Аннотация: когда стирается грань между реальностью и вымыслом держись правила что жизнь дана тебе одна и "континуе" не будет. Маньяк-маньяку...
Стрелок. Или о том как и насколько любят Фаллаут.
Ньургун затаил дыхание, выждал момент, паузу между стуками сердца, слился с холодным вороненым стволом в единое целое и чуть, нежным-нежным движением, усилил давление на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Горячая смерть выплюнутая прочь устремилась в поисках крови и впилась в намеченную жертву. Жертва без излишних телодвижений упала. Никаких там хватаний за раненое место, предсмертных речей и криков. Круто. Критическое попадание. "Критикал дамаже", плюс сто процентов "хитов". Правда и фонтанов крови с кусочками разлетающегося во все стороны мяса не было. Остальные забегали в поисках укрытий и повытаскивали свои пистолетики. У одного оказался даже автомат Калашникова. Он то и был второй жертвой Ньургуна. Правда, в мечущуюся мишень куда как труднее попасть. Мощная пуля калибра 7.62 мм, даже мощнее тот штуки висящей у жертвы на плече, дрянной городской вариант со слабым 5.45 мм патроном, клюнула того в бедро. Жертва крутанулась вокруг своей оси, упала и заорала благим матом. И попыталась откатиться за машину. Но вторая пуля добила бедолагу. Человек лежал и больше не шевелился. Вторая пуля разнесла ему полголовы. Менты наконец-то выяснили, откуда были произведены меткие выстрелы и начали палить по месту предполагаемой засады. Блин, ребята, вы же должны были дать сперва предупредительные выстрелы, поговорить со мной, прислав переговорщика-психолога с пистолетом в секрете, попытаться уговорить меня сдаться по доброй воле. По крайней мере уехать отсюда подальше и вызвать спецназовцев. Мимо, мимо. Вы не туда палите, ну почти туда. Привыкли, блин, на готовое уже остывшее место преступления выезжать. Как вам по вкусу настоящий маньяк? Да еще и хорошо вооруженный и обученный, а не пьяный или обдолбанный химической дрянью спятивший придурок с дедовским дробовиком. Ньургун опять же слившись с оружием, самозарядным охотничьим карабином-7.62, и, приятно удивившись насколько это стало проще и быстрее, "левел ап" однако, сделал еще один выстрел. Один из стрелявших откинулся назад, раскинув в стороны руки, будто уставший после сенокоса, падая на копну свежескошенного сена. Остальные попрятались. Вызывали подмогу, как пить дать, если таковое имеется конечно. В славном городе Якутске может вместо спецотряда запросто приехать еще один наряд милиции и начать стрелять в своих. "Мы несем потери, требуется тяжеловооруженное подкрепление, снайпера и вообще". Зовите-зовите, я вам не помешаю, какой дурак будет мешать поступлению "экспы", думал Ньургун, ящерицей переползая в другое место. Все по старым добрым меаркским боевичкам, про храбрых, вооруженных до зубов ракетными луками и пороховыми аптечками, коммандос, воюющих и истребляющих за одну серию пол-Блентама и целую кучу злобных имперских советчиков, знающих по харасски лишь слово "Тосфитаннья". Как учил нас второразрядный многосерийный актер-снайперюга Том Берренджер, сделал пару удачных выстрелов- скорей оттуда сматывайся и прячься по новой, можешь при желании оставить на месте бывшего лежбища подарок вражинам. Ньургун так и сделал. При достаточном количестве пороха смастерить более или менее мощную бомбочку проще простого. А сделать примитивнейшую растяжку могут даже дети, не говоря уже о молодом человеке лет двадцати, получившем бакалавра инженерных наук. Добравшись до нового места лежбища, довольно таки далековато от прежнего, но зато безопаснее, Ньургун чуток полежал, переводя дух и успокаиваясь. Ибо стрелок должен быть спокоен и даже безмятежен. Ибо целиться он не глазом, а телом, стреляет не рукой, а сердцем, и убивает не пулей, но мыслью. Хорошие слова. Ньургуну нравилось это изречение великого Ганслингера. Тем более хорошо просто полежать и вспомнить как все началось.
Нет, Ньургун не стал психом и кровожадным маньяком в одночасье, в какой-то момент, переломивший всю его жизнь. Совсем нет. Он всегда был таким, каким являлся сейчас. С автоматическим карабином, пистолетного вида двуствольным обрезом 16 калибра в самодельном кожухе, с десантным и йохудским ножами на поясе, там же в поясной сумочке, висящей рядом, лежат еще две самодельные гранаты, в карманах запасные патроны к карабину и обрезу. Руки в крови, лицо перемазано на манер спецназовских боевых раскрасок, только не берлинским гримом или там стерильной грязью, а кровью. Просто до этого момента Ньургун еще не был вооружен и обагрен чужой кровью. А так практически всю жизнь готовился к этому.
Ходил на охоту с родственниками и знакомыми, которых удивлял своей меткостью и удачливостью. Ходил в городской тир, когда получалось и бывало много денег и, прикупив воздушку с пневматическим пистолетом, тренировался на заднем дворе, расстреливая за гаражами бутылки и сбивая спички, вызывая восхищенные вздохи у местной детворы. Изучал литературу, много разных книг, начиная с красочной наивной фантастики и заканчивая скучными серыми армейскими методичками. Причем больше информации и полезных советов он получил именно из сайенс-фикшна, то бишь фантастики. Особенно из Стрелка. Смотрел фильмы, любые, практически все современные фильмы не могут обойтись без насилия и стрельбы, даже комедии и семейные драмы. Правда слишком фантастические, типа Джона Ву, где стрелки выпускают из пистолета автоматной очередью пуль так двести и летают как птицы, успевая в прыжке убить врагов так пять и поменять обойму раз так трижды, не нравились Ньургуну. Не нравились ему и фильмы, где герои только болтают с крутым видом под эмтивишную музыку, держа пистолет под таким углом, что стреляй он настоящими патронами, а не холостыми, его бы вырвало из рук крутых ребят. Нравились Ньургуну вестерны, и как ни странно старые советские фильмы про басмачей и всякую всячину. Вот там, хоть и без спецэффектов, иногда даже крови не было, стреляли по настоящему или очень похоже, а не болтали без толку. И конечно же игры. Первая и вечная любовь навсегда- старый добрый Дум. Родители Ньургуна купили сыну компьютер, четырехсотый, по тем временам самая мощная в городе машина, и на нем уже загружен был "убийца в серых лабиринтах". Сперва Ньургуна непривычного к таким развлечениям мутило и тошнило, но потом он привык и не успокаивался пока не закончил всю игру полностью. С тех пор конечно появилось много разных игр с невероятно реалистичной графикой и тщательно продуманным и выверенным балансом и физикой, но Дум так и остался в сознании Ньургуна лучшей стрелялкой на свете. И еще одним потрясением для парня было появление Фаллаута. Великого и богоподобного, невероятного и неимоверного, бескрайнего и бесконечного. Ньургун буквально погрузился и проживал вторую, и наиболее важную своей часть жизни, в виртуальной, со скверной графикой и однообразными ландшафтами, западной оконечности соединенных штатов Меарка. Ох уж эти шестиствольные пулеметы, разномастные мутанты, ГЭКК и воины армии Меарка, закованные в боевые силовые доспехи. Можно сказать тогда то и стал Ньургун привносить в реальную жизнь виртуальные законы компьютерной ролевой игрушки. Он стал усиленно прокачивать себя: заниматься спортом и ходить на секцию по самообороне, увеличивая свои параметры, такие как "сила", "ловкость" и "эндурансе", то бишь дубленость шкуры. Усиленно учиться и заниматься самостоятельной работой- увеличение перка "интеллект" и "мудрость". Он готовился, непонятно к чему, чуть ли не ядерной катастрофе, когда наступит ядерная зима или радиоактивное лето, и жгучий холод с палящей жарой установят на земле новый порядок. Власти сильного и ловкого над слабым и неуклюжим, а не болтливого и денежного над честным и бедным. Выучил много чего такого, что забрось его непонятная космическая сила в чужой дикий мир, через какие то несколько лет, он подобно героям фантастических саг, стал бы королем или как минимум генералом армии. Но никаких непонятных сил не было. Порталы стихийно не раскрывались под ногами и драконы не уносили парня с собой в параллельные миры. Просто однажды Ньургун понял, что дальше развиваться, таким образом, он не сможет. Такими темпами ему никогда не дойти до нового уровня. За животных завсегда и во всех играх дают меньше "экспы" чем за некую двуногую и хитрую тварь. Но герои без повода никогда не нападают на людей. Даже на бандитов. Рейдеры обычно сами по собственной воле подбегают к изготовившемуся герою и получают заряд свинца в пузо. Надо поохотиться на рейдеров. Благо, таких на дорогах полным-полно. Аж газеты читать страшно.
Взяв оружие, он решил выехать за город. Там вероятность попасть в руки к рейдерам намного больше. И попался гаишнику, который в погоне за рублем остановил его, но увидев оружие заволновался и поднял тревогу. Пришлось прикончить бедолагу. Как никак -рейдер, кто же еще станет тормозить людей посреди пути безо всякой причины. "Не тот "енкоунтер" ты себе выбрал, неудачник". У неудачника не оказалось даже пистолета, не говоря уже о калаше. Плюнув с досады, Ньургун решил убраться из города. И не успел. И вот теперь он лежит себе в засаде и слившись с ружьем выцеливает себе очередную порцию "экспы". Уходить так с музыкой. Бах!
Карабин изрыгнул клок огня и огрызок свинца, далеко, резко кивнул головой мент, говоривший в рацию, и упал. Круто, "хедшот". Даже видно как медленно разлетаются в стороны кусочки черепа со склизкими ошметками мозга. Испуганные стражи порядка вертят головами, ищут новое место в зияющих провалах глазниц недостроенной пятиэтажки, откуда вылетела металлическая смерть. Ладно, хватит, перестрелять всех и бегом отсюда. Конечно, потом будет облава или что-то вроде того, прямо как в фильмах с Ли Джонсом. Вот это будет настоящий праздник для "манчкина". Ньургун любовно прижался к теплому гладкому деревянному прикладу щекой и, еще раз повторив про себя слова Ганслингера, приготовился стрелять. И тут услышал шорох за собой. Тихий такой, слишком осторожный чтобы быть неопасным. Один из презираемых ментов оказался милиционером. Хитрым, ловким и осторожным, а то как объяснить что он не подорвался на совершенно незаметной ловушке парня. Ньургун буквально почувствовал кожей как в его спину уставился черный вороненый ствол презираемого всеми Макарова, неспособного, как говорят, убить человека в телогрейке. Начал разворачиваться, выхватывая из кожуха обрез, заряженный свинцовой картечью, быстро, стремительно, текуче, ни одного лишнего движения, но он уж был на мушке, а палец милиционера уже надавил на спусковой крючок.
Первая тупая девятимиллиметровая пуля ударила его правую лопатку, даже ускорив скорость разворота, но у Ньургуна от боли перехватило дыхание, сбило прицел, и он припоздал выстрелить в свою очередь. Кургузое дуло обреза-урода смотрело уже совсем в сторону от неясной фигуры милиционера, когда из него вылетела крупная дробь, бесполезно впиваясь и выметая фонтанчик осколков и песка из некачественного бетона долгостроя. Вторая пуля клюнула Ньургуна в правое, опять правое, клят, легкое. Обрез вылетел из враз обессилевших рук, выскользнув из пальцев как мокрый гладкий обмылок. Еще одна пуля хищно вонзилась Ньургуну в живот, и того стошнило смесью крови и желудочного сока. Когда милиционер подошел к маньяку сделать контрольный выстрел в голову, ибо негоже жить на свете таким чудовищам, Ньургун хрипел что-то от боли и стучал окровавленным кулаком по собственному красному липкому отпечатку ладони на полу. Лишь прикончив опасного маньяка, милиционер понял, что тот, хрипя и плюясь кровавой пеной, повторял лишь одну фразу: "Релоад, йес...".