Сподвижный Денис Александрович : другие произведения.

Глоток Солнца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Спасаясь от смертоносных вспышек на Солнце, люди переселяются на огромный космический корабль, оставив на Земле больных и нищих. Вопреки всем законам природы брошенные на произвол судьбы не только выживают, но и превращаются в совершенных людей, эдемов. Спустя долгих пятнадцать лет лишь Габриэлла, чувствительная, но непослушная внучка вождя племени, кажется себе чужой в этом идеальном мире и мечтает узнать правду о прошлом. Ей предстоит встретится с ним лицом к лицу, оказавшись на космическом корабле. Только вот не пожалеет ли она о том, что так жаждала правды?
  ГЛОТОК СОЛНЦА
  
  Истории, которые хранит эта книга, я собирал постепенно. Большую часть написала главная участница всех событий - Габриэлла Луин. Некоторые эпизоды описаны людьми, которые вскоре, я надеюсь, станут вам так же дороги, как и мне. А иные главы написал я, по словам и воспоминаниям людей, которых я даже никогда не встречал, но знаю их души лучше своей собственной.
  Ужасно, что человечеству понадобилось слишком много времени, чтобы принять простую истину: без прошлого нет "сегодня" и не будет "завтра". Эта книга - человеческая мудрость, выстраданная сотнями и тысячами людей. Я искренне верю, что она не позволит превратить реальность в легенду.
  
  
  ПРОЛОГ
  
  - Виктор, как мы скажем дочери? - спросила Сара. По ее щекам текли слезы.
  - Я не знаю, - тяжело выдохнул отец. Он закрыл глаза и тихо проговорил: - Мы должны найти выход. Должен быть другой вариант.
  - Другого варианта нет! - в отчаянии воскликнула Сара.
  Виктор обнял ее за плечи.
  - Мы должны верить.
  - Они будут следить за каждым человеком, нога которого ступит на борт корабля, - стараясь удержать слезы, прошипела Сара. - У нее смертельная болезнь.
  - Черт! - гневно воскликнул муж. Он больше не мог сдерживать боль и злость. - Проклятое правительство! Я остаюсь с ней! - в отчаянии отец ударил кулаком по столу.
  - Тише, Виктор. Она нас услышит, - предупредила Сара. - Они не позволят нам остаться. Они выбрали нас. Не понимаю. На корабль переселяются самые богатые и влиятельные. Как же мы попали в этот бессердечный список эмигрантов? - Сара беззвучно плакала.
  - Не все богатые и влиятельные здоровы. Некоторые из них вообще не способны иметь детей. Поэтому им нужны мы. Черт бы побрал этот "Список здоровья"!
  - Может, мы можем чем-нибудь заразиться? Давай проберемся в лабораторию, найдем какое-нибудь заболевание, которое хранят в пробирке. Не смертельное. Но такое, которое станет достаточно веским основанием, чтобы оставить нас.
  Лицо Сары исказилось от боли. Она заглянула в глаза мужа с таким отчаянием, что он отшатнулся от нее:
  - Сара, не мучай меня! Ты сама знаешь. Это бесполезно. За нами следят день и ночь. Мы не доберемся даже до соседнего дома, что уж там, до лаборатории!
  - Виктор! - всхлипывала женщина. - Что делать? Они заставят нас бросить ее здесь. Они заставят! - на лице женщины застыло безумное выражение. - Они не позволят мне остаться на планете, чтобы моя дочь...
  В комнату вошла Габриэлла. Глядя на маленькую красавицу, Виктор на одно мгновение забыл обо всех горестях. Девочка - точная копия ее матери. Смуглая кожа, блестящие темные волосы и невероятно яркие голубые глаза. Внимательные, проницательные и мудрые. Глаза взрослого человека.
  - Мама! Папа! - девочка изумленно смотрела на испуганных родителей. - Что случилось?
  Сара в растерянности посмотрела на мужа. Ее глаза потемнели от отчаяния. Как сказать такой крохе, что ее бросают на планете, которой совсем скоро суждено погибнуть? Как сказать ей, что она не нужна человечеству, как бывают не нужны взрослым сломанные детские игрушки?
  Сара бросилась к дочери и крепко обняла ее.
  - Элла, моя родная! - женщина целовала ладошки девочки. - Я обману их, слышишь, я останусь с тобой!..
  - Где останешься, мама? - спросила Габриэлла.
  Виктор помог жене подняться на ноги. Сара бросилась прочь из комнаты, лишь бы не смотреть в глаза дочери, когда она узнает правду.
  Виктор тяжело вздохнул, подняв глаза к небу. Он не привык сдаваться без боя. Но сейчас битва шла в его душе. Не на жизнь, а на смерть. Какая сторона не выиграла бы, исход один - смерть.
  - Габриэлла... - Виктор замолчал под пристальным взглядом девочки. Он оглянулся по сторонам, словно что-нибудь в этом мире могло предотвратить неизбежное. - Мы тебя очень любим, солнышко.
  Придется озвучивать жестокую правду.
  - Я хочу, чтобы ты никогда не сомневалась в этом.
  А то, как же! Она не будет сомневаться, она совершенно точно возненавидит.
  - Есть такие обстоятельства, которые выше нас.
  Как ей сказать? Какие слова произнести?
  Взгляд Виктора остановился на журнальном столике. Мужчина горько усмехнулся: какое ни какое, спасение.
  Он взял папку с рисунками, открыл и показал их девочке.
  - Габби, ты рисовала, помнишь?
  Девочка провела ладонью по бумаге. На одном из лучиков солнца расцвел роскошный розово-фиолетовый цветок.
  - Солнце оранжевое, оно очень горячее, - проговорила она. - Жарко, а еще... еще, - ребенок замолчал, подыскивая правильное слово. - Одиноко, - наконец, сказала девочка. - На Земле одиноко.
  - Да, точно, - вздохнул Виктор. Он не смотрел на дочку. - Мы с мамой должны будем уехать, дочка, - мужчина смотрел на рисунок. В отдалении от Солнца светилась синевой Земля. - Нужна наша помощь людям. Мы должны с тобой расстаться. Ты поживешь пока здесь с бабушкой.
  Наступило молчание. Долгое, протяжное, отчаянное, как плач скрипки. Угрожающее, как предсмертный крик.
  - Планета погибнет, - тихо проговорила девочка.
  Она уже все поняла.
  - Да.
  Когда-то Виктора радовало, как безошибочно его маленькая дочь чувствует настроение взрослых. Сейчас он готов был расплакаться от того, что Габриэлла многое понимает.
  - Просто будьте счастливы, ладно?
  Виктор поднял взгляд. В голубых озерах плескалось отчаяние. Оно грозило выйти из берегов и накрыть гигантской волной любящие сердца.
  Не сдерживая собственных слез, Виктор притянул к себе Габриэллу.
  Прозрачные капли упали на рисунок и размыли ярко-оранжевый круг разгоряченного солнца.
  
  * * *
  На погибающей Земле бросили больных детей и стариков, неизвестных и никому не нужных, людей, которые преградили дорогу влиятельным мировым лидерам, - всех, кем трудно управлять или о ком нужно заботиться. Космические корабли стремительно бежали в темноту Вселенной. Ради сохранения человеческого рода. Оставляя в прошлом человечность и сострадание. Им вослед, сердцем угадывая курс, смотрели детские глаза, потерявшие веру и надежду.
  
  
  ГЛАВА 1
  
  Габриэлла
  
  Я опасливо осматриваюсь: вокруг ни души. Конечно, со временем ближние узнают о моем поступке. Ведь мы обладаем уникальной способностью чувствовать настроение друг друга. После того, что я сейчас сделаю, они рано или поздно заметят, что я задумчива, выпадаю из реального мира. Так бывает всякий раз, когда я решаюсь пойти против семьи. Мне должно быть стыдно. Но мне все равно.
  Я двигаюсь в густую стену зарослей, вытянув вперед руки. Стараюсь смягчить болезненные удары по лицу. Я знала, что так и будет. Догадывалась. На нашей планете ты не можешь быть свободным. Ты не можешь поступать, как тебе вздумается. Если не помешают люди, тебя остановят растения или животные.
  Так что меня ничуть не удивляет недружелюбие папоротника. Меня волнует другое - то, что скрывают широкие листья растения... Бесценные сведения о нашем прошлом. История нашей планеты. Если ближние не желают ее помнить, я не собираюсь забывать.
  Пятнадцать лет прошло после Великого Пожара. Пятнадцать лет, как унги бросили нас накануне грандиозной катастрофы, когда планета утонула в пламени солнца. Мы все сгорели. Заживо.
  Наш вождь говорит, мы должны забыть о прошлом. Унги - предатели. Даже если они когда-нибудь вернутся, мы не должны принять их вновь, не должны поддаваться их сладким речам. Мы не такие, как они. Мы не едим мясо, не грубим друг другу, мы милосердные и умеем сострадать. Для нас важны гармония, спокойствие и созидание. Мы живем благодаря солнечному свету и теплу. Утром и вечером молимся, чтобы наши тела напитались священной энергией. Мы называем себя эдемами. Идеальные создания, призванные возродить планету и помогать другим галактикам.
  Наш мир - идеальный.
  Их мир идеален.
  Я пока не знаю, как к нему привыкнуть. Некоторые ближние думают, что я не могу пережить предательства родителей. Может быть, они правы. Я не хочу сейчас об этом думать.
  С большим трудом делаю последний шаг и вырываюсь на поляну. Сердце бешено колотится. Я шумно вздыхаю. Ради таких мгновений я всегда нарушала правила: в нескольких шагах от меня обломки здания. Настоящего! Построенного унгами, нашими предками. Я улыбаюсь: я все-таки смогла найти это место. Удивительно, как мощное солнечное излучение, погубившее почти все живое, не спалило несчастное здание дотла.
  Несколько минут я с восхищением рассматриваю его. У нас уже давно не строят такие жилища. Мы отказались от них после Великого Пожара. Живем на деревьях в "шатких палатках", как мы их называем. Вся планета для нас. Нет врагов. Нет движения. Иногда мне кажется, наш мир идеален до испорченности.
  Я отбрасываю неприятные мысли. Но в душе зарождается сомнение. Впервые за все время. Я понимаю, что оно медленно перерастает в нечто, похожее на... "Страх?" - не верю я. Бабушка всегда говорит, что нам неизвестно это чувство. На нас никто не нападает, значит, мы не способны испытывать страх. Просто она никогда не пыталась скрыть от семьи прегрешения, как это делаю я.
  Замираю на месте. Недалеко пробежал гепард. Он не любит лес. Скорее всего, он здесь только из-за меня. Значит, животные уже поняли, зачем я сюда пришла. Главное, чтобы за мной не следили другие, не столь безобидные кошки. Так мы называем леопардов, пантер, львов и тигров, самых опасных животных. После Великого Пожара практически все создания живут за счет солнечной энергии. Кошки остались хищниками. В нашем поселении, которое мы называем Фракталом, позволено убивать кошек, если они нападают на эдемов. Они даже едят сырое мясо! Меня тошнит. К горлу подкатывает раскаленный ком. Делаю шаг вперед и понимаю, что просто подошла слишком близко. Близко к прошлому.
  Я осторожно проскальзываю в дом. Обугленные доски то и дело рассыпаются под моими ногами, угрожая отправить меня в "подвал". Я знаю некоторые слова, которые использовали унги, а мы их уже не употребляем. Моя приятельница Нона наверняка не имеет даже малейшего представления об умерших словах.
  Я осматриваю дом. Крыша разрушена, в некоторых местах доски свисают до самой земли. Мне нужен кабинет. Унги обычно оборудовали спальные комнаты и кабинет на втором этаже. Лестница рассыпалась. Я могла бы запрыгнуть на второй этаж, но все настолько разрушено, что мне не от чего оттолкнуться. На второй этаж я не попаду.
  Я вмиг забываю о своих горестях. На противоположной стороне большой комнаты стоит перекошенный шкаф (еще одно умершее для эдемов слово). Этот инвалид Великого Пожара хранит такие сокровища! Если бы я могла, я бы закричала на всю Вселенную от радости. Но ближние меня услышат. Поэтому я просто замираю в восхищении. Этот шкаф хранит книги!..
  Я бросаюсь к нему через всю комнату. Одна из досок, свисающих с потолка, останавливает меня, резко ударяя по плечу. При других обстоятельствах я бы легко могла увернуться, услышав тихий свист падающего дерева, но сейчас я слишком поглощена найденными сокровищами. Шкаф выглядит совсем плохо, но для меня это самый красивый кусок пускай и обугленного дерева.
  Растирая ушибленное место, я двигаюсь дальше, осторожнее, чем прежде. Фингал под глазом вряд ли поможет мне скрыть содеянное преступление от эдемов.
  Я подхожу совсем близко. Вонь становится невыносимой. Одно дело - любоваться книгами, другое - прикасаться к погибшему, обугленному дереву. Совсем не хочется чувствовать на руках рассыпающуюся кору, чувствовать глубоко внутри навсегда застывший сок дерева - его кровь. От одной только мысли становится не по себе. Пускай ближние и считают меня жестокой, безрассудной, пускай ближние говорят, что я мыслю, как унг, а не как эдем, но я боюсь жестокости, и прошлое меня тоже страшит. Сама не знаю, что я ищу. Унги с их безграничной жестокостью и неконтролируемой яростью пугают меня до чертиков. Но я чувствую, мне нужно знать правду, тогда будет легче.
  Унги ели растения и животных! Они срубали деревья и делали из них предметы, которыми потом пользовались! Они окружали себя трупами своих братьев! Какая мерзость. Они не отличали чувствительных созданий от тех, что живут неосознанно, и причиняли боль существам мыслящим. Мы видим разницу. Лишь некоторые растения и животные слишком глупы и бесчувственны, чтобы понять, какие ощущения испытывают. Мы называем их пустышками. Да, из камыша или папоротника мы можем создать некоторые полезные предметы, но только если эти растения живут неосознанно, если они не откликаются на мысленный зов.
  Надо успокоиться. Я инстинктивно делаю несколько глубоких вдохов. Плохая идея! Невыносимый удушливый запах мертвецов. Повсюду. Теперь даже в моих легких. В моих клетках. В моем сердце.
  Если я хочу узнать правду об унгах, придется переступить через это. Я всегда паникую. Но всегда нахожу в себе силы.
  Моя рука замирает в нескольких миллиметрах от книжной полки. Совсем не страшно, уговариваю я себя. Я ведь привыкла к книгам, а они не многим отличаются от всех других "инструментов" унгов: бумага создавалась из деревьев, только бедные растения еще и обрабатывались какими-то жуткими металлическими машинами, прежде чем их начинали использовать. Извращенная жестокость!.. Интересно, унгам было так же неприятно, как и нам, прикасаться к бумаге, или им было все равно. Наш вождь говорит, на пути к цели они не останавливались ни перед чем.
  До меня доносятся голоса ближних. Они далеко, во Фрактале, молятся, наполняясь целительной солнечной энергией. Каждый эдем молится, обычно раза два в день, а то и больше. Молитва помогает нам оставаться в гармонии с Вселенной.
  Я слышу голос. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы понять: он звучит ближе остальных. Гораздо ближе. Слишком тесно мы все связаны: порой чувствуем даже дыхание и биение сердец друг друга на далеком расстоянии.
  Но это... голос Авреи, а эта влиятельная особа. Я создала мысленный барьер, чтобы она не почувствовала моего присутствия. Но она же правая рука вождя, к тому же медиум. Ее жизненное кредо: эдемы - невежды, за ними нужно установить неусыпный контроль, только тогда из них получатся хорошие люди. Меня Аврея особенно недолюбливает. И это, наверное, самый веский аргумент, чтобы поспешить. Если она меня почувствует...
  Я буквально кожей ощущаю, как она приближается.
  Смотрю на свои руки, собираюсь с силами и прикасаюсь к первой книге, смахиваю с нее древесный прах. Это жутко неприятно. Но голос Авреи подстегивает меня лучше всяких внутренних убеждений. Он звучит слишком громко для такого тихого утра. Аврея всегда великолепно излагает свои мысли. Эмоционально. Даже в обыденной жизни она словно выступает с трибуны. Не разговаривает, а декларирует. Вот и сейчас ее страстный монолог слышен во всех уголках леса. Как только она не мешает эдемам молиться?
  Книг, конечно, не так много, как мне хотелось бы, но и этого достаточно на ближайших несколько месяцев. Я долго буду расшифровывать отдельные неизвестные мне символы, учитывая то, что у ближних, а тем более у бабушки, спрашивать о прошлом приходится только в крайних случаях. Меня ждет череда долгих серьезных нравоучений, которые я знаю уже наизусть.
  Из пяти с виду более-менее сохранившихся книг три сразу рассыпаются в моих руках. Еще одна мне уже хорошо знакома. Я бы прихватила и ее, но вождь наверняка продолжает поиски тайников. Каждый лишний участок земли, скрывающий мои сокровища, может стать молчаливым свидетелем преступлений.
  Я тянусь за третьей книгой. Она сохранилась лучше всех, потому что тоньше и меньше них.
  - "Киты и дельфины - обитатели океанов", - читаю по слогам и улыбаюсь. Голос Авреи, тихое пение эдемов во Фрактале, удушливый запах, мои страхи и сомнения - все отступает. Я не в состоянии сдержать радости. Я, как ребенок, счастлива каждой мелочи, напоминающей о прошлом. Да, мне нужен тот мир, нужна та маленькая больная раком девочка, которую родители бросили на планете. Та девочка, которая все еще живет во мне и тоскует по своим родителям. Природа, как же она по ним тоскует!
  Я кладу книгу в сумку, сделанную из пустышки. Раньше я носила живую: широкий лист антагора, который, оборачивается вокруг книги, удерживаясь одновременно на моем плече. Это удобнее. Но последнее время мой антагор ворчит все чаще и все громче. Ему страшно не нравится, что он становится соучастником моих преступлений. Остается только посочувствовать: антагору и впрямь не повезло с хозяйкой. Хорошо, что даже после Великой катастрофы растения не научились разговаривать, а то "законопослушный" антагор точно высказал бы мне все, что думает, а другие растения рассказали бы много такого, что эдемам обо мне знать не положено.
  Аврея совсем близко. Я предупреждала бабушку, что сегодня буду молиться одна. Но видимо, было решено в любом случае следить за мной. Иначе что делает Аврея так далеко от Фрактала, пока все эдемы молятся?
  Придется возвращаться в поселение через Аметистовую долину. Это рискованнее. Хотя... Спасибо Аврее: благодаря ей, у меня вызрел хороший план.
  Ступаю как можно тише, пробираюсь обратно к выходу. Одновременно концентрирую все свое внимание на воображаемом мысленном барьере. Окружаю им тело и сознание. Вождь говорит, что каждый эдем должен быть послушен воле своего народа и природы, с которой ему необходимо оставаться в гармонии. Однако эта самая природа остается в стороне. Позволяет мне поступать так, как я считаю нужным.
  Каждый эдем знает, что зерно планеты, ее ядро - это источник всех наших энергетических явлений, а значит, всего живого. Именно оно позволяет создавать энергоинформационное поле вокруг планеты, Фрактала и отдельного человека, с его помощь мы способны посылать импульсы в открытый космос и помогать другим галактикам.
  Зерно планеты. Это и есть природа, не так ли? И более важный компонент, чем растения или животные, которые пытаются меня остановить. Если вождь прав, тогда почему зерно планеты не мешает мне? Почему дает энергию, чтобы прямо сейчас укрыться от Авреи?
  Я много об этом рассуждаю. Не сказала бы, что люблю философствовать. Но я мечтаю однажды все-таки разобраться, правильно ли я поступаю.
  По меркам унгов мне лет двадцать. Мои сверстники уже давно закончили школу. Но меня эта участь не постигла. Я школу не посещала. И хорошо. В принципе меня все устраивает: не надо общаться со старейшинами, у меня много времени. Но зато и в медиумы меня до сих пор не приняли, в то время как моим сверстникам давно позволили телепатить с другими планетами и галактиками. Не то, чтобы я завидовала... Хотя да. Наверное, это именно так и называется.
  Я иду против воли семьи. Доверяю интуиции. Но я должна, в конце концов, узнать, не зря ли я так бережно храню тайны.
  За поселением у меня несколько тайников. Если быть более точной, четыре. Два у озера: один спрятан в камышах-пустышках, другой - на самом дне водоема, еще один скрыт среди валунов у моря, а четвертый - мой самый любимый и ценный - в коре старого дуба, настолько разрушенного и раненого, что никто не мог облегчить его боль. Кроме меня. Вообще я опасаюсь дубов. Они обычно хорошо помнят жестокости унгов, так что сильно не одобряют мои "увлечения". Но бедный старый инвалид в знак благодарности согласился помочь мне и уже много лет таит в своем стволе мои преступления.
  Среди найденных драгоценностей у меня есть книги, карты, тетради, какие-то безделушки вроде резинок для волос, остатков косметики и одежды, какую носили унги. Из книг я узнала, что раньше планету называли Землей, на ней несколько материков. Думаю, мы живем где-то на юге Северной Америки, как раньше называли эту часть мира. Однако, к большому сожалению, я даже не представляю, в каком именно месте находится наше крохотное поселение.
  Кое-что я знаю о технике, например, такие слова как компьютер, сенсор, телевидение, электрокары, которые мои ближние уже давно забыли. Мне повезло найти однажды толковый словарь, по которому я медленно, но верно изучаю слова. Понимаю, конечно, далеко не все, но многое. Иногда кажется, будто само слово я когда-то очень давно слышала, но я не имею ни малейшего понятия о явлении, которое это слово обозначает. Например, робот - электронный человек, киборг, робокар, умная машина, внешним видом и производимыми действиями напоминающая человека. Даже не представляю, что такое возможно...
  Самый ценный мой трофей - личный дневник какого-то унга. Не все страницы в нем сохранились, но это было первое сокровище, которое я нашла. Я почувствовала его под землей, когда слонялась за пределами Фрактала. Я не сразу смогла прочитать, что там написано. До этого все книги были на одном языке, на котором мы все и разговариваем. Потом я нашла "английскую" азбуку и постепенно изучила все символы. Но унг писал на другом языке, известном лишь некоторым эдемам. Я, как и бабушка, также немного знаю его. Помню, в детстве отец часто рассказывал мне сказки на этом языке. Я говорю на нем редко, но порой мне кажется, что он и есть мой родной язык.
  Чтобы прочитать дневник унга, потребовалось несколько лет. Некоторые символы я выведала у Никиты, хотя он так и не поведал мне, как называется этот необычный язык.
  Никита из чужаков, много лет назад пришел из другого Фрактала. Обычно такие, как он, философию нашего вождя защищают еще более ревностно, чем остальные эдемы. Так что спрашивать чужаков о жизни за пределами поселения бессмысленно. Но мне Никита рассказывал о прошлом. Очень редко и очень мало. Мне кажется, старейшины внимательно наблюдают за ним, ведь прогнать не могут, но самого Никиту боятся. Почему, я не знаю. Видимо, считают, что он слишком хорошо помнит прошлое.
  Хоть я и смогла прочитать весь дневник, все равно почти ничего не поняла. Унг редко четко излагает мысли. Это похоже, скорее, на список его любимых фраз или что-то в этом духе. Даже не понимая смысла слов, я часто осторожно перелистываю страницы. Даже вид обычной серой тетради успокаивает меня.
  Я спрятала дневник под всеми другими ценностями в коре старого дуба и пообещала себе, что однажды буду знать достаточно, чтобы понять все, что в нем написано.
  Я петляю по лесу, уходя все дальше в горы. Я здесь не в первый раз, а вот Аврея вряд ли часто выбирается в такую даль. Мое сердце все еще пропускает удар от ужаса при каждом слове Авреи, но ее голос звучит дальше, и я чувствую: мысленно она меня так и не нашла. Похоже, я совершенствуюсь, если правой руке вождя уже не так просто схватить меня и притащить за шиворот в селение.
  Я наворачиваю круги до тех пор, пока, наконец, чувствую, что Аврея спустилась к подножью горы и направляется к Фракталу. Мне тоже пора домой. Но я медлю: с вершины горы наверняка открывается прекрасный вид.
  Я приближаюсь к краю обрыва. Осторожно, так, чтобы в поселении меня никто не заметил. Вот была бы дерзость: я гордо стою на вершине горы, волосы красиво развеваются на ветру. Даже не могу предположить, какое наказание мне бы придумали. За наркотики, о которых нам твердят с самого детства, но никто из нас никогда их в глаза даже не видел, предусмотрено жестокое наказание: эдема не подпускают к народным собраниям и праздникам, он оказывается в полной изоляции (по сути именно так я и живу), хуже того, могут установить контроль за мыслями и настроением. Но самое серьезное: преступнику запретят медитировать вообще до конца жизни. И он никогда не увидит Вселенную. Никогда не установит контакт с жителями других планет.
  Думаю, если кто-нибудь заметит меня здесь, в горах, наказание будет не менее суровым.
  Я выглядываю из-за деревьев - и у меня перехватывает дыхание от такой неземной красоты. Я вижу все. Аметистовую аллею, Туннель богини Иоланты. Цветы сияют всеми оттенками фиолетового. За главным парком - темно-зеленый лес Фрактала. В самом сердце его находится Воронка. Там растут три огромных дуба, которые мы зовем Близнецами. Я и отсюда вижу их могучие переплетенные кроны. А дальше, насколько простирается горизонт, горбятся холмы, покрытые густой бархатной травой. За ними, на юге Фрактала, виднеются скалы - гордые и яркие. Они выше других горных хребтов, окружающих поселение с четырех сторон, как верные стражи.
  Если я что-то искренне и люблю во Фрактале, так это его красоту. Я могла бы наслаждаться ею часами, днями и даже годами, но мне нужно осуществить свой коварный план. А план таков: хочешь спрятать нечто так, чтобы никто не нашел, оставь это на самом видном месте. Рискованно, конечно, но меня это выручало не один раз. Поэтому я возвращаюсь во Фрактал и решаюсь запрятать сумку в Аметистовой аллее - главном парке нашего поселения. Это священное место для эдемов. Боюсь даже осознать, кто я такая. Точно больше, чем просто преступница. Узнай ближние о моих проделках, они бы назвали меня предателем. Страшное слово. Пугает даже меня. Но бесцельно прожитая жизнь пугает меня еще больше. Я должна знать правду. Я должна быть тверда в своих убеждениях.
  Ноги подкашиваются от ужаса и чувства вины, однако я продолжаю двигаться. Не знаю, куда приведет меня эта дорога. По крайней мере, сейчас я вижу, она уходит во Фрактал.
  
  
  ГЛАВА 2
  
  Габриэлла
  
  Здесь всегда шумно и при этом тихо. Близнецы величественно возвышаются над лесом. Под корнями и ветвями деревьев пробегают реки, с невысоких порогов бросаются водопады. Это мир изгибов, шатров, листьев и цветов. Воздух наполнен ароматами иоланты. Над цветами порхают тысячи бабочек, они повсюду, кажется, их больше, чем воздуха. Здесь все и всё в постоянном движении. Этот мир бьётся и пульсирует, как человеческое сердце.
  Воронка - это центр всего поселения, обитель самых уважаемых эдемов. Унги бы сказали, что это центр не только географический, но и культурный. Именно здесь живут наши старейшины - авгуры, а также их родственники и помощники. К радости или несчастью, и я живу здесь.
  Почти каждую ночь и в дни празднеств на ветвях Близнецов собирается много людей. Самое веселье на верхушках деревьев, ближе к небу и звездам. Часто моя бабушка рассказывает людям о далеких галактиках, спасенных мирах и будущих великих свершениях.
  Эдемы приходят сюда в любой час дня и ночи. По самым разным причинам. Просят о помощи, дарят свою душевную благодать, советуются, успокаиваются, мечтают, молятся.
  А я здесь живу. Их круглосуточное паломничество утомляет меня. Порой приходится срываться с места и искать настоящую тишину в других уголках Фрактала. Днем еще ничего: авгуры уходят в Аметистовую аллею или в школу, куда-нибудь в поселение, чтобы медитировать или молиться. Эдемы стремятся оставаться поблизости с ними. Однако ночи в ветвях Близнецов иногда становятся для меня мучением. Я стараюсь оставаться на нижних ветвях дуба, иначе придется болтать с ближними ночь напролет. Зато истории бабушки люблю слушать даже я. Иногда в ее рассказах промелькивает прошлое, и тогда нет для меня большей радости.
  На ветвях деревьев качаются палатки. Мы даже называем их шатающимися. Небольшие домики напоминают гнезда, свитые из ветвей, листьев и цветов. Название оправдано: палатки действительно немного шатаются, когда дома никого нет. Так происходит потому, что палатка не наполнена энергией своего хозяина. Когда в шатре отдыхает эдем, вокруг нее клубится едва различимый в воздухе фиолетовый туман.
  Если человек укрылся в палатке, значит, он хочет разобраться в своих мыслях, настроиться на нужный лад. Я не совсем понимаю уединение такого рода: как можно почувствовать себя в одиночестве, если за пределами палатки кипит жизнь? Однако частенько такая маскировка играет мне на руку, ведь люди стараются не беспокоить, пока ты наедине с собой. Хотя я скрываюсь в палатке так часто, что при необходимости бабушка даже не думает, стоит ли меня отвлекать, сразу зовет.
  Из Аметистовой аллеи я прихожу сюда вместе с другими эдемами. Они возвращаются с молитвы. Я с места преступления. Мне нужно показаться самым близким людям, и потом я буду свободна. Надеюсь. Только бы найти бабушку, не натолкнувшись на кого-нибудь...
  - Габби, доброго тебе дня и душистой иоланты!
  Знакомые девушки сбегаются ко мне с разных ветвей. Вот и нашла бабушку, никого не встретив.
  - Мы так давно тебя не видели.
  Я знаю этих эдемок всю жизнь, но они все равно кажутся мне похожими. Яркие зеленые глаза, длинные светлые волосы, белоснежная кожа, сквозь которую просвечиваются голубоватые вены. Так выгляжу и я. Вообще наша внешность может очень серьезно меняться. Преображения происходят неосознанно или сознательно и зависят по большей части от самого человека или от чувств, которые он переживает. Но в повседневной жизни все мы похожи, особенно молодежь. Разница только в украшениях и инсигниях. Но возможно, что так считаю только я. Еще одно мое внутреннее отличие от других.
  - Где ты пропадала?
  В отличие от эдемок, я умею лгать. Но сейчас не знаю, что сказать. Каждое мое слово может быть использовано против меня.
  "Молилась". - "Почему одна?"
  "Ухаживала за животными". - "Все еще в поиске настоящей жизненной цели?"
  "Искала Фортуната". - Ой, нет, нет, нет, совсем плохая мысль. - "А когда вы создадите семью?"
  Пока я думаю, одна из девушек сама прерывает молчание:
  - У тебя появились новые инсигнии?
  О нет, только не это.
  Вообще считается, что инсигнии меняются в течение жизни и могут толковаться по-разному. Они означают прошлое, настоящее, будущее и то, чему не суждено случиться, - короче, что угодно. Растолковать инсигнию может только ее носитель. Официально число и яркость инсигний не имеют значения, но это не мешает девушкам хвастаться обилием своих рисунков.
  Я терпеть не могу говорить об этом. Как по мне, это слишком личное. К тому же у меня рисунков достаточно много, но их гораздо меньше, чем у других эдемок. Мы можем вырисовывать на своем теле новые инсигнии. Силой мысли.
  Раньше я тоже экспериментировала, но у меня это получалось плохо. В шестнадцать лет я позволила тому, что я чувствовала интуитивно, проявиться на коже: в итоге за правым ухом появилась бабочка. Такая инсигния всегда приветствуется, ведь бабочки - верные слуги Иоланты. Но моя выглядит совсем по-другому: у нее примитивные формы - резкие и даже грубые, без вензелей, изящных узоров. Просто туловище и четыре разноцветных крыла: черно-белое, фиолетово-голубое, красное и желто-зеленое.
  Когда бабушка увидела эту инсигнию, она так разгневалась, как никогда. Велела никогда больше не создавать этот знак. Я не знаю, что такого крамольного в моей инсигнии, сколько ни пыталась расспросить бабушку. Избавиться от нее тоже не получилось. Рисунок въелся в кожу, как клеймо. Хорошо, что инсигния проявилась за правым ухом, я прикрываю ее волосами, благо, они у меня густые и до пояса, иначе пришлось бы вечно думать, как скрыть позор.
  Понятно, почему эта тема мне не по душе. А еще я становлюсь свидетельницей разговоров о комплементарных инсигниях. Эти беседы вообще могут вывести меня из себя. Легенда, будто у идеальной пары узоры на теле идентичны. В нашем Фрактале никто вообще никогда не видел подобного. Неизвестно даже, откуда появился этот миф. Но эдемки из раза в раз с сознанием дела рассуждают о комплементарных инсигниях, словно похожие узоры на теле людей способны связать их души настоящей любовью.
  - Что-нибудь создала сознательно?
  Я вновь не успеваю ответить, а девушки уже крутятся вокруг меня, с любопытством изучая мое тело. В глубокой древности так осматривали рабов на черном рынке.
  Я пытаюсь отбросить эту мысль. Так это воспринимаю только я. Девушки просто общаются. Они принимаются хвастаться своими успехами в искусстве инсигний. Эта беседа меня совершенно не увлекает. Поэтому я пропускаю мимо ушей большую его часть. Я часто так делаю. Думаю о своем, при этом механически запоминаю слова, а если меня окликнут, еще раз прокручиваю в голове последнюю фразу и отвечаю на заданный вопрос. Подозреваю, что у меня уже развилось второе внимание. Но ней дай мне Иоланта произнести такое вслух. Это было бы очень опрометчиво, ведь эдемы годами тренируются, чтобы овладеть таким "полезным и редким навыком". Я же считаю, что здесь всего-то дел: вовремя отреагировать.
  Последние несколько минут девушки обсуждают еду и купания. Мы едим плоды. Хотя лично я очень редко, от силы раз в несколько месяцев. Больше всего люблю бананы, ими быстрее всего наедаешься. Но Солнце, конечно, самый вкусный источник энергии. Зато воды я пью гораздо больше, чем другие, раза два в день.
  Меня окликают, и я мысленно повторяю последний вопрос, с которым ко мне обратилась эдемка: "Это правда, что ты любишь дождь и с удовольствием купаешься в море?"
  Дождь мало кто любит. Не все вещества, которые он обрушивает на землю, нужны нашим телам. Если попадаешь под дождь, потом приходится лишний раз молится, очищая свое тело. Но да, я люблю дождь. Чувствую себя такой живой, особенно под холодными каплями.
  - Ну, с удовольствием купаюсь в море - это громко сказано, - улыбаюсь я.
  Мы, эдемы, хорошо знаем, что с морем нужно быть осторожным. На планете, кроме нас, есть некоторые другие существа, и с ними нам лучше не встречаться. Я привыкла рисковать, но если дело касается корриганов, океанских жителей, на рожон я не лезу.
  - Бывает, купаюсь. Только с другими. Нужно оставаться бдительными.
  Я отвечаю искренне, и кажется, эдемки расслабляются. Я сама чувствую себя увереннее, чем прежде. У Сабрины талант задавать правильные вопросы. Она - хорошая девушка. Но именно из-за нее я сейчас страдаю. Другие эдемки относятся ко мне с опаской, поэтому редко утруждают общением, а вот Сабрина, совсем юная и полная энтузиазма, хочет меня приобщить к своему обществу. Мое желание - как можно быстрее закончить этот разговор.
  Я собираюсь уходить, но в поле моей чувствительности появляется важный человек. Спиной чувствую его присутствие. Этого общения мне избежать не удастся.
  В детстве мы с Ноной были отличными подругами. Вместе мы занимались всякой ерундой: лазали по деревьям, купались в водопадах Воронки, - но и помогали взрослым: собирали травы и даже ракушки на берегу моря, а это, между прочим, очень ответственное задание. Однако несколько лет назад наши дороги разошлись. Из веселой девчонки Нона превратилась в блюстителя порядка, а мне это совсем не понравилось. Несколько лет назад я заметила, что ей даже с Фортунатом легче найти общий язык, чем со мной. С тех пор я решила, что не буду утруждать ее своим обществом. Незаметно из близких подруг мы превратились в знакомых. Хотя эдемы считают, что все ближние, я уверенна, наша философия совсем не мешает быть друг другу чужими людьми.
  Ощущаю всеми фибрами души, как Нона приближается. Тем временем девушки под разными предлогами исчезают. У всех появились какие-то неотложные дела.
  Еще одно важное качество, которое раньше связывало нас с Ноной - мы всегда отличались от других.
  Она неспешно делает круг и садится прямо передо мной. Выглядит непринужденно, но подушечки моих пальцев покалывает от легкого напряжения. Не скажу, что я боюсь ее или не рада видеть. Просто мне, как и девушкам несколько минут назад, очень хочется убежать по каким-нибудь неотложным делам.
  Нона маленького роста, я выше ее на голову. Тем не менее, выглядит она достаточно взрослой и серьезной, чтобы показаться незнакомому человеку суровой. Она - одна из немногих молоденьких эдемок, которую, увидев раз, уже никогда ни с кем не перепутаешь. У Ноны тонкие руки, но на пальцах длинные острые ногти, кожа желтоватая, а в ядовито-зеленых глазах зрачок стоит почти вертикально. У нее всегда были короткие курчавые волосы, отливающие золотом. Представляю, как повел бы себя унг, если бы увидел ее во всей красе, как сейчас: "Помогите! Спасите! Инопланетяне!". Унги-то считали, что жизнь есть только на их планете. Насколько я знаю.
  - Рассвет был сегодня особенно хорош, - голос у Ноны громкий и яркий, как и ее внешность. Удивительно, что голос этот звучит властно и даже грозно в присутствии старейшин. В нашем общем юношестве он долгое время звучал по-детски звонко.
  - В Аметистовой аллее собрались почти все эдемы.
  При каждом произнесенном слове полупрозрачное платье пошатывается, как на ветру. На правой голени витиеватый узор из ярко-желтых цветов. Нона, как и я, не любит говорить об инсигниях. Рисунков у нее много, но они часто меняются. Нону это всегда раздражало, не думаю, будто что-то изменилось.
  - Было здорово почувствовать каждого.
  Я чувствую, как удивление преображает мое лицо. Ноне нравится проводить время с детьми. Это да. Но чтобы она ни говорила, молиться она не очень любит. Раньше не могла устоять на месте дольше пять минут. Ей трудно сконцентрироваться. Теперь, я уверена, радуется, если во время молитвы старейшины отдают ей какое-нибудь поручение.
  По моей реакции Нона понимает, что ступила не на ту тропинку. Она сжимает тонкие губы и зачесывает волосы назад, чтобы кудряшки не лезли в глаза. Наконец, она говорит напрямую:
  - Ты снова бродила где-то. Аврея тебя не нашла.
  Даже интересно, в чем она меня обвинит? Какие именно предположения строят ближние на мой счет?
  - Просто смотри, не создавай себе проблемы.
  Я вновь удивлена. Неужто я вижу перед собой прежнюю Нону, ту, что заступалась за меня перед вождем?
  В ее глазах блестит досада, и она отводит взгляд.
  Значит, мне показалось, что это прежняя Нона. Для нее мир, созданный авгурами, идеален.
  - Доведешь все до того, что тебя прозовут грязнулей.
  Да, я часто пропускаю истинную молитву. Просто я не хочу лишний раз открываться перед ближними, ведь мне есть что скрывать. Да, бывает и такое, что я несколько дней не молюсь Солнцу, но случается и так, что чуть ли не весь день посвящаю молитве. Однако Нона не посмеет обвинить меня, будто я не молюсь. Я очень уважительно отношусь к Солнцу. Думаю, лучше бы каждый сам обменивался с Ним светом. Зачем соблюдать все эти сложные ритуалы, да еще и в компании других эдемов? Я слежу за своим телом. Стоит черноте появится хоть на ногтях, я сразу очищаю свое тело и душу. Это другие могут затянуть до тех пор, пока волосы не потемнеют.
  - Я тоже молилась, - уверенно заявляю я.
  Нона смеряет меня строгим взглядом. На ней ритуальное платье. Легкие, тонкие ткани окружают тело Ноны прозрачной дымкой. На ногах - сандалии. Девушка выглядит изящно. В отличие от меня. На мне топ, схенти, и я босиком. Так уж мне нравится: чем проще, тем лучше, главное - удобство.
  - Уже молилась, говоришь? - переспрашивает Нона, имея в виду, что я выгляжу не должным образом.
  - В смысле еще раньше, до рассвета.
  - Зря только усложняешь себе жизнь.
  Это правда. Гораздо проще молиться, когда Солнце уже ярко сияет на небе или хотя бы медленно и тяжело выплывает из-за горизонта.
  Говорить нам не о чем, однако Нона не сдается:
  - Чем ты займешься в будущем?
  Для эдема совершенно нормальный вопрос. Они частенько задают его друг другу, чтобы лучше понимать, к чему каждый стремится.
  По правде говоря, лично я понятия не имею. Сейчас в мои обязанности входит ухаживать за животными, исцелять тех из них, которые приходят за помощью из Диких земель. Работа, откровенно говоря, не очень почетная. В сравнении с моими сверстниками я отстаю в развитии и чувствительности. Мне не доверяют, а это плохой знак.
  Я интересуюсь совсем не тем, чем следовало бы. На что я трачу свою жизнь? - Возвращаюсь снова и снова к своим тайникам, составляю карту Фрактала, ищу в округе руины прошлой цивилизации. Захожу все дальше. Во всех смыслах.
  - Уже решила по поводу семьи?
  Начинается. Мне хочется закатить глаза. Нона - одна из тех, кто сильно хочет найти для меня защитника, говоря по-унговски, выдать замуж. Почему бы ей не заботиться о создании своей семьи?
  Я не должна грубить ей. Любой эдем имеет право задавать такие вопросы. Это обычное проявление вежливости и дружелюбия.
  - Я еще думаю.
  Невольно я тут же представляю Фортуната, которого прочат мне в защитники. Наверное, его можно назвать красавцем. Он отлично сложен: худощавый, но мускулистый. Волосы колючие, как у ежа, на спине, плечах и руках длинные белые иглы. Резкие скулы, острые кончики ушей, тонкие нос и губы. Брови грозно нависают над янтарными глазами. Кстати, я замечала, что глаза у него светятся ярче, чем у остальных эдемов. Значит ли это, что у него фотосинтез проходит быстрее? Тогда почему его глаза не зеленые, а ярко-желтые?
  О Фортунате девчонки сплетничают по всем папоротникам. Он - хороший парень. К тому же "законопослушный гражданин": старейшины в нем души не чают. Наверняка в будущем он станет отличным мужем и отцом. Только бы не со мной. Наверное, мне должна льстить его симпатия. Но признаюсь, я панически боюсь наших отношений. Мне кажется, прояви я чуть больше внимания к Фортунату, меня в тот же день уговорили бы создать с ним семью. Я к этому совершенно не готова. У меня у самой столько вопросов. И что в таком случае я смогу дать Фортунату? Появятся дети, чему я их научу? Они окажутся между двумя огнями: отцом, который глубоко предан традициям и философии эдемов, и мамой, сутками напролет скитающейся в поисках прошлой цивилизации. Как сказал бы унг, Фортунат совсем из другого теста.
  - Что здесь думать. Он - замечательный мужчина.
  А вот это уже начинает меня раздражать.
  - Знаешь, где Флика?
  Нона кивает в сторону, и я вижу в толпе солнечных мою бабушку.
  - Она будет занята какое-то время. Нужна тебе?
  Нет. Совсем нет.
  - Не беспокой ее из-за меня. Я все равно должна помочь животным.
  Во мне все трепещет от радости, что бабушка будет занята, а я предоставлена сама себе. День складывается как нельзя лучше.
  - Пожалуй, я уже пойду, - весело сообщаю я.
  Нона не двигается с места. Ни намеков, ни прямоты она, похоже, не понимает. Что ж. Я уже собираюсь нахально уйти, но девушка останавливает меня:
  - Тебя Салима искала.
  Во Фрактале много детей, сколько именно, не знаю, но точно больше восьмисот. Их воспитанием старейшины занимаются особенно внимательно. По негласному закону меня к ним стараются не подпускать: я дурной пример. Лишь один ребенок всегда общается со мной без страха, такая уж статистика. Салима рано лишилась родителей, они ушли в другой Фрактал, что по неведомым мне причинам у нас считается позором, но дочь с собой не взяли. Так что можно сказать, мы с Салимой в некотором роде - подруги по несчастью. Мы с ней редко встречаемся, но я всегда искренне рада даже мимолетной встрече.
  - Где она?
  - Была в твоей палатке.
  Строго говоря, ближние могут занимать любые палатки. В мою же наведываться осмеливаются немногие: Нона, Фортунат и Салима. Я не просила о такой услуге, ведь в палатке я уж точно не решусь прятать нечто запрещенное. Просто я достаточно часто прячусь там сама, и люди как-то привыкли к такому раскладу.
  - Но уже, наверное, ушла.
  "Почему ты не сказала сразу?". Но я прикусываю себе язык.
  - Я забыла тебя предупредить.
  Как уж, забыла! Ноне, как и старейшинам, не нравилось, что я оказываю влияние пускай даже на одного ребенка.
  Я бы сказала Ноне еще несколько слов, но внезапно чувствую внимание бабушки к моей персоне. Серо-зеленые глаза Флики смотрят на меня так пристально, что становится не по себе.
  Если я хочу еще насладиться сегодня свободой, мне стоит пошевеливаться. На этот раз я не оборачиваюсь.
  
  ГЛАВА 3
  
  Габриэлла
  
  У подножья Северных гор у меня что-то вроде лазарета. Сюда приходят животные, которым нужна моя помощь. Я ухаживаю за ними, исцеляю их раны. Некоторых я вижу уже не впервые, другие приходят даже из чужих Фракталов. Это я знаю наверняка. С солнечными из далеких поселений контакт устанавливают только старейшины. Но у меня есть свои каналы связи.
  Из-за кустов иоланты мне навстречу спешит носорог.
  - Ну, здравствуй, красавец, - я поглаживаю животного по округлым бокам. У него жесткая шершавая кожа. Мысленно прощупываю клетки. Постепенно его мощное, неповоротливое тело исцеляется. Уже лучше. Гораздо лучше.
  Еще несколько дней назад ему не хватало энергии. Не знаю, откуда он пришел таким обессилевшим. Выглядел загнанным и уставшим. Просил очень много еды. Мне пришлось несколько раз за день молиться, чтобы потом наполнить пустышки солнечным светом. Носорог съел все, что я для него приготовила. Жевал траву-пустышку с таким видом, словно это дело жизни и смерти.
  Я продолжаю осматривать его тело. Только сейчас замечаю, что рог носорога густо покрыт разноцветными цветами. Они еще совсем нежные и мягкие, но в них бурлит жизненный сок.
  - Ты вырастил цветы! Умница! Просто молодчина!
  Радости моей нет пределов. Он вырастил цветы! Это отличный знак, замечательный. Обычно животные "цветут" от обилия энергии. Значит, хоть в чем-то я совершенствуюсь. Это уже не первый раз, когда мне удается исцелить животное за более короткий срок, чем прежде. Это по-настоящему воодушевляет.
  Проходит несколько часов, пока меня навещают самые разные животные, даже кошка. Пантера. Она чужестранка, сильно пострадала. Когда пришла впервые, несколько недель назад, на ее боку кровоточила огромная рваная рана. От вида багряной крови мне стало так плохо, что я, к моему стыду, едва ли нашла в себе силы думать об исцелении. К тому же, пантера вела себя довольно агрессивно, и это осложняло и без того непростое дело. Однако со временем мы нашли общий язык. Сегодня она даже ластилась, пока я готовила для нее питательную пустышку.
  Великий Пожар изменил не только нашу жизнь. Он изменил весь мир. Среди животных появились некоторые новые существа. Правда, названия в основном остались прежними. Большинство эдемов не знали, а другие предпочли забыть, как животное выглядело раньше. Однако также появились совершенно новые создания. Чтобы понимать, о каком животном идет речь, люди дали им имена. Например, химера. Я знаю, что унги называли так чудовище, объединившее внешний вид льва, коз и змеи. Но такого создания не существовало в реальности.
  Слово показалось нам невероятно притягательным, и мы назвали так удивительное создание, которого не видел ни один унг: у этого зверя птичья морда, похожая на морду полярной совы (конечно, я видела только картинку в книге; к сожалению). Смотришь на туловище - это создание напоминает собаку. Кстати, поведением тоже. Они живут небольшими стаями, страшные проказники, балуются, прыгают и виляют хвостами. Все это выглядит умилительно, учитывая, что они очень маленькие. У эдемов, насколько я знаю, химеры не поселились, хотя они очень общительные. Зато мне везет видеть их стаю несколько раз в год. Порой они даже забегают в гости, и я наслаждаюсь их дружелюбием. Если чесать им животы, химеры визжат, как настоящие собаки, а вот когда сердятся, могут и клюнуть. Мне, слава иоланте, не доводилось испытать на себе их гнев, но друг дружку они иногда не щадят. Стоит одной химере наступить на лапу другой, они могут устроить серьезную драку. Сами они способны к фотосинтезу, но, видимо, нечто все же осталось в них и от хищников. Хорошо, что химеры совсем незлопамятные и быстро находят дорожку к сердцам друг друга.
  Мой "рабочий день" подходит к концу. Я позволяю фантому Сабрины ворваться в мое информационное поле. Она болтает минут пятнадцать о всем на свете. И все бы ничего, но эдемка рассказывает об успехах в школе. А это то, что способно навеять на меня тоску. Особенно в дни, когда солнце светит так ярко.
  Фантом - это образ человека, материализованный в различной степени. Все зависит от того, с чем этот человек пожаловал. Может, он хочет обнять тебя. Тогда ты почувствуешь тепло его тела и, возможно, даже сможешь проникнуть в его клетки. А бывает, фантом буквально рассыпается на глазах. У всех способность связываться на расстоянии развита по-разному. Некоторые, например я, сами еще никогда не пробовали устанавливать контакт.
  Создавая фантомы, старейшины общаются с солнечными из других Фракталов. Вполне ожидаемо: я не была свидетельницей ни одной межфрактальной беседы.
  Фантомы служат и в других целях. Их могут приставить к эдему для помощи или же, наоборот, как наказание... В таком случае фантом будет ходить за тобой по пятам, следить за каждым твоим движением, настоящее ограничение свободы, правда, говорят, временное. Но я не знаю ни одного эдема, кому бы так не повезло. Нужно сказать справедливости ради, что это крайняя мера. Ну а в обычной жизни праведных эдемов главное условие: фантом может появиться только там, где его ждут, ну, или хотя бы согласны увидеть.
  Моя беда в том, что я не истинная эдемка. Даже исцеляя, как солнечная, я продолжаю искать прошлое. Несколько раз животные из других Фракталов приносили мне книги или одежду времен унгов. Это навевает на мысль, что не меня одну не отпускает прошлое. Однажды к книге даже была прикреплена записка: "Продолжай искать". Значит, кто-то из солнечных по ту сторону Фрактала также, как я, хочет понять, каким был мир до нас. Это я называю своими каналами связи.
  Лишь некоторым эдемам старейшины позволяют познакомиться солнечными из других поселений. Не понимаю, зачем такая таинственность. Получив записку от незнакомцев, я сдержалась и не написала ответ, хотя, признаюсь, соблазн был очень велик. Понимаю, что наш вождь так осторожничает неспроста. Эта мысль и не позволила мне самой попытаться связаться с чужестранцами. Но это не значит, будто я забыла, какое именно животное принесло мне эту весть.
  Я возвращаюсь в Аметистовую аллею. Сейчас здесь совсем мало людей. Но уже через час эдемы соберутся на молитву.
  Побродив по лабиринтам парка, я забираю свою сумку. Наверное, я и в правду зашла слишком далеко, если прячу такие вещи в главном священном саду эдемов. По крайней мере, людям не придет в голову искать следы преступления в Туннеле Иоланты.
  Мне требуется всего четверть часа, и вот я уже у озера. Здесь целых два моих тайника. Один тайник - среди камыша-пустышки, а на дне водоема в иле
  Приходится каждый раз создавать вокруг моих сокровищ новое защитное поле. Это вытягивает из меня много энергии. Но я должна быть осторожной.
  Я с трудом нахожу среди камышей тайник (в прошлый раз я постаралась на славу). Инстинктивно оглядываюсь, хотя это глупая привычка: в мире эдемов нельзя смотреть только глазами, а слушать только ушами. Здесь нужно чувствовать.
  А я чувствую одновременно тревогу бабушки, Ноны и Авреи. Внезапно они поняли, где я нахожусь. Я в недоумении. Почему сейчас? Где я прокололась?
  Флюиды беспокойства исходят с трех разных уголков поселения. Хорошо, хоть Фортунат не следит за мной. Я вообще не чувствую его присутствия. Есть и другая радость: я относительно далеко от Фрактала, любому из ближних понадобится время, чтобы добраться до меня. Других эдемов они не станут беспокоить. Для моей бабушки это стало бы позором: всенародно объявить, что ее внучка - преступница, скрывающая следы прошлого. В любом случае я чувствую, что ближайшему эдему до меня бежать минут десять. Я в безопасности. Ненадолго. Мне нужно срочно скрыть свой тайник. Когда меня найдут, то зададут хорошую трепку, но мой тайник останется нетронутым.
  Внезапно я слышу приближающиеся шаги.
  Я замираю на месте. Как так получилось? Я не понимаю!
  Всем телом чувствую, что в мою сторону движутся несколько человек. Камыш с хрустом ломается, пока люди стремительно пробираются через пустышки. Они всего в пятидесяти шагах, не больше. Кто это, некогда чувствовать. Но откуда все они взялись? Мне хочется закричать, и как можно громче. Но я лишь приглушенно рычу.
  Не может быть и речи о том, чтобы спрятать тайник. Плевать, я уже попалась. Лишь бы не потерять сокровища, которые я раздобыла сегодня. Если меня поймают здесь, сейчас, их точно отнимут. Убегу, спрячу книгу и сдамся ближним. А дальше будь что будет.
  Если я брошусь в камыш, преследователи рано или поздно нагонят меня. Но если выбраться из камыша, то им не угнаться за мной: я бегаю быстро.
  Я бросаюсь в сторону, туда, где, по моей чувствительности, камыша меньше всего. Но тут же останавливаюсь...
  Священная степь, с той стороны озера ко мне приближается Нона! Там только горы и море. Что она там делала? Как же я за ней не уследила? Еще минуту назад я чувствовала ее рядом с бабушкой, в центре Фрактала! А теперь она здесь?!
  За моей спиной - пять-семь эдемов, а впереди - Нона, которая точно не даст мне уйти. Куда бежать?
  Остается только одно решение. Пока мои мысли не почувствовали преследователи, я резко поворачиваюсь и что есть сил бегу им навстречу. Шесть, пять, четыре, три шага и я вижу эдемов, которые застыли на месте с палками в руках. Они забыли, что расчищали себе дорогу через камыш. Пробегая мимо, за доли секунды я замечаю их лица, вытянувшиеся от удивления. Все эдемы - верные друзья бабушки. Они с самого детства окружали меня, но я едва ли правильно назову их имена.
  Я проношусь мимо них так же быстро, как ветер. Я двигаюсь по тропинке, созданной преследователями. Я сбиваю с ног одну эдемку. Не поздоровится мне потом, ох, не поздоровится...
  Я выбираюсь из камышей и что есть сил бегу к океану. Только бы добраться до пальм, там я спрячу свою добычу, а потом вернусь. Я обязательно сдамся и буду молить о пощаде. Как обычно. Но это потом. Сейчас я должна бежать.
  Я отбрасываю все мысли. Я слежу за своим дыханием. Вдох, выдох, вдох, выдох. Глубже. Несмотря на безумную гонку. Дыши глубже.
  Я бегу только быстрее. И через несколько минут понимаю, что мои преследователи отстали. Но все еще несутся по моим следам.
  Я преодолеваю весь Фрактал. Если бы я бежала через поселение, то уже минула бы Воронку. Я бегу по песочному берегу моря. Мышцы ноют. Осталось немного. Впереди я уже вижу пальмовую рощу. Трудно дышать, но я не останавливаюсь. Еще совсем немного...
  Наконец я врываюсь в ряды пальм, нарушая их блаженный покой. Но они всегда были добры ко мне, поэтому, оказавшись здесь, я чувствую себя увереннее. Я на самой опушке. Надо забраться чуть дальше. Только не сейчас. Я упираюсь руками в колени и опускаю голову, восстанавливая дыхание.
  Глубоко в груди зарождается истерический хохот, но не успеваю я озвучить его, как в мое сознание врывается тревога деревьев. Они шумят, словно предупреждая. Я не знаю, в чем дело. Явно, ничего хорошего.
  Я выпрямляюсь. И в это же мгновение чувствую, как с моего плеча спадает сумка.
  Кто-то отнимает мою книгу!
  Резко оборачиваюсь, хватаюсь за добычу, но она исчезает прямо перед моим носом. Кто-то прячет его за своей спиной. Кто-то быстрый, сильный, ловкий.
  Я поднимаю глаза на своего соперника.
  - Фортунат? - кажется, будто из моих легких выбили весь воздух. С трудом я произношу: - Что ты здесь делаешь?
  Как это могло произойти? Я даже не чувствовала его присутствия.
  Лицо парня так же искажено удивлением. И... неподдельным ужасом, когда до него доходит, что спрятано в сумке. Он брезгливо отводит руку, словно боится, что книги могут укусить его. Я тяну руку, собираясь перехватить мой трофей, но Фортунат наконец понимает, что произошло и вновь прячет сумку за своей каменной спиной.
  Мы молча смотрим друг на друга несколько долгих секунд. Лучше бы он что-нибудь сказал. Хотя и так вижу все по его лицу: сомнение, досада, страх, разочарование...
  Я не выдерживаю всю эту гамму чувств и перехожу в наступление:
  - Вы что, обманули меня?
  Откуда взялись эдемы? Почему я чувствовала Нону в другой части Фрактала, но она оказалась так близко? И наконец, что здесь, в пальмовой роще, делает Фортунат?
  - Я не знаю, - тихо произносит парень. Я верю ему. Он действительно плохо понимает, что произошло. И тут мы оба чувствуем всех жителей Фарктала...
  Я ощущаю направленные на меня мысленные взгляды. Две тысячи человек в один и тот же момент наблюдают за мной. Я чувствую себя так, словно лечу в пропасть. Вижу, что и Фортунат вздрагивает от такого внезапного всеобщего внимания.
  А потом я оборачиваюсь и вижу их. Из Фрактала на берег выходят десятки, а затем сотни людей. Их становится все больше и больше. Они накатывают на песчаный берег, подобно волнам. Вновь я в ловушке. За спиной пальмовая роща и море, впереди - другая, не менее опасная стихия, и я понятия не имею, чьему строгому суду доверить свою жизнь.
  Я вижу знакомые лица. Нона в первом ряду. Смотрит на меня одновременно с горечью, но и радостью победы. Ее победы надо мной.
  Мне противно.
  Эдемов становится все больше и больше. Но люди останавливаются в стороне. Я с ужасом понимаю, чего мы все ждем. Вождя.
  Мои ноги подкашиваются. Собираю всю храбрость и гордость в кулак.
  - Ближние меня обманули, - произношу я.
  Это не вопрос. Это факт. Фортунат уже понял, что произошло. Я поднимаю на него голову, боясь натолкнуться на его понимающий взгляд.
  - Да, - выдыхает парень. Он с опаской смотрит на меня. Он не знает, как я отреагирую. Я сама этого не знаю. Закричать, убежать, упасть на колени?
  А люди все приходят. Их взгляды и мысли блуждают по моему телу, словно они касаются меня руками. Я хочу стряхнуть их с себя. Я хочу спрятаться.
  Бессмысленно смотрю в пустоту за плечом Фортуната. Пытаюсь понять, как... Как они обманули меня? Мы ведь так не поступаем. Но я обманывала их. Что ж, не найдя на меня управы, бабушка решила сдать меня общественности. И как давно она это задумала? На нашей планете не так просто заставить человека чувствовать ложные звуки, движения или даже мысли. Чтобы запутать меня, наверняка потрудилось много людей. Или же...
  Мне страшно подумать об этом.
  Здесь собрался весь Фрактал. Неужели все эдемы сговорились против меня? Неужели мои поиски прошлого так серьезны, что целое поселение устроило на меня облаву?!
  Во времена унгов так ловили животных. Травили на них собак. Называли это охотой. Я чувствую себя загнанной в угол. Так оно и есть.
  Наверное, теперь чувства хорошо просматриваются на моем лице, не говоря уже о раздражении и досаде, которые бьют из моего энергетического поля фонтаном.
  - Габби, мне так жаль, - взгляд парня излучает тепло. - Однако, наверное, так будет...
  - Не говори, что лучше, - огрызаюсь я. У меня внутри все сжимается в комок. Не хочуъ произносить обидные слова, но не могу остановиться. - Это несправедливо! Я ничего такого не сделала!
  - Ты нарушила правила.
  Как будто я сама не знаю!
  - Я никому не причинила вреда. Ты прекрасно понимаешь это.
  - Я непричастен к этому, Габриэлла, - напоминает Фортунат.
  Я знаю, по глазам вижу, что он говорит правду. Это не меняет дела. Его не заставили участвовать в обмане, потому что знали, что он проговорится мне. "Вот именно", - подсказывает совесть, но я не нуждаюсь в ее подачках.
  На самом деле я не знаю ни одного весомого аргумента, который оправдал бы мое поведение. Но меня все равно не поймут, у меня нет защитников. Поэтому я вынуждена ощетиниться, как кошка:
  - Знаешь что, это вы так боитесь унгов, что неспособны подумать, будто они выжили!
  - Габби, мы их не боимся их...
  Я не даю ему договорить:
  - Вы не хотите знать свое прошлое!
  - Ты знаешь, почему...
  - Вы не хотите признать... - Пытаясь сдержать себя, я заговорила тише, но от этого мой голос зазвучал еще более угрожающе. - Нас учили помогать кому угодно, не так ли? Учили любить все в этой Вселенной...
  - Так значит, ты любишь их?! - Фортунат говорил так же тихо, как всегда, но теперь его светлые глаза вцепились в меня, как колючки. - Любишь унгов? - Я вздрогнула, услышав боль в его голосе. Стыд. Я чувствую безграничный стыд за то, что я пошла против всех.
  - А смогла бы прожить рядом с ними хоть день?
  Слова Фортуната ударяют меня, словно хлыстом. Не успеваю я придумать умный ответ, как мою спину сводит судорога. Я чувствую пронзительный взгляд нашего вождя. Я не думала, что все зайдет так далеко. Я считаю мои поиски просто попыткой найти себя в новом мире, однако наш вождь относится к этому слишком серьезно. Здесь собрался весь Фрактал. На этот раз народного суда мне не избежать.
  Фортунат смотрит на меня с болью и сочувствием.
  Я делаю глубокий вдох и оборачиваюсь к нашему вождю.
  Многочисленные антагоры плотно укрывают хрупкое тело этой властной женщины. Она не любит носить пустышки, только живые растения. Из-за этого ее одежда шевелится и меняет форму прямо на глазах. Растения общаются со своей хозяйкой. Это всегда наводило на меня ужас: вокруг вождя звучит мягкое эхо, пока антагоры перешептываются друг с другом. Эдемов, ясное дело, восхищает то, как их предводительница все время поддерживает связь с растениями. Коса, отливающая серебром и золотом одновременно, как змея, сползает по плечу к самым коленям.
  Я заставляю себя встретиться с взглядом с нашим предводителем, и серо-зеленые глаза, кажется, заглядывают мне в самую душу. Я слишком хорошо понимаю чувства, отразившиеся на лице женщины. Я попалась. Больше не будет скандалов с бабушкой. Сегодня она будет судить меня, как вождь эдемов.
  
  
  
  
  ГЛАВА 4
  
  Габриэлла
  
  Плотным кольцом меня окружают эдемы. Шепот - реальный и мысленный - окутывает меня со всех сторон. Столько чувств, переживаний, предположений. И тошнота. Меня тошнит и мне противно от того, что я чувствую их всех. Есть что-то неправильное в нашей высокой чувствительности. Каждый должен сам решать, что он хочет вынести на общее обозрение. Нам же не спрятаться от чужого настроения, не убежать от мнения ближнего.
  Мне очень плохо. Их взгляды и мысли направлены только на меня. Я пропускаю через себя слишком мощный энергетический поток. Кажется, информационное поле вливается в меня из самого зерна планеты.
  "Тебе не кажется, это уже слишком?"
  "Фортунат очень волнуется".
  "Он даже сейчас ищет причину в себе. Все еще надеется, что ты откликнешься на его чувства".
  "Неужели тебе все равно? Ты ничего не хочешь сделать?"
  "Люди, которые любят тебя, страдают".
  Я слышу голос Ноны буквально в своей голове. Мы, конечно, не читаем мысли друг друга уж так напрямую, лишь чувствуем настроение. Но если я слышу ее так сильно, то она очень недовольна мной. И это значит, она сознательно врывается в мое сознание.
  А еще, это значит, что мне важно ее мнение. Иначе я не ощущала бы ее сильнее других...
  "Не моя вина", - отчаянно хочется крикнуть мне в ответ на ее мысленные обвинения.
  Нона жаждет расквитаться со мной. Мне трудно рассуждать логически, но все же я подозреваю, что движет ею. Мы долго дружили и настраивали друг с другом эмоциональную связь. Связь, которую не так просто разрушить. Своими поисками прошлого я изрядно ее утомила. Она найдет самые разные аргументы, почему я не права. Но не признается, что мои искания просто сбивают с пути истинного ее саму. А она этого боится.
  Обманщица! Какая досада.
  У меня подкашиваются ноги. Кружится голова. Сознание расширяется, а затем резко сжимается до одной точки. Холод пронизывает все мое тело, сердце болезненно сжимается.
  По толпе проходит шепот. Все они чувствуют: со мной творится что-то странное. Что именно происходит, они не понимают. Как и я...
  На меня накатывает разрушительная волна отчаяния, невероятно сильная. Я смело могу сказать, что я никогда прежде не переживала столь сильных эмоций. Вокруг меня тысяча людей, но я чувствую себя как никогда одинокой.
  Я плохо соображаю. Все происходит, как в тумане, словно не со мной. Я вижу картину со стороны: люди в растерянности от моего состояния. Они смотрят на меня с нездоровым любопытством. Вскоре осознаю: они напуганы.
  Откуда-то издалека слышу шепот Ноны:
  - А как же народный суд?
  Значит, меня ждет именно такая судьба: общественное осуждение и наказание.
  Я так хочу услышать ответ Флики, понять, что она думает. Все это время авгуры молчат, даже мысленно. Они словно не хотят даже вмешиваться. А это странно. Они всегда все контролируют.
  Когда я смотрю на Флику, то понимаю, что ее единственное желание - исчезнуть...
  Я теряю остатки сил и просто падаю на ровном месте. В самый последний момент Фортунат успевает подхватить меня на руки.
  - Что с тобой? - в голосе юноши звучит неподдельный ужас.
  - Не будет никакого суда, - наконец раздается властный голос Флики. - Немедленно возвращайтесь к своим делам.
  Наступает мучительная, неприлично долгая тишина.
  Наконец, несколько человек неуверенно переступают с ноги на ногу, словно надеются, что им позволят остаться. Но Флика молчит и просто ждет, когда выполнят ее просьбу. Ее требование. Кто-то в толпе первым отправляется к Воронке, и постепенно люди расходятся.
  Фортунат садит меня на песок, и я прислоняюсь спиной к стволу пальмы. Что, в конце концов, вообще происходит?
  Солнце клонится к горизонту, щедро одаривая морские волны своими перламутровыми красками. Эдемы оборачиваются, но продолжают идти в сторону Воронки. Каждый взгляд, с которым я встречаюсь, - это смесь ужаса и полной растерянности.
  Со мной, на опушке пальмовой рощи остаются лишь Нона, Фортунат и авгуры. Надо же, я достойна таких почестей.
  Чувствуя мое настроение, Аврея бросает на меня испепеляющий взгляд. Хоть кто-то из старейшин пришел в себя. Аврея вся пылает. Ярко-красные волосы. Суровый разлет рыжих бровей. Даже платье бардового цвета. Аврея среди эдемов как атомный взрыв для унгов, яркая, громогласная, решительная. И характер у нее такой же, ядерный.
  - Я уверена, тебе стоит изменить направление мыслей, юная красавица.
  Из уст Авреи подобное обращение звучит, как оскорбление. Ее раскосые глаза цвета охры смотрят прямо на меня с нескрываемым осуждением. Я вижу черные вкрапления в желтизне ее глаз. Радужка напоминает мне шерсть гепарда.
  Аврея - самая старшая из трех авгуров, но сейчас она выглядит гораздо моложе Флики, которая с трудом опускается на песок напротив меня. Вообще она ловкая и быстрая, при этом ее движения всегда плавные. У нее шикарная походка, которой может позавидовать любая молоденькая девушка: Флика ступает так, словно плывет по земле. К тому же она выглядит величественно и даже роскошно. Сейчас я вижу поникшую старуху с седыми волосами.
  Лицо Флики словно продолжает стареть прямо на моих глазах. Когда она поднимает на меня взгляд, я вижу ее уставшую душу.
  В моем затуманенном сознании мелькают сотни ругательств. Поздно, Габби, для самобичевания. Раньше надо было думать.
  Мы молчим. Очень долго.
  Я замечаю, что Ноне не терпится начать допрос. Она сдерживает себя из последних сил. Аврее ожидание тоже не по душе. Ее подбородок, как обычно, гордо приподнят, но авгура совсем скоро потеряет самообладание. Что ж, терпеливость - не ее конек. Но она мужественно борется с собой. Так уж повелось: моей бабушке доверяют больше всех. Ее решение - закон. Порой Аврея не согласна с Фликой, но разве что на словах. Без одобрения вождя она никогда бы не решилась на поступок. Талант Авреи - это сила слова. То, как она способна отстоять любую мысль Флики и Гилара.
  Моя бабушка - наш главный философ, наш мыслитель и создатель мира эдемов. Инсигнии Флики - это деревья, с мощными стволами и огромным числом сучьев. Но на каждой ветви только один лист. Даже не знаю, почему. Однажды кто-то сказал: "Флика создает новые законы, но им предстоит проделать долгий путь, чтобы прорасти в сердцах людей. Когда-нибудь это произойдет, и тогда каждая ветвь, наконец, покроется десятками листьев".
  Флика - отличная рассказчица. Обычно она много жестикулирует, то и дело подскакивая на месте от возбуждения. А через час сядет под деревом и останется в таком положении несколько дней.
  Я видела и то, и другое. Но мне странно видеть сейчас, как медленно и бессмысленно она перебирает пальцами в воздухе, словно пытается поймать за хвост убегающую мысль.
  Гилар остается собой. Хитрые серые глаза. Светлая длинная борода и пушистая золотая шевелюра. Он всегда напоминал мне волшебника из унговских сказок, того, что держит при себе посох и носит длинные плащи из ярко-зеленых листьев.
  Гилар - духовный наставник. Если его не вдохновляло решение Флики, она отказывалась от выполнения ее задумки.
  Я смотрю на старейшин словно впервые. Потому что так они себя никогда не вели.
  Фортунат сидит рядом со мной, но мысли его едва ли на этой планете. Не знаю, какой из всех моих поступков причинил ему самую ощутимую боль.
  Кажется, Аврея все-таки не выдержит. Я ожидаю услышать ее громкую и страстную речь. Будучи унгом, она наверняка полки водила в атаку или решала грандиозные международные проблемы. Иначе откуда такая сноровка?
  Она уже открывает рот высказаться, но ее опережает Флика. Я борюсь с желанием закрыть уши и не слушать ее страшный вердикт. Однако она обращается не ко мне:
  - Ты обещал напомнить мне, когда я буду в этом нуждаться, какова была моя главная цель. Еще когда мы не знали, на чьей стороне Данай.
  Впервые слышу это имя. Хотя бабушка знает, наверное, всех своих подопечных, и вряд ли имя кого-то из них я не слышала хотя бы раз.
  - Тогда, в самом начале.
  Обычно Гилар только перешептывается с Фликой или Авреей. Он произносит что-то вслух так редко, что теперь я вздрагиваю при звуке его низкого тяжелого голоса. Мне всегда казалось, что именно такой голос должен быть у отца или духовного покровителя. Слова звучат весомо, голос Гилара успокаивает меня. Как это происходит всегда.
  - Защищать тех, кого любишь.
  Трудно забыть эту истину. Это главный постулат для общества эдемов. При том, что, по версии бабушки, мы даже страх испытывать не можем, ведь некому нападать на эдемов, разве что кошкам, но они редко сходят с ума.
  - Было нечто важнее? - спрашивает Флика, потирая лоб, как будто пытаясь избавиться от головной боли.
  Между бровей Авреи залегает глубокая морщина. Она вновь собирается что-то сказать, но Гилар отвечает как раз вовремя:
  - Отпустить родного человека, когда ему суждено самому принять решение и исполнить предназначение.
  Флика устало качает головой и закрывает глаза.
  - Ты хочешь сказать что-то еще.
  Гилар невесело усмехается:
  - Уже давно. Ты знаешь, я не считал себя вправе указывать тебе. Но все работает правильно. Будешь настаивать дальше - и сломишь ее волю.
  "О ком они говорят?" - проскальзывает у меня в голове. И тут Гилар бросает на меня взгляд. Всего на одно мгновение. Словно он не имеет права или боится, что я потребую объяснений.
  О, я бы потребовала их!
  Мне так важно это знать. Он что, считает, что у меня "все работает правильно"? Он и в правду так думает обо мне?
  Да, я определенно потребовала бы разъяснений... Нет, я бы молила ответить...
  - Хватит, Флика, - говорит Гилар устало, но с улыбкой в глазах. - Ты достаточно боролась. Время пришло.
  Я понимаю, что у меня от удивления открылся рот.
  - Отпусти ее. Дай свободу ее душе.
  Нона притихла. В ее глазах бегает сомнение. Фортунат в полном смятении, как и я. Зато Аврея явно понимает, о чем речь. Ее лицо искажается от ярости:
  - Это не будет, Гилар, - шипит она. Я вздрагиваю. Она нередко читает нотации и отдает приказы. Но такой по-настоящему злой я ее не видела. - Мы приняли решение, и нельзя отступать.
  - Все, что мы делали до этого, не принесло никаких результатов, - невозмутимо парирует Гилар.
  Флика продолжает тереть лоб, опустив голову, и я уже не вижу ее глаз. Что она думает? Пытаюсь почувствовать ее настроение, но кажется, кто-то рядом сбивает меня своим глубоким чувством вины. Наверняка такое сильное чувство переживает не сама Флика. Это было бы нелепо. Вина - не самое законное чувство.
  - Значит, нужно работать усерднее, - не успокаивается Аврея. - Твое милосердие неоправданно. Твоя мягкотелость приведет к печальным последствиям. - То, чего ты просишь, не свершится. Никогда!
  Я не имею ни малейшего понятия, о чем идет спор. Меня пугает Аврея. Она инстинктивно подается вперед всем телом. Ладони сжаты в кулаки, руки напряжены. Это выглядит так, словно авгура в следующую секунду превратится в кошку и набросится на Гилара. Ее волосы сияют, как пламя. Опасное и смертоносное.
  Ради чего можно так отстаивать свою правоту перед другим старейшиной?
  А что волнует меня еще больше: я имею к этому отношение?
  Моя душа жаждет ответов. Я не могу задать вопрос. Не те обстоятельства. Если я только открою рот, Аврея точно уже успеет выцарапает глаза Гилару. Что сулит такая опрометчивость мне самой, даже страшно подумать.
  Гилар не сводит взгляда с Авреи. Однако я знаю, что все его существо тянется к Флике. Он ждет ее решения с таким же страхом, как и я. Хотя я и не знаю причины разногласия, мне придает силы покровительство Гилара.
  - Аврея, успокойся, - наконец Флика поднимает лицо. По ее щеке катится слеза. Вот теперь я уже не могу оставаться в стороне:
  - Бабушка?
  Аврея смотрит на меня так, словно забыла о моем существовании. Гилар наблюдает с подозрительностью: он на мой стороне, но видимо, не очень доверяет. Сейчас это все не главное. Меня беспокоит другое: Флика смотрит куда угодно, только не на меня.
  - У тебя проблемы с сердцем, девочка, - вождь говорит таким тоном, как будто мы с ней впервые видимся, решим какую-то задачу и вскоре расстанемся. - Тебе бы заниматься своим сердцем.
  Дурной знак, если у эдема какие-то неполадки с телом. Мне же не привыкать. У меня в душе раны, что уж там, сердце. Действительно, бывало, оно болело. Я никогда не придавала этому особого значения. В детстве у меня был рак головного мозга. Я до сих пор смутно помню адскую боль. После того, что я пережила, ни одно заболевание не может меня напугать. И это правильно. Эдемы - невероятно здоровый народ. Особенно, если сравнивать с унгами.
  - Какое это отношение имеет к делу? - осторожно спрашиваю я, пытаясь вернуть Флику к прежней теме.
  Ее взгляд блуждает по вершинам деревьев. На одном из них возится пальмовый вор. Остается только надеяться, что болван не скинет кисть бананов на наши головы.
  - Мы не видим всей картины мироздания. Когда Вселенная толкает нас действовать, мы сомневаемся. Гадаем, следует ли стоять на своем. А может, мудрее сдаться? Страх перед неизвестностью заставляет нас отступать.
  Страх? Бабушка действительно произнесла это слово?
  - Испугавшись ответственности, мы часто не видим другого решения, как только не принимать его. Не делать выбора. Притвориться, будто судьба не дала нам достаточно знаков, чтобы понять, как поступить.
  Не люблю, когда на Флику нападает философское настроение. Ей можно задать любой вопрос, но она не даст ответов. Флика отрешается от всего земного. И мне никогда на свете не узнать правду.
  "Будешь требовать - сделаешь только хуже", - подсказывает инстинкт самосохранения. Я тщательно подбираю слова:
  - Неужели невольно я совершила и другие проступки? И теперь по глупости не понимаю, что виновата еще более чем мне кажется?
  Взгляд Авреи просто порвет меня в клочья. Я храбрюсь и продолжаю:
  - Я готова нести ответственность за свое поведение. Только прошу, объясните, в чем я провинилась, - Флика будто и не слышит меня. Ничего не остается. Нужно добиться ответа. Я делаю глубокий вдох и перехожу на другой язык. - Бабушка, я должны знать.
  Аврея мысленно ощетинивается. Фортунат напряжен, как папоротник, который тянется к солнцу изо всех сил. Нона возмущена моей дерзостью. Гилар терпелив. Флика поднимает на меня влажные глаза.
  Она никогда не говорила на этом языке. Но знаю, понимает его. Слова звучат совсем по-другому, чем те, которыми мы пользуемся изо дня в день, - более жестко и резко. Но этот язык - самый прекрасный. Много раз я совершала одну и ту же ошибку - говорила на нем. В поселении лишь несколько человек поймут меня. Именно поэтому мне приятно его помнить.
  Флика никогда не поощряла моего увлечения незнакомым языком. Однако я видела, что и в ее глазах порой вспыхивает прошлое. Этот язык - нечто, что связывает нас с бабушкой. Это язык моего отца. Язык моего детства.
  Я лишь раз видела слезы Флики. Это было очень давно. В те дни, которые я боюсь вспоминать. Которые запрещено осмысливать. Здесь, среди ближних.
  Уже знакомая мне тяжесть тишины давит на легкие. Трудно дышать. Еще одно мгновение - и Аврея взрывается криком:
  - Святая Иоланта, почему ты просто не можешь быть такой, как все?! Как твои ближние? Сколько раз уже говорили о твоих проступках! Сколько раз предупреждали: "Ты идешь наперерез всему, чему тебя учат. Это закончится плохо"! Ты необучаема. У тебя нет совести. Нет чести. Нет благодарности. Как только солнце прощает тебя!
  Флика позволяет ей кричать на меня. Она настолько разбита и сломлена, что теперь я понимаю: ее глубокое чувство вины я чувствовала всего несколько минут назад. Но в чем она так провинилась передо мной?
  - Нужно было изолировать тебя еще раньше! Вообще не подпускать к нормальным людям!
  Я ошарашена таким свирепством. Ничего не понимаю.
  - Смотришь на меня, как баран на новые ворота!
  - Как на новые ворота? - бестолково шепчу я.
  Разве это не унговское выражение?
  - Совсем из ума выжила? Ты вообще обязана полностью слушаться ближних! Безропотно! Без возражений и глупых вопросов. Твоя бабушка - вождь. Это значит, что ты не имеешь права оступаться!
  Аврея повышает голос. Ощущаю, как Фортунат напрягается.
  - Аврея, будь любезна, не кричи.
  Но ей все равно:
  - Ты смеешь мыслить иначе! - внушает она мне.
  Фортунат нервничает все сильнее. По-моему, он готов закрыть меня собой.
  - Гилар, почему ты молчишь? - решается парень. Но Гилар не отвечает. Я не в состоянии что-нибудь понять - ни по его информационному полю, ни по его лицу. Может, Аврея и права. Он действительно мягкотелый.
  - Молчишь?! - чувствую, что Аврея делает ко мне несколько шагов. Мне становится страшно. Кажется, она ударит меня. - Что ж ты, такая смелая, а ничего не отвечаешь?
  Она произносит это неожиданно тихо, и, когда я поднимаю голову, то встречаюсь с ее жестким взглядом - желтые глаза дракона. Как в унговских сказках. Огнедышащего безумного дракона, который хранит свои сокровища. Но какую тайну могла бы так защищать Аврея?
  Она все еще пристально смотрит мне в глаза.
  - Призраки прошлого закрыли тебе рот?
  Она говорит тихо, медленно и четко. Я слышу, как в сердце выпрыгивает из груди. Сжимаю кулаки. Я не могу решить, чего хочу больше: закричать или укусить ее.
  Не думаю, что выгляжу лучше, чем Аврея.
  Не знаю, откуда берется ясность мысли. Я отчеканиваю каждое слово:
  - Я пытаюсь делать именно то, что нам велят с самого детства - жить по чувствам. Доверять интуиции. Она меня не подводит.
  Глаза Авреи смеются. Я ее не убедила.
  Ах так!
  - Это легко доказать тем... - наверное, не стоит озвучивать свои преступные мысли, но она уже порядком достала меня: - тем, что вы поймали меня с поличным только сегодня.
  Теперь вместе со старейшиной шипит и пыхтит еще и Нона. У Флики от изумления вытягивается информационное поле. Хотела бы я взглянуть на нее, но я занята Авреей.
  В ее глазах - ненависть. Ничего страшного. Переживу. Да, это унижение и позор для солнечной, рождать в других людях такие чувства. Может, эдемы не признают, но я уверена: испытывать такие чувства - вот истинное преступление!
  - Довольно! - наконец, вмешивается Гилар. Его голос звучит, как раскат грома. - Что вы устроили здесь?! Аврея, не пристало тебе проявлять такие сильные чувства. Габби, усмири свой пыл. Ты разговариваешь со старейшиной племени.
  Аврея начинает ходить из стороны в сторону, бросая на меня злые взгляды. Нона крутится рядом с ней, как преданный льву шакал. Противно смотреть.
  Гилар опускается передо мной.
  - Твои ближние рядом. Ты всегда можешь обратиться за помощью. Если бы ты говорила о том, что терзает тебя, можно было бы помочь тебе.
  - Понять?! - в моих клетках столько гнева, что дрожат руки. - Да все ближние считают меня сумасшедшей!
  Плевать уже, что я злая. Плевать на все. Аврея не имела права так со мной поступать. Гилар - защищать ее. Флика вообще делает вид, что не знает меня. Как обычно! Она всегда занималась, чем угодно, только не могла поговорить с собственной внучкой.
  - Все ближние думают, что ты всего лишь запуталась, - уверенно говорит Гилар. Я верю ему. Но тут вмешивается Нона. И часовая молитва не избавит мое тело от пережитых чувств.
  - Запуталась? И в чем же?
  Я знаю, на что Нона намекает. Чувствую, другие тоже осознают. Я хочу, чтобы она сказала вслух. Однако она сама понимает, что не стоит этого делать.
  - Ну, чего молчишь? Ответь, в чем же я запуталась.
  Нона такая же, как я. Она не вписывается в рамки нашего общества. Она испытывает чувства и эмоции, о которых солнечный даже не должен подозревать.
  - Что же ты притихла? Сомневаешься в своей правоте?
  - Конечно, нет, - говорит Нона, однако в ее глазах отражается смятение. Что ж, по крайней мере, ей уже неловко.
  Фортунат шепчет "Не надо", переводя взгляд с меня на Нону.
  - Ответь мне, о чем речь? В чем я запуталась? - настаиваю я.
  - Нона, - Гилар качает головой, взывая девушку не поддаваться на мои провокации.
  "Ко мне он даже не обращается, - проносится у меня в голове. - Даже не допускает мысли, что и я могла бы прекратить это безумие".
  Нона боится. Но она уже готова произнести обвинение вслух. Вижу по глазам. Я ее довела.
  Слова, которые произнесет девушка, будут настолько жестоки и преступны, что даже Флика бросается на помощь:
  - Нона, не стоит этого говорить, - в голосе вождя явная угроза.
  Поздно. Я внутренне улыбаюсь и, к собственному удивлению, наслаждаюсь тем, что все-таки переиграла Нону. Флика повторяет свое предупреждение, но девушка уже произносит:
  - Ты не простила своих родителей!
  Наступает тишина.
  Так оно и есть. Я и в правду их не простила.
  Слова Ноны - это серьезное обвинение. Ведь солнечные должны переживать радостные чувства. Неправ тот, кто обижается, кто чувствует себя виноватым или недостойным счастья. Но ни один эдем, кроме Ноны, не рискнет выносить суровый приговор так быстро.
  Аврея открыла рот. Фортунат не моргает и, по-моему, даже не дышит. Гилар тяжело вздыхает и поднимает глаза к небу. Флика прячет лицо в ладонях.
  Мы с Ноной пристально смотрим друг на друга. По ее щеке текут слезы. Она пошла на преступление, лишь бы унизить и оскорбить меня. Ей приходится приложить усилия, чтобы закончить свое обвинение:
  - Ты живешь прошлым.
  Слова ударяют по всем нам. Она произнесла это. Они позволили ей это сказать. А я... В моей виновности ни у кого нет сомнений. Даже у меня самой.
  - Чудно, - я заставляю себя улыбнуться в лицо Ноне. Моих слез она не увидит.
  Я оборачиваюсь и бегу прочь.
  Фортунат бросается за мной, но Гилар останавливает его.
  Правильно, сейчас все мы и так не договоримся.
  На этот раз я бегу быстрее ветра. Я мечтаю провалиться под землю или взлететь в небо. Сделать что-нибудь, лишь бы боль была меньше.
  Я бегу так быстро и даже не устаю. Мне хочется еще быстрее. Мечтаю укрыться в Диких землях и не чувствовать разочарование и стыд.
  Я спускаюсь с последнего холма к подножью горы. Когда я только успела забраться так далеко?
  Я убегала за границы Фрактала и прежде, но так далеко, как сейчас, впервые. Я останавливаюсь. Оборачиваюсь. За моей спиной холмы, дальше раненый дуб, верный хранитель моих тайн, вдалеке очертания лесов, за ними Воронка. Ближние наверняка расселись по ветвям Близнецов. Гадают, на что я отчаялась в этот раз.
  Я вернусь. Может быть, мы как-то договоримся со старейшинами. Но что скажут людям? Как они будут относиться ко мне? Как раньше, мысленно перешептываться за границами моего сознания, за моей спиной? Опасаться? Или меня признают виновной, и через всю жизнь я понесу наказание, чувствуя страх и недоверие эдемов?
  Я делаю глубокий вдох. И начинаю бежать. Куда? Это бессмысленно. Но я делаю шаг вперед и преодолеваю последний рубеж. Наверняка рано или поздно я вернусь. Но сейчас я выхожу за границы своего мира.
  
  ГЛАВА 5
  
  Габриэлла
  
  Не хочу даже думать, кто устроил на меня облаву. Если это Флика, то, похоже, она сама не знала, что делает, ведь у пальмовой рощи она была очень расстроена. Не ожидала, чем я занимаюсь? Едва ли. Нона могла действовать как по ее велению, так и исполнять просьбу Авреи. Хотя у нее у самой достаточно поводов поймать меня с поличным. С другой стороны, одна она бы не справилась. Тем более что чувствительность у нее слабее моей.
  А вообще, какая разница? Поймали и поймали. Рано или поздно это произошло бы.
  Понимаю, ближние правы. Я уже взрослая, а чего достигла в этой жизни? - Исцеляю животных. Тоже мне, предназначение...
  Я подозреваю, что могу помогать другим людям в исцелении. Но ближним редко нужна помощь. Любой уважающий себя эдем сам справляется с внутренними переживаниями и физической болью. Но мне важно другое. Если я и вправду способна исцелять людей, значит, у меня есть особый дар. Я быстрее других заживляю на себе раны. А это признак высокой сознательности. Это значит, что я могла бы выполнять самые важные задачи эдемов - медитировать, связываться с другими планетами и галактиками. Подобные способности в действительности открывают эдему самые разные возможности, дарят уважение и любовь людей. Мне трудно поверить, будто я обладаю этими навыками. Докажи я это сама себе, ближние все равно не признали бы моей развитости.
  Я провожу по своим шрамам. Один на ладони, у основания большого пальца, другой - на плече. Очень давно я порезалась стеклом, пытаясь пролезть через окно в дом унгов. Точнее, в то, что осталось от дома. Кстати, в поисках меня люди бабушки случайно натолкнулись на него и, конечно, разнесли в пух и прах. Аврея уже тогда заподозрила неладное, но доказательств не было: я ведь просто очутилась рядом с руинами. Для всего поселения я была неприкосновенной внучкой вождя. Никто бы не подумал обвинять юную эдемку в преступлении против ближних. Я представляю, как красочно теперь Аврея опишет тот случай.
  Мне было меньше шестнадцати. Я сумела сама исцелить себя, хотя кровь бежала из раны на плече слишком быстро. Правда, исцеление прошло неидеально: остался шрам.
  Кажется, Флика тоже думает, что у меня есть редкий талант помогать другим людям. Но даже если это так, она игнорирует мои способности. Как и меня саму.
  Мои сверстники давным-давно научились медитировать и хоть раз в жизни, но помогали другим галактикам. Многие эдемки в моем возрасте находятся под защитой, создают собственные семьи и рожают детей. Я захочу ребенка только от того мужчины, чьи глаза я готова видеть у своего малыша. Быть матерью - это прекрасно, когда ты знаешь, чему можешь научить детей. Я не готова. Может быть, даже недостойна.
  Жаль, я так и не встретилась с Салимой. Если бы я с ней поговорила, то, возможно, отправилась бы к тайнику в другое время и в итоге не оказалась бы сейчас здесь, так далеко от дома. Когда мы с Ноной разговаривали утром, в Воронке, она, вероятно, уже знала, что я отправлюсь к тайнику. Скорее всего, Нона запретила Салиме встречаться со мной. А, возможно, Салима даже не приходила, и слова Ноны - всего лишь отвлекающий маневр...
  В любом случае, что скажут девочке? Больно думать. А если Салиму убедят в том... В чем? Что я - преступница? Так оно и есть. Пора признаться самой себе.
  Я долго относилась к своим увлечениям, как к способу времяпровождения. Но ведь это неправда. Я завралась. Обманула даже себя. Все это очень серьезно. И всегда так было. Я начала создавать тайники не просто так. Я шла к этому ужасному дню последовательно, не отдавая себе отчета в том, что я делаю. Я ступила на скользкую дорожку очень давно.
  Я вожу рукой по инсигнии за правым ухом. Сначала изображение бабочки, которое я создала интуитивно. Это дурной знак, хотя я и не знаю, почему Флика так отчаянно меня ругала.
  Когда мне было примерно одиннадцать лет, я, как и сейчас, бродила в лесу, за пределами Фрактала, и встретила черного тигра. Нам с детства говорили, чтобы мы избегали незнакомой темноты и не играли с тенью. Никогда не понимала, что имеется в виду. Но увидев этого тигра, я подумала о том, что он темный, большой и сильный, но при этом выглядит легким, как призрак, полупрозрачным. Если тень способна ожить, то она выглядит именно так.
  Я дружила с этим тигром. Приручила его. Он даже позволял мне на нем кататься. Удивительное чувство свободы, когда ты способен преодолевать расстояния так быстро. В поселении мы только ходим или бегаем, за пределы Фрактала никто, кроме меня, не выбирается. А здесь, в горных лесах я смогла покорять пространство, взяв время в союзники. Татум, именно так я назвала этого чудесного тигра, играл со мной. Я же ухаживала за ним.
  Однажды я увидела, как большой черный лев напал на лошадь и съел ее. Прямо на моих глазах. Кровь хлыстала, как ручей, заливая землю вокруг. Она была фиолетовая, как у всех солнечных. Бедная жертва пыталась спасти и ранила льва, по его морде бежала красная струйка. Лошадь билась в лапах чудища и призывно ржала, пока зверь не придушил ее. Я не успела добежать, чтобы помочь. А оказавшись близко к мучителю, испугалась. И скрылась.
  Все это было настолько ужасно, что на следующий день мне пришлось расстаться со своим другом. Мой тигр выглядел точно так, как тот лев. А вдруг после общения со мной Татум так же находил свою жертву?.. Я старалась даже не думать об этом.
  Позже я не раз чувствовала, что друг где-то рядом. Даже спустя годы. Но его присутствие было едва уловимым. Со временем мне стало казаться, что я все придумываю. Вот тогда я почувствовала себя по-настоящему одинокой.
  Я не рассказала взрослым страшную картину, которой стала свидетельницей. Возможно, мне бы не поверили. Может быть, ужесточили контроль за Фракталом. А если бы когда-то увидели моего тигра, кто знает, что бы с ним сталось. Несмотря на философию, ради защиты эдемы пойдут на многое.
  С шестнадцати лет я чувствовала себя совершенно чужой среди ближних. К тому же, у меня не раз возникало чувство, будто я совсем не знаю свою бабушку. У нее есть ответ на любой вопрос, однако со мной она почти не делится своими знаниями. Понимаю, я недостаточно умна и чересчур упряма, чтобы принять философию Флики, тем более такую неясную. Я старалась слушаться. Честное слово. Просто... даже если поступала, как велено, оставалась при своем мнении...
  Я не могу полностью доверять бабушке, не могу быть уверенной, что все ее догмы, постулаты, законы безупречны. Знаю, не мне судить. Однако что-то не сходится. Я просто чувствую это. Если бы я могла объяснить... Если бы мои родители были рядом...
  Ближние придумали эту страшную фразу: "Ты живешь прошлым". Приговор, из-за которого летит к унгам вся твоя жизнь. Наказание, сравнимое для наших предков с казнью на электрическом стуле. Я думаю, что я первая, кому предъявили такое серьезное обвинение.
  Хотя Ноне тоже не поздоровится. Так уж сложилось в нашем коллективном сознании, что эдему, который произнесет роковые слова, также предначертан скорбный удел - позор и унижение. Ведь мы - добрые и честные люди, должны бороться за души ближних до конца. Говоря такие слова, как Нона, эдем отказывается от помощи родному человеку. Она, конечно, сможет доказать мою виновность. Мой тайник у озера теперь открыт для всего поселения.
  В любом случае... она от меня отказалась. Вновь.
  Смахиваю слезу щеки. Не хочу плакать из-за человека, которому я даже не дорога. Чтобы не было соблазна раскиснуть, я любуюсь бабочками иоланты. Почувствовав внимание, они приближаются ко мне. Носятся вокруг меня, порхают легко и беззаботно.
  - Почему только вас считают священными? - улыбаюсь я сквозь слезы. Ни у кого еще ни разу не получалось с ними связаться, но считается, они мудрее и чувствительнее эдемов.
  Если я так не нравлюсь даже собственной бабушке, тогда почему со мной не вели себя более жестко, по меньшей мере, воспитывали бы наравне со всеми, не давая никаких привилегий. Старейшины держали меня в стороне от эдемов. Понимаю. Чтобы я своими крамольными речами не оскорбляла их правильные сердца и души.
  Я громко усмехаюсь, и на мгновение бабочки в ужасе разлетаются в разные стороны, а мне становится неловко.
  Обидно, что я не могу найти свое место в мире эдемов. Не понимаю, как они вообще терпели меня все это время...
  Бабочки иоланты постепенно возвращаются ко мне. Садятся на плечи, руки. Порхают у самого лица. Поразительно, сколько существует оттенков фиолетового. И все можно видеть на крыльях бабочек. Унги точно придумали бы каждому оттенку название.
  И тут до меня доходит. Вот почему ближние меня прощали. Глупое предположение, что я необычная девочка. Ведь мою жизнь спасли бабочки иоланты.
  Я совсем забыла об этом. Еще когда я была маленькой, после Великого Пожара я не могла излечиться. Я все еще страдала от рака головного мозга, и бабушка очень боялась, что пережив ужасную катастрофу, я все равно погибну от болезни. Помню уже плохо то непростое время. Но главное, что однажды вокруг меня собралось столько фиолетовых бабочек, сколько в своей жизни я больше и не видела. Они слетелись со всей округи. Окружили меня плотной стеной, укутали, как в одеяло, наполнили собой воздух. Помню, как я сидела внутри этого торнадо, счастливая. Я чувствовала блаженство, облегчение, после мучительных головных болей. Когда бабочки стали разлетаться, я увидела ближних. Вытянутые от удивления лица. Никто мне ничего не сказал, но в поселении до сих пор поговаривают о том, что это настоящее чудо. Нечто в моей душе все-таки привлекло бабочек.
  С тех пор я больше не испытывала прежней боли. Удивительные создания помогли мне исцелиться. С тех пор и я училась исцелять других. Возможно, действительно есть некий дар, избавлять от страданий животных, например. Но помимо этого у меня нет ничего. Только недостатки и боль детских обид да прошлых потерь.
  Если я неправа, тогда почему Гилар заступился за меня? Конечно, я сама относилась к нему, как к отцу, с самого детства. Но между нами не произошло ни одного откровенного разговора о наших отношениях. Возможно, он даже не подозревает, как важен для меня. Хотя старейшины невероятно чувствительны, но есть вероятность, что Гилару хватало других, более важных забот.
  Иногда я боялась его решений. Не знала, что он посоветует Флике делать со мной. Сегодня оказалось, что он не вмешивался. А я боялась...
  Когда я была совсем маленькая, Гилар рассказывал мне сказки - настоящие, унговские, я это хорошо помню. Сейчас их уже и не вспоминают. Думаю, некоторые его рассказы были правдивыми историями унгов. Но потом он говорил, что все это небылицы. Даже не знаю, верить ли хоть одной истории.
  Сегодня Гилар сказал, все работает правильно. Он имел в виду меня? А что работает? Так часто Флика говорит: "У тебя не работает механизм принятия. Ты - женщина. Тебе нужно во всем, что ни происходит, искать хорошее. Чтобы желания сбывались и накапливалась энергия, просто необходимо хорошее настроение. С утра до вечера. Понимаешь, как все это работает?"
  Так о чем же говорил Гилар? Я должна вернуться и выяснить. Как-то успокоиться и поговорить по-человечески. А не так, как сегодня...
  Я поднимаюсь с камня, на котором сидела. Чем дольше я здесь остаюсь, тем меньше вероятность, что меня потом примут с распростертыми объятьями. А возможно, наоборот: лучше не показываться старейшинам на глаза какое-то время.
  Дикие земли. Настолько тихие, что жутко. Не зря нас сюда никогда не пускали. Здесь возникает отвратительное чувство, словно кто-то невидимый наблюдает за тобой.
  Я очень далеко зашла. Чересчур погруженная в размышления. А вот теперь по коже бегут мурашки. Хотя я стараюсь убедить себя, что это с непривычки. Ведь я здесь только второй раз... Да, еще один мой проступок. Однажды я бывала в Диких землях. Но лишь однажды. Здесь, в горах остались несколько домов, почти полностью сохранившихся. При других обстоятельствах я бы зашла в каждый. Но не решаюсь. Вдруг старейшины смилостивились и отправили за мной кого-нибудь? Не хватало еще, чтобы меня нашли в доме унгов. Тогда точно не будет прощения!
  В прошлый раз я тоже не зашла в дом. Только приблизилась, как увидела с другой стороны здания какой-то силуэт. Я так испугалась, что меня схватят с поличным, что бежала без остановки до самой Воронки, а потом строила мысленные барьеры вокруг себя, чтобы солгать, будто все в порядке. Меня так никто и не сдал, никто не пригрозил, что видел меня. Позже я вспоминала тот силуэт. Кто был этот человек, если он так и не рассказал ближним о моих делах? Если он, как я, разыскивал предметы прошлого, то почему не захотел поговорить?
  Человек был широкоплечий и выше всех людей, которых я знаю. И черный, даже при свете дня, еще темней моего тигра. Когда я вспоминала незнакомца, будучи уже во Фрактале, то испугалась гораздо больше прежнего. Ведь я не понимаю, кто это был? Солнечный или ожившая тень? Призрак прошлого? Или, быть может, будущего?
  Я останавливаюсь перед горным озером. К неизвестному морю я как истинная солнечная не подошла бы ни за что. Но озеро дарит спокойствие и благодать. Это именно то, что мне сейчас необходимо.
  Высокие кипарисы устало склоняют свои ветви к воде. Унги считали эти деревья символом смерти и похорон. Поэтому их высаживали на кладбищах.
  Я присаживаюсь там, где ствол дерева поднимается над водой, и склоняюсь над идеально гладкой поверхностью. Вижу в отражении себя. Плечи и руки до самых пальцев покрыты замысловатыми узорами и изображением ярких цветов. На левом предплечье - лицо богини Иоланты в фиолетовых тонах в окружении таких же нежно-фиолетовых бабочек.
  Я подношу руку к лицу и рассматриваю ладонь. На указательном пальце несколько раз изображено солнце, только каждый раз по-разному. Так выглядит наша письменность. Эта цепочка светил обозначает крылатую фразу унгов, которую повторял мой отец: "Солнце светит даже злым". В жестоком мире, в котором я родилась, она объясняла многое...
  Я вздрагиваю, сквозь пальцы замечая какое-то движение. Инстинктивно отдергиваю руку и вглядываюсь в воду. Постепенно мое отражение тает, а на замену ему из воды на меня смотрит искаженное гримасой лицо.
  Я закрываю рот ладонями, сдерживая крик. Лицо темное, в серых пятнах, щеки покрыты чешуей, желтые глаза прищурены, чудовище скалится, обнажая ряд острых зубов. Морда приближается из толщи воды к поверхности, еще мгновение - и оно поднимется над водной гладью...
  Я в ужасе отползаю от этого монстра, моя рука соскальзывает с мокрого ствола, и я почти падаю в озеро, но вовремя хватаюсь за крепкий сук. Вскакиваю на ноги, спотыкаясь и рискуя все-таки оказаться под водой, бегу прочь. Когда я оказываюсь на твердой земле, то с замиранием сердца оборачиваюсь. Но чудища нет, только по воде расходятся круги...
  От ужаса я не могу совладать с дыханием. Оборачиваюсь по сторонам, не помню, с какой стороны пришла. Кипарисы окружают меня со всех сторон. Могу поклясться, с одной стороны их точно не было еще десять минут назад.
  Я бегу наугад, только бы дальше от озера. Тело плохо слушается, я то и дело спотыкаюсь, хватаясь за ветви деревьев. Я не чувствую их сок. Они словно мертвые. Я ощущаю их сознание, но оно совсем другое, не похожее на наши леса. В голове проскальзывает мысль: когда я только пришла сюда, почему не заметила неестественную энергетическую тишину?
  У меня подгибаются колени, и я падаю. А когда открываю глаза, понимаю, что я на опушке леса, у подножья гор, все еще в Диких землях, но не так далеко от дома, чтобы паниковать. Значит, я нашла дорогу обратно.
  Я откидываюсь на траву, переводя дыхание. События сегодняшнего дня доведут меня до того, что в теле останется один углекислый газ.
  Так мне и надо. Нечего заходить так далеко от дома. Я достаточно напугана, чтобы вернуться в поселение и броситься в ноги старейшинам. Меня не волнует, что за пугало улыбалось мне из озера, но я очень надеюсь, что это не корриган. Они должны оставаться в океанах и морях, им запрещено проникать в озера и реки.
  Небо уже окрашивается во все цвета радуги. Интересно, ближние молятся о моей пропащей душе или спешат смыть со своих тень моего позора. Я так утомилась, что не могу почувствовать даже самых близких мне людей.
  Я поднимаю голову к небу, закрываю глаза. Чувствую, как веки трепещут от солнечного света, который проникает в мое тело с осторожностью и любовью. Я просто обожаю Солнце. Это больше, чем молитва, больше, чем очищение. Это созерцание. Будь у меня правильные отношения с ближними, я испытывала бы такое же блаженство. Но у меня крепкая дружба только с Солнцем. И ладно. Если Солнце светит даже злым, то пускай для эдемов я чужая, но им не изменить того факта, что Вселенная любит и меня. Я достойна света, несмотря на все свои недостатки. Как бы мне ни было трудно это принять, я не буду предавать себя. Какая есть. Я. Неповторимая. Одна такая во Вселенной.
  Последние лучи заходящего Солнца ласкают тело, согревают мою душу. Вытягивают мои переживания через поры кожи, уносят в небо темные капли волнений.
  Обычно во время молитвы мы чувствуем всю планету. Сейчас я полностью отрешилась от всего земного, только тихий гул где-то вдалеке напоминает мне о реальности. Все мое тело и душа купаются в солнечных лучах. Пока их не пробирает холод.
  Свет, который ослеплял меня сквозь сомкнутые веки, исчезает. За доли мгновения наступает темнота. Внезапно по ушам проходится оглушающий рев, такой чужой для нашей планеты, но смутно знакомый мне.
  Открыв глаза, я вскакиваю на ноги. Разом выдыхаю весь воздух из легких, словно меня ударили в живот. В горле застревает иступленный крик...
  Прямо надо мной в небе застыл космический корабль. Ледяной металлический гигант.
  Я попала в самый страшный из унговских кошмаров. На таких кораблях вечность назад, в моем детстве, люди улетали с Земли.
  Несколько секунд я даже не дышу, а потом срываюсь с места.
  И я снова бегу.
  Возвращаюсь к кипарисам. Теперь этот лес, что прежде так страшил меня, - единственное спасение. Я петляю между деревьями, под корнями, выступающими над землей. Мечтаю затеряться среди них, исчезнуть с лица планеты, раствориться в его энергоинформационном поле. Однако именно зерно планеты не позволяет мне это сделать.
  Натолкнувшись на крепкий дуб, послушная внутреннему голосу, я быстро вскарабкиваюсь по мощным ветвям, прячусь среди буйной листвы и выглядываю на холмы, с которых пришла.
  Миллионы крохотных огней по всей долине дарят громадному незнакомцу смертельную бледность. Трудно сказать, что они горят, скорее, тускло мерцают, словно умирая. Все живое тянется к космическому кораблю, с ужасом, но все-таки тянется, надеясь на дружелюбие. И напрасно... Он собирается опуститься на поверхность.
  Травы, цветы и сама земля - все замерло, не веря происходящему. Такого просто не может быть! На нас никогда не нападали!.. Унги не могут вернуться обратно!
  Но металлический гигант с грохотом опускается, похоронив под собой миллионы моих собратьев.
  Долгую секунду стоит мертвая тишина. А потом раздается убийственный крик...
  Я закрываю уши от боли, но это не поможет. Обнимаю ствол дуба, чтобы не упасть от боли. По долине разлетается плач, постепенно блекнет свет каждой травинки. Тьма поглощает долину до самого горизонта, боль разносится по планете, как отрава, как вирус.
  "Только бы не дальше..." - проносится у меня в голове. Изо всех сил я заставляю узоры на моем теле сиять, до тех пор, пока на моей ладони не появляется огненная искорка.
  Именно так нам велели поступить, если когда-нибудь случится такая трагедия. Никто, конечно, не верил, что придется, но кто знал...
  Мысленно я очерчиваю линию вокруг корабля. Чувствую каждый цветочек, оказавшийся в этом поле, раздуваю на ладони огонь и поджигаю лес.
  Пусть лучше погибнем только мы, но унгам не пробраться сквозь пламя нашей планеты.
  Искра, появившаяся на моей ладони, подхвачена планетой, и ее зерно раздумает костер.
  Меня оглушают крики, я сама горю в огне и не различаю, где мое пылающее тело, где погибающие дерево. Только бы не дальше...
  Вдали слышится дикий рык самых страшных на планете созданий. Они должны защитить нас. Даже если огонь не остановит унгов, призраки не позволят им вернуться на Землю, не позволят вторгаться в Эгрегор.
  Я чувствую, как мое тело слабеет. Позволяю ладоням расслабиться и падаю на землю. Удивительно, что я не разбилась. Я даже не чувствую боли. И только потом понимаю, что меня подхватили бабочки иоланты. Они остались со мной и здесь, в щупальцах пламени кружат вокруг, закрывая мое тело от огня.
  Моя голова падает на пылающую траву, и я чувствую, как челюсть космического корабля касается поверхности планеты. Унги ступили на землю Эгрегора. Мир дрожит.
  Мне остается надеяться, что моя смерть, как и гибель собратьев, будет не напрасна. Ближние все чувствуют, они спасутся, а призраки нападут на унгов.
  Все равно промелькивает предательская мысль: "Все было зря". Но, может быть, это только начало.
  
  
  ГЛАВА 6
  
  Дэнис
  
  Я не знаю большего мучения, чем каждый день просыпаться с одной и той же мыслью: жизнь катится к чертям.
  И не потому, что я пессимист или романтик, сумасшедший или реалист. Просто я - выживший. Человек, которому посчастливилось (в кавычках, конечно) пережить планетарную катастрофу, нынче называемую Реньювинг. Называемую так, словно речь идет о возрождении культуры, о восстановлении справедливости, о возврате к жизни. Но в этом и состоит сарказм: мы бросили на Земле миллиарды людей. Интеллект самых знаменитых изобретателей планеты использовали для того, чтобы обеспечить себе красивую жизнь на космическом корабле. Мне неинтересно осуждать миллиардеров и разбираться, как принималось жестокое решение. Но в чем суть: я один из выживших.
  Некоторые предпочитают называть космический корабль Бабочкой. Как будто наличие четырех крыльев делает из металлического гиганта легкое, безупречное существо.
  Другое название - Хамелеон. Звучит гордо. Какая ирония! Лучшего названия и придумать нельзя было! Ведь почти каждый человек на этом корабле вынужден жить так, как ему велят, подстраиваться, менять цвет. Если бы кто-то прочитал мои мысли, я бы проснулся уже в тюрьме. В лучшем случае. В худшем - в космосе. И то, мое бодрствование было бы недолгим.
  Но пока, к счастью или к сожалению, я просыпаюсь в своей квартире. Изо дня в день. Снова и снова гляжу в потолок. Белоснежный, пустой и скучный, как моя жизнь. Изо всех сил вспоминаю лицо той, ради кого я все это делаю. Ради которой не послал новый мир ко всем чертям. Я вспоминаю ее лицо в малейших подробностях. И я заставляю себя подняться с постели. Чтобы тащиться весь день, делать привычные дела, притворяться, что я благодарен судьбе за спасение, устанавливать контакты и заводить связи, чтобы потом тайно сбежать отсюда вместе с ней. Я обещал себе бороться до тех пор, пока она во мне нуждается. Поэтому я выбираюсь из своего спального логова и спрыгиваю на пол.
  В моей квартире всего одна комната, это одновременно гостиная, спальня, кухня и мизерная лаборатория. Хорошо, хоть душевая отделена от этого пространства. Здесь все белое и узкое. Не особенно уютно. Но я не спешу обустраиваться. У меня другие планы.
  Девять квадратных метров достаточно для того, чтобы выжить. Хотя бы внешняя обстановка соответствует душевному состоянию. Тем более, что на Хамелеоне полно бедствующих семей, которые живут в квартирах-трансформерах с гораздо меньшими удобствами, чем я.
  Пока иду к душевой, голосовой робот вещает мне о пришедших электронных письмах, температуре на улице, о невыполненных мною делах и всякой другой ерунде. Я совсем не хотел бы выслушивать все это с самого утра. Да уж, цифровую секретаршу я бы точно не отнес к числу лучших инновационных технологий человечества. Хотя голос у нее приятный, меня не радует само присутствие в моей квартире робота, пускай только голосового.
  - Я понял, понял. Отбой, - не выдерживаю я. Лишь бы оно уже замолчало.
  В душевой на зеркале установлен сенсорный экран. Я просматриваю новости, пока чищу зубы. Все, как обычно: неисправный робот попытался стащить в продуктовом магазине несколько модифицированных яблок. На вопрос, зачем он это сделал, машина могла ответить лишь одно: "Они разноцветные, такие яркие".
  Сколько мы уже живем на корабле, столько наблюдаем за подобными происшествиями. Поэтому я недолюбливаю роботов. Это все-таки техника. В основном она работает, как положено, в соответствии с алгоритмами, но иногда происходят сбои.
  - Ты так и не придумал мне имя?
  Например, как сейчас.
  Вопрос повисает в воздухе, пока я полощу рот.
  Время от времени мой голосовой робот задает подобные вопросы. Его жажда самоидентификации раздражает меня.
  - Поверь, хватит с тебя женского голоса, - улыбаюсь я.
  Правда, уже это какое-то очеловечивание. Еще и имя. Не хочу относиться к машине, как к человеку. В этом определенно есть нечто совершенно неправильное.
  - Напомнить позже, - робот сам себе отдает последнюю команду и засыпает.
  В тишине я собираюсь гораздо быстрее. Несколько минут - и выхожу из квартиры, несколько секунд - и скоростной лифт доставляет меня на первый этаж. Подъезд выглядит опрятно и безопасно, но стены словно пропитаны гнетущим молчанием. Здесь боязно даже разговаривать: жители дома всегда расходятся по своим квартирам в полной тишине. Если и заведут разговор, то наверняка о несущественных преступлениях роботов. При этом никто не выскажет своего мнения. Только констатация фактов. Фактов, предложенных средствами массовой информации. Так положено.
  Мой путь лежит к мосту.
  Я живу на Острове, в скромном, но приличном районе, вместе с другими рядовыми учеными Стеклянного дома. Так называется научный центр нашего Крыла. Мы - Третье. Так просто. За другими крыльями закрепились образные названия, например, у Первого, где живут самые богатые люди, - Эпицентр, а в народе - Притон.
  Моя квартира находится на пятом этаже из семнадцати. К счастью, здесь я редко встречаю знакомых: поблизости со мной живет только одна лаборантка и две семьи, причем люди так напуганы происходящим в мире, что обычно их не видно и не слышно.
  Есть, правда, и другой сосед. Все в доме считают его чокнутым. Олег Дмитриевич всегда повторяет себе под нос: "Тамара, я не пропил билет". Он работает охранником в одном из корпусов лаборатории. В этом спокойном районе его поселили в знак благодарности за полное послушание руководству. Он безропотно и усердно выполнял все правительственные поручения. Однако в нем я уверен больше, чем в молоденькой лаборантке. Уверен, что он не доносит на соседей. Хотя бы потому, что недостаточно внимателен. К тому же, мне симпатично то, что Олег Дмитриевич - русский и помнит об этом. Перед какой Тамарой он пытается оправдаться? Перед женой ли, перед дочерью? Видимо, кого-то он все-таки оставил на Земле...
  По утрам мост перегружен машинами. Но сегодня я пешком, и мне это на руку. Иду и любуюсь "природой". В каком-то смысле человечество совершило невероятное: все вокруг выглядит так реалистично и естественно, будто мы и не покидали планету. Но правда в том, что все это создано искусственно. И река прямо передо мной - не исключение.
  Самое забавное, что ее назвали Амазонкой. Видимо, динаты, политические лидеры нашего крыла, так неудачно пошутили: назвать этот мелкий хилый канал в честь самой длинной полноводной реки Земли. В честь красоты и силы, утраченной нами.
  Да Бог с ним. Философствовать - не мое любимое занятие. Просто в последнее время приходится. Чтобы не сойти с ума. Внутренние диалоги, так или иначе, отвлекают от тоски, навеянной реальностью.
  Я смотрю на ленту. Это тонкая пленка на запястье, на которой бегут новостные дорожки, приходят сообщения, высвечиваются часы. В любую минуту ленту можно снять с руки и развернуть на столе, как блокнот, или читать, как электронную книгу. Это еще и телефон. Достаточно вставить в уши беспроводные наушники. Ленту используют даже в процессе лечения или для занятий спортом. Наши предки позавидовали бы подобной технике. Сейчас она есть почти у каждого человека, как раньше часы.
  Уже двенадцать минут девятого. Была б моя воля, я бы шел еще медленнее, чем сейчас. К сожалению, надо хоть иногда делать вид, что работаю. Лишние проблемы мне ни к чему.
  На работу в Стеклянный дом меня когда-то устроил отец. Ничего не остается, как создавать вид бурной, но бездарной деятельности. А делаю я это в отделе обеспечения экосистемы альтернативными источниками энергии.
  Мой начальник - еще и ответственный за безопасность в научных отделах. Так что иногда я занимаюсь делами выгодными и более полезными, чем селекцией разноцветной картошки.
  Впереди красуется Капля. Остров науки, политики и манипуляций.
  Здесь и находятся лаборатории Стеклянного дома. Здание, которое с воздуха напоминает отпечаток пальца и потому получило название ДНК, - это военная база. Между стеклом и бетоном - блестящая Сфера. Она в пять раз меньше других сооружений на острове, так что ее отсюда даже не видно. Это элитное научное подразделение. Суперсовременные лаборатории, в строительство которых вложили бешеные деньги, официально до сих пор не используются. Всем, кто работает на Капле, строго запрещено обсуждать само существование Сферы, ни с друзьями, ни даже с родными. На все вопросы должен быть один ответ: "Это проект, который не был завершен". Так что сотрудники, как правительства, так и научного центра, в большинстве своем понятия не имеют, какие тайны скрывает Сфера.
  Я подозреваю, что проводимые там эксперименты обходят как прежние, так и действующие законы. На вид Сфера совершенно безобидна, приветливо блистает в лучах солнца своими стеклами-зеркалами. Моя развитая интуиция всегда оказывается права по части грязных дел, а она подсказывает, что лаборатория похоронила много тайн...
  На другой стороне острова лабиринты, ряды металлических блоков и склады оружия, а также (самое интересное!) дома для эвакуации богатых семей. В случае если в городе произойдет серьезное восстание. Если простым людям, наконец, надоест страдать. Но этого не случится. В этом деле моя интуиция тоже сильна.
  За всеми укреплениями роскошное, чересчур пафосное здание Конгресса - три лотоса. Издавна символ воскрешения, красоты и плодородия. Символ верховной власти в Древнем Египте. Цветок жизни - в Индии.
  Кто-то из правительства додумался назвать здание Амфитеатром. Главный зал - Желтый - напоминает зал театра, поэтому все здание, а затем и правительство получили такое название. Люди мыслящие видят в этом иронию: все, что происходит после Реньювинга (!), - это настоящий театр. Конечно, не одного актера. Нескольких.
  Над центральным входом - памятник, где использованы настоящие кости людей, погибших вовремя катастрофы... Зверство и бесчеловечность! Но динаты убедили население: "Это напоминание о том, что миллиарды отдали свои жизни, чтобы жили мы. Наша задача - объединиться и построить новый мир для тех, кто выжил".
  Я вхожу в Стеклянный дом. В центральных коридорах все белое: стены, пол, лестницы, аппаратура. На каждом из шестнадцати этажей балконы, покрытые зеленью. Все их объединяет атриум. В центре здания огромный стеклянный цилиндр до самой крыши. Это . В атриуме всегда движение. Если подняться на верхний этаж и глянуть вниз, то будут видны все лестницы, до самого первого этажа.
  Я бы назвал это не домом, скорее аквариумом. Внутри здания квадратные прозрачные комнаты, стекла разноцветные. В каждом кубе находится определенный отдел или личный кабинет. Днем из-за яркого солнца разница между цветами стекол почти незаметна, зато после заката научный центр блестит всеми оттенками, как в калейдоскопе.
  Я люблю свое рабочее место, потому что оно более закрытое, чем прозрачные "кубики" других работников. Мало того, что наша лаборатория на десятом этаже, она еще и в дальнем коридоре, просто так сюда никто не забредает.
  В зале мы работаем вместе: я и Коди. Раньше еще Моника. Именно она назвала лабораторию Цейхгаузом, из-за огромного числа техники: компьютеров, научного оборудования. Моника подходила к своим обязанностям как положено любой немке: была на хорошем счету у начальства. В итоге ее перевели в Эпицентр.
  Удивительно, что, несмотря на успехи в карьере, Моника - хорошая девушка. Когда я думаю о ней, возникает приятное чувство: не все на этом проклятом Хамелеоне так плохо. Это обнадеживает. Я не знаю, как именно она продвинулась по служебной лестнице, но она уезжала счастливая. Хочется верить, что по-настоящему. В любом случае, в лаборатории без Моники тоскливо.
  Больше всего нравится, что у меня есть личное пространство, правда, предельно скромное: метра четыре в ширину. Зато этот мой "кабинет" - часть лаборатории, скрытая от чужих глаз. Никаких стекол - настоящая стена. Рабочий стол, кресло, шкаф. Что еще нужно? Выглядит не слишком уютно, зато здесь я могу остаться наедине со своими мыслями хотя бы на какое-то время. Тем более что Коди бывает невыносимо болтлив.
  У него, кстати, есть своих "четыре метра". Он, конечно, предпочитает работать в общем зале и донимать меня разговорами.
  Личный кабинет Моники сейчас пустеет. Пока должность заняла другая лаборантка. Она выполняет работу секретаря, появляется в лаборатории не слишком часто. Мне же лучше. Я не готов принимать нового человека.
  Я вхожу в лабораторию. "Отлично!" Коди уже здесь. Вот он, жертва науки. Худой, темноволосый, кареглазый - одним словом, сумрачный тип. Его лицо одно из тех, которое забудешь уже через несколько минут после знакомства. Хорошо запоминается лишь то, как судорожно он пожимает плечами. Задумавшись, Коди всякий раз замирает на пару минут, уставившись в одну точку, а потом двигает плечами. Многих раздражает эта привычка.
  - Здоров! - взгляд растерянный. Только не это. Верный признак, что сегодня Коди в ударе. - Сегодня такое движение на мосту. Опоздал на работу.
  Я не сдерживаю улыбки. Неадекватный человек. Во-первых, на мосту не движение, а полная неподвижность. Во-вторых, он не опоздал на работу, а приехал рано. На целых полчаса. Как и я.
  - Кругом пробки. Добились снижения аварий, зато теперь невозможно приехать вовремя.
  Чего он разоряется? Не так уж часто замедляется движение, только по понедельникам иногда. Но это достаточно редко.
  - Все дело в спиртном, - уверенно сообщает Коди. - На планете каждую секунду один процент населения был мертвецки пьян. Вот и сейчас то же самое.
  Я не улавливаю связи. Лет двадцать назад произошло величайшее для всех любителей алкоголя открытие: изобрели спиртные напитки, которые якобы не вызывают привыкания и похмелья. Для меня ключевое слово - "якобы".
  Однако в чем суть? - Чтобы сесть за руль, достаточно принять специальный препарат. И это действительно работает. Так что количество аварий стремительно сокращалось, пока не дошло до нуля.
  Коди замечает мое недоумение:
  - Смотри, чудо-препарат позволяет быстро протрезветь. Тем не менее, алкоголь невероятно опасен. Человек даже не замечает, как становится его постоянным потребителем. Может, медикамент способен избавить от похмелья, но не в его власти уберечь организм от долговременных негативных последствий. Ведь люди, которые часто выпивали, неожиданно умирают, оказывается, что организм уже давно совершенно отравлен. Некоторые люди умирают прямо за рулем электрокара.
  Я ошарашен. Что-то Коди сегодня потянуло на криминал.
  Вообще-то все верно. Только вот нестыковка: он сам частенько принимает таблетку, а до нее спиртное, конечно...
  - Ты же сам любишь расслабиться, - замечаю я осторожно, потому что не понимаю его логику.
  - Расслабиться - это совсем другое, - отмахивается Коди. - А выпивать много и часто - это убивать свой организм.
  Его еще и на философию потянуло. Прямо дискуссионную площадку организовал.
  В лаборатории у Коди нет проблем, он умеет вести себя тихо. Начальство не обращает на него особого внимания, сотрудники иногда самоутверждаются за его счет. Меня он просто утомляет. Хотя вообще мы неплохо работаем вместе. Я обычно надеваю наушники, Коди включает новости. Но чтобы он замолчал, ему нужно сначала выговориться.
  Столь общителен он только с хорошо знакомыми, вроде меня. А в целом скрытный, боязливый человек. Даже больше. Напуган. Подозреваю, что он может оказаться законченным трусом. И это объяснимо. Мир сошел с ума, любой человек представляет опасность. Поэтому не стоит ввязываться в переделки.
  Отец Коди погиб при попытке пробраться на корабль. В живых осталась только мама. Я знаю, что парню трудно ухаживать за ней. Так он думал бы только о себе. Он и так молодец. Купил небольшой дом в кольце Эмили, наверное, это самый защищенный район во всем Третьем крыле.
  На Земле он учился в университете, на филолога. Когда попал на корабль, забыл о детской мечте стать хорошим оратором. Ради своего же блага. Безопаснее приспособиться. А ведь интересная была мечта, необычная... В нашем мире все хотят быть космонавтами, а еще лучше военными космонавтами. Есть разница. Большая.
  - Здесь явно изначальная задумка вступает в конфликт с объективной реальностью....
  Ладно, бывает. Я пропускаю мимо ушей все, что он говорит. О своей жизни, о повышении цен, наконец, о глобальных проблемах.
  Пока Коди бросает слова на ветер, я просматриваю список необходимых проверок на сегодня. Это только официально мы - отдел обеспечения экосистемы альтернативными источниками энергии. На самом деле занимаемся мелочными делами вроде выведения новых сортов генномодифицированных продуктов, чтобы у богатых был больший выбор вкусностей.
  Я надеваю цифровые перчатки. Лучше буду думать о них. Полезная техника. Сетка из тонких проводов, которую я закрепляю на пальцах. Мы почти всегда используем перчатки при работе с компьютером. Чтобы ничего не печатать, чтобы не рисовать, не программировать. Мы так упростили все в этой жизни, что она стала слишком сложной.
  Коди минут десять продолжает что-то разъяснять мне, а я начинаю эксперименты, первая упаковка - новые виды разноцветных чипсов. Невероятно "увлекательно".
  Коди сам уже давно начал работать. Но это не мешает ему разговаривать дальше. У него и раньше случались приступы общительности, но такой продолжительный припадок - впервые. У меня хорошее настроение. Я в ожидании перемен. Стараюсь не думать об этом: при лучшем стечении обстоятельств все не так уж радужно. Но зато я готов простить сотруднику болтовню.
  В какой-то момент мне бросается в глаза, как сильно трясутся его руки. И тут я резко устаю от разговоров. Мои внутренние диалоги, мое спокойствие и мое молчание не помогают. Абсурдная ситуация.
  - Получается, мы изначально неправильно используем источники энергии. Нужно эффективнее.
  Если во мне есть хоть что-то от ученого, то Коди задевает эти крупицы. Он наступает на мозоль. Сегодня многие критикуют выбранный путь развития. Некоторым хотелось бы получать больше от брошенной планеты. Обобрать ее. Вытянуть все, что можно. Как будто нашего преступления недостаточно.
  К счастью, кто бы что ни говорил, пока наш главный источник - Солнце. И я считаю, так и должно быть:
  - Солнечная энергия настолько сильна, что один час дневного света в жаркий день содержит больше энергии, чем весь мир потребляет за год. Проблема была не в доступности, а в технологии. И это решили на достаточно высоком уровне.
  Коди на мгновение замирает, словно вспомнив, что я еще здесь. А потом в его глазах проскальзывает радость, быстро и судорожно, как воровка.
  - Решили, - соглашается он. - Однако условия для жизни ведь не лучшие.
  "Еще бы", - внутренне фыркаю я. Сколько людей голодало на планете, и теперь многие нищенствуют на корабле.
  Коди словно отвечает на мои мысли:
  - Конечно, по данным ООН, непосредственно перед катастрофой в мире насчитывалось примерно 850 миллионов хронически недоедающих людей. Сейчас их гораздо меньше. Но и численность населения сократилась. А если посмотреть в процентном соотношении? Боюсь, результаты будут неутешительные.
  Странно мне, ненавистнику нового мира, слышать подобные слова от человека, который к современным условиям неплохо приспособился...
  - Подумай. У меня хорошая работа. На Земле я получал бы отличную заработную плату. Здесь же я перемещаюсь на общественном транспорте. У меня нет имущества, кроме дома матери в кольце Эмили. Я бы не сказал, что мне живется легко. Поэтому я стараюсь выполнять как можно больше мелкой работы. Я ценю в людях умение заработать лишнюю копейку при любой возможности.
  Коди думает, что я не знаю его. Знаю. Он ценит осторожность, изобретательность и способность приспособиться.
  Дело в другом: к чему он вообще затеял этот разговор?
  - Не думаю, что проект "Венера", который теперь считается теоретической базой для существования нашего корабля, сделала большой прорыв.
  Я поднимаю бровь.
  - Жак Фреско и Роксана Медоуз хотели достичь мирной, устойчивой, стабильно развивающейся глобальной цивилизации. Хотели внедрить последние научные достижения во все области жизни человека. "Прибыль должна перестать играть роль критерия при выборе решений". Они предлагали совокупность ценностей человеческого существования. Считаешь, это не является прорывом?
  - На мой взгляд, глупо ориентироваться на мнение двух мечтателей, которые основали организацию в супердалеком 1975 году. Ресурсно-ориентированная экономика направлена на искоренение преступности, нищеты, голода?! Звучит отлично! Как это реализовать?! Это утопический социализм.
  - По мнению марксистов, - парирую я.
  - И что? У них обоснованные взгляды. А вот создатели проекта "Венера" не представили никакой опубликованной научной или инженерной базы. Они ограничивались лишь лекциями, видеоматериалами, брошюрами и обсуждениями.
  Он мешает мне сосредоточиться на новых образцах чипсов.
  Я поднимаю на него голову.
  В лаборатории Коди всегда в белом костюме. Как положено. В жизни в простой одежде. Но как-то взболтнул лишнего. Признался, что если бы зарабатывал больше, то носил бы элитную одежду. Цветовая гамма "мегаоригинальная": черный, серый, белый. Это символические цвета Первого крыла.
  Хотя бы качество у модной одежды лучше, чем ее внешний вид: одежда борется с неприятным запахом, корректирует фигуру, регулирует нагрузку на мышцы, в целом ведет наблюдение за состоянием здоровья. Короче, контролирует все, что может. Контролирует человека.
  Коди тоже любит за всем следить. То, что можно найти в холодильнике нашего отдела, - это его "провизия". Сотрудники подшучивают над Коди, потому что ему не лень каждую неделю складировать продовольственные запасы.
  В лаборатории должен быть порядок. Иногда я протестую и, уходя, оставляю на столе не лучшую картину. К утру творческого бардака как не бывало. Все это неудивительно, ведь Коди часто остается ночевать прямо в лаборатории.
  - Какие бы ни были условия, космический корабль - это наш способ выжить. Разве не так все считают? - спрашиваю я Коди, потому что не собираюсь говорить, что думаю на самом деле. Гораздо выгоднее приплести сюда все человечество.
  - Да ладно? О чем ты говоришь? Реньювинг произошел в 2 121 году.
  Меня передергивает. Реньювинг... Миллиарды людей погибли, а динаты называют это обновлением...
  - На дворе 2 136-ой. Это пятнадцать лет.
  Так и есть. Но Дни рождения мы празднуем раз в пять лет. Официально мне двадцать три, хотя в реальности тридцать пять. На Хамелеоне наше тело меняется медленнее. Нам не говорят, почему. "Наши доблестные ученые построили корабль по типу Биосферы-2", "Они смогли улучшить качество атмосферы и качество воды", "Теперь человеческое тело стареет медленнее".
  
  * Биосфера-2 - сооружение в пустыне Аризона (США), моделирующее замкнутую экологическую систему. Главной задачей было выяснить, сможет ли человек жить и работать в замкнутой среде. В ходе эксперимента было обнаружено множество проблем.
  На одной из внутренних стен сооружения до сих пор сохранилось несколько строк, написанных одной из женщин, принимавших участие в этом проекте: "Только здесь мы почувствовали, насколько зависим от окружающей природы".
  
  Кто будет в этом разбираться, когда мы реально стареем медленнее, чем на Земле. Все рады. Это победа человечества. Подарок после удара судьбы. (Под ударом понимается то, что мы сами же бросили на планете больных и слабых). Люди осознали свое счастье в первые два года жизни на Хамелеоне. Теперь эта радость уже забыта, а столь серьезное изменение в процессе старения уже принимается как данность. Достоевский был прав: "Ко всему-то подлец-человек привыкает!"
  - Пятнадцать лет, а мы тормозим. Застряли на одном этапе развития.
  - Считаешь? - у меня появляется спортивный интерес. Иногда мы спорили с Коди на научные темы, но сегодня он необычно откровенен. Я хочу понять, к чему он ведет. - И в чем же проблема?
  - Знаешь, я бы с удовольствием вернулся на Землю, - мечтательно говорит Коди.
  Еще одна модная тенденция: правительство уже несколько лет внушает людям, что можно каким-то образом вернуться на планету и понять, как выжить в природных условиях, которые сформировались после катастрофы.
  У меня один ответ: никак невозможно. Но правительству нравится дурачить народ красивыми легендами и будоражить ленивые умы: а вдруг на Земле кто-то выжил?..
  - Думаешь, там кто-то еще жив? - напрямую спрашиваю я, не скрывая улыбки. От абсурдной мысли Коди и сам усмехается:
  - Если бы это было правдой, я бы на месяц освободил холодильник от своих харчей.
  Напряжение спадает, когда мы дружно смеемся. По крайней мере, этот разговор в итоге поднял мне настроение.
  - Политика всегда была неоднозначна. Понятно, что в сложившейся ситуации хорошо быть не могло. Но в чем я уверен, так это в том, что бога не существует.
  Вот и поворот...
  Коди уже так меня запутал своей непоследовательностью, что я не хочу продолжать этот бессмысленный разговор. Остается последний запрещенный прием:
  - Сегодня ты решил углубиться в философию. Да, практикант? - я улыбаюсь. И внутренне торжествую.
  Так его прозвал один из служащих еще лет восемь назад. Когда Коди впервые пришел в Стеклянный дом, он так боялся и робел, что даже не смог объяснить, что он работник. Настоящий практикант, как потом выяснилось, так не явился, он просто не попал на корабль. Погиб. По ошибке. Не единственный случай.
  Прозвище привязалось к Коди. Точно знаю, его раздражает, когда к нему так обращаются, но он еще ни разу нормально об этом не сказал. Мне уж точно нет.
  В его глазах отражается смятение. Но он не отвечает. Я радуюсь, что на сегодня исполнил свой долг: мы все обсудили, и можно делать вид, что мы работаем.
  Меня всегда смущает двойственность Коди. Странный человек. Сегодня критикует политическую систему, завтра с радостью выполняет поручение проправительственного начальства. Так усердно, искренне и спокойно, что даже в лицемерии не обвинишь. Человек, что называется, на своей волне. Возможно, стремясь мысленно разложить все по полочкам, он утрачивает связь с реальностью. Теряет логику рассуждения, а теперь и нить разговора.
  Я вставляю наушники. Все. Хватит этих странных разговоров.
  Мне нравится иногда послушать старые саундтреки к забытым, но великим фильмам прошлого. Включаю музыку. Но в эту минуту на ленте высвечивается звонок. Это Даниэль. Думаю, хорошие новости. Наверняка они изменят мою жизнь и судьбу той, о ком я забочусь.
  - Дэн, слышишь? Не телефонный разговор, конечно, но, в общем, Эпицентр отказал в переселении. И тебе, и девушке. Вы остаетесь.
  У меня сжимаются кулаки.
  - Что именно пошло не так?
  - Они и не собирались. Я поймал ту самую частоту, о которой мы говорили, и записал их разговор. Они давно вычислили, кто твой отец. Тебе не на что было рассчитывать.
  Я не знаю, что ответить.
  - Мне жаль, - тихо говорит Даниэль.
  Я стремительно выхожу из лаборатории, смутно осознавая, что Коди удивленно смотрит мне вслед.
  Я все равно вырвусь отсюда. Ne varietur.
  
  * Ne varietur - лат. изменению не подлежит.
  
  
  ГЛАВА 7
  
  Габриэлла
  
  Меня приводит в чувство мучительный холод.
  Кружится голова. Перед глазами танцуют белые пятна. Пытаюсь пошевелиться. Тело онемело от холода.
  Я помню все. Странно, что я выжила. Даже не знаю, радоваться ли...
  Я во владениях унгов. Я на космическом корабле.
  К горлу подкатывает ком.
  С трудом поднимаю голову. Ужас: со всех сторон металл. Четыре ледяных угла. Две металлических койки. Тысячи раз разглядывала подобную картинку в книге! Кто бы мог подумать...
  Больше здесь нет ничего. Не вижу даже двери. Я в ловушке.
  Каждая клеточка тела сжимается от холода. Звенит от боли. Просит о помощи. Которую я не могу оказать.
  Растения, которые раньше щедро обвивали мое тело, уже завяли. Они висят засохшими листьями, едва прикрывая фигуру. Несколько бабочек, которые кинулись защищать планету, как и я, прилипли к моим плечам. Они неподвижны. Касаюсь пальцем - и крыло рассыпается...
  Во мрак моего заточения неожиданно пробивается луч света. Я не верю своим глазам, когда темный металлический желудок космического корабля светлеет. Как небо после грозы. Свет медленно заполняет комнату. Мое тело дрожит. Собирая последние силы, я взбираюсь на койку.
  Свет повсюду. Я впитываю в себя жизнь. Пью энергию каждой клеточкой тела. Свет прожигает меня насквозь, согревает до кончиков пальцев. Я чувствую легкий холодок непонятной мне преграды, но это не тушит огонь, возрождающий мою сущность. Я жива, жива! Жива как никогда.
  Когда мое тело вновь пылает жизнью, когда узоры на руках, ногах и животе горят в полную силу, я внимательно всматриваюсь в ослепительно желтое лицо моего спасителя.
  Солнце. Никогда я не оказывалась так близко к нему. Оно ослепляет. Я протягиваю руку, но на пути преграда - тонкая стена холода. Стекло.
  Я даже усмехаюсь: я чувствую его прямо перед собой! Да нет же, я прикасаюсь к нему! А думала, никогда не пойму, как произведенное из песка, оно может быть прозрачным. Не могла представить, что оно "излучает" холод.
  В нем, как в реке, я вижу свое отражение. Едва различимое, но мои зоркие глаза видят все, до мельчайших подробностей. Я наблюдаю за тем, как в отражении уменьшается мой зрачок и благодарно зеленеет радужка глаза.
  Солнце медленно отступает, оставляя мне лишь мрак Вселенной.
  - Нет, нет, нет, - шепчу я, протягивая руки к стеклу и надеясь, что космический корабль замедлит свой ход. - Нет, нет, пожалуйста...
  Последний луч Солнца улыбается в наступающем мраке. Я снова остаюсь одна.
  Время идет. Я чувствую это. Только вот не могу понять, прошло пять минут или вечность.
  Мы, как и унги, измеряем время годами, часами, минутами... Но у нас есть особое понятие - "эон". Я знаю, что в переводе с греческого языка (но что это за язык?) слово означает век или вечность. Мы умеем управлять биологическими часами. Благодаря этому мы чувствуем время иначе, чем унги. Для нас оно течет будто бы медленнее. Можно сказать, что эон - это принцип, вера в то, что солнечному подвластно время. Бабушка всегда упоминала о нем, когда речь заходила о гармоничной жизни человека на природе.
  А сейчас не понимаю время. Мои биологические часы сбиты с толку. Впервые в жизни.
  Унговский холод!
  Пытаюсь согреться, зажигая узоры по всему телу.
  Происходит какое-то движение. Повинуясь инстинкту, силой воли гашу свои огни.
  Меня окутывают смерть и страх. Смерть, потому что жизнь не бывает безмолвна. Страх, потому что смерть.
  Не слышу ни одного живого звука. Оглушая, звенит тишина.
  Во мраке не различаю силуэтов.
  Когда закрываю глаза, ничего не меняется: темнота заменяет саму себя. Только она зловещая. Густая. Отчаянная.
  Мое сознание хочет успокоения. Перед глазами возникают образы.
  Я бегу с Ноной наперегонки. Ветер дует мне в лицо. Я звонко смеюсь, но даже смех не сбивает моего дыхания. Я сильная, как морская волна. Я быстрая, как луч Солнца. Неуязвимая, как воздух. Свободная, как небо.
  Я гашу рисунки. Сижу тихо-тихо, чтобы никто меня не нашел. Совсем рядом кипит жизнь. А я скрываюсь в зарослях хвоща и плауна. В центре поселения. И остаюсь сама с собой. Хотя слышу гул поселения. Люди общаются. А я общаюсь с собой. И с миром. Одиночество - это и есть общение. Только в тишине слышны слова.
  Вечер. Мы с Фортунатом подбегаем к одному из Близнецов. На ветвях уже расположились ближние. Они просят Флику рассказать, как живут другие планеты, те, что нам удалось спасти. Флика улыбается и начинает свой рассказ:
  - О, милые, они живут!
  А ведь в какие-то моменты жизни я была счастлива среди ближних...
  Счастлива?
  Если бы можно было обмануть себя.
  Не была я счастлива. Просто иногда уставала бороться и привыкала подчиняться.
  Но я не могла думать о том, что действительно волновало. Теперь в сознании возникают образы, от которых раньше я изо всех сил старалась избавиться.
  Я смотрю в зеркало. Яркие синие глаза маленькой девочки всматриваются в меня. Пытаются найти ответ. Тускнеют. Прячутся за слезами отчаяния.
  Я маленькая, ухватившись за бабушкину руку, не свожу глаз с неба.
  Меня бросили.
  За что мне это?
  Раскаленное добела солнце поднимается из-за горизонта. Оно покрыто оранжевыми волдырями. Оно готово поглотить всю Землю. Жарко. Душно.
  Темные волосы окаймляют смуглое женское лицо. Я не помню точно, как выглядит эта женщина. Но знаю наверняка: она очень красива. У нее синие глаза. Нежно-голубой круг расписан ярко-синими узорами. Небо, утонувшее в океане. Точно такие же глаза были у меня. А этот смутный образ... эта женщина когда-то была моей матерью.
  Раздается грохот. Врезается в мир моих грез, как гром среди ясного неба.
  По глазам ударяет холодный неестественный свет. И только тогда я понимаю, что это не очередное видение.
  Больно открыть глаза. Я прикрываю их рукой. Через несколько секунд они с большим трудом, но все-таки привыкают к свету. Сквозь полуопущенную ладонь я с ужасом смотрю на разверзшуюся стену. Ко мне приближается человек. Выглядит он совсем не так, как я, - весь в металле.
  Изо всех сил поджимаю ноги под себя, втискиваюсь в металлический угол, поднимаю руки, надеясь хоть как-то защитить себя.
  Человек резко опускается на корточки рядом со мной. Мне хочется закричать во все горло. Но в горле ком. Я только тихо поскуливаю, когда он грубо хватает меня за шею. Придвигает к себе. Из ладони унга по моим глазам ножом проходится луч света. Плющ высохший, это что, фонарь?!
  Мою шею простреливает резкая боль. Жжется. Защищаясь, мое глупое тело обжигает меня саму. Из раны идет легкий дым.
  Я шиплю от боли и с силой отталкиваю мучителя. От неожиданности унг на секунду замирает, а затем на его лице вспыхивает безумная ярость. Он вновь хватает меня, на этот раз за плечо.
  - Говори, кто ты! - гаркает мужчина. - Ты понимаешь человеческий язык?!
  Я кричу от боли, не в состоянии понять, что он спрашивает. Шею все еще жжет. Плечо горит, как в огне. Инсигнии загораются и гаснут по всему телу. То вспыхивают, то тают. Будто я умираю.
  А унг продолжает меня трясти.
  - Генерал Бронсон, она погибнет, - предупреждает какая-то женщина, одна из стоящих за его спиной. Там, похоже, много людей. И все смотрят на то, как он хочет меня убить. И никто не спасает.
  - Оставьте это на потом, - несмотря на страшные слова, в голосе чувствуется нотка милосердия. Или же страха. Возможно, мне кажется.
  Унг бросает меня. Словно отрывает свою металлическую руку от моего обожженного плеча, вызывая очередную вспышку ослепляющей боли. Его изуродованное лицо с отвращением смотрит на меня сверху.
  - Не хочешь отвечать, умирай так! - выплевывает он и, резко обернувшись, направляется к стене.
  Я пытаюсь отдышаться. То и дело зажмуриваю глаза, чтобы не закричать от боли.
  Едва различаю темные фигуры на фоне холодного света. Люди, один за другим, покидают мою тюрьму. Может быть, если бы я видела их лица, у меня появилась бы надежда. Возможно, они ничего не могут сделать? Вдруг я увидела бы в их глазах сострадание? А если наоборот?..
  Стена возвращается на место.
  У меня нет сил даже пищать от боли. С последним лучом холодного света я сворачиваюсь калачиком. Осторожно, чтобы не трогать шею и плечо.
  Слезы текут по моим щекам в три ручья. Так я плакала только в детстве. Глядя в небо на улетающий космический корабль. Так же безудержно.
  Я проваливаюсь во мрак.
  
  
  ГЛАВА 8
  
  Дэнис
  
  Я сижу в какой-то подсобке, уже не помню, на каком этаже Стеклянного дома. Я прячусь в темноте, надеясь, что здесь меня не потревожат хотя бы какое-то время.
  Я потерял последнюю возможность выбраться из этой жизни. Хороший же из меня защитник для тех, кто нуждается в помощи. Ведь я обещал ей. И не первый год...
  Я не захотел встретиться с Даниэлем. Что толку: главное он сказал. Даниэль из тех парней, которые четко передают самую суть.
  Пять лет усердной работы и хитроумных планов потеряны безвозвратно. В подвалах мы с Даниэлем тайно связывались с секретными организациями Эпицентра, пытались сотрудничать в надежде, что мне и важной для меня девушке позволят переселиться в Первое крыло. Не знаю наверняка, какие цели преследовал все это время Даниэль, но он сам расстроен из-за последних новостей.
  Даниэль практически не выбирался из подвалов научного центра все эти годы. Разве что по ночам. Я до сих пор не представляю, как ему всегда удавалось скрываться от властей у них под носом. Хотя это неудивительно: он прошел все ужасы войны в Четвертом крыле, с огромным трудом выбрался оттуда. Но ведь выбрался. Наверное, после того, что он видел и пережил, опасная связь с Эпицентром показалась ему детской забавой.
  Когда в последние месяцы пребывания на Земле правительство не успевало распределить дополнительные ресурсы по крыльям, именно Четвертое имело несчастье стать их Хранилищем. Спустя четыре с половиной года жизни на Хамелеоне развернулась настоящая война за богатства. Вот уже девять лет там идут бои. Удивительно, как жителям крыла вообще удается выжить.
  Ситуация осложняется еще и тем, что помимо природных ресурсов в Хранилище спрятаны огромные запасы оружия и продовольствия: часть по ошибке, часть - намеренно, ведь правительства разных крыльев понимали, что война будет, и тайно готовились к ней.
  Даниэль не любит говорить о своем прошлом, наверняка хочет быстрее забыть все ужасы, что увидел на войне. Такие, как я и он, мечтали о спокойствии. Но как говориться, хочешь мира - готовься к войне.
  В последние годы ситуация ухудшилась. Из нашего крыла, а также из Эпицентра неугодных отправляют рекрутами на войну. Конечно, это секретные сведения. не приведи Господь, произнести их в обществе. Как это было во все времена: людей, несогласных с политическом строем, просто устраняют, вычеркивают с карты нового мира.
  Даниэлю не повезло по личным причинам. Много лет назад он водил дружбу с моей сестрой. Нашему влиятельному отцу это совершенно не нравилось. Думаю, "невезение" Даниэля - далеко не случайность. Однако я никогда не обсуждал это ни с ним, ни с моей сестрой. У каждого на этом корабле свои драмы. Влезать в малопонятные, зато скандальные истории, пускай даже членов собственной семьи, - не лучший план спасения своей шкуры. Я даже не стал говорить сестре, что Даниэль несколько лет назад выбрался из Четвертого крыла.
  Уверен: произошло это не без участия мятежников нашего города. Политика местных динатов возмущает большую часть населения. Признаться, иногда я думаю: лучше бы люди, наконец, подняли восстание. Другого выхода улучшить обстоятельства не существует. Но это не произойдет. У людей просто нет сил бороться, каждый занят тем, чтобы выжить.
  Зато в нашем крыле есть предположительно большая группа мятежников. Поразительно, но факт: им удалось продержаться с самого переселения на Хамелеон и до сегодняшних дней. Только подумать: уже пятнадцать лет! Ведь как-то они держаться. Раз пять ловили предводителя. Точнее предводителей. Каждый раз - новый человек. Устраивали публичную казнь. Мятежники улыбались в лицо своим врагам, объявляя, что предводителя никто из правительства в глаза не видел и никогда не найдет.
  Несмотря на казни, несогласные не отсиживаются в стороне. Да, их четкой "программы" никто не знает, но время от времени они будоражат город, каким-то чудом устраивая погромы в богатых районах крыла. Динаты в ярости: поймать не могут, защититься тоже. Вроде бы урон пока не столь велик, однако это подрывает авторитет правительства. Какой никакой, но это успех мятежников.
  По-другому обстоят дела в моей жизни. Отец - очень властный человек, установивший массу связей даже за пределами крыла. А уж в Стеклянном доме его знают почти все сотрудники, если не лично, то понаслышке. К тому же, случалось несколько громких скандалов, связанных с нашей семьей.
  Поскольку отец может позволить себе богатую жизнь, он поселился у моря, в элитном районе Эспланада.
  В глубокой древности чтобы затруднить нападение на крепость, пространство перед ней оставляли открытым, вырубая все деревья и запрещая строить дома. Эту часть называли эспланадой. Войска противника не могли остаться незамеченными и укрыться от обстрела.
  Собственно, название для этой части города выбрано неслучайно. Здесь проживают только десять процентов населения крыла. Это скорее полуостров, чем материк. В случае чего богатым людям будет время подумать, где укрыться от народного гнева...
  Отец живет в роскошном пентхаусе. В огромной квартире крутится огромное число людей, которые пытаются угодить Стэнли Рилсу в стремлении жить лучше.
  Моя сестра вынуждена оставаться с ним. Мотать свой срок, как в тюрьме. К счастью, часто отец занят, и она умудряется убегать из дома.
  В этом году ей официально исполнится всего лишь пятнадцать лет. Это полный абсурд, потому что в реальности ей стукнет двадцать шесть...
  У нее нет никакого имущества. Да что там! Даже никаких средств к существованию. В любой момент отец может принять решение, чтобы Дане ничего не досталось. Я не могу забрать ее к себе, не имею права. Я не могу вмешиваться. Иначе Стэнли найдет новые рычаги управления.
  Так же он поступал с матерью. Не разрешал ей работать, диктовал, как воспитывать детей. Следил за каждым ее вздохом. Пока она не исчезла из нашей жизни...
  Я родился и вырос в семье, где всегда царили ужасные отношения. Родители редко ссорились вслух. Меня пугала их "холодная война". Однажды я стал свидетелем того, как Стэнли избил мою мать. С тех пор между нами не произошло ни одного человеческого разговора. Я так и не смог отойти. То, что случилось после, не позволяет мне простить его и жить дальше.
  Я очень многое не успел сказать матери. Мы столько времени проводили вместе, но редко разговаривали даже на банальные темы. Мне нравилось ее спокойствие и неугасаемый огонь в глазах. Хотя, что теперь вспоминать. Прошлого не воротишь.
  Раздается сигнал на ленте.
  Черт, я совсем забыл. Сегодня запланирована проверка. Для таких, как я, людей, которые оставили в прошлом тайны.
  Я выбираюсь из комнаты. Хотел бы оставить свое горе здесь, в темноте. Но оно устраивается у меня на плечах, крепко обхватывает за шею и свешивает ножки. И мы вдвоем спускаемся на первый этаж Стеклянного дома.
  Визитация раньше означала осмотр военным судном подозрительных торговых кораблей в открытом море. Другое значение - осмотр врачом больного в поликлинике или на дому. Но сегодня получить медицинскую помощь труднее, чем взять интервью у дината. Серьезная медицина совершенно недоступна простому смертному. В аптеках продаются только самые необходимые лекарства. Их эффективность едва ли достигает уровня медицинского развития лет пятидесяти назад. В лечении ученые достигли гораздо больших успехов. Однако этими знаниями распоряжаются только те, кого выбирает правительство.
  Давно уже используются кости, распечатанные на принтере. Формула проста: цинк, кремний, фостфат и кальций объединяют со стволовыми клетками. Особую смесь засыпают в принтер и распечатывают необходимую кость. Пересаживают ее в человеческое тело, пока срастается настоящая часть скелета, со временем "модель" расщепляется. Эти и другие технологии могли бы излечить любое заболевание. Тем временем в аптеках бинт, анальгин и парацетамол...
  В моем случае понятие "визитация" - самое подходящее: такие, как я, находятся под контролем военных. Когда-то у меня было много общего с солдатами. До сих пор за мной следят. Каждый месяц осматривают. Профилактика. Правительству страшно бросать без контроля людей, которых политики когда-то использовали. Или хотя бы пытались использовать.
  Здание военной базы выстроено из большого числа каменных и металлических пластин. Образуется узор, как на подушечке пальца. С воздуха сооружение напоминает отпечаток. Поэтому его и называют ДНК.
  Шесть этажей, но это только на поверхности. Под зданием - обширные подземелья в несколько ярусов. О главном - генеральском - отделе слагают легенды, будто там находятся бассейн и бильярд, роскошные кабинеты и склады ценного оружия, стоящего запредельных денег.
  Неизвестно, откуда пошли все эти слухи, учитывая, что Генри Бронсон - влиятельный человек, но далеко не первое лицо Третьего крыла. Наверняка дело в безразмерной человеческой фантазии, которую будоражат изолированность и замкнутость генеральского отдела. Так называемый Бункер находится на пятом из семи подземных ярусов. Что находится еще глубже, трудно даже представить.
  Я захожу в центральный зал ДНК. Он напоминает вестибюль театра: мраморные лестницы, бархатная обивка стен и хрустальные люстры. Ненавижу ослепительный блеск. Общий свет всегда переключаю на лампу. Раздражает роскошное убранство. Военная база, называется...
  Отсюда расходятся узкие коридоры, настоящий лабиринт. Ориентироваться в нем под силу только посвященному.
  Я бросаю хмурый взгляд в сторону Грега. Он не менее "дружелюбный" мне в ответ. "Любим" друг друга. Вообще с такими сотрудниками ДНК у меня особые отношения. Расселись, как крысы, по всем углам, в каждом коридоре. Они считают себя дозорными. Они - часовые. Блюстители порядка. Я же называю их сторожевыми псами.
  Поворачиваю в правый коридор. Небольшая комнатка. Два сонных "блюстителя" бездумно смотрят в экраны-пленки, развешанные на стене. Заметив меня, дозорные просыпаются в мгновение ока. Переглядываются. Как-то смущенно. Осматривают меня с ног до головы. Будто раньше не видели.
  Я подхожу к одному и протягиваю ему ладони. Как обычно. За это время камеры сканируют мою спину.
  Передо мной высокий, крепкий солдат. Вероятнее всего, ариец. Вероятнее всего, сам об этом не догадывается. Национальный вопрос на Хамелеоне запрещено поднимать. Большинство людей даже не знают, о чем речь. Вот и этот, вполне возможно, не помнит, что его родители были немцами.
  - Разматывайте, - велит рыжий.
  Я хмурюсь.
  - Новые правила?
  Обычно камеры сканируют через бинты и одежду. Я не люблю открывать ладони. Шрамы напоминают о прошлом. И не только мне - прохожим. Правда, здесь никого нет, кроме нас троих. Что, кстати, очень странно. Подозрительно, что здесь так тихо сегодня. Визитацию еще не пропускали те, кому она вменена в обязанность.
  Немец переглядывается с товарищем. Усмехается.
  - Просто усиленное внимание к безопасности.
   Несколько минут дозорный осматривает мои руки. Отправляет меня то к одному аппарату, то к другому. Приходит к выводу:
  - Все в норме. Подождите здесь.
  Не знаю, зачем мне ждать. Я прошел проверку.
  На ленте высвечивается сообщение. Даниэль.
  "Я забыл предупредить. Визитация сегодня отменяется".
  Отменяется?
  "В каком смысле? Я уже прохожу ее..."
  Я не успеваю задать следующий вопрос, как немец подходит ко мне вплотную.
  - Пожалуйста, теперь сдайте любую технику, которая у вас имеется при себе.
  Я бездумно смотрю на его квадратное лицо.
  Не понимаю, что происходит.
  - Особенно ленту. И быстрее, пожалуйста, - торопит он. Глаза улыбаются. Что его забавляет, не моя проблема.
  - Что-то не так?
  - Наоборот, - успокаивает немец. - Просто удивлены, что вы решились на это.
  Решился на что?
  В эту минуту в комнату входит несколько солдат.
  - Этот? - они указывают на меня.
  Немец кивает.
  - Проводите.
  - Это какая-то ошибка, - совершенно спокойно сообщаю я.
  - Не волнуйтесь, никакой ошибки.
  Меня окружают солдаты. Такие случаи уже бывали в моей жизни. Раньше. Тогда моя служба была мало связана с наукой. Так происходило всякий раз, когда за меня договорилось руководство. Мне просто давали новое задание. Никаких причин для беспокойства.
  Но! Я давно не солдат.
  Все происходит, как положено в военной части: четко, оперативно, без шума. Пока я несколько секунд пытаюсь понять, во что впутался, солдаты уже сопровождают меня в другую комнату.
  Из-за прошлых заслуг перед родиной, я не имею права говорить с рядовыми солдатами. Но здесь нет ни одного эмиссара. Так мы называем представителей офицерского корпуса, тех, кто может принимать серьезные решения.
  - Извините, медлить нельзя, - сообщает немец вдогонку. - Генерал уже ждет вас.
  Генерал?
  Я никогда не хотел с ним связываться лишний раз. В прошлом был обязан. Какое-то время даже уважал. Сейчас я не имею к нему никакого отношения. Я - ученый. Что я здесь делаю?..
  Мы стремительно преодолеваем расстояния. Стены покрыты мягкими пластинами. Здесь царит гробовая тишина. Мы спускаемся все ниже. Пятый ярус!
  Заворачиваем и окунаемся в роскошь: интерьер в классическом стиле, столы из настоящего красного дерева, мягкие диваны, огромная плазма посреди комнаты, далее за стеклом спортивный зал.
  Все это врезается в мое сознание, в том числе и люди, открывшие рты при моем появлении. Я не успеваю ничего рассмотреть. Солдаты осторожно вталкивают меня в другую комнату и закрывают дверь.
  - Признаться, я очень удивлен, что откликнулись именно вы.
  Он всегда говорит громко. В любом помещении его голос заполняет все пространство.
  Я оборачиваюсь. Генерал на голову ниже меня. Коренастый. Атлетического телосложения, поэтому не выглядит слишком полным. Но иногда пропорции его тела кажутся странными. Словно он сутулится, но у него прямая осанка. Видимо, это жизненный опыт осел на его плечи.
  Я бы назвал генерала маленьким человеком. Однако он умеет наводить ужас. И его внешность помогает в этом. Светло-серые, почти бесцветные глаза, нависшие брови и крепко стиснутые челюсти - лицо, которое много лет, если не всю жизнь, не знало иного, не столь сурового выражения. К тому же, долгая служба нанесла его лицу увечья.
  Только сейчас замечаю, в каком роскошном кабинете я оказался. Мебель из красного дерева, как и в залах Бункера, что я мельком увидел несколько секунд назад. Массивный стол, заваленный техникой и, что удивительно, бумагами. Уже мало кто вообще вспоминает столь древний носитель информации. Да и зачем он, если человечество давно пережило цифровизацию?
  На стенах, покрытых настоящими, рельефными обоями, висят картины. Дорогое удовольствие. Работы самые разные: на одних полотнах изображены земные пейзажи, на других - военная техника. Одна картина поистине жуткая: история того самого дня...
  Испуганные лица, обращенные к небу. Люди проводят своих близких в космос, а сами остаются на планете, ждать гибели.
  С какой только целью здесь красуется этот кошмар? Генерал любуется им? То, что я знаю о нем, отчасти может объяснить такие вкусы.
  Чтобы не попадаться в его поле зрения, я изучил Бронсона.
  Он не любит, когда ему указывают на ошибки и слабости, но замечания старшего командования он, конечно, стерпит, считая это проявлением особого к нему отношения.
  Он любит сам объяснять свои планы. Даже если человек уже в курсе событий, ему стоит сделать вид, что он ничего не понимает, и предельно внимательно выслушать подробный рассказ. Парадоксально, но при этом всем Бронсон не любит дотошность. Порядок порядком, но надо и меру знать. Дисциплину он понимает, как готовность выполнить приказ, а не как организационный порядок в строю и штабе.
  У генерала есть особое увлечение - бродить по Стеклянному дому (хотя он не имеет прямого отношения к научным лабораториям) и смотреть, как идет работа. Происходит это достаточно редко, и осуществляет он эти проверки так же поспешно, как и специальные. Из-за этого сотрудники никогда не понимают, по плану Бронсон нагрянул или от нечего делать... Такого поведения достаточно, чтобы вся лаборатория жила в страхе встретиться с начальником военного штаба.
  У Бронсона привычка перебивать. Особенно если он волнуется. Даже вышестоящих по чину. Зато он совсем не обидчивый и не особенно гордый, так что сразу забывает произошедшую неловкость, когда ему делают замечание. В самой разной форме.
  Уровень образования - так себе. В юности, до военной карьеры он учился в высшем заведении. Но все в Стеклянном доме знают, что знаниями Бронсон не смог бы удивить. Однако бытовой ум и школа жизни незаурядные. Благодаря этому у генерала, конечно, есть деньги и, конечно, есть связи.
  Может, и благодаря жестокости... Как объяснить наличие этой картины? Украшение?..
  Перехватив мой взгляд, генерал будто объясняет:
  - Это напоминание о том, что миллиарды отдали свои жизни, чтобы жили мы. Наша задача - объединиться и построить новый мир для тех, кто выжил.
  Слова динатов...Даже как-то неловко за него. Ведь по непонятным мне самому причинам я чувствую к нему некоторое уважение.
  Бронсон продолжает:
  - Достаточно забыть о проблеме и будет казаться, что ее не существовало. А когда этот ужас у тебя перед глазами, согласитесь, вряд ли можно запамятовать.
  Эти слова, конечно, ничего не меняют, но в мою душу хотя бы закрадывается надежда, что даже генералу не чуждо сострадание.
  Бронсон пристально смотрит на меня, словно сканирует:
  - Вы понимаете, насколько трудно вернуть людям веру?
  Да что же за день такой, философский?!
  Сказать прямо сейчас, что я не имею малейшего понятия? Вообще не понимаю, что я забыл в Бункере. Похоже, дело серьезное. Окажусь у его истоков, не выберусь.
  Я открываю рот во всем признаться, но генерал опережает меня:
  - Знаю, вам трудно сейчас представить, как вы будете осуществлять столь непростую задачу. И вам трудно довериться мне, ведь речь идет о большой секретности. Мне нужен был человек не из круга моих поверенных. Да, это риск. Но иначе нам не добиться успеха. Я позволил моим людям решать, кому слить информацию. Раз вы пришли сюда, значит, осознаете, насколько все серьезно. Думаю, понимаете и то, что я буду вынужден следить за вами. Много и часто. Откровенно сказать, каждую секунду. Если наше сотрудничество будет идти успешно, я дам вам больше свободы.
  Я чувствую, как по спине течет пот. Однако моя глупая интуиция настойчиво советует выслушать генерала. Я мысленно ругаю себя за любопытство, но мое ненормальное сердце уверено: эту тайну я должен узнать.
  - Для участия в проекте недостаточно образования и успехов в науке. Нужна сноровка бойца. Я никак не ожидал, что именно вы придете ко мне. Начнем с того, что я представить не мог, что мои люди как-то выйдут на вас. Но видимо, кто-то из них вам доверяет. А раз это так, значит, есть за что.
  Генерал внимательно разглядывает меня. Мое лицо остается неизменным, но внутри все горит. Как это ни стыдно, от страха.
  По его меркам, он сказал уже немало. Если догадается, что я не пришел сюда намеренно, что это всего лишь совпадение... Боюсь представить... Я не смогу доказать, будто сказанного им слишком мало. Для них я уже сейчас знаю чересчур много.
  - Долгое время Третьему крыло было запрещено участвовать в самых соблазнительных экспедициях.
  Поиски новых миров? Попытка отправить корабли с людьми дальше в космос?
  - Ученым нашего крыла еще ни разу не приходилось воспользоваться самыми современными технологиями Сферы.
  Сфера? А она тут при чем? Это правда, ее еще никогда не использовали в научных исследованиях?
   - Если нам и удавалось принимать участие в тех самых операциях (ну вы понимаете, о чем идет речь)...
  А вот и не понимаю.
  - ... то трофеи оказывались в наших руках очень редко и в таком виде, ну... - генерал замялся, - мягко сказать, потрепанном. В основном, мы получали только образцы. После того, как их изучит Эпицентр.
  Бронсон может говорить о любых новейших технологических разработках.
  - Этот эксперимент вернет нам статус.
  Я не знаю, что и думать.
  - Я хочу вам показать.
  Генерал энергично вскакивает и стремительно выбегает из кабинета. Секунду спустя я следую за ним.
  Бункер оборудован шикарно. Так что легенды, которые гуляют по острову, отчасти имеют реальную основу. Здесь царит настоящая красота, не такая вычурная, как в вестибюле, напротив, со вкусом. На стенах цифровые пленки: всё блестит и сияет. В опенспейсе многочисленные столы, удобная планировка, много свободного пространства. Все равно мне кажется, так работать в таких условиях, бок о бок с таким количеством людей, невозможно. Я бы не хотел.
  По левую сторону зала - небольшие спальные комнаты, видимо, для личной охраны генерала. Кстати, о ней. Солдаты и ученые смотрят на меня вытянутыми от удивления лицами. Они явно в шоке от генерала: как он мог впустить меня в свое логово? Только немец, которого я видел полчаса назад в вестибюле, стоит с непроницаемым выражением лица.
  Мы подходим к железной двери. Когда первый помощник генерала открывает ее, я понимаю, что это комната допросов.
  - Не волнуйтесь, вас пытать не будем, - неудачно шутит генерал. - Прошу.
  Он пропускает меня вперед.
  Интересно, его не смущает, что за всю нашу "беседу" я не проронил ни слова?
  Не оборачиваюсь. Не хочу увидеть взгляды служащих, полные неподдельного ужаса. Я и так их чувствую.
  Дверь с грохотом закрывается. Я понимаю, что здесь только я и Бронсон.
  - Будьте, как дома, - улыбается генерал, если об этом искривлении рта вообще можно сказать "улыбается".
  "Пыточная", как обычно, разделена на две части. Мы находимся в просторной комнате, где стоят только стол и два стула, на стенах, как и во всем Бункере, масса техники. Здесь она не просто горит, а пылает огнями. Перед нами на стене висит огромное зеркало. Устройство комнаты допросов особенно не поменялось с двадцать первого века. За этим зеркалом и находится вторая часть комнаты. Там кромешная тьма. Я бы предпочитал не узнавать, что скрывается по ту сторону.
  - Я вижу, вы взволнованы, как и я, - обращается ко мне генерал. - Не хочу долго вас томить.
  Он нажимает на какую-то кнопку на пленке. В комнате загорается тусклый свет. В углу лежит девушка.
  Ее стройное тело едва прикрыто высохшими листьями, которые каким-то загадочным образом держатся на ее тонкой талии. Светлые волосы, длинные, наверное, до пояса, украшены яркими сине-зелеными перьями. Тело покрыто сложными узорами и даже рисунками. На спине изящная черная бабочка. Линии тонкие, запутанные.
  Девушка поворачивается во сне. Я вижу на ее левом предплечье женский портрет. Он выполнен в лиловых тонах, вокруг такие же нежно-фиолетовые бабочки. Слишком мягкие тона для привычных татуировок. На руках, от самых плеч и до кистей, нарисованы яркие цветы. На боку, под ребрами, семь крупных лиловых бабочек.
  Девушка вновь поворачивается. Совсем немного. Но достаточно, чтобы я увидел ее лицо. Я понимаю, что она совсем молода. И она прекрасна.
  На шее рваная рана.
  - Вы что, пытали ее? - говорю я раньше, чем думаю, а стоит ли задавать такой дерзкий вопрос.
  Но голос Бронсона какого-то черта звенит от радости:
  - Просто ожег.
  Я смотрю на генерала, наверное, как на полоумного. Улыбка сходит с его лица. Вместо того, чтобы выкинуть меня отсюда, он совершенно неожиданно начинает оправдываться:
  - Поймите, мы сами не знаем, что произошло. Но разве это важно, если ее тело лечит себя?
  - Лечит?
  - Посмотрите сами.
  На фоне непривычно светлой кожи вокруг раны отсюда едва различаются сотни мелких ярко-розовых цветов...
  - Рана была гораздо больше... - Бронсон вспоминает, что не стоит меня раздражать и переводит разговор в другое русло: - Она лечит сама себя, - торжествующе произносит он.
  Я разглядываю девушку, пока не наталкиваюсь на сосредоточенный взгляд изумрудно-зеленых глаз.
  За долю секунды спокойный взгляд сменяется понимающим, а затем до смерти напуганным.
  Девушка резко садится и отползает еще дальше в угол комнаты. Задев рану на шее, она шипит от боли.
  Я не могу произнести ни слова. А генерал смотрит на меня, улыбаясь. Его лицо искривлено счастьем. Кажется, он сейчас треснет от радости. Я перевожу взгляд с него на девушку.
  - Стекло с поляризацией? - мой голос все еще уверенный и спокойный.
  - Да! - Бронсон похож на сумасшедшего. И понятно, отчего столько радости: свет преломляется только в одну сторону почти под девяносто градусов. Она должна видеть только себя. Но разглядывает она меня.
  - Представляете, она видит нас через стекло с поляризацией!
  Девушка сосредоточенно хмурится. По ее щеке катится слеза. Она... черная! Девушка закрывает глаза на мгновение, словно успокаиваясь, и вдруг... узоры на ее теле медленно загораются... Как у светлячка.
  - Солнечная энергия пошла людям на пользу, - философски протягивает генерал.
  В моей голове раздается щелчок.
  Сердце уходит в пятки на три долгих секунды.
  А потом я делаю вдох. Сдерживаю свою панику.
  "Самые соблазнительные экспедиции" - это возвращение на Землю, "трофеи" - это солнечные люди... "Потрёпанный вид" - это убитые солнечные люди. Я думал, все разговоры о светлячках - это бессмысленная болтовня. Но это не плод воспаленного сознания. Они действительно существуют. Люди, которые выжили после глобальной катастрофы. И одна из них прямо здесь. Светлячок.
  Генерал хочет изучить и как-то использовать солнечную. Для этого ему нужен я. Если со мной ничего не выйдет, он просто от меня избавится. Так, чтобы никто не заметил. И от моего тела тоже.
  Во что я ввязался?!..
  - Думаю, теперь я уверен в нашем сотрудничестве и могу вернуть вам вещи. Возможно, сейчас они понадобятся вам. Лента напомнит вам о времени. У вас его не слишком много.
  Генерал протягивает мне ленту. Ледяными руками я забираю ее. На ней сообщение Даниэля, судя по цифрам, присланное еще полчаса назад: "Генерал выбирает людей для секретного задания. Каждый, кто впутается в это, труп".
  - Какова же моя первая задача? - произношу я. Чертов голос спокойный и уверенный, словно живет отдельной жизнью от меня.
  Моя первая задача... Я уверен, что последняя. - Попытаться установить с ней контакт. Прямо сейчас.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"