Однажды Хуан Самарилья Монтойа де Касаритес-Унголиант, в быту просто Х., его сослуживцы: Безумный Макс, Петя-Волк и Эвенко-хохол пошли копать траншею. Возмущению народа не было предела, но начальство настояло на своем, и все, бурча под нос страшные проклятия, отправились на копку. Х. был оскорблен тем, что его - сильного, красивого и умного, временного заместителя начальника, отправляют на черновую работу как простого работягу. Эвенко-хохол любил соснуть после обеда, то есть полежать, то есть поспать. Петя-Волк был студентом техникума на практике, и ему было не до работы, впрочем и не до учебы тоже. Какая к кляту учеба, во время студенчества. А Безумный Макс был просто безумен.
Долго ли коротко, сбив по пути, целых триста метров непрерывной езды, двух ворон, двух вальдшнепов, двух чаек, двух трясогузок, двух ондатр, и печального одинокого ворона, они прибыли на место. Безумный Макс, похохатывая, пошел счищать с бампера перья и заряжать во встроенные, в обводы прокачанного "УАЗика", парные пулеметы, новую ленту с цельнометаллическими патронами калибра 7,62 мм. Остальные, вооружившись лопатами, пошли к месту копки. По пути в густых зарослях камыша, тальника, рваных стюардесских колготок и колючей проволоки был потерян Петя-Волк. Х. было чуток забеспокоился, но потом вспомнил, что Петю-Волка можно покалечить разве что серебряной колючкой и успокоился. Все равно к обеду Петя-волк явится на кухню. Даже в боевой трансформации, с медвежьими капканами на всех лапах, зарядом серебра в боку и обязательным пакетиком яичной корейской народной лапши китайского производства "Доширак" в пасти.
И вот, оставшись всего вдвоем, Х. и Эвенко-хохол принялись копать. Где-то вдали, за восемь метров слышались глухие пулеметные очереди, кажись, у Безумного Макса опять начались приступы, или опять нагрянули рейдеры. Хотя часы и показывали всего десять часов. Рейдеры обычно до обеда не нападали. Голодный рейдер не боец, удара на солнце не держит. В густых зарослях утробно рычал озверевший студент-практикант, наверное, завалил лань. В здешних кустах и лесочках водится много всякой дикой живности, включая коров, зайцев, лошадей, оленей, зубров, волков, собак Динго, собак Бинго, собак Бонго и, наконец, собак Конго. Последние кстати очень похожи на горилл. Название сказывается.
Х. с Эвенко-хохлом успели прокопать траншею метр длиной и глубиной почти со штык лопаты, когда случилось нечто. Лопата пробила слой запекшейся земли, залитого соками, пивом и гудроном песка и, вырвавшись из размякших и ослабших от безделья рук Х., исчезла в проделанном ей отверстии. Но ни Х., ни всхлипнувший от невероятной жадности Эвенко-хохол не успели погоревать по этому поводу. Они с громкими криками провалились под землю вслед за своим инструментом.
Падать пришлось совсем мало, но Эвенко-хохол крепко приложился макушкой о камешек и вырубился. Вы наверное знаете такие подлые камни, ну те об которые, в разных меаркских фильмах, постоянно спотыкаются люди, спасаясь от различных монстров или маньяков. Их еще долго-долго, внимательно показывают крупным кадром, а потом "бац" и привет монстрам. Короче, Х. остался возле бездыханного и громко храпящего тела Эвенко-хохла, звать на помощь и сторожить. Эхо криков гулко разносилось по мрачным тоннелям, непонятного происхождения. В эти тоннели многие годы стекались разные химикаты, в основном конечно авиационный керосин, но со времен перестройки его разбодяживают такой дрянью, что непонятно как это керосин сам не выскакивает из цистерн, чтобы вгрызаться в горло заправщиков и переваривать их бледную, чахлую от непереносимого запаха топлива и огромной зарплаты, плоть.
Было темно, очень темно. Свет падающий через дыру как-то незаметно растворялся в преобладающей тьме и не освещал совсем ничего. Мрачные тени и пятно мельтешили в глазах. Видны были лишь смутный силуэт сладко сопящего Эвенко-хохла и собственные руки Х., горячие и покрывшиеся мокрыми мягкими волдырями от тяжелой пятиминутной работы.
И тут Х. услышал шорохи и скрипы. Шумы воспроизводил кто-то очень большой и наверное злобный. Уж очень зловеще скрипели и шуршали. Решив, больше не таиться, тем более никого вокруг не было, Х. сдернул с себя рабочую робу и предстал в виде Хомбре- смелого путешественника, пропутешествовавшего по самым диким местам, одинокого странника бывавшего в самых жутких передрягах, сталкера заглядывавшего в самые тайные и опасные Зоны. Х., то есть уже Хомбре, храбрый представитель народа Саха и жгучий мексиканец в душе, был в прочном кожаном комбинезоне, поверх комбинезона на нем была кольчужный титановый жилет. На ногах крепкие сапоги, из кожи каменных ящеров, с шипами, подковами и шпорами, но не такими, какие носят всякие извращенцы, а настоящими и страшными, в голенищах сапог надежно запрятаны острые йохуддинские ножи и плоский дамский браунинг, пара тупых мучачос, пошутивших по этому поводу, давно уже горели в Аду. На поясе, скорее напоминавшем патронташ Бэтмана, висели две потертые от частого употребления кобуры, в которых, до поры до времени, настороженно лежали револьверы, один сорок пятого-кольт, другой пятидесятого- смит-и-вессон. Через плечо перекинута сумка в которой находится стандартный набор приключенца. На голове засаленная и пропотевшая помятая широкополая шляпа. И довершает картину, старое полосатое тусклое пончо накинутое на широкие, облитые чешуей кольчуги, плечи Хомбре. Руки тверды и крепки, ни следа от той мягкости, которая есть в Х.. Глаза востры и холодны, хоть их и не видно в прищур. Будь Хомбре европейцем, а его глаза синими, то люди бы сказали что они похожи на осколки льда, но глаза Хомбре были черными ("Черные глаза, вспоминаю-умираю"), но в то же время, все равно напоминали кусочки льда, только замерзшего до черноты.
Шорохи прекратились, но напряжение не спадало. И готово было прорваться как огромный спелый прыщ, от одного лишь нажатия. И вот из темноты выступила неясная тень. Но Хомбре, сам уже не слишком то и человек, прекрасно видел что это такое высунулось. Это была голова огромного муравья. И совсем не похожая на голову доброго анимационного меаркского муравьишки Антца. Голова была местная, тупая и злобная. Почти что "звездная фабрика"...тьфу ты..."пехота". Хотя...кто знает... Острые жвала, длинные гибкие усики, огромные бронированные фасетчатые глаза. Муравей потянулся к Эвенко-хохлу, даже сквозь сон почувствовавшему что кто-то домогается его сала, и громко застонавшему. Стон Эвенко-хохла решил раздумья Хомбре, задумавшего разное, в пользу агрессивных действий.
Казалось револьверы сами впрыгнули в руки Хомбре, с такой скоростью они покинули свои удобные ложа. Пуля калибра 11,5 мм, со смещенным центром тяжести, из смит-и-вессона проделала в хитиновом лбу муравьишки аккуратную дырочку, через полсекунды башка насекомого была разнесена на кусочки. Но муравей на то и муравей, чтобы жить без башки. Острые края перебитой шеи все тянулись к Эвенко-хохлу, который вдруг во сне закричал: "Че, ручками махать будем, аа?". Следующий выстрел просто отшвырнул насекомое прочь. Но его место занял уже другой. Третий. Четвертый. Седьмой. Ого, уже десять. Револьверы загрохотали, поливая насекомых высокоточным свинцовым инсектицидом. Каждая пуля уносила прочь жизни солдат муравьиной матки. В темноте, привлеченные вибрациями, запахом пороха, и секретом погибших муравьев-патрульных, шуршали и щелкали лапки и жвала муравьев- бойцов. Барабаны револьверов опустели, как душа журналиста. Одним ловким движение Хомбре высвободил барабаны, крутанул их, желтые латунные гильзы высыпались и весело заплясали на утрамбованном полу муравьиного тоннеля.
Стрелок стал заряжать револьверы. Правая половина пояса была набита пулями 11,5 мм, левая- 9 мм. Тремя пальцами цепко держа рукояти револьверов, Хомбре при помощи большого и указательного пальцев вытаскивал из патронташа очередной патрон и вгонял его в гнездо барабана. Движения были настолько отработаны, быстры и четки, что казалось будто Стрелок просто провел револьверами с высвобожденными барабанами по поясу. Всего перезарядка заняла пять секунд. И вновь в руках у Хомбре двенадцать муравьиных жизней. То есть смертей. Но армия ее императорского величества Матери безгранична и тысячные потери даже не считаются за потери. Муравьи все подступали. Загрохотали могучие выстрелы. Древние мощные револьверы из синей заговоренной стали и рукоятками из сандалового дерева, подаренные Хомбре отцом, сделанные по спецзаказу великими магами-артефакторами Кольтом и Смит-и-Вессоном, стали уже ощутимо нагреваться. Трупы муравьев уже давно бы забили проход, но трудолюбивые насекомые усердно расчищали, время от времени перетаскивая растерзанные жестокими пулями тела своих собратьев в боковые коридоры. Револьверы гремели и сверкали во тьме коридора как рассерженные Перуны и Зевсы, вместе взятые. Кусочки муравьев устилали ровный утрамбованный пол еще более ровным слоем. Бой был жестким.
Хомбре выстрелил из пятидесятого калибра и, с удовольствием проследив за разрывающейся в хитиново-мясную кашицу грудью муравья-бойца, грустно вздохнул. У него осталось по одному патрону в каждом пистолете. Мало чтобы спастись, но достаточно для того чтобы найти выход. И когда Хомбре уже приготовился к последним выстрелам, что-то тяжелое и огромное влетело в коридор из дыры. Это был "УАЗ-ик", за рулем которого сидел давящийся от безумного смеха Безумный Макс, кстати очень похожий на незабвенного Мела. Тьму разрезали яркие лучи фар, что впрочем совсем не испугало муравьиную армию. Зато длинная очередь из спаренных пулеметов, выдвинувшихся из откинувшейся радиаторной сетки машины поколебала их решимость. То есть не поколебала, а просто смела. Безумный дал газу и весело рванул вглубь тоннеля, весело похрустывая по ошметкам хитина бронированными колесами. Пулемет его трещал без умолку. Муравьям приходилось туго. Хомбре, решив не терять времени, взвалил на плечи тяжелое тело Эвенко-хохла и, цепляясь сильными пальцами за неровности стенок, принялся забираться в увеличенную Безумным дыру. Полминуты тяжелого подъема с непосильной ношей на плечах и Хомбре с Эвенко-хохлом лежат на твердой земле и их освещает яркое якутское солнце.
И тут грохнул взрыв. Из дыры вылетел мятый шарик. Шариком был УАЗик скатанный вместе со всеми своими пулеметами, ракетами и динамической броней. Внутри шарика бессильно скалил зубы Безумный Макс, его прижало покореженным креслом к бронированному стеклу и он только чудом остался в живых. Вслед за шариком вышла та, которая и скатала его. Эта была ее императорское величество Мать. Огромная муравьиная матка. Матка злобных инопланетян Чужих, родственников Сигурни Уивер, и рядом не стояла, а если бы и стояла, то хлопнулась бы в обморок от страха. Такой страшной и сильной была Мать муравьев. И она надвигалась на виновников гибели ее детей. Острая клешня поднялась и ринулась вниз, вспарывая воздух и взрезая встреченные по пути фотоны. И тут огромный клубок серой шерсти перехватил клешню. Могучие челюсти волколака Пети с сочным хрустом перегрызли пуленепробиваемый хитин. Клешня с глухим стуком упала на закеросиненную землю. Мать муравьев обиженно взвыла и убралась обратно в дыру. Тут же старательные муравьиные строители, не чета братьям-армянам, в пару секунд качественно заделали отверстие. Петя-Волк ворча покружил вокруг быстротвердеющей нашлепки, попробовал покопать, потом зевнул, пометил ее и убрался обратно в кусты. Доедать задранную лань. Хомбре переоделся обратно в рабочую робу Х. и пошел будить Эвенко-хохла, чтобы тот помог ему вытащить из шарика-УАЗика Безумного Макса. До обеда оставалось еще полчаса. Пора обратно на службу, готовить обед. Если начальство хочет прокопать здесь траншею, пусть само и роет. Вот так то.