Советский Союз
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Мы все были заключёнными? В несвободной стране свобода и несвобода разделены не проволокой.
|
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ
Утренняя поверка, рутинная, как и во всякой непроблемной зоне, подходила к концу. Сержант бубнил скороговоркой фамилии, в ответ получая ленивые "я, я, я". Произнеся "Батыев", охранник по инерции уже начал:
- Бори... - но осёкся. Повторил громче, - Батыев!
Тишина. Потом кто-то хохотнул:
- Советский Союз.
Смешок прокатился по рядам и замолк. В тишине строя недоумённо переглядывались. Сержант растерянно посмотрел на капитана. Тот, подобрав отвисшую было челюсть, затараторил в адрес подчинённого, но преданно глядя на проверяющего из Округа майора:
- Ты что?! Он же в карцере! Забыл что ли?
- Тута не отмечено, товарищ капитан.
- Не отмечено. Тута. В твоей цидуле. Свой паёк ты не забываешь отмечать. Разрешите продолжить, товарищ майор?
Майор, он тоже напрягся, ощупал взглядом лицо капитана, приказал:
- Продолжайте.
Гулкие своды опять наполнились однообразным: фамилия - я, фамилия - я...
Капитан что-то шепнул дневальному, тот мигом исчез.
Сразу после поверки майор с деланным равнодушием сказал:
- Ну-с, а теперь карцеры посмотрим.
Дневальный едва успел.
Растормошив спящего в Ленинской комнате Батыева, потащил его, как раненного, бормоча:
- В карцер... в карцер... капитан приказал ...
Закрыв тяжёлую дверь, исполнительный вертухай шмыгнул за угол.
В коридоре уже громыхали шаги внеплановой комиссии. Капитан тянул время, останавливаясь у каждой двери, каждого плаката, подробно всё объясняя свежеиспечённому майору, хвастаясь достижениями. Майор Убийвовк злорадно усмехался одними глазами, кося ими на новенькие погоны. На скулах проступил багрянец административной гончей.
Батыев стоял, как и положено - навытяжку. Капитан поспешно доложил:
- Осу?жденный Батыев, товарищ майор. Номер... статья... срок... У него голос пропал, товарищ майор. Разбираемся, товарищ председатель окружной комиссии.
Майор пытливо вглядывался в заключённого. Тот сипел, почти беззвучно открывая рот, тыча пальцем в свой номер. Проверяющий, поскучнев, всё-таки осведомился:
- Жалобы есть, осу?жденный?
В ответ осуждённый рьяно замотал головой, а руки то прикладывал к груди, то простирал их к капитану. Не поспевшая за погонами уверенность оставила майора в неловком положении. Чуя что-то неладное, он, однако, слишком боялся покраснеть, поэтому поспешил развернуться, буркнув:
- Разбирайтесь.
* * *
Голос диктора сотряс стадион:
- Руслан Батыев! Совьет Юнион!
И следующий повторил с акцентом:
- Руслан Батыев! Советский Союз!
Высок ли он - пьедестал почёта? Ну, метр, или чуть больше... А как далеко с него видно - всю бесконечность чаши стадиона. И за ней - всю Европу и дальше - Родину... И он, как кипятильник, на дне этой чаши заставляет её закипать до самых краёв. И в нём самом тоже закипают слёзы. А величественный Гимн разглаживает бурную чашу, вводит её в берега.
...Руслан, жилистый и стремительный, всё своё детство устанавливал легкоатлетические рекорды в масштабах школы, района, и даже в бо?льших. И ещё юным пионером, разорвав первым финишную ленточку или прыгнув дальше всех, он поднимал руки и, копируя спортивных комментаторов Олимпийских игр, провозглашал:
- Руслан Батыев! Советский Союз.
Тогда это была довольно расхожая шутка, чаще неуместная. Но в случае с Русланом и впрямь уже поговаривали о Школе Олимпийского резерва. Как вдруг в 13 лет эта дурацкая болезнь коленного сустава, при которой то ли суставы отстают в росте, то ли кости вырываются вперёд в этой гонке формирования совершенного организма. Врачи вообще запретили двигать правой ногой. Пока скелет полностью не сформируется. И вот почти 4 года... неподвижности? Куда там! Руки и плечевой пояс так и не узнали покоя. Дыхалка? Руслан почти круглый год не слезал с велосипеда, крутил педали одной левой ногой, фиксируемой специальным креплением.
Врач-новатор рекомендовал ещё нагрузку, перпендикулярную ноге.
- Сядь на стул, вытяни ногу, - объяснял он, - пятку - на другой стул, а выше и ниже колена подвесь какие-нибудь грузы... ну, там гантельки... Как? Да сообразишь.
Легко сказать, сообразишь. Крючки какие-то, что ли? Или в авоське. Не очень-то получалось, неудобно, а то и больно, с крючками-то.
Однажды за его мучениями наблюдала соседка по коммуналке трёхлетняя Линочка. Наконец, вздохнув горестно по-бабьи, она ухватилась ручонками за его бедро, а ножки сцепила на голени и повисла на его ноге, будто на ветке. Как ленивец. Запрокинув голову, метя? золотистыми прядями паркет, она смотрела своими синими большими, как у ленивца глазами, в его чёрные так серьёзно, будто понимала его беду. Да, наверное, и понимала. Женщины рано взрослеют. Дважды в день она обеспечивала ему эту процедуру, хоть её и дразнили из-за этого Читой.
В эти годы Руслан открыл для себя шахматы. И тоже преуспел. И смирно висящая на ноге Линочка не мешала ему решать шахматные задачи.
В десятом классе наконец-то карантин сняли. И на первых же соревнованиях он установил новый рекорд школы в беге на 100 метров. И опять взметнулось, перехватываемое восторгом:
- Руслан Батыев! Советский Союз!
Но его всё-таки больше привлекали прыжки в длину. В этом виде тоже посыпались рекорды. Жаль, поздновато. Ведь присвоение спортивных разрядов весьма забюрократизированно. Требуется время, постоянное участие в соревнованиях различного уровня. А потерянные почти 4 года... Будь у него звание хотя бы КМС, его приняли бы практически в любой ВУЗ. Учился-то он неплохо. Но, увы. Не добрал одного балла.
В армейской учебке новобранцев гоняли всерьёз. Но Руслану всё давалось легко. Вот только голод первого месяца службы... Но втянулся. Его организм, как всякая совершенная машина с благодарностью воспринял жёсткие рамки режима. Его лёгкий бег никого не оставлял равнодушным. Бег-полёт, при котором бегун поочерёдно касался ступнями земли, будто на что-то её проверяя. Военно-спортивные перекупщики вели о нём переговоры с "батей", командиром части. Тот пока помалкивал и с удовольствием играл с новобранцем в шахматы. В этом они были где-то ро?вней.
Основная его военная специальность была водитель-механик гусеничной техники. Едва ли не с первых дней он буквально слился с громадой ГТТ, бесстрашно бросал его вперёд или вбок, заставлял его буквально прыгать.
Неуставные отношения коснулись его в одну из ночей, и в ту же прекратились. Он просто пару часов убегал, уворачивался от нескольких подонков, дразня их и, поодиночке внезапно настигая сзади, царапал их наглые рожи. На утренней поверке они очень не выгодно отличались от свеженького Руслана. Впрочем, наряды за неопрятный внешний вид они получили не очень строгие.
Вдруг, казалось бы, идеальный солдат, резко обозначил пределы своей храбрости.
Успешно пройдя предпрыжковую подготовку, Руслан неожиданно для всех учинил в истерике жуткую свалку перед гостеприимно распахнутой в восьмисотметровую пропасть дверью. Возможно, всё дело было в том, что он в нарушение инструкции на пороге бездны смотрел не на линию горизонта, а вниз. Руслан упирался руками и ногами, цеплялся мёртвой хваткой за любой выступ. Не он первый, не он последний. Опытные инструкторы выкинули бы бедолагу, но он так вцепился в одного из них, что его предпочли оставить в покое. Больше прыгать его не заставляли. Но парашютом он всё-таки однажды воспользовался.
Это были крупномасштабные учения. Командование решило испытать весьма новый вид десантирования - сброс на парашютах танков и другой гусеничной техники. Потребовались добровольцы. Первым вызвался Батыев. Командир полка пошёл пятнами:
- Издеваешься?! Ты тот случай... это тебе не лошадью ходить.
- Товарищ подполковник, - не обиделся солдат, - сам прыгнуть не смогу, а в танке не испугаюсь... Разрешите, товарищ подполковник! Роман Сергеевич! - и добавил твёрдо, - не подведу, Батя.
И он не подвёл. Снова был первым. Правда, из-за брони присказку его никто не расслышал. А потом объяснил просто:
- Я же в смотровую щель глядел. А через неё только линию горизонта и видно.
На объявленную благодарность он ответил по Уставу:
- Служу Советскому Союзу!
Хороший бы из него получился танкист. Но после учебки сержант Батыев сразу попал в спортивную роту, потом в столичный армейский клуб. На кубке стран Варшавского договора впервые официально, хоть и с чешским акцентом, прозвучало:
- Руслан Батыев! Советский Союз!
Быстро пронеслись несколько лет, которые он в последствии не любил вспоминать.
Своей небольшой славы - он же всё-таки не был всенародно любимым хоккеистом - ему вполне хватало. Хватило её и на победу в любовном поединке. Она была немного старше, намного опытнее. Они поженились, благодаря этому факту, он стал москвичом. А уже совсем за свои собственные заслуги он обзавёлся новеньким "москвичом". Она ввела его в "свет". Но Руслан так и не научился из этого извлекать выгоду. Необходимость поддерживать постоянно со всеми отношения его тяготила. Брак их распался легко. Некоторое время он сильно скучал по дочке.
Стал попивать.
Снова женился. И опять не надолго.
Стал попивать...
Однажды на сеансе одновременной игры с известным гроссмейстером Руслан случайно встретился с Романом Сергеевичем. Невольно вырвалось:
- Батя!
Полковник в отставке возглавлял хозяйственную часть крупной северной экспедиции. Руслану было обещано всё: охота, рыбалка, свобода, деньги и главное - в избытке тяжелой настоящей мужской работы.
- Опытные вездеходчики нам во как нужны, - далеко уже заполночь продолжал уговаривать бывший командир истосковавшегося по подвигам бойца.
Квартирный вопрос он решил просто, не возводя прописку в ранг собственности. Бывшие жёны за это были ему благодарны. "Не моя она, Москва", - думал Руслан, глядя на неё без сожаления с малых домодедовских высот.
* * *
Кому суровый Север, а кому уютная, тёплая кабина вездехода. Так могут некоторые подумать. Кабина действительно уютная, войлоком и одеялами любовно задрапированная, голыми девицами завешанная... Тёплая. Но это пока двигатель работает. Случись же что, вездеход выстывает буквально за минуты. И ветер воет, и темнота, и солярку перехватывает лютым морозом, и неизвестно чьи глаза сверкают из-за торосов. А груз ждут на буровой, и если ты не оживишь этого демобилизованного монстра, то, может статься, уже и тебя самого не оживят. А летом жара, в кабине, как в мангале, а комаров это не пугает... А весной - полыньи, ледоходы. А осенью хляби небесные сливаются с болотными.
Не знаю, как в одну реку дважды, думал набирающийся опыта романтик, а по одной тундре лучше два раза не ездить. Сорванный первой поездкой мох уже не пеленает зыбкую твердь, и каждый следующий после тебя норовит взять чуть "тундристее", по свежему. Тундра-то широкая, потому и дороги в ней широченные, иногда в сотни метров шириной. Из космоса смотрят на них, удивляются. Руслан так и думал, что марсианские каналы - это следы, оставленные тамошними вездеходами. Что тундра, что пустыня...
А с Романом Сергеевичем Батыев почти не виделся. Работать его определили в поисковую геологическую партию. Самый боевой участок. Не соскучишься. От него зависело бесперебойное снабжение буровых и поисковых отрядов. Продукты, вахты, топливо, оборудование, керн - летом всё это перевозилось, если не вертолётом, то вездеходом. Когда вставали реки, на зимники выходили караваны "Уралов". Но кто вешил для них дорогу, кто пробивался к ним, заметённым пургой, кто вывозил начальство на рекогносцировку? Руслан Батыев, Советский Союз!
Кстати, о начальстве. Хороший вездеходчик на Севере - это ещё и доверенное лицо начальника, адъютант, полномочный представитель в тундре. Но часто и банальный удлинитель его загребущих рук. Кто обеспечит праздничный стол начальнику? Руслан. Кто поразит гастрономическое воображение областного или столичного начальства? Кто не только доставит, но и приготовит солонину-строганину, сугудай да и столовые ложки для поглощения красной икры? А оленью печёнку, а шашлык из жирного осеннего гуся? А кто, наконец, прокатит то же начальство по тундре к заповедным озёрам, кто закинет их сети, и кто, полные, вытащит? Кто вплотную подвезёт к непуганым стадам изнеженных, но наглых горожан и будет терпеливо ждать пока они, хохоча, нащёлкают грациозных животных из безотказных карабинов? А уж этой последней забавы Руслан ужас, как не любил. Как и истребление мигрирующих оленей на речных переправах. Но что поделаешь - талант всегда подневолен.
Да, эти поездки с начальством он не любил. Ладно, ещё кто-то погулять приедет из геологического Управления. Эти - свои, бывшие полевые руководители, понимающие толк в охоте, уважающие природу, даже овеянные легендами - есть, что послушать. Хуже, когда государевы слуги наведываются. Как правило, жадные, бестолковые, чванливые. Таких Руслан старался побыстрее отвезти на озеро и там оставить на попечение двум рыбачка?м, тоже преданно служащим начальнику поисковой партии.
Рыбачки? эти будто всегда там были. Отзывались они на клички Доза и Кикса. Только так их и звали, частенько путая, да они и сами, возможно, путались. Другие анкетные данные терялись в их собственном косноязычии, замкнутости и охранялись тамошними понятиями. У них не было ни документов, ни возраста, ни национальности, разве что - советский. Вторичные половые признаки в виде тонких серых волосиков на щеках и подбородке были не совсем убедительны. Но глаголы прошедшего времени они произносили по-мужски. Ещё одна отличительная черта странной парочки заключалась в том, что они никогда не сидели без дела, не валялись на диване, хоть и импровизированном, дощато-жердёвом. Вечно они что-то строгали, точали, чинили, ловили, подправляли, нанизывали, снимали... Чаще всего молча, но слаженно. Когда же им перепадало чего-то горячительного, то они, ничуть не пьянея, лишь несколько повысив производительность своего бесконечного труда, начинали свои бесконечные же воспоминания. Рассказывали по очереди, не перебивая. Начинался каждый рассказ с непременного "дело прошлое..." и был композиционно безупречно выстроен и расцвечен не только "русским устным", но и чрезвычайно романтическими словами и названиями. Тут были и прииск, и караван, и Бодайбо, и Хатанга... Их постоянная сосредоточенная занятость удивляла даже энергичного Руслана. "Как насекомые, - однажды подумал он, - правда, насекомые не пьют... хотя, кто его знает, насосутся нектара"... Он представил, как муравей, глотнув нектара и не прекращая доить тлю, заводит: "дело прошлое"...
Первые три года Руслан не брал отпуска, и в итоге накопилось свободы аж на полгода. Он и на пляжах навалялся, и навлюблялся, и погусарил... Но не только отпуск всё никак не мог кончиться, но даже и деньги. Устал отдыхать. Пить уже не хотелось, а другой вид отдыха он как-то не освоил. Последний месяц догуливал дома у матери. Ей и деньги кое-какие оставил. Она одна жила. Отец его умер неожиданно рано. Сестра и братья разъехались...
В этот месяц он снова стал бегать. К нему с энтузиазмом присоединилась оперяющаяся Линочка. Он ей рассказывал про Север, а про заграницы и про Москву не рассказывал, уже забыл. Она спрашивала, много ли на Севере женщин. Честно, говоря, отвечал он, не мало, но пользу приносят, пожалуй, только поварихи.
В ту же осень Лина поступила в кулинарный техникум.
* * *
Вечером с вертолётом из города прилетели три шишки. Подтянутый, явно офицер, лысый толстяк и сутулый мозгляк. Их сопровождал главный инженер партии. Был, правда, ещё пассажир, но про него в суете как-то забыли. С вертушкой переслали кой-какой груз, и она должна была этих троих забросить ещё километров за тридцать на то самое рыбное озеро, где рыбачки? всегда были наготове. Но неожиданно стал сгущаться туман. Углубляться в тундру командир вертолёта не счёл возможным. А троица решила остаться - впереди были выходные. Главный, перепоручив возбуждённых приключением шишек начальнику участка, улетел обратно. Оставшаяся элита сразу уединилась в штабном балке. Пожилая повариха только успевала бегать туда с накрытыми полотенцем подносами. Позвали, конечно, Руслана. Налили. Он не любил спирт. А чайники, выезжая в тундру, непременно запасались спиртом. Суровости добирали. Хорошо ещё питьевой привезли, не "шило". Пили по-взрослому, не разбавляя. По подбородкам неумех стекали сухие струйки. Обсудили маршрут. Тот, что явный офицер, уже запел:
- Па-а тундре, па-а широкой равнине...
- О, Руслан, сбегай-ка за гитарой.
- Иван Филипыч, струну я порвал, помните же, даже две.
- А у тебя Филипыч, личный состав, не вышколен... Па-а тундре...
- А надо, чтобы пел и плясал по первому требованию, - строго глянул на подневольного лысый.
- Извините, - Руслан поднялся, - мне надо ещё машину осмотреть, подготовить.
- Да ладно, техосмотр оформим - хихикнул сутулый.
Но Батыев уже вышел.
Из окон неслось обычно-начальственное:
- А я так и сказал - под чью ответственность, блин!
- А не то и партбилет на стол! Ты понял, нах?
- Па-а тундре...
Вечер был испорчен. Алкоголь ни к селу, ни к городу застрял между сердцем и умом. Руслан посидел в вездеходе. Чего там осматривать. Всё отрегулировано, как часы. Всегда готов! Он машинально взял топор, пошёл в перелесок. База устроена на границе тундры и лесотундры, так что было, где погулять. На макушке невысокой сосёнки он увидел белку. Что-то она грызла по своему обыкновению. "Шишку, наверное, - подумал Руслан, - хорошо тебе. А наши-то шишки нас самих грызут". Он потряс ствол. Зверёк не реагировал. Руслан попробовал залезть. За ним внимательно наблюдали. Но без опаски. Выше середины не влезешь, тонкие ветки ломаются. Руслан быстро подрубил деревце. Пока оно падало, белка степенно перепрыгнула на соседнее. Человек повторил манёвр, белка тоже. Тогда человеческий гений подсказал ему, что надо вырубить деревья вокруг того, что выбрала белка. И тогда... Что тогда, он уже не додумывал - действовал.
Когда вертолёт улетел, на площадке осталась сидеть юная девушка. Она всё ждала, когда за ней пришлют, но, не дождавшись, пошла к балка?м сама. Там её встретили неопрятные и недоумевающие буровики. До радиста дошло:
- Точно, Петрович же говорил, что повариху пришлёт, а потом про начальство, как заладил, напугал, блин, я и забыл.
- А вездеходчик Руслан Батыев здесь? - спросила девушка.
- Да, здесь. Он что, ваш знакомый? Жаль. Ну, да ладно, пойду поищу.
Возбуждённые, хоть и всё ещё недоумевающие буровики, потащили Лину в столовую. И угощать, и ознакомиться с местом работы. Она недолго поговорила с поварихой, сказала, пойду, мол, осмотрюсь. Ей было интересно самой найти Руслана. Она тихо смеялась, представляя его удивление.
* * *
Лина застала самый разгар охоты.
Она сразу поняла замысел охотника и с девчачьим интересом ждала, чем закончится представление. Он с таким азартом и так лихо срубал сосенки, что их даже не было жалко. Что за ним наблюдают, Руслан заметил, это прибавило ему жару, а когда Лина откинула вуальку накомарника, и он понял, кто эта девчонка, жару не убавилось.
Наконец, в пределах беличьего прыжка не осталось ни одного деревца. Пушистый зверёк, невозмутимо уткнувшись в горсточку своих лапок, шелушил очередную шишку, когда лезвие топора двумя стремительными бросками лишило ствол опоры. Белка закрутилась, высматривая соседнее дерево, но тактика "выжженной земли" оправдала себя. Потерянные белкой мгновения достались царю природы. Верхушка ещё не коснулась земли, а белка уже билась в железных пальцах.
Лина завизжала и захлопала в ладоши. Руслан протянул ей добычу:
- Это тебе, - он слегка задыхался, но вряд ли от нагрузки, - для тебя старался.
- Ты что, знал, что я приду?
- Знал, конечно... тогда ещё... назовём её Чита? Держи.
- Назовём. Чита, ты Чи-и-та, - пропела Лина, принимая меховой комок с бусинками ужаса. Внутри комка бешено колотилось. Так же бешено, как и внутри самой девушки.
Они сплелись, как два чудом сохранившихся ствола среди варварской порубки. Белка металась по ним сверху вниз и замерла по своему обыкновению только на макушке... у Руслана. Тут его и увидел, наконец, радист.
- Руслан, - крикнул он, - к тебе..., - и понял, что опоздал со своим известием.
В полночь вездеход почти упёрся в стену уютного зимовья?. Несмотря на яркое солнце, внутри было сумрачно и прохладно.
- Копчёным пахнет, - сказала Лина, когда они, пригнувшись, вошли под бревенчатые своды рыбацкого приюта, - и пачкается, - провела она пальцем по стене.
- Пускай, - сказал Руслан, - мы на улице будем.
- А комары?
- Вот, - сказал Руслан, доставая сети.
Они были пропитаны каким-то импортным репеллентом. Ни комары, ни мошка? к ним на метр не подлетали. Это было новое диковинное оружие в борьбе с гнусом. Неизвестно, кому первому пришло в голову вместо того, чтобы наносить, как было принято, репелленты на открытые части тела, пропитывать ими крупноячеистые сети. Из сетей кроили рубашки, накидки. На голову можно было натянуть простую авоську, вымочив её в обыкновенной "дэте". Это не уменьшало эффект защиты от комаров, зато не разъедало кожу и избавляло от душного накомарника. Жара в тундре, бывало, устанавливалась недели на две-три, и желание скинуть с себя лишние одежды было не менее оправдано, чем на юге.
Руслан и Лина уже перекатывались по земляному полу, освобождаясь от этих лишних одежд. Хвойные иголки, рыбьи кости, комариные жала впивались в молодые тела, но они, конечно, ничего этого не замечали. И когда после непримиримой борьбы, в которой побеждают оба, они замерли, как два обессиленных воина, кровь поплатившихся насекомых связала их нерушимой клятвой. Была, конечно, и другая кровь. Та, которую Лина берегла только для Руслана.
А если кто-то полагает, что Руслан констатировал очередную победу традиционной четвёркой слов, то он ошибается. На этот раз Руслан Батыев напрочь забыл про государство и поминал только Линочку в разных ласкательных падежах и спряжениях.
Потом они плескались в озере... Потом обрядились в сети и не снимали их до утра... Крупная ячея не мешала телам сливаться. Комариные ханжи возмущённо звенели, но вмешиваться не решались. Июльское солнце не присело ни на минуту. Чита тоже металась с вездехода на избушку и обратно. Других объектов не нашлось в тундре.
Там они заключили брак.
Потом они, конечно, расписались. Для соблюдения формальностей. Правда, подождать пришлось несколько недель до совершеннолетия невесты. А брак заключили именно в ту солнечную ночь. Браки ведь заключаются на небесах. Сразу несколько спутников-шпионов передали в свои ЦУПы фотографии странных русских, одетых то ли в сети, то ли в совершенно истлевшее рубище. Аналитики отправили в Белый Дом отчёт, в котором говорилось о крайней степени обнищания рыболовецких колхозов. А советские замполиты отгоняли от мониторов слежения низших чинов, говоря, что это порнография, вражеская пропаганда и идеологическая диверсия, так как в Советском Союзе секса тогда быть не могло.
Вездеход должен был быть подан к балку начальника участка к девяти ноль-ноль. Так договорились. Подуставший и счастливый Руслан отъехал от зимовья? на часок раньше, чем даже было необходимо. Измученная и счастливая Лина спала на просторном пассажирском сидении. Свадебный кортеж об одну единицу, но в триста лошадей летел по утренней тундре, срывая мох, подминая карликовые берёзки и сшибая шляпки гигантских грибов. Стаи полярных куропаток взмывали из-под самых гусениц и белым облаком, как запоздалой фатой, трепетали над молодожёнами. Ручьи ещё добавляли торжественности, тоже белыми фонтанами расступаясь перед развеселившейся амфибией.
Стоп!
Вдруг конь спотыкнулся и сшибся...
Вездеход резко выскочил из ручья. Руслан одной рукой попридержал Лину. Тут, конечно, камень и подвернулся. Вылетел соединительный палец, гусеничная лента расстегнулась. Водитель едва успел затормозить, одной рукой крепко прижимая пассажирку. Она даже не проснулась. Руслан осмотрел повреждение. Главное, ленивец уцелел. А лента... "Обувать" вездеход надо втроём. Ну, могут и два нормальных мужика справится. Руслан же уже не раз исхитрялся проделывать эту операцию в одиночку. В чём сила, брат? В мастерстве! Так что, не зря он выехал загодя. Потому и приехал вовремя. Лину на руках отнёс в свой балок. Она так и не проснулась. Только улыбнулась сквозь сон.
* * *
А высокопоставленная троица ещё часа два не могла восстать ото сна. Вот вам и недрёманное око государево! Они все были инкогнито, но Филипыч в похмельной откровенности нашептал Руслану, что это городские судья, прокурор и начальник тюрьмы.
- От сумы и от тюрьмы, - хихикал он сквозь амбре.
Руслану надо было постучать по дереву. Но не до того, как всегда. Он ещё успел забросить вчерашний груз на буровую и привезти оттуда свежий керн.
Гости, гася утреннюю жажду, отпивались водичкой - "колосники горят!" От этого их снова развезло, и они грузились в вездеход шумно, забыв о конспирации, бравируя своей кастой.
- Ордер на арест рыбы...
- Па-а тундре... па-а широкой равнине...
- А карцер для рыбы подготовили?
- Да ты сегодня особо опасный...
- Наша служба и опасна, и трудна...
Только выехали, субтильный судья потребовал остановки. Из кузова комментировали:
- Блевать? А я тебе на это санкцию давал?
Судья еле вполз обратно, аж зелёный. Решили вернуть его на базу, пусть отлёживается.
Остальные продолжили путешествие, возлияния и песнопения. Тюремщик и Высоцкого затянул:
- А он Герой Сове-е-ейськава Союза...
Это "Совейського" Руслану очень не понравилось.
В целом рыбалка прошла неплохо. Тюремщик в этом деле оказался достаточно опытным. Доза и Кикса отнеслись с пониманием. Так что следующие двое суток Руслан занимался обычными делами, впервые то и дело, пытаясь от них отлынивать, чтобы повидаться с Линой. Он так и говорил про себя - "отлинивать". Это "отлинивание" от дел переполняло его счастьем, удесятеряло силы и шло делам на пользу.
Снова сгонял за гостями. Подивился жадности, с которой они делили добычу. Сначала друг у друга перехватывали, потом, благородные, для занемогшего товарища, в его рюкзак, что похуже складывали, дескать, рыба ушла, икряной вообще не было... Банки с икрой заныкали с особой тщательностью. А судья так всё время и проспал, насилу его растолкали. Зато, когда пришёл в себя, стал бодренько собираться на рыбалку, подгонял хохочущих спутников и долго не мог поверить, что проспал почти двое суток. Слабоват судья для тундры оказался.
Вот и вертолёт прилетел. Стали грузиться. Все с рюкзаками, а судья налегке. Филипыч крикнул сквозь шум винтов:
- Руслан! - и глазами на вездеход стрельнул.
- А я-то чё, - пожал плечами Руслан, но подумал, что раз рюкзак в вездеходе, уж лучше самому его достать, быстрее будет. Принёс, подавая горе-рыбаку котомку, буркнул, - что бог послал.
А у судьи ещё и дома непонятки вышли. Жена на его добычу посмотрела, конечно, скептически, но оно ведь чаще всего так и бывает. Современный добытчик если чем и удивит, то разве что каким-нибудь талоном на дефицитный продукт, ну или подношением, ежели оно, скажем, не по чину. А рыбалка - чем бы мужик не тешился, лишь бы налево не оскользнулся. Но... ох уж эти визиты. Сначала прокурорша похвасталась сижком копчёным, твой, дескать не лучше ли привёз? Потом у тюремщицы икоркой нежнейшей угостилась. Вот бедная женщина и призадумалась, на какую такую рыбалку муженька она собственноручно отпустила. Вычислять принялась, да фактов явно не хватало. Пришлось судье на себе испытать, что есть допрос с пристрастием. И только честнейшие, как у первокурсника юрфака глаза, только колыхание сотрясаемой кулаками груди, только неподдельные слёзы не то чтобы рассеяли сомнения супруги, но приостановили санкции прямого возмездия. И был он даже слегка амнистирован и условно-досрочно приосвобождён до первого предупреждения. Сам же судья затаил на своих товарищей такую обиду... просто не совместимую со званием судьи. Но что поделаешь - разделение властей, партийная дисциплина... Оставалось только ждать своего часа
* * *
Со свадьбой Руслан не стал тянуть и скромничать. На свадьбу пригласили Батю.
Романа Сергеевича так и называли за глаза и не только. Он того заслуживал. С его приходом снабжение экспедиции в целом изрядно улучшилось. То, что улучшилось и что изрядно, всех устраивало, а то, что "в целом", кое-кому не нравилось. Деликатесов, скажем, поубавилось, но "в целом" качество питания на буровых возросло. Унты и полушубки тоже стали доставаться не только начальству. Идея борьбы с привилегиями витала в воздухе.
Вожди, как костяшки домино падая в небытиё, толкали следующего. От них по принципу же домино по всей стране разбегались затейливые волны кадровых перестановок. Народ, безмолвствуя, поражался разнообразию их последствий - от отставок до самоубийств. Пока ещё застенчивая Гласность пыталась удивить чистотой своих непонятных помыслов. Из-за её плеча уже выглядывала куда более понятная и социально близкая Сплетня Компроматовна. А что юная Перестройка скоро спутается с вечным Переделом, ещё никто не подозревал. Но воздух был напитан и предчувствием перемен, и самими переменами. О них всюду говорили, даже на свадьбе. И Руслан с Батей улучили минутку обсудить, что в стране делается. Старший, вздыхая, младший выражая надежду. Известное дело - отцы и дети. И ещё Батя сказал:
- Я же так и не был в тундре по-настоящему. Ты бы свозил, что ли. Мне эта рыбалка-охота ни к чему. Так, посмотреть, у костерка посидеть, комаров покормить... повспоминать.
- Съездим, Роман Сергеевич, об чём разговор... как скажете...
- Хорошо, вот подразгребу малость... Да и ты, чё дела-то забросил? - построжал он вдруг.
- Какие дела, - растерялся Руслан.
- Какие?! - возмутился старший товарищ, - водка-то горькая, а ты?!
"Подразгребал" он ещё целый год, пока собрались. Год и не виделись. Батя не то чтобы сдал, но совсем побелел. Руслан же заматерел, став отцом. Дочку назвали Надеждой. Она родилась по-чемпионски тяжёлой. Руслан попробовал, было, на слух:
- Надежда Батыева! Советский Союз!
Показалось, что не звучит. Вздохнул и больше не ёрничал.
* * *
Был конец октября. Альвеолы болот и артерии речушек покорно принимали настойчивые аргументы ледяного панциря. Скоро его исполосуют зимние магистрали. По ним покатятся вереницы колёсной техники. А сейчас самое время торить дороги.
Выезжали с базы поисковой партии. Кузов вездехода был набит вешками - трёхметровыми деревянными рейками. Все их должен выставить вдоль трассы будущего зимника дорожный рабочий под руководством геолога. Их обоих наставлял Филипыч. Руслану он сказал:
- Начальник просил, привези килограмм десять. Получше. Да икорки баночку. У них там есть.
Баночка имелась в виду трёхлитровая. Икорка - красная.
Вездеход часто останавливался из-за вешек. Батю это не раздражало. Он вспоминал молодость, разведроту, зимние манёвры. Да и белое безмолвие как ещё услышать. Оно обрушивалось сразу, как только глох двигатель. В ушах шумело. Но это был не шум, а именно безмолвие. Жестяным листом гремела топографическая карта. Вешка с оглушительным шипением входила в сугроб. Ухали пласты снега, сваливаясь с возбуждённых гусениц. И горний ангелов полёт, и гад речных подлёдный ход... Безмолвие. Белое только внизу. Небо сизо-серое, горы вдали синие. Красота, покой...
Дорожников оставили на участке. Ночевали на озере в избушке. Выпили под строганину, наговорились всласть. Утром взяли заказ - несколько мороженых тушек. Ну, и баночку. На участке загрузились керном, и - домой. Вся вылазка. Но Батя был доволен. Всё удивлялся, почему не соглашаются на том озере базу отдыха устроить. Какая бы польза была для личного состава!
На подъезде к городу стоял вездеход. Руслан подумал, сломался. Подумал, поможем. Остановился. Из машины вышли милиционеры, рыбнадзор, понятые. Лицензии, конечно, у наших браконьеров не было.
Дело получило широкий общественный резонанс. Народ любит, когда судят начальство, особенно их прихвостней. И то правда: начальство, оно же, свыше, оно, как погода, а этот-то, чем нас лучше? Туда же!
Суд был показательным. Дело было не только в расхищении социалистической собственности, но и входящим в моду экологам было позволено заявить о своём существовании.
Суд был беспристрастен, чего не скажешь о судье. Налитой тёмной злобой, он не мог равнодушно взирать на того самого вездеходчика, из-за которого судью так жутко тогда укачало, что обострилась язва. Он с возмущением отверг положительные характеристики с места работы. Тоже мне, ценный специалист, людей, как дрова возит! А если бы он раненого вёз? А патроны?! И гулким набатом обиды, взывающим к отмщению, не переставало звучать в злобной голове издевательское: "Что бог послал... что бог послал..." В кулуарах же судья сетовал на мягкотелость нынешнего обвинения. И "нынешнее обвинение" услышало сигнал и убоялось, и велело хоть из-под земли достать Дозу и Киксу. И уже зазвучало: "по предварительному сговору". А это уже иная статья. А Руслан - организатор. А это ещё статья. А начальство... кто ж начальство закладывает, дело прошлое...
Судебное разбирательство, избавившись от социально чуждой мягкотелости, обрело партийную бескомпромиссность. Это дело стало для судьи на некоторое время любимым. Он даже его несколько затягивал. Растягивал удовольствие. С максимальной осторожностью, конечно, что бы не дай бог, не вызвать недовольства там, на верху. Тёмная злоба уже не душила судью. Появилось не только чувство удовлетворения, но и ещё какое-то, то ли совсем незнакомое, то ли совсем забытое. Даже дома, после работы, вспоминая отдельные эпизоды очередного заседания, он ощущал какое-то особое тепло. При этом сладко щемило где-то под ложечкой... Он ощущал себя помолодевшим, и невольно вспоминалась юность. Казалось, что именно в юности он испытывал нечто подобное. Но что это было за "нечто", разглядеть за маревом десятилетий было невозможно. Мерещилась только то какая-то сущая ерунда, то что-то совсем ненужное. То какая-то возня с поцелуями после танцевального вечера... то... это уже на третьем курсе... когда он, ощущая себя избранным, писал в Первом отделе расписку под диктовку того... то улыбчивого, то страшного...
К Роману Сергеевичу суд отнёсся с пониманием и даже в виду наличия у него правительственных наград, освободил по амнистии, хотя и без права занятия руководящих должностей. В отношении Руслана, суд, конечно, тоже был объективен и, как уже отмечалось, беспристрастен, учёл все обстоятельства и вынес приговор - четыре года общего режима. Хотя могло быть и строже. Но суд продемонстрировал гуманность. Даже при конфискации мало что изъяли: ну, телевизор цветной, ну, шубку ондатровую, самошитую (вроде, как племянницу судьи в ней потом видели). А отправили гражданина Батыева в места не столь отдалённые от места совершения преступления. То есть в городскую тюрьму. На автобусе три остановки.
Хозяин, как величали здесь начальника тюрьмы, вызвал его через неделю. Спросил, есть ли жалобы. Жалоб не было. Они могли бы быть у тех, кто попытался объяснить ему понятия. Но их, шестёрок, не спросили. А перспективы дальнейшей жизни новоиспечённому зэка объяснил хозяин лично:
- Вездеход у нас плохонький, но к весне новый получим. А пока этим займись. Топтун... ну, водилой на нём был, недели две, как откинулся. На работу последнее время забил, разбаловался... даже в карцер пришлось... ну, лады... ты-то парень толковый, я помню. Неделю, думаю тебе хватит, чтоб как часы... И в тундре, смотри, чтоб у меня порядок был. Да, что там, я же тебя знаю. Сработаемся! Помнишь тогда: па-а тундре... па-а широкой равнине... Судья, конечно, чмо, но мы-то, чувствую, подружимся.
Подполковник прагматично принял новые веяния. Раз провозгласили Перестройку и Ускорение, будем перестраивать и ускорять. Главное, себе во вред не делать. Да и старые лозунги пригодятся. Экономика должна быть экономной? Должна. Хозяйственный расчёт, опять же. Встречный план. Они нам жильё к 2000 году пообещали, а мы ускорим встречно и через пару лет в Москве кооперативчик построим. Дочку старшую он недавно за хорошего человека выдал. Уж он-то знает, через какое крыльцо и кому рыбу да пушнину заносить. А на жалованье, хоть и заполярное, не очень-то развернёшься. Да и глупо было бы тундрой не пользоваться. Она же ничья, всенародная. Браконьерство? А нет его уже. Партия вовремя заметила, осудила, кого надо... Тема закрыта.
- Так что, Руслан, - с отеческими интонациями говорил хозяин, - дело ты своё знаешь, и дизельное, и рыбацкое. Вставай, как говорится, на трудовую вахту без раскачки. Лады?
Роман мял в руках чёрную кепку. Мял и рвал. Кулаки побелели... Вдруг успокоился. Всё понял и успокоился.
- Гражданин начальник...
- Брось ты это, Руслан, - начальник ткнул его в плечо весьма чувствительно, - Семён Петрович я для своих. И для тебя тоже.
- Хорошо. Тогда вот что, Семён Петрович, - он помолчал, собираясь идти ва-банк. Мгновение всё решало. Он сказал твёрдо, глядя в глаза: - жена у меня, Семён Петрович, классная повариха. Где угодно сможет работать. Тем более, рядом со мной, Семён Петрович. А уж дай ей свежей рыбы, или дичи... это я гарантирую. Вы меня знаете, Семён Петрович.
- Ну ты... ну, ты...
Постучал и вошёл замполит:
- Товарищ подполковник, Крунтяй дуркует. Вскрылся опять.
Следом врач протиснулась:
- На зону он просится, Семён Петрович. Не будет он здесь.
Подполковник плюнул в сердцах и крикнул в дверь:
- Конвой, - и кивнул вошедшему на Руслана, тот уже руки за спину сделал, когда услышал вслед, - лады. Есть у меня в столовой вакансия.
Назавтра в помощь ему дали Дозу и Киксу. Правда, здесь их называли почему-то Ко?за и Дикса, но их это не смущало. Они до сих пор в тюремном подсобном хозяйстве ходили за свиньями. Сроко?в им никаких не давали, в виду отсутствия документов и невозможности идентификации. То есть в виду их полного юридического отсутствия. Этот казус условно обозначим как поручик Киже наоборот. А можно и никак не обозначать. Им ведь всё равно за кем ходить - за свиньями или за рыбой.
Человек ко всему привыкает. Даже к счастью. Иметь в месте отбывания заключения почти собственную комнатку и всегда доступную молодую жену, любимую работу, уважение начальства... Где такое найдёшь на воле? Спросите хоть у самого хозяина издёрганного, хоть у кума измученного. Батыевы привыкли к своему счастью. Единственно, что наводило грусть - это невозможность вместе поехать в отпуск, да что там, в отпуск, даже в гости сходить, даже в кино. Но с реалиями времени не трудно было считаться. Отлучки Руслана в тундру были часты и не так коротки, они успевали соскучиться и жили ожиданием встречи, как вечные влюблённые. Ожидание-встреча, ожидание-встреча... так и сыночка родили. Вышло по принципу: первая - нянька, вторая - лялька. Время идёт. И рано или поздно в обитель счастья постучится воля. И что тогда? Они в своём налаженном мирке как-то об этом и не думали.
А начальник тюрьмы строил в столице уже третий кооператив. Так гражданин Батыев всё ему в тундре удачно наладил.
* * *
- А вот я щас Николу Данилыча веничком... по филейным местам...
Майор Убийвовк умирал на верхнем полке. Прапорщик охаживал его дубовым веником. Кокон раскалённого пара затягивал петлю блаженства. Оно стало уже невыносимо. Майор сполз по раскалённым липовым ступенькам. Алый, как освежёванный, доковылял до бассейна, упал в него. Медленно приходил в себя. Приидя же, возопил, руками-ногами забил... Вдруг нежный голос, как с небес:
- Осторожнее, молодой человек. Вы здесь не один.
Он мгновенно встал на близкое дно. Перед ним кокетливо заправляла волосы под шапочку сочная брюнетка. Её пышная белая грудь всплывала и опадала согласно колыханию воды в бассейне. Майор онемел, обомлел, охре... Она заметила это и простодушно удивилась:
- Вас, что не предупредили?
- Ап... ап... об чём?
- Ну, что мы так... вместе... на Севере без этого нельзя, пропадёшь. Вы спирт пили?
- Да, спирт.
- Вот видите. Дома же вы его не пьёте. А здесь без этого нельзя, пропадёшь.
- Ой, Нинка, - завизжали, прыгая через борт богини и нимфы, - ты нигде не пропадёшь! Ты только без этого пропадёшь!
- Никола Данилыч, вы вже сами познакомилися? Не? Вот же ж Нина, вот Галя...
Потом снова был спирт, снова парилка...
А как же, без этого нельзя, пропадёшь.
* * *
- Да, слабоват майор, - пробормотал Семён Петрович, - ну, лады. Ему послезавтра отбывать, ещё обидится, что рыбалку ему не организовали... Нехай казак спит. Спальников много, не ушибётся. Пока довезёшь, проспится. Смотри только, чтоб не облевался. И вы с него глаз не спускайте, - повернулся он к двум расконвоированным, - мне с вами больше послать не кого, все при деле... Привезёте, а там, как сам захочет. Рыбачить, так рыбачить. Только, чтоб с лодки не выпал. А не захочет, пусть грибы собирает... или дрыхнет. Да, и к Филипычу, Руслан, заверни. Бочки под рыбу у него возьмёшь.
Вездеход держал курс на заповедное озеро, где тянули нескончаемую трудовую лямку Доза и Дикса.
Машину сильно качало. От этого двух сопровождающих в кузове укачало, а майор проснулся. Он долго не мог понять, где находится. Брезентовый потолок над ним то надувался ветром, то опадал между труб стального каркаса. Голова его безвольно каталась по мягкому спальнику. Эта мягкость напомнила ему другую... Галину... Нинину... ещё чью-то... он, блаженно улыбаясь, снова заснул. Снова проснулся. Снова вспоминал: парилка, бассейн, Нина, спирт, Галя... ещё кто-то... Потолок надувался и опадал. Голова качнулась к плечу. Он понял, что едет в вездеходе. Он увидел на боковом сиденье двух спящих зэков в чёрной робе. У одного на коленях старый армейский карабин. Майор замер, притворяясь уже спящим, попытался осмотреться, двигая одними глазами.