Бирюзовый свет горел ровно и тихо, вращаясь вокруг оси, зажатый между двумя домами. Синий луч удлинялся по мере вращения, затем начинал укорачиваться, сверкал фотографической вспышкой когда он был направлен прямо на меня, и скользил дальше, начиная новый цикл. Казалось, он парит на небе, как остров Лилипутия.
- Боже мой, - прошептала я; пальцы разжались, и фонарь со звоном упал на асфальт. Но мне было не до него. Я во все глаза продолжала смотреть на волшебный огонёк, мелькающий вдали. И, чего уж греха таить, с замиранием сердца ждала, когда он исчезнет - сгинет, как пламя свечи, на которую капнули водой. Но луч упорно вертелся, не собираясь пропадать. И оставался верным своей пронзительной синеве.
Прожектор.
Я не сомневалась ни на минуту - чем ещё может быть этот холодный кварцованный отблеск? Это был огромный прожектор, установленный на возвышении где-то за пределами города. В темноте расстояние определить было сложно, но я чувствовала, что свет далёк - за один марш-бросок до него не добраться. Вот почему я не бросила всё и не побежала навстречу лучу, раскинув руки. Вместо этого я подняла фонарь с земли. Батарея проживала последние минуты. Каким убогим и слабым казался белый свет фонаря по сравнению с далёким синим водопадом! Но пока это было всё, что у меня имелось.
Ещё десять или пятнадцать минут я наблюдала за одиноким танцем в тёмных просторах, потом усилием воли вырвала себя из апатии. Мне нужно было прийти в себя. Ветер не стал сильнее с прошлого раза, но и не ослабел, так что при дальнейшей задержке я могла легко вернуть себе красные мочки ушей. А зачем я вышла из дома - затем, чтобы пополнить оскудевшие запасы свеч, батарей и еды. Луч был случайностью... конечно, он затмевал по значению все остальные цели, но я приказала себе продолжать делать то, что должна. Резкий скачок от одной крайности к другой - от чёрного отчаяния к лихорадочной надежде, - мог повлечь за собой неприятности, благо я была уже наполовину сумасшедшая.
С тяжёлым сердцем я отвернулась от луча и быстро зашагала по пустой улице к магазину. На этот раз я знала, что где лежит, поэтому провела в помещении не больше пяти минут. Клала вещи в пакет как попало; наверняка что-то забыла. Перед глазами стоял только синий свет на небе, больше ничего.
Схватив пакет, я выскочила наружу, спустилась по лестнице (на этот раз не стала модничать и обулась в кроссовки) и стремглав полетела назад - туда, где в зазоре открывался вид на луч.
"Его не будет, - твердил голос в голове. - Конечно, не будет. У тебя галлюцинации."
Но он был, и выглядел прекрасно: мерное вращение, спокойное и уверенное в себе. Луч словно нашёптывал густым тихим баритоном, что не всё потеряно и в конце всё образуется. Я попыталась хотя бы примерно прикинуть расстояние до источника. Три мили? Пять? Десять или сотня? Ночь стирала протяжённости, оставляя мучительную загадку.
"Маяк, - подумала я. - Значит, всё-таки остались люди... Это зов к остальным пленникам ночи".
Мне стало так хорошо от осознания, что я не одна, что я рассмеялась в голос. Это было не то истерическое хихиканье, которым я сопровождала свои оплошности, а здоровый звонкий смех. По рукам и ногам разлилась тёплая волна, и холод вдруг стал совсем не страшен. Я почувствовала, как оживаю, и с тела соскальзывает пелена дурмана, которая накрывала меня.
Домой я возвращалась с большой неохотой, вся трясясь от возбуждения. Мне не хотелось ждать; я готова была в тот же миг выйти и шагать навстречу свету - идти, идти и идти, пока не дойду. Я металась по квартире из одного угла в другой, чувствуя, как мне стало тесно в своём обиталище. Свечи были слишком темны, еда - слишком пресна; я размышляла о людях, которые ждали меня там, под вращающимся лучом прожектора. Могли ли среди них быть отец с матерью?.. Почему бы и нет, сказала я себе. Они могут быть там. Конечно, они там.
Через сорок минут я надела тёплый свитер и спустилась посмотреть на луч ещё раз. Он остался на месте, и казался даже ярче прежнего. Я наблюдала за ним почти час. За это долгое время ничего не изменилось; Маяк по-прежнему драгоценностью пылал над горизонтом, а я по-прежнему была на своей кривенькой улице, на расстоянии световых лет от него. Поднимаясь по лестнице, я с грустью думала об этом. Первый пыл радости начал угасать, и я оценивала свои шансы более трезво. Конечно, я могла собрать кое-какие пожитки и отправиться хоть завтра (интересно, когда оно начнётся, это "завтра") в паломничество, но... что-то во мне ломалось, стоило представить себя, идущей вдоль тёмных улиц, потом выходящей из города и углубляющейся в шумящий во мгле лес.
Свернувшись калачиком на диване и накрывшись одеялом, я спросила себя с максимальной серьёзностью, смогу ли сделать это: отправиться в путь, когда неизвестно даже точное расстояние до Маяка. Не говоря уже о том, что, вообще-то, никто мне не говорил, что под прожектором будут люди, а если даже будут, то они меня воспримут с радостью. Вдруг синий луч - кровля тех, кто наслал на мир эту бесконечную тьму? Об этом я как-то раньше не думала...
"Хорошо, пока оставим это. Простой вопрос: допустим, до прожектора миль пятьдесят. Значит, идти придётся, по меньшей мере, три-четыре дня. А если сто миль - прогулка растянется более чем на десять дней. Сколько еды и питья я должна брать с собой? Не будет ли тяжело нести всё это?"
Я размышляла, но ни к чему определённому эти мысли не приводили - лишь изводили мозг, вызывая головную боль. В конце концов, я устала и заснула. И мне опять приснился сон - на этот раз, слава Богу, не кошмар. Во сне я видела, как толпа людей (их лиц я не видела из-за темноты) натягивает канат, водружая над домом огромный прожектор. Люди не молчали - они говорили, шутили, даже посмеивались. Наконец, прожектор был установлен, и я почувствовала (именно почувствовала, а не увидела - во сне так бывает), как чья-то рука дёрнула рубильник, подавая питание. Лампа прожектора загорелась и вылила на меня целое море синевы. Просыпаясь, я услышала радостные возгласы людей и дружный смех. Они победили темноту.
Сон произвёл на меня неизгладимое впечатление. Я была уверена с первой минуты, как проснулась, что это не просто фантазия взбудораженного разума: я видела то, что произошло на самом деле - как оставшиеся люди воздвигали Маяк, обрушивший власть слепоты. Это были хорошие люди, и они приняли бы меня, если бы только я дошла до них. А я была здесь...
Но ведь для того и предназначался Маяк - чтобы я увидела и пришла, разве не так? Иначе почему его поставили на такой высоте?.. Те люди, они понимают: единственное, что может помочь продержаться - сплочение. И, быть может, в эту секунду какой-нибудь другой потерянный в соседнем городе уже встаёт на дорогу, отражая восхищёнными зрачками синий отблеск.
Я думала, думала, но так и не решилась. Слопала вместо этого двойную порцию пищи и мерила шагами свой дом, который недавно был таким тёплым. Мне становилось страшно до потери пульса от одной мысли про лесное путешествие; всю сознательную жизнь я жила в городе, редко выходя за пределы своего квартала, и лес был для меня совершенно чужим зловещим миром. Когда мы ходили осенью по грибы, я боялась оставаться одна средь деревьев даже на минуту. Шумящие верхушки, стрекот насекомых, окружающий со всех сторон - и воспоминание пробивает на холодный пот. Что уж говорить о ночном лесе, да если путь мне предстоит не на одну или две мили, а на пятьдесят, может, даже, сто? Нет, я была не готова.
Я осталась в доме. По-прежнему зажигала свечи и читала книги, но теперь в распорядке дня появился ещё один элемент: несколько раз в день я выскакивала на улицу и минутами смотрела на Маяк. Каждый раз, когда я подходила к зазору между домами, пульс у меня учащался, предчувствуя ужасное: исчезновение луча. Но каждый раз он сиял в темноте, не сходя с места. Иногда мне даже казалось, что я вижу края ржавых туч, которые он слизывает при своём вращении, и я слышу какое-то гудение с той стороны. Но это, скорее всего, уже было чистое воображение. Когда щеки начинали холодеть, я удовлетворённо вздыхала и плелась назад, в свой дом, мучимая двоякими позывами. В груди что-то щемило, призывая меня как можно скорее отправляться в путь. Я не спорила с этим побуждением - оно обычно сходило само собой, стоило мне войти в сумрачную гостиную и усесться на мягкое ложе дивана. А если не помогало и это, я принималась нагло врать себе, говоря, что завтра (самое большее - послезавтра) хорошо об этом подумаю. Но не сегодня, идёт?.. Обманутая сущность успокаивалась до поры до времени, к моей вящей радости.
Не знаю, до чего продолжалась бы эта игра в ложь, если бы не случай, который показал мне, что моё положение в доме далеко не так безопасно, как кажется. За долгое время я привыкла к темноте, перестала бояться её. И, конечно, напрочь забыла о всепоглощающем ужасе в офисном здании. Как оказалось, напрасно. Даже если мне удалось стереть из памяти встречу с существом, наблюдавшим за мной из туалетной кабинки, ОНО этого не забыло.
У меня в очередной раз истощились запасы еды, и я собралась в магазин. Взяв пустые пакеты, я пошла по привычному маршруту, по пути немного полюбовавшись на Маяк. Магазин стал для меня почти вторым домом: со временем его кладези закончатся или зачерствеют, но пока я не хотела об этом думать. Просто обошла прилавки и набила пакеты продуктами (в основном фабричного производства, вроде конфет и печений, ибо другие начали портиться), потом спокойно вышла. Я уже спускалась по лестнице, когда услышала под зданием тихий, но очень злой смешок.
Нога замерла на полушаге. Я превратилась в каменный столп, прислушиваясь до звона в ушах. Я что-то слышала, но это мог быть обман слуха. Даже скорее всего, оно так и было, ведь кто может смеяться под зданием, я же одна в городе...
Едва я более-менее вбила в голову эту мысль и опустила ногу на ступеньку, как смех раздался снова. Задорный, но в то же время жестокий - так смеётся ребёнок, глядя, как кот живьём пожирает мышку. На этот раз я обернулась и посмотрела туда, откуда доносился смех; фонарь начал отбивать в ладони твист. Обычное здание... бетонные сваи под фундаментом, и там белеют обрывки какой-то бумаги... ничего. Я повела лучом дальше, под основание, и увидела нечто, похожее на старую мятую шкуру. Несколько секунд понадобилось мне, прежде чем я уразумела, что это не шкура, а мёртвая собака, брошенная здесь. Вот и клыки, торчащие из пасти, и глазницы...
"Но почему она такая маленькая?" - мельком удивилась я. Ответ пришёл быстро, когда я посмотрела на лапы, иссохшие, сморщённые, превратившиеся в тонкие отростки. В теле животного не осталось ни одной капли крови. Кто-то или что-то высосало всю жидкость, сделав из собаки мумию из папиросной бумаги. Смятая шкура с клочками шерсти прилегала к рассыпающимся костям. Я облизнула губы, которые вдруг пересохли. Должно быть, мгновением позже так и так бросилась бы бежать - даже если не услышала опять смешок, но уже совсем близко от себя, и почувствовала смрадный запах, подкрадывающийся слева. Запах гнили и отрытых в лунном свете могил. Он заставил меня сначала попятиться, выпустить пакет из рук, потом потерять восприятие того, что происходило. На какое-то время была темнота; когда я очнулась, то увидела, что бегу на всех парах к дому, схватившись обеими руками за погасший фонарь. Удивительно, что я так и не издала ни звука. Зато уши полнились жуткими образами: топотом тяжёлых сапог, который нагонял меня, тяжёлым дыханием за затылком, и тем самым тихим холодным смешком. Я не помню, как обогнула дом, нашла подъезд и поднялась в квартиру. В следующем кадре я лежала навзничь на диване лицом вниз, кусая край подушки, и задыхалась от одышки. Наверное, худшее чувство в мире - когда вдыхаемый воздух наполняет грудь огнём вместо того, чтобы питать тело жизнью. У ног перекатывалась потухшая свеча, которую я задела ногой.
"Заперла ли я дверь? - вдруг подумала я. - Наверное, нет... ОНО может войти!"
Пришлось встать и направиться в прихожую, чтобы закрыть входную дверь на железный засов. Отец никогда не пренебрегал безопасностью. Такой же засов он установил на работе; тогда это казалось немного странным. Сейчас я, кажется, поняла его.
Я прислушивалась, держась руками за металлический засов и приложив ухо к двери. На лестничной площадке было тихо. Никто не ломался наверх, круша перила, и тот жуткий нечеловеческий смех тоже не тревожил барабанные перепонки. Я закрыла глаза. Похоже, удалось оторваться...
"Но ОНО видело тебя. Видело, как ты вбежала в этот дом. Теперь ОНО в курсе, где ты живёшь, и сможет навестить, когда ему захочется."
Как я ненавидела в эти мгновения свою вторую половину, которая всегда оставалась циничной и, кажется, упивалась тем, что пугает меня до помутнения разума!.. Приказывать ей заткнуться было бесполезно - несмотря на всю свою вредность, она говорила истину. Если я сама ещё чуток сомневалась в реальности только что увиденного, то она уже знала, что ОНО существует - чудовище, которое делило со мной в городе кров этой ночи. Может быть, именно на его совести были жизни многих детей, которых утащила в непроглядную мглу мохнатая лапа из-под кровати. Я видела его жертву, бедную собаку, из тела которой была высосана вся кровь. Должно быть, ОНО развлекалось, пугая меня. Выследило меня давным-давно и теперь играло со мной, как хищник со слабой добычей, зная, что я никуда не убегу. Никуда...
Я отлепилась от двери и вошла в гостиную, всё ещё тяжело дыша. Жёлтое пламя свеч подрагивало. На диване лежали обёртки от картофельных чипсов, съеденных накануне. Подушка упала на пол, когда я вставала. Я ощутила, насколько хрупки и лживы так называемые уют и безопасность, воссозданные мной в пределах гостиной. Одно дуновение - свечи погаснут, и квартира ничем не будет отличаться от других жутких местечек, где властвует темнота.
Здесь было опасно. Опасно, как нигде более.
"Мне нужно уходить, - в панике подумала я. - Уходить, и как можно быстрее."
Глава 7
Прощание с родным гнёздышком не заняло много времени. Это только в фильмах в момент расставания играет пафосная музыка, и по лицу героев крупным планом катятся слёзы. В моём случае ни музыки, ни оператора не было. Я ждала наплыва грусти, когда в последний раз оглядывала дом, где жила все двадцать лет, но ничего не дождалась. Страх перед неизвестным был, и какой-то нездоровый подъём духа тоже имелся, но не грусть. Я упёрла луч фонаря на погашенные свечи, вздохнула и повернулась к двери. Переступила за порог, прошла горловину коридора и начала спускаться, не забывая напрягать слух. ОНО могло устроить мне засаду, скажем, внизу у почтовых ящиков.
На этот раз я была обута в кроссовки. Учитывая, по каким местам мне предстояло идти, разумнее было бы выбрать непромокаемые сапоги, но они были слишком тяжелы - в них я выдохлась бы за считанные минуты. Тёплые брюки и тёплый шерстяной свитер - теперь холод мне не страшен. Я взяла с собой и вязаную шапочку, но пока положила её в зелёный рюкзак - шапка закрывала уши, а слух мне был сейчас нужен, как никогда. Кроме шапки, в рюкзаке лежали перчатки, спички, ножи, блок батарей для фонаря, мелочи, которые я посчитала потенциально пригодными - и целая армия сухой еды и питья в бутылках. Рюкзак ощутимо тянул спину, но я вчера провела целых три часа, расхаживая с ним в полном облачении из прихожей в гостиную, и убедилась, что расход сил не катастрофичен. Если отдыхать через разумные промежутки времени, то передвигаться буду вполне сносно. Посмотрев на себя в зеркале в ванной комнате, я не удержалась и фыркнула. Двойница за стеклом превратилась в какую-то предводительницу альпинистского кружка.
Почтовые ящики были открыты. Я замедлила шаги, слушая биение пульса, потом рванулась к двери подъезда. Никто за мной не погнался, и я свободно выскочила наружу. Здесь всё осталось, как было в первый день: я поймала в круг света граффити "1977", потом обвела лучом вокруг себя, всматриваясь в каждую деталь. Я была почти уверена, что вот-вот неизвестная тварь набросится на меня из своего укрытия, разгадав мои планы. Я ждала, готовая порхнуть в приют дома, как только восприму малейший сигнал об опасности.
Его не было.
Выждав, пока не надоело, я пошла вдоль стены по направлению к улице. Семенила почти птичьими шажками - с такими темпами, чтобы дойти до Маяка, мне потребовалось бы не одно тысячелетие. Я честно старалась ускориться, отбросить свой страх, но не могла. Ноги еле отрывались от земли, словно в подошвы кроссовок вложили свинцовые пластины. Одно прикосновение ветра к шее - и я уже с криком бежала бы обратно, но ветер ненадолго умолк. Это лишь добавляло мне угнетённости.
Наконец, я вышла к улице и протопала в знакомый наблюдательный пункт. Маяк горел над горизонтом, как и в первый раз, когда я увидела его. Я прикинула направление. Север?.. Нет, скорее, северо-восток. На той стороне от города не было гор или иной возвышенности, чтобы прожектор был виден с такого расстояния. Значит, что-то другое... Я не стала утруждать себя напрасными догадками. Главное - дойти, а там все вопросы разрешатся сами собой. Там люди...
Непрерывно оборачиваясь, я зашагала по улице, наконец-то набирая скорость. Монстр ушёл, он не заметил моё бегство. Когда он опять вернётся на свой пост, эта пещерка будет уже пуста. Я буду далеко на пути к Маяку... Сворачивая на другую улицу, я легко приподняла руку в знак прощания.
Автомобили были тут как тут. "Джип" по-прежнему старался поцеловаться с "доджем", но это у него никак не получалось. Ухмылки на радиаторах стали на порядок ехиднее, но на этот раз им не удалось меня напугать. Я знала, что поблизости прячется опасность пострашнее, чем бамперы пустых машин.
- Чего пялитесь? - сухо поинтересовалась я и собралась пройти мимо, когда в голову пришла мысль. Я остановилась и направила фонарь прямо на лобовое стекло "доджа", извлекая из темноты спинки кресел с синим бархатом.
Вот машина. Цель её существования - возить людей. Сейчас она не работает, но, возможно, если я отыщу ключ зажигания в салоне...
"Ты не умеешь водить машину."
Оно-то, конечно, верно, но я много раз видела, как это делают другие - вроде ничего необычного. Просто поворачиваешь ключ, ставишь передачу и нажимаешь на педаль газа (не забывая, конечно, вращать рулём). Если надобно остановиться, то нужно ударить ногой по педали тормоза. От меня не требовалось так много мастерства - в конце концов, я была бы единственным водителем на дороге. Сложнее всего будет выехать из города, не задевая другие автомобили, громоздящиеся на проезжей полосе. Но я была уверена, что как-нибудь справлюсь с этим...
Если только машина заведётся.
"Но ведь зажёгся же фонарь."
Ну и что? Из кранов вода текла холодная, а горячей не было в помине - если уж на то пошло, какой смысл в этом?.. Фонарь и "додж" имели более разительные отличия, нежели два крана подачи воды.
Я подошла к машине и дёрнула за ручку дверцы. Когда она легко открылась, я подавила в себе позыв отпрянуть - должно быть, боялась, что из салона на меня вывалится какой-то скелет. Скелета не было, зато на водительском кресле сиротливо валялась газета с голой девицей на обложке. Луч фонаря прыгнул влево. Ключи висели в замке зажигания. Я понятия не имела, в каком они положении - двигатель включён или отключён, - но предчувствие разочарования покрыло мой язык медным налётом. Медленно я протянула руку и коснулась ключа, поворачивая его вправо - он сопротивлялся. Тогда я начала крутить ключ влево. Здесь он повёл себя менее строптиво и со щелчком развернулся. Машина не шелохнулась, не выдала струю выхлопных газов, не заурчала мотором. Она была мертва. Я вернула ключ в прежнее положение. Ноль реакции.
- Что и требовалось доказать, - пробормотала я, вспомнив школьные уроки. Вкус меди во рту усилился; проведя языком по нёбу, я выпрямилась, встряхнула фонарь в руке и резво пошла дальше, не позволяя себе жалеть о произошедшем. Я всего лишь попыталась немножко облегчить себе жизнь, но не получилось. Что тут такого. Не повод закатывать трагедию.
Это путешествие я запомнила очень хорошо, и в дальнейшем могла вспомнить с кинематографической точностью. Я ходила по хитросплетениям улиц, постепенно подбираясь к пригороду. Строения опять казались исполинскими изваяниями, готовыми обрушиться на меня за малейшую провинность. Ветер ожил и бесновался на крышах. Он не собирался молчать, как в прошлый раз: я слышала его крики в водостоке, а над головой надрывно выли электрические провода. У входов в здания он теребил плохо закреплённые вывески, заставляя их издавать лязг. Ветер пытался меня запугать, заставить вернуться в свой дом. Он донёс до меня бой часов на ратуше, многократно усилив и растянув в пространстве. Двенадцать ударов почти слились друг с другом, образуя непрерывное мрачное гудение. Город перестал прикидываться глухим: сегодня он был полон звуков, от которых сердце покрывалось инеем. Сколь бы я ни пыталась себя приободрить, я всё равно попала под влияние этого угнетающего оркестра и время от времени резко водила фонарём, когда мне казалось, что в темноте кто-то шевелится. Особенно плохо мне бывало, когда Маяк надолго скрывался за высокими домами. Но стоило ему выглянуть и подмигнуть мне синим лучом, я выпрямляла спину и прибавляла шаг.
Многоэтажки редели. Я была в одном из тех районов, куда родители не рекомендуют ходить своим детям. Дома здесь были низкими и серыми, располагались хаотично. Сама улица шла неровно, сворачивая то налево, то направо. Машин тоже убавилось. Даже воздух здесь был немного другим, с оттенком чего-то горького. Ветер музицировал вволю на проводах, ржавых трубах и на листах железа, которые непонятно почему свисали со стен некоторых домов. По обе стороны дороги росла низкая колючая трава, которая выглядела в электрическом свете почти белой. Я видела собачьи конуры, в обилии расположенные у маленьких домиков, и инстинктивно обходила их стороной. Наверняка собаки сгинули вместе со своими хозяевами... но ведь осталась же та псина, из которой ОНО высосало кровь под магазином.
Чтобы сохранять спокойствие, я стала на ходу напевать под носом песни, которые недавно занимали верхние строчки в телевизионных хит-парадах. С удивлением обнаружила, что нехитрое занятие здорово отвлекает. Я шла в песнях от первого места к последнему, и добралась до седьмого места, когда вступила в последний квартал города. Тут велось строительство: несколько высотных кранов протягивали длинные руки в различные стороны, а под ними припарковался здоровенный бульдозер. Жилых домов почти не было, если и были, то их вид был жалок до слёз. Часть улицы была перекрыта, и на ограждении висела ярко-жёлтая табличка с чёрной надписью: "СТРОИТЕЛЬНАЯ ЗОНА. ДВИЖЕНИЯ НЕТ". Ещё одна ограда располагалась за кранами, на расстоянии полутора сотен футов. Там уже начиналась поляна; город терял на ней свою власть, чтобы передать её лесу.
Я встала перед табличкой и несколько раз перечитала лаконичное сообщение. Только потом подняла голову и посмотрела на чёрную стену деревьев, перешёптывающуюся за поляной. Я не видела дороги, но знала, что она есть и пронизывает лес насквозь до соседнего города. Чёрная гряда опушки отчётливо выделялась на фоне небосвода - тоже чёрного, но в другой гамме. Чёрное на чёрном. Я нервно дёрнула губой. Неужели мне придётся войти туда, в эти жуткие владения? Разве нет другого шанса?
Маяк сверкал над деревьями, зазывая к себе. Никогда ранее я не видела его таким великолепным. Пока я пересекала черту города, он ни на йоту не приблизился. Впрочем, я на это и не рассчитывала.
Я закрыла глаза и вызвала в памяти картину сновидения - синий зрачок прожектора, вспыхнувший во тьме, и радостные возгласы людей, которые его воздвигли. И пошла вперёд, не поднимая век. Сделала это, только когда перелезала через проволочное ограждение на той стороне площадки. Чуть повозилась с рюкзаком, который зацепился за проволоку, и ступила на поляну. Трава была такая же, как возле дорог - короткая и чахлая. Ближе к опушке она немного удлинялась, но стебли устало поникли, изголодавшись по солнечному свету.
Сплошная гряда распалась на отдельные кривые стволы, шевелящие причёсками-кронами. Между ними пролегала тонкая грунтовая дорога. Я бы предпочла асфальтированное шоссе, но таковых по эту сторону города не было. У кромки леса пахло совсем иначе, чем в городе. Должно быть, именно этот запах называли "дыханием природы" и восторгались им во время летних пикников, но у меня он не вызвал ничего, кроме лёгкой тошноты. Внутри живота зашевелились влажные червячки, и я рьяно устремилась вперёд, чтобы не давать им волю. Я сделала выбор. Поворачивать назад поздно.
Но, достигнув опушки, я всё же на мгновение остановилась и посмотрела назад. Краны отсюда уже были не видны, слившись с небом; за ними раскинуты много кварталов, тёмных и нежилых. Когда-то они были полны людей... но теперь город спал нездоровым сном, насланным ему извне. Крыши тоскливо ревели под ветром - этот звук достигал моих ушей даже здесь.
"Я вернусь", - пообещала я то ли себе, то ли городу, и пошла вглубь леса, схватившись крепче за лямки рюкзака.