Как известно любовь черпает свое содержание в себе самой. Влюбленным не нужен третий, они вполне довольствуются друг другом в неком замкнутом пространстве любви. Всякий посторонний в нем - инородное тело.
Когда же кто-то начинает бравировать своей независимостью, выставляя на показ свое Я, т.е. примешивать к любви некие посторонние эгоистические мотивы, по поводу и без повода пробуя сердечные узы на крепость, отношения начинают трещать по всем швам. К сожалению, природа любви такова, что ее невозможно сохранить, прибегая к одним лишь доводам рассудка. Впрочем, там, где борьба самолюбий выходит на первый план, для любви места уже не остается, и это справедливо. В конце концов, человеку доступно что-то одно: либо выяснять отношения, либо пытаться как-то строить их на основе взаимности.
История, о которой здесь будет поведано, начиналась вполне романтично. Девушка из Вильнюса по имени Галя, полюбила москвича по имени Дима. Она приехала в столицу, чтобы выйти за него замуж. Познакомились они за полгода до этого в одном из Вильнюсских кабаков, и Дима покорил очаровательную литовку своей решительностью и напористостью, уведя ее прямо в день знакомства от ее тогдашнего жениха.
Далее события развивались прямо-таки с молниеносной быстротой, как всегда бывает, когда влюбленные живут в разных городах. Не имея возможности видеться каждый день, они как бы аккумулировали в своих немногочисленных встречах все несостоявшиеся.
Ограниченные во времени, они проживали за дни совместного общения месяцы расставаний, что толкало их к сближению семимильными шагами. Живи они в одном городе, их отношения развивались бы постепенно, изо дня в день, а так, в короткие часы встреч они приобретали, поистине, вулканический характер. Так для Гали, полностью находящейся во власти чувств, все помыслы слились в Москве в лице ее единственного обитателя - Димы.
Поскольку отношения описываемых нами героев, как мы уже говорили, носили вулканический характер (а извержения на дне океана, как известно, подчас родят Цунами), Галя на гребне своей всепоглощающей страсти и прибыла в Москву с несокрушимым желанием остаться в ней навсегда. Не прошло и трех встреч с первого дня их знакомства, как наши новоиспеченные Ромео и Джульетта решили пожениться окончательно и бесповоротно. А поскольку Галя была девушка решительная и не лишена, как вообще, все женщины на Западе, рационального взгляда на вещи, она предприняла и некоторые конкретные шаги навстречу своему замужеству. Она купила подвенечное платье, а главное, выписалась из Вильнюса, чтобы прописаться к будущему мужу. Как видим, намерения у нашей героини были самые серьезные. Дима вместе со мной торжественно встретил своею невесту на вокзале и ..., оставив ее вещи у себя, повел в ближайший пивной кабак.
Все вроде развивалось по знакомому сценарию, как и проходили, собственно, все их встречи, т.е. на фоне самых разнообразных питейных заведений, но что-то сломалось. Они не могли понять, что. Вроде оба делали все то же, что и до решения пожениться, и даже в компании тех же друзей, но неожиданно в контексте их будущей свадьбы они, эти действия, приобрели иное содержание. Неведомым образом невидимой трещиной пролегала меж ними полоса отчуждения, происхождение которой они, наверное, и сами не смогли бы себе объяснить. Раньше, когда заветная цель была далека, и еще недоступна, все их упование было возложено на ее осуществление. Но вот оковы пали, они соединились, как хотелось верить обоим, навсегда, но вдруг, в отсутствие стимула к борьбе, на них повеяло друг от друга неожиданным холодком.
Конечно, Диме нужно было вести себя иначе. Не водить Галю по пивным, ибо с будущей женой ведут себя, все-таки, несколько иначе, нежели с простой знакомой, с которой случайно познакомился по пьяной лавочке.
Продолжение такого поведения с будущей женой обессмысливало все прежние взаимные договоренности, превращая их совместное времяпрепровождение в некий пустой обряд, лишенный в новых условиях какого бы то ни было содержания. Но в том-то и дело, что наши герои не умели общаться по-другому, вся короткая история их отношений происходила именно в этом ключе, других форм общения они просто не знали. Собственно, совместные бурные возлияния и катализировали столь стремительное развитие событий, от которых у обоих закружилась голова, заставив принять столь скоропалительное решение о браке. Наверное, оба втайне страдали, пытаясь найти ключи друг к другу, но вновь и вновь вступая на уже проторенную дорожку, натыкались на невидимую стену, неожиданно выросшую меж ними.
Галя, конечно, пыталась выбиться из наезженной колеи, делал пешие прогулки с Диминой мамой - своей возможной свекровью (даже ходила с ней в кино), но все это было ей чуждо, и главное, совсем не то, чего жаждала ее душа. Отсутствие главного события, ради которого она, собственно, приехала, делало, вообще, бессмысленным все, чем бы она ни занималась.
Конечно, Дима предпринимал вялые попытки отправиться на днях в ближайший ЗАГС, но заявления его звучали как-то неопределенно. Галя не чувствовала за ними ни внутренней убежденности, ни внятного желания действительно что-то изменить.
Поэтому она сама все откладывала и откладывала заветный поход, который становился все призрачнее, словно некий мираж в жарком воздухе пустыни.
Будучи в растерянности, как-то потерявшись, отбившись от одного берега и не найдя поддержки на другом, Галя закружилась в вихре Московских развлечений, заставлявших забыть ее двусмысленное положение.
На 5-ый день своего странного сватовства Дима предложил Гале пойти с ним на концерт, билеты на который он взял накануне. Галя удивленно вскинула бровь:
- Концерт? - сказала она со своим прибалтийским акцентом. - Но посмотри, ребята взяли полтора литра водки! Что же они выпьют ее без нас?
- Кто тебе дороже, я или водка? - вскипел Дима.
- Конечно, ты, - успокоила его Галя. - Но, я думаю, лучше, все же, будет остаться.
Дима сидел за столом глубоко несчастный. Подумать только, его приглашению предпочли застолье! Как вдруг присутствовавшая там другая девушка, по имени Эмма (женское сердце ведь не чуждо жалости, особенно, когда это позволяет окончательно добить соперницу!), вызвалась пойти с Димой на концерт - не пропадать же, в самом деле, билетам! Дима, как бы, уступая обстоятельствам, согласился. В самом деле, билеты ведь стоили немалых денег!
- В общем, ты не хочешь идти, - заявил Дима Гале. - Я иду на концерт с Эммой.
- Что ты! Я думаю, и тебе там тоже скучать не придется!
И они поцеловались. Собственно, это были последние слова, сказанные ими друг другу. Больше в Москве они, вообще, не виделись, потому что после концерта Дима уехал ночевать к Эмме, а Галя в тот же вечер отправилась с одним из гостей, Валерой, на другой конец Москвы, в район Каширской.
Спустя 17 лет после описываемых событий, коснувшись в случайном разговоре этой темы, Дима заявил, что это, оказывается, я, как хозяин квартиры, был главным виновником случившегося. Дескать, если бы я, как его друг, следил за Галей в его отсутствие, ничего бы не произошло. Чисто Димин взгляд на дружбу! Пока он утешается от несчастной любви в чужих объятьях, друзья должны тем временем блюсти честь его возлюбленной!
На Каширке Галя пропадала несколько дней, после чего вернулась уже ко мне на квартиру, куда Дима к тому времени сам перевез ее вещи, в благородном порыве негодования заявив, что он больше не только не желает ее видеть, но и даже - слышать о ней, предоставив мне, со свойственной ему широтой душевной, самому решать, как поступать в данной ситуации. Поистине, царский подарок! Создать себе кучу проблем, а после великодушно спихнуть их на чужие плечи - что может быть возвышенней и благородней! В этом весь Дима. Именно такое бескорыстие и отличает настоящую мужскую дружбу. Честно говоря, я не рассчитывал на такой широкий жест с его стороны. Когда мы вместе с ним встречали Галю на вокзале, я наивно полагал, что она приехала, все-таки, к нему, а не ко мне. Но, к счастью, действительность вскоре все расставила по местам. Галя еще несколько дней прожила у меня, доставляя тем самым массу хлопот и мне и Валере, с которым она вернулась, чей рыцарский характер не позволил, в отличие от Димы, бросить меня в трудную минуту. Нам приходилось поочередно ее опекать, кормить, поить, словом, выполнять долг гостеприимства, что было не так-то просто, как может показаться на первый взгляд, учитывая наше финансовое положение и идущую в то время сессию. Конечно, Галя помогала нам, по мере сил, вести хозяйство, но, поскольку делать она, в сущности, по дому ничего не умела, все ее усилия сводились, по сути, к нулю. К тому же, будучи в постоянной депрессии, она слопала все таблетки в доме, и потому все время находилась в неком пасмурно-сумеречном состоянии духа. Мы возили ее с собой на экзамены, выводили гулять, но все это стоило невероятного нервного напряжения, ибо мы никогда не знали, что в припадке меланхолии она выкинет в следующий минуту. Впрочем, сейчас, оглядываясь назад, можно сказать, что ничего такого уж действительно страшного, от чего можно было бы схватиться за голову, она не устраивала, если не считать ее всегдашней готовности нажраться в любое время суток. В общем-то, оно и понятно, постоянно испытывая стресс, девушка искала средств его снять. Кстати, забегая вперед, могу констатировать, что такая жизнь не помешала ей впоследствии стать добропорядочной женой и хозяйкой, матерью троих детей.
Постепенно о нашей троице по подъезду поползли слухи, как о самой отпетой компании во всем доме. Это общее отношение к нам выразилось в небольшом, но весьма показательном эпизоде.
Как-то утром в дверь позвонили. Я отворил.
В дверях стояла соседка.
- Здравствуйте, - вежливо поприветствовала она меня.
Я молча поклонился.
- Знаете, у нас утром было открыто окно.
- Это естественно в такую жару. У меня оно тоже открыто.
- И к нам в него залетел посторонний предмет.
- Сожалею, - сочувственно покачал я головой. - Но при чем здесь я?
- Это трусы.
- Трусы?
Я взял из ее рук совершенно незнакомые мне мужские трусы.
- Но это не мои! - возразил я, протягивая их назад.
- Но, может, вы спросите у кого-нибудь из своих друзей, - ответила соседка, делая рукой отрицательный жест, показывая, что не может принять их обратно. - Вдруг, это кто-то из них потерял?
- Но почему вы решили, что эти трусы имеют отношение именно ко мне? - изумился я.
- Потому что мы подумали, - последовал невозмутимый ответ, - что уж если к нам в окно залетели трусы, то попасть они могли только с вашего балкона.
Я молчал, потрясенный ее неумолимой логикой.
- И еще, - мягко продолжала соседка. - Нам очень нравится музыка, которая играет у вас в квартире. Но по ночам у нас от нее дрожит люстра и своим звоном мешает нам спать. Мы были бы очень признательны, если хотя бы ночью вы делали ее чуточку потише. Всего хорошего!
Я в замешательстве попрощался с доброй старушкой.
- Слушай, тут соседка принесла какие-то трусы, - обратился я к Валерке. - Говорит, их к ней ветром в окно занесло. Это, случайно, не твои?
- О, это же от Димы сувенир, - вступила в наш разговор Галя, узнав интимную деталь туалета своего бывшего возлюбленного.
Оказывается, они висели, собственноручно постиранные Галей, на моем балконе еще с периода Диминого сватовства. Было от чего нервно расхохотаться!
Короче, мы были несколько утомлены Галиным обществом. Его было слишком много. Мы не были готовы к столь долгому и плотному контакту с ней. Говоря проще, мы искали любых способов сбыть ее с рук. Поэтому, когда мы, с трудом насобирав 12 рублей на обратную дорогу, попросили для нее билет на сегодняшний поезд, вопрос кассира - на дневной или вечерний - не вызвал у нас больших затруднений:
- Конечно, на дневной! - воскликнули мы в один голос.
Когда же мы, торжествуя, показали Гале ее билет, она неожиданно расплакалась.
- Как, мне остается всего два часа! - выговорила она сквозь слезы.
Мы растерянно переглянулись. Но, в самом деле, чем могли мы ей помочь? Ведь жениться на ней ни в коей мере не входило в наши планы!
Прощание было грустным. Галя все плакала, наверное, оставляя в Москве свои несбывшиеся мечты. Кто поймет сердце плачущей женщины!
У нас с Валерой были смешанные чувства - с одной стороны, громадное облегчение - Галин отъезд снимал с наших плеч множество проблем, а с другой - легкое чувство вины. За что? Может, за то, что поторопились, купив билет на день, а не на вечер, не дав ей побыть в Москве лишних несколько часов, хотя, что бы это изменило? Или за собственную беспомощность? Может, за вечную несправедливость судьбы, которая, дав нам на миг почувствовать себя счастливыми, никогда не позволяет пережить это ощущение вновь?
Кстати, Димин роман с Эммой продолжался очень недолго. Когда Галя уехала, вместе с ней исчезла и почва для Диминой скорби, а следовательно, и пропал повод его утешать. Лишившись своей первоосновы, их скоротечный роман очень быстро исчерпал себя. И уже значительно позднее, когда Дима звонил Эмме, она и вовсе не узнавала его, говоря, что знакомых с таким именем у нее нет. В отличие от Гали, которая всегда узнавала Диму, и даже через год после описываемых событий имела великодушие несколько раз встретиться с ним в Вильнюсе.