По старой традиции медики курили под навесом служебного входа. Павел Сергеевич рассеяно крутил в пальцах сигару. Хорошая, кубинская, но ведь последняя. А следующую посылку племяш только в понедельник отправит. Терпи, завтра за кофе выкуришь, терпи. Павел втянул носом дым от электронной сигареты соседа
- Духовито, - одобрил терапевт. - Марка?
- Обижаешь, Пашенька, самозамес.
На уменьшительно-ласкательные суффиксы, используемые старшим хирургом, обижаться не было решительно никакого смысла. Антон Хаимович обращался так ко всем, от главврача Вероники Глебовной до юркой девочки-медсестры. Казалось, что любой человек вызывал у него восторг и умиление; даже распластавшихся на операционном столе хирург именовал не иначе как "пациентушки".
- Вот ты, Пашенька, ко мне вчера мальчонку направил, Валечку... - Лиловый дым отразился в линзах небольших пижонских очков Антона Хаимовича.
"Валечке", а по паспорту - Валентину, было за двадцать, и принадлежал он к субкультуре "икаров". Так называли себя новые романтики неба, которым было скучно летать на самолетах и дирижаблях. "Икары" мастерили себе складные крылья и прыгали с переоборудованных парашютных вышек. Валентин лег под скальпель после традиционной для своего круга дури: попытался полетать на природе. Понятное дело, приземление его было болезненным.
- Я сегодня его проведал. Состояние, как протез прижился, нет ли шока... Как обычно. - Хирург затянулся. - Мальчишечка лежит на койке, губы дрожат, глаза на мокром месте. И знаешь, почему? Знаешь?
В ответ на пытливый взгляд прищуренных глаз Павел только пожал плечами.
- Нога теперь, сказал, тяжелая. Крылья, сказал, никакие теперь не поднимут. Ноги отрезанной не жалко - без полетов жизнь не мила. Вот что у них в головах?
- Глупости у них головах, - солидно ответил Павел Сергеевич. - Я в свои двадцать три таким не был.
- Ой, Пашенька, в свои двадцать три ты носил зеленые кеды с оранжевыми шнурками. И цепочку через всё ухо перетянутую. Я-то помню, как ты ординатором за Глебовной чемоданчик таскал. А ты уже забыл, посмотрю? - хирург улыбнулся.
Терапевт смутился и буркнул что-то вроде "ненужное всегда забывается".
- Вот доживешь до моих годочков и поймешь, что юношеская дурость - самое, возможно, нужное, что в твоем опыте было. Напоминание, что ты - живой человек... А? Да, Светонька, слушаю! - Антон Хаимович ткнул пальцем в компластину на виске. - Немедленно бегу. Пока наркоз давай!
Старший хирург резко развернулся на месте и умчался внутрь здания. Не заметил, как электронная сигарета изо рта выпала. А Павел Сергеевич ее в воздухе поймал. Не в первый раз такое, потом отдаст.
***
- Светонька, почему в операционной - посторонний человек?!
Антон Хаимович вплыл в кабинет на парусах белоснежного халата. Минздрав давно начал снабжение больничного персонала медицинскими комбинезонами, но на всех докторов этого профессионального обмундирования не хватало, и зачастую старые кадры добровольно отказывались от них в пользу молодых специалистов. Всё-таки белый халат был еще вещью знаковой, вызывающей доверие у пациентов. А доверие в деле врачевания штука важная. Когда оно к комбинезонам еще возникнет.
Посторонний представлял собой рослого смуглого мужчину с короткой стрижкой. Военная форма под потрепанным халатом для посетителей выдавала его принадлежность к репрессивному аппарату Родины, аккуратная нашивка со щитом и мечом - к комитету, ответственному за внутреннее Родины спокойствие.
Смуглый вежливо кивнул старшему хирургу.
- Старший лейтенант Особого отдела Пичикян. Пациента ... "сопровождаю".
На операционном столе лежал сам пациент, крепко сбитое тело с непропорционально маленькой головой. Из груди его торчало множество мелких металлических обломков. Если бы не запотевшая наркозная маска на бледном лице, мужчину можно легко было бы принять за мертвеца.
- Филипп Коршунов, - отрекомендовал старший лейтенант, - он же Филя Коршун. Наемный убийца. Изловили в Прибалтике. При задержании - вот, сами видите. С пистолетом он хорош, а гранатами пользоваться так и не научился толком. Сам же и пострадал. Вытащите?
- Старший лейтенант... Как вас по имени?
- Сурен.
- Будьте любезны, покиньте помещение.
- Приказ.
- Суренушка, в операционном кабинете главный - я. Приказ следует выполнять мой. Пациент под наркозом, никуда не сбежит. Сторожите двери с той стороны и не разводите антисанитарию.
Пичикян пристально посмотрел на доктора. Антон Хаимович дернул головой, указывая на выход. Старший лейтенант пожал плечами и вышел. Медсестра Света шмыгнула носом и уже в который раз поправила воротничок комбинезона.
- Светонька, проведи, пожалуйста, дезинфекцию помещения еще раз.
Пока медсестра щелкала переключателями, старший хирург занял место за пультом управления манипуляторами. Опытный взгляд из-под очков быстро осмотрел инструменты-насадки - всё ли в порядке, нет ли каких неровностей, сколов.
Взвыли вытяжки, всасывая очистительные химикаты вместе с собранными инфекциями и микроорганизмами.
- Сделано, Антон Хаимович. Приступаем?
- Приступаем, Светонька.
***
У каждого работа ассоциируется с чем-то своим. С запахом сырой земли, ласкающим ухо стрекотом реактора, многоцветьем выходящей из поезда толпы. Старший хирург неразрывно связывал свою профессию с кровью. В крови были инструменты и кровоточили прокусанные губы.
Последний осколок никак не хотел покидать грудь пациента.
- Светонька, будь любезна, открой наш шкафчик памяти.
В углу операционной стоял старый стеклянный шкаф с тремя полочками, последствие нелюбви главврача расставаться с больничным имуществом. Скальпели, зажимы, пилы, перчатки и прочее - артефакты начала века. С учетом переоборудования операционной под современные технические стандарты, практически антиквариат.
- Неси всё сюда. Осторожно только, не урони.
- Антон Хаимович, вы...?
- Вспомню молодость. Не знаю, чем был этот штырек до того, как засесть в плоти, но характер у него преподлый. Машинерией его не вытащить, подход нужен деликатный, почти интимный... На тот столик сложи, пожалуйста.
Хирург встряхнул кистями рук, похрустел костяшками пальцев. Поправил очки. В памяти всплывали воспоминания о сделанных по старинке операциях.
- Светонька, моим инструкциям следуй в точности. Вас же этому уже не учили, сразу машинку показали? Вот она, цена прогресса. Ничего, научишься.
Медсестра склонилась над операционным столом, наблюдая за уверенными движениями старшего хирурга. Антон Хаимович что-то бубнил себе под нос, тихонько, из-за маски и вовсе неслышно. Иногда хрипло требовал то один скальпель, то второй; говорил зажимать, держать, не давать то открыться, то закрыться.
- Светонька, не успеваешь. И ручки дрожат. Что такое?
- Антон Хаимович, вы меня извините, если что не понимаю. Но ведь он, - медсестра кивнула на Коршуна, - от этого осколка не умрет? Зачем так стараться ради... ради этого?
- Светлана Борисовна, объяснитесь. - Из голоса старшего хирурга куда-то исчезло добродушие. - И зажим вот здесь.
- Он же убийца. Преступник. Пусть бы мучился с железкой в груди. Вспоминал, почему ее получил и что делал.
- Спирт приготовь. А на это, Светлана, скажу так. Во-первых, я работу свою привык делать высококачественно. Чисто. Во-вторых, судом над асоциальными элементами у нас занимаются специализированные органы, а не врачи. В-третьих... Дезинфицируй!
Хирург помотал головой, раздался щелчок позвонков. Глубоко вздохнул.
- В-третьих же... Преступник - тоже человек. Посвятивший себя ненависти, насилию, подлости, но человек. Я не могу оставить осколок прямо в грудной клетке, напротив человеческого сердца, и спокойно жить, зная, что однажды этот осколок может пробить желудочек. Проткнуть живое сердце. Черное, изъеденное злобой, но живое человеческое сердце. Ага. Вынул-таки. Можете зашивать.
- Антон Хаимович, стойте! - Медсестра сделала предостерегающий жест. Под вопрошающим взором старшего хирурга она подцепила пинцетом еще один, крошечный осколочек, торчащий из влажной плоти. - Вот, теперь всё.
- Спасибо, Светонька. Зашьешь?
- Конечно, Антон Хаимович.
***
"...на вручении дипломов в Академии медицинских технологий последнее напутствие выпускникам сказала доктор наук, профессор Светлана Борисовна Мироненко.
- Дорогие мои! - сказала эта героическая женщина, специально прилетевшая на церемонию из африканского центра врачевания для беженцев. - Помните, что от ваших рук, ваших умов, ваших навыков и знаний зависят человеческие жизни. Человеческая жизнь - самое важное, что есть на этом свете. Помогайте людям! И пусть после каждой операции будут радостно биться два сердца - пациента и ваше. В добрый путь!"
"И будет биться сердце", кор. Валентин "Сильвер" Пахомов.