- Ну? - протянул амбал, улыбаясь уголками губ. - Что, джинов не видел? - А? Я? Нет, не видел, - выдавил я. - Ну так смотри, - бородач крутнулся вокруг своей оси. - Договор будешь заключать?
С помощью машины времени я мог бы изменить будущее в свою пользу, для этого я ее и делал. Но там уже все хорошо. Вероятно, образовалось кольцо времени, в котором я исправлял все, что можно, только не помню этого.
Я тоже верил в тайны мира, в достижение Свободы, в магию, в чудеса… Пока не решил, что все мы чокнутые, и не рассказал об этом родичам. Вчера. А сегодня уже был здесь. Один. Вздохнув, я отвернулся от окошка. На кровати сидел Степа. Нагваль. Вождь. Руководитель группы.
- Лаура – это всего-навсего удачная рифма и ассоциация к лавру, - равнодушно поясняет Женя. – Беатриче – плод воспаленного воображения Данте. Ромео – набитый дурак, а уж Тристана не было вовсе. Как и Ланцелота, к тому же Ланчелот – изрядная скотина, а Гвиневера… Стерва.
В первую секунду после того, как железо ударило вместо шляпки по пальцам, я собирался закричать. Во вторую понял, что мне не больно. В следующую минуту я туго соображал, как же это так. Потом осторожно забил треклятую железяку и тихо вернулся в свою комнату.
Вдруг раздался ужасающий рёв, от которого задрожала земля и заболели уши. Падая на пол, я заметил громадный метеорит, пронесшийся прямо над моим домом, наверное, всего километрах трёх от земли. Рёв затих вдали, оставив меня в мире без звуков, вжимающегося в балкон, старающегося слиться с его поверхностью.
Интересно, какого ответа она ждет? Конечно, разбудила! Падаю на подушку, чтобы так и ответить, и вижу фотографию Димки над компьютером. Начинаю думать. Не тот Маша человек, чтобы поднимать без дела человека ни свет ни заря в выходной.
- Он говорит, - переводил за инкой Хуан. – Что ничего не знает про Господа. Но он знает, что когда погибло Царство Севера, два года не было лета, пока инки не увеличили количество жертв солнцу.
А еще через год позвонила Аня. Сказала, что Федя ее бросил, что она любит Витька, что хочет его видеть постоянно. Всегда. Что ни к чему его, конечно, не принуждает, ведь не может же она просить бросить его жену и сына, что не хорошо ему бегать между ней и Беллой. Что вообще она зря позвонила. Что ей очень плохо, но она не жалуется. Что она, Аня, давно любила Витька. Что если он придет к ней, все будет хорошо. Но только если он придет насовсем. Хотя, этого, она, конечно, просить не имеет никакого права. Что рада была услышать Его голос. Что увидеть не надеется. Попрощалась.
- Туда – не стоит, - покачал головой Тристан. – Неужели ты думаешь, что та записка была просто отпиской? Что я просто наврал, чтобы сбежать поблагороднее? Изольда… Я ведь вправду болею. Я ведь вправду инвалид. Зачем тебе огрызок вместо человека? Да и огрызок-то долго не протянет.
Может быть, это и к лучшему. Сейчас делают гораздо более надежные пистолеты. Это во времена Гумилева и Булгакова можно было стреляться по несколько раз, и остаться в живых - из-за осечек, из-за того, что пули рикошетили от ребер или чересчур крепкого виска.
Скоро должен подъехать автобус. Старый, с давно выбитыми стеклами, забрызганный бурой засохшей кровью поверх облезшей желтой краски, переполненный трусами, бегущими несколько остановок, чтобы влезть внутрь без драки. Драться все равно придется, но отбиваться легче: ты сверху - они снизу, вас - команда, они - каждый сам за себя.
Несколько секунд судья думал в тишине, поблескивая металлическим лбом. Журналисты готовились сделать исторические фотографии. Зрители готовились устроить овации или освистывание – в зависимости от приговора. Милиционеры равнодушно стояли, всегда готовые привести приговор в исполнение. Я ждал. Ждал уже без волнения, с тупым любопытством стороннего наблюдателя. Судили меня.
- Их нейтронные цепи настроены таким образом, что подобные мысли не могут возникнуть, - посмотрев на лицо Жозе, Джеймс добавил. - Проще говоря, это у них в генах. Они будут защищаться, но не нападать. Тем более, на людей. Мы для них - боги, даровавшие им жизнь. Они будут заботиться о нас, даже если это поставит под угрозу все их существование, даже об одном-единственном человеке.
Эсаки внимательно рассматривал изображение. Интересно, что там можно разглядеть? Уровень развития цивилизации? А какие они бывают, уровни эти? Вероятность встречи цивилизации - меньше процента, тем более в первой экспедиции.
- О-па! – хлопнул себя по ляжкам тролль. От грохота удара Сокол вздрогнул, недовольно двинул ушами. – Я ентот мост сам стерегу от всяческой нечисти. Не извольте беспокоиться. Давеча одного вурдалаку поймал, так кости намял, что больше на десяток верст не сунется.
К позорному столбу, у которого по традиции сжигали ведьм и ведьмаков, был прикован Юрка - два дня назад он не поклонился старшине райсовета, и с тех пор кормил мух, голодал, плавился на солнце и просил милости у всех: старшины сельсовета, участкового, священника, даже старосты. Но приговорили его к неделе, с водопоем два раза в день. Впрочем, поить его периодически забывали.
- Разве я не прав? Я б тебе посоветовал перебить их всех, и развесить по всем деревням княжества, чтоб не повадно было. Но я же нелюдь. Мне наплевать на людей. Как, впрочем, и людям наплевать на нелюдей.
Старые потертые ножны. Потемневшая кожа. Слишком гладкая кость навершия. Рука в белой перчатке нежно гладит оружие, рукоять, так удобно ложащуюся в ладонь. Полоса стали чуть показывается между гардой и ножнами. Скоро все закончится.
Начало нового цикла деления Ян ждал уже неделю. Ждал со смирением, как и полагается монаху, исполняющему обязанности помощника настоятеля монастыря. С тем же смирением Ян явился к настоятелю, как только почувствовал эластичность ребер в груди и легкую отдышку.
- Ну конечно, - хмыкнул Вадим. - Фирма веников не вяжет. Читаю: "Возьми сердце, растолки в порошок, смешай с маслом…" здесь не важно, заговоры, ритуалы… Ага, вот: "и дай съесть. Любовь до гроба" Ну и что здесь опасного?
Прогудел дверной звонок, резанув по нервам. Я вздрогнул, чуть не свалившись с табуретки. Поколебавшись между тем, чтобы аккуратно слезть с нее или все-таки спрыгнуть, я со вздохом снял душевно намыленную веревочную петлю и потопал к двери. На пороге стоял высокий мужик, завернутый в простыню.
Я вспоминаю. Мы сидели на этом же месте. Так же садилось солнце, так же шипели на углях шашлыки. А потом была вспышка. Нестерпимо, нереально яркая вспышка. Я сидел спиной. Глаза друзей вскипели и потекли по покрасневшим, потрескавшимся лицам, по чернеющим телам.