Спесивцев Анатолий Фёдорович : другие произведения.

Вольная Русь (Азовская альтернатива-6). Глава 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

4 глава

Великий круг.

Степь невдалеке от Сечи, июль 1644 года от Р.Х,

  
   Слепящее жёлтое солнце на блекло-голубом, будто вылинявшем, небе, серо-бурая трава, давным-давно выжженная жаркими лучами и отсутствием живительной влаги - обычная картина для окрестностей Никитской Сечи в середине лета. Но вот крепко сколоченная высокая и длинная трибуна здесь появилась совсем недавно, а море человеческих голов образовалось перед ней только нынешним утром.
   На головах, всех без исключения, имелись шапки из бараньего меха с цветными, преимущественно красными, суконными шлыками, а вот одежда на присутствующих отличалась разнообразием. У кого дорогущая, из лучших западноевропейских сукон или азиатских шелков, а у кого - рваньё вонючее, какое и самый распоследний нищий надеть на себя побрезговал бы. Имелись и люди в обычной крестьянской одёжке - это, в основном, у новичков, не успевших прибарахлиться или пропить всё нажитое тяжёлым пиратским ремеслом.
   Стоявший рядом Юхим дёрнул Аркадия за рукав, и, когда тот склонил к нему голову, спросил (совсем не шёпотом, только при гуле голосов вокруг, беседа приобретала форму мазохизма): - Чего такой смурной? Праздник же вокруг!
   Москаль-чародей поморщился, для него действо, разворачивавшееся на этом поле, было не развлечением, а очень важной и тяжёлой работой.
   - Потом расскажу!
   "Может, для кого и праздник, а для меня - сплошная мука. Богдан убедился в боях с лучшей в Европе шведской армией, что его гетманское войско вполне на мировом уровне, теперь соседям стоит бояться с ним поссориться. Да по количеству бойцов гетманское войско уже Сечь в разы превышает, вот и спешит избавиться от разбойничьего гнезда в середине державы, чтобы присоединить огромные по европейским меркам - с пару сотен тысяч квадратных километров - территории Земель вольностей Запорожских к Малой Руси. В мирное время власть кошевого атамана над ними невелика, доход идёт куреням, гетман нашёл бы для него другое применение. Кстати, и я бы ему в этом, охотно, помог, денег не хватает всем и всегда, а уж здравоохранению и образованию, так в высшей степени. Особенно, если их приходится почти с ноля выстраивать..."
   - Слава!!! - заорала вся собравшаяся на Великий круг лихая братия, реагируя на очередную обицянку-цяцянку Хмельницкого, толкавшего речь в большой медный рупор. Невольно выпавший от акустического удара из размышлений попаданец, завертел головой и заметил, что кружившие вокруг степные птицы рванули прочь, будто на лету наскипидаренные.
   "Бедные птахи. Сначала у них гнёзда потоптали, устраивая сходку, а теперь пугают воплями. Но, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, для нас всё идёт, вроде бы по плану. Хоть и подготовку провели тщательную, а с таким контингентом никогда не угадаешь, что случится. Пусть и от наиболее вероятных смутьянов избавились. Опять кстати, ох и подозрительно выглядит смерть двух куренных зимой, как раз Хмеля недолюбливавших, не удивлюсь, если к их скоропостижной кончине коллеги из безпеки руку приложили. И отправка на Кавказский фронт нескольких отрядов, думается, для того же сделана - чтоб не мутили, не портили буйные личности важное мероприятие. Нельзя же всех неугодных замочить, так недолго и самому головы лишиться. За что этих бандюг и уважаю - заморочить им головы не труднее, чем любым другим людям, но вот такой готовности призвать за дела к ответу... пожалуй что ни у кого не знаю".
   - Слава!!! - снова заорали казаки, в ответ на очередные похвальбы-обещания своего кошевого атамана. Аркадий пропускал слова Богдана мимо ушей, так как сам участвовал в составлении тезисов для этого выступления, место для переселения предложил тоже Москаль-чародей. После длительного, тщательного перебора, все посвящённые (очень тесный круг приближённых гетмана и тайное общество характерников) сошлись на этом варианте, Ниле. Точнее, дельте Нила.
   Рассматривались именно большие реки с густой растительностью на них, подобные Днепру, Дону, Тереку и Яику. Последние две даже прикинули как возможные места переселения, но на них основными пострадавшими стали бы Россия и Персия, союзники Малой Руси - вариант нежелательный, крайний. Кубань, при проживании черкесов на Таманском полуострове и отсутствии богатых мест для грабежа рядом, также без дискуссии отринули.
   По долговременности существования Сечи на каком-нибудь острове существовали сомнения. Слишком велика вероятность, что очень скоро все соседи взвоют от такого соседства, и сбросят сечевиков в море, невзирая на потери при этой операции. Дунай отпал сразу - на нём казаки стали бы грабить союзников, серьёзно обострив с ними отношения, да и своим купцам наверняка бы на Чёрном море приходилось туго. Висла рассматривалась всерьёз, но прикинув силы поляков и шведов, да возможность их совместного наезда не только на новую Сечь, но и на Малую Русь, решили врагов лишний раз не злить.
   Долго спорили о возможности осесть на Амударье и Сырдарье. Потерявшие в результате неподготовленного налёта на Кабарду своего предводителя, калмыки, важные союзники, начали терпеть на юге от казахов и узбеков одно поражение за другим. Появление там Сечи здорово изменило бы соотношение сил. Но у всех собравшихся не выпал из памяти налёт на Среднюю Азию яикцев, полегших при отходе полностью. Даже чайки перебросить на Аральское море было крайне затруднительно, о каторгах и речи быть не могло. При всей соблазнительности, разругавшись, отбросили и этот вариант. Слишком трудно, да и окружающие тюрки вполне имели возможность построить свой флот для уничтожения агрессора.
   Таким образом, остался изначально предложенный Аркадием Нил. Так любимые казаками плавни - пусть не из камыша, из папируса. Шикарная, из множества островов, дельта реки. И масса не прибитого гвоздями имущества в пределах налёта каторг, а то и чаек. Можно сказать - ничейного. Главное же - большим, многопушечным кораблям соваться в плавни - извращённая форма самоубийства, а с гребным флотом любого противника казаки разделаются как бог с черепахой.
   Правда, на суше соотношение сил для новосозданной Нильской сечи выглядело очень мрачно - мамелюки и оджак гарантированно раскатают их в блин, несмотря на преимущество сечевиков в вооружениях. Но на данный период истории казакам такое доминирование врага на суше было привычным. Авось и там приспособятся.
   Верил ли сам Москаль-чародей в победное шествие казачества по Африке? Если честно, то однозначно нет. Разве что в душе тлел огонёк надежды, казаки столько раз удивляли мир... Главным, для гетмана и старшины, было убрать разбойничью вольницу подальше, желательно нанеся при этом потенциальным врагам максимальный вред. А малым его не назвал бы никто. Резкое удорожание, даже нехватка хлеба в спонсорах Швеции - Голландии и Франции, гарантировало их спрос на хлеб русский. Разорение житницы исламского мира - в то, что войны с возрождённой Турцией можно избежать верили разве что совсем уж неумные оптимисты - существенно подрезало крылья Гиреям.
   Для расширения базы решили принимать в казачество по обычаям, существовавшим на Сечи до тысяча шестьсот тридцать второго года - любых христиан. От приёма мусульман, достойно воевавших во Всевеликом войске Донском, после сомнений, отказались. Слишком легко в том месте казачество могло переродиться в таком случае в ещё один очаг исламского пиратства на Средиземноморье. В беседах по поводу переселения Сечи попаданец неожиданно обнаружил, что в отличие от него, многие атаманы расценивают шансы её долговременного существования там, как весьма высокие. К числу розовых оптимистов Кривоноса или Богуна отнести никак невозможно, как и объявить их, даже про себя, дураками. Сирко так собирался отправляться в Африку сам, ближайшим помощником Трясилы, так что Аркадий невольно стал избегать прогнозов по этому поводу. Подумал, что, видимо, чего-то важного не знает или не понимает.
   Крыши над трибуной не делали - во избежание чреватого неприятностями резкого отделения от массы сечевиков, и Москалю-чародею заметно поплохело. Не спасли его почти постоянно дующий ветерок, широкий соломенный брыль и снежно-белая шёлковая вышиванка. Впрочем, к полудню она выглядела уже далеко не так эффектно, из-за широких пятен пота, постоянно обновлявшихся на солнцепёке и осевшей на ней пыли. Да и нервное напряжение на общем состоянии сказывалось. К тому же, он от рожденья хуже переносил жару, чем холод, сейчас завидовал стоящим рядом атаманам, причём, стоящим в жупанах, каптанах и тёплых шапках, но при этом явно чувствующих себя комфортнее, чем он в шёлковой рубахе и соломенной шляпе.
   Вытерев пот с лица и шеи полотняным платком, прислушался к речи Богдана, не услышав ничего нового для себя, погрузился в раздумья.
   "Ну почему у нас всегда такой бардак? Историческое, можно сказать, событие намечается, а уровень его готовности... лучше не подсчитывать, чтоб не расстраиваться. Доброй четверти переселенцев ещё оспу не привили, а там она регулярно обильную жатву собирает. Успеем ли за оставшееся время? Сильно сомневаюсь. Испанцы пока не привезли кору хинного дерева, а в папирусных плавнях малярийных комаров наверняка целые тучи. Эксперименты по созданию сыворотки от укусов змей только начались... в общем, куда ни кинься - везде бардак. Причём, без баб, - Аркадий невольно ухмыльнулся напрашивающемуся выводу. - Но не голубой, у запорожцев на однополую любовь табу. Получается..."
   - Слава-а-а-а!!! - оглушительно-продолжительно взревели сечевики заключительному аккорду речи своего кошевого атамана. После чего начали скандировать, точнее, воплями поддерживать речёвки Ивана Сирка.
   - Слава Богдану!
   - Слава-а-а-а!!!
   - Слава казакам!
   - Слава-а-а-а!!!
   - Слава войску Запорожскому!
   - Слава-а-а-а!!!
   У Аркадия от этого ора голова заболела, и в сердце кольнуло, но приходилось раскрывать вместе со всеми рот и делать вид, что кричишь.
   "Политика, чтоб её!.. Все кричат, приходится и самому делать вид, вне зависимости от настроения и степени испытываемой одушевлённости. Чем торчать здесь весь день на жаре, я бы лучше продолжил подготовку передислокации этих оболтусов, многое же никто кроме меня не знает или не понимает. Но решили характерники поддержать Хмеля всем составом, так двоих из монастырей вытащили, несмотря на их отречение от мира, а двоих стариков - из которых песок не сыплется, а уж почти совсем высыпался - с хуторков. Политико-экономическую подготовку сочли полезным дополнить невербальным воздействием на толпу. Мало настоящих характерников, так что даже такими фальшивыми как я приходится пользоваться. Решение о переселении должно быть добровольным и единодушным, чего бы это не стоило. Гражданская война с Сечью, не захоти она переселяться, почти наверняка убьёт Малую Русь, да и Дон потом Москва додавит.
   Досадно, что пока на Нил только около пяти тысяч донцов собирается, и всего несколько сот гребенцов. Уж очень тех и других кавказские соседи достают. Шапсуги так вообще раньше нашими главными союзниками в войне на море против османов были, а теперь на наши корабли и селения налёты совершают. Совершенно недоговороспособные субъекты, без регулярного геноцида жить мирно их не заставишь в принципе. Это же каким недоумком или ублюдком надо быть, чтобы восхищаться "благородством" черкесских обычаев? Хорошо "благородство", выражающееся в нацеленности на жизнь за счёт продажи в рабство соседей, часто родственных по крови. Потенциально великий народ к двадцать первому веку превратился в кучку малочисленных дикарей. Но крови они у нас ещё попьют, никуда от этого не денешься".
   Покосившись на стоявших невдалеке атаманов, попаданец убедился, что они выглядят воплощением уверенности в правильности решения перенесения Сечи на Нил. Как те, кто остаётся здесь, так и те, кто переселяется. Отличить эти две группы на глаз не представлялось возможным.
   "Впрочем, бог с ними, уезжающими. Как скажется их отъезд здесь? В истории моего старого мира, несмотря на все беды Руины, селяне на Левобережье сберегли завоёванную волю до Катьки-бл...и, то есть, лет сто. Играло ли в сдерживании желающей похолопить их старшины, наличие рядом Сечи? Не была ли она решающим фактором сохранения свободы земледельцев? Страна ведь уверенно превращается в главного мирового экспортёра хлеба, прежних лидеров хлебопоставок Польшу и Турцию мы успешно загнобили, а Египет собираемся разорить. В ближайшее время, вместе с Великой Россией, именно мы и будем снабжать хлебом голодающую Европу. Время Аргентины, США и Канады наступит позже, а Польше и Турции понадобится не один год на восстановление. Удастся ли удержаться преемнику Богдана от этого лёгкого решения проблемы - возвращение селян в состояние быдла? Тем более что к тому времени все земли Малой Руси поделят, у новых придворных, безразлично, при дворе гетмана или свежеиспеченного же господаря, будет огромный соблазн - получить в собственность землю с хлопами. Правда, есть ещё у нас сотни тысяч полоняников-рабов, но эта проблема должна постепенно сходить на нет - их дети всё чаще принимают православие и получают волю".
   Перед трибуной тем временем произошла подвижка казаков в глубь поля, освобождение для выступлений пространства с две-три цирковых арены величиной. Торжественное мероприятие перерастало в праздник, о котором упоминал недавно Юхим. Первыми выдвинулись на суд зрителей сурмачи (трубачи), барабанщики и певческий хор. Нельзя сказать, чтоб идеально, но достаточно гладко, они исполнили с полтора-два десятка мелодий, две трети - от Москаля-чародея. Петь он не любил и не умел, но намурлыкать человеку с музыкальным слухом "Роспрягайте хлопци кони" или "Писаре мий" смог без труда. Вот об извлечении слов к песням из собственной памяти, вспоминал вздрагивая - стихи не любил и плохо запоминал с детства, пришлось пользоваться гипновнушением. Жуткие головные боли мучили его потом несколько месяцев, при том, что многочисленных обязанностей с него никто не снимал, утоляющие боль средства характерников, кроме опиатов, не помогали, а увлечение производными мака - верный путь на тот свет.
   "Нет уж, теперь дам копаться в своей голове разве что под угрозой смерти. Вот и сейчас, от по-настоящему хороших песен, исполняемых достаточно профессионально, звучащих далеко не так убийственно-громко, как на концертах двадцатого-двадцать первого веков, сразу сдавило лоб и появилась боль в висках. Надеюсь, хоть долговременных рецидивов не случится, а то хоть вешайся".
   Переждав острый приступ боли, попаданец вернулся к размышлениям о судьбе этого мира, на который он сумел существенно повлиять, пусть не лично, руками казаков.
   "Учитывая проблемы с сердцем, вряд ли намного переживу Богдана, так что максимальное увеличение промышленности и вовлечение в организацию мануфактур и заводов наибольшего числа представителей старшины - вот способ предотвратить возврат рабства и неизбежное при этом загнивание страны. Против законов экономики не попрёшь, уж насколько Пётр в реале был могуч, а из-за опоры на крепостничество большая часть выстроенного им развалилась или пришла в упадок. Благо гетман тоже лично заинтересован в обогащении атаманов и полковников - меньше поводов у них появляется строить козни против него самого. Приятный бонус для меня - Мария - помимо развития семейного бизнеса - уже больше десятка совместных предприятий в разных городах Малой Руси организовала. Мебельных фабрик, обувных мастерских, сукновальных мануфактур... в общем, богатеньким Буратиной здесь я стал, натуральным олигархом, или, как здесь принято говорить, магнатом. Удачно это меня она выбрала, сам бы выше уровня умеренной состоятельности вряд ли бы поднялся. Не хотелось бы, чтоб наши дети в нищих превратились из-за гражданской войны.
   Хм... а таки и, правда, внешние угрозы для Малой Руси и её жителей сейчас несравненно менее опасны, чем потенциальные внутренние беспорядки. Москва ещё долго будет переваривать пустовавшие ранее чернозёмные земли. Да и обречена она бодаться со шведами за Балтику, а если удастся задуманный Хмелем обмен территориями - царю, все земли севернее Припяти, нам - Черниговщина и Слобожанщина южнее Белгородской засечной черты, так совсем хорошо будет. Царь с полным правом припишет к титулу всея Белая Русь и, попытается приписать Литву, Курляндию, Лифляндию с Эстляндией, а Хмель объединит под своей булавой Малую Русь. Сильно сомневаюсь, что царю удастся подмять под себя всю Прибалтику, но разделение интересов Вольной и Великой Руси станет свершимся фактом. При сохранении права на свободную торговлю, получится огромное экономическое пространство. Пока с бедным населением, но при увеличении благосостояния граждан Вольной Руси, придётся чесать по этому поводу репу и царю. Иначе начнётся воистину массовое бегство людей из Великой Руси в Вольную, пока-то беглецов не так уж много и то там выражают недовольство".
   Концерт тем временем сменился джигитировкой под барабаны и бубны. Всадники - каждый второй с кавказкой или ногайской физиономией - лихо совершали головоломные кульбиты под одобрительные вопли распалённых представлением зрителей.
   "Зрелищ-то здесь катастрофически не хватает, стоило бы всерьёз заняться театральными делами, цирком, детскими студиями... для той же пропаганды санитарии и гигиены очень полезны были бы самые примитивные представления. Только где взять на это время и силы? С имеющимися нагрузками не справляюсь, зашиваюсь по важнейшим делам. Разве что кого припрячь? Но кого? Чёрт, надо бы не забыть джур попросить, они местную жизнь, несмотря на молодость, лучше меня знают. А о пертурбациях будущих времён голову ломать нет смысла. И мозгов, и знаний не хватает, да и угадать, что случится, можно лишь случайно. Ту же войну со Швецией только пророк мог предсказать - ведь реально невыгодна она обеим сторонам была. "Делай, что должно, и пусть случится, чему суждено". Лучше Марка Аврелия об этом не скажешь. Буду и дальше заботиться о развитии страны и увеличении благосостояния семьи, об укреплении безопасности и для государства и для родных. Если не доставать Богдана предупреждениями об опасности для его потомков его коронования, то мне от власти одни плюшки и дальше будут сыпаться. А лучше, эффективнее работать на государство я физически не способен.
   Эх, как жаль, что Иван смывается на Нил!.. Хорошо, что хоть Юхима его жена удержит. Тяжело всё-таки расставаться с друзьями".

О вреде мечтательности.

Чёрное море и его окрестности, август 1644 года от Р.Х.

  
   Всю первую часть пути на юг Юхим провёл в совершенно не свойственных ему задумчивости и молчаливости. Внимательный взгляд, а наблюдательных людей вокруг хватало, отметил бы при этом, что настроение признанного общественным мнением святым казака регулярно меняется. Он то задумчиво хмурился от каких-то воспоминаний, то счастливо улыбался своим мыслям.
   И для грусти, и для радости причины у него имелись. Впрочем, грусть не слишком подходит для характеристики глубокой обиды, им испытываемой.
   "Вот уж сволочи, так сволочи! А ведь друзьями, гады подколодные, прикидывались, да не один год! Нет, правду люди говорят, что хороших колдунов не бывает. Эх, недаром Пророк запретил винопитие, недаром..."
   Юхим, со свойственной некоторым непоследовательностью, уже забыл, что сам попросил друзей-характерников помочь избавиться от непреодолимой тяги к горилке. Скажем прямо - беседа с гетманом перед рейдом на Гданьск произвела на него сильное впечатление. Умел Богдан внушить страх божий даже отморозкам, не боявшимся ни пули, ни сабли, ни чёрта лысого. Сбегать с Малой Руси или помирать - пусть самой что ни на есть героической смертью - ему не хотелось. Вот он и обратился уже после набега к Москалю-чародею и Васюринскому за помощью.
   Те и постарались. Сначала долго что-то обговаривали, спорили, а потом Иван среди белого дня Юхима усыпил и заколдовал. Да так, что теперь от малейшего запаха спиртного знаменитого шутника тошнило немилосердно, просто выворачивало. Ни в гости сходить, ни у себя уважаемых людей нормально принять будущий святой - народная молва его к лику святых уже причислила - не мог. Что же это за угощение - без наливки, горилки, пива и вина?
   "Не о таком я просил! Не такое лечение мне было нужно! Это ж теперь я в изгоя превращусь - ни к людям выйти, ни у себя их принять".
   Последний случай получился совсем вопиющим. Приглашённый быть крёстным отцом, Срачкороб с обряда крещения в церкви сбежал. Очень уж от батюшки разило перегаром, всё содержимое желудка будущего крёстного неожиданно двинулось в путь обратно. С огромным, просто неимоверным напряжением сил, удалось не облевать батюшку и малыша, выскочить на улицу, вывалив съеденный завтрак на траву там. Скандал.
   Рассказывать всем о том, что его заколдовали от тяги к горилке, Юхим постеснялся. Точнее, постыдился - настоящий казак должен своей волей от соблазнов уклоняться. Пришлось врать. Первое, что на ум пришло - душа не выдержала дуновения греховности от попа. О том, что это может тому аукнуться крупными неприятностями, не сообразил, уж очень плохо сам себя чувствовал.
   Батюшка, также вышедший на крыльцо церкви, услышав такое обвинение, пошатнулся, побледнел и на нетвёрдых ногах вернулся в храм. Где пал на колени перед иконой Божьей матери и начал истово молиться, то и дело, совершая поясные поклоны. Видимо, имелись у него тяжёлые не замоленные грехи, упрёк попал не в бровь, а в глаз. Кончилось всё уходом попа в монастырь, благо был он вдовцом. Опеку же за его детьми поручили одной из сестёр новоявленного монаха. Впрочем, может, под влиянием поступка отца, может, по какой другой причине, в женский монастырь вскоре удалилась и его старшая дочь. Естественно - кто бы сомневался - этот случай людская молва причислила к числу подвигов святости Юхима Срачкороба.
   Крёстным отцом Юхим таки стал, на следующей неделе, уже при помощи другого батюшки, приехавшего из соседнего села. Трезвого, на вид - немного испуганного, очень старательно проводившего службу.
   Кстати, находясь среди толпы пиратов и убийц (не было на фронтире других, не унизительных способов выжить, иначе как добывая пропитание саблей), Срачкороб никаких дуновений греховности от них не почуял. Может быть, оттого, что считали они себя истовыми защитниками православия. А возможно, и потому, что даже символическая выпивка в походе у казаков исключалась их законами. Здесь и от откровенных алкоголиков спиртным не пахло.
   Но куда чаще выражения обиды лицо знаменитого шутника посещала улыбка счастья. Бог его знает почему, но со стороны он начинал в эти моменты выглядеть глуповатым и неопасным. В волчьей стае, вышедшей на охоту, реакция у окружающих на такое инстинктивная. А некоторая заторможенность в ответах на подколки, посыпавшиеся со всех сторон, только обострила для него ситуацию. Многочисленные жертвы его шуток и розыгрышей почуяли возможность отыграться.
   Между тем, Юхим не сошёл с ума, не сдурел даже временно. Скорее наоборот, долгое воздержание от употребления спиртного и приём многочисленных укрепляющих лекарств сказались на его здоровье - в том числе духовном и умственном - самым положительным образом. Правда, сказать, что чувствует себя как в молодости, не мог. Нередко побаливали пострадавшие от спиртного, побоев и простуд внутренности, куда медленнее, с несравненно более сильными болевыми ощущениями восстанавливался мышечный тонус - и за полгода не удалось вернуть свои прежние силу и скорость движения. При всем том, мозги шутника работали уже с прежней эффективностью, выставить недоброжелателей дураками он сумел бы легко. Сумел, если бы имел такое желание, на данный момент отсутствующее. Не до того ему было.
   Юхим ушёл в свои переживания и воспоминания.
   "От же баба - дура! Нет чтоб сказать заранее, я б... я б..."
   Однако длительный, тщательный перебор возможных собственных действий оказался неудачным. Ничего путного Юхим измыслить не смог, уклонение от похода на юг - при малейшей возможности в нём поучаствовать - им отметалось с ходу, а других вариантов, иного развития событий, не имелось. Да и не могло иметься - либо идёшь в поход, либо остаёшься дома, возле жениной юбки. И хоть, впервые в жизни, ему не просто хотелось, жаждалось с невероятной силой именно остаться, уклониться от нынешней военной кампании он не мог. Сам себе такого не простил бы. Помимо запланированного взятия Истамбула, не налёта-грабежа, а полного овладения великим городом, намечалось ещё одно историческое действо, о котором-то даже из его будущих участников почти никто не знал. Не проводить одного из двух друзей, Васюринского, да почти всех боевых товарищей-сечевиков в дальний путь, скорее всего навсегда, было совершенно невозможно. Можно сказать - невообразимо.
   "Правильно люди говорят, що всё зло - от баб! Ведь уже был с Аркашей уговор, що меня отпустят с Иваном. Он хоть и кривился, будто уксуса хлебнул, но согласился замолвить словечко перед Хмелем, щоб не препятствовали мне поучаствовать в этом деле. Только собрался сказать, при расставании - щоб поменьше слёз было - об этом жене, а она как брякнет: Я непраздна".
   Странное дело, хотя неожиданно возникшее препятствие для присоединения к войску Сирка огорчало, расстраивало казака донельзя, на лице его опять расплылась улыбка погружения в нирвану, таки и правда придававшая ему вид глупый и безобидный.
   Вообще-то, женщины в жизни будущего святого всегда были на втором, в последние годы так на двадцать втором месте. Известно, что они плохо понимают шутки, склонны к истерикам и требуют подарков... Юхим с детства был солидарен с пословицей: "Курица - не птица, баба - не человек". Жизнь в сугубо мужском обществе Сечи, практически в монастыре, немалая часть членов коего с прекрасным полом отношений принципиально не имела*, только укрепила его в этом мнении. И если бы не насильственная женитьба, в таком убеждении он бы и умер. Да влез в его жизнь гетман, потоптался по ней подкованными сапогами, и всё, пропал казак.
   То, что он попал, причём сильно, Юхим понял почти сразу. Ну, как только осознал себя женатым человеком. Но насколько сильно, выяснилось как раз перед отправлением в этот долгожданный поход, в котором он надеялся вернуться к прежней, горячо любимой им жизни сечевика. Сообщение, что у него будет ребёнок (сын, конечно!), поломало все планы и намерения. Смело их, как веник сметает пыль с пола.
   "Сын**. У меня будет сын!"
   Раньше Юхима совершенно не волновало, есть ли у него потомки от его не таких уж частых тесных контактов с женским полом. К жене он успел привязаться, но, всё же, не так сильно, как к Сечи и товариществу казаков. Да и не ожидал Срачкороб такого сообщения, ведь в первом браке детей у Ганны не было. Казалось бы, чего планы менять? Только они сами поменялись.
   В тот момент, когда сечевик понял, наконец (через добрую минуту после произнесения женой), ЧТО она сказала, именно в этот момент казак пропал окончательно и бесповоротно. Гнездюком*** стал не только формально, но и в душе.
   Прямо скажем, не все казаки были выдающимися интеллектуалами, хотя и полные дураки там долго не жили. Но уж чутьё-то у них имелось у всех, во всех смыслах чутьё. Ненормальность поведения Срачкороба многих спровоцировала на попытки вышутить того, кто не раз, иной раз очень болезненно, вышучивал их. На него посыпались подколки и обидные вопросы, с каждой минутой всё больше.
   Пока казакам приходилось грести и то и дело переставлять паруса, не до облаивания расслабившегося юмориста им было. Сидел Юхим на верхней палубе - здоровье не позволило ему долго сидеть за веслом - остальные занимались своими делами. Но вот когда каторга вышла в море, поймала почти попутный для движения на юг северо-восточный ветер, раздался приказ убрать вёсла внутрь. Многие не остались на гребной палубе, вылезли на верхнюю, где быстро обнаружили совершенно идиотски улыбающегося Срачкороба. Вот тогда и началось.
   Счастье счастьем, а предаваться ему в момент, когда тебя окружили недружественно настроенные личности, мог бы разве что Будда. Пришлось Юхиму выныривать из нирваны и отвечать разухарившимся товарищам, им до этого неоднократно обиженным. Злость, что его выбили из состояния счастья и покоя помогла ему быстро поставить обнаглевших на место.
   - А ты...
   - Ну не ты же!
   - Да мы с кумом!..
   - А я с кумой.
   Вокруг послышались смешки. Кто-то тут же подхватил: - А он баб не любит!
   - Да-да... - уже мысленно торжествовавший посрамление многократно унижавшего его человека Степан Лобода завис, как комп с экспериментальной виндой. Хотя такое сравнение здесь прийти в голову могло только одному человеку, на корабле отсутствующему, но привычные термины тех лет - был ошеломлён, оглушён, обескуражен хуже отражают сложившуюся ситуацию. Мосластый блондин - порядочно отросшая щетина на лице и голове почти не была у него заметна - Степан открывал и закрывал рот, пучил глаза, громко испортил воздух, но выйти из ступора не мог.
   - Чего "да"? Не надо мне этого, другого согласного ищи, а я не содомит.
   - Юхиме, а может он тебя полюбил?!
   - Так у Юхима жена есть! Говорят - бой-баба, мигом эту любовь скалкой выбьет!
   Один из мигом перешедших на сторону Срачкороба казаков сопроводил свою шутку дружеским тычком в спину незадачливого Лободы и попал по почкам. От боли к неудачливому противнику Срачкороба вернулась способность говорить, и он возопил:
   - Да чего ты квакаешь?!!
   - Смотри лучше, щоб самому в чужой пасти не квакнуть, с миром прощаясь.
   Прав был ещё ненаписанный Штирлиц. Последняя фраза запоминается, а этот ответ Юхима в споре стал последним - опять сменился ветер, и капитаны кораблей разогнали экипажи по гребным палубам и к парусам. А вспомнили эту фразу как очередной пример пророчества или умения насылать проклятия. Последнее святым вроде бы несвойственно, только Срачкороба ведь и колдуном числили. Больше попыток перешутить святого человека никто не делал.
  
   * - Многие казаки-ветераны считали, что секс может лишить удачи, из-за чего старались его избегать. Однако уподобление монахам у них было очень уж условным.
   ** - Инсайдерская информация. Вопреки ожиданиям, первой в семье Срачкороба родилась дочка, что не помешало ей стать его любимицей, вертящей знаменитым папашей как захочет. Он бы быстро её избаловал, но в семье имелась мама, не допустившая уродования девочки потачками её капризам. Так что бывало, что приходилось им вдвоём от Срачкоробихи прятаться, а потом полотенцем получать. Когда же девочка превратилась в девушку, ох и много казацких сердец разбила... "Ех, хороша у Юхима дiвка - в мамку красуня, та характером, бiсова, вся в батька", - сетовали молодцы и летели к ней, как ночные бабочки на огонь. Куда при этом девалась знаменитая мужская логика?
   *** - Гнездюками на Сечи называли товарищей, имевших хуторок или поместье и семью. Большая часть старшины принадлежала к гнездюкам.
  

Параллели и перпендикуляры истории

Чёрное море, август 1644 года от Р.Х.

  
   Если Срачкороб, забрался на идущую в арьергарде каторгу - из-за протеста против "неправильного колдовства" по кодированию его от алкоголизма - и переживал изменение своего семейного статуса, привыкал к мысли, что вскоре будет отцом, а заодно ставил на место вздумавших шутить над ним, то Аркадий путешествовал на флагманской баштарде. Там же пребывал и командир этой эскадры, Васюринский.
   Поразмышлять нашлось время и у попаданца. Ивану довелось много внимания уделять управлению эскадрой и наведению порядка среди палубной команды флагмана. Составляли её, в основном, греки - все, как на подбор с жуликоватыми или откровенно зверскими физиономиями. В подавляющем большинстве они имели пиратский опыт, не говоря уж о контрабандистском. Грек-моряк и не контрабандист - оксюморон. Но вот с дисциплиной у гордых потомков эллинов были проблемы. Наиболее серьёзные регулярно лечились верёвкой и мешком, с судопроизводством по казацкому закону, однако если всех перевешать и утопить, то кто будет работать с парусами? Воспитанием прожженных авантюристов и разбойников вынужден был заниматься наказной атаман, а Москаль-чародей погрузился в размышления. Нарушать их никто не решался, связываться со знаменитым колдуном без крайне уважительной причины... таких дураков или совсем отмороженных на корабле не нашлось.
   "Просто чертовщина какая-то! И время другое, и возможности-люди совсем иные, а столько параллелей... обалдеть. Наверное и в Древнем Египте нечто подобное творилось. Война началась, а самого нужного оружия дико не хватает, приходится клепать его, закрывая глаза на качество. Ничто не ново под Луной. Помнится, ТТшки довоенного и военного выпуска отличались кардинально, а теперь и у нас та же история".
   Попаданец лениво, в который раз, размышлял о наверняка неслучайном сходстве ситуации, перемещаясь из промцентра Малой Руси в армию, везя с собой все склёпанные за последнее время револьверы и кулевринки. К скорострельным, казнозарядным, нарезным трёхфунтовым кулевринкам, с конической формой дна каморы, из особо прочной марганцевистой бронзы особых претензий не было. Разве что, главным неудобством стала необходимость серьёзно освинцовывать цилиндрическую часть снарядов - для предупреждения ураганного износа нарезов в стволе. Снабдить их вместо освинцевания более прогрессивными медными поясками пока не получалось - слетали они при выстреле. Несмотря на малый калибр, пушки удались, попаданец ими гордился. Добивали они куда дальше и, при этом, точнее, чем артиллерия всех потенциальных противников. А их снаряды - не шарообразные, а цилиндры с коническим наконечником - с взрывчаткой внутри, по разрушительности превосходили куда более солидные ядра тех же турок.
   С револьверами, которых, казалось, жаждали все, дела обстояли куда хуже. Нарастить выпуск короткоствола никак не удавалось. Наоборот, еженедельные отчёты свидетельствовали, что производство падало, при росте затрат на него. Впрочем, проверки показали, что причиной этого стало не воровство, а в разы увеличившийся брак. Не помог и построенный недавно новый цех с большим количеством сверлильных, токарных и винторезных станков. Ставшие за них новички, как выяснилось сразу, обученные совершенно недостаточно, погнали сплошную некондицию. Уже в начале лета Аркадию пришлось бросать все дела в столице, оставлять семейный бизнес на супругу, в твёрдых ручках которой он без того пребывал, и спешить в Запорожье.
   После нескольких мозговых штурмов, работая по восемнадцать часов в сутки, удалось остановить начавшееся падение производства револьверов. Кстати, решилась сама собой проблема лишнего веса, хоть эти дни зарядку не делал, зато стала мучить изжога после каждого приёма пищи. Порадовало сердце, на эти перегрузки не отреагировавшее. Пропавшие было после лечения сердечного приступа тени под глазами, приобрели такой размер, что сам себе Аркадий стал напоминать какого-то зверька с чёрными пятнами вокруг гляделок. Правда, вспомнить вид, или хотя бы род, не смог - не тем голова забита.
   Туго приходилось далеко не только ему. Пахавшие последние полгода, как минимум, по шестнадцать часов в сутки работяги, даже самые опытные, замедлили темп труда и резко ухудшили качество продукции. Куда чаще, чем раньше стали ломаться станки, в больницу заметно увеличился приток людей с производственными травмами и обострившимися хроническими болячками. А менять выбывших нередко было некем. Совсем некем. Удалось - путём заранее спланированного резкого снижения скорости сверления и токарных работ для новичков и ограничения разрешённого времени пребывания у станков - хоть как-то предотвратить полный обвал. Не выдерживали люди, ломалось железо.
   Чрезвычайно сложное, кропотливое нарезание стволов, попаданец волюнтаристки прекратил, приказав изготовлять гладкоствольные револьверы. В то, что новички смогут качественно делать тонкую работу, не верил, а "старики" вымотались до предела. Лучше гладкоствольный револьвер, чем никакого, всё равно это оружие для стрельбы в упор. Ко всему прочему встал вопрос и с острой нехваткой пороха - шведская война, такая нежелательная и ненужная, спалила большую часть его запасов. А продукцию-то крайне необходимо проверять, прежде чем отправлять в войска. О рентгеноскопии смешно было мечтать, не говоря о более навороченных исследованиях, осмотр же и обстук (пушек) - для выявления скрытых каверн в металле - никакой гарантии от разрыва изделия при первом же выстреле не давал. Вот и в перевозимой в войска партии оружия, половина не проходила испытаний стрельбой. Не то, что усиленным зарядом, даже простым - не нашлось пороха в Запорожье для этого.
   Особенный колорит производству придавало недостаточно хорошее знание языка Малой Руси (украинского) большей частью инженеров, мастеров и простых работяг. Начальственный состав, в основном из немцев, учил язык старательно, но вновь прибывшие общались на родном или латыни, приходилось разговаривать с некоторыми через переводчика. Рабочие представляли же из себя настоящий интернационал: те же беженцы из Европы, по-прежнему охваченной фактически мировой войной, переселенцы с Балкан, Кавказа и Великой Руси, принявшие православие бывшие рабы - литовцы, поляки, турки, черкесы. К величайшему сожалению попаданца и Хмеля, местные селяне менять привычный плуг на работу у станков не рвались. Даже беднота, в селе перспектив не имевшая, на заводы не спешила - предпочитала в казаки подаваться.
   "Интересно, бардак типа пожар, совмещённый с потопом и признаками начинающегося землетрясения - это только наша национальная традиция для военных действий? Или в других странах тоже похоже происходит? Вроде бы приходилось читать, что даже у немцев, знаменитых любовью к порядку, бардака было столько, что хоть с соседями делись".
   Вопреки, казалось, здравому смыслу, все произведённые большие, осадные пушки везти к Стамбулу не спешили. Ещё в начале июня пластуны захватили все четыре крепости охранявшие Босфор. Три, Анадолуфенери, Румелифенери, Анадолухисары, малой кровью - уж очень незначительные в них имелись на момент взятия гарнизоны. Четвёртую, Румелихисары, пришлось штурмовать уже казакам с нескольких каторг. Пластунский налёт сорвался. Большая часть этих элитных бойцов невидимого фронта, участвовавшая в попытке захвата наиболее близкой к столице и самой мощной из босфорских крепостей, погибла. Для восстановления и без того немногочисленного пластунского корпуса - очень уж дорого обходилась подготовка его бойцов - пришлось привлечь в него черкесских психадзе, имевших сходную тактику действий. Благо на середину семнадцатого века почти все черкесские воины идеологически привязанными к Османам, а теперь Гиреям, не были. Гиреевская столица выслать помощь отчаянно отбивавшимся защитникам Румелихисары не успела. Конницы в ней не осталось совсем - последние сувалери и сипахи несколько недель назад, видя, что дело идёт к поеданию их боевых друзей, ушли к дарданельской переправе и отправились к основному войску оджака. Пехота же не поспела - пока разведчики, также пешие, выяснили подробности происходящего, пока удалось собрать у ворот достаточное количество вооружённых людей, выручать стало некого.
   Большие пушки не спешили везти по нескольким причинам, но прежде всего потому, что брать штурмом огромный город не собирались. Хмель и старшина прекрасно представляли, сколько казацкой крови для этого придётся пролить, а врагов и без турок хватает. Стамбул намеревались взять измором, благо для этого имелись предпосылки - город голодал уже сейчас, причём, люто голодал. Ещё в июне, до возможного подвоза продовольствия из Анатолии, к городу подступили войска трёх балканских господарей - Молдавии, Валахии и Трансильвании и подошёл сквозь захваченный Босфор казацкий флот. Балканцы переправились через наведённые переправы в Азию, где, пользуясь отсутствием Гиреевской армии, рассыпались на отряды и занялись грабежом и людоловством. В Европе же на сотню вёрст вокруг продовольствие раздобыть давно было возможно разве что охотой - жившим вокруг грекам и болгарам пришлось сменить место обитания. Флот же полностью перекрыл возможность подвоза еды по морю и рыбной ловли вне Золотого Рога.
   Перебирая в уме события последних месяцев, Аркадий наблюдал за действиями друга. Тот в это время построил распекаемых им матросов в ряд на палубе (ряд вышел неровным, стояли греки далеко не по стойке смирно, однако слушали командира внимательно). Иван, что-то объясняя, смахнув с головы казацкую шапку и зажав её в руке, размахивал оной, дополняя слова жестами.
   "Эх, и с головными уборами у меня облом случился. Не желают казаки менять свои меховые страшилища ни на гречкосейные брыли, ни на ковбойские стетсоны. Упёрлись как бараны, из которых их шапки сделаны. А тут ещё вылезла такая "мелочь", как необходимость для производства фетра ртуть использовать. То-то мне шляпник сразу странным показался - надышавшись парами этого металла, не мудрено повредить рассудок. Фетр же из пуха бобров дороговат будет. Будем надеяться, что он прислушается к моим советам и перейдёт на шляпы из кожи и войлока".
   Наказной атаман тем временем закончил пропесочивать подчинённых и направился к месту уединения друга. Хотя на галеасе присутствовали больше тысячи казаков, вокруг призадумавшегося колдуна образовалось свободное пространство в несколько квадратных метров. Иван подошёл, сел рядом, по-татарски, на палубу и попытался расслабиться, подставляя лицо ветру и солнцу. Шапку он так и не водрузил на голову, продолжал сжимать её в правом кулаке, видимо, просто забыв о головном уборе.
   Вблизи стало особенно хорошо видно, как Васюринский постарел за последние годы. Встреть Аркадий так выглядящего человека в своём мире, определил бы его возраст в лет шестьдесят пять-семьдесят, между тем, ему было всего пятьдесят с малюсеньким хвостиком. Оселедец и роскошные, длиннющие, закрученные вокруг ушей усы, даже брови отливали чистым серебром - притом, что от природы атаман был брюнетом. Морщины образовали на лице глубокие складки, придавая ему мрачный, угрожающий вид. Зато глаза светились силой и волей.
   "Не удивительно, что склонные устраивать хай по любому поводу греки, покорно слушали и кивали в ответ на выговоры. Спорить, настаивать на своём, при виде верзилы с таким лицом у большинства духу не хватит, даже если не вспоминать о его громкой славе колдуна. Зверюга зверюгой, того и гляди в волка перекинется и рвать в клочья вздумавших спорить возьмётся. Но... очень уж сдал он, судя по внешности. Хотя... может быть, просто устал, вымотался, как и я сам. Ох, нескучным выдался последний год, хотя назвать его весёлым язык не повернётся. Утешает то, что блюдя свой статус адмирала*, он теперь каждый день бреет лицо и голову, вон как пот на них блестит. Есть ещё порох в пороховницах, не ослаб казак. Будем надеяться, что и некоторый сброс мышц у него произошёл не из-за раннего старения, а из-за огромной нагрузки и, в связи с занятостью, недоедания. В отличие от меня, Иван сала так и не накопил, вот и теряет мышечную массу".
   - Устал?
   Васюринский чуть помедлил с ответом, поиграл в задумчивости губами.
   - Ты знаешь, нет. Вот только чего-то...
   - Плохие предчувствия?! - встревожился Аркадий. Плохие предчувствия у характерника - почти гарантированные грядущие неприятности, причём, наверняка, крупные.
   - Нет, ничего плохого впереди не чую, но... томит что-то меня.
   - Скорее всего, волнуешься. Может, останешься на Руси? Не молод ведь уже, а в Египте климат убийственный для чужаков, это тебе не родные плавни.
   - Ааа... Бог не выдаст, свинья не съест.
   - На бога надейся, а сам не плошай. Свиней-то там нет, зато имеются куда более опасные твари. Только не в них главная опасность. Малярия, дизентерия, холера, паразиты разнообразные, в них - основная угроза.
   - Да помню, в детство не впал, память не потерял. Серебряную флягу для воды себе уже приобрёл, ох и дорого же она мне обошлась. Хлопцам оловянные, но с крестом серебряным внутри приготовил. Часныку накупил на весь курень, карболкой для мытья рук всех смогу обеспечить. Не пропадём.
   Настроение у попаданца после этого невольного напоминания о скорой разлуке, упало. Ведь, вполне возможно, им уже не придётся встретиться никогда. Оставалось радоваться, что Срачкороба его жена прочно охомутала, иначе и он бы подпрягся в эту авантюрную затею Москаля-чародея, на "Ура!" поддержанную гетманом. Сколько уже было говорено, отговаривать дальше не имело смысла.
   - Лучше расскажи, как вы с голландцами и англичанами в Мраморном море дрались. А то ни с кем из командиров того сражения мне до сих пор разговаривать не довелось.
   - Да... славное было дело, - Иван полез в карман жупана за трубкой, табаком и зажигалкой, неторопливо раскурил носогрейку. - Переправы работали ещё вовсю, волохи в Анатолию уже перебрались, молдаване как раз переходили, а трансильванцы ещё и не подошли к проливу.
   - Янычары помешать не пытались? В Стамбуле ведь немалый гарнизон, да и многие горожане знают, с какого конца за саблю держаться надо.
   - Не, наше войско встало табором между городом и перевозом, молдавская конница наготове была, перед ближайшими воротами мы сразу часныку** густо насыпали и ночью его собирать не позволяли. Богун - добрый атаман, сразу хорошо окопался,
   - Ясно. Извини, что перебил, продолжай о битве на море.
   - Ну, значит, стали мы невдалеке от входа в Золотой Рог, чтоб оттуда никто не выскочил. Турки, не будь дураки, на оставшихся у них лоханках из-под защиты пушек так и не высунулись.
   - Думаешь, и дальше не посмеют?
   Иван ответил не сразу. Сделал пару затяжек, поморщил лоб. Хорошо знавшему его другу не составило труда определить, что наказной атаман эскадры глубоко задумался.
   - Думаю, посмеют. Причём, вылазки долго ждать не придётся. В Стамбуле уже сейчас жрать нечего, говорят, там всех сильно расплодившихся крабов выловили, а это ведь для мусульман запретная пища. Найдутся храбрецы, попытаются прорваться, пока на это силы есть.
   - И как думаешь, прорвутся?
   Васюринский сделал не жест, а намёк на него - очень слабо пожал плечами.
   - Всё в руках господа. Если повезёт, то две-три сотни человек могут прорваться в Мраморное море, высадиться на анатолийский берег. Только ведь и на обоих берегах для них вокруг сплошные враги.
   - А почему они вам в спину не ударили, когда вы сцепились с голландцами?
   - Так мы же не на виду у них дрались, где-то посреди моря.
   - То есть, Трясило заранее знал, что предстоит битва с европейской эскадрой?
   - Ещё бы не знать! - широко ухмыльнулся атаман. - Они две недели у Дарданелл выжидали попутного ветра. Всем ясно было, что не с добром пришли.
   - Почему, не с добром? - искренне удивился Москаль-чародей, и начал загибать пальцы. - Почти двадцать судов, можно сказать в подарок привели, да не пустых, с зерном и хлопком. Парочку подпаленных, как слышал, тоже уже отремонтировали. С утонувших много чего удалось поднять. Опять-таки, выкуп за пленных заплатят. А кое-кто из матросов уже подал прошение о зачислении их в казаки, нам таких людей сильно не хватает.
   - Считать добычу у нас много кто умеет, а тогда, когда увидели длиннющую змею их кораблей... не знаю, как кто, а я про себя струхнул. Больше пятидесяти парусников, все с хорошей артиллерией на верхней палубе... - Иван, молча, пустил несколько колец из дыма, нельзя сказать, что безупречные, но и не простые бесформенные облачка.
   - А они сами-то не трусили? Неужели не слышали ничего о наших победах, о сожжении с помощью нашего оружия пиратских гнёзд испанским королём?
   - Поначалу нагло пёрли. Бог его знает, что они думали тогда, но нас не боялись совсем. Видимо, приравняли к похожим по составу магрибским пиратам. Те на большие караваны судов обычно нападать не решались. После отъёма у того же испанского короля Бразилии вообразили себя... эээ...
   - Выше неба и круче переваренных яиц.
   - Вот-вот, мы по этим самым яйцам подкованными сапогами и потоптались. Сторожившие на скалах Дарданелл казаки дали сигнал дымом, что выходят они в Мраморное море, дежурная каторга принесла весть к Стамбулу, прямо ночью снялись и где-то в середине моря их перехватили.
   - Договориться миром пытались?
   - А как же! Трясило послал навстречу одну каторгу с сигналами на передней мачте: "Ваш курс ведёт к опасности". Только шедшая первой шхуна в ответ из носовой пушчонки бахнула, мол, отвали в сторону.
   - Действительно, нагло и глупо. Не ожидал от купцов-выжиг такого идиотизма. Считал, что Нидерланды управляются очень умными людьми.
   - Бог его знает, сколько у них ума, но жадности наверняка намного больше. Да и сколько мы пленных не спрашивали, ни одной ниточки к властям не обнаружили. Дело было так, значит, англы и голландцы, привёзли в Египет свинец, серебро, ружейные стволы и сукно. Сам знаешь, что по Средиземному морю, они толпами ходят, магрибцев боятся, хоть испанский король исламских пиратов и проредил. Как раз заканчивали купцы загружаться зерном, хлопком, шерстью и пряностями, когда в Александрию прибыла греческая фелюка с послами из Стамбула, которые пообещали тройную плату - по сравнению с Амстердамом - за зерно.
   - Да они за такую прибыль верёвку для собственного повешения продадут! - стукнул кулаком по собственной ладони Аркадий.
   Иван покрутил головой и улыбнулся.
   - Ох, умеешь ты припечатать. Да уж, купцы - они такие. Только даже самые жадные в мире голландские торгаши не все соблазнились. Более двух третей предпочло вернуться в Роттердам.
   - Наверное, не тем их корабли загружены были, шерстью, селитрой, хлопком, а не зерном. Не может купец отказаться от такой прибыли, в ловушку заведомую полезет, к медведю в пасть сам руку засунет.
   - Хм... а ты знаешь, ведь и, правда, мне говорили, что они из Александрии не сразу отплыли, перегружались, менялись грузом.
   - А я о чём! Хотя, конечно, часть судов управлялась приказчиками, не имеющими таких прав, перенаправлять груз в другое место, те пошли к себе. Впрочем, хрен с ними, теми купцами, что дальше случилось?
   - Трясило приказал выстроить наши корабли параллельно ихним, где-то в полуверсте и палить по корпусам из трёхфунтовых пукалок.
   - Так уж и пукалок? - обиделся за своё детище Москаль-чародей. - Против купцов-то трёхдюймовка вполне пригодный калибр. Это же не ядро, а снаряд! Он взрывается, причём, неслабо. Внутри-то взрывчатка, а не порох.
   - Вот если бы они все при попадании взрывались, то да, щепки от голландцев знатно летели, да больше половины просто малюсенькие дырочки в бортах пробивали, в мешках застревали. Все корабли издырявили, часть мешков с зерном подмочили да посекли. И маловат-то калибр против кораблей.
   Васюринский с видимым наслаждением несколько раз затянулся дымом из трубки, а его собеседник пережил прилив злости на самого себя.
   "Это же надо было один в один повторить промах подготовления эскадры Рожественского! Из-за опасности взрыва снаряда в стволе, сделали взрыватели тугими. На испытаниях не взрывалось менее десяти процентов, а в бою больше половины стукнули по вражеским бортам почти безобидными болванками".
   - Больше такого со снарядами не случится, доработали мы их уже. Промашка из-за спешки случилась. А с калибром... ты же помнишь, сколько над нарезанием шестифунтовок возились! - в голосе попаданца звучало нескрываемое расстройство. - Беда в том, что не очень долго стволы нарезку держат, да не поставишь их на борта галер, слишком тяжелы. Зато пукалки - в голосе прорезалась ещё и обида - дают возможность вести огонь из-за пределов достижимости голландских пушек. Будь в Мраморном море наши шхуны и шебеки... а, кстати, почему их там не было?
   - Привезли они казаков для занятия крепостей и припасы для табора под Царьградом, и назад отбыли. А тут, как назло, ветер переменился, на южный. В Босфор при нём и на каторге не всегда сунешься, гиблое место. Да не дуйся ты на меня! Признаю, издаля палить из трёхфунтовок сподручно. Стреляют в десять раз чаще, чем голландские пушки, а про попадания, и говорить нечего. В нас за всё время перестрелки всего два раза угодили, правда, одна каторга чуть не утонула и от одного ядра, а мы, пожалуй, больше сотни раз им влепили. Думаю, если бы у нас поболе снарядов имелось, если не половина, то треть их до Золотого Рога не доплыла б. Все трофеи в серьёзном ремонте нуждаются, некоторые сразу после захвата на мель сажать пришлось, иначе достались бы они морскому царю.
   - Так и я ж об этом! - Аркадий опять от души лупанул кулаком по собственной же ладони. - Сам знаю, что трёхфунтовки не годятся для морских битв, только и каторги-то для них не подходят. Будет у нас большой флот с подходящими для него пушками. А пока, увы, - развёл руки. - Что можем, то и делаем. Рассказывай дальше.
   - Так... эээ... Ну, постреляли мы в друг дружку, постреляли, на север идучи. Они всё мажут и мажут, а мы, хоть и попадаем, остановить их не можем. Правда, один ихний корабль взорвался, видно в пороховую комору** ему угодили.
   А другой вдруг сильно загорелся, думаю, бахнул на палубе бочонок пороха. Людишек с этих кораблей голландцы подобрали, кто жив остался и не утонул сразу, и дальше поплыли. Ну, и у нас из строя две каторги вышли. Одну на плаву только сделанная по твоей подсказке заплата спасла, другой ядро мачту сшибло, однако, дерьмовые корабли османы делали, от чего течь образовалась. Тут у нас снаряды закончились.
   - Да нет, не только османские, других стран галеры тоже для боя с крупными кораблями непригодны, хотя дерево, да, османы часто сырое использовали. Неужели голландцев такие частые попадания в их корабли не испугали?
   - В горячке-то боя? Нет, они не трусы, да и не успели сообразить, что снаряды хоть и маленькие, а вред кораблям серьёзный наносят.
   - И тогда Трясило пустил в дело ракетные каторги?
   - Ага. У нас их пять штук было, с пуском вперёд, поэтому они на врагов повернулись и пошли, разгоняясь, прямо на них.
   - Эх, надо было ему скомандовать общую атаку, чтоб голландцы не могли выцеливать ракетные корабли.
   - Не-е, Тарас не дурак. Как увидел, что с каторгой одно голландское ядро может сделать, сразу передумал так делать - иначе мы могли с десяток кораблей потерять.
   Сдвинув свой брыль на лоб, Аркадий почесал затылок.
   - Вот об этом я и не подумал. Так на то он и Трясило***.
   - Тебя-то он с уважением не раз при мне поминал. Да... хм... значит, рванули ракетные каторги прямо на их строй, чтоб поближе подойти, сам знаешь какая у них точность издали.
   Москаль-чародей, производитель ракет, молча, кивнул. Это-то он лучше всех в мире знал. Его изделия прекрасно подходили для стрельбы по городу или большому лагерю, по скоплению зимующих кораблей, но попасть в корабль семнадцатого века на ходу ими, не рассчитывая на случай, можно было только с небольшого расстояния. Слушая рассказ он вдруг, как бы увидел произошедшее.
  
   Артиллерийский бой происходил на не слишком высокой скорости, уж очень разнородным по составу купеческий караван был. Флейты, шхуны, галеоны - все разного водоизмещения и с несхожим палубным вооружением - с трудом сохраняли строй на скорости около пяти узлов. Галеры легко удерживали такую скорость, не прибегая к гребле. Но взлетела над флагманом ракета с красным дымом (на ракетных каторгах гребцы освободили вёсла), немного погодя в воздух взлетел ещё один краснодымный сигнал. На пяти галерах, до этого со стороны мало отличных от товарок, дружно ударили о воду вёсла. Причём, на всех гребцы разных бортов гребли в разные стороны, слева вперёд, справа назад, что позволило кораблям очень круто повернуть носами на вражеский строй, одновременно палубные матросы сбрасывали вниз паруса, превратившиеся вмиг из двигателей в тормоз.
   Развернув суда, гребцы заработали в одном направлении, в учащающемся ритме. Голландские канониры, прекрасно понимая, что перезарядить пушки не успеют, а попасть в нос атакующей галеры издали крайне проблематично, замерли, выжидая возможности поразить атакующего врага в упор. Долго ждать им не пришлось, если кто закурил в момент начала атаки трубку, то самое большее, докурил её до середины.
   Ожидавшейся на купцах попытки абордажа не случилось. Где-то с расстояния около сорока сажен, со всех пяти галер полетели в голландцев, со страшным воем и визгом, огромные остроконечные стрелы с длинными огненными хвостами. Не очень быстро, намного медленнее, чем ядро из пушки, пожалуй, даже медленнее обычных стрел, пущенных из сильного лука. Ловкий человек, казалось (только казалось), от такой опасности на твёрдой земле легко мог бы увернуться, только кораблю подобные фокусы не по силам. Хотя больше половины дьявольских снарядов в корабли не попала - какие-то не долетели, какие-то перелетели или пронеслись между судами, никого это не утешило. Пять, ставших обстреливаемыми мишенями, очень быстро превратились в огромные костры на воде.
   Грозные ракетоносцы не удовлетворились уничтожением пяти судов, а начали выцеливать новые жертвы носами, пусковые установки закреплялись на них намертво, одновременно спешно перезаряжая ракетные установки. Противник, вынужденно сломавший строй, не остался к этому равнодушен, все, кто мог, открыли пальбу из всего стреляющего. От, имевшихся на всего нескольких судах, девятифунтовок до аркебуз. Эффективность артиллерийской стрельбы в то время - пусть голландцы и уступали в меткости на море только французам - не могла вызвать восторга, быстро вывести из боя корабль врага можно было только благодаря "лаки панч", счастливому попаданию. Так что стреляли, скорее, со страху, чем в расчете уничтожения смертоносных галер. Однако, одна за другой, две из них вспыхнули не хуже жертв. Причём, именно на баках, где стояли страшные для врагов - и как выяснилось, для самих себя также - ракетные установки.
   Впрочем, остальные три отстрелялись и по второму разу успешно и без серьёзного урона "отскочили" от врагов подальше. На третий залп у них спец-боеприпасов не имелось - галеры мало подходят для сражений с артиллерийскими кораблями.
   Нельзя сказать, что эта атака не смутила купцов. Смутила и испугала, но не до такой степени, чтоб забыть о прибылях, ждущих их в голодающем Стамбуле. Никто не повернул назад, к Дарданеллам, после некоторых растерянности и шатания, суда стали выстраиваться в линию, более тесную, то есть, с меньшими промежутками между судами для продолжения пути на север.
   Трясило также воспользовался моментом и перестроил свой строй, отведя назад к наиболее удобному для атаки минных чаек месту каторги с дымарями на носу. Неспешно они двинулись по ветру, как бы гоня перед собой облако дыма, скрывающее их от вражеских канониров. Потом многие нидерландские капитаны и купцы заверяли - божиться грех - что именно тогда они осознали необходимость сдаваться, но разные обстоятельства им помешали. Со стороны продолжавших идти параллельно казацких кораблей никого поднявшего белый флаг, прекратившего сопротивление не заметили. Все вражеские суда дружно палили в облако, некоторые для этого даже из строя вывалились, ведь новая опасность приближалась к ним более сзади, чем сбоку.
   Именно из искусственного облака и выскочили специально укреплённые, приспособленные для выдерживания близкого подводного взрыва чайки с подводными минами на шестах. Аркадий, конечно же, не забыл про успешные атаки Макарова в русско-турецкой войне, но испытать это новое оружие довелось здесь, в Мраморном море.
   Испытание прошло удовлетворительно. Ни одно из успешно атакованных судов не пережило этого события, большие подводные пробоины для кораблей семнадцатого века имели стопроцентную фатальность. Не спасли "голландцев" даже толстые, двадцати-тридцатисантиметровые борта - их строили с учётом долгой эксплуатации и сильных океанских штормов. Когда, одно за другим, суда начали быстро погружаться в воду после атаки их всего лишь одним смехотворно маленьким корабликом, шедшие впереди сообразили, что в этом рейсе, при его продолжении, их ждёт не фантастическая прибыль, а смерть, и начали сдаваться.
  
   - Иван, много казаков на чайках погибло?
   - Да нет, около трети. Может быть, даже ещё меньше, хотя палили по ним немилосердно, успели зарядить и пушки и ружья и начинали стрельбу только при сближении, а много ли чайке надо? Одно ядро - и подарок морскому царю готов. Да картечь очень уж злая оказалась, из больших-то пушек.
   "Ничего себе! Треть погибших при одной атаке - небольшие потери. Да... не жалеют своей кровушки казаки за волю. "Правильные пацаны" из двадцать первого века от таких перспектив массово перековались бы в добропорядочных граждан. Разводить лохов или изгаляться над беззащитными - по милости трусливых правительств - обывателями куда безопаснее".
   - Такие потери на переезде не скажутся?
   - Не-а, - мотнул головой наказной атаман. - Нам всё равно мест на каторгах-баштордах не хватает, потом людей довозить в любом случае надо будет. Но вот на ядучесть дыма люди жаловались. Мол, не все смогли сразу грести в полную силу - кашляли сильно, надышавшись твоей гадости. Просили в следующий раз у чертей чего-то не такого противного вызнать.
   - Тряпками им лучше свои морды надо было обматывать, да не забывать мочить их перед атакой, если помнишь, на учениях никто особо не пострадал. Не бывает густой дым совсем безвредным.
   - Я нескольким сотникам, из чьих сотен жалобы шли, уже выдал нагоняй.
   Друзья немного помолчали. Один, на вид бездумно, курил трубку, другой вроде бы мечтательно пялился в облака. Слава богу, небесные, не искусственные дымные. Нарушил молчание младший характерник.
   - Всё равно жалко парубков. Храбрецы ведь. А с вами же и парусники пойдут.
   - Знаю, но и на них мест маловато будет.
   - Тех, кто не захочет переезжать тебе не жалко? Хмель ведь их не помилует, изведёт под корень.
   - А чего их жалеть, бесштанных трусов? Тех, кто на землю осел, гречкосеем заделался, Богдан не тронет. А тем, кто саблю в руку взял, чтоб против ворога стоять, на Днепре теперь делать нечего. С крысюками у казаков, сам знаешь, всегда разговор короткий - в мешок, да в воду, на корм ракам.
   - За исход большого круга не переживаешь?
   Иван ответил не сразу, а как бы после прикидки вариантов или "принюхивания" к будущему.
   - Не боюсь. Хорошую идею ты подал, правильную. Ох, и развернёмся мы там...
   - Может, и развернётесь, да надолго ли?
   - Я ж тебе говорил, что "Бог не выдаст, свинья не съест"!
   - А я тебя предупреждал, что там свиней нет, зато других опасностей - целое море! А ты уже не мальчик, и раны не так скоро заживают, и болячек разных... много имеешь.
   - Казаку в постели стыдно помирать. Рано или поздно, все ТАМ будем.
   - Ага, в соседних котлах. Только вот я ТУДА не тороплюсь, мне и здесь неплохо.
   - Ещё никому ЗДЕСЬ навсегда остаться не удалось, так, что не казаку от опасностей прятаться.
   Аркадию оставалось только тяжко вздыхать. Он с самого начала понимал, что отговорить друга от настолько соблазнительной авантюры не сможет. Как ни печально было обоим от этого, но вскоре им предстояло расстаться. Возможно навсегда. Шанс на успех предприятия сам попаданец расценивал как мизерные.
  
   * - Наказного атамана отряда галер вполне можно приравнять контр-адмиралу.
   ** - Комора (укр.) - кладовка.
   *** - Кличку Трясило атаман получил за многочисленные удачные налёты на побережья Османской империи, тряс он её как грушу.
  

Вкус победы.

Окрестности Стамбула, август 1644 года от Р. Х.

  
   Проход по Босфору для капитана, тем более, адмирала, ведущего эскадру - серьёзное испытание. Иван весь путь в этой узости проторчал у руля, то и дело оглядываясь назад, на каторги идущие следом. Аркадий получил возможность полюбоваться красотами знаменитого пролива. В прошлый визит в Стамбул слишком большое напряжение от рискованности ситуации помешало ему в этом. Заодно позволил себе попереживать из-за отъезда Васюринского - уверенности в то, что им суждено встретиться ещё, не имелось - уж очень авантюрной затеей выглядела Сечь на Ниле.
   При выходе из пролива бросились в глаза сначала красота Стамбула, потом огромное скопище людей, скота и телег на азиатском берегу. На воде возле этого лагеря, виднелись многочисленные понтоны - части наплавного моста, разведённые, наверное, по предварительной договорённости для прохода казацкого флота на юг.
   "Однако и награбили наши союзничники, аж завидки берут, если бы не дурная шведская война, запад Малой Азии обирали бы мы. Это тем более досадно, что рабочих рук в городах Малой Руси не хватает всё острее, вся надежда в ближайшее время на стамбульцев. И странно, почему разобрали мосты полностью? Достаточно было бы сделать в них широкие проходы, потом меньше мороки при сборке имели".
   И только потом привлекли внимание стаи воронья и других падальщиков на западном, европейском берегу, невдалеке от стен города. На миг даже померещилось, что оттуда пахнуло падалью и послышалось карканье. Померещилось, ибо при царившем вокруг "аромате" тухлой рыбы (именно такой гадостью пропитывалась походная казачья одежда), разбавленном стойким запахом дерьма (доски нижней палубы им были пропитаны ещё во времена службы корабля в османском флоте), учуять носом, при его неблестящем обонянии, на таком расстоянии было нереально. До этого глазевший вокруг как турист, Аркадий срочно достал из футляра подзорную трубу, сожалея, что азовская новинка - труба с линзами из специально сваренного стекла, почти не искажающая разглядываемое - ещё не дошла до него. Донские атаманы расхватали все немногие сделанные экземпляры.
   "Надо будет толсто намекнуть Шелудяку, что не посылать такую вещь разработчику, зачинателю производства оптики на Дону - неразумно. С непонятливыми и диарея случиться может. Никуда не денутся, вышлют первый же сделанный экземпляр специальным гонцом, регулярно обсираться никто не захочет, а в моей способности наслать такую напасть не усомнятся. Характерник я, или так, погулять вышел?"
   Труба помогла раньше увидеть то, что и ожидалось. Естественно, стервятники - не только крылатые, четырёхногие тоже - явились сюда не любоваться красотами Великого города или природы. Поле между казацким табором у переправы и городскими стенами было усеяно трупами. Рассмотреть в не очень качественную оптику, какими - мудрено. Настораживало разве что отсутствие двуногих падальщиков - мародёров.
   "Странно, трупы не убраны, значит, битва произошла недавно. Кто бы в ней не победил, собрать ставшее ничейным имущество не должны были успеть. Почему там не видно мародёров?"
   Тогда попаданец уделил внимание казацкому табору - цел ли он, не захвачен врагами? И тихая печаль по поводу расставания с другом слетела с Аркадия, будто сдутая сильным порывом ветра. Не до того стало - над казацким лагерем реяли чёрные флаги.
   "Господи, Боже мой! Чума!"
   Собственно, в число официальных целей поездки Москаля-чародея к Стамбулу входило предупреждение эпидемий или борьба с ними, если они вспыхнули. Не надо быть великим умником, чтобы сообразить о возможности такого поворота событий. Скученность большого количества людей в ограниченном стенами пространстве, плохое питание, нехватка дров для готовки пищи, не говоря уже о расходовании их на гигиену - это всё делало вспышку какой-нибудь болезни не возможной, а неизбежной. Пусть мусульмане в те времена были куда более чистоплотны, чем западноевропейцы, в причинах возникновения недугов они не разбирались совершенно. Более того, значительная часть великого наследия исламской медицины прошлого османами не использовалась, лучшими лекарями там считались евреи и христиане.
   Вид чёрных флагов над пустым, безлюдным табором ошеломил попаданца. При отсутствии тетрациклина, до открытия которого ещё не один век, чума - практически неизлечимая болезнь с почти стопроцентной смертностью. Не случайно в последнее время гетман - по подсказке самого Аркадия - существенно ограничил отношения с Западной Европой, по которой чёрная смерть гуляла уже не один год. Вынужденное сорокадневное нахождение в карантине автоматически снижало желание европейцев путешествовать в такую негостеприимную страну ещё раз.
   Москаль-чародей постарался тщательнее рассмотреть брошенный казацкий табор. Покинули его явно в большой спешке, по всей его территории валялись тряпки, корзины, бочонки... несколько раз сердце ёкало от похожести чего-то на человеческое тело или его часть, однако быстро удавалось убедиться в ошибке зрения. По закону всемирной подлости, глаза вдруг начали слезиться, что остроглазости никак не способствовало. Ни живых, ни мёртвых там не рассмотрел, видимо, сечевики покинули его, а не полегли, безразлично, от вражеского оружия или болезни. Чёрные флаги, три штуки, оказались прикреплёнными не к флагштокам, а к виселицеобразным сооружениям, что позволяло рассмотреть их цвет вне зависимости от наличия или отсутствия ветра.
   "Накаркал. Чёрт бы меня побрал, накаркал. И кто меня, дурака, за язык тянул? Впрочем, к чертям-то мне прямая дорога, по делам, но перспектива отправиться в ад, не доделав столько важных, нужных людям дел... не радует".
   Помассировал левой рукой грудь, в правой держал подзорную трубу, рукавом протёр заслезившиеся глаза. Снова попытался как можно внимательнее рассмотреть поле битвы и покинутый табор сечевиков.
   "Наших ни на поле, ни в таборе, вроде бы не видно. То есть, своих ребята успели похоронить, сражений без потерь не бывает. Хотя... хреново таки видно в эту трубу, могу и ошибаться".
   Попаданец закрыл оба глаза, пережидая острый приступ боли в висках и лобной доли мозга. К его великому облегчению, он оказался кратковременным, однако полезной информации из дополнительного разглядывания пока извлечь не смог.
   "Вообразил себя туристом, чтоб меня!.. Захотел стать свидетелем исторического события - водружения на Святую Софию креста и, чего уж, возжаждал застолбить для своих предприятий стамбульских ремесленников. Наплёл Богдану об опасности эпидемий, с которыми только сам могу справиться и получил на выходе чуму. Правда, зато скоро подойдёт флейт, загруженный наполовину карболкой, нефтью и протирочным спиртом. Эх, как жаль, что работа по инсектицидам только началась... впрочем, сырьё для них, в любом случае, будут давать Болгария и Греция, а здесь пока сплошное разорение. Чуму разносят крысы, а им тут раздолье. Не дай Бог, подхватит кто-то из балканских вояк, которые тысячами мимо проходят, такую болячку - сотни тысяч и у нас могут вымереть".
   - Аркадий, щоб тебе! - донёсся как бы издалека до него рявк Васюринского.
   - Что?
   - Шо, шо, ты будто оглох. Я несколько раз тебя позвал, а ты как втупился в свою трубу, так и клещами не оторвёшь. Иди сюда, не перекрикиваться же нам по важному делу.
   Москаль-чародей несколько мгновений непонимающе похлопал глазами, выныривая из размышлений и очень нехороших предчувствий, вызванных увиденным. Затем призыв друга наконец-то дошёл до его мозгов. Он вышел из образовавшейся вокруг - без малейших, вроде бы, сознательных действий по этому поводу - зоны отчуждения и направился к рулевому веслу, где находился наказной атаман.
   Хотя идти было недалеко, успел ощутить себя больным - кинуло сначала в пот, потом в холод, заболели виски, его чуть-чуть затрясло - неожиданно быстро пошёл отходняк от шока, пережитого при виде чёрных флагов над казацким табором. По опыту прошлой жизни знал, что будь поблизости термометр, измерение температуры показало бы её повышение на градус-полтора против нормы.
   "Блин горелый, термометры ведь тоже ещё не производятся, градуирование не удаётся точно сделать. Определить точку кипения и замерзания воды оказалось не так уж просто - гуляет она при разном давлении, причём, очень существенно, а с измерением оного тоже не всё ладно. Надеюсь, зимой добьём эту тему".
   Ёжась от влажного северного ветра, гудящего в снастях и усиливающего волну, к счастью незначительно, ветерок-то был слабым, попаданец подошёл к другу.
   - Ну, Аркадий, що будем дальше делать?
   - Прежде чем что-то делать, стоит выяснить, когда произошло сражение и сколько времени прошло после контакта с чумными больными, есть ли заболевшие среди казаков...
   - По времени битвы я тебе сразу могу ответить, - Иван шумно втянул носом воздух. - Свежей кровью пахнет, а не залежалой падалью. Думаю, сегодня ночью дрались. Отбивались из табора, значит, больных тогда ещё у наших не было.
   "Вот настоящий характерник! До поля боя сотни метров, а он к нему принюхивается! Попробуй после такого отрицать истории об оборотничестве, никто Фоме неверующему не поверит. Так, почему вчера не было больных - ясно, сам же инструкцию сочинял по этому поводу и с атаманами разъяснительные беседы проводил. При первом же случае ТАКОГО заболевания, табор должен рассыпаться на мелкие фрагменты".
   Москаль-чародей, наконец-то сообразил осмотреть окрестности за табором. Там обнаружились те самые шатры и палатки из табора, следами поспешного снятия которых он уже "любовался".
   - Иван, а почему они не рассыпались полностью, а сбились в сотни? Так ведь больше людей заразится и умрёт.
   - Вон эта причина! - Васюринский махнул рукой на стены Стамбула. - Поставь шатры наособицу, турки и ночи бы ждать не стали. Если кинутся толпой, их и огнём сотен не удержишь. Стопчут.
   Аркадий оглядел массивные стамбульские стены, ещё византийской постройки. Людей на них виднелось немного. Однако, ещё несколько лет назад, за этими стенами обитало более полумиллиона человек. Пусть население уменьшилось, из-за обрушивших османскую империю бед, вдвое, даже втрое, для полноценной блокады такого города необходимы десятки тысяч человек, а не несколько тысяч, имевшихся у Богуна.
   - Так если толпой, то их и огнём сотни не удержать.
   - На всё воля божья, - пожал плечами наказной атаман. - Только теперь их в стенах не удержать таким малым числом казаков, а подвести подкрепление никак не успеем. Раз им не удалось одолеть наших, захватить табор с припасами, побегут во все стороны. Думаю, уже бегут - с другой стороны города.
   - Мать моя - женщина... песец подкрался незаметно. Тысячи больных чумой и ещё бог знает чем, разбегутся по окрестностям. Как раз в момент прохождения мимо господарей, с войсками и обозами. И понесёт эти болячки на все стороны, но в первую очередь - на север, куда балканцы движутся. К нам, то есть. Через пару месяцев чума навестит Русь, хрен нам границы с Молдавией и Трансильванией перекрыть надёжно удастся!
   - Бог не выдаст, свинья не съест, - в который раз повторил Иван, к возможной опасности отнёсшийся философски.
   Аркадий же "поплыл", ошарашенный неожиданно открывшимися перспективами не менее основательно, чем точным и сильным ударом в ринге. Передать его мысли в этот момент крайне затруднительно - уж очень обрывочными и путаными они. Впрочем, пребывание в состоянии грогги не слишком затянулось. Помог ему выйти из такого неприятного состояния друг.
   Пока на флагманском корабле характерники обменивались мнениями и осмысливали увиденное, шедшие следом каторги пристраивались невдалеке, не подходя к берегу. Все, кроме последней. Она направилась сразу, не спросив наказного атамана, к группе вооружённых оборванцев (именно так выглядели сечевики в походе), стоявших у воды. С борта недисциплинированной галеры, прямо в прибрежное мелководье, соскочил ещё один непредставительно одетый человек и немедленно присоединился к ожидающим. Обменявшись с ними несколькими словами, наглец призывно замахал рукой.
   - Юхим, чтоб его! - таки вернулся в мир мыслей и действий Аркадий. - И не в спец-костюме!
   - А хто ж ще? Ну, я його! - поддержал собрата по цеху колдунов наказной атаман, имевший на время похода диктаторские полномочия. - Своими руками задавлю гада!
   - Иван, нам туда без спец-костюмов нельзя!
   В полном соответствии то ли с призывом, то ли с желанием сделать призывающему что-то нехорошее, баштарда подошла к берегу. Колдуны же, предварительно послав за чем-то своих джур, занялись стриптизом - прямо на глазах у всех, на палубе, принялись раздеваться. Вернувшийся в реальный мир попаданец, невольно слушал комментарии окружающих на это, ещё более неожиданное, чем чёрные флаги действо.
   - Чого це они?
   - А, наверное, чуму хотят запугать!
   - Это как?
   - Чего тут непонятного? Покажут старухе-чуме свои елдаки, она и уберётся отсюда подальше.
   - Щоб баба, хоть какая старая, елдака испугалась - в жисть такое не поверю! - в диалог двух баритонов вмешался третий, басовитый, прокуренный голос.
   - Это, смотря какой елдак! - не согласился выдвинувший теорию. - Если для неё слишком здоровый и толстый, старухе там может всё порвать. Тем более что кто там ту чуму обихаживал? Страшная же, боятся её все, может всё ещё в девках ходит и забоится.
   Два знаменитых - причём, с жутковатым подтекстом, колдуна - один из которых имел право казнить здесь любого по прихоти, тихонько матерились себе под нос, но делали вид, что громко произносимых комментариев не слышат. Решившие немного приколоться над начальством сечевики были в своём праве. Любовь к шуткам и подколкам в пиратских братствах Северного Причерноморья цвела бурно вне зависимости от времени года, атаманы, не имевшие чувства юмора, часто переселялись на постоянное место жительства к морскому царю. Поэтому пришлось характерникам и большим начальникам делать вид, что оглохли и разоблачаться побыстрее. Спешка, как известно, хороша редко бывает, вот и у совершенно трезвых взрослых людей привычное разоблачение получалось не лучшим образом - то завязки не хотели развязываться, то пуговицы расстёгиваться.
   - Глядите, как спешат! - поддержал тему визгливый, почти бабский тенорок. - Ох, и выдадут же они старухе...
   - Ещё посмотрим, кто кого залюбит! - продолжал отстаивать своё мнение обладатель баса.
   Тем временем саморазоблачение подошло к концу, сначала Иван, потом Аркадий скинули с себя всё, что бы начать надевать защитные костюмы, принесённые джурами.
   - Не-е... такими, не то что чуму, а и обычную столетнюю бабку не испугать! - "разочаровался" самый активный комментатор.
   - Да... сами вон, какие длинные, а елдаки... у любого коня намного больше!
   - Ясное дело, - вмешался в разговор ещё кто-то, Аркадию было не до отслеживания зубоскалов, Иван же подчинённых знал как облупленных, но реагировать на хохмы не мог по политическим причинам. - Они не в корень, а колдунство пошли. Им колдунство куда нужнее, чем длинный конец!
   - Это ты зря сказал, - опять не согласился бас. - Длинный конец любому мужику пригодится. Им и с чайки на ходу удобнее отливать.
   Старательно не замечая развернувшуюся дискуссию, друзья поспешно облачились в эксклюзивную, произведённую пока только в трёх экземплярах, одежду, с разработкой которой для Нильской экспедиции также опоздали. Сшить успели всего несколько десятков, а пропитать верхний слой соком от давленых апельсиновых корок (пропитка убивала любое насекомое, пытающееся проткнуть такую ткань) смогли только три полосатых, как у зебр, комплекта штанов и курточек с капюшонами. Между двумя слоями плотного льняного полотна в них имелась прослойка из густой сети, блокирующая возможность укуса насекомым. Летающие же кровососы, как приходилось читать попаданцу в своё время, крайне неохотно садятся на полосатую поверхность.
   С большим облегчением соскочив в спущенную с баштарды лодочку, друзья направились к встречающим.
   "Остаётся надеяться, что Богун не привёл на берег покусанных блохами с чумных больных. Хоть и он наверняка не дурак и мои лекции об опасности эпидемий и борьбе с ними слушал, встреча у чёрных флагов... бодрит. Сюда бы адреналиновых наркоманов из двадцать первого века - вот уж получили бы острых ощущений... до полного к ним отвращения. С собой лукавить не будем, очко здорово и у меня играет, аж рулады выводит, в чужую б задницу эту "музыку". Я бы лучше в Чигирине на любимом диванчике, супер-пупер-хайтеке шестнадцатого века повалялся. Мария с ног сбилась, расширяя производство, а очередь на продукцию уже на три года вперёд расписана и растёт каждую неделю. Это-то при бессовестно задранной цене! В Германии за такие деньги поместье купить можно, но записываются люди, ждут, а уж интриг в этой очереди... куда там тому Версалю.
   Кстати, только сейчас сообразил. В хохмочках над нами с Иваном, не проскользнуло ни единой нотки с намёком, что неплохо бы было не останавливаться, а дальше проследовать, к цели путешествия, на Нил. А что такое "Чёрная смерть" - здесь хорошо знают все. Плохой это конец для воина, не стыдный, но плохой. Всё-таки казаки - это не только пираты и алкоголики. Далеко - не только. Хотя... не без этого, чего уж".
   Богун, наверняка догадываясь о тревогах новоприбывших, первым делом - после взаимного приветствия (Юхиму Васюринский, оскалившись, показал кулак), заверил их, что ни он, ни половина его войска с чумными больным контакта не имела. И не смог удержаться от вопроса по поводу необычной одежды характерников.
   - Чого це вы полосати, як шершни? Аж в ушах гуде.
   Выглядел знаменитый полководец измотанным до предела, в голосе его слышалась отсутствовавшая прежде хрипотца.
   - Новая одежда для Африки, против летучих, ползучих и прыгающих кровососов, потом расскажу, зачем она такая. Сначала скажи, сколько казаков могли подцепить блох с больных чумой?
   - Около двух с половиной тысяч, остальных я на сбор трофеев не пустил, заопасался ещё одной вылазки. Ну и сам остался за турками приглядывать.
   - Повезло.
   - Не без этого. Что за казак без удачи?
   - Пудовую свечку потом в церкви поставьте. Воистину - Бог вас спас! - вклинился в разговор Васюринский, широко перекрестившийся при этом совете.
   - Первым делом, сразу как доберёмся домой, - также перекрестился Богун. - И молитвы по усопшим от Чёрной смерти в монастыре закажем, денег не пожалеем. Только бы дожить до этого.
   Паники в его голосе не было, но и оптимизма не слышалось, ни капли.
   Иван наскоро прояснил подробности и время битвы. Не из пустого любопытства, они могли очень существенно повлиять на планы по ликвидации чумной опасности. Его догадка о ночном сражении подтвердилась. Относительно небольшое войско охраняло переправу с провокационными целями. Предусматривалось, что наиболее активные члены гарнизона не выдержат и организуют вылазку для добычи уже почти совсем отсутствующего в городе продовольствия.
   Понимал ли это каймакам* Коджа Гази Сейди Ахмед-паша, возглавлявший город в отсутствие большей части оджака, ушедшего на восток Анатолии? Почти наверняка, он был опытным воином. Поэтому-то он и долгое время удерживался от атаки на слишком лёгкую цель. Только, ему не оставили другого выхода. Сидеть за толстыми стенами и ждать, пока враги возьмут ослабевших от голода стамбульцев голыми руками? С башен и стен Великого города можно было видеть шедшие почти каждый день караваны с награбленным в Анатолии добром и толпами гонимых в неволю турок. На восточном берегу пролива даже возник огромный временный лагерь - наплавные переправы не справлялись с переброской добычи в Европу - их периодически приходилось разбирать, сильного волнения на море они выдержать не могли. Но несколько всегда стоявших наготове казацких каторг отбивали напрочь желание попытать счастья в налёте.
   Зато малочисленность врагов возле Стамбула стала непреодолимым соблазном. Тем более, каждую ночь за чубатыми гяурами - половина которых отаборилась на противоположенном берегу - располагались успевшие перебраться вечером грабители-балканцы, бывшие данники султана. С перегоняемым скотом, арбами добра и зерна. Да и у казаков наверняка имелось что взять! Во вроде бы не осаждаемом, но фактически блокированном, лишённом подвоза городе уже имелись случаи каннибализма, так что в одну из июльских ночей ближайшие к переправе ворота отворились и из них нескончаемым потоком хлынули вооружённые горожане. Прослышав о многочисленных казацких новациях в деле уничтожения себе подобных, Ахмед-паша решил дать бой ночью. Янычары умели драться в темноте не хуже казаков, а стрелять ночью вдаль - посчитал он - затруднительно. Окончательно подтолкнула каймакама к атаке с собственным участием вновь вспыхнувшая в городе чума.
   Турецкая вылазка сюрпризом не стала, её ждали, готовились к "тёплой" встрече. Эта часть казацкого войска была перенасыщена скорострельным (по меркам семнадцатого века) огнестрелом. Не только револьверами, но и капсюльными винтовками, револьверными ружьями, трёхфунтовыми кулевринами, мини-мортирами. Значительная часть сечевиков распологалась цепью, чуть в отдалении от табора, на ночь и ждала возможной вылазки вне его укреплений. Но темнота исключала возможность точной стрельбы вдаль, а в схватке накоротке малочисленные, по сравнению с гарнизоном, казаки были обречены. Каймакам чувствовал подвох, но не имелось у него больше времени.
   Выждав, когда большая часть участников вылазки отойдёт от ворот, караульные начали пускать осветительные ракеты. Нельзя сказать, что ночь превратилась в день, однако для умелых стрелков, на фоне светлых стамбульских стен турки стали лёгкой мишенью. При этом казаки в сферу освещения не попали, ответный огонь ослепляемым осветительными ракетами янычарам приходилось вести по вспышкам вражеских выстрелов. Да и растерялись они немного, не смогли сразу найти правильный ответ на применённую врагами новинку, а в бою каждая секунда часто дороже золота.
   Разумнее всего в таких обстоятельствах было повернуть назад, но Ахмед-паша, лично возглавивший вылазку, предпочёл гибель на поле боя смерти от чумы или голода. Почти все вышедшие с ним в поле были в этом с ним солидарны. Непрерывно поражаемые снарядами, картечью и пулями гиреевские воины дошли почти до слабых укреплений табора, но... почти не считается. Как раз в момент их приближения к табору, при крайней затруднённости для сечевиков по выцеливанию из-за дыма (со стороны табор походил на проснувшийся вулкан, скрытый облаком исторгнутого дыма, в котором непрерывно сверкают вспышки), в дело вступили казацкие каторги. Для них наступавшие были как на ладони в свете осветительных ракет. Этот воистину убийственный огонь сломал дух атаковавших, без того проявивших невиданную стойкость, любая из европейских армий не выдержала бы и трети таких потерь.
   Устелив своими телами весь пройденный путь, турки не выдержали этого избиения и обратились в бегство. К их чести надо отметить, что бежала существенно меньшая часть участников вылазки, прочие остались на поле боя. А "Мёртвые сраму не имут".
   Снимая дорогую одежду с янычарского аги, один из казаков обнаружил у трупа язвы под мышками. Подсветив себе зажигалкой - а не всем это по карману, состоятельный был человек - понял, что это следы заболевания чумой, видел такое раньше. Закричал о находке. Начавшуюся было панику, наказной атаман войска прекратил. Не приближавшихся к туркам казаков отвёл подальше, а имевших несчастье выйти для сбора трофеев разделил на сотни и приказал стать вдоль стен небольшими, на сотню, таборами.
   Аркадий в прояснении подробностей сражения почти не участвовал, даже слушал этот разговор невнимательно. Не то, чтобы его не интересовало, как удалось отбить ночной штурм многократно превосходящих сил противника, нет, вообще-то интересовало. Но в данный момент генеральному лекарю было не до того.
   "Чёртовы древние греки, навыдумывали разной хрени, а сдуру её читавшим, потом эта самая хрень мерещится. Вот полное ощущение, что у меня над головой висит тяжеленная, остро наточенная железяка. На тонюсенькой, хлипкой ниточке висит, которая вот-вот оборвётся. А черепушка-то у меня не бронированная. Главное же, что смертельная опасность подвисла не только надо мной, над всей страной. Если эпидемия покатится всё сминающим катком на север, то худо придётся не только болгарам, румынам и венграм, до нас тогда она тоже наверняка докатится. Тетрациклина у нас нет, и не будет, выделить что-то путное из плесени не удалось, неизвестно, удастся ли в будущем, не говоря о том, что до получения эффективного лекарства в современных условиях даже из найденного сырья... десятки лет, как минимум. Сначала холодильники придётся изобретать, с электромоторами, а я в электричестве разбираюсь, как кот в астрономии".
   Попаданец с ненавистью посмотрел на противоположенный берег пролива. На площади более квадратного километра скопилось немалое количество войск сразу из трёх государств, друг к другу относившихся как минимум недоброжелательно, тысячи арб с награбленным добром, десятки тысяч голов скота и, главное, тысячи пленников. Огромный лагерь, точнее, кучу маленьких лагерей отдельных отрядов балканских господарей, вместе они уживались плохо, с регулярными кровавыми разборками, которые с большим трудом тушила - не бесплатно - вторая часть казацкого войска. Эпидемическая опасность в этом сборище вызывала серьёзную тревогу.
   "Вот дьявольщина! Какой хорошей весной казалась идея: натравить на запад Анатолии отряды балканских государей, раз уж сами обезлюднить, лишить подвоза продовольствия Стамбул не можем из-за проклятых шведов. Если бы не эти грабители, проблему с чумным городом решить было просто. Построить им несколько наплавных мостов, и дать возможность бежать в Малую Азию, чего проще? Сами бы из города они ушли, всё равно там кроме соседей им уже жрать нечего, разве что крысы сохранились по щелям-подвалам из "съедобного". А так... ещё месяца полтора, если не два с половиной будут тащиться банды грабителей через мосты - на кораблях и лодках перевезти награбленное нереально. Уговаривать их бросить всё "нажитое тяжёлым трудом"? Не смешно, часть наверняка и под дулом пистоля не бросит, в драку полезет. Перенацелить на Дарданеллы? Там, вроде бы, тоже наплавной мост построить можно. Но как известить разбредшихся по огромной территории людей? До появления радио ведь тоже не одно десятилетие, в лучшем случае. Погнать к Дарданеллам турок? Они-то пойдут, хотя дойдут наверняка не все, многие от слабости и болезней, не обязательно чумы, сгинут. Но перейдя на азиатский берег, вскоре обязательно столкнутся с балканскими отрядами шарящимися там, со всеми вытекающими последствиями. Представить, что волохи или молдаване не похватают их в плен - слишком богатое воображение надо иметь. Радостно потащат на родину чуму, в придачу к дополнительным рабам. То, что сами передохнут почти наверняка, не утешает ни капельки. Задержать стамбульцев в стенах города также невозможно, для этого сотня тысяч людей нужна. Что делать?!! Чёрт бы побрал и Чернышевского, ибо решать нужно сейчас, потом поздно будет".
   Метнув ещё одну виртуальную молнию в скопище людей, скота и перевозимого ими имущества, Аркадий перевёл взгляд на поле боя, густо покрытое человеческими телами, некоторые - немногие - из них ещё подавали признаки жизни - шевелились, дёргались, пытались передвигаться. Одного такого недопокойника, сумевшего встать и попытавшегося подойти к покинутому казацкому табору, на его глазах пристрелил сечевик, видимо, поставленный предотвращать возможность лишних контактов с потенциальными разносчиками чумы. О моральности оставления поверженных, неспособных продолжать сопротивление врагов здесь никто не задумывался. Хоть казаки числили себя истинно православными воинами, заветы Христа они исполняли очень выборочно.
   Попаданец попытался принюхаться к запахам оттуда, но ничего, кроме вони от одежды Богуна и Срачкороба не унюхал.
   "Будем надеяться, что и вошки с турок почуют именно эту вонь, а не запах новых жертв. Кстати! Каким это интересно образом Иван мог вынюхивать поле боя, если ветер был при этом боковым, не дул на нас? В таких условиях и натуральному волку чего-то вынюхать проблемно. Ох, что-то тут нечисто, как и всё связанное с характерниками. С другой стороны, зачем ему передо мной спектакль разыгрывать? Это совершенно не в его духе".
   Повнимательнее глянув на друзей, обнаружил, что они продолжают перетирать тему ночного боя по инерции, как бы не желая переходить к его последствиям. Понимая драгоценность текучего и невозвратного времени, предложил:
   - Товарищи, а может пора перейти к самому важному?
   - Это к чему? - поинтересовался Юхим.
   - Поискать вместе выход из той глубокой и вонючей задницы, в которой оказались не только мы - вся Малая Русь и окрестные страны. Наши друзья, родственники, знакомые. Здоровые и не очень, старые и малые. Все вокруг. Чёрная смерть никого не щадит, не брезгует халупами, охотно и дворцы посещает.
   Друзья поскучнели, переглянулись в разных конфигурациях, но отвечать никто не спешил. Легко было догадаться почему - не знали что сказать, не ведали, как из беды выкрутиться. После не такой уж короткой паузы за всех ответил тот же Юхим.
   - А чего мы? Ты ж у нас генеральный лекарь, тебе и решать.
   Атаманы дружно кивнули. Если бы угроза исходила от людей, пусть многократно превосходящих в числе, то они нашли бы как её парировать. С микробами, блохами и вшами им воевать не приходилось.
   - Иван, - обратился Москаль-чародей к Богуну, - на переговоры стамбульцы пойдут?
   - А куда им деваться? Бегом побегут, если какой выход предложить. Многие и под рабский ошейник вприпрыжку поскачут.
   - Не, нам такие рабы, с чумой в придачу, не надобны! - отрёкся от собственных недавних надежд на пополнение своих предприятий квалифицированной рабсилой владелец заводов, мануфактур и парусников (выпуск еженедельной, для начала, газеты пока только планировался).
   "Господи, вразуми! И оставить их нельзя, не усидят они за стенами из-за голода, которой мы сами же им и организовали. И гнать их на юг, где можно организовать переправы нельзя, из-за людоловов-балканцев, которых мы, опять-таки сами пригласили. А на север от города переправа. Проваливаться под землю они наверняка не согласятся, полететь хоть на восток Малой Азии, хоть в небеса, не смогут. Что делать?!"
   Генеральный лекарь в отчаянии попытался увидеть ответ в глазах друзей, но все его собеседников вдруг озаботились состоянием собственной обуви, дружно принявшись её рассматривать.
   "Так куда же их девать?! На юге Малой Азии балканцы, на севере... стоп. На севере, в Румелии они же, а вот на север от переправ в Азии только два гарнизона в захваченных нами крепостях. Вряд ли кто туда совался грабить, ибо всем известно, что казаки там давным-давно всё пограбили, разорили и спалили. Если забрасывать горожан к ближайшему удобному для подъёма спуску с анатолийской стороны, то никого, идя вдоль берега, беглецы не встретят. Из людей, по крайней мере. Корабли в бухте есть, сами будут грести, назад они сами же, по течению их перегонять. А чтоб не было у них соблазна пойти прямо на восток и напороться на грабителей, можно немного спонсировать переселение зерном. Для партии в тысячу-полторы человек чувал пшеницы или ячменя, не разоримся. Наесться этим они не наедятся, но стимул не сворачивать для охлявших с голодухи серьёзный. Правда, мосты на пути, придётся их регулярно разводить... ничего, заставим и ночью по ним переходить, с факелами".
   Помолчал немного, собираясь с духом и прощаясь с надеждой скоро увидеть близких, и объявил:
   - Именем гетмана и кошевого атамана объявляю, что беру здесь власть в свои, генерального лекаря, руки.
  
   * - Каймакам - градоначальник столицы, третье по старшинству лицо (после султана и Великого визиря) в Османском султанате. Гиреи этого порядка менять не стали.
  

* * *

  
   Заявляя о взятии им диктаторских полномочий, Аркадий думал, что представляет всю сложность их осуществления и меру ответственности. Впрочем, в те времена атаманы отвечали за грубые промашки не выговором в приказе или постановкой на вид, а головой. Казацкая юстиция изысками не отличалась и распространялась на старшину в полной мере. Но с трудностями, как выяснилось, он в своих прогнозах ошибся, их оказалось в разы больше, чем ожидалось.
   Для начала выяснилось, что руководства у города нет, оно почти в полном составе полегло ночью в битве. Выходцы из оджака или его высшие офицеры, наиболее харизматические и уважаемые муллы не послали на бой воинов, а повели лично. В Стамбул вернулись, в основном, шакалы, шедшие сзади и жаждавшие поесть или пограбить, а не драться. Для всех остальных лучше было бы, если бы не вернулся никто - одуревшие от страха трусы активно распространяли среди осаждённых панику, один за другим вспыхивали погромы, беспощадные и бессмысленные.
   На переговоры вышла не авторитетная группа, а приличных размеров толпа, настроенная агрессивно-истерично и не понимавшая разницу между желательным и возможным. Возглавивший неадекватов мулла в зелёной чалме был явно из числа призывающих и направляющих, а не ведущих. Дело для казацких переговорщиков могло закончиться плохо, если бы не имевшиеся среди вышедших топчи, не пошедшие на вылазку и ветераны оджака, по разным причинам (старость, болезни, старые раны) вынужденные отказаться от неё. Они, уловив, что у них и, главное, их семей появился шанс на спасение, самыми решительными методами навели в толпе порядок. Не желавших остановится, просто вырезали, невзирая на одежду священника или, даже, сбившуюся на бок зелёную чалму.
   - Если такой сторонник газавата, то почему за ворота ночью не вышел?
   Вот с организовавшимся на месте правительством города и заключили соглашение о разрешении всем желающим уйти в Анатолию. Точнее, отплыть. В Золотом Роге оставалось достаточно много судёнышек и лодок, даже кораблей, на которых желающих, не обыскивая, договорились переправлять горожан на север, высаживая на восточном берегу Босфора.
  
   Для профилактики наглотавшись с вечера лекарств, спал Москаль-чародей хорошо. Вроде бы снилось что-то, но не запомнилось, в поту просыпаться не пришлось. Уже утром к выходу на режим активности начал подталкивать хозяина мочевой пузырь. Однако, вымотанный вчерашними хлопотами и треволнениями организм требовал продолжения отдыха, небезосновательно подозревая, что стоит только встать для отлива, как найдётся тут же масса дел и забот препятствующих возвращению ко сну. В результате этого противоборства завис между сном и бодрствованием в дремоте.
   Органы чувств уже реагировали на окружающий мир. Слышался плеск волн, чувствовался кожей лица влажный, с характерным запахом, ветер с моря. Мышцы протестовали против слишком долгого лежания в сетке гамака. Мысли лениво и медленно текли, то затухая совсем - при обвале в сон, то активизируясь от вредительской деятельности мочевого пузыря.
   Вероятно, именно сочетание гамака и моря подвигло мозг попаданца посчитать, что он находится на пикнике с приятелями в двадцать первом веке, тем более что изредка обоняние доносило запах нефтепродуктов (заливать нефтью поле боя начали ещё вчера). Поэтому долг его не звал продолжить труды праведные. Ведь если просыпаешься на морском берегу, то значит, что находишься на отдыхе, можно поваляться в приятном безделье.
   Вышибли из приятной дремоты Аркадия вороны, в огромном числе прилетевшие с восходом солнца и разкаркавшиеся от возмущения, что им не дают продолжить вчерашнее пиршество.
   "Блин горелый! Откуда на побережье вороны? Здесь же всегда чайки доминировали, птицы более крупные, сильные и наглые*. Вот чёртовы динозавры**! И чего они с остальными сородичами не вымерли?"
   Частые ружейные выстрелы в сочетании с резким усилением птичьих воплей окончательно похоронили надежды на продолжение сна. А вид Стамбула без Босфорского моста и небоскрёбов, огромная стая падальщиков (вороны среди них были просто наиболее громкоголосы), высоко кружащая невдалеке из-за стрельбы по ней из дробовиков, помогли осознать время и место происходящего. Во избежание переноса заражённых блох пернатыми, Москаль-чародей вчера сам приказал отгонять потребителей мертвечины с поля боя.
   Опустив ноги на землю, он посидел некоторое время в гамаке.
   "И чего это мне померещилось, что я в двадцать первом веке? Давно такого не было, прижился ведь здесь. Если честно, то и не хотел бы возвращаться. Здесь я нужен целой стране, а там... как дерьмо в проруби плавал. И самому зябко и людей не радовал. Не вспоминая уже о семье, которой там у меня так и не сложилось, фактически. Хотя Мария детей и без меня уже поднимет, только расставаться с ними совсем не тянет, и пожить именно здесь хочется. Но предаваться размышлениям на постороннюю тему некогда, важных дел напланировано - лопатой не разгребёшь".
   К воротам, на очередной тур переговоров шёл с ожиданием неприятностей. Просто чуял самым чувствительным местом их неизбежность. И они, неприятности, не заставили себя ждать, пусть не глобальные, но бьющие по сердцу. Уже при завершении обговаривания подробностей первого рейса Золотой Рог-Анатолийский берег Босфора, из толпы сзади турецких переговорщиков выбежала молодая женщина с ребёнком двух-трёх лет. Аркадий невольно обратил внимание на её кажущиеся неправдоподобно огромными карие глаза, шатенистую прядь волос, выбившуюся из-под чачвана, русые кудряшки на головке ребёнка. Проскользнув мимо не ожидавших этого делегатов, она бросилась прямо к Москалю-чародею с криком:
   - Панове казаки, спасить мого сына!
   Однако преодолеть несколько метров, разделявших переговорщиков ей не судилось. Несколько раз бахнули револьверы, мгновенно выхваченные охранниками Москаля-чародея, уже мёртвая женщина упала на спину, не выпустив из рук трупик милосердно пристреленного сразу после матери мальчика, самого дорогого для неё существа во вселенной. На лице бедолаги навсегда застыло желание спасти родную кровиночку, видимо, смерть была мгновенной.
   Приказ о недопущении тесных контактов потенциальных разносчиков страшной болезни с любым из членов казацкой делегации был выполнен, невзирая на пол и возраст нарушителей.
   В толпе стамбульцев раздались возмущённые крики, однако воины оджака и муллы быстро навели там порядок. По большому счёту, никого, кроме убитых, продолжение их жизни или смерть не интересовали. Шансов на самостоятельное выживание у этой пары не имелось. Пройти сотни вёрст под беспощадным анатолийским летним солнцем - не для истаявшей от голода женщины задача, да ещё с малолетним ребёнком в руках. А против предложенного Москалём-чародеем (гуманизм и шкурные интересы в одном флаконе) устраивания рядом с городом лагеря, для добровольно идущих в казацкое рабство в связи с нехваткой сил на длинную дорогу, поначалу однозначно и категорично возражали гиреевские переговорщики. Недели через две, после многочисленных смертей горожан в самом начале пути, карантинный лагерь таки был построен и спас жизни более чем двух десятков тысяч стамбульцев.
   Аркадий потом не раз вспоминал этот эпизод. Одно дело - статистика, с сотнями тысяч смертей и совсем другое - гибель на твоих глазах существа, взывающего к тебе о помощи. Он пришёл к выводу, что, судя по дорогой одежде, ставшая женой не последнего в Стамбуле человека и, возможно, нашедшая своё женское счастье бывшая пленница потеряла супруга и защитника незадолго до своей смерти. Как бы, не в той самой ночной битве, или в результате эпидемии. Поняв, что преодолеть длинную дорогу с пацаном в руках, ей не по силам, она и решилась рискнуть, обратиться за помощью к бывшим одноплеменникам. Жалко несчастную, ни в чём не виноватую женщину было до слёз, но как ни крутил в голове попаданец ситуацию, другого, не фатального для женщины с сыном выхода не нашёл.
   Для турок же начался знаменитый исход из Истамбула, вошедший в их легенды, рассказы-страшилки, песни и героические баллады. "Путь Праха", "Дорога Азраила***"... много названий придумали для переселения сотни тысяч человек, из которых выжило около десятой части. Большую часть убила даже не чума (и, Аркадий об этом не знал, распространившиеся среди горожан тиф и дизентерия), а голод, бессилие. Нельзя не вспомнить и зловещую роль соотечественников, убивавших бредущих к спасению ради их ограбления, недопущения распространения ими заразы, или для подкрепления собственных сил человеческим мясом. Впрочем, уличённых в каннибализме турки сами уничтожили ещё до конца зимы. Из-за разорённости территорий, по которым двигались вынужденные переселенцы, в Анатолии большого распространения переносимые ими болезни не получили.
   В Малую Русь чума в этом году всё-таки пожаловала. Правда не с юга, Москалю-чародею эту опасность удалось предотвратить, а с севера, из Прибалтики, где московские войска вели ожесточённые бои со шведами и подцепили у них эту страшную болезнь. Впрочем, благодаря решительным (до стрельбы на поражение) антиэпидемическим мероприятиям, урон оказался умеренным - всего несколько десятков тысяч человек. Русь Великая пострадала куда сильнее, что существенно снизило её давление на вражеские крепости.
   Войска гетмана вошли в Царьград, на много лет превратившийся из Великой столицы в пограничную крепость, уже зимой, в холода, предварительно спалив все бедняцкие кварталы. Но прекрасная бухта в таком удобном месте не могла не сказаться на дальнейшей судьбе вновь сменившего название города. Он быстро начал подниматься как город транзитной торговли.
  
   * - Чаек перебили-разогнали, несмотря на мерзкий вкус их мяса, голодавшие стамбульцы ещё до появления под стенами их города казаков.
   ** - Если кто не знает, все птицы - потомки хищных динозавров, рапторов (близкая родня тираннозавру) и не биологу вполне простительно причислять их к этому надотряду животного мира. Особенно, если учесть, что до появления первого систематика на свет ещё очень далеко.
   *** - Азраил - ангел смерти.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"