За спиной, в глубине коридора, хлопали люки анабиозных камер. Колонисты ложились спать, чтобы проснуться уже на орбите Марса. Шесть месяцев полёта, конечно, не так уж и много, но стартовал не увеселительный круиз, а рутинная переброска поселенцев. Вместо еды на двести дней для семи тысяч человек лучше взять семян, саженцев и инструментов под завязку. Все это понимали и занимали свои места безропотно.
Однако в Петины планы такое скучное времяпрепровождение не входило.
Сопровождающий завёл его в один из аппендиксов жилого уровня и хлопнул рукой по люку. Мол, твоя камера, забирайся, обживай. Сам стал чуть сбоку, ожидая, когда парень нырнёт внутрь. Петя сделал вид, что у него развязался шнурок. Это была часть его гениального плана - надеть ботинки со шнуровкой. Вещь раритетная, многим чуждая и непонятная. Кто знает, сколько по времени их обычно завязывают? Вот и офицер сервисной службы космопорта постоял немного, пожал плечами и заспешил по своим делам.
Парень немного повозился с ботинком, исподволь оглядываясь по сторонам. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он достал из рукава остро заточенную спицу, подошел к камере и подковырнул крышку пульта. Обнажив микросхемы, он быстро оторвал кое-какие проводки, что-то закоротил, куда-то ткнул спицей. Из внутренностей аппарата заструился лёгкий дымок. Удовлетворённый результатом, Петя захлопнул крышку и оглянулся. Его манипуляций никто не заметил, тревогу не поднял. Теперь оставалось только ждать.
Через некоторое время по коридору застучали уверенные шаги, послышались щелчки и мягкие удары. Это команда задраивала камеры и усыпляла пассажиров. Заглянули и в Петин закуток. Тот встретил гостя открытой улыбкой.
- Ты чего тут сидишь? - удивлённо спросил подошедший.
Это был молодой парень, чуть старше самого Пети. Худой, светловолосый, прыщавый. Сердце будущего колониста кольнула зависть.
- У меня камера не работает.
Космонавт, не поверив, постучал по кнопкам пульта. Хмыкнул, ударил по ним кулаком. Никакой реакции. Петя самодовольно улыбнулся. Зря, что ли, он два месяца изучал уязвимые места блока управления анабиозных камер?
- Со мной пойдёшь, - бросил светловолосый и заспешил дальше.
Обход они завершили вместе. Дело нехитрое: закрыть защёлку, дернуть за ручку, нажать кнопку. К концу коридора неожиданный помощник справлялся с ним не хуже учителя. Разделавшись с пассажирами, поспешили в рубку.
- Это ещё что за номер? - грозно поинтересовался капитан.
- У него камера сломалась, - многозначительно сказал молодой космонавт.
- Да? - протяжно переспросил капитан и испытующе уставился на Петю.
Тот съёжился под его цепким пронзительным взглядом. Командир выглядел, как и положено настоящему космическому волку: красно-коричневая дублёная кожа, изрытая глубокими бороздами, жёсткая складка тонких губ, проницательные глаза под густыми развесистыми бровями.
- Спать все уже легли?
- Так точно, - вытянулся Петин провожатый в струнку.
- Понятно. Штурман, успеем засунуть его к какому-нибудь ребёнку?
- Нет, - раздалось из кресла справа. - Старт через семнадцать минут. Упустим момент - существенно удлиним время полёта.
- Да знаю я. Разве что после коррекции... Ладно, как звать-то тебя?
- Пётр.
- Так, Петя. Ты временно зачислен в экипаж корабля юнгой. Твоей каютой назначается неисправная анабиозная камера. Приказываю: занять свою койку, закрепиться, готовиться к перегрузкам. После корректирующего толчка тебе надлежит явиться в рубку для изучения графика дежурств. Ясно? Выполнять.
Стараясь не расплыться в улыбке, Петя развернулся и бросился к своей камере. Ему удалось. Он в космосе. И не беспомощной спящей тушкой, а официальным юнгой, членом команды корабля.
С тех пор, как пропал отец, он грезил об этом дне. Хотел пойти по его стопам, доказать всем и себе, что достоин его памяти. Медкомиссия после седьмого класса, казалось, поставила крест на его мечтах: он был признан негодным к воинской службе, а значит, автоматически, получил чёрную метку. Его не взяли бы ни в один вуз, готовящий специалистов для внеземелья: космофлоту нужды только самые крепкие и безупречно здоровые люди.
Но Петя не сдался. Требования к колонистам не были столь жёсткими, и у него созрел план. Он подал документы в институт изучения Марса и выучился на инженера-агронома, попутно изнуряя себя ежедневными тренировками и штудируя руководства по устройству транспортных кораблей, космодвигателей и анабиозных камер. Когда пришло время переброски, он был готов.
***
В чёрном пространстве за иллюминаторами висели неподвижные звёзды. Иногда, мерно скользя по орбите, вплывала в поле зрения одна из планет. По правому борту, в самом хвосте, крутилась вокруг оси, медленно уменьшаясь, Земля. День шёл за днём и на корабле ровным счётом ничего не происходило.
Петя познакомился уже со всеми членами крохотной команды, узнал о них много интересного.
Капитана звали Иван Васильевич Петров. Он летал уже двадцать два года, в основном, между Землёй и Марсом, любил рыбалку, классическую музыку, собирал гигабайтные флэшки. Коллекцию из ста восьмидесяти трёх моделей демонстрировал всем желающим. И нежелающим тоже. Новоявленный юнга только в первый месяц осмотрел её четыре раза.
Штурман, Крепин Константин Михайлович, был старше капитана, но попал на околоземные рейсы всего года три назад, после какого-то происшествия. До этого бороздил дальний космос. Отца Петиного по старым делам не знал, о причинах ссылки предпочитал не говорить. Любил логические игры и старые книги. Постоянно зазывал соратников на партию в шахматы, но обычно сидел за доской один: легче было выиграть у корабельного компьютера, чем у него.
Денис Головко, самый молодой член команды, заведовал связью и второй год был на побегушках у этих динозавров космоса. Появлению Пети он обрадовался: наконец-то появился кто-то, кто младше его в корабельной иерархии, и от части повседневных забот можно безболезненно избавиться. Теперь готовкой, уборкой и ежедневным осмотром корабля изнутри занимался новичок. Но юнга не тяготился этим: делать на корабле было совершенно нечего, и он всё чаще и чаще просил дополнительные задания, даже соглашался, иногда, получить непременный мат от штурмана.
Так и в тот день, выполнив программу наблюдений, поужинав и основательно помучив тренажёры, они сели размять мозг партией-другой.
- Да куда ты слоном, - проворчал Крепин, когда, наскоро развив фигуры, Петя ринулся в непродуманную атаку. - У тебя нет ни одного достойного активного продолжения. Заперся - сиди тихо. Жди ошибки соперника.
- Но надо же что-то делать! Шахматы как жизнь, а в жизни нельзя отсиживаться. Под лежачий камень вода не течёт, - включился в разговор юнга. Он любил слушать рассуждения опытного космонавта.
- Ты в космосе, мальчик. Здесь лучше ничего не предпринимать, если не просчитал все последствия своего поступка. Самые горячие и деятельные погибают в первый же год. Точнее погибали бы, если бы их кто сюда пускал. В службе душевного здоровья такие перестраховщики сидят... Узнают, что перед тем как смыть в гальюне, меньше трёх раз герметичность узлов проверил - мигом на Землю комиссуют.
- Так вас за это на транспортник засунули? - ляпнул Петя.
Сказал и прикусил губу. Надо же, допустить такую бестактность. Штурман нахмурился.
- Можно сказать, за это. Подверг жизни товарищей необоснованной угрозе. Ходи давай.
Он быстро, в несколько ходов, разнёс несдержанного парня в пух и прах и уплыл к себе.
Юнга беспомощно оглянулся на капитана.
- У него друг оторвался от корабля - без страховки шёл, магнитные башмаки подвели, - пояснил тот. - Бросился его спасать и чуть не угробил остальную команду.
- Так не угробил же!
- Предлагаешь дать ещё один шанс? Был другой, более безопасный вариант помочь товарищу, но он его не увидел. В космофлоте с этим строго: комиссия, разбор полётов и лычки с петлиц. Повезло ещё, что на Землю не списали. Пусковые шахты на космодроме обслуживать.
Опустив голову, Петя задумался. Как бы он повёл себя в этой ситуации? Хватило бы у него терпения и выдержки найти оптимальный вариант действий? Простая, вроде бы, задача, но это если за партой её решать, когда тихо и учитель к окну отвернулся. А если дорога каждая секунда, и друг, болтая руками и ногами, улетает в открытый космос? Достанет ли хладнокровия и выдержки? Ответ был отнюдь не очевиден.
***
- А ты в детстве кем мечтал стать?
Вопрос капитана застал юнгу врасплох. Немного подумав, он решил не скрытничать.
- Космонавтом.
- Почему?
- Мой отец, Степан Кочетков, был капитаном исследовательского корабля. Он пропал в поясе астероидов, когда мне только-только пять лет исполнилось. Вот и хотел по его стопам пойти.
- Не получилось?
- По здоровью не прошёл.
В рубке повисло неловкое молчание.
- Ну ладно, у нас тут не Земля, на анализы не смотрим, - откашлявшись, сообщил капитан. - Хочешь в открытый космос?
- Спрашиваете, - загорелся Петя.
- Вот и отлично. Надо направляющий механизм солнечной батареи проверить. Что-то заедать стала при переориентировании.
Облачившись в скафандры повышенной защиты, юнга со штурманом выбрались из корабля. Ещё в шлюзе Крепин привязал каждого к страховочной скобе и несколько раз подёргал тросики, проверяя конструкцию на прочность. Петя понимающе промолчал. Снаружи он пошёл впереди, с трудом отдирая тяжёлые ноги от поверхности. Штурман почти не слышно двигался за ним следом.
Первым причину неполадок обнаружил юнга. Комок мусора, вполне земного происхождения, облепил поворотный шарнир. Вообще-то, под действием сил притяжения всё выброшенное из кораблей падает на планеты, их спутники или Солнце. Редко что застревает на причудливых межпланетных орбитах. Штурманам даже указано, высчитывать специальные точки сброса, чтобы путь отходов был как можно короче и проходил вдалеке от магистральных трасс. Эта кучка, видимо, просто заблудилась.
Петя опёрся рукой на штангу и принялся счищать грязь. Орудовать огромной, металлизированной рукавицей было неудобно. Юноша не чувствовал её габаритов, и она постоянно за что-то цеплялась.
- Что ты делаешь? - раздражённо воскликнул штурман.
- Батарею ремонтирую.
- Почему рукой? На тот свет захотел? Ты знаешь, что там под верхним слоем? Заусенец какой, острый край - хана перчатке. Она не стальная, а только армированная.
Сказать было нечего. Петя подозревал, что фраза "Я не подумал" достойным ответом считаться не будет. До окончания вылазки он старался вперёд больше не лезть и лишь повторял действия штурмана.
- Осторожность, осторожность и ещё раз осторожность, - подтвердил капитан нагоняй помощника по возвращении. - Надо просчитывать каждый свой шаг. Штурман правильно говорит, торопыги здесь долго не живут. Неужели ещё не понял?
- Я стараюсь. Изучил устройство всех механизмов, релятивистскую алгебру, механику композитных притяжений, но про это в книгах не было...
- Книги... - задумчиво протянул Петров. - Разве можно запихнуть в них всю эту бесконечную ширь, всё это бескрайнее безмолвие? Это не передать никакими словами. Постоянное напряжение, непрерывный страх ошибки. Ты всегда один на один с вселенной, каждый шаг как по минному полю. Даже если вокруг надёжная и верная команда, она далеко не всегда способна прийти на помощь. Порвал бы ты сейчас перчатку, оторвался бы от корпуса в отсутствие страховочного троса и всё, ни мы, ни спящие семь тысяч душ ничем не смогли бы помочь. Понимаешь?
Юноша подавленно кивнул. Штурман решил не возражать капитану. И то, и другое представлялось ему не таким фатальным, но для вящего воспитательного эффекта заострять внимание на этом не стоило.
- Ладно, научишься. Подгребай к монитору. Давай, теперь я тебя в шахматы сделаю.
Петров пробежался пальцами по клавиатуре. Компьютер вывел на экран доску и расставил фигуры для новой партии.
***
Капитан строго смотрел на стушевавшегося юнгу.
- Как не можешь? А кто хвастался, что релятивистскую алгебру учил?
- Но вы же со штурманом всё проверили.
- Проверили. По два раза. А нужно пять. Пятый - твой. Или считаешь, что и четырёх хватит?
Пётя решил в пререкания не вступать. Нотацию про осторожность он помнил очень хорошо. Взяв координаты, массу и вектор скорости корабля, он принялся рассчитывать гасящий импульс. Высчитал, сверил с данными капитана, ещё раз проверил свои вычисления. Ошибки не нашёл, но и цифры не совпадали.
- Ну как? - требовательно спросил Петров.
- Не сходится.
- Напутал, наверное, где-то.
- Да нет, вроде.
- Тогда на, мои вычисления проверь.
Капитан бросил ему блокнот с налезающими друг на друга каракулями. Юнга ловко выловил его у потолка и погрузился в чужие расчёты. Командир корабля всё делал не так, как привык юноша, но логика в его операциях прослеживалась. Даже элементарную теорему Пифагора можно доказать полусотней способов, что уж говорить о просчёте сложных орбит в поле притяжения нескольких тел.
Наконец, примерно через полтора часа кропотливого вникания в чужую математическую кухню, Петя разогнулся.
- Вы вот тут знак потеряли, - ткнул он пальцем в особо почёрканный листок.
- Да? - капитан удивлённо посмотрел в указанную точку. - Не соврал, значит. Действительно изучал.
- Я тебе говорил, что парень головой работать может, - подал голос штурман.
Юноша вспыхнул. Кулаки непроизвольно сжались. Они его проверяли, оказывается. Ничего, что он уже часов пять безвылазно за карандашом и блокнотом? Да? В глазах рябит, мысли путаются, звёздочки не только за иллюминатором летают. А им - хиханьки. Играют они тут в старших товарищей. Спасибо, не отправили напильником якорь обтачивать. Или это только потому, что у космического корабля якоря нет?
- Ну, не кипятись, - примирительно сказал Петров. - Это ритуальная проверка перед посвящением. Теперь ты - часть команды. Вечером устроим праздничный ужин.
- Поздравляю, коллега, - хлопнул юнгу по плечу вынырнувший из своего кресла Денис.
- А что в меню? - радостно спросил мгновенно забывший обиду Петя.
- О! Самое вкусное, что может быть в космосе: рыбно-куриное пюре с кусочками мяса и клубничные кексы долгого хранения, - порадовал связист. - Мы их как раз для таких случаев держим. Пятый месяц на камбузе и до сих пор не всё разнюхал?
- Ага, разнюхаешь тут. Ключи от многих ящиков ты мне так и не передал.
Денис самодовольно рассмеялся.
После ужина, воспользовавшись благодушным настроением капитана, Петя спросил у него:
- А вы почему космонавтом стали?
- Наверное, из-за романтики, - задумчиво ответил тот. - Тогда все поголовно космосом бредили. Да и сейчас, насколько я знаю, не многим лучше. Гораздо интереснее, на мой взгляд, почему я тут остался. Не секрет, ведь, что средний срок работы человека в космосе два с половиной года и отнюдь не из-за повышенной смертности на фронтире. Бегут романтичные юноши и девушки обратно на Землю. Удирают, столкнувшись с суровой действительностью. Прежде всего, от скуки бегут. Не выдерживают тишины и подспудно копящегося напряжения.
- И почему вы остались?
- Трудно объяснить. Это прочувствовать надо. Впустить в себя этот величественный, безразличный простор. Сжиться с ним. Проникнуться его безмолвной бесконечностью. Знаешь, я, наоборот, на Земле скучать начинаю. По этой непроглядной черноте, ярким звёздам на ней, по непередаваемой, напряжённой тишине. Даже что-то вроде клаустрофобии испытываю. Мне кажется, что небо твёрдое и скользкое. Оно высасывает из тебя соки и постоянно, непрерывно давит на темечко.
Петя сосредоточенно слушал капитана. Денис, сидевший рядом, жадно ловил каждое его слово. Штурман, рассеянно глядя в иллюминатор, мягко улыбался своим мыслям.
Юнга тоже выглянул наружу.
Та же, что и всегда, бесконечная обволакивающая чернота, те же неподвижные внимательные звёзды. Они с надеждой глядели ему в душу, всем своим существом подтверждая слова рассказчика. Казалось, ещё чуть-чуть и он проникнется их величественной тайной, переполнится ей, и тогда космос станет для него вторым домом. Но нить понимания ускользала, пространство, утратив таинственность, опять становилось лишь бесконечной пустотой, а звёзды снова превращались всего лишь в сгустки плазмы.
***
Колонисты, неуклюже цепляясь за скобы коридоров, садились в челноки и покидали корабль. Петя отбывал с последней партией. Пришедший проводить его Денис крепко обнял товарища, хлопнул по плечу и произнёс:
- Не дрейфь. Я уговорю капитана подать ходатайство. Знаешь, бывают же исключения. Случалось, в космоотряд зачисляли не взирая на здоровье и подготовку, за заслуги и преданность делу освоения космоса. Полетаешь год-другой на транспортах, потом, глядишь, и к поясу астероидов прорвёшься.
- Знаю. Я на это и рассчитывал, когда кабину ломал. Но теперь сомневаюсь. Не моё это - ждать и терпеть. Расстояния огромны, человек в своих утлых судёнышках, как букашка, как песчинка на теле слона. Тяжело осознавать, что от тебя практически ничего не зависит. А ещё тяжелее ловить момент, единственный миг, когда тебе можно и нужно вмешаться, чтобы вырвать у вселенной хоть капельку справедливости. Мне как-то ближе, стоя обеими ногами на поверхности, каждодневным упорным трудом делать жизнь окружающих людей всё лучше и лучше.
- Как знаешь, тогда. Будь на связи. Звякни, если передумаешь.
- Обязательно.
Капитан и штурман, сидя в рубке, слушали этот разговор через интерком.
- Ты знал, что это он анабиозную камеру сломал? - спросил Крепин.
- Догадывался. Ты здесь недавно, а я с самого начала освоения Марса на перевозке. Всякого насмотрелся.
- Жалко паренька.
- Он прав, не для него это. Слишком горяч и решителен. Такие как раз на планетах нужны. Дальний космос требует осторожных и предусмотрительных. Я, ведь, специально, чтобы он разобрался в себе, не запихнул его к кому-нибудь в камеру вторым, а дал подышать воздухом космоса.
- Я догадался, - усмехнулся штурман. - Но всё равно жаль паренька. Он так хотел быть похожим на отца. Может поискать, кто знал Степана Кочеткова лично? Друзья, сослуживцы, соседи. Должен же его кто-нибудь помнить.
- Я посмотрел его личное дело, запросил архив космофлота. Не числится у нас пропавший космонавт с такими именем и фамилией. Ни в дальнем космосе, ни на внутренних линиях.
- Значит...
- Значит, обманула его мать. Не было у него отца-космонавта.
- Да уж. Хорошо, что он этого никогда не узнает.
Последний челнок отделился от корабля и упал в небо красной планеты. Автоматика загерметизировала люк и начала выравнивать давление в шлюзовой камере. Пора было ложиться на обратный курс. До стартового окна оставались считанные часы.