Аннотация: Вот кусочек недописанного опуса. Честно говоря, не уверен, что его стоит дописывать. Но, вдруг кому понравится.
В ТРЕДЕВЯТОЕ ЦАРСТВО...
Степь к югу от Переславля.
Александрос.
Через неделю пути по бескрайним просторам кое-где ещё зелёной, местами уже высушенной солнцем степи, идея о путешествии в тридевятое царство за пером жар-птицы уже не казалась настолько удачной, как на пиру у Киевского кагана. Пир закончился, медовый хмель из буйной головушки выветрился. Сквозь кружащие, туманящие мысли грёзы о восхитительной, до боли желанной боярышне, начали выплывать наружу вопросики, о которых тогда и не думалось. Да и какие там раздумья могут быть у добра молодца рядом с такой девицей, как боярышня Забава? Особенно, если он по самые уши в неё влюблён. Горы ради любимой готов был голыми руками свернуть, луну ей с неба достать. Между тем, проблемы из-за сгоряча данного обета возникли нешуточные. Многочисленные, разнообразные, заведомо трудноразрешимые. Почти все связанные с недостатком денег. Хорошо сказочным героям. Они сплошь - царевичи и королевичи. У таких, ясно дело, денег куры не клюют. Захотел - прихватил с собой злата иль каменьев драгоценных столько, сколько надо. Хоть целый мешок. А где, спрашивается, взять средства на дорогу, причём средства немалые, дружиннику с богатырской заставы? Если он сын дружинного сотника и полонянки, вырванной им из лап горынычей, счастья им в вирии, а не боярина или князя. На верных лошадушках до тридевятого царства не доедешь, туда не только степью путь лежит. По морям-океанам плыть надо, через горы-пустыни пробираться. За какие, милостивые боги, шиши? Вспоминать не хочется, сколько стоит перевозка на корабле одного коня. А двух... И самому вплавь море-океан не переплыть, за морем пить-есть надо.
Нет-нет, он по-прежнему любил прекрасную Забаву, пышную и гибкую, волнительно притягательную... ох, лучше не вспоминать, с ума сойти от этих воспоминаний можно. Однако, здесь, в степи, под необъятным голубым пологом небес, разумность клятвы о добыче пера жар-птицы выглядела несколько иначе. То есть, если честно, совсем по-другому. Наверное, можно было бы измыслить другой способ завоевания её сердечка. Но чего стоит богатырь, отказывающийся от своего слова?
Краем глаза, Ал углядел по левую руку низинку с сочной, зелёной растительностью и свернул туда. Гром и Ласка пока держались молодцами, на охлявших ещё совсем не походили, но по вечерам глядели на хозяина с укоризной. Алу мерещилось, что они как бы спрашивают: "Где наш овёс?" На одной траве далеко боевой конь не дойдёт. Либо по пути копыта откинет, либо в бою подведёт. Надо было бы отправляться в дорогу на степных лошадях, куда более неприхотливых и выносливых. Кстати, и куда более дешёвых. Но что же тогда делать с шалуньей Лаской и задирой Громом? Может вопреки здравому смыслу, не смогла богатырская душа с ними расстаться. О борзом кобеле Рыке и говорить нечего. С ним никаких вопросов об участии или неучастии в походе даже не возникало. Хоть и кобель он во всех смыслах этого слова, но без хозяина жить не сможет. Помрёт от тоски. И кем тогда будет себя чувствовать, сам Ал?
Ал спрыгнул на землю, снял с кобылы вьюки и отпустил лошадушек попастись. Стреножить Грома никогда не было нужды, а Ласку жеребец от себя никуда не отпустит. Сам богатырь, завалился в теньке кустов шиповника и попытался хоть немного вынырнуть из мечтаний о несравненной Забаве, совсем его истомивших. Захотелось, для разнообразия, покручиниться, погоревать над своей несчастной судьбинушкой, предаться залетевшим в голову мрачным мыслям. Заедая их куском вяленой баранины, запивая ключевой водой. Но даже таким невинным развлечением насладиться одинокому богатырю не дали.
Первым насторожился, придремавший было Рык, тут же поднял голову и начал шумно принюхиваться Гром. Здесь и сам Ал заметил чьё-то приближение. По шуму, поднятому взлетавшими, скорее всего из-под конских копыт, птицами. Судя по их количеству и продолжительности пребывания в воздухе, прямо на Ала, двигался небольшой конный отряд. Хорошо бы, если один из богатырских дозоров, изредка они сюда доходили. Однако, Ал уже знал, одни боги ведают, откуда, вскоре ему предстоит сразиться с горынычами. Что настораживало и тревожило. Степные кочевники, горынычи были врагом привычным, хорошо знакомым. Собственно, именно против них богатырские заставы и создавались. Ал со счёта сбился, скольких успел отправить в преисподнюю. Но они, обыкновенно налетали после созревания урожая, чтоб было что грабить. Сейчас, в начале червня, им на росичей идти было рано. Тем более странно было встретить малую группку горынычей здесь, в ничейной полосе, где несли стражу богатырские дозоры, а невдалеке, на всходе солнца, несли сторожу аланские поленицы. Встреча с дозором богатырей, или полениц и багатуров, для легко вооружённых, не имеющих стоящей брони степняков, могла закончиться только одним исходом. Их полным уничтожением, так как в скорости их лошадки аланским иноходцам или, например, гишпанским лошадям самого Ала уступали очень значительно. Другое дело, выносливость, но кто ж отпустит врага с глаз, если можно его уничтожить? О сравнении воинской выучки (за исключением стрельбы из лука) и речи нет. Что ж их сюда погнало? Рисковать собственной шкурой горынычи не любят, предпочитают нападать вдесятером на одного, желательно безоружного.
Против всякого врага есть своё, удобное для его уничтожения оружие. Если не столкнулся с ними нос к носу, горынычей убивать лучше всего из лука. Особенно, когда их больше, что, в общем-то, норма, и есть возможность стрелять из засады. Богатырь с сожалением бросил недоеденное мясо Рыку, весьма этому обрадовавшемуся, вытер руки о штаны и начал готовиться к бою. Он сноровисто вытащил свой небольшой, но мощный лук из тороков и, крякнув от натуги, натянул шёлковую тетиву. Захватив заодно колчан со стрелами, побежал на возвышавшийся над благодатной низинкой невысокий курганчик с каменной бабой на вершине. У самого верха не побрезговал опуститься на четвереньки, чтоб не засветиться на фоне неба в глазах врагов. Осторожненько осмотрелся из-за древней статуи.
- А богиня удачи, как же её Никомедас называл...чубатая, с бритым затылком... ну ладно, потом вспомню, сегодня явно не на стороне горынычей. Ветер дует прямо от них на меня, и птичья мелочь, что по пути моих лошадушек испугалась, давно успокоилась.
Уже менее чем в поприще скорой рысью надвигались на него шестеро всадников, само собой, горынычи. Все с двумя-тремя лошадьми в поводу. У нескольких лошадей вместо тороков свисали тела их неудачливых хозяев.
- Отбегались гады ползучие, не явятся больше на роские земли убивать и грабить. И достойного погребения вам не видать. Я уж об этом позабочусь. Сгрызут ваши тела дикие звери и птицы, разбросают ваши косточки по земле, а что не доедят, земляным червям достанется.
Ал осторожно, прикрываясь от врагов каменной бабой, встал. Расстегнул ремешок, прижимавший рукоять меча к ножнам, проверил легкость хода клинка, поправил колчан, чтоб удобнее было доставать стрелы в бою. Как учил дядька Артак, выждал, когда степняки подъедут поближе, придержал дыхание, тщательно прицелился и пустил первую стрелу.
Всё-таки, как хорошо бить из засады, а не попадать в неё. Совершенно другие ощущения. Тем более, враги оказались куда более добрыми воинами, чем обычно бывают горынычи, большей частью пастухи необученные и трусоватые. Ал рассчитывал расстрелять их всех, прежде чем они опомнятся от неожиданного нападения, однако они среагировали на первую же стрелу. Рассыпали строй, заметались из стороны в сторону, затрудняя прицеливание. Один из них делал это недостаточно шустро и Ал снял его второй стрелой. Трое из оставшихся в живых, засекли его местоположение, сообразили, что стрелок один, рванули, со всем табуном заводных лошадей на него. Подбадривая себя и пытаясь запугать его дикими воплями и свистом. Напрасный труд. На счастье Ала, никто из них не имел лука с натянутой тетивой. Великолепные стрелки, они привыкли беречь свои луки и вне боя сняли тетивы. Позже, при собирании трофеев, выяснилось, что снаряжённый для немедленной стрельбы лук имел горыныч убитый первым. Повезло.
Отчаянных горынычей, удивительное дело, Ал расстрелял как куропаток на взлёте. Ничуть не помогли им попытки уворачиваться, прикрываться лошадиными шеями. Разве что заставили росича сделать пару лишних выстрелов. Третий, получил стрелу в рот и вылетел из седла уже на склоне кургана.
Ал, опасаясь получить стрелу в спину, завертел головой, высматривая последнего живого горыныча. У него было достаточно времени для изготовки лука к бою, а степняк с луком, и степняк без лука - совершенно разные величины. Но тот, в бой, в отличие от своих товарищей, не рвался. Во весь дух, о двуконь, бешеным галопом он улепётывал от ставшего роковым для их банды кургана. Посомневался немного, собирать ли трофеи и ловить оставшихся без хозяев лошадей, или сначала догнать драпавшего горыныча? Естественно, богатырь - не обозник, выбрал погоню. Если есть возможность уменьшить в подлунном мире количество степняков, настоящий богатырь в выборе сомневаться долго не будет.
Гром с каждым скоком сокращал расстояние между хозяином и пытавшимся удрать от него степняком. Очередная странность, тот не пытался даже отстреливаться от быстро настигавшего его росича. Неужели, рассчитывал выиграть состязание в скорости у породистого скакуна на своей лошадке? - Да если не узнать причину всех этих странностей, потом заснуть будет мудрено. Голова от предположений опухнет. А у богатыря и сон должен быть богатырским. Поэтому надо его живым брать. - Решил Ал. Для скорейшего завершения погони, росичь, скрепя сердцем, жалко животину, всадил две стрелы в зад горынычевой кобылы. Бедняга заржала-закричала от боли, захромал, и резко сбавила скорость. Степняк оглянулся, - А с рожей у него что-то не то - взвизгнул от досады, хлестнул камчой ни в чём не виноватого бедолагу и ловко, на скаку перепрыгнул на заводную лошадь. Стыд и срам, но только этот момент Ал, заметил совсем не степную посадку беглеца в седле, с вытянутыми ногами вместо привычного охвата ими туловища лошади. Откуда, считалось, собственно и происходит кривоногость степняков.
- Чем дальше, тем интереснее. Каким это ветром в набег на росичей, странный, заметим, набег, занесло иноземца? Горынычи они ведь всех не своих ненавидят и презирают, норовят поработить или убить. А здесь на смерть пошли, прикрывая его бегство. Кто ж он такой? Какого такого гуся лапчатого к нам принесло?
До крайности заинтригованный богатырь стукнул пятками по бокам Грома. Оскорблять боевого товарища шпорами ему и в голову никогда не приходило, а плеть с вшитым в кончик свинцовым грузилом, Ал использовал только против врагов. Гром наддал и стал доставать беглеца как стоячего. Заводная лошадёнка, на которую тот перескочил, о соперничестве в скорости с могучим, длинноногим жеребцом и мечтать не могла. Тем более, обременённая двойным грузом. Иноземец почему-то не сбросил с неё труп сгинувшего ранее горыныча.
- Демоны преисподней! - Мысленно возопил раздосадованный собственной невнимательностью росич, наконец-то удосужившись рассмотреть свисавшие с головы пленницы длинные рыжие патлы. Ясно дело - пленницы. Мужика с подобными лохмами богатырь себе представить не мог. - Это же не горынычная падаль, а росская полонянка! Ну, гад ползучий, держись!
Рука Ала, привычно потянулась к аркану, таких "гостей" сразу убивать никак нельзя. Поспрашивать сначала обязательно надо. Благо и навык соответствующий у него был. По расспрашиванию незваных гостей.
Будто услышав его мысли, беглец обернулся. И, увидев, насколько близко уже преследователь, вдруг развернул свою лошадку, обильно ронявшую на землю пену, навстречу погоне. Ошарашенный Ал чудом успел выхватить меч и отбить коварный удар кривой саблей по морде Грома.
- Да я тебя за Грома!!! - Взревел взбешенный богатырь во всю мощь своих богатырских лёгких. - Шкуру с живого сдеру!
В любом, сколь угодно взвинченном состоянии, Ал привык относиться к высказыванию собственных намерений очень ответственно. С младых ногтей в богатырской дружине рос, где принято отвечать за каждое произнесённое слово. Всякий, кто его хорошо знал, мог бы искренне порекомендовать неизвестному пока супостату побыстрее покончить самоубийством. Во избежание переживаний, не популярных даже среди самых крутых мазохистов. Грома богатырь числил не скотиной, а боевым товарищем и за покушение на его жизнь вполне был способен сотворить с незадачливым беглецом что-нибудь совсем нехорошее.
Проскочив по инерции после нежданной сшибки пару саженей, Ал развернул коня. И обнаружил, что для лошади беглеца всё в этой жизни позади. Кроме разве, последнего дыхания. Иноземец даже развернуть её не смог. Видимо поняв, что продолжения конного боя не будет, он в сердцах стукнул животину эфесом по шее и соскочил на землю. Стал в позицию ожидания атаки противника. Грамотно, кстати, стал. Ал неприятно улыбнулся и тоже спрыгнул с седла. Можно, конечно, было обезножить ублюдка стрелой, а потом, воздать ему должное за набег на роские земли и удар по Грому. В бою он так бы и сделал. Но раз никто в их сражение на стороне этого иноземца не вступит, почему бы добру молодцу не размять в схватке косточки? Проверить, как он сможет махать своей кривулей в бою с лучшим мечом росского пограничья.
Несмотря на типичную для степняков одежду, на горыныча беглец не походил совсем. Харя не плоская, шнобель - не малюсенькая пипочка, а весьма заметный, как бы не больший, чем у самого Ала, короткая чёрная щетина просто несравнимо гуще, чем могут отрастить степняки, глаза - не узкие щёлочки. Чем-то он походил на служившего в сотне отца ибера. А вот сабелька для мужика - коротковата. И в левую руку лучше бы ему кинжал или дагу взять, а не резную деревянную палочку.
Ал не спеша, подошёл к врагу, без труда отразил его размашистый выпад, ткнул остриём в правое плечо, рассчитывая вывести из строя его правую руку. Но меч только скользнул по скрытой под степным кафтаном кольчуге, а иноземец, видимо ожидавший от него подобных действий, рубанул по правой ноге богатыря. Будь его сабелька подлиннее, бой на этом бы и кончился. Без ноги не очень-то пофехтуешь. Ал поплатился за глупость короткой и неглубокой царапиной над коленом. Росич отскочил, и, с постыдным опозданием внутренне собрался.
- Фортуна! Вот как называл богиню удачи дядя Никомедас. - Вспомнил вдруг богатырь. - Видно она сегодня ко мне очень благоволит, надо будет, потом ей хорошую жертву принести.
Наверное, посчитав противника растерявшимся и не готовым к сече, иноземец контратаковал, целясь клинком в его горло. Но не напрасно сражавшийся ещё на аренах Ромы гладиатором, Никомедас много лет натаскивал Ала во владении оружием. Этот выпад богатырь легко парировал, а, уходя с линии атаки, рубанул по правой ноге врага. Над коленом, в таком же месте, где получил царапину сам. Однако его меч пропахал вражескую ногу куда как более основательно, частично перерубив кость и вызвав обильное кровотечение. Чудо, что вражина не упал, а, побалансировав немного, остался стоять, только перенёся весь свой вес на левую ногу.
Мельком глянув на рану, наверняка чрезвычайно болезненную, Ал его за такую выдержку, даже немного зауважал, иноземец бросил свою сабельку на землю. Взяв деревянный жезл обеими руками, он направил его на богатыря и красивым, хорошо поставленным голосом начал декламировать что-то на непонятном языке. Ал, совсем сегодня бестолковый, зная не менее дюжины иноземных языков, пытался опознать родину "проклятий", которыми, как он посчитал, его осыпает сдавшийся, бросил ведь сабельку, враг. К его великому счастью, пёс, вертевшийся рядом, проявил, куда большую сообразительность. Рык бросился на врага и сшиб его на землю за мгновение до того, как из жезла вылетела молния. Благодаря псу молния поразила, сильно опалив, каменную бабу на кургане, а не грудь богатыря.
Сделав своё дело, Рык благоразумно отскочил в сторону, предоставляя возможность хозяину самому завершить дело. Кляня себя на все корки, с далёкого детства не делал столько глупостей за один день, Ал воткнул меч в землю и прыгнул на врага. Ударом ноги под дых сбил ему дыхание, когда не можешь дышать, колдовать затруднительно, стянул за спиной руки, плотно завязал рот. После чего смог, наконец, вытереть со лба пот, выступивший не столько от усталости, сколько от испуга.
- Ну, не похож был пленник на колдуна, совершенно не похож. - Оправдывался Ал перед самим собой. - Что я, колдунов не видел? Все повадки у него были, на взгляд со стороны, воинскими. И сабелькой своей вон как ловко махал. Воин, и всё тут. Причём, не из последних.
Вспомнив о пленнице, которую пытался уволочь колдун, богатырь подошёл к шатавшейся, изо всех своих невеликих силёнок пытавшейся не упасть, лошади, к которой она была привязана. Перерезал сыромятный ремень, легко, девица, ох и несло от неё, нечасто, видно для оправки её мучители останавливались, если не совсем девчонка, весила всего ничего, сделал пару шагов и услышал шум от падения кобылы. - Вряд ли ещё когда бедняга встанет. - Положил девицу на травку и порезал путы и повязку на лице. - Чего, интересно, они ей рот замотали? Девичьей ругани испугались? Молоденькая, худенькая, никакого сравнения с Забавой. Однако, судя по оформившимся округлостям, уже девица, не сопливая девчонка, тут же открыла свои огромные ярко-зелёные глаза.
- Ведьма. Ну, точно, ведьма. - Понял Ал. - Поэтому и рот завязали, чтоб не колдовала. - И угадал. Но по малому опыту общения с женским полом, не предвидел, в какой степени.
Белобровый.
Расскажи ему о таком кто-нибудь другой - не поверил бы ни за что. Чтоб обыкновенные людишки, простаки*, могли так долго гнать его, крепкого и сильного, совершенно здорового человека-волка? Не старика отжившего свой век, а одного из лучших среди полноценных**, выделявшегося силой и выносливостью. Рассмеялся бы и обозвал дураком и болтуном. О, насколько он был уверен в себе, в собственных силах и неуязвимости, всего лишь три дня назад. И как тяжело ему приходится все эти три дня и две ночи!
Конечно, людишки не пешком бежали, на конях ехали. На маленьких невзрачных степных лошадках. Причём, каждый всадник вёл в поводу двух оседланных коньков. Белобровый с щенячьих лет их презирал, считая заведомо лёгкой добычей, подарком Небесной волчицы своим земным детям. Случалось ему в своей жизни пару раз охотиться на лошадиные табунки якобы охраняемые степняками. Ни слепо-глухие идиоты с напрочь забитым носом, их сторожившие, ни смехотворно слабосильные жеребцы и овчарки, не могли помешать ему выбрать, зарезать и унести самого молоденького и вкусного жеребчика. Уууу! Как хотелось жрать. Сейчас бы слопал такого с хвостом и копытами. От голода брюхо свело, глаза туман застит. Ещё бы! За всё это время смог перехватить на бегу два птичьих выводка, жаворонков и куропаток, последних, кажется, не всех успел выловить, разбежались, а погоня настигала. Да добавил потом зазевавшуюся полевую мышь и двух, нет, трёх лягушек. Таких маленьких, что смело считать их за двух. Разве это еда таком расходе сил? Ну, не жеребчика, хотя бы байбака по пути поймать. Толстенького, жирненького, мягонького, вкусненького, хорошо подкрепляющего. Уууу! Прячутся проклятые байбаки, не даются. А на засады у нор нет времени.
Услышав лай собак, вроде бы, приблизившийся, попытался наддать ходу. Не получилось. Ноги не слушались, даже такой, по его меркам неспешный бег, забирал последние силы. Скоро, уууу, как скоро, он упадет, и проклятые людишки схватят его живым. Хотели бы убить, давно бы пристрелили. Возможности сделать у них были не раз, имелось и заговорённые на смерть полноценного стрелы и клинки. Белобровый уже и сам не верил, что удастся уйти, но до последнего боролся за свою жизнь. В крайнем случае, надеялся уволочь с собой на тот свет ещё двух-трёх преследователей. Тогда не так тоскливо помирать будет.
Тяжел, невыносим голод, да ещё хуже, сильнее донимает жажда. Пасть пересохла как у мумифицированного трупа, однажды нашёл он такой в глиняном отвале. Разве напьешься на бегу? Волку на питьё время нужно, он же не зубр, чтобы воду в себя вёдрами втягивать. Лакать вволю времени нет, погоня всё ближе и ближе. Да и не так просто в это время воду в степи найти. Чай уж давно не весна.
Самое обидное, винить в этом некого. Сам, по собственной воле влез в петлю. В вожаки дуралею беспокойному захотелось, да побыстрее, без проволочек. Когда три дня назад к возглавлявшему Волчью падь, здоровенному матёрому волчище, пришла старейшина рода, высохшая живой не хуже той мумии, волчица, давно то и в волчицу не перекидавшаяся, он, щенок бестолковый, подумал, что это желанный случай скинуть вожака. На поединок вызывать его было боязно, уж очень здоров. Не менее трёх талантов весом. Старуха прителепалась с дурным, как он тогда решил, предупреждением. Мол, их селенью, селенью полноценных, между прочим, угрожает великая опасность. Всем надо срочно уносить ноги.
- Ну, что может угрожать им, наводящим ужас, почти неуязвимым людям-волкам? Может, дружина Великого киевского кагана? Так с её воями у селенья добрые отношения. Осенью вместе границу охраняем. Кочевники? Так до осени, когда они делают набеги на росские земли, - не одна луна. Да и во время набегов, степняки - не дураки, они уж много лет Волчью падь десятой дорогой обходят. Знают, здесь скорее потеряешь, чем найдёшь. Вот и не ушёл он со всей стаей. Устроил неподалёку от селенья засаду. На свою голову.
По решению вожака, из селенья, прихватив всё самое ценное, ушли все. Припрятав то, что тащить было тяжело. Ушли скоро, по направлению к ближайшей богатырской заставе. Белобровый потихоньку отстал и залёг на холмике в виду Волчьей пади. Нагрянувшие вечером степняки (не побоялись напасть на селение жутких оборотней к ночи!) окружили Волчью падь и, держа в руках факелы, быстро обыскали все строения. Правда, долго не возились, задницы, всё же и у них не железные. Вот тогда-то приведённые ими собаки учуяли его. Непонятные, кстати, собачки, никогда у кочевников таких не видел. Чуть было не окружили, скорость бега спасла. Очень быстро бежать помогала боль от света факелов, тем более сильная, чем ближе они подбирались к нему. Хвала отцу-родоначальнику, потом большая часть кочевников отвлеклась на что-то другое. Но и оставшиеся гнать его, сумели не дать ему оторваться от погони.
Зацепился об что-то ногой, кубарем покатился по высохшей, жёсткой траве. Видно только милостью отца-родоначальника не сломал ничего. С трудом взгромоздился на ноги. Медленно, как никогда в жизни медленно набирая скорость, побежал. Да, да. Не вскочил и с прыжка вскачь, а еле-еле встал и, неспешно набирая ход, продолжил бег. Недолго, наверно, осталось мучиться. Скоро, ой как скоро, погоня его настигнет. Разве что, подуставшая погоня отстанет и потеряет его след. Хорошо бы, да вряд ли. Самому в это уже не верилось.
Чудом небесным краем глаза заметил слева ложбинку. Не раздумывая, свернул в неё в надежде напиться. К великому разочарованию воды не нашёл. Зелень, свежая, сочная, не в пример подсохшей степи, в ложбине была. Открытой водой и не пахло. О копании ямы, он и не думал, погоня столько времени ему не даст. Уууу! Не на что у него уже нет времени.
Белобровый выскочил из ложбины и, сначала, ошалел от соблазнительного запаха потных простаков и лошадей, потом увидел их. Несколько кочевников, (Небесная покровительница, никогда они в начале червня сюда не приходили!), с запасными осёдланными лошадьми в поводу, направлялись куда-то на полдень. Видно, тоже кого-то гнали.
- Повезло! Наконец-то, повезло! - Возликовал Белобровый. Перед ним были доступные для его клыков враги. От этих кочевников пахло простецким и лошадиным потом, а не той жуткой, невероятно вонючей гадостью, которой несло от всадников и лошадей преследовавших его. За время ухода от погони, ему удалось подкараулить и порвать глотки двум зазевавшимся преследователям, так его потом выворачивало наизнанку от вдыхания этой вони. Из-за этого даже не смог прирезать лошадей. А ночью они ещё и зажигали какие-то особенные факелы, свет которых обжигал его на расстоянии четырёх-пяти прыжков. Подлые твари колдовскими штучками норовили восполнить свою слабость. - Уууу! Мог бы, всем глотки порвал!
Один из степняков беспечно остановился. Хотел отлить прямо с коня. Белобровый рванул изо всех оставшихся сил, на него. Надеясь, что с трудом гнущиеся лапы не подведут. Ветер, дувший прямо на него от них, скрыл Белобрового от лошадей, обычно очень чутких к запаху оборотня. Прыжок у него, само собой, получился не из лучших. Уж тем более, не такой, о каком он мечтал. Вместо горла врага он смог вцепиться только в его руку, попав при этом под струю мочи. Впрочем, это мелочи. Кочевника он с седла сдёрнул. Они оба упали рядышком на землю, не слабо об неё ударившись. Из застигнутого врасплох степняка вышибло воздух, в придачу он прикусил себе язык и бедняга даже не смог крикнуть о случившейся с ним беде, только тихо промычал что-то негромко. Встав на ноги раньше него, Белобровый одним движеньем челюстей вырвал у кочевника глотку. И, не обращая внимания на беспорядочные, слабые удары руками агонизирующего человека припал к его горлу. Горячая кровь с невероятной скоростью восстанавливала его силы.
Продолжавшие преследование своего противника другие кочевники обнаружили непорядок в тылу по паническому ржанию лошадей убитого. Обернувшись и увидев огромного волка грызущего их товарища, они поначалу не поняли всей серьёзности происшествия. Возможно из-за усталости, степняки приняли Белобрового, за обычного волка. Да и выбили в степи оборотней давным-давно. Посчитали, наверное, волком изголодавшимся до потери страха (хотя в это время года в степи очень много дичи), то ли взбесившимся. Сразу две стрелы вонзились ему в бок, оторвав от насыщения, а ещё две пролетели, в опасной близости, над ним. Нельзя сказать, что не серебряное или не колдовское оружие безразлично оборотням. Оно им делает больно, при удачном попадании может оборотня сильно задержать, при величайшем везении, даже убить. Отрубленная голова и у оборотня не прирастёт обратно. Степнякам не повезло. Не их это был день. Белобрового ранения только разозлили. Бросив свою, уже фактически умершую жертву, оборотень рванул на новых врагов. Благодаря вылаканной крови, он смог, пусть на короткое время, восстановить большую часть своих боевых возможностей.
В личную тысячу хана Тугарина кого попало, не берут. Вид волка, даже большого, свалившего с коня их товарища, побывавших в разных переделках воинов, не испугал. Зато лошадей запах, не волка, оборотня, привёл в состояние панического ужаса. Сколь бы ни были хороши в управлении лошадьми, их всадники вынуждены были все свои силы прилагать для обуздания взбесившихся животных. Ведь к седлу каждого были привязаны три-четыре заводных лошади. Белобровый не замедлил этим воспользоваться. В несколько скачков преодолев расстояние до врагов, он, на этот раз как хотел, дотянулся в прыжке до вражеской шеи. Каковая, при сдёргивании всадника, не выдержав грубого обращения сломалась. Бросив мертвеца на земле (его лошади с невероятной для себя скоростью ломанули на юг, прочь от страшного места), Белобровый вскочил на седло заводной лошади другого кочевника. Беспорядочно метаясь, она мешала ему добраться до хозяина. Прямо с седла встававшей на дыбы лошади, он прыгнул на степняка, сшиб его наземь и вырвал горло. Пожалев: - Сколько вкуснятины даром пропадает - он в несколько скачков преодолел расстояние до последнего оставшегося на поле боя кочевника. Идиот не нашёл ничего лучшего для своего спасения, как оголить свою сабельку. Не серебряную. Не зачарованную на оборотня. Из плохонького железа. А хоть бы из хорошего, простаку надо быть очень быстрым и умелым, чтоб серьёзно поразить полноценного. Этот ничего против Белобрового поделать не сумел. Оборотень легко сшиб его на землю и позволил себе насладиться кровью жертвы. Пятый из настигнутых им кочевников, то ли более сообразительный, то ли не сумевший совладать со своими лошадьми, уже нёсся вскачь на полдень. Не сразу и догонишь. Оборотень и не стал гнаться. Помня о наверняка близкой уже погоне Белобровый спешил восполнить потраченные силы.