Аннотация: о, лавкрафт- король предвечного ужаса, ктулху меаркской литературы, шуб-нигуррат мистики, тебе посвящаю я эти носки... то есть рассказ...
Беспорядок в квартире.
Я получил квартиру около года назад. Очень удобную, светлую, однокомнатную, как и полагается холостяку. Ванна, душ, теплый клозет и кухонька в целых два квадратных метра площадью с крохотным коридорчиком-прихожей в придачу. Просто мечта, а не квартира, особенно после микроскопической холодной и грязной комнатенки в общежитии. Только все-таки один минус в квартире оказался. Квартира была со странностями. Что впрочем меня не сильно пугало, ведь будь она нормальной, клята с два бы мне она досталась. И вот я прожил в квартире почти год и даже привык к ней, когда начались те самые странности.
Носки.
Был вечер. Самый обыкновенный, наступающий по непреложным законам природы после трудового дня, вечер, когда я решился провести стирку, так как куча грязной одежды сваленной в картонную коробку угрожающе высилась из нее и грозилась в любой миг вывалиться на, очень мягко сказано, не совсем чистый пол. К тому же запас свежей одежды уже подошел к концу. И пусть я не гламурный подонок, меняющий туалет пару раз в день, но ходить в одном и том же в течении нескольких месяцев это уже не показатель неимоверной мужественной брутальности, а самое обычное свинство. Тем более после такой продолжительной носки одежда начала терять свои первичные функции, то бишь быть удобной, мягкой и теплой.
От грязи колени на моих брюках приобрели крепость и остроту боевых шипов рыцарских доспехов позднего средневековья или раннего постапокалипсиса, а воротник засалился до такой степени что даже самый грязный и голодный вампир веками обитавший в сыром подвале и тот бы не рискнул не только укусить, но даже подходить к такому образцовому показателю немытости шеи. Хотя наличие в квартире душа и даже ванны обеспечивало мне гигиенический минимум для выживания, грязь на одежде сводила этот минимум собственно к минимуму. И потому решение о стирке, пусть далось с некоторым трудом, ввиду моей неимоверной лени, было твердо как алмаз.
Сортировка грязной одежды оказалась неожиданно увлекательной. В попытках, иногда успешных, а иногда и нет, отличить футболки от ночнушек, а рейтузы от брюк и установить первородный цвет одежды, я довольно скоро справился почти со всем содержимым бельевой картонной коробки. Остались только многочисленные и разнообразнейшие носки на самом-самом дне.
Носки. Есть в этот слове нечто терпкое и грубое. Первичное как сама протоплазма и такое же простое. Стоит произнести это элементарное слово, как перед самыми глазами мгновенно и неосознанно предстает эта деталь одежды, чем-то смахивающая на опечаленный предвечный символ мужской власти. И в воздухе раздается неосязаемый, но ощутимый ментальным носом своеобразный запах. Присущий только им и сопровождающий все человечество от зари времен и поныне аромат. И наверное будущий не отставать от него и в эпоху космических завоеваний. Дабы дальние трансгалактические перелеты с дружественной миссией в сектор клингонов на варп-движках медом не казались. Носки, их примитивные яростные образы, неприятный запах протухшего самца и прочие дополнения в виде разного рода грибков, будут преследовать человечество еще бесконечно долго. До тех самых пор, пока человек разумный под неизбежным влиянием пресса морфогенетической эволюции не превратиться в человека сверхразумного, представляющего собой парящий на одной только силе мысли мозг, счастливый от собственной крутизны. И в силу отсутствия ног не утруждающий себя какими-либо носками. Носки. Пустотелые опечаленные символические трубы власти.
И вот классификацией оных я и занялся. На обширном дне коробки, из-под доисторического черно-белого ниппонского телевизора марки "Накосикасу-Касена", обитало, как минимум, пять разновидностей грязных носков. Отличных друг от друга, как жукоглазые марсиане от чешуйчато-хвостатых венериан. А обитатель Рублевского шоссе Московии от бешеного бабуина. То бишь суть была одинакова, а внешность и качество самый чуток разились.
Вид первый представлял собой полностью закостеневшие до деревянного состояния удлиненные и перекрученные временем объекты. Годящиеся в лучшем случае для боевого фехтования, ну или метания, если конечно предварительно тщательно выверить балансировку. Об один носок я даже укололся, чуть ли не до крови. Пахло от носков вяленой твердокаменной рыбой, переболевшей в детстве всеми видами рыбьих болезней.
Вторая разновидность представляла собой милые крохотного размера пушистые носочки жизнерадостно веселых расцветок. Носочки никак не могущие налезть на мою стоптанную стопу. И чересчур детские даже для моего инфантильного характера. Слава небезумным богам, на них хотя бы не были вышиты утино-мышиные мультгерои Диснея. Но что-то похожее, какое-то утино-мышиное сообщество, просматривалось. И соответственно пахло чем-то мышиным, но точно не сыром.
Третий вид был редок, особенно противен для осязания и наверняка был самым наидревним. Не знаю как там насчет разумной жизни, но что-то, несомненно, там жило в глубинах и на поверхности носка и здравствовало. Причем жизненные формы отличались особой уродливостью, все как один смахивая на предвечного безумного осьминого- голового монстра Ктулху. Пахло от носков откровенным безумием. Понюхавший их как следует бедолага, уж точно бы сошел с ума.
Четвертая разновидность являл собой огромное количество протертых дыр, сшитых вместе тонкой льняной нитью. Как защита от холода и мозолей-носок был менее полезен, чем чугунная кочерга. И невероятен как путешествие в прошлое с целью прикончить собственного дедушку. Вокруг неимоверно дырявых носков бурлило и кипело облако экзистенциальной нестабильности. Самая малость и казалось носки сколлапсируют, прихватив заодно ступню надевшего их человека. Пахло от носков космической неуверенностью.
И вид пятый принадлежал редчайшей разновидности чистых носков. Одиноких и выделяющихся из толпы, как военный с логически мыслящим мозгом среди своих сослуживцев, в отличии от него пользующихся стандартным армейским мозгом марки "Проверка зрения- снимай штаны". Или как гордая высокоморальная девственница непонятным образом затесавшаяся в общество грязных циничных шлюх. И несмотря на окружающие их грязь и вонь, белоснежных и пахнущих сиренью и лавандой.
Рассортировав носки, я принялся подбирать пары. Естественно парных из них оказалось штуки три от силы, не более. Остальные даже в малой степени не походили друг на друга. Казалось, будто у меня в бельевой картонке ненамеренно мистическим образом практически самостоятельно собиралась коллекция всех имеющихся в этой галактике носков.
Пришлось заново рассортировывать кучи уже по цветовому признаку, хотя я и против расизма во всех его проявлениях. Даже в носочных. В процессе новой сортировки признаков стало больше, их стало десять. А именно. Семь цветов радуги, пусть и сомнительной сочности и контрастности. Антагонистические черные и белые. Утино-мышиное рисованное братство.
Особенно много оказалось зеленых, черных и синих носков. И практически везде цвет этот не являлся их природной окраской. А был только показателем степени заплесневения, запыления и загнивания. От синих носков(категория- загнивание, степень-7(из 9), опасность- повышенная средняя, населенность- плотная грибная) даже пришлось срочно избавляться, кроме парочки не так быстро расползающейся в руках и имеющей после стирки некоторые мизерные шансы снова стать атрибутом цивилизованной одежды. Сортировка благополучно закончилась.
С трудом разогнув натруженную спину и вдохнув полные легкие относительно свежего воздуха, вынырнув наконец-то из густого облака носочного аромата, я чуток опьяневший пошел в ванную и соответственно наполнил ванну теплой водой. Затем воспользовавшись старыми школьными познаниями геометрии я вычислили объем натекшей из неторопливого крана теплой воды и по рекламной формуле развел в ней едкий стиральный порошок. В приобретшую стиральные способности воду я загрузил все носки. И невольно задался вопросом к самому себе: "Какой был смысл в сортировке носков по цветовым и прочим гнилостным признакам, если в результате все равно сгружаю их в одну ванну и за один раз?". На этот вопрос выдумать ответ я не смог при всем старании. Теория о бессознательно упорядочивающемся хаосе и рефлекторной творческой деятельности разумного существа, лелеемая мной во время обеденных перерывов уже многие годы, оказалась так сложна, что я не смог объяснить ее даже самому себе. Потому вопрос остался безответен, и было уже поздно что-либо менять. Носки смешались в теплой стиральной воде в безумную разноцветную мозаику и частично растворились. Завороженный подводным танцем носков, я вдруг ощутил себя неимоверно усталым и пошел спать. Не заканчивать же такую глобальную стирку за один день, завтра достираю, решил я про себя и, завернувшись в синтетически-пуховое одеяло, тут же уснул.
Снилось мне клят знает что непотребное, но приятное, когда я был разбужен. Вообще то сон мой крепок, особенно во время просмотра непотребных сновидений. Но разбудивший меня звук был слишком подозрителен и осторожен, чтобы инстинкты древних охотников и воинов- йохуддинов, чья древняя и несколько разбавленная кровь текла по моим жилам, не встревожились. Звук был помимо всего странен, не встречающийся в обыденной повседневной жизни, зато весьма часто звучащий из динамиков телевизора или кинотеатра во время просмотра меаркских фильмов с участием всяких слизких и злобных инопланетян, а то и подгнивших спросонья древних богов. Волосы мои, давно не стриженные, встали дыбом, не хуже чем у сиреневого пластмассового тролля. По спине пробежались огромные мурашки, каждая как минимум с кошку размером. Мышцы свело от напряжения. А жилы загудели как свернутые пружины, готовые в любой миг распрямиться.
Нечто склизко-злобное хлюпнуло повторно. На этот раз уже намного ближе к кровати, чем в прошлый раз. В хлюпе явно слышалось нехорошее желание, издающий этот звук что-то имел против меня. Например, кровную вражду. Которую и намеревался в скором времени утолить, совершив надо мной нечто похуже непотребства, так приятно приснившегося мне. Когда хлюп повторился в третий раз, нервы мои не выдержали. Выразилось это, нервное недержание, в коротком вскрике, прыжке, ударе наотмашь по зловещей темноте, броске одеяла и сумасшедших скачках на нем. Красная пелена древней генетической ярости медленно рассеялась, и я потихоньку взял свое непослушное тело под контроль. И сразу оказалось, что я ушибся и потянул мышцу в прыжке, костяшки пальцев на ударной руке болят, а пузо растряслось и недовольно забурчало. Я был разбит и совершенно обессилен всего за единый жестокий, для хлюпающего и неумело подкрадывающегося негуманоидного бедолаги, миг. Неплотно набитым мешком я устало опустился на пол, и тут под одеялом шевельнулось и хлюпнуло. Я тогда честно подумал, что мне пришел какой-нибудь чудовищный, в духе старого доброго меаркского колдуна Лавкрафта, ктулхуистского толка конец. К счастью- для меня, и глубокому сожалению- для всех остальных населяющих мою одинокую холостяцкую квартиру существ, все обошлось.
Напоследок под одеялом нечто студенистое охватила жуткая предсмертная судорога, и оно затихло. Сдулось. А потом запахло. Неимоверно мощно, и не менее скверно. В первые секунды, как вонь ударила меня через нос прямо в мозг, а оттуда через скрытые чакры точно в средоточие души, я искренне пожалел, что неведомое чудовище не сожрало меня во сне. Вонь клубилась подобно криптонитовому туману, в котором в очередной раз не на шутку занемог любитель красных плавок- Кал-Эл, выедала глаза не хуже стаи ехидных тюремных воронов, обжигала обнаженные нюхательные рецепторы яростью самого жестокого острого чилийского перца. Заревев простреленным насквозь во время обеда несчастным свиным хряком, я зажал нос всеми доступными конечностями, и на оставшихся бросился бежать прочь. Меня абсолютно не волновало ни направление, ни размеры и обстановка моей квартиры, и даже возможная встреча с бетонной стеной, а то и хуже- со стеклом и последующим за этим через пять этажей полета замерзлым асфальтом. Лишь бы быть подальше от этой чудовищной вони. Так наверное могла бы пахнуть тонна грязи, собранной между пальцев ног предвечного безумного и кровожадного бога, убитого на тысячелетний сон силами Добра. В итоге я все-таки убежал от запахового кошмара.
С громким "Хрясть!" я проломив дверь, а может и собственный лоб, вылетел из гостиной, также совмещающей в себе спальню, рабочий кабинет, столовую и мастерскую, и в тот же миг влетел в прихожую. Задержавшись там на доли мгновения, чтобы опрокинуть шаткий трехногий столик, на котором безмятежно спали старые тапочки, вышедшие на пенсию, я вбежал в другое помещение...