Андрей Спиридонов
Сад чёрных камней
(стихи)

***
На этой площади крута земля,
Круглее быть уже не может,
И что никто здесь не поможет,
Дано совсем уже не зря.

Останется совсем как тля
Воспоминаний дар напрасный,
И мир прекрасный и ужасный
Как эта жизнь и смерть твоя.

Знакомы с этой бренной плотью
У этих пик все острия,
Так пала Троя,
Времена подобны будут половодью.

Хорош эпохи сей изыск,
Не властвует отныне скука,
Пусть это даже лишний риск, 
Зато всяк смертному наука.

***
О, чёрное, чёрное солнце,
Чернее, чем эти снега,
Слюдою забито оконце,
Как не было здесь никогда.

Отсюда просторы иные
Открыл этот же человек,
И были его часовые
Оставлены каждый навек.

Он здесь золотым пьедесталом
Травою и мхом зарастал,
А после пророс за Уралом,
Сибирью своей прирастал.

Ему и Ермак не в новинку,
И Дежнев ему сват и брат,
Прошёл он и всю Индигирку
От самых далёких Карпат.

Его философию знает
И в Африке бедный народ,
Туда самолёты летают,
И время берёт оборот

Новее, чем было и нужно,
Но кто может вспять повернуть,
Что лихо всего лишь наружно
От стали и атомных руд.

И это поблекшее солнце
Утратило старую чернь,
И скрылось заветное донце
В могилах былых деревень.

***
Вымоют руки и вскоре уйдут,
Дело нехитрое - дело святое,
Может и школа, а может приют,
Твёрдое дно, может и золотое.

Впрочем, за золото гибнуть зазря
Русский народ никогда и не брался,
Если за Царство, то это заря
Жизни земной, даже и государства.

Дело же крепкое нужно вперёд
Высказать с жаром и пылом устройства,
Выйдешь навстречу - то лихо грядёт
Самого страшного русского свойства.

***
Гвозди не в дерево - в руки забитые,
Гвозди, как люди, вчера позабытые,

Праведен этот холодный металл,
Прочен, ведь крови с избытком он дал.

Сделано дело и твёрд был итог,
Кирза кирзою, сапог как сапог.

Печь безразмерна, и доменный склон
Этой земли не считает урон.

***
Чёрные камни темнее калины,
Твёрже постели, острее, чем льдины,
Здесь человек и развёл себе сад,
Рад он тому или вовсе не рад.

Жизнь без сада - игра понарошку,
Ешь осетрину, а также морошку,
Там из кустов очень жаждет медведь
Добрым когтём тебя насмерть задеть.

Сад этот вовсе и вправду не шутка,
Зверь здесь не шутит, не шутит мишутка,
Камни чернеют в суровой реке
Жизнь здесь всегда и везде налегке

В плане добычи, и в планах верста
На золотник золотого песка,
И потому здесь острее, чем льдины,
Славного прошлого злые былины.

***
Сорок сороков на сгибе 
Эпохи долго не стоят,
Они выходят на погибель
Из ряда в ряд.

Эпоха тащится инерцией,
Но жанр проскрипций так велик,
И обувь именуют берцами,
А речь лишь образует крик.

***
Благословеньем зверей и детей
Выгнать всех монстров отсюда взашей,
Сказ бы такой всем народом слагать,
Доброй чтоб стала сия благодать -

Та, что шатала вначале устои,
Рушила стены (как в древности) Трои,
Всем обещала безбедность и кров,
Только пролить надо всякую кровь,

Да и не мало, иначе не прочно -
Дело святое не выйдет заочно,
Капля страданий зверей и детей,
Нет ведь замеса вовеки прочней.

***
Последние известия звучат в последний раз,
Известно, что в сетях есть вездесущий глаз,

Звучать уже не надо, осталось лишь смотреть,
Как жизнь сокращается у каждого на треть,

Но следом всё иначе представит виртуал,
Он жизнь бесконечную без трафика раздал, 

Энергия сомнений пусть больше не свербит,
Ведь чёрный репродуктор давно не говорит.

***
Генерал вынес всё  на своём горбу,
почему ж ты жив сейчас,  
а вовсе не в дорогом гробу,
полный разных прикрас?
Явно братской могилы 
тебе одному не хватило,
а сколько человек вокруг 
                 переколотило.
Генерал, это не упрёк,
просто детям нужен урок,
рассказать им про мемориал,
который ты вчера открывал?
Хотя ещё не вышел срок,
это, генерал, не рок,
победа, по правде, будет впрок, 
двигает прошлым война,
готова к взлёту страна, 
как гиперзвуковой самолёт.

Но сокращенье, увы, времён
самый опасный урон,
образуется склон,
по которому скатишься вон... 
Впрочем, поэзия говорит,
что послевоенный светлеет зенит,
там речь про крыло одно,
Однако тебе, генерал, всё равно...

***
Позади только Ставка,
Впереди только правда,
Это, правда, как правка,
Здесь добьём уже гада.

Мы навеки здесь правы,
Ведь земля не грешима
Скифской огненной лавой
И до самого Рима.

***
Правду отдадут поэту,
Кто он будет с правдой этой?
Или звонкою монетой
Или в царство по билету.

Как слаба сия рифмовка,
Ничего сойдёт как перлы,
Ведь бывала перековка
Некогда святое дело.

***
И даль в снегу погребена,
И большего уже не надо,
Что значит эта канонада,
Как скрип пера, веретена,

Всё это в прошлом невозвратном,
И мутный чай, и звук речей,
Чей статус сродни палачей -
Сегодня называешь братом.

Крушенье царств и век хамитов
Бурлит из прошлого огнём,
Пусть обывателя вспугнём,
Великороссов и семитов.

***
Стальными глотками пушек
Пир войны всегда всем богат
Средь полей и опушек
И кто этому, кажется, рад -

То ли ангел, душ собиратель,
Может быть и купец войны,
И потерь всех показатель
На изгибе великой струны,

Что порвётся ни рано, ни поздно,
Как бурлящая в скалах река,
И шумят отдалённо и грозно
Все утраченные берега.

***

Это вспомнилось невольно
Может даже и без случая,
Было больно иль не больно,
Но мелодия певучая.

Убивали даже с песней,
Хоронили с расстановкой,
И леса вокруг дремучие,
Люди всякие с винтовкой.

А потом, что интересней,
Для истории, чтоб строго,
Собирались и на пенсии,
Вспоминали пусть не много,

Кто кого и чем прикалывал,
Кто выцеливал с порога,
И с портрета вурдалака
Взгляд ловили как пророка.

***
Борьба за правду стала бойней,
Глоток воды здесь невелик
В горсти пробитой. Этот крик
Последней родственен обойме.

Всё в совокупности опять
Пейзаж являет после битвы,
И панихиды, как молитвы,
Не обращают жизнь вспять.

Всех собеседников на пир
Созвать вполне ещё возможно,
И ждёшь взволнованно-тревожно,
А пишут ли 'Войну и мир'.

***
Всё, что было решено, 
Однозначно позабыто,
Тусклым вечером окно,
Проржавевшее корыто,

Впрочем, это всё давно,
Ныне царствует пластмасса,
Виртуальное кино,
Косячок за это царство.

Дальше сумерки и ночь,
Бродят монстры за оврагом,
Что пророчь, что не пророчь,
Несказанна эта сага.

Этот жанр всех древней,
Там сирень благоухает,
Словно ржание коней
Целый век уж не стихает.

***
Эпоха себя погребает,
Могильщики ей не нужны,
Лишь вслед за ракетой взлетают
Знаменья великой страны,

Там старцы молитвой святою
Из детства речами полны,
И этой стеной крепостною
Все правнуки защищены.

И это конечное время
Огнём изливает на нас -
Осколком пронзённое темя,
Последний и мужества час.

***
Если что-то ещё и сказать
Про калитку, траву и покой,
Надо темой вполне обладать
За границею и за рекой.

Средостеньем обыденных дел - 
За Окой там, где красен закат,
Соловей свою партию спел,
Потемнел этот лиственный сад.

И теперь понимаешь едва
Суть накала и этих имён,
Истрепавших святые слова,
Изветшавший шёлк прежних знамён.

Может статься, что Лондон-Париж
Потеряли уже обертон,
Сквозь который ты всё говоришь
О границах прошедших времён.

***
Среди животных и вещей
Свой срок вдруг обретёшь внезапно,
Средь будней странных и ночей,
Где эта правда безвозратна.

Тебя не взяли на испуг,
Но вшили нитью в ткань хоругви
Движением хлопотливых рук,
Прикосновеньем к мёртвой букве. 

***
Больно можно поранить крылом,
Этим вещим чужим опереньем,
То ли соколом, то ли орлом,
Просто красочным изображеньем.

Вот штандарты с собою влекут
Тех, кто сделался этой же вещью,
Позади уже Рим и Бейрут
Исполинской кончаются речью.

Можно просто убить и забыть,
Память в рыхлое прячется донце,
И истории нечем сокрыть
Окровавленное это солнце.

***
Когда теряешь с миром связь,
Ничто уже почти не важно,
Словесная тогда же вязь
Орнаментальна и бессвязна.

И если мнилась благодать
Среди сплетенья разных судеб,
Всегда найдётся, что взыскать
У изощрённых ныне судей.


***
Нельзя разъять нутро земли,
И всякий ковш всегда бессилен,
В песке и глине средь извилин
Свои теряет шестерни.

Замысловат иной сюжет,
И основанье этой башни
Напоминает день вчерашний
И не избавит здесь от бед.

Но высятся ещё мосты,
Земные берега объемля,
Их разрушают, власть приемля,
Когда сердца уже пусты.


***
Эти ветви без листвы,
Эта осень без надежды,
Как глаза твои пусты,
А когда-то были вежды,

А когда-то речной створ
Берегов сверкал цветами,
И границею был бор
С настоящими зверями.

Было-сплыло, но прошло,
Только шапка-невидимка
Всё сокрыла в дымке зло
Как инспектор недоимки.

***
Чёрная карета в тёмном лесу
Робин-Гуда посвист  дерзновенный,

Шпаги его стальную красу,
Ток этой крови вполне внутривенный,

Какому читателю будет впрок,
Впрочем, и зрителю сцен батальных,

Всегдашнего жанра (попса или рок)
Легкий наркотик для будней печальных.

***
Дождь шумит как наважденье
И часы вдруг отстают,
Жизнь сплошное невезенье,
Для деменции приют.

А поэт слагает вирши
Про кинжал у мясника,
Сносят старенькие вишни
Под застройку на века.

***
Кто-то доживает до заплаты,
Кто-то это время торопит,
Подсчитай-ка, друг, ты все утраты,
Может быть, приедет Ай-Болит

В серой да от времени карете,
Позолота вся, увы, сошла,
Говорят, что так по всей планете
Обнищали блеск и мишура.

***
Прошлое есть заблужденье 
Духа, потерянного не вдруг,
Персоны, страдающей невезеньем,
Блистающий подлостью друг,

Там же событий сплетенье,
Победа, пафос, беда,
Глобальное потепленье
И прочая ерунда.

***
Отличить зерно от зёрен
Вот, задача посложней,

Грязью этот путь зазорен,
Как у лужи воробей,

Ведь не болен этой сутью,
Но зерно себе склюёт,

И блистает, словно ртутью,
Этот ранний небосвод.

***
Поймать в пустыне скарабея
Ещё не значит ничего,
От этих подвигов робея,
В наркотики берёшь кино -

Мумификацию и резкость
И блеск разбитого стекла,
И жизнь как простая жидкость
Со сцены под ноги стекла.

***
Капли падают с потолка,
Получается, с камня на камень,
В казематах порода крепка,
Как для слова животный пергамен.

Этот стиль прорубает в века
То, что выше простого сознанья,
И времён эпохальных река
Иссыхает у врат мирозданья.

***
В немой рыбьей бездне
Найди-ка признаки жизни,

Далеко не райские песни
В первобытном ещё атавизме,

Пену этих же дней вздымая,
Не склоняя совсем головы,

Суть колышется, словно живая,
От коры оголяя стволы.

В этом свойство утративших Рая
Первозданные паруса,
И вороньего злого грая
Сокрушительная краса.

***
Что выпало уже в осадок
Прощальной чаши на пиру,
Припрятав в память между складок,
Сюда уж больше не приду.

Владеть природой расставанья.
Быть может, избранных удел,
А может статься - оправданья,
Раз оказался не у дел.

***
Огня всегда как будто мало,
Цвета поблекли не вчера,
И всё, что гнуло и ломало,
Судачат, было же не зря.

Есть высший смысл, упоенье
Не только в бездне на краю,
Вполне усвоив это мненье,
В края иные побреду.

Там колос славят лишь прозябший
Питают честию зерно,
И даже лён вполне увядший
Не выглядит уже смешно.

***
Как будто карусель из детства
Закружит образов мотив,
Цветных орнаментов наследство,
Звучаний праздных и тугих.

Как тетива сильна у лука
Все расстоянья победить,
Времён былых лихая скука
Грозит не ранить, так убить.

Всё сокрушить здесь в поднебесной,
Где Ксеркс всех жаждет взять в полон,
Но этой музыкой чудесной
Квартет давно заворожён.

Аккорд берёт струна иная,
Подвластен скрипке клавесин,
Истома бездны ледяная
Пленяет. Музыкант один

Финал встречает вне эпохи,
Безумствует своей игрой,
Но не его в последнем вздохе
Встречают ангелы толпой.

***
Кто может разгадать секрет
Круженья этого без цели,
Как звон из прошлого монет,
На что всю будущность проели,

Но славны ныне кружева
На выставке в той галерее,
Где память, кажется, жива
Как числа в бывшей лотерее.

***
Как град упал на виноградник,
Так слово сыпалось из уст,
Но, говорят, что бледный всадник
Для слова будет слишком пуст.

Сосуд теперь (всё тот же пластик)
Литраж вмещает роевой,
А прейскурант, как фильм-ужастик,
Стращает бездной роковой.

***
Река всегда сметёт плотину,
Когда настанет её час,
Ведь тонну рома и хинину
Не всякий вовремя припас.

Тогда ложится это бремя
Всё это время оправдать,
И описать туземцев племя
И им свободу даровать.

И не с одним придут томищем
И Стивенсон и Конан-Дойль,
И выйдешь из таверны нищим,
Скрипя искусственной ногой. 

***
Проходят славные годины,
На поле множится стерня
И обелисками броня
Взрастает из земной грудины.

Оплакивать свои утраты
Со славой бывшей всё трудней,
Зовут из стаи лебедей
Не повзрослевшие солдаты.

Сложить для каждого стихи
Казалось, было бы возможно,
Но не покинут эти ножны
Слова как старые грехи.

***
Копьём взломать пределы дня
Для древности простое дело,

Мечом полцарства оскудело,
Другое истребила тля.

Но ткань умножится всех будней,
И хлеб родится средь полей,

И время праведных и судей
Для вечности всегда сильней.	

***
Жизнь тишины всегда неизреченна
И не поблек над Летою закат,
И Леонид идёт с мечом на дело,
Которому бесстрашным сердцем рад.

О подвигах и прочей бранной славе
Стих воспоёт уж не один пиит,
Кто стал причастен огненной сей лаве,
Тот неизбежно будет знаменит.

И огненный неугасимый кубок
Не отвратить от этих прежних уст
Среди эпохи этих новых скупок,
Пусть круг друзей в последней схватке пуст.

И не друзья и даже не отчизна
Ещё влечёт в последний этот бой,
А только бывшей чести укоризна
Да древней Леты вековой прибой.

***
Там вдали, где не пожухли злаки,
Родины подчёркнутый простор,
Пусть грозят овраги, буераки,
Боевой не укротить задор.

Только сердце может на излёте
Быть пробито огненным свинцом,
Сколько тризной в кубок да нальёте,
Тоже для здоровья нипочём.

Даже больше: песня боевая
Под святым слагается хмельком,
Впереди Гренада рядовая,
И Стамбул за раненым плечом.

И летят над нами эти птицы
Перелётным знаменьем-крылом,
До Парижа, мировой столицы,
Мы ещё когда-нибудь дойдём.

Так слагают песни поколенья
В сути бывшей бури и огня
Или смерти или же нетленья,
Падая с убитого коня.

***
Тяжёл тот шёлк знамён, не дашь на поруганье,
Цвет крови, как всегда, темнее, чем вино,

Правдивее всего древнейшее сказанье,
Где время оное вполне погребено.

И времена всегда текучи и безбрежны,
Солдатским котелком их муть не расхлебать,

Истлеет этот крик, как сомкнутые вежды,
Но говорит пиит про суд и благодать.

Пусть царедворцев топь рождает только плесень,
И дружен даже с ней великий дипломат,

Сложить из этих букв венок священных песен
В скорбях и поношеньях он будет только рад.

***
Бытия скоротечный узор,
Вожделенная суть вещей

И во сне затуманили взор,
Пожелтевших страниц книгочей

Завтра встану ни свет, ни заря,
Медный колокол тает в ночи,

Вероятно, что жил здесь не зря,
Ранней птицей кричи, ни кричи.

И пронзительный как коростель,
Проминая всю зелень пространств,

Стелет ветер земную постель
Для избыточной славы всех царств,

Что пустили разбеги корней -
Прямо в сердце взыскующий свет,

Этот отзвук увядших полей,
Сокрушительной правды ответ.

***

И дерево в пейзаже на холсте,
И полотно, прошитое как надо,
Уже для живописца как награда,
Но всё ещё не снятое кино,
Как будто страждет мукой родовою...
Но, впрочем, это было только встарь,
И режиссёр с похмелья спит порою
Без задних ног - разбудит секретарь.

***

Бывало, что властитель глыб и масс
Свой совершал во времени урок,

И был тогда учитель и пророк,
Для вечности свой капитал припас.

Но подмастерью брать с него пример,
Увы, есть риск в любые времена,

Да, испытать, в чём эта глубина
И оказаться прямо не удел.

***

Когда бы спрятать этот лик
От всех цветов превознесённый,

Когда он страшен и велик
И этой правдой осенённый.

Стеной пространство громоздит
Всех образов число несметно,

И совесть, говорят, грозит
Судом пока что неприметно.

Так пролилась в худой горсти
Последней влаги речь святая,

В печи дотлела на пути
Трава всё та же полевая.

***

В каком саду да на краю вселенной
Все эти бури испытать,
И чтобы в радости мгновенной
Знамён всю славу подымать,
Когда б весь тлен всей ойкумены
Смешать с неведомой росой,
И слов не знать былой измены
Всё остро срезавшей косой.

***

Пробиваясь в щель и паз
Эта сила постепенна,

Вечной жизни это лаз,
Почва пусть второстепенна.

Говорят, что свет и тьма
Не приемлют угол зренья,

Как победы кутерьма
Исключает пораженье.

***

Быть может, Авель спит среди 
                        полей,
И кровь его уже засохла,

Среди берёз и тополей
Земля та вовсе не оглохла.

Всё может быть, и города
Не надо возводить пред небом,

И не расчертят провода
Пространства. Будет только хлебом

Земля, отверзшая уста
И напитавшаяся кровью,

Став основанием креста
Под человеческой пятою.

***

Что взять уже с пылинки этой малой,
Которая во мгле отражена,
И отражений этих миллиарды,
И канула заветная страна

За горизонт излюбленных свершений,
И чем тщета всегда опьянена,
И, говорят, по лестнице последней
Взойдем, чтоб сделать новью имена.

***

Клинок во тьме сверкнёт и всё прошло,
Все времена и будней очертанье,

Зерно заветное, конечно же, взошло,
Но всходам нет привычного названья.

Границ земли и граней городов
Реестр истощен ещё до срока,

И потому сверкание клинков
Всё так же тема твоего урока.

***

Эта тяжесть плодов прошлогоднего сада
Не имеет значенье для этих часов,
Циферблат не истлел, но взыскующий града
Со свирелью своей, словно тот крысолов,

Укрывает в себе сокровенное знанье,
И грозит, что имеет над временем власть,
Хочешь верь или не верь, но твоё же признанье
Для тебя самого будет злая напасть.

Разрешишь эту скорбь возрастанием плода,
Но в саду, не засохшем среди избранных смокв,
Может быть, всё того же захудалого рода,
Но уже вне ограды и привычных оков.


***

Себя кумиров воздвигая, 
Не сыщешь в Лете роковой
Звучаний истинного Рая
И отзвук песни мировой.

Из хладных уст взрастает буква,
Но смертоносен ход вещей,
И безнадёжен, как у трупа,
Конструктор избранных речей.

А ведь хотелось блеска славы
Кумирам золотых страниц,
Но в смерти оказались правы
Не павшие пред ними ниц.


***

Там же меня приголубь,
Там, где спасение наше.
Самая тайная глубь,
Эта воскресная чаша.

Самых пронзительных тайн -
И не подвластных вселенной -
Сад прорастающий в Рай
Вечно цветущий нетленный.

Это и камню урок, 
Даже и польза металлу,
Хлеб, прозябающий в прок
Кровью, которой не мало.

И не забытый Грааль
Тайну в себе охраняет,
Эта же новь или старь
Время себе подчиняет.

Утром столь ясен закат,
Золотом полдень сияет,
И отдалённый раскат
Грома уже не пугает.