Все персонажи вымышлены, любое совпадение случайно.
В романе нет стрельбы, секса, погони.
Отрывок из второй части "Броунария, или головы ремонту не подлежат",
гл.10 Скульптор и Художник
Левая сторона лица утонула в пуховой подушке как на облачке первой любви или сна, и потому, пробудившись, Скульптор приоткрыл правый глаз, затем провёл взглядом по периметру максимально большего круга, как перископом, осмотрелся: мир изменился на величину одёжного шкафа во всю стену, - сбылась мечта подруги! - ничего иного нового, разве, изящная паутинкой в углу белого потолка.
Шкаф бэушный, на него угрохано три дня жизни - разборка, перевоз и обратная сборка, плюс подруга во всё это время суетилась рядом как очень большое насекомое, стараясь оказать посильную помощь.
Впрочем, и подруга права, шкаф - это тоже жизнь!
Ничего, когда окрестный мир за ночь не изменён или изменён на величину одёжного шкафа, то это чаще - хорошо.
Фокус "оккуляра перископа заняла" подруга, - крупная женщина монументалиста, - вся она, почуяв внимание Скульптора на себе, раскрылась, как орошённый цветок под тёплыми солнечными лучиками, но мгновено, но сиюминутно, на одном дыхании, она с детской открытой радостью приветствовала своего мужчину, утро и грустноватую, малозаботную, скучноватую, но сытую, стабильную и безопасную, - по сравнению с родиной, - жизнь.
Подруга приготовилась рассказать сновидение, стала набирать дыхание, закатывать глаза в сладком предвкушении главного слушателя, как брякнул телефон, неосторожно и не сторожась, резанул по утренней свежести, как пароход по тиши радужной зорьки, зазвонил-затрещал, - сорвалась механическая трель рваньём перетянутых струн!
Ах, как хорошо понеслось! зазвенело, запело с перезвоном, затряколо, завякало, закрякало, забило-зазвонило, уронило в тар-таррары следы ночи и сна - день начался. Огорчение скользнуло по бабьему лицу, доброму и глупому. А сверху-снизу у соседей тоже что-то брякнуло, звякнуло, пронеслось-слетело бешеной звуковой мышью в пространстве, запросто проникая сквозь стены и врата частных площадей.
Скульптор, - словно снимал форму, - сложил неторопливо округло ладонь и очень бережно обрисовал ею достойное плечико своей подруги и, лишь отложив в памяти навечно гениальное соотношение формы и массы, божественное, как ему видилось, соотношение, выскочил из-под одеяла и поскакал, во всю прыть возраста и больных ног, на призыв зудотрещащего аппарата.
- Ах!.. - лишь выдохнула скорбно сокрушённая наповал бытием подруга.
Художник был бодр, радостен и даже шутил.
Будучи алкоголиком, - как и большинство одарённых людей, что вовсе не означает обратного! - он периодически запивал, как накатит, и в болезненном состоянии интеллигентски "ложился на дно" - отключал телефон, ни с кем не знался, разве что с нечистью в многодневном угаре. Но черти уже несколько дней не доставали его, не сманивали, не приходили по ночам жадно и сладострастно выкручивать живописную душу различными предложениями на предмет заклада.
Дух Художника, перекипел в сорокоградусной и фениксоподобно восстал из пепла, ожил и помолодел, что обычно и случается после хорошего запоя, паки организм ещё дюжит, и Художник вновь прикоснулся присно - веры, надежды, любви, хоть и не так уверенно, как это бывало в юности, и не так уж много лет назад, когда трезвую голову одолевало меньше сомнений, силы не нужно было беречь, а кисть могла фантастично "летать" над холстом независимо от времени и пространства, и принято на грудь или нет...
Сам процесс запоя был привычен, как хронический насморк, погружение всегда шло на ура, всплытие - чёрные дни.
Чертей во время запоя приходило много, среди них было не мало знакомых и интересных; со всеми Художник умел коммуницировать в состоянии любой тяжести.
Привычные посетители не очень мешали жить, а когда начинали доставать, то он принимал на грудь, пока не вырубался окончательно. Тяжело было появление только, по-видимому, старшего, с седой козлиной бородой, седыми бровями и густой чёрной и очень коротко остриженной шевелюрой; этот гость за всё время знакомства, появляясь и исчезая, ни разу не издал ни звука, хотя разговаривать с ним было интереснее, чем с другими хвостатыми, с которыми разговаривать мысленно не получалось, да и никак толком не получалось, разве что выслушивать их связный или бессвязный бред и дипломатично кивать головой, но все они исчезали мгновенно при появлении седобородого, исчезали, как навсегда, только блицнув копытами, бежали, словно мелкие жулики или нашкодившие эмигранты при появлении полициии, или точно так, как испаряется из борделя депутат при обнаружении "на хвосте" средств массовой информации...
Седобородый возникал в переломную страду запоя, его чёрная аура возникала из сгустка облака сигаретного дыма, из просыпанной пыли-золотянки, от капель ночной сырости на черном стекле, освещённом бледным немым холодным лунным светом... - трудно назвать глашатая... в какой-то миг становилось ясно, Седобородый - вошёл, начинается всплытие - чтоб оно пропало!
Войти он мог откуда угодно, чаще из коридора, оставляя там пальто или плащ, или вешая зонтик, если случилось явиться из непогоды, оставляя на время зияние на линолиуме прихожей мокрых, но вполне приемлимых форм, следов. Как-то проходя мимо плаща, - а в ту ночь был плащ, - в направлении туалета, Художника сильно качнуло и он опёрся о вешалку и, соскользнув рукой по карману плаща гостя, удивлённо ощутил под ладонью связку ключей, ближний из которых на эту пьяную ощупь казался ключом от машины.
"Ничего себе, - подумал он, - уже на тачках личных ездят..." - "Дурачок!" - был ему такой же мысленный ответ.
Где была стена, как в сказке, бесконечно отворялось пространство в серо-чёрную нежить. Седобородый усаживался, как на авансцене в кресло, что являлось мгновенно и уважительно, - а вовсе не услужливо мерзко и гадко, что можно наблюдать, к всеобщей радости и счастью - очень редко! - в отношениях современников, как например, проявление искажённого социального инстинкта у некоторых частных лиц на различных ступенях общественных отношений, или... да мало ли какие примеры бывают! чёрное кресло возникало на границе стены и словно отражение, но в ассиметричном пространстве, в зеркале с избирательной кривизной - точно-в-точь такое кресло было у Художника, что криво сидел напротив, разалкашенный в букву зю, и тоже на колёсиках, и с точно такой же спинкой, реагирующей на все желания усталого позвоночника.
Кресло Художника было довольно приличное, хоть купленное на барахолке, в ассиметричном же зеркале, прямо там, где только что пропала стена, появлялся предмет истёртый временем, как обработанный искусным мастером алмаз.
Никакого глашатая! возникал дух чёрной идеи, исчезала стена, являлось кресло-алмаз, и тут же в домашнем махровом халате, словно жилец...
Халат сильно поношен, на правом рукаве, чуть ниже локтя, несколько красных пятен. "Как от томатного соуса!" - всегда думал Художник, но мало этому верил. "От соуса, от соуса! - слышал он ответную мысль. - От самого настоящего томатного соуса ростовского производства! Вкуууууусненький!"
Гость хромал, было заметно, что он очень устал или заботы овладели им целиком, однако осанка, несмотря на некотурую сутулость, выдавала в нём породу очень крепкую, необычайно крепкую, породу сокровенную вечности, и потрёпанный халат мышиного цвета ничуть не делал гостя смешным или жалким, пока тот неспешно шёл из коридора в комнату, или от балконной двери, или... и величественно садился в своё кресло.
Никакой свиты никогда не было - слуги владыке не нужны.
Иногда всю ночь до первых петухов гость сидел, вытянув ноги и уперев ступни в домашних поношенных шлёпках в крестовину стола или закинув ногу за ногу. А из мрака бездоной черноты за его спиной долетали, как когти таинственного животного, отсветы почти каминного пламени. Гость всегда молчал, в отличие от ничтожных назойливых соплеменников своих, что всегда льстиво, но с высоты собственного предназначения, упрятывали, не особо печась об этом, хвост и копыта, - укрывая принадлежности скорее по привычке и этикету или даже, напротив, наоборот, они таким неряшливым поведением бравировали, выказывая некую особенную гордость и удачливость, - при этом все они повторяли непрестанно сладко и очень убедительным тоном, непременно логично и нашёптывая второю половину фразы елейно-говорливо: - "...всё - суета сует, а жизнь проходит, а всё то, что живописец наш дорогой живописать изволит, производит на свет, родит, всё - никому, ничегошеньки ни в коем разе не нужно ни вчера, ни теперь, а - что завтра... завтра что?! Клад-би-ще?! Нет?! и завтра ничего не изменится! Ненужное малевание. Совершенно! Не нужное, не потому, что есть чем интерьер дёшево и быстро на всё время течения жизни без труда заполонить, и не оттого, что вкус выцвел или не выцвел - или это некоторая постоянная, - есть или нет! - и не от это не нужно! и не от того, что в подвалюги музеев очереди холстов от избранных живых и покойников, и не от того, что техника ого-го-го-го!.. О!!! Техника-то замечательно возросла - ксерокс в каждый дом! - и столько непомерно печатной продукции печатает - завались, бери-не хочу! не нужна никакая оригинальная мазня, и не от того уж вовсе, что барахолка за века переполнута до бескрышья, а на любом углу антикварная лавка! - а всё оттого лишь, что - не-нуж-но... И всё тут - не нужно! На-кой виды проявления частной условности над всеобщим инстинктом! Всё уж ёсць! Кар-тынь-ка-кардынька, кордынька моя!!! Не-нуж-ное всё! Одно слово, словечко, словусик с частичкой - не нужное! Давай-ка лучше контрактик оформим совместный, а, безвольная личность, мы-то, как посредники на проценте ничего считай и не оторвём, не поимеем - не беспокойся! не думай об нас плохо, мы о тебе лишь гениальном печёмся! Ход хотим дать! а что мы-то поимеем, так и не существенное вовсе, так не существенно, что и говорить никакой нужды об этом нет, стыдно сказать об этом, как говорится ни званья, ни должности, ни рожи, ни кожи, ни кола, ни двора не прибавит, - зато у тебя-то, у тебя-то!!! - и голосок набирал максимальную сладострастную окраску на которую был способен владелец, - у тебя-то!!! - мельчишили хвост и копыта суетясь в тесноте пространств, - Всё! Всё! Абсолютно всё переменится, всё - и жизнь, и слёзы, и любовь, темы, всё-всё!.. Как на картинках твоих: жизнь твоя - взаправду засверкает, обымет и понесёт тебя радостного, сытого, весёлого, беззаботного к ещё большим удовольствиям... Хоть кем поклянусь!.. ...Любви хошь?!."
И пятна освежились и заблестели янтарно-красно и с чернотой, словно только что разорвалась вена и несколько брызг страдальца упало на серо-мышиный правый рукав...
"А что с того, если и кровь? - думал Художник, не отворачивая своего лица. - Я и не думаю убегать! Куда?! Куда, скажите, куда может убежать от чёрта или от самого себя образованный интеллигентный человек, даже будучи хорошо пьян?! Сильно... А суицидов не надо... Суицидов нам не надо... Пивка б... Хрена, а не пивка - всплываю... Оклёмаюсь - в церковь схожу, а-то ведь загнуться можно... Какая у меня мастерская была, какая молодость, а какие девки..." - "Соглашайся послужить!" - "Шшшшас!.." - "Ну и ладно, без тебя обойдёмся!" - "Без меня?! Нееее! Без меня никак обойтись не получится! Я - Художник, а Вы все - говно! Без меня Всевышний, быть может, и обошёлся б, а вот вашему... не с руки!.."
Остатки питья Художник прямо из бутылки слил в унитаз, чтоб не умереть, и вскоре мучился началом ломки...
Дело житейское, пережить ломку, сосчитать часы - двадцать четыре, сорок восемь... пить кефирчик, хоть и через не хочу, а лучше ничего не пить... и вся душевная боль за себя, за себя и современников, - разница незначительна при возведении её в степень частных неудач, - рухнет, отпустит, прольется частью из души вон, через все этажи, на мостовые, земля поглотит всё, течение дней станет подъёмным душе и дедуктивное в сознании несколько времени не будет мучить... до самых первых петухов зло касаясь нерубцующихся ран, и будет сон, сон, сон... может самый величайший и милосердный дар
...Неподъёмной страды душа прикоснулася яда;
Надежды сокрылись, смирилось томленье пути.
Безутешному сердцу сон беспечальный отрада.
Бродяга уснул, край земли приютив у груди.
Дней золотых прелестная жизнь запылала!..
А как кошмар?!
"Куда же завесть можешь ты, одиночество?.. Некому, некому... сочувствие всё - ложь, ложь, ложь... Не вера у вас всё, как не назови, прелюбодеяние одно и только! Поздно. Я - состоялся..." - "...прымаю обрывки искренних помыслов гуманной страстной души!.." - "...как слово поэта, ведёт кисть художника.... ...пока струит свет жизни - существует холст и краски, до той поры... бездонное молчание, глухота, и нетерпимая боль... Чего соблазнять соблазнённого?!. А как я выгляжу в чёрной раме, а?!." - "Узнаешь..." - "А кто сядет напротив и будет недоумевать об частном одиночестве в броунарии и общем, компанейском? Где ж она, Вечеря любви! Или уже уже всё унёс ветер. Галган. Галган. Галган. Кто сядет напротив... И будет ли кто недоумевать? А отпевать, будут?.. Хотелось бы." - "Отчего пытаясь приблизиться к одному из полюсов сознания, люди добровольно обрекают себя на муки одиночества, зачем им это? Ползут, что жаба на корч!" - "...оболочка, что уют злой мачехи?" - "...миры не объединяюся, глупый ты человек, они готовы гибнуть и гибнут..." - "У тебя глаза разного цвета, зеленого и голубого, ввалившиеся глазницы... взгляд сокровенен, рот без презрения и заперт... ...может ты - брат? ты как брат похож на меня и.... не схож..." - "Я - брат, я - ты!.. Все мы немного братья..." - "Сгинь, нечесть!.."
- Ку-ка-ре-ку! - разорвал позднее утро крик петуха из динамика автомобиля, на котором привезли завтрак одинокой старушке из первого этажа чёрнокожий эмигрант.
"Ку-ку-ку-руку!.."
- Может сходить, взять, добавить, ведь... Схожу, пожалуй. Скорей!
Хлопнула дверь. Попугай остался один. Стены увешаны холстами.
В холстах расплёснуто страстей, сокровенной любви и страданий, беспомощности, беспомощности помочь, ненужность... ворон-никому, ворон-никогда, ворон-ни-за-что... В комнате возник нелепый взлохмаченный человек интеллигентного вида, странный человек, интеллигент из мультика-пультика, больной, усталый взъерошенный современник, он непрестанно лопотал, лопотал, в правой руке его была кисточка, а левой бутылка, - маг дирижировал над холстом.
Попугай хрипло и яростно вставлял в бессвязный поток своё я.
"...вечно принимать на себя грехи... ...пусть не как поэту, но и как поэту.... всегда видеть всё... ...слышать всё! Я - глаза эпохи! Нет ни одного человека без чувства вины ... писателя нет и художника нет... ...моя вина - вина эпохи... ...глаза хаотичного будущего в хаотичном настоящем и прошлом... я - поэт, я обязан слышать и видеть всё... я слышу всё, я вижу всё... аминь... ...так-то... ...а как я мне спасаться... ...за кого хвататься... ...как разбираться с собой... ...кто и как судить будет... ...меня... ...кто верёвочку подаст с узелком нежно... ...кто табуретик толкнёт... ...не сомневаясь...моё дело!...Поэт судьбу не выбирает и художник увечным родится... ...блаженным... Люди, ведь не вера у вас - прелюбодеяние! Бедные вы мои, бедные! Что ж будет-то с вами, ах, горе-то какое! Чем же помочь-то?! Чем!!! ...я - урод... ...увечный... Да-да-да-да! Только увечный может фиксировать чувство в материале... я это знаю... ...подчинить материал чувству, напрямую, чувство - судьбе, цена - жизнь... ...берите!.. можно подумать от этого ваша станет длиннее... Эх, если б! Какая чудовищная ошибка! Какая чудовищная ошибка!... беспризорная кровь ищет сочувствия, и находит его на моих холстах как в мерцанье звёзд утомлённый взгляд успокоение... ...так что ж это за пятна на рукаве? Томатная паста ростовская, бриллиантина, кадмий, кровь?!. Отвечай!!!"
"Ку-ка-ре-ку!"
"Томат, ростовский соус... вкуусненький..."
Льёт золотой и серебрянной дымкой с полотен свет современника осветившего мрак вечности из социальной квартирки с попугаем на четвёртом этаже с видом высокий и глухой зелёный забор - ограждение автобана.
"Где ты, современник... ...где ты, дитя условного времени и безусловного пространства... ...Тебе, дорогой мой, обтереть пыль с этих картинок и заглянуть в печальное время, чтоб крепче любить своё и своих... ...благ всех тебе и детям твоим и близким, во веки веков! Аминь! Художник."
"Ку-ка-ре-ку!"
"Неужели всё так страшно от того, что нет любви. Не может быть! Ведь любовь, скорее случай, везение... Неужели всё дело в любви? Неужели всё дело в любви? Господи, как это страшно! Человек, как это страшно и грустно. Очень грустно. Грустно не от того, что невозможно трудно отыскать любимого человека, а от того, что никогода, никогда ведь не известно, есть ли он среди современников, был в прошлом и будет ли в будущем, поймите, его может и не быть вовсе. Никогда! Это же ужасно. Так ужасно, что трезвеешь. Пока молод, можно искать, верить, надеяться... Как это смешно, утверждать, что развал человека изнутри, отклонение его поведения от каких-то условных норм - результат сексуальной неудовлетворённости, как это, по меньшей мере, бедно, какая же это чушь так объяснять жизнь, это ж всё равно, что путать в химической науке реагент и катализатор..."
"Ку-ка-ре-ку!"
"Давайте любить, хоть и через силу... Пивка... Пивка б! Ку-ка-ре-ку!.. Ещё и ещё, и ещё..."
"Ку-ка-ре-ку!"
- Утверждает, что он - урод! Так отчего, спрашивается, обижаться, когда с ним, как с уродом обращаются?! Не так ли?!
- Вы хоть и Изобретатель, а - дурак!
- Господа, не надо забывать, не надо! на подходах к нам техника, что сумеет рассказать и показать подробно всю жизнь поэта любого или художника, и для этого достаточно ей будет только волоска или пылинки какой и всё будет ясно, что он за человек был этот...
- Наш или не наш! Ха! Ха! Ха! Простите, не получилась шуткообразность...
- Скажи мне, ответь паааатина, на кой ляд мне знать жизнь поэта подробно?! Что мне своего говна мало?
- Ну зачем сразу этого...
- Обязательно! А как поступить? Как, если наше представление, пааатинка, плод фантазий возвышенных о поэте, как личности с большой буквы, образ его собирательный по склонам и плоскогорьям виршей, окажется вдруг хуже его мирского образа, да и моего с тобой, а? Чего ж стоят тогда все его вирши?! Впрочем, патинка, дело в другом - грязь о нём, о поэте - больше его виршей интереснее и желанней, а?! Что вирши?! Вирши - отдаляют его, а грязь сближает нас! Нам грязюка желанней, чтоб причастным к искусству стать, нам в поэте увидеть надо, что он - такая же свинья у корыта, как я, ты, он, она!.. Такая же б... Главное, скинуть его, суку возвышенную с возвышения в общественное говно-месиво, а там уж и обратно возвышать можно, потому мы с им "одной крови!", одинаковые почти и параллели в нас наблюдаются согласно теоремы Фалеса - наш человек и точка, хоть в анализ глянь - вонь такая же, уверяю!.. И что я тебе ещё доложу...
На ...ой день всплытия на другом конце провода стоял бодрый человек, привычно начавший свой рабочий день с трёх часов утра.
На человеке был халат некогда серого мышиного цвета, точно такой, какие всегда использовали в прошлом столетии уборщицы и дворники на Бескрайних. Халат жизнеутверждающе цвёл масляными и акриловыми пятнами, старыми и свежими. Человек в халате ритмично постукивал ухоженным ногтем указательного пальца правой руки по телефонной полочке, выверев какой-то особенный бодрый ритм, вероятно в унисон состоянию своему, и торопливо, - словно жадно жил, - и с удовольствием горячо, с любовью и сердечностью и говорил.
- Господин Скульптор, здравствуйте! Спим-с! А я уже картинку закончил, с трёх часов тружусь! Да-да!! с трёх-то, с птичками мы на крылышках летаем и трудимся на самом высоком художественном уровне, всё от самого солнышка... А вы всё спите... Ай-ай! Спите?! А жизнь-то - идёт! Не разбудил?!. - Не отходя от высокой узкой телефонной тумбочки и непрестанно выстукивая свою особенную морзянку уже по плоскости аппарата, Художник заглянул в рабочую комнатушку и уставился, замерев и оставив на миг всякую морзянку, на только что законченную картинку, что сверкала с мольберта, - мольберт-то подарил Художнику приятель с месяц назад, на пятидесятилетие, а до этого, во всё своё заграничье житьё, он обходился полочкой, что, взяв с выброса и прикрепил на удобном уровне на стене, - цепко оглядев картинку и через миг удовлетворённо кивнув, живописец продолжил выстукивать мелодию радости души.
Попугай, что молча и неподвижно, словно приставленное для декорации чучело, сидел на подрамнике одной из картин, плотно укрывающих стены, вдруг сорвался в полёт, при этом жарко-кроваво проорав что-то пиратское, пересёк два раза по диагонали пространство и сев на крышу распахнутой клетки, замер.
- Здравствуй дорогой, картинку, говоришь!.. Ты их, как блины пекёшь!
- Не говори Семён, как блины пеку! - с удовольствием согласился человек в сером халате с цветными пятнами и ещё повторил. - Как блины пеку! Не то что ты ковыряешь по полгода один камень зубилом!
- Да, это верно.
- День - и картинка, ещё день - ещё картинка! - ноготь забарабанил удивительно жизнеутверждающий ритм и попугай подозрительно скосил голову на звук. - Самочувствие замечательное! Ты знаешь, вот даже и не хочется этой дряни, как вспомню сколько она мне зла натворила!.. - в музыке возника пауза в четыре четверти.
- Это ты про жену или про водку... - уточнил Скульптор.
- Про обеих! Слушай, Грек, ты правду встал? Не разбудил?! - извинительно спохватился Художник.
- Конечно!
- Точно?!
- Уже почти одет и умыт почти.
- Значит разбудил. Извини. Я уж час вокруг телефона хожу, похвастаться некому - тяжело!.. Так чижало, когда поговорить не с кем! Как поживает Иисус? Ты когда должен был его сдать?!
- Ровно полгода назад... Поживает Иисус хорошо, вчера пришёл Саша и мы с ним аж обе ножки отлили воском...
- Воском?! Ножки! Прогресс!..
- Да-да! Воском, воском уже! Воском, дорогой мой, пока некоторые товарищи болели! Ночью я вытащил их из формы.
- Н-да... - нисколько не смутился друга Художник. - Время идёт!.. Ну и как отлились ноженьки.
- Бежит! Замечательно отлились. Немного надо ещё доработать, но в целом можно оставить. Я ж, понимаешь, старый дурак, не знал, что нужно как разделитель использовать обычное растительное масло, экспереминтировал, балда, хорошо явился Мускат и подсказал.
- Мускат приехал?!
- Да он проездом в Крым, поживёт дня три в мастерской.
- Пьёт?
- Нет, он, как и ты, опять завязал, только раньше!
- А чем приехал он, автобусом, поездом?
- Нет, на бусике...
- Так у него же права отобрали за пьяное вождение.
- Ну, я не знаю...
- А для чего ты говоришь растительное масло?
- Чтоб воск отделить от формы.
- И что дальше?
- Дальше... Дальше верхнюю половину Христа до самой повязки надо за эту недельку прикончить... Заказчик обещался в конце её приехать и проверить!
- Дилектор музея!
- Дилектор, дилектор, он самый...
- А ты, когда должен был Иисуса закончить!
- Как и оговорено в договоре - ровно полгода назад, но исходя из цены за которую я делаю, - что приравнивается к фас-мажорным обстоятельствам, - можно и ещё полгода тянуть... И даже год, меж другими скульптурами и заказами...
- Которых нет.
- Которых нет... Очень мало как-то стало... Зато я уж и глазки вставил и вчерне полностью закончил головушку Иисуса! Что-то долго на этот раз ты квасил, а...
- Да... было дело, - на выдохе извинительно согласился Художник, - мерзко, мерзко!..
- Ничего... Дело житейское... - голос у Скульптора низкий, грудной, твердый и располагающий. - Так что, у нас головушка отлита и глазки вставлены, загляденье и только, и парик замечательно подошёл, опять Саша откуда-то принёс, прелестный паричок, как под заказ, а без парика, слышишь, без парика - вылитый казак из "Письма турецкому султану". Расписать головушку потом надо, свинцовые тени и кровавые муки изображать - тебе придётся, - "Ага," - подтвердил летуче Художник, - но я сперва должен бровки вставить, усы-то и бороду сделал! Знал бы ты, какое это гнуснуснейшее и нуднейшее занятие, и которое я не могу никому доверить - сидеть и вкраплять по волосине... Увэай!.. Терпеть не могу! Значит самочувствие отлично.
- Знаешь, такое классное самочувствие! лёгкость во всём, в теле и в голове, настроение весеннее и совсем не тянет думать о том, чтоб выпить этой дряни. - "Это замечательно, - заметил Скульптор, - и так держать!" - Скоро поеду в путешествие на десять дней в Иерусалим к однокашникам, уж подарки им есть...
- А я на днях на симпозиум еду, в Хартц.
- Ага!..
- Ты билеты выкупил?
- Да! Успел ещё до болезни!
- Это хорошо, что без долгов...
- Так-то оно да... Да ничего ведь не осталось. А ещё недельки три до поездки... Всё проболел. Из заначки на жизнь взял, из той, что на мамин случай, мало ли что, чтоб было на что поехать старенькая она у меня... старушка! Взял оттуда полтинник... Но, думаю заказик подвернётся, я давно заметил, как только деньги у меня кончаются - обязательно что-нибудь подвернётся, обязательно... Обязательно... А у тебя что?
- Ничего, заказов никаких, авансы иссякли, сижу без бензина, срочно доделываю начатое, сейчас на трамвае в мастерскую поеду... Твоя заходила вчера.
- Сколько она мне зла натворила, сволочуга!.. Ведь пасёт даже теперь! Как картинку продам - сразу объявится, нюхом чует и обязательно обманет, ножками завлекёт и плакали мои деньги... Истерику ведь закатила - слухи дошли до п..., что кто-то появился у меня... А я нормальный здоровый дядька! Как она мне вредит!.. Как она мне вредит!.. Как она мне всю жизнь, уже пятнадцать лет вредит, вредит, вредит... почему, Грек?
- А не женись!..
- Н-да...
- Ты знаешь, когда тебя ученики ждут?
- Ой, знаю... Как подумаю, что вдруг меня кто-нибудь из родителей учеников видел, когда я за добавкой типа бегал!.. - Художник вздрогнул, взмахнул рукой, морзянка вновь оборвалась галькою в пропасть, а судорога стыда и безличного отвращения продёрнулась по всему телу. - Стыд... Стыд... Стыд... - морзянка приняла ритм сопровождающий на казнь.
- Не кознись, с кем не бывает, сядь и обзвони родителей.
- Ой... - тяжкий вздох.
- Ты отчего запил-то в последний раз.
- Да я же говорю, эта сука прибыла, я ж тебе говорю об этом: она всегда чувствует, что я картину продал или у меня кто-то появился. Пришла, зараза, и так муторно после визита стало - со всех лет, знаешь, такую муть подняла, на все светлые воспоминания, блядством своим развалилась, а я не удержался, я слабовольный, ты знаешь, трахаю и думаю, от меня она к Петеру, у которого квартиру-то снимает, или к Гавнезину, с него поиметь... а тут ещё в социале чиновек тряс... ...одно к одному и я уж того, вовсе случайно мимо ларька шёл, проводил же, суку, как в светлые времена, ну и как... женшина всё ж она, что одной по темноте продвигаться, да и мне пройтись, и взял два пивка, уж обратно-то и шёл... всё совпало: эта блядь, чиновек и ларёк на пути... и всё остальное... Деньги забрала. Понимаешь Грек, состояние было, сформулирую так: ощущение, что мир открыто мочится на меня. А чиновек - плохой.
- Как на человека, или как на художника?
- Что, как на человека или на художника?
- Мир открыто на тебя мочится, как на человека или на художника?
- Как на человека...
- Тогда - наплюй!
- И как на художника...
- Тоже - наплюй! Проблему нашёл! Мало ли кто на кого мочится! Мир на него мочится! Пусть срёт на тебя и мочится, а твоё дело - картинки писать! А чиновек - анальная дырка системы, больше-меньше, жопо-дырочка называется... Что ж делать, если дальше её нам с тобой ходу везде нет - наплюй!
- Но я говорю, что весь мир!
- А что, весь мир хуже одной жопо-дырочки?! Единое и есть единое! Мадонну начни!
- Да я о другом, Семён!
Художник, социальный элемент на пособии с базисной подработкой, небольшой суммой необлагаемой никаким налогом, вёл два раза в неделю по полтора часа детскую художественную студию. Чиновек, представлял неоднородную смесь традиционной немецкой обязательности и европейской непосредственности, при каждой встрече с Художником, - регулярной, раз в два-три месяца, обоюдно обязательной законодательством, - с чувством рафинированного реалиста и причастностью энным колёсиком к машине, к программе сосуществования в обществе живых современников, он ставил всё на свои места, подгоняемый, однако, плохо скрываемым недоброжелательством или безразличием.
Чиновека звали Цинз, херр Цинз. Он без всякого стеснения называл Художника тунеядцем и требовал устроиться работать "хотя бы и грузчиком", аппелируя, что грузчику не требуется глубокого знания языка.
Более всего чиновека, возмущало, что эмигрант не пишет заявлений на работу, не приносит их ксерокопий, никогда не имеет с собой толковых и основательных ответов-отказов и что делать с ним после этого не совсем ясно, гнев был законный - нормальные люди так не поступают. Херр Цинз не раз, распалясь, грозился снять тунеядца с пособия, но не делал этого потому, что тот же самый закон, что позволял ему сделать наказание, останавливал его некоторыми проволочками, которые могли возникнуть у него лично, если предположить, только предположить без всякой возможной вероятности, что "клиент" окажется въедлив и обратится в суд. Это чиновека злило.
Цинз всегда говорил быстрой, лёгкой, немного звенящей, немного лающей речью, не скрывая нисколько презрения к тупице, не овладевшему языком за столько лет эмиграции.
Художник мало понимал чуждую речь, но что недопонимал словами, добирал чувствованием, в диалоге чиновека и иммигранта в последнем сквозило что-то от умной собаки, которая понимает много больше, чем может сказать, но хозяин орёт на неё, она теряет внимание, поджимает хвост и начинает искать пятый угол, - так же точно, эмоциональный, с неуравновешенной психикой, несчастный семьянин и хронический алкоголик, живописец терялся, руки его охватывала дрожь, начиналась какая-то лихорадка, глаза начинали бегать, а шаткий и бедный, и без того, лексикон улетучивался вовсе, а это уже совсем зло подстёгивало формально добросовестного чиновека, ибо кому приятно, находясь на работе, видеть, что посетитель открыто дрожит последним листиком на деревце.
Обычно заканчивалось всё тем, что Цинз выдавал под роспись Художнику список адресов фирм, чтоб тот не холстами ненужными никому, неполноценный эмигрант, занимался и время открыто убивал проживая пособие, а работой, работой, работой, поиском работы по способности, раз не учит, - тупой человек, - язык; чтоб созвонился - как хочет, хоть сам, хоть через переводчика! - с работадателями, чтоб объездил всех по адресам, - а может и пристанет где-то при деле, а не то: - "...ей-богу, частично сниму с пособия и больше покрывать не буду такого безобразия. Всё!"
Художник ездил по адресам, - договориться о времени приёма по телефону иногда удавалось благодаря случайной помощи или помощи бывшей жены, а иногда и нет - и объясняй, после как хошь! Говорят - пришлите информацию о себе письмом, но Художник... не любил писать писем, не знал язык и не искал себе Сирано. В дороге он проклинал свою безразмерную тупость, убожество, - о чём и не догадывался живя в другой стране! - проклинал потрату времени и сил на глупость - лучше пропить его под настрой!
Случалось, тупо уставясь в одну какую-то точку, он начинал без всякого интереса, как осоловело глядеть и ни о чём не думать, а лишь созерцать в сознании давно прожитое, словно невидимый оператор крутил ему ролик с чуждым, живым, милым, везучим и когда-то более, чем родным человеком... Ролик спасительно обрывался, всё в душе утрачивало всякое дыхание, она мертвела, всё в ней превращалось в мёртвое, суетно-механическое, крысиное "до мозга костей", а умерщвлённая энергия творчества чёрным нарастающим ядовитым сгустком завязывалась в сознании и разрасталась, - точно так, но с точностью до наоборот, замечательно поработавшей пчёлкой, завязывается на дереве плод и наливается в благоприятном климате, - Художник мотался по списку, получал отказ сразу или через минуту - едва справлялся ответственный за кадры, что за человек и с какой целью прибыл...
В грузчики Художника не брали, нанять его мог ненормальный, желающий развалить фирму делец, либо человек с полным отсутствием понимания своего дела, - было совершенно ясно: Художник для такой работы не подходит, а главное - он старик для этого дела, чего мучиться со стариком, когда молодых людей, что не хотят башку напрягать - что грибов в погожий год. Отказывали сразу и бесповоротно, словно инстинкт самосохранения вылезал наружу у работадателя, как красный свет светофора... а визитёр всегда грустно, сокрушённо и смиренно, и облегченно вздыхал.
Ведь если возьмут грузчиком, как тогда писать - ни сил, ни времени не останется, полтинник, а главное - Художник не любил пролетариев любого рода, ненависти в нём не было, но пролетарская среда любого уровня отвращала невежственностью и ограниченностью необычайно и случайно встречаемая в ней иногда начитанность, не играла никакой роли, и, как самозащита, одна только мысль: проводить в такой среде день за днём - ужасала, не говоря о последующем конвейерном ритме жизни - "Лучше сразу лечь и помереть! - совершенно искренне думал Художник идя на встречу или с неё. - Господи, какие всё ж молодцы все эти пролетарии, столько всего делают и могут так жить - а я не могу... Урод... Столько не написано, ничего не написано и... Всё виноват! И полтинник уже."
Девять лет назад была мастерская в центре любимого города, заказы, девки и только первый год после второй свадьбы, роковая глупость - иммиграция, ещё не была сделана, а друг Психолог только начал звонить вечерами из закордонья и звать всё бросить и ехать рай земной осчастливить: - "...бросай всё! Квартиру получишь через месяц, изобилие, цивилизованная страна! Такие, как ты - нарасхват!" - Зачем ему нужно было врать, он же сам мается здесь?!. Зачем надо было врать?! - "дорогой, жизнь ни есть в родном гадюшнике, жизнь - здесь, у немцев! Зря мы что ль боролись, ха-ха-ха!" Кто ж знал, что он в пьяной тоске накручивает телефон...
Художник обмолвился в какой-то фирме, - зашёл разговор, - что не научен писать картины и носить ящики одновременно! его сразу поняли, а он ещё добавил туманно, словно отвечая на посторонний вопросительный взгляд, дескать, - это в юнности разное бывает, а нынче - поздно - помирать не за горами! Его опять поняли, - хотели понять! Развели доброжелательно руками - зачем умирать при такой жизни?! Правда, истинная правда! Он усмехнулся извинительно, как человек констатирующий необъяснимый абсолютный факт тем, кому факт этот не виден никогда или виден ещё относительно, через призму собственного благополучия или иной причины, абсолютный факт, верный, такой же ясный, как то, что грустно и одиноко светит ему лежать на чуждом кладбище, но выбора, увы, к сожалению грустному очень, нет никакого, а жизнь не стимулирует к жизни, тоска, тоска... "Ich... kann... nicht... malen... und wie... träger... funktionieren... parallel... nicht..." (я... мочь... не... рисовать... и как... грузчить... функционировать... параллельно... нет...)
"...Ладно... ...только ещё несколько картин написать и обязательно "Мадонну"... ...обязательно "Мадонну" успеть... ...всё не могу начать... ...может, хоть сюжет кому... ...хоть и Саше рассказать, чтоб не пропал даром, не сгинул, если я помру... Он любитель и поэт - не испортит, как коллеги... ...говорят, труднее всего от полтинника до шестидесяти дотянуть... ...надо обязательно сюжет рассказать Саше, мало ли что... ...писать надо, а не бегать, как идиот... ...отмечаться грузчиком, чтоб пособия не лишили... ...тоже суки... ...а что, с пособия слетать?.."
Отказ... хуууу... отказ, отказ, отказ, отказ!
Это несмотря на всегда опрятный и пижонистый внешний вид... ...шила в мешке не утаишь, видно, непростой человек и образованный, - в документы можно не вникать, если б посетитель не тыкал их вперёд самого себя, - "...ладошка мягкая, безвольная, чувствительная, готовая слепо, как зомби следовать порыву фантазий - гнилой для фирмы субъект, к тому же с Бескрайних, запойник наверняка, они все запойники, а к полтиннику - обязательно, алькаш наверняка... Вот если б лет двадцать пять назад!.." - "Двадцать лет назад меня, извините, на руках носили... Господи, какие перспективы! А заказы, а первое лауреатство, а эмблема фестиваля..."
Иногда немцы, не разобравшись, думали, что может это человек от какой фирмы-то по делу прибыл, что-то стоящее предложить... Художник показывал документ, переведённый на немецкий язык и подтверждённый соответствующим министерством страны, документ, согласно которому значилось, что он - профессиональный художник и в таком-то году закончил высший М... художественный... ...но суть показанного оставалась ясной собеседнику равно пониманию наградных значков марсианина, если б тот вдруг возник пред ним с грудью в орденах и медалях.
"А, зачем к нам? - осторожная мысль. - Мы картин заказывать не планировали, нечего нас смущать, у нас в стране, не хуже, чем в остальном цивилизованном мире - очень много не дорогой печатной продукции высокого качества, и хоть не очень стабильно с экономикой, мы полсотни за квадратный метр отвалить можем..." "..." "Кем Вы к нам? Простите, не..."
Отказывают.
Как человек честный или печась о совести собеседника из настоящего в будущем, или от родной закваски и на всякий случай, с самым серьёзным лицом Художник протягивает предполагаемому работадателю ещё два листа с перечнем персональных и совместных выставок, документик из двух листочков мелким шрифтом и пёстрым перечнем стран.
Предполагаемый работадатель вежливо хватает взглядом две-три строки и смятённо возращает бумаги обратно, - чур нас! - по-европейски скрывая в душе, что шарахается самого посетителя, как чёрт ладана, а утомлённая своя сокровенная мечта фирмача начинала свербить сознание об одном: как бы начисто избавиться от посетителя и сохранить дело... ...кто прислал этого типа, кистенедержалеля, мазилу и с ужасом переламывая мысль о том, что вдруг бы он, работадатель, как бы, только как бы, только, как бы невзначай, вдруг этого-то творца полотен со списком взял работать! Ема-ё! и задавил... Обязательно задавил бы, прижал бы каким-нибудь шкафом в запарке и тю-ю, осиротели краски и кисточки, а в том, что он этого пижона со списком обязательно прижмёт до смерти причём в первый же рабочий день, шеф, - как профессионал, - не сомневался ни на миг.
Кстати, а почему Художнику не предложили место гвоздодёра?
Знал я Скрипача, что лет пятнадцать отыграл в филармоническом оркестре в одной стране, на Бескрайних, в столице мира, а в другой, в Германии, его отправили демонтировать надгробья на участке частного кладбища где им вышел срок, - он, Скрипач, как раз, ...надцать лет назад в оркестре наяривал, смычком водил, хорошо, судя по записям, и водку жрал, а кладбищенский участок в европейском городе таком-то клиентура занимала, а теперь - требовалось очистить весь участок от надгробий, чтоб подсыпать земли, поравнять трактором, вырастить травку и сдать внаём частную землю, по-новой, по кусочкам, как газета рекламные площади... И что Вы думаете, Скрипач обратно поехал на Бескрайние или отказался от пособия? Ничуть, ни то, ни другое, пошёл Поганини отрабатывать социальные работы, даже мне позвонил, зная, что я черню по случаю по камню, не укуплю ли я штучку-другую, а-то можно сообразить, материал-то дорог, а? Кончилось всё у Скрипача, как и должно - запоем. Да, что там, бывает повеселей - я был знаком с кандидатом - по местным меркам - доктор! - Филолог, он ходил к присяжному переводчику перевести жалобу с русского языка на немецкий, жалобу на имя директора фирмы отвечающей за чистоту сортиров в сети супермаркетов. Жалоба была, как обычно! на своего коллегу по работе, конкретно - на бывшего майора, ответственного с супругой-бригадиршей за сортир, как и филолог, за чистоту десятка толчков, которые они втроём отчаяно драили, а на каждое бляцанье монетки о блюдце на входе-выходе, достаточно громко, как дрессированные попугаи, возможно, это была обязанность по уставу, произносили елейным голосом в сторону дающего и туда же обратясь полупоклоном в одну треть, - равнение на знамя! - на немецком приметно и с чувством, "Danke!" или "Филлен Данк!". Троица не сумела поделить чаевые туалета ресторана супермаркета, - их следовало делить меж собой и фирмой, но как бы все - ей! Дело не простое, окончилось скандалом. Доктор-филолог, внук сотника с Окраины, человек осторожный, - рассказывал мне, словно призывая в сочувственные свидетели:
- Ты понимаешь, я им не раз говорил: ребята - много крадём! Мно-го!!! В иной день, под сотню на рыло! Так нельзя! Но бывало, каюсь, и под сотню в удачный день! Да здравствуют места, где существуют деньги: туалеты и женщины! Старость-не радость... Сколько раз говорил: ребята, полтинник в день это пре-до-ста-точ-но! Тихо-мирно и проживём! А больше - это много! застукают - уволят всех! Погорим! Идиоты! Пойми, нужно отдавать хотя б половину! Так! а они мне - ты, типа, как гнида и в компании, бери восемьдесят и не рыпайся. Такие хамы, как суки! Убил бы! - и так всегда мы дружно работаем через день. Я был счастлив - пива пей, хоть уписайся и можно помогать дочери, что дома осталась - что ещё старику нужно, а?! А эта падла, эта гнида, эта коллега, военный стратег и бывшая штабная крыса, тыловик, отбарабанил весь срок службы, не то двадцать, не то ... весь срок, вся выслуга говорил, даже пенсию получает оттуда... Эта падла, что удумала! Рисковать не стал, посоветовался со своей б... и сменил диспозицию, опередил меня, вояка, накатал со своей жабой жалобу на меня! Накатали на меня жалобу начальству. Такая ведь, понимаешь, б... и он и баба его. Меня уволили... потерял такое место... Золотое! набери мне друг, пожалуйста, на компьютере текст, я им сукам такой ответный удар заготовил, мало не покажется... набери, я пойду к переводчику, заплачу, сколько нужно, но их - достану, упакую! Всех сук уволю! Все сгорите. Пусть и мне рикошетом, но вам - не жить...
Незадолго до этой развесёлой ситуации, звонит мне Филолог и жалуется на проблему с краном и на то, что его немецкого не хватит объясниться с квартиросдатчиком, я подъехал к нему, он был дежурно выпивший; по углам, где ни глянь желтели мелкими помётными кучками чаевые. Пока я разбирался с краном, Филолог стоял у меня над душой и, как обиженная фифа, жаловался, что Светка, эта - б... косоглазая, ворует и клянчит у него деньги, ездит путешествовать три раза в год на его честный зароботок швейцаром-мойщиком в сортире.
Со Светкой, бывшим бухгалтером какого-то предприятия в столице Окраины, у него был договор, - Светка вывозит его, внука сотника, как еврейка за кардон, а он, до самой смерти её матери, разбитой параличом, поступает к ней в рабство, как... мужчина. Несколько лет назад Светкина мать умерла - Филолог сразу "сбросил цепи", заявил Светке, ненавижу тебя, но жить будем рядом, чтоб не пропасть в одиночестве, - и они разменяли трёхкомнатную на две двухкомнатные на одной лестничной клетке, чтоб не потерять в деньгах и иметь где отдыхать друг от друга, и продолжили сосуществовать далее с переменным микроклиматом в отношениях; микроклимат райски цвёл в период халтур, а во времена работы в сортире у Филолога, даже было повышенное право голоса, во все остальные времена - отношения были критическими, сложными, склочно-вынужденного сожительства на земле...
Это не бред пьяного - это документ, что был переведён присяжным переводчиком и отправлен в адрес руководства фирмы, - изменены имена, - и не подумайте, пожалуйста, что я смеюсь над работой кого-то из этой троицы - это ни самое клопезное, что может произойти при обрыве земной тяги.
"О великий и могучий!"
Уважаемая фирма, 22 февраля 2003 бригадир В. Дёмина сказала мне, что я уволен, это решение Вы приняли, основываясь на её показаниях против меня. Мне кажется, будет справедливо, если Вы выслушаете и другую сторону, то есть меня. В основе моего конфликта с Дёминой и всего коллектива лежит моё нежелание присваивать часть денег, принадлежащих фирме. Я полагал, что вознаграждение в 60 евро в день более, чем щедрое, однако я находился под постоянным давлением, которое выражалось в скандалах и мелких придирках, которым не было числа. Поневоле и мне приходилось часть денег утаивать, чтобы не выделяться. Так же было мне сделано предложение, чтобы я каждый день отчислял в пользу работников дамского туалета 20 евро в день, под тем предлогом, что у них больше кабин и больше работы. Это предложение я решительно отклонил, чем ещё больше озлобил их. В конце концов ХHB...S выразила недовольство денежными поступлениями, которое было от меня скрыто. Делалось всё, чтобы меня уволить.
Я хочу заверить фирму в моей полной преданности и честности. Если вы сочтёте возможным восстановить меня на работе, то я обязуюсь целый месяц проработать абсолютно бесплатно, а в дальнейшем довольствоваться тем вознаграждением, которое вы сочтёте приемлемым.
Полагаю 30 евро в день будет достаточной платой за мои услуги. Никогда и ни при каких обстаятельствах не утаю ни одного цента, принадлежащего фирме. Таким образом, Вы получите ещё и индикатор контролёра, который будет зеркально точно отражать финансовую ситуацию в мужском отделении туалета ресторан "Dinea"
Дата... Подпись Филолога-кандидата-доктора
...
Итак, почему именно грузчиком Художника? Почему ж именно грузчик? Цинз давал адреса и требовал исполнения поставленной задачи -и смерть наступила, как совершенно логичное решение проблемы или спасение от проблемы, и от всех проблем, и, как здраво и верно внесли в последний список-заключение современники наделённые правом документально заверять завершение жизненного пути, земной судьбы и статистической единицы, - смерть наступила от переохлаждения и в результате алкогольного опьянения, но, впрочем, об этом после...
Цинз настаивал - грузчиком, несмотря на то, что компьютере системы была дополнительная информация о Художнике - оказывается он ещё и музыкально одарённый и соответствующее образование имеет... "Ну и что! Что с того! - в стране перенасыщение первых скрипок и всякого рода... а недостаток в чернорабочих. Кто как может, так и болеет за свою страну, а добросовестно относиться к делу - обязан, и непрерывно, согласно возможностей и потребностей своих, поелику, приносить посильную помощь ей, а может и большую... О-бя-зан!"
Всё однако поздно.
Поздно.
Как любое время года, что желанно душе, не спасёт.
Кроме Художника этого никто ещё не знает, даже Скульптор, но инфантилизированый алкоголик-гений, урод, продолжает бегать, как заведенный, отмечаться по каким-то бумагам, когда бежать уже некуда, а нужно стать там, где его свобода и делать то, что он умеет. А умеет он только стоять у мольберта... Но не будет "Мадонны". Важно ли это сущему, одной Мадонной больше или меньше?!.
О, Господи, да разве возможно, прожигать остатки жизни так бездарно и глупо?! Разве это постижимо умом?!
Всё возможно и всё постижимо. Бежит и старается не думать о смерти!
Ах, современник, в конце концов, имейте же каплю сочувствия, ведь даже физически невозможно всё время думать о ней, не по-христиански этакое отношение к ближнему, - выбора-то никакого не оставлять!
- Как! В этой стране! Нет выбора! Не верю!
- Не верь! Страна не при чём - возраст и хроническое пристрастие!
- А-а-а...
Замкнулась чернота. Опустились руки.
...а жинка бывшая обыденно портит кровь, социал гноит на принятых условиях анкеты...
"Мадонна" не начата! Мадонна" не начата!! Мадонна" не начата!!!"
Художник отказался от неё, передал сюжет мне, в совершенно никчемном разговоре, подробнейший сюжет, - а я и не сообразил, что разговариваю с нежильцом... А сюжет не мой, неувязка!
Одной Мадонной меньше на все времена...
Передал, а сам полетел туда, где можно скрасить неудачу, тупик, размазывание, мясорубку, просто усталость, - так бессильно выпадает истёртая истерзанная шестерёнка из фантастичного живого механизма, - наконец конец... "Спасибо тебе современник! Будь здоров! - Уж лучше встреча с ночным посетителем в сером халате с красными рубиновыми пятнами на рукаве..."
- Это ужасно?!
- Ужасно? Не более того, как стадный порыв в раздумье об заблудшей овце...
- Стадный порыв, господа, делает последнюю приблудшей. Ха-ха-ха... Гм... Извините, шутки не вышло...
- Чиновек умеет читать, думать и значений слов не путает, он - достаточно образован, - именно достаточно, - глаза-то уверенно глядят в глаза художнику или театрально в сторону...
- Это, знаете ли, как нарвёшься.
- Может быть, художник нарвался?!
- Слушайте, плесень - он просто уже знает точно-приточно, что гнев у чиновека - праведный, а он, художник хренов - тунеядец и алкаш на государственной шее, которая содержит его не за какие-то выдающиеся качества, а согласно параграфу, исключительно за национальную принадлежность. А остальные качества его этой стране, да и любой другой, как собаке пятая нога. Любви ему, вишь, не хватало! Я ж лечу и ничего!
- Вы б отдохнули!..
- Я, между прочим издал... А Вы тут, плесень... Не хорошо, как-то, не верно это.
- Канешно: паааааатина!.
- Постойте, а Шмихтер, а Иванов, а такой-то... Их приняла страна, на благо для всего прогрессивного человечества!
- Помогли одному! Благодарить!.. Спасибо и низкий поклон... Только у нас их на каждом шагу завались, как... гуталину... Кстати, никто уже давно не дёргается!
- Всех выдернули! Ха! Ха! Ха! Извините, шутка опять не удалась...
- Н-да...
- А могли и рекламу сделали!..
- Как Вы можете! Помощь - это не политика! (шёпотом.) Семён, разве это не так?!
- (шёпот.) А помолчи лучше, красивее выглядишь.
- Помощь, о которой знает весь мир - это только политика! Голая политика! Потенциальна, со вставшим в положение полдень детородным органом на весь окружающий мир! Прав Поэт: "Миру - мор!" - с капиталистической стороны, как и с нашей - всегда и обюдно!
- Хотелось бы знать об происхождении начального капитала этой помощи, может к ей ещё кто причастен, а?!
- Как?
- Ну тебе это надо!
- И мысль о войне кажется им, борцам за Шмихтера и Иванова, самой страшной не потому, что "свободная Африка" окажется без гуманитарной помощи, а от того, что сами удовольствия привычные и блага утеряеть боятся!
- Зря вы так! Вы обвинением выставляете самый положительнейший аргумент - самый здоровый страх - дело, образованное на его основе, та же гуманитарная помощь, может быть прочно и жизненно полезно людям. Жаль, что это малопонятно.
- Да спасают свою жопу за счёт чужих денег, что оторвали уничтожая евреев... Хотят красиво выглядеть при этом акте натягивания всего мира! Да хоть один сын или внук, или наследник отказался от наследства отцов! Деньги не пахнут...
- (шёпот.) Семён, я поняла!.. Хи-хи-хи!
- (шёпот.) Что ты поняла?
- Я хотел о другом заметить всем: в Декларации, сказано, что любой человек въехать-выехать может куда захочет, по кошельку и желанию своему, чтоб в нашем анархо-демократическом мире разместиться с удобством, так, скажите, что ж это таперича границы на замок, а?! Отвечу! Развал бескрайнего строя выбил-то трибунку и из под ног капитала, он и сел на жопу, и это правильно, это очччень верно, а поступи он по декларуше - так уж все висели бы со своей экономикой, как обгрызенные крысами... А трёп - он и в Африке трёп!
- Что у нас сегодня всё к Африке...
- На это место сели всё ж мы, а не он!
- Почему, Бескрайние медленно, но верно пытаются стать на ноги и наладить экономику.
- Да я не про Бескрайние, я - про нас!
- Тьфу, ерунда какая - мы уже выехали, а Вы всё кулаками машете... желудок испортить не боитесь?!
- Африка - это самое наше место здесь, мы ж третий мир в первом... Ха! Ха! Ха! Извините, шутка опять не удалась, что-то с голосом...
- (шёпот.) Я поняла, что такое двенадцать и шесть и восемнадцать! Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
- Это всё - Эуропэйская интеллигенция рассуждает так... Жесты и мимика верные! провались вы все пропадом в тартарары и со своими собачьими спорами, дайте сдохнуть или картинку дописать. Нет... Ну и ладно. Ну и ладно. Погружаюсь в тар-та-ра-ры, выбываю из игры! что нам Мадонна, нам Одиссея б!.. А кто не доволен - можете ехать обратно или в свободную Африку.
- Вот это не надо! Знаете, а я новости случайно посмотрел, так там заявляют, что призедент стал призедентом только благодаря организации двух взрывов домов и кавказской войны...
- Вы сами-то, верите в подобный кошмар?!
- Нет, я этому верить не могу. Я не могу в это поверить, это больше, чем я могу. За мной афган, но у меня это не укладывается в голове. Но ведь знаете, там ещё, в другом разделе, это всё центральное, главное информационное агенство бескрайних, я на их сайт зашёл, провались он пропадом, сына в библиотеке ожидал, а там компьютер стоял включённый в фойе, я решил похулиганить...
- Ну и что ещё Вас там растревожило?
- Там фотографии убитых детей показывали, никто не знает зачем их убили. Топором. Версию выставляют, что от ненужности... Так вот, я счастлив, что уехал из родины, потому что я семейный.
- Вы выпейте!..
- А я всем скажу так, я человек маленький, гномиальный духовно и только недельку как мигрировал, так сказать, и здесь за столом оказался я случайно, так, по-случаю, но как человек честный хочу заметить всем, должен заметить! что я с удовольствием мету улицу - вы ж посмотрите на эти улицы и эти метёлки, объект приятен взору, а техника механизирована! И с чиновеком отношения у меня сложились, образование моё - убогое, но я на своём месте, как говорится, с каждого по способности, каждому по труду. Давайте подумаем вместе, может быть чиновек прав - "работа с какими-то детьми несколько часов в неделю, нужна ли кому и что пользы от неё ноль - нет никакого сомнения! не видно пользы, хоть в этот, как его... в микроскоп заглядывай - не углядеть в телескопы! Только затраты, затраты, затраты, а?..
- Пааатина! Верно говорит! Давайте все вместе встанем сейчас из-за стола и пойдём мести улицы, наломаем берёзовых веточек, чтоб механизмов хватило на всех, ведь мести тротуар, сограждане, мести тротуар это самое нашё верное призвание... Говно подбирать за собой не умеем, а мести, махать метёлкой для общества - это да, это наше!... А они меня директором института толкают, суки убогие. Да и то верно, плохо наметём, переделывать, вот этому, гномиальному придётся! послушайте, паатинка, знаете, что далее чиновек понёс нашему ослу-живописцу, алкоголику, нет? послушайте и не перебивайте, тут среди нас есть человек, который это запишет, а надо сие, не надо - не нам решать: - "Век компьютерной графики! Уж через десять-пятнадцать лет компьютер будет обучать детей быстрее и качественнее, чем какой-то алкаш..." - и подумал поддерживающе, распаляюще: ведь запивает наверняка, видно, как глазки бегают туда-сюда, невооружённым глазом видно, в смысле туда-сюда, туда-сюда... - правильно подумал. А потом встал, а лицо покрылось всё красными пятнами, как у некого председателя колхоза Матвея Селивестровича на маёвке, встал и грозит тунеядцу пальчиком и похож на молодого Мерзляева, - грозит не только посетителю, но иже всем подобным с ним. - "Ваша работа с детьми - неполноценная работа. Полноценная работа - это восемь часов в день всю рабочую неделю стол с компьютером или станок трахать производя гвозди или покрышки с перерывами на завтрак и обед! Плюс проезд туда и обратно! Так нужно, это порядок! И не надо говорить, не надо, что порядок - это только полжизни! Вы настройте эту половину жизни и другая приложится! Сегодня Ваша работа неполноценная! Неполноценная, неполноценная и хоть кто согласится в этом со мной! Она - никому не нужна, ваша морально устаревшая работа. Нельзя так существовать! Подумайте, Вы завтра помрёте, бывает ведь такое?! Вы понимаете меня, вдруг случится, что Вы завтра того, помрёте, понимаете?!" - а баран-Живописец наш, согласно кивает, что вовсе не означает понимание языка, но верное понимание ситуации - ориентирование в разговоре по глазам, боковым зрением и тембром голоса, сидит весь на нервах, напряжен, точно любящий пёс за пьяным хозяином, только собака глядит глаза в глаза, а этот не может - и думает уж про то, чтоб выпить, а урод уроду продолжает: - "Так и проблем тогда станет меньше в нашем государстве, чем сегодня, когда Вы не при настоящем деле находитесь и разные государственные службы тратят силы и время, а это затраты, на опёку о вас, на контроль, о ещё здоровом вполне человеке, вполне кандидате прожить на пользу обществу и современнику ещё какое-то время! Ведь, нельзя так жить, чтоб отсутствие Ваше, было б желанней современнику, чем соприсутствие в жизни!.."
- Не... Я этого вовсе не имел в виду... Я имел... Я приехал, мету улицу, каждому по потребности...
- Паааатина! Что ты имел в виду, я сейчас введу! Так вот, Живописец наш, блин, отвечает по-рыбьи: - "С чегой-то я завтра помру!.. Я может быть вас переживу... - и соглашается тут же раздумчиво: - А может и того, помру. Ну и ладно. Какая жизнь не хорошая. Я лауреат, автор известной эмблемы, что все мы знаем, мои картинки во многих странах мира в частных и государственных коллекциях..." Кстати, я присутствовал, видел, как он эту эмблему, четверть века назад в доме художника придумал... придумал! на автопилоте из кабака возращался... нет, не так, не возращался, не мог идтить и перед тем, как криво добираться, где ползком, где по стеночке, взял у официанта карандаш и нарисовал что-то на счёте и сунул в карман... А через пару дней, - мы в одной комнате проживали, - через пару дней, когда задышал, обнаружил, ведь запомнил на автопилоте клочок со штрихом, обработал тюююю и на тебе... фестиваль молодёжи и студентов... эмблема готова и по сегодня аж... из прошлого тысячалетия, между прочим... Голубок летит!
- Ой, я знаю эту эмблему, я тогда, когда фестиваль этот, в восьмидесятом что-ли? был, я в кольце оцепления стоял, весь фестиваль простаял, ну чтоб не соединялись раньше времени обе стороны человеков, такой приказ был, чтоб не разлагали скороспело отечество, но эмблему видел, красивая, голубь на ней... Так это вот того-то и была... Я не знал, я приехал только и сразу метлу в руки... Но всё равно, знаете что, одной эмблемы - маловато...
- А я за твоим оцеплением весь фестиваль простоял, эмблемку - в газетке видел...
- Молчи несчастный! Голубок! Плесень! Сейчас доскажу, как у них там разговор сложился! Додумаю! Домыслю... Введу! Говорит чиновек: - "Вы даже не уверены в том, что теперь живёте!.." - "Действительно, не уверен... - соглашается урод, и всё так же по-рыбьи. - Я умер... Или чуточку жив - когда забываю где, с кем и что меня ожидает..." - "Ни юродствуйте! - чует ведь тоже! - Юродство в мыслях - заразно, переходит на тело и внешний вид и скачет на окружающих! Не плодите легион! Вот так! Работа с детьми четыре часа в неделю! Это всё - отговорки, а не труд! оставьте детей в покое, они отыщут себе занятие, тоже мне, работа затейником! Вы, между прочим, катаетесь, как сыр в масле, на всём готовеньком. Получаете полное социальное обеспечение, более, чем достаточное! а работаете, повторяю, четыре часусика в неделю, два по два, плюс картинки задвигаете... Ведь задвигаете! Жертвенники экспериментов, но мы-то при чём!" - "А вы не финансировали этот эксперимент?! Задвигаю..." - это наш думает. - "Это тёмное историческое дело, - это уж в ответ, - что уже сегодня не имеет значения... Так вот, так не пойдет! Поймите, наконец, времена всяких Ван-Гогов прошли." Этот разобрал знакомое имя и кивнул головой и думает: - "Гений! - думает сокровенно. - Брат. Действительно, за что такое право дано мне развлекаться, ведь развлекаться! Ведь я только развлекаюсь, я делаю только то, отчего мне удовольствие! Это преступление! Непременно, так, ведь только мне такое счастье! Я - люблю это дело! Я затем и пришёл на землю! Кисточкой развлекаться мне нравится больше всего, мне, уменьшенному какому-то человечку в сером халате с цветными пятнами краски, я же никакой не Ван-Гог! Хотя и больной... Человек без человека - статистическая единица. Я - статистическая единица с именем на картинках... Кто ж спорит?! Это не работа и кружок этот два раза в неделю с детьми, может и вздор, а мне - тоже нравится... Дети меня ожидают... А я иногда... Скверно, обманываю их, а сам болею, болею, болею. Ужасно! А что до статической единицы, так, это верно, в наш век нельзя без неё, никак нельзя обойтись, но мысль об этом нужно сохранить - мера эта статистическими единицами временная, механическая, от бессилия мозга, она от его ленности, но ничего, человек ведь и летать худо-бедно освоил, важно не позабыть, что мера статистической единицей - временная, временная она, важно чтоб потомкам дошла эта мысль, не затерялась всуе, что человек - не статическая единица, нужно непременно эту мысль отстоять, не утерять, быть может, это и есть самое главное во всей живописи?.. Мадонна? В Мадонне вся эта мысль, ах какой замечательный сюжет! Неужели и она умерла? Сюжет такой хороший..." - "Тьфу! Вздор эти, слова, вздор, как эта работа ваша! Вздор! Вздор!" - "Согласен и принимаю!" - кивает наш Алкаш-живописец и весь вид его говорит, позвольте откланяться, уйти вон и начать всё исполнять, а сам думает - выпить бы, скорее, хоть три глотка. Он совершенно устал, глаза горят лихорадочным блеском, а руки у него давно дрожат мелкой нервной дрожью затюканного алкаша... - стыдно за соотечественника! - А Цинз задумывается, морщит липкого вида мясистый нос: - "Вот грузчик - это уже работа!.. Посильно помогать стране и отрабатывать!.." - "Пайку... Да, пайку! Он точно мне называет! - вдруг осеняет нашего праведного живописца: - Ему лет двадцать пять лет, иногда он кого-то цитирует, как-то разобрал я имя Гёте, мощный старик, то же чиновеком был, может, это будущий Гёте предо мной?!. Господи, лучше сдохнуть сразу! А что здесь такого... Вот Гюнтер Грасс, самый, что ни на есть гуманист нашего времени, а в "эс-с" послужил... Откапали-то журналисты! Дурак он, что скрывал, хоть и гуманист вышел - Достоевский-то, за свои революционные взглядики отмотал и во всю оставшуюся жизнь в направлении университета плевал! Зато и книги написал какие! А развитие революционных настроений, оно побольше крови в соседнем столетии пустило... Наверное этот Гюнтер ещё не написал свою главную книгу или скрывает... Написал бы и то же плевал куда б... А этот, чиновек говорит разумные вполне вещи, патриотические даже. Я готов выпить за Ваш патриотизм стоя!.. Гладко выбрит, серый, очень приличный костюм, уверенный молодой человек, из будущего, никто с работы уволить его никаким сокращением не могёт - совершенно защищён государством от кого бы то ни было - дайте годы, доберём выслугу! Пивка б!.." - "Художник должен или в музее висеть или это - не художник, а пустота и шелуха времени, так, тьфу, хобби... Но! хобби, уважаемый - это не работа! Мы - не дети!.. Я Вам на ушко скажу, иного хоббийца надо повесить, или, на худой конец, распять, чтоб другим неповадно было!" - согласитесь с Психологом, поверьте мне, кто не видит окно в мир, что робит Художник, тому нет смысла и говорить о нём! А наше горе проспиртованное, как и я, мы вместе не мало отпили, думает, всё по-рыбьи: "Нет, старик бы так не сказал... Это уже было, есть и не раз повторится! Правильно, так и нужно... Очень полезная воспитательная мера для укрепления власти. И у нас боль на пороге и Лукашка показательные процессы начал и эта тупая толпа сильнее и сильнее стоит за него и жадно наблюдает процессы и восхищается ими! Вот народец! Толпе нужно только утолить инстинкты, а разум и его частная жизнь - это не инстинкт, и потому способен без особого труда отщепляться, вышелушиваться, как изношенная или непригодная кожа или одежда, атрофироваться, во всех крайнастях от кайла, до сыра в масле... Как у меня, наверное. Все правы! А если дадут ему приказ - стрелять? Нет, не дадут, не должны - мировое сообщество не допустит..."