы, в Польше и Неметчине.
   "Опять задолбавшая уже вельт-политик! Из-за европейских козлов, чтоб они поздыхали, уже жену потискать, с детьми повозюкаться некогда! Однако ехать придётся".
   Аркадий поцеловал сначала дочь, потом, нагнувшись, жену, крикнул слугам, чтоб подали ему свежую лошадь под седлом, воды, чтобы обмыться, чистую рубаху и праздничные кафтан с поясом. Пришлось в темпе, разоблачившись до пояса, облиться холодной водой, обтереться рушником - неприлично являться к диктатору огромной страны пропотевшим. Надел, помимо свежей, также шёлковой вышиванки и неизменного бронежилета с подмышечной кобурой для ТТ, кунтуш тонкого белого фламандского сукна. В завершение подпоясался разноцветным поясом, навесив на него саблю с револьвером, водрузил на голову широкополую ковбойскую шляпу из выбеленного фетра с золотистой лентой вокруг тульи.
   Фетр имел немалую популярность в Европе, незадолго до поездки попаданца в Созополь, к нему на приём прорвался шляпник из Германии, предложивший наладить выпуск этого материала и шляп из него при финансировании Москаля-чародея. Хотя выглядел проситель несколько странным, диковатым, новоявленный магнат согласился. За время командировки и болезни хозяина производство фетра наладили на той же его собственной мануфактуре, где валяли валенки. Была надежда, что склонные к понтам атаманы, не желающие походить на гречкосеев, на такую красоту купятся.
   "Представляю, как смотрюсь со стороны. Помесь бульдога с носорогом - казацкие шаровары, вышиванка, кривая сабля при ковбойской шляпе и револьвере, ещё и проглядывающий сквозь сукно бронежилет. Попугай местного разлива, но... здесь и не такое носят, даже аристократы одеваются как павлины".
   - Милая, уж извини, дела, постараюсь вернуться пораньше, действительно соскучился.
   Москаль-чародей уже был в седле поданной ему вороной кабардинской кобылицы, за почти кошачью ловкость и изящество движений получившую имя Багира, когда супруга всполошившись, задержала его.
   - Ой, забыла! Постойте, возьмите же подарок гетману, такую же шляпу.
   Шустрая наперсница её, Гапка, быстро принесла круглую коробку из картона, перевязанную красивой ленточкой и подала её одному из сопровождавших везде характерника охранников.
   Домчались лёгкой рысью до цели всего за несколько минут, заехали во двор с чёрного входа, с параллельной улицы, асфальтом не покрытой. Оставив охранников во дворе, где для их отдыха имелись предусмотрительно вкопанные скамейки, в сопровождении того, кто нёс коробку с подарком, Аркадий проследовал во дворец. Никаких паролей или документов предъявлять не понадобилось, его здесь хорошо знали.
   Поинтересовавшись где сейчас гетман, и получив ответ, что в малом приёмном покое, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Там, у дверей стояли четверо из личной сотни Богдана, десятник, возглавлявший пост оказался знакомым.
   - Доброго дня, Матвей, сообщи гетману, что я пришёл.
   - И вам доброго дня. Проходите, пане Аркадию, он вас ждёт, - Матвей открыл двери и посторонился, жестом предлагая проходить.
   Увидев входящих, Хмельницкий энергично встал, откатив любимое кресло на колёсиках - легко догадаться, чьего изобретения - вышел из-за стола. Вошедшие сняли головные уборы и поклонились. Попаданец кивком, сопровождающий почти поясным поклоном.
   - Проходь, проходь, Аркадий. Да ты, погляжу, в обнове, раньше я у тебя таких шапок не видел.
   Друзья обнялись, Богдан сделал шаг назад и с интересом рассматривал обнову в руке собеседника.
   - Только-только научились их делать. Вот и тебе в подарок принёс. Кирилл, - обратился характерник к сопровождающему, - давай сюда коробку и иди к ребятам. Взяв коробку одной рукой, Аркадий другой повесил свою шляпу на вешалку, также собственной мебельной фабрики. Изделия у собравшихся в ней мастеров выходили далеко не такими изящными и красивыми, как у мебельщиков королевских дворов Европы, но по удобству не знали равных. Имперский посол закупил сразу два комплекта кабинета, гардероба и спальни, один сразу отправив в Вену.
   Извлечённую из коробки шляпу всевластный диктатор немедленно водрузил на голову и подошёл к большому зеркалу на стене, посмотреть, как в ней выглядит. Смотрелся, кстати, несмотря на польского покроя одежду, хорошо. Умное жёсткое лицо его, с взглядом шерифа из какого-нибудь бандитского местечка, выглядело естественно в этой обнове. На свой известный портрет гетман походил очень мало - выглядел не уставшим от жизни толстяком, а крепким и опасным мужчиной, хоть и с некоторым избытком веса и густой сединой в усах.
   - А ты знаешь, добра шапка.
   - Вообще-то это шляпа, летом-то её куда лучше носить, чем казацкую шапку.
   - Нехай буде шляпа, - не стал спорить Хмель, - Главное, що добра.
   Хозяин кабинета ещё несколько секунд повертел головой перед зеркалом, потом вернулся за стол и положил обнову на него. Гость сел на стул напротив.
   - Чего-то срочно звал? Я даже пожрать не успел, переоделся и сразу к тебе.
   - Ничего, с голоду не помрёшь. Порадовать тебя хотел вестями, да посоветоваться.
   - Радуй.
   - От... - гетман покрутил головой, но произносить характеристику наглеца вслух не стал. Наедине Аркадий позволял себе много вольностей в общении, но пользу эти беседы приносили, а лизоблюдские восхваления диктатору успели надоесть. - Гишпанский король тебе орден пожаловал. И графский титул с имением, кажись, где-то в Португалии.
   Знаменитый характерник растерялся, не врубаясь в услышанное. Сообщение о титуле и землях в неподконтрольной на данный момент королю провинции Аркадий пропустил мимо ушей (совершенно напрасно, Фердинанд вёл борьбу с мятежниками куда более решительно и удачно, чем покойный Филипп), но награждение "Золотым руном" его поразило не меньше, чем в своё время "Золотой шпорой".
   - Постой, постой, в Испании ведь только один орден...
   - Один, - явно наслаждался ситуацией Хмель. В общении этой пары куда чаще приходилось удивляться ему самому, реванш так сладок...
   - Но "Золотое руно" дают только самым знатным, королям и высшим аристократам!*
   - В твоё, как ты говорил, рабоче-крестьянское происхождение, не поверит и сельский дурень. А его величество Фердинанд совсем не дурень.
   - Да я и не говорю, что он дурак! Но как обосновано награждение католическим властителем колдуна с края света? Который, кстати, в Испании ни разу не бывал и королю лично не известен. Когда такой орден вручают диктатору большой страны-союзницы, фактически некоронованному королю это - нормально. Но...
   - Фарфоровый галеон вернулся с плаванья**. И серебряный флот прибыл в Кадис.
   - Аааа... понятно.
   Практически до двадцатого века суда, пересекавшие океаны несли огромные потери в экипажах из-за цинги, прежде всего и болезней распространявшихся крысами. Аркадий написал лично королю о возможности существенно снизить заболеваемость и смертность. Судя по такой реакции, к его советам прислушались. Для государства, раскинувшегося по берегам нескольких океанов, нововведение имело огромное значение.
   В беседе наступила небольшая пауза. Попаданец привыкал к новому статусу, такое награждение автоматически приравнивало его к высшим грандам Испании. Ощущения, большей частью, нахлынули приятные, однако, вопреки мажору, вкралась и минорная мысль.
   "Приятно-то оно... приятно, скрывать ни от кого не будем, от себя тем более, только зачем, спрашивается, несколько лет было путать следы и распространять разные маскирующие слухи? Сам ведь себе мишень на лбу нарисовал. Ну, разве что, дети получат немалый бонус, если меня шлёпнут. Князь империи, испанский граф, дворянин папского государства, просто богатый человек... звучит".
   - Ну, порадовался?
   - Это дело обмыть надо! - Аркадий встал, подошёл к замаскированному в стене бару и достал оттуда штоф вишнёвой настойки, не собираясь даже спрашивать у хозяина кабинета и страны разрешения. Впрочем, Богдан возмущаться не стал, а достал из стола пару серебряных чарок. В том же ящике лежал, на всякий случай, заряженный револьвер, когда попаданец в первый раз увидел этот натюрморт, то сразу вспомнил заставку из сериала "Менты" - гранёный стакан и "Макаров".
   "Времена и обстоятельства вроде бы разные, а люди... остаются людьми в разные времена и в разных странах".
   - Ну, чтоб на радость носилось и не терялось! - сам себе пожелал Москаль-чародей и, чокнувшись стопкой о стопку гетмана, вылил спиртное в рот. - Есть ещё новости?
   - Как не быть? У Фердинанда ещё радость - его армия на юге Франции какой-то город взяла и вражеское войско побила.
   - Дай ему бог дожать возомнивших о себе много французов, вроде они со шведами новые переговоры вели о пенсии Стокгольму?
   - Точно ничего не известно, - Хмельницкий поморщился, сведения о событиях в Западной Европе к нему приходили отрывочные и неполные.
   - Ещё чего-нибудь есть?
   - Сразу из нескольких мест известия пришли. Поляки наконец-то смогли разбить чёртового калеку***, сейчас шведская армия в Польше отступает на север, бросив часть пушек и обоза.
   - Сам Торстенссон выжил?
   - Да что ему сделается? Если бы не он, шведов бы всех там в землю втоптали, а так, не бегут они, отходят, огрызаясь. Одновременно две цесарские армии начали наступление в Неметчине. Одна на бранденбуржцев, разбив вдребезги местную армию, другая побила шведов западнее. А тут баварцы собрались с силами, погнали французов.
   - Ох, как хорошо! Давай ещё по капле за такие новости выпьем! - Аркадий набулькал в чарки граммов по сорок-пятьдесят, собеседники дружно их опорожнили.
   - Как московские войска?
   - Ивангород взяли, осаждают Нарву, Копорье, Динабург и Юрьев. Дворяне, казаки и ногаи рассыпались по всем шведским землям на востоке, зорят их, людишек хватают и в полон ведут, а время-то страдное, не посеешь - с голоду сдохнешь.
   - Надо бы государя-надёжу поддержать, но не войсками, они нам в другом месте нужны будут. Если шведы и в Польше и в Прибалтике увязнут, у нас руки развязаны будут.
   - Ведём переговоры о продаже им шестнадцати стеноломных пушек и нескольких сотен бомб пороховых. Да ещё несколько сотен крутяков (револьверов).
   - Чем они будут расплачиваться?
   - Строевым лесом, древесным углём, мехами...
   - Золото по моей наводке они хоть нашли?
   - Сего не ведаю, - пожал плечами гетман.
   - Поставь ультиматум, что отныне капсюли будем только за золото поставлять. Вес на вес. У них там в реках его много, пускай быстрей шевелятся, ищут. Нам они ведь самим недёшево обходятся.
   - Неужто только у них, а у нас ничего?
   - Богдан, уже не раз тебе говорил, не знаю я о месторождениях золота здесь. Вот в Трансильвании, вроде бы, есть, а здесь... ходили слухи, что где-то в Карпатах бедные залежи есть, но где - знать не знаю и ведать, не ведаю.
   - Эх, жаль!
   - Не жалей. Точно тебе говорю - процветают те державы, в которых люди от трудов и ума живут, а не те, которые на золоте сидят. Вспомни Голландию и Венецию, там-то и землицы той - с гулькин нос, а как живут!
   - Всё равно жаль. Давай ещё по несколько капель выпьем, за нашу бедную землицу, - Богдан разлил по чаркам уверенной рукой вишнёвку.
   - Не гневи Бога! Нам с донцами самая первейшая земля досталась - чернозём. Нету в мире лучшей для выращивания хлебушка, а он - всему голова. И кончай меня поить, с дороги и устатку развезёт, когда кормить будешь?
   - Развезёт? С трёх чарок-то? Такого бугая из ведра поить надо. А на обед скоро позовут, я им команду дал, чтоб не копались.
   Друзья выпили, сладкая наливка не требовала немедленной закуски, но имела коварное свойство пьянить постепенно, Аркадий, уже чувствуя лёгкость необыкновенную, об этом помнил, посему поспешил вернуться к обсуждению вельт-политик.
   - Как думаешь, царю удастся Эстляндию и Лифляндию захватить?
   - После исчезновения опасности с юга, он туда смог более ста тысяч народу повести. Конницы, опять-таки у него очень много. Не только дети боярские и дворяне, казаки донские, немного калмыков и почитай все ногаи с Поволжья. Подтянут пушки, тамошние крепости одна за другой сдаваться начнут. Ведь у шведов тысяч десять пехоты по крепостям сидит, да местное ополчение, немцы. И перебросить сейчас войска им к Нарве или Ревелю неоткуда, и в Неметчине их побили, и от ляхов отбиваться надобно.
   - У нас пленных шведов сколько?
   - Более тридцати тысяч. Правда, половина, если не более, там не шведы, а немцы, чехи и ещё бог знает кто. И добрая треть изранена, калек среди раненых не менее четверти.
   - Пошли людешек поговорить с пленниками, там и мастера нам надобные могут оказаться.
   - Уже послал.
   - Пустить слухи среди них, что на Швецию со всех сторон враги навалились, не забыл?
   - Это ты Золотаренку спроси, его забота такие делишки творить.
   - Спрошу. Когда заключишь перемирие...
   - Почему не мир?
   - Может, я ошибаюсь, но недостаточно мы дурной гонор с них сбили, чтоб они сразу на мир пошли. Так вот, когда заключите перемирие, постарайся пожелавших вернуться на родину шведов отогнать куда-то к Гродно, лучше ещё западнее.
   - Так они там, неподалёку и находятся!
   - Нам выгоднее, чтоб они этими людьми войско в Польше усилили, не будут они их на север перегонять, если рядом беда идёт. Пока шведы будут отбиваться там и в Неметчине, царь сможет под свою руку много чего взять. Так что потом не так легко их оттуда повыбивать будет, да и мы Алексею поможем.
   - Думаешь, там надолго кулеш заварился?
   - В моём мире шведы, везде битые, не сдавались, пока русские войска близ Стокгольма не появились. Надеюсь, здесь шведы попытаются Польское Поморье всё себе оставить, тогда и поляки не успокоятся, будут пытаться себе его вернуть. Но... со стороны ляхов в любой момент пакости стоит ждать.
   - Ляхи... они есть - ляхи. Всё строишь планы для похода на юг?
   - Только я?
   - Не только ты, но заразил нас этим ты.
   - Шой-то я не видел, штоб вы спешили от этой заразы лечиться.
   - И не такую заразу переносили, снесём и эту.
   - Хлеба у нас уже в этом году избыток будет, а вывозить-то его не как. По Дунаю не очень-то удобно и... не верю я этим господарям. Как там, у турок дела?
   - Да нам будто кто на неби ворожит! Пришла весточка, что Анатолийскую их армию персы сильно побили, изничтожили, можно сказать.
   - Персы?.. - в голосе Москаля-чародея прозвучали удивление и недоверие.
   - Персы. Правда, написали, що было бы тем персам худо, да ударили в спину туркам их же собственные всадники, турки-кочевники и ещё какие-то племена... забув, як прозываются. Слух там пошёл, що пришедшие туда татары будут у их племён землю отбирать.
   - Курды?
   - Эге ж, курды.
   - Постой, мы такого не придумывали, да и татары не дураки, со всеми племенами ссориться.
   - Мы не придумывали, а кто-то при дворе шаха озаботился. Сам знаешь, Персией сейчас те же турки правят, родственные турецким туркам-кочевникам.
   - А татары?
   - От тут наш божий покровитель промашку дал. Они все в резерве стояли, как увидели, що битва проиграна, бросили обоз и пехоту, та отступили. И суваллери с ними, та й часть турок-кочевников, не все на предательство пошли.
   Аркадий лихорадочно пытался сообразить, как эти события откликнутся на планах по захвату проливов. На первый взгляд - очень положительно. Стамбульская армия завязнет на востоке Малой Азии, быстро вернуться не сможет, противостоять казацкому нашествию реально будет только столичный гарнизон.
   - Как ты думаешь, в Крыму это волнений не вызовет?
   - Не, вряд ли. Вот если б зимой Ислам Созополь взял, полыхнуло бы знатно, а ныне не с чего им бунтовать, мурзы у них не сошли с ума идти на нас войной в одиночку.
   - Дай знать мурзам, что отбытие крымских молодцев на помощь своим братьям преследоваться не будет. Чем больше их выедет добровольно, тем нам легче.
   - Не веришь татарве?
   - Веришь, не веришь - в таких делах о вере и речи быть не может. Как ни крути, а татары в Крыму для нас - бомба. Как только Турция восстановится, воспрянет из нынешних бед и неурядиц, а она обязательно поднимется из пепла, правящие там Гиреи пойдут отвоёвывать Родину. Не говоря уж о столице, которую мы хотим захватить. Это, в конце концов, их святая обязанность. И получим мы ещё один фронт в собственном тылу.
   - Так может перерезать их к такой-то матери? - Хмельницкий хитро прищурился, на эту тему они не раз говорили.
   - Опять за рыбу гроши!
   - Так сам же говорил, что мёртвые не кусаются.
   - Да, говорил. Уверен, что ты не забыл мои рассказы о разных вариантах решения проблем с неудобными народами. Вообще-то в таких случаях, самый надёжный вариант - полное уничтожение. Но это вообще, а в частности, если мы уж привели в Турции к власти Гиреев, то уничтожать их народ - глупость несусветная. Такого не забывают и не прощают. А уничтожить турок и татар, которых выпустили в Анатолию, мы не можем, не в силах, и вряд ли когда будем в силах. Зачем целый народ лютейшим врагом делать?
   - И так нехорошо, и этак плохо?
   - Только не говори, шо не видишь выхода, не поверю.
   - Будем выпихивать тех, кто ещё остался к уже ушедшим.
   - Да! - Аркадий в запальчивости взмахнул рукой. - Тотальная депортация. Если для кого родная земля дороже веры, пусть принимает православие, таких оставить и охранять от балканских переселенцев. Остальных, со скотом и движимым имуществом выпроводить в Малую Азию, как только сможем организовать паромную переправу через проливы. В нынешней ситуации многие охотно пойдут, на помощь своим, и Гиреям землю им легче будет найти для оседания.
   Разговор прервал стук в дверь, после чего она приоткрылась, сквозь неё просочился юный джура и торжественно произнёс: - Батько, пани до столу просять.
  
   * - Аркадий не знал, что ко всему прочему, на то время этот высший в католическом мире орден давало только католикам. Однако если уж сам Римский папа даёт орден схизматику, то почему бы это не сделать и королю?
   ** - Галеон, разумеется, был деревянный. Называли его фарфоровым потому, что он плавал в Китай и привозил оттуда купленный фарфор, в Европе ещё не производившийся.
   *** - Торстенссон, в результате пребывания в католических застенках, почти полностью потерял способность к самостоятельному передвижению, даже на поле боя он руководил войсками с носилок, что не мешало ему оставаться одним из лучших полководцев мира.
  

* * *

  
   Компания за обедом собралась прекрасная, хотя с таким определением очень многие не согласились бы - уж очень неоднозначная слава имелась и у самого Москаля-чародея, и у близкого к Хмельницкому Золотаренки, да кого из старшины не возьми... к ангельскому чину трудно причислить, даже если очень стараться.
   За обедом всерьёз о делах не говорили, стараясь угодить хозяйке, вели себя чинно и солидно - как и полагается на мероприятии, проводимом главой государства. Угощение на столе существенно уступало магнатским пирам, гетман себе таких сумасшедших трат не позволял даже на торжественных приёмах, но и бедным его назвать было невозможно.
   После обеда Аркадий высказал благодарность и восхищение хозяйке, галантно восхитившись её видом, после чего поучаствовал в совещании в знакомом гетманском кабинете. Обговаривалась в узком кругу подготовка к переброске войск на юг. В связи с тем, что большая часть полководцев пребывала в войсках, вне Чигирина, обсуждали очень нелёгкие транспортные и снабженческие проблемы предстоящей операции. В частности, Москалю-чародею порекомендовали не отправлять больше пушек и боеприпасов в войска, а начать их сплав вниз, к морю. Много спорили по поводу конкретных путей движения, необходимому для похода количеству орудий, лошадей, телег... Единственное, на чём дружно все сошлись - чем раньше удастся начать эту войну, тем больше шансов на успех.
   Впрочем, переброска сечевиков шла уже полным ходом. Им суждена была совсем неожиданная планида. О чём, правда, знали считанные люди из числа самой верхушки старшины Сечи и Дона, часть донцов, по этому, предложенному Аркадием плану, присоединялась - с согласия Шелудяка - к сечевикам.
   Гетман известил присутствующих, что господари Молдавии, Валахии и Трансильвании уже отправили войска на юг, в связи с чем необходимо срочно переправить к Босфору группы захвата четырёх охраняющих его крепостей и, в разобранном виде, приготовленных уже понтонных переправ. Перевозить большое войско на лодках - слишком долго и неудобно. Союзнички жаждали пограбить беззащитную на данный момент Западную Малую Азию, что полностью соответствовало казацким планам. Там, на юге, уже приближался сезон уборки урожая, крайне необходимо было не допустить пополнения истощённых запасов продовольствия в Стамбуле. Не будь этой совсем не нужной войны со шведами, такое разорение произвели бы и сами. Приспособившиеся разбивать небольшие отряды людоловов, турки в данный момент не имели возможности отбиться от большого войска, а прятаться по дальним захоронкам местные селяне также не могли. Вот-вот должна была грянуть страда, когда день год кормит, не собрав урожая земледелец обрекал себя и семью на смерть от голода.
   После совещания Москаль-чародей провёл предварительные переговоры с генеральным табунщиком о продаже гетманской армии сотни полукровных и полупородных лошадей. Значительную часть жеребцов, изымаемых из родительских табунов, пристраивали к татарским кобылицам, давая возможность молодым кабардинцам, анатолийцам и ахалтекинцам возглавить собственный табун. За использование земель для прокорма всех этих табунов, приходилось платить немалую аренду в сечевую казну, но оно того стоило, спрос на лошадей намного превышал предложение. По рукам не ударили только из-за нежелания характерника это делать, отговорился необходимостью подумать. Торговаться он так и не научился, поэтому все подобные сделки в его семье заключала Москалиха, то есть, его супруга, имевшая незаурядный предпринимательский талант.
   Не успел он закончить разговор с табунщиком, как подкатился сечевой осавул*, с просьбой продать револьверы из доли, причитавшейся попаданцу за налаживание их выпуска на оружейной мануфактуре. Здесь также было достигнуто только предварительное соглашение - Аркадий и сам считал необходимым передать на вооружение сечевиков как можно больше этого нового и ещё немногочисленного оружия, договорившись заранее, предвидя такой запрос, с кошевым атаманом. А вот пожелание приобрести ещё и капсюльные винтовки положительного отклика не встретило. Не было в Малой Руси или Землях Вольностей войска Запорожского свободных стволов такого типа. И в ближайшее время появиться они не могли. Не существовало в стране ни дополнительных станков для их сверления, ни умелых работяг для подобных работ. Новые мануфактуры строились, станки делались, больше сотни парней обучалось в первом профессиональном училище, заодно осваивая геометрию и основы материаловедения, но... скоро только кошки родятся.
   Воспользовавшись случаем, Аркадий, как генеральный лекарь, обговорил с осавулом поставки сечевикам и лекарских препаратов из гетманских складов.
   В общем, нужные и полезные, как для государства, так и для семейного бюджета дела заняли немало времени. Возвращался домой характерник уже в сумерках, со сладостным предчувствием тесного общения с женой в спальне. Успел по ней соскучиться, да и нестарый организм требовал своего.
   Однако по приезде его ждал неприятный облом. Выяснилось, что Хмельничиха в этот вечер собрала знакомых баб на вечерницы. Естественно, Москалиха сочла за честь на нём присутствовать. Спать детей уложили няни, мама же умотала гулять с подругами. Умом понимая, что жена поступила правильно - хорошие отношения с женой гетмана и супругами старшинской верхушки Чигирина поддерживать было необходимо, можно сказать - жизненно важно, супруг, тем не менее, испытал приступ горькой, сильной обиды. Он так ждал, а она взяла и уехала!
   Наскоро перекусив, лёг спать. Однако, несмотря на усталость, сон долго не шёл - из-за той самой, почти детской (если не вспоминать повод) обиды на Марию. Долго ворочался с бока на бок, ругал ветреную, якобы жену, злился и на неё и на себя... Наконец придремал, а тут и супруга вернулась с гулек, пахнущая духами и спиртным. Снять парадное платье она успела в другой комнате, в постель полезла уже в ночной рубашке, отнюнь не стараясь сделать это осторожно, чтоб не разбудить усталого мужа. Скорее наоборот, именно разбудить его она намеревалась, так как тоже по супружеским ласкам соскучилась. Так что характерник получил всё, о чём мечтал на пути домой и даже немного больше, чем хотел.
  
   * - Осавул, асаул, есаул - один из высших старшинских чинов на Сечи и Дону, с полномочиями министра внутренних дел, имущества, снабжения.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"