В направлении, которое я получил в конце марта 1942 г.санитарном управлении Архангельского военного округа указана воинская часть Полевая почта 33661.Сейчас нет необходимости скрывать действительное наименование соединения, в котором я служил с апреля 1942г. до конца войны. Это сотая Львовская стрелковая дивизия, В официальном наименовании еще указано " второго формирования" - потому что в войну вступила другая 100-я дивизия, которая отличилась в боях под Москвой и была переименована в 1-ю гвардейскую. Наша дивизия сформирована в феврале-июне 1942г в районе г. Вологда и лагеря Кущуба. В ее состав вошли 454-й, 460-й и 472-й стрелковые полки, 1031-й артиллерийский полк и ряд специальных частей, в их числе и наш 246 отдельный медико-санитарный батальон. Личный состав дивизии первоначально образован из жителей Архангельской и Вологодской областей, автономной республики Коми-Зырян, а также из остатков 2-й саперной армии. Первый командир дивизии - Франц Йосифович Перхорович. Дивизия вступила в бои в июле 42 под Воронежем, затем вела бои на Курской дуге, участвовала в освобождении Украины, Польши ,Чехословакии, - прошла с боями 1700 км.
Получая предписание, я осторожно замечаю кадровику: " А не рано ли мне в командиры операционно-перевязочного взвода? Я ведь еще мало в хирургии поработал. Разве что последние полгода в Архангельске у Захарова" Но мне в ответ: " Ты что, Спивак, скромничаешь? Тут Захаров ( ведущий хирург госпиталя в Архангельске, в котором я работал доброхотом) так тебя расписал! Представляешь, из-за тебя к Командующему ходили, чтобы из батальона ВНОС перевести, Ты теперь обязан справиться, И не робей, мы еще в этот медсанбат комроты подберем, будет у тебя старший хирург.
В первых числах апреля прибываю в Кущубу.У железнодорожника с флажками, только что проводившего товарняк, доставивший меня, пытаюсь узнать как мне разыскать нужную мне часть. Он, взглянув на змейки в моих петлицах и окружающий темный лес, мудро советует:
- Идите, доктор вдоль этих рельсов. Там, в тупике стоит баня-поезд, я видел при нем военного врача. Вот он, вероятно, ответит на ваши вопросы.
Набросил вещмешок на плечи и пошел меж высоких елей вдоль путей. Запах хвои приятен, и снег деловито скрипит под ногами. Время еще не позднее - около 16.00, но уже смеркается, север ведь. Морозец слабенький, но все же щиплется понемногу. Вдруг вижу - впереди что-то темнеет. Подхожу ближе и глазам не верю: Стоят в тупике три товарных вагона, и вокруг них в облаке пара бегает группа голых людей в одних ботинках. С ними ,однако, старшина, он и показывает где доктор.
И вот я уже в тепле, пью кипяток, которым меня щедро потчует добрый доктор. Он ,правда, не врач, а биолог, но сейчас - лаборант санитарного взвода медсанбата, который я ищу - Шапкин Леонид. Он знакомит меня с положением вещей: Дивизия еще только формируется, пока многого не хватает - офицерского состава, имущества, продовольствия. Среди личного состава высокая заболеваемость и невообразимая завшивленность. Особенно этим выделяется контингент, поступивший из т.н. 2 саперной армии. Армия эта комплектовалась из бывших заключенных Белморлага и в условиях суровой зимы 41-42г.построила обходную ветвь железной дороги, соединившую Кировскую ж.д. ,идущую из Мурманска с Северной ж.д. Как известно, мурманский порт незамерзающий, через него шла основная помощь от союзников, но дорога была пересечена немцами вначале войны. Остатки этой армии и составили пополнение нашей дивизии.
Баня-поезд был самодельный подарок фронту от вологодских железнодорожников. Он состоял из трех переоборудованных товарных вагонов: раздевалки, моечной и одевалки. В раздевалке установлены две сухожаровые дезкамеры. На помывку отводится полчаса, но одежда в дезкамере обрабатывается целый час и помытым приходится дожидаться одежды на улице. Чтобы люди не замерзли, старшина и гоняет их вокруг вагонов. Я с удовлетворением вспомнил, что на мне белье пропитанное мылом-К, и еще такое же в вещмешке. Оно, правда, резко пахнет, но надежно защищает от вшей.
Вскоре Шапкину пришла замена, и мы с ним пошли в расположение части. Разумеется, первым делом пошел доложить о прибытии командиру медсанбата - Адамантову Николаю Дмитриевичу. С ним я прошел до конца войны, мы продолжали дружить и после войны, пока его дочь Надя не сообщила мне в 2001 г. о его кончине .Н.Д. родился в1916 году, окончил Ленинградскую военно-медицинскую академию. Когда я впервые докладывал ему, передо мной стоял стройный молодой военврач-3 ранга. Форма сидела на нем безукоризненно, сапоги начищены до блеска, лицо энергичное, волевое. Меня он встретил приветливо и тут же назначил начальником дизентерийного лазарета. Предупреждая мои возражения и вопросы, он тут же пояснил: " До хирургии нам еще далеко, а пока надо спасать наших солдат от дистрофии и дизентерии, да вот уже, и сыпняк появился. Представляешь, чем это грозит при нашей завшивленности. Лекарств пока не получили, побираемся немного в соседнем запасном танковом полку. Учебники обещали прислать, вот можешь у Некрасова получить военно-санитарный справочник, на днях прибыл".
Некрасовым оказался немолодой ( по тогдашним моим представлениям) старший лейтенант с добродушным лицом, украшенным небольшими с сединой усами .Взяв мои документы, он записал данные к себе в журналы, выдал мне " Военно-санитарный справочник" и, разглядывая меня доброжелательно в круглые старомодные очки, посоветовал: " Да Вы зайдите прежде в свою квартиру, разместитесь"! И, открыв двери штабного домика, указал на соседний такой же щитовой домик.
Подходя к этому домику, я встретил своего первого соседа, который яростно колотил шинелью о снег. "Вшей выбиваю,- пояснил он, обернувшись ко мне.- А вы ,я вижу, новый доктор. На какую же должность позвольте спросить"? Он тут же представился сам: " Косулин Борис - командир санитарного взвода". И ,услыхав, что буду командиром операционно-перевязочного взвода, позавидовал: "Везет же людям"! Но когда я успокоил его тем, что пока буду возглавлять дизентерийный лазарет, стал серьезным: "Что ж - не завидую. Там трудно разобрать где дизентерия, а где и дистрофия. У многих и то и другое. Говорят, некоторые нарочно заражаются. Не понимают, глупые, что при нашем лечении вполне могут помереть здесь, не увидев фронта.
Мы вошли в домик, там были еще два незнакомых мне пока офицера. Я занял место на верхних нарах, рядом с Косулиным, и почувствовал, что очень голоден. Ведь последний раз я поел что-то в Вологде из свертка, который мне завернула наша повариха еще в Архангельске. Тут я вспомнил, разумеется, что в рюкзаке у меня целая буханка хлеба и еще какая-то снедь .Ведь как ни голодно в Архангельске, мне на дорогу был положен сухой паёк, и майор Никольский, наш интендант, лично проследил, чтобы меня снабдили в дорогу. Ко мне хорошо относились в части, теперь уже в той части.
Но, когда я достал из вещмешка хлеб и кольцо колбасы, я увидел устремленные на еду голодные глаза Косулина и других моих новых товарищей, имена которых еще не запомнил. Я, понятно, пригласили их поесть. Стоило мне это сказать, как мгновенно размели все со столика. Но мы еще и кипяток попили из котелка, что стоял на "буржуйке", а потом вышли покурить на снежок. Перекур хорошо сочетается с откровенной беседой, и я узнал много важного.
Оказывается, главная новость ныне в лагере - появление в рационе пшенной каши. До этого питание личного состава сводилась к пайке хлеба и мучной болтушки два раза в день Больные в лазаретах питаются так же. Смертность большая ,и хотя причина ее не вызывает сомнений, всех умерших полагается вскрывать. Занимается этим д-р Рудых Анна Дмитриевна. В прошлом она была как раз, наоборот - акушер, но ей не повезло - из врачей она первая приехала в лагерь. Ей, правда, помогает воентехник Мельников, у него все равно машин пока нет. Все мои будущие подчиненные врачи - женщины только что досрочно закончившие мединститут г.Молотова (ныне опять Пермь).
ВШИ И ТИФ ДИСТРОФИЯ И ДИЗЕНТЕРИЯ
Мне действительно, как сказал Косулин, "повезло" в том, что я прибыл в период, когда формирование дивизии начало приобретать упорядоченный характер и, в частности, улучшилось снабжение. Я плохо помню свою работу в дизентерийном лазарете. Основным лечебным средством была "марганцовка" Мы ее очень экономили и разводили так, что и гомеопаты были бы удовлетворены, Своим достижением считаю то,что при помощи нашего фармацевта - Посоховской Вали начал широко применять подкожные вливания солевого раствора, изготовленного из таблеток поваренной соли и снежной воды . Они оказались спасительными для обезвоженных больных. Не хочу ставить это себе в заслугу, но помирать в дизентерийном лазарете перестали. Это и Косулин признал, Правда он это объяснял тем, и в определенной мере он прав, что все "доходяги" т.е. крайне истощенные уже повымирали, и тем, что стали лучше кормить.
Адамантов же сделал свой вывод - перевел меня в сыпнотифозный лазарет,куда слегли на днях две наши девушки В ту пору это была очень тяжелая инфекция, нередко сопровождаемая бредом, резким возбуждением, высокой смертностью. Лечение тогда применялось симптоматическое: жаропонижающие , успокаивающие, сердечные. Помню - нашим девушкам я вводил тогда раствор глюкозы с метиленовой синькой. Такие ампулы предназначались для пораженных боевыми отравляющими веществами. Девушки, к счастью выздоровели.
Постепенно количество больных в обоих лазаретах уменьшалось, люди выздоравливали . Сказывалось улучшение питания, упорядочение быта. Но многие солдаты все же умерли, главным образом от дистрофии. Бывало, идет группа солдат в баню, а один там же и остается - умер неожиданно. А то ведут солдат на занятия или, скажем, в санчасть. Строем, понятно, как полагается, ведут, А один солдат вдруг говорит старшему: "Не могу идти более, дай полежу малость". Ложится и не встает более.
Я не знаю цифр, - они ,вероятно, и сейчас засекречены, но все понимали, что умерло при формировании людей немало, говорили даже сотни. И когда формирование близилось к концу, спохватились: "Как же так, еще и на фронт не поехали, а такие потери? А кто виноват ? Известное дело - коль умирают люди, виноваты врачи". И пришлось мне в Кущубе присутствовать на двух постыдных процессах. Судили молодых, неопытных и, в сущности, беспомощных полковых врачей - обоих отправили в штрафные роты.
Я не намерен проводить здесь собственное расследование или суждение об этих безвозвратных потерях. Напротив, я хочу рассказать здесь о человеке, который сделал в этот период больше всех чтобы уменьшить эти потери. Я имею в виду моего товарища, командира санитарного взвода Бориса Косулина.
Я написал " товарища " - мы не успели стать с ним друзьями, и я мало знаю о нем. Знаю, что он выпускник Курского мединститута. Высокий стройный, красивый блондин - он даже своим внешним видом производил впечатление человека надежного, дельного. Он уходил из нашего домика до подъема, чтобы к 6.00 уже быть в каком-то подразделении, лично проверить есть ли там больные, госпитализированы ли они, проведена ли дезинфекция. ОН приложил огромные усилия чтобы в каждом подразделении создать, пусть примитивные, души и "вошебойки", отхожие места. Он не гнушался лично проверить моют ли люди руки перед едой, действительно ли нет вшей в данном взводе. Не любил он длинных речей, но в каждой землянке напоминал: "Если ты не убьешь вшей, они убьют тебя"! " Чтобы заболеть дизентерией надо съесть кусок дизентерийного говна!" Он и нас всех медсанбатовцев привлекал к этой работе.
Припоминаю, что когда вначале апреля Борис, приходя из землянок, вытрушивал шинель, снег становился серым от вшей. А в мае каждый случай обнаружения "формы 20"
( так "секретили" вшей), считался чрезвычайным происшествием.
Не повезло Борису - вскоре после прибытия на фронт, он погиб от снайперской пули, проверяя, как выносят раненых с поля боя. Кажись, он и медали никакой не успел получить.
УЧИМСЯ И ГОТОВИМСЯ К ФРОНТУ.
Сказав в своем первом напутствии что-то вроде того, что "до хирургии нам далеко", Адамантов, конечно же, понимал о том, что основная наша задача здесь, в Кущубе - готовиться к работе на фронте т. е. и к хирургии. События нас подгоняли: Начали дружно поступать имущество и снаряжение. Адамантов самолично начал очень активную учебу со всеми подразделениями медсанбата по изучению палаточного фонда, и практического освоения палаток. Они были распределены по подразделениям ,и после одного- двух показательных занятий, начались регулярные тренировки по развертыванию и свертыванию палаток с учетом расхода времени. Затем эти занятия стали включать погрузку палаток на транспорт и разгрузку и проводиться в виде частых тревог дневных и ночных. В результате, мы научились развертывать палатки, опережая нормативное время.
Я со своими врачами, сестрами и санитарками изучал стандартные военно-полевые комплекты, предназначенные для развертывания операционных и перевязочной. Так, в комплекте Г-8, который назывался " большая операционная " содержались в матерчатых укладках очень разумно собранные основные хирургические инструменты. В комплекте В-1 были собраны инструменты и лекарственные средства для развертывания перевязочной, комплектГ-9 содержал автоклав , Г-9а - трехголовый примус к нему. Понятно, что нужно было изучить со всем персоналом каждый инструмент, его назначение, применение, стерилизацию и очистку. Многие ,даже врачи, видели в прошлом эти инструменты лишь издали.
Но самое главное, нужно было научить людей работать. Я ежедневно читал для врачей и сестер лекции об асептике, о местном и обще обезболивании, об основных видах боевых поражений и хирургической помощи при них. Эти занятия я стремился проводить в форме бесед, привлекая слушателей к активному участию, чтобы они сами извлекали из памяти то,что когда-то учили и видели. Мне очень помогли в этом "Указания по военно-полевой хирургии", утвержденные Ученым советом при Главном военно-медицинском управлении МО, и начавшие поступать к нам учебники. К сожалению, они не содержали указаний по оперативной хирургии.
Между тем , хирургия - рукодействие. Невозможно научить человека действовать рассказом и даже показом. В институтах учащимся предоставляют возможность оперировать на трупах. Трупов, к сожалению, у нас было много, и мы были обязаны их вскрывать. Посоветовавшись с Адамантовым, и получив его разрешение , мы стали отрабатывать на трупах основные типы операций, производимых в медсанбате. Разумеется, мы не могли себе позволить делать, скажем, ампутации, но каждый мог изучить анатомию той или иной области с точки зрения планируемой ампутации. Врачи очень серьезно относились к этим занятиям. Ведь каждый понимал,что вскоре должен будет применить эти знания и навыки на живых людях, и уже не будет рядом учителя.
Пока же волею судьбы мне пришлось стать этим учителем. В тот период не было еще никого, кто мог бы меня заменить. Конечно, тот опыт, что я приобрел у Захарова был недостаточен. Мне пришлось перед каждым занятием тщательно готовиться, извлекая из памяти все,что когда-то учил, вспоминая с благодарностью многие часы, которые провел в анатомическом театре, в ущерб театрам обыкновенным.
В мае наша хирургическая мощь заметно усилилась в связи с прибытием командира медицинской роты д-ра Вавилова Н.В. и опытного хирурга Тихомировой Л.П. Вопреки моим ожиданиям, они не пожелали брать на себя преподавание, но охотно присутствовали на занятиях по оперативной хирургии. Только занятия с санитарками удалось поручить старшей операционной сестре Виноградовой Зое.
ТОВАРИЩИ ПО СЛУЖБЕ
Мне, разумеется, не под силу написать обо всех. Многих мало знал и тогда - свыше 60 лет тому назад, многих, каюсь, позабыл. Тем не менее, я с теплым чувством благодарности вспоминаю всех, с кем довелось пройти вместе дорогами войны и работать в тех исключительно трудных условиях. Я им благодарен за самоотверженный труд, за терпение, доверие и доброе отношение ко мне. Напишу лишь о тех, кого помню и о ком хочется писать. О комбате Адамантове я уже писал, и впереди еще не раз упомяну его.Он обеспечивал всю нашу работу, но не вмешивался в лечебный процесс - доверял.
Вавилов Николай Васильевич прибыл в Кущубу в звании военврача 3 ранга на должность командира медроты т.е. по традиции должен был стать и ведущим хирургом. Он был кадровым офицером, еще до войны закончил ВМОЛА, и,видимо, был опытным хирургом, коль его назначили на эту должность.Даже во внешности его ощущалась "военная косточка". Он был строен, подтянут, аккуратен, говорил четко и кратко. Видимо, у него были в начале войны какие-то неприятности по службе Сужу об этом по скромному званию и по тому, что он сознательно избегал хирургического риска. Он был умелым организатором, требовательным, но неизменно корректным командиром. Он взял на себя нелегкий участок работы - весь поток легкораненых, создал из них команду выздоравливающих численностью до ста человек, которую постоянно опекал. Команда эта сыграла важную роль на всех участках работы. В работу хирургического блока Вавилов не вмешивался, но не отказывал в совете, когда я просил. В общем, он был мне приятным командиром. Вначале 44 г Вавилов был переведен на должность начальника одного из армейских госпиталей. Мне самому довелось после тяжелой контузии лежать в этом госпитале - в нем был образцовый порядок. К сожалению, я потерял с ним связь после войны
Тихомирова Лидия Петровна - 1904 года рождения прибыла к нам в мае 42г.В прошлом Л.П. успела поработать акушеркой, затем, после окончания мединститута, в известной хирургической клинике проф. Успенского в г. Калинин (Тверь).Когда немцы подошли к Калинину Л.П не смогла эвакуироваться из-за болезни матери, с которой жила. Она также не могла оставить своих больных без помощи. Об этом периоде ее жизни в оккупированном Калинине, ее школьный товарищ Борис Полевой написал книгу " Доктор Вера". В книге сообщается о том, что д-р Вера в период оккупации была связана с партизанами и спасла много советских людей. Сама Лидия Петровна о себе не рассказывала, вела себя
очень скромно, была замечательным врачом , и всем добрым товарищем. Она опекала наших молодых сестер и санитарок, была им другом и советчицей. Работала самоотверженно и, бывало, после продолжительной работы за операционным столом вынуждена была отдыхать не снимая сапог - их нельзя было скинуть из-за отека ног . Несмотря на то, что Л.П. была, конечно опытнее меня, а я был ее начальником, у нас никогда не возникало конфликтов, мы относились друг к другу уважительно, часто советовались друг с другом. В конце 44г. Тихомирова была переведена в госпиталь Вавилова.
Об Анне Дмитриевне Рудых я уже упоминал выше. В период формирования ей было около 30 лет. Невысокая, приземистая, с чем-то азиатским в лице, А.Д. была исключительно покладистая, трудолюбивая и исполнительная. В повседневной работе она была нетороплива, но очень аккуратна. После войны она вернулась в свой Шелехов (Иркут. обл) и к своей довоенной профессии - акушера.
Демидова Елизавета Петровна, Коврыжных Анна Хрисанфовна и ПантелееваАлександра Яковлевна - прибыли прямо со школьной скамьи, точнее после окончания Молотовского мединститута, но быстро освоились в хирургическом отделении, усердно готовились, и успешно работали на фронте в объеме хирургической помощи, проводимой в медсанбате. Пантелеева в последующем была выдвинута на должность командира приемосортировочного взвода и умело справлялась с этой нелегкой работой.
Из ординаторов мужчин особо выделился Чухриенко Дмитрий Павлович, переведенный к нам уже на фронте с должности ст. врача 460 полка в 43г. Будучи человеком способным, неробким и целеустремленным , он довольно быстро овладел основами оперативной техники. В 1944 г. он был выдвинут на должность командира медроты
Не могу не упомянуть в этом перечне д-ра Фонарева Герцель Абрамовича - командира госпитального взвода и его ординатора Андрееву Ирину, которым довелось выхаживать наших послеоперационных нетранспортабельных больных. Они это делали с большим старанием и умением. Мы, хирурги, разумеется , забегали к своим больным, постоянно находя в наших терапевтах понимание и дружескую поддержку.
Обязан сказать здесь также добрые слова памяти о враче Битенбиндер Лизе, возглавлявшей (после Косулина) санитарный взвод, но многократно занимавшая место за хирургическим столом в трудную минуту. У нас были три операционных сестры в офицерских званиях. Старшая из них ,Зоя Виноградова, была центром всей организации хирургического блока от размещения палаток, столов и инструментария, до приготовления перевязочного материала, операционного белья и их стерилизации. Белье и материал приходилось повторно стирать и часто мокрым загружать в автоклав. И, разумеется, ей же приходилось подавать инструменты при операциях, и ассистировать хирургу. Такую роскошь,чтобы иметь ассистентом врача мы редко могли себе позволить. Зоя была и человеком очень приятным: живая, общительная, со всеми дружелюбная, Она вносила с собой в операционную деловитость и оптимизм.
Вторая операционная сестра - Лена Николаева обслуживала обычно в большой операционной две, а то и три операционные бригады. Несмотря не малый рост она отличалась
трудолюбием и поразительной невозмутимостью в любой ситуации. Даже когда рядом падали мины, и в помещении или палатке падали предметы и разлетались осколки стекла, Лена не покидала инструментального стола, а только наклонялась, пытаясь собой прикрыть его.
Вскоре после моего прибытия в Кущубу меня вызвал в штаб Адамантов:
- Погляди, Спивак, прислали нам из Вологды группу сестер, закончивших краснокрестовские курсы. Мы тут решили с Мееровичем (замполит б-на) предоставить тебе привилегию. Чтобы ты ,значит, сам себе сестер отобрал. Вот,смотри список.
- Так что, я по списку отбирать их должен?
- А ты как думал, - мы тебе их построим, а ты их разглядывать будешь? Не лошади же!
Смотрю список - в нем кроме фамилии имени и отчества указаны год рождения и образование - у которой 7 классов, у которой -10. Что касается возраста, так почти все - 1924г. Правда, есть там какая-то Попова, так она 17-го года, и закончила ГИТИС, - актриса, значит. Ну, отобрал я себе по списку шесть сестер, которые десятилетку заканчивали а. ,актрису брать не стал. Подумал : "актрису немедленно в самодеятельность заберут, да и от ухажеров спасения не будет".
Отдал этот список Адамантову,а он и говорит : "Лады! Только, чур, без замен - люди же. Вот, Некрасов соберет их тебе после обеда, ты их и разглядишь, и побеседуешь, А там уже сам ими командовать будешь".
Через час иду в столовую, и почти у самых дверей меня останавливает чуть задыхающийся молодой женский голос: "Товарищ военврач, разрешите обратиться"? Оборачиваюсь. Передо мной стоит рослая, красивая молодая женщина, с шикарной русой косой, выбивающейся из под нелепой солдатской ушанки.
- Слушаю Вас, товарищ, - как Ваша фамилия?
- Я Попова Люся, медсестра. А Вы - доктор Спивак ? Мне сказали в штабе, что Вы командир операционно- перевязочного взвода отбираете сестер себе, а меня почему-то не взяли. Я очень хочу работать в хирургии, и я буду хорошей сестрой.
Признаться, я растерялся малость. Я, понятно, помнил об актрисе Поповой, но не ожидал увидеть у себя в операционной русскую красавицу Что было мне ответить ей? Не могу же
я сказать ей, что очень опасаюсь ее будущих ухажеров, главным образом из начальства. Не находя других аргументов, говорю ей:
- Сожалею, товарищ Попова, но я отобрал уже сестер. А Вам, пожалуй, не стоит сожалеть, - с Вашей косой было бы сложно в операционной.
- Разрешите идти ?
- Идите, - отвечаю с облегчением,
Неумело пытается повернуться кругом, и уходит. А я, наконец, захожу в столовую, обедаю не спеша. Выхожу, закуриваю, и вдруг вижу: идет мне навстречу та же Попова - в руках косы, а в глазах слезы. Пришлось взять ее к себе, да еще идти к Адамантову просить за нее. Но не пожалел. Людмила Михайловна, наша Люся оказалась великолепной, умелой, преданной делу хирургической сестрой . Недостаток медицинских знаний она быстро преодолела самообразованием. Люся была всем хорошим товарищем и примером всем нашим девушкам. Совместно с Лидией Петровной они создали в нашем женском коллективе такую атмосферу, что мне ни разу не пришлось разбираться с ссорами, сплетнями и т.п. Перед войной Л.М. была актрисой Вологодского драматического театра, вступила в партию. Муж ее, тоже актер, воевал на Севере, а она, оставив дочурку у матери, пошла в Армию.
1-го Мая 1942 года во всех частях дивизии солдаты и офицеры принимали присягу Родине, а 3-го мая на главной площади лагеря, расчищенной от снега ,состоялось впервые построение и парад всей дивизии. Приехали шефы. Секретарь Вологодского обкома партии вручил дивизии Красное Знамя. И, видя эти стройные ряды, наблюдая чеканный шаг подразделений, с трудом угадывались в них наши недавние "доходяги", как называли недавно истощенных, еле волочивших ноги, пациентов.
С тех пор учеба стала более напряженной, участились тревоги. По сигналу тревоги нужно было не только быстро собраться и произвести развертывание - расставить палатки, операционные столы, подготовить к работе автоклав и биксы с материалом ,бельем и инструментами, но затем все это собрать и погрузить на машины . В ночь на 17 июля после такой тревоги, мы уже не разгружались, а направились к железнодорожной платформе, где стали грузиться в эшелон.
Под утро эшелон тронулся в путь, Нам не объявляли маршрута, но мы его, ясное дело, видели. В полдень были уже в Ярославле,а под вечер непродолжительная остановка на станции Москва-3, Уже затемно проезжаем Рязань, и на рассвете прибываем на конечную остановку - станцию Анна. Здесь разгружаемся, и уже на машинах едем в сторону г.Воронеж
ВОРОНЕЖСКИЙ ФРОНТ.
Итак, 19 июля 42г. мы прибыли на Воронежский фронт,. Этот фронт возник в июле 42г.,когда немецко-фашистские войска развернули на наступление на юго-востоке страны
.с целью выхода к Волге и на Кавказ. К моменту нашего прибытия на фронт им удалось прорваться к Дону, и захватить основную, западную часть Воронежа. В руках наших войск оставался пригород на левом берегу реки Воронеж, с находившемся там заводом синтетического каучука. Задачей фронта было остановить продвижение немцев,и наступательными действиями отвлечь их от Сталинграда
Первое боевое крещение медсанбат получил в с. Почепское, где 22 июля по схеме, полученной из руководств и отработанной на учениях, мы развернули в палатках ДМП, и приняли за двое суток22 раненых и 60 больных. Размещение в Почепском оказалось неудачным - мы оказались почти на уровне огневых позиций.
Поэтому нас перевели в пос.Софьино,где втечение одной недели приняли 850 раненых.
( Даты, названия населенных пунктов и количество раненых привожу по таблицам, присланных мне командиром 246 ОМСБ Адамантовым Н.Д,) По сути, в Софьино началась для нас настоящая военно-полевая практика. Мы сразу почувствовали как отличаются наши теоретические представления от реальной жизни. Прежде всего оказалось,что табельного имущества не хватает. В нем не предусмотрены такие элементарные вещи как ведра, тазы, щетки. Ни в каких руководствах не предусмотрено, что в полевых условиях
операционное белье приходится повторно стирать, а перевязочный материал восстанавливать . Из оборудования не хватает столов, табуретов. Ведь только в большой операционной нужны шесть операционных столов и не менее трех столов для инструментария и растворов. Я не упомянул передвижные инструментальные столики, которые мы в последующем научились заменять самодельными подкладными досками.
Конкретно в Софьино, мы эти проблемы решили за счет местного населения. Отдавая должное его несомненному патриотизму, хочу заметить, что определенную роль сыграло то, что село непрерывно бомбили. Как мудро заметил мой давний друг, фельдшер Ахунов, людям легче расставаться с имуществом, когда их бомбят. Однако начальство сочло, что негоже ДМП оставлять под бомбежкой, и нас опять отвели - с4.08, на этот раз в 18 км. от Воронежа в районный центр Новая Усмань,где мы пробыли свыше полгода и приняли 11022 ранбольных (этот неблагозвучный термин присутствовал в военносанитарной статистике) -разумеется, понимать надо : раненых и больных. Одних только раненых мы приняли в Новой Усмани 8779 человек.
В Софьино мы убедились, что работать в палатках следует лишь там, где нет других возможностей: Днем палатки накаляются и в них очень жарко, а ночью даже в конце лета в них бывает холодно. Большие неприятности доставляют в палатках тучи мух, устремляющиеся на запах крови. Поэтому в Н.Усмани мы весь хирургический блок разместили в помещении школы.
В течение этого периода нашей работы дивизия вела наступательные бои на западном берегу реки Воронеж, захватив там плацдарм в пригороде Чижовка. Немцы укрепились на высотах и прицельно обстреливали реку и ее берега. Поэтому переправа раненых с правого берега была очень затруднительной, и осуществлялась главным образом ночью, и сроки доставки были нередко поздними. Количество раненых сильно колебалось в зависимости от характера проводимой боевой операции, от десятка до сотен. В августе был даже день, когда в приемное отделение поступило свыше тысячи раненых. В такие моменты нам большую помощь оказывали группы армейской роты медицинского усиления( ОРМУ ). Врачи в этих группах были обычно опытными хирургами и мы охотно учились у них.
В общем организация хирургической работы у нас в этот период соответствовала общепринятым указаниям . Операционная для самых сложных вмешательств, главным образом для проникающих ранений живота, таза и высоких ампутаций была развернута на два стола. Вторая , большая операционная, условно называемая "Перевязочной" содержала шесть хирургических и два инструментальных стола. Перед операционными была большая предоперационная, где раненые и хирургические бригады готовились к операциям.
Рядом с операционной размещалась противошоковая палата на шесть коек. Койки и матрасы на них были настоящие. В шоковой работала одна сестра под руководством одного из оперирующих хирургов. Чаще всего этим приходилось заниматься мне. В основе противошоковой терапии были внутривенные вливания специальных противошоковых и кровозамещающих растворов в сочетании с переливаниями крови. Консервированную кровь мы получали из армейской станции переливания крови, но довольно часто, особенно в последующем при частых перемещениях использовали кровь своих доноров Донорами были все в медсанбате. Самым активным донором была кладовщица Клава Воронина - она за время боев сдала 6 литров крови. Много крови сдавала Тихомирова, Я тоже сдал свыше трех литров крови. Кроме вливаний, сочетавшихся ,понятно, с введением аналептиков, мы придавали большое значение в противошоковой терапии всем видам новокаиновых блокад .
Были на первых порах большие трудности с освещением, пока Адамантову не удалось раздобыть где-то небольшой электрогенератор. А до этого, и подчас и после этого чего только не использовали -от самодельных светильников из снарядных гильз, керосиновых ламп, ацетиленовых светильников до эффективных, но дефицитных трофейных ламп накаливания, действующих подобно примусу.
Работа хирургов велась бригадным методом. Каждый хирург имел постоянную бригаду, включавшую сестру и санитарку. В период большого поступления раненых в большой операционной работали две, иногда даже три бригады и продолжительность их работы достигала 16 часов. Работа при этом шла как бы по конвейеру: В предоперационной раненого раздевали и мыли в пределах необходимого и возможного. Затем его подавали на свободный операционный стол и готовили к операции - брили и мыли вокруг раны, делали необходимые инъекции и, если операция готовилась под наркоз, что в перевязочной случалось нечасто, вводили в наркоз. Наркоз давали сестры. Чаще всего применялся масочный эфирный наркоз, но нередко внутривенный гексеналом.
Тем временем на соседнем столе операция заканчивалась, и хирургическая бригада переходила к подготовленному раненому. Уже прооперированному раненому одновременно накладывалась повязка и шина, и он снимался со стола. В такой работе требуются дополнительные сестры и санитары. Поэтому санитарок терпеливо учили, чтобы они могли сменить сестер,а санитаров вербовали из команды выздоравливающих. Из этой же команды подбирались регистраторы - все записи в журналах и карточках передового района делались одновременно с операцией под диктовку оперирующего.
В период нашего пребывания в Новой Усмани нас несколько раз посетил армейский хирург 40-й Армии д-р Помосов Владимир Николаевич. Вероятно, снисходя к нашей молодости, он в общем одобрительно отнесся к нашей работе, дал деловые указания по сортировке и хирургической помощи, и даже раза два сам становился за операционный стол.
В особо трудный момент, когда в сортировке собралось свыше тысячи раненых, он отобрал и отправил часть тяжелых раненых прямо из сортировки в армейские госпитали. Бывал несколько раз у нас в период большой нагрузки начсанарм 40А - полковник м. сл. Попков. Помню, в первый свой приезд он спросил кого-то из хирургов кормят ли нас ночью. Услыхав отрицательный ответ, он тут же вызвал нашего замполита Мееровича и спросил его:
- Почему Вы хирургов ночью не кормите?
- Не положено товарищ полковник.
- Вот прикажу Вам ночь простоять хотя бы рядом с операционной, а потом доложить мне положено иль не положено.
С тех пор ночью, в те полчаса ,когда перезаряжали движок, нас кормили ужином. И верно, после этой зарядки, работа лучше спорилась, и меньше хотелось спать. А вообще спать порой хотелось безумно. Пока оперируешь, или, скажем, руки перемываешь - держишься. Но, если позволишь себе присесть пока больного снимут со стола, - засыпаешь мгновенно. Мне-то по должности полагалось быть днем на работе, но нужно было дать возможность отдохнуть Тихомировой ночью. А вообще работали на износ. Помню, раз за операционным столом закружилась голова, и ноги как ватные стали. Сейчас, чувствую, упаду. Успел позвать д-р Рудых, чтобы она меня сменила, полежал немного в шоковой, и пошел заканчивать операцию, Выручали несколько группы ОРМУ,но они-то как раз хотели работать днем
В периоды наибольшей нагрузки, ни помещений нашей одноэтажной школы, ни наших палаток не хватало. Приходилось временно ,до эвакуации, размещать раненых в ближайших домах местных жителей. К ним там относились доброжелательно, ухаживали за ними, мыли и обстирывали их - ведь и из этих домов тоже ушли на фронт отцы и мужья, сыновья и дочери, даже в наш медсанбат призвали несколько сестер и санитарок из той же Усмани.
Наша работа осложнялась поздними сроками доставки раненых, и приходилось иметьдело с ранними инфекционными осложнениями. Случалось даже - снимешь повязку с обширной раны, а она вся кишит "червями" - личинками мух. Поначалу не только девушки наши, но и мы, врачи, робели. Ведь о них почему-то на лекциях не говорили, и в учебниках не писали. Я ,правда, еще в Архангельске от Захарова слыхал об этом осложнении, как о вполне безвредном, и даже полезном - личинки объедают мертвые ткани. В последующем я не раз видел после личинок чистые грануляции. К тому же с ними несложно расправиться, - достаточно оросить их эфиром или хлор-этилом, после чего они легко смываются любым антисептическим раствором.
Однако именно в Новой Усмани нам пришлось столкнуться со многими случаями такого грозного осложнения, как газовая гангрена. В последующей работе на фронте это осложнение встречалось в единичных случаях. А в Н.Усмани количество гангрен превысило
два десятка. Главным образом они наблюдались при ранениях бедра, реже голени. Но были случаи гангрен и при ранениях плеча, и даже предплечья. Высказывалось даже подозрение, что фашисты применили бактериологическое оружие, Но все объяснилось проще. Обратили внимание на то, что некоторые раненые испачканы в каловые массы. Выяснилось, что некоторые окопы и траншеи наших частей находятся на бывших канализационных полях. Мы наблюдали все формы газовой гангрены: с выраженным газообразованием, с преобладанием резкого отека, с очевидным чудовищном расплавлением тканей. У нас не было возможности проводить микробиологические исследования, да и клинических записей не сохранилось. Ведь вести записи было запрещено, да и некогда было ими заниматься. Сейчас, задним числом , я иногда думаю, что могли быть случаи ошибочной диагностики. Конкретно я вспоминаю, однако, только один факт, когда больному с закрытым переломом голени наши врачи собирались делать ампутацию, приняв сильный отек и обширные кровянистые пузыри за симптомы отечной формы гангрены .Что было делать? Наши новоиспеченные хирурги почти не видели закрытой травмы. Правда, на любую ампутацию требовалось заключение консилиума с непременным участием Вавилова или моим.
Что касается согласия раненого на ампутацию или вообще на хирургическое вмешательство, то только изредка случались отказы. В таких случаях созывался консилиум с участием нашего замполита, и в подавляющем большинстве случаев удавалось больного убедить. Только в очень редких случаях, когда были жизненные показания, операция проводилась без согласия больного, обычно после инъекции, чаще внутримышечной, гексенала. Врачи знают, что при тяжелых состояниях, например при той же газовой инфекции, больные не в состоянии правильно оценить свое состояние , и принять правильное решение.
Возвращаясь к нашим " газовикам" вспоминаю ужасные случаи, когда инфекция перешагнула на тазовую область , брюшную стенку или грудную клетку, когда ампутации были невозможны, а "лампасные" разрезы были эффективны разве что при подкожных формах. Там, где успевали сделать ампутацию, больного обычно спасали. Вообще же смертность при газовой инфекции была большая, не берусь называть цифры. В период массового поступления раненых нам пришлось для этих больных создать особое отделение с отдельной операционной, которым руководила Тихомирова. В нем применялись все рекомендованные средства лечения ,вкючающие инфузионную терапию, противогангренозные сыворотки, специальные бактериофаги и переливания крови.
Нас особенно беспокоили плохие исходы при ранениях живота из-за поздней доставки раненых. Смертность достигала 80%.Один из хирургов группы ОРМУ вообще отказался оперировать раненых в живот, доставленных после 6 часов - они доставались Тихомировой и мне. По моей просьбе в начале сентября, когда поток раненых значительно уменьшился, меня с моей бригадой, дополненных Поповой и санитаром, высадили на западном берегу , в расположении 472сп. Там мы по соседству с полковым медицинским пунктом в подвальном помещении разрушенного здания оборудовали операционную и палату. Мы там прооперировали 12 раненых в живот через 2-3 часа после ранения, из них выжили - 9 человек. Но в середине сентября вновь начались активные бои в Чижовке и нам пришлось вернуться в медсанбат. Тем не менее, моя инициатива была оценена, по-видимому командованием положительно, и осенью 42 я первым в медсанбате был награжден медалью "За отвагу". Пожалуй, стоит рассказать, как возникла эта, в общем рискованная идея перенести объем хирургической помощи положенной вДМП на уровень ПМП. За несколько дней до этой инициативы произошло следующее событие: В медсанбат прискакал на лошади наш дивизионный врач Макаров В.И. и потребовал у Адамантова немедленно послать на командный пункт 472 сп специалиста по ушным болезням.
- Нет у меня такого специалиста,-говорит Адамантов,- нам не положено.
- Что значит ,не положено!,- взрывается Макаров, который и так почему-то возбужден. Вы обязаны оказывать медицинскую помощь по всем специальностям - больше некому. Вот в 472 полку ЧП - командир оглох! Представляешь себе - полк ведет бой,а командир вышел из строя ! Перхорович приказал немедленно послать к нему врача, а ты - "не положено".Посылай кого хочешь, и немедленно!
Адамантов говорит: "Чёрт его знает, кого послать? Разве что Буланова- зубного врача, все таки к ушам ближе .Пошлю с ним Спивака, он что-то придумает, да из института не так давно." А мне что делать? Не могу же я при этом накале страстей напомнить спорящим начальникам, что я ушные болезни вообще не учил - их изучают на пятом курсе, который мне заменила война. Бегу к себе и хватаюсь за мой дорогой "медычный довиднык" - (медицинский справочник на украинском языке) -единственная книга, которая у меня уцелела из Харькова и уже не раз выручала. Быстро листаю ее, и представьте себе, ,нахожу: - вероятнее всего причина в такой внезапной глухоте - серная пробка. Мой милый "довиднык" еще и учит, как от нее избавиться. Оказывается, ее нужно просто вымыть шприцом. Ну, с этим мы обязаны справиться! Берем с собой шприц Жанэ, почковидный тазик и едем на КП . Вымываем капитану(или уже майору?) Луговцеву две большие пробки из обеих ушей. Ои в восторге, говорит, что с детства так хорошо не слышал. Затем, понятно, появляется водка, выпиваем за победу, и на прощанье, Луговцев приглашает приезжать к нему в полк. Вот тогда и появилась у меня мысль приехать с операционной. Знал бы я тогда, что Луговцев дослужится со временем до генерал-полковника, наверное, поделикатнее обошлись бы с его ушами, без консультантов не обошлись бы.
Сентябрьские бои вновь упорными и кровопролитными. Рядом с нашей дивизией сражались за Воронеж еще две дивизии и танковый корпус. Только из этих частей поступили в наш медсанбат 1694 чел. Город и на этот раз не удалось освободить, а насколько мы отвлекли фашистов от Сталинграда - не мне судить.
В октябре наступило затишье, и воспользовавшись им, в Тамбове был проведен съезд хирургов Воронежского фронта. Я присутствовал на нем в составе делегации от 40-й Армии. На съезде присутствовали выдающиеся хирурги страны : Бурденко, Гирголав, Ахутин и др.Участвовал в работе съезда Начальник ГВМУ(главного военно-медицинского управления) Ефим Иванович Смирнов. Он выступил очень дельно, призывал сократить многоэтапность, проводить эвакуацию строго по назначению. Конечно, в той войне этапное лечение с эвакуацией по назначению при единой военно-медицинской доктрине, было ,вероятно, оптимальным решением. Но каждый практический врач знает, сколько ампутаций можно было бы избежать при отсутствии необходимости эвакуации, что многоэтапность рождает безответственность, неизбежность промахов и запоздалых решений.
Было много докладов, сообщений. Даже я, по поручению армейского хирурга, выступил с 5-минутным рассказом о работе нашего медсанбата.
Хотя выдающихся событий на съезде не произошло, но в целом такое общение как бы приподымало, вселяло большую уверенность. Удалось познакомиться со многими хирургами, сверить наши результаты со средними. При этом оказалось, что мы отнюдь не из худших. Удалось разжиться на съезде и кое-какой полезной литературой.
Возвращался со съезда в хорошем настроении. К тому же работы было мало, - боевые действия приобрели позиционный характер, и погода держалась великолепная. Начался ноябрь, а продолжалось "бабье лето", ходили в одних гимнастерках. И вдруг. сразу после ноябрьских праздников( 7-8 ноября) ударили морозы. И, оказалось, что их почему-то в частях не ожидали. Не успели выдать зимнее белье одежду. В блиндажах не было обогрева, сушилок для портянок. К нам начали поступать отморожения десятками.
Где-то в начале декабря подкатил к нашей школе "виллис", из него вышел офицер в танковом комбинезоне и потребовал старшего. Таким в тот момент оказался я. Офицер мне сообщил, что со мной будет разговаривать командующий 60-й армии генерал Черняховский.(Наша дивизия в это время была передана 60-й армии). Генерал, одетый кстати тоже в танкистский комбинезон, не выходя из машины спросил:
- Сколько вы приняли обмороженных?
- Около сотни, товарищ генерал.
- Что значит "около"? Вы что, даже точного количества не знаете?
- Обмороженные поступают почти непрерывно. Мы им оказываем необходимую помощь, и сразу же многих эвакуируем, так как при глубоких отморожениях даже одних пальцев сроки лечения продолжительны.
- Как? Вы еще их и эвакуируете? Немедленно прекратить! А отчего это у вас появились обмороженные?
- Начинаю элементарно объяснять: Внезапные морозы, солдаты без теплой одежды, без теплых портянок без рукавиц, нет сушилок для одежды...
- Чушь!- сердито обрывает меня генерал. Это все членовредители! Вот завтра пришлю к вам прокурора - пусть разбирается.
Я,признаться , опешил. Слыхал до этого о Черняховском только хорошие отзывы. Назавтра, верно, приезжает бригюрист. Поговорил он с обмороженными, и нам на каждого велел написать акт. Дескать, мог ли рядовой такой-то при данных обстоятельствах получить соответствующее отморожение естественным путем. Мы поднатужились и написали сто бумаг, что все могли. Если кого и подозревали, то не нам , врачам, решать такие вопросы. Теоретически обморожения могут возникать даже при плюсовой температуре. Прокурора наши акты устроили, невзирая на качество почерков. Он разрешил нам эвакуировать обмороженных и уехал.
Кстати, после визита командующего поступление обмороженных прекратилось. Правда, и морозы ослабли. Думаю, что и в частях соответствующие меры были приняты.Во всяком случае, в последующем массовых обморожений мы больше не встречали. Однако единичные обморожения, и даже тяжелые встречались каждую зиму, Припоминаю и три случая общего замерзания. Двух солдат удалось спасти.
Хорошо, что свои подозрения насчет членовредительства командующий поручил расследовать прокуратуре. Обычно членовредителями занималась почему-то контрразведка, которая в ту пору именовалась "СМЕРШ" - смерть шпионам. Нам, хирургам, тоже приходилось иметь дело с членовредителями, не столько с выявлением , так как большинство их обнаруживали еще в батальонах и полках, сколько с лечением и экспертизой. Мы относились с презрением к людям, которые, пытаясь увильнуть от борьбы со смертельным врагом - немецким фашизмом наносили себе увечья. Но иногда мы жалели некоторых, особенно молодых ребят из Средней Азии, не знавших русский язык. Я представлял себе, как им трудно было служить. Хочу надеяться, что в армии не только наказывали, но и занимались серьезным изучением причин этого жутко позорного, и не столь уж редкого явления. Мы, к примеру, заметили, что в периоды наступательных действий членовредителей почти не было. Ведь судьба этих людей была ужасна: если характер ранения позволял надеяться, что после излечения человек сможет воевать, его лечили, а затем направляли в штрафную роту. В противном случае членовредитель был обречен на расстрел. Теперь, вероятно, понятна значимость нашей экспертизы. Случалось, мы даже отвергали подозрение в членовредительстве.
В середине декабря меня командировали на усовершенствование в госпитальную базу фронта - там были организованы такие курсы. Я поехал в тот же Тамбов. Винного буфета на этот раз не предусматривалось но было очень интересно получить представление, как долечиваются наши раненые, и что мы могли бы сделать лучше на нашем этапе.
В отличие от съезда, где все было на словах, мы увидели на этот раз реальную жизнь
Фронтового госпиталя. Я попал в ортопедическое отделение которым умело руководил
доктор из Винницы - Слюсар. Во фронтовых госпиталях широко применяли гипсовые работы. Подумалось что и мы могли бы иногда использовать гипс , будь у нас готовые упаковки гипсовых бинтов подобные тем немецким, что попадались в трофеях. Конечно, для временной транспортной иммобилизации не обойтись без шин. Но их непременно необходимо тщательно моделировать и надежно прибинтовывать к телу, не экономя бинтов и ваты. Гипсовые лонгеты подчас надежнее и даже экономичнее.
К сожалению, учеба на этот раз получилась краткой - в январе всех учащихся отозвали в части. Готовилась наступательная операция Воронежского и Брянского фронтов, получившая название Воронежско - Касторненской.
Наша дивизия начала наступление 24 января 43г. Хотя после разгрома под Сталинградом сопротивление немцев резко ослабло, мы все же приняли в первые дни наступления около 500 раненых. Среди них большая группа раненых противопехотными минами. Немцы готовились к отходу из Воронежа и оставили в нем значительное количество мин. А для наших солдат это был первый город, освобождаемый от коварного врага.
И мы, все шесть хирургов медсанбата почти двое суток занимались ампутацией ног. Трудно было решаться на ампутацию при повреждениях, вызванных взрывом противопехотной мины в тех нередких случаях, когда внешние повреждения были незначительны и было сохранено кровоснабжение стопы, при совершенно очевидном переломе костей голени. В прошлом, когда мы встречались с единичными повреждениями такого рода, мы пытались проводить консервативное, сберегательное лечение. Однако при этом быстро нарастал сильный отек, ухудшалось кровоснабжение стопы, и одновременно возникала сильная интоксикация - отравление тканевыми ядами. Механизм этих явлений был вскоре понят нами: Взрывная волна дробит кости голени, которые в свою очередь, продолжая движение, разминают мышечную ткань. Удается уцелеть коже и крупным сосудам благодаря их эластичности, но мелкие сосуды, особенно вены, рвутся. Нарастающий отек сдавливает сосуды, нарушает питание и вызывает омертвение сохранившихся мышечных волокон. Всасывание ядовитых продуктов распада тканей обуславливает отравление организма.
В ту пору, когда наша дивизия заканчивала бои за Воронеж, у нас практически не было альтернативы ампутации при этих повреждениях. Только при двусторонних повреждениях, если были признаки сохранившегося периферического кровообращения, мы пытались ограничиться широкими послабляющими разрезами.
Медсанбат двинулся из Новой Усмани за боевыми частями 1.02.1943г.
ЧТО-ТО ВРОДЕ ЭПИЛОГА ИЛИ СПРАВКИ О ТОМ, ЧТО БЫЛО ПОТОМ
Наступление дивизии от Воронежа продолжалось успешно до 24 .02.43. За это время части дивизии, преследуя противника, и освободив десятки населенных пунктов, в их чи сле город Харьков (16.02) продвинулись на 650км. Наш медсанбат, следуя за боевыми частями впервые испытал себя в режиме частых перемещений и развертывания в сокращенном виде. Нередко приходилось разделяться на части: передовая группа, основная часть, осадочник, используя разные помещения - школы, палатки, сельские дома. Затем последовало отступление в тяжелых условиях холодов, распутицы и бездорожья при значительных трудностях со снабжением и транспортом. Лишь в конце марта дивизия заняла стойкую оборону на рубеже, который превратится затем в часть "Курской дуги". Контрнаступление наших войск в районе "Курской дуги" начавшись 5 .08.43г. продолжилось в упорном продвижении на Запад . К 1.10.43 медсанбат, непрерывно следуя за боевыми частями, достиг берега Днепра, и уже 5.10 высадил передовую группу, которая зарывшись с палатками в прибрежные холмы начала немедленный прием раненых со всего Букринского плацдарма. Всего при сражении за Днепр мы приняли 1968 раненых и около 600 больных. Продолжая затем непрерывное движение с боями по правобережью Украины, освобождая десятки городов и сотни сел, дивизия, а с ней и медсанбат в июле 44 года достигли польской границы. Непосредственно перед этим дивизия в упорных боях освободила город Львов ( 27.07.44) за что получила звание "львовской"
На территории Польши дивизия освободила города Премышль, Жешув, Дембица - после чего была вынуждена перейти к обороне. В декабре 44г. в г. Дембица состоялась конференция хирургов 1-го Украинского фронта, посвященная огнестрельным переломам бедра и ранениям крупных суставов. Я тоже выступал на этой конференции по материалам нашего медсанбата.(Опубликовано в Трудах конференции).
12 января 45г.дивизия в составе 60-й А вновь переходит в наступление, вскоре овладевает г.Тарнов, а 19.01 вступает в г. Краков. В двадцатых числах января дивизия завязывает тяжелые упорные бои за концентрационный лагерь Освенцим. Наш медсанбат принял во время этих боев 856 раненых. Лагерь был окончательно освобожден 27.01.45г.
И после этого продолжались еще упорные кровопролитные бои. С февраля по апрель 45г.нашему медсанбату пришлось развертываться в десяти населенных пунктах, и оказать помощь 2158 раненым . 27.03 был освобожден г. Рыбник , а 2.04 - г. Рацибуж - польские города. В конце апреля наши полки уже вели бои на территории Чехословакии, освобождая города Моравская Острава и Троппау. Наш медсанбат вступил в Троппау 24.04 и пробыл там до8.05, оказав помощь298 раненым. Победу мы встретили на марше в сторону Праги.
По данным Адамантова за весь период работы медсанбат оказал помощь 42413 чел
Из них раненых - 25783ч. Больных - 16630ч.
Погибли из личного состава ОМСБ - 5чел: Врач Косулин Борис ;
Мед. сестры Ропакова Вера и Иевенко Лена; санитар Симо Череташвили и санитарка Нюра Диванова.
Биографическая справка
.Спивак Бениамин Аронович. Год рождения - 1920. Место рождения - г. Олевск Житомирской обл. УССР. Образование : Олевская средняя школа - 1937г., 1-й Киевский мединститут 1937 - 1941/ 47 ( В 1941 г. выпущен зауряд -врачом )
Трудовая деятельность :
1.Служба в Советской армии с1.08.41 по май 46г. В том числе :
Начальник санитарной службы 41отдельного батальона ВНОС: 08.41 - 04.42г
Командир операционно-перевязочного взвода 246 ОМСБ 100-й Львовской стрелковой дивизии с 04.42г.- 06.45г.
Командир операционно-перевязочного взвода 160 ОМСБ 3-й гв. танковой дивизии
07.45г. - 05.46г. - уволен по болезни
2.Киевский институт ортопедии и травматологии - младший научный сотрудник
08.47 - 11.49 - уволен в связи с призывом в армию.
3. Служба в Советской армии - в армейских лечебных учреждениях на хирургических должностях 12.49 - 07.64г. Последняя должность - Начальник хирургического отделения Ковельского гарнизонного госпиталя (Прикарпатский ВО) -уволен по болезни.
4.Центральная клиническая больница Червнозаводского района г. Харькова в должности
врача - травматолога 08.64 - 08.93г.
В настоящее время пенсионер - инвалид второй мировой войны
В период Великой отечественной войны награжден тремя орденами и медалью
"За Отвагу".Последнее воинское звание - майор медицинской службы.