Сергей всегда старался в метро не садиться. Особого, конечно, старания не требуется. Но и когда бывала возможность, не садился. Очень редко. Вставать-уступать как-то глупо-неприятно, да и в сон сразу клонило. А хорошо ли это - засыпать... трудно сказать. Но сегодня денёк выдался... фигаро-здесь-фигаро-там... Не заметил, как и пристроился, да ещё с краю. Сразу привалился к... как это назвать? Поручни? Ну, вощем, в сон потянуло...
"Московские Ворота" - объявил диктор. Сергей клюнул носом, и сразу же - "Фрунзенская"... Подумал, мол, далеко ещё... Вынырнул в полудрёму как всегда на "Измайловской", снова клюнул и - "Следующая станция Семёновская".
Тут уж окончательно встряхнулся.
От метро тоже не близко. Во всяком случае, проснуться-то можно, но... Улицы чудных московских названий - тут и Благуша, и какая-то 10-я Соколиная гора, и 2-й Вольный переулок... Привычно напрямки через стадион. Вот и дом длюнющий, восьмой этаж. Вера открывает не сразу, но видно, что ждала - по еле уловимым следам тщательной работы над имиджем никогда не ждущей и всегда в форме.
Она молча тыкается носом в его лацкан. Замерла. Вдохнула, поглотила мгновение, которое не повторится. ЕЁ мгновение.
- Проходи.
Он проходит молча. Всегда без цветов, без гостинца. Сам гостинец. Они жадно отдают себя друг другу. Потом немного сухонького, немного хеннесси.
- Как ты?
- А ты?
Обмен фрагментами житья-бытья. Немного "а помнишь". Опять жадное и ненасытное дарение. Кофе, сигарета, хеннесси.
- Пора.
- Звони.
Обратно к метро. Стадион уже закрыт, но Сергей знает прорехи в изящной решётке.
Здесь в метро он старается присесть любой ценой. Слышит - "Следующая станция Электрозаводская". "Бауманскую" уже не слышит. Просыпается только на "Пионерской". Клюёт и сразу:
- Следующая станция Озерки.
А что, питерские названия тоже ласкают слух. Имидж "как? чё так рано?" у Зины в такие дни тоже старательно вылеплен.
- Ненавижу ваш хеннесси, - вдруг выходит из роли она, резко поворачиваясь. - И это! Я же просила!
- Извини, - говорит он.
Думает про себя (вполне искренне) - чёрт, опять забыл выбросить московский талончик метро. Каждый раз начинает у подъезда шарить по карманам, чтобы выбросить и находит его почему-то только уже стоя на пороге. Суетливо старается засунуть обратно в карман, но - уже замечен.
Её обиженные губы так сочны. Пеньюар... только такую прозрачную невесомость и можно назвать этим словом. От обиды она отдаёт себя с особым бешенством, будто с презрением швыряет себя падшую в его развратные объятия.
Эти дни... раза три в год... Сергей всё рассказывал Зине. С тех пор. После первого раза.
С Верой у него было в Москве по командировашным обстоятельствам. Он тогда почти влюбился. Ну, было... Зина натерпелась, но простила. И он больше ни-ни. Да и командировок больше не было.
Но однажды Сергей заснул в питерском метро, а проснулся в московском, отлюбил Веру, вернулся обратно в питерское метро. Заснул-проснулся. Был типа не в себе. Дома подумал, что за странный сон. А с Зиной в тот вечер было просто супер.
- Это сон?! - кричала потом Зина. Чистила его пиджак, а там - талончик московского метро, а в Питере-то отродясь - жетоны.
- Так вчерашний же талончик! Вот, видишь, дата, - слабо защищался Сергей, - я же был с тобой!
И всё рассказал.
- Дура я дура! Говорили же мне девчонки, - она его даже била. Наотмашь.
А потом успокоилась. В конце концов ведь такого не может быть, значит, ничего не было. А мужику какая-никакая свобода нужна. Пусть уж лучше чертовщина, чем сериальные страдания. Да и эти дни надолго запоминались восторгом, стыдом, вольностью. Они их уже даже ждали, эти дни. С каким-то трепетом предвкушения запретного, как в детстве, как в первый раз.
Ну, его-то ещё можно понять, а её? Чтобы сказали девчонки? Но никто не знал. Да и кто поверит. А сами они всё понимали правильно.
А что же Вера? Он никогда ей не звонил, она никогда не спрашивала, почему. Она никогда не расспрашивала про Зину, будто её и не было.
И это тоже понятно, ведь и самой Веры тоже будто и нет.7.11.11 Недовоз