Аннотация: Современный изнеженный студент в первобытно-общинном обществе
Зачёт в тигриной шкуре
Пашка наморщил лоб и попытался представить себя, закутанного в грубые, плоховыделанные шкуры животных. Не удалось, и это было плохо - именно так ему предстояло провести ближайшие два месяца. Как получилось, что студент
современного 22 века должен был восемь недель жить в пещерах, питаться кореньями и оборонятся от диких зверей?
Очень просто - Пашка не сдал зачет по истории. Путем слезных умалений ректора ему удалось добиться разрешения на сдачу экзаменов, но проклятый зачет висел на нем, как доспех на ливонском рыцаре в холодной воде Чудского озера - какие-то остатки истории еще сохранились в пашкиной голове. Профессор-экзаменатор, необычно молодой мужчина с веселыми глазами, сказал просто:
- Вы, молодой человек, ни черта не знаете истории, а главное - совершенно не считаете ее важной и нужной наукой. Поэтому родина посылает вас кровью искупить свои грехи.
Пашка вздрогнул и удивленно посмотрел на историка.
- Как?!
- Кровью, - спокойно добавил историк. - Хотя, скорее всего, просто потом и некоторой потерей столь любимых вами комфорта и безделья. Недавно, по договоренности с межпланетной комиссией, у нас появилась возможность отправлять студентов на "экскурсии" по планетам, находящимся на более низких ступенях развития. Я предлагаю вам временно побыть моим аспирантом, посетив одну из планет. Таким образом, я надеюсь, вы лучше поймете историю на собственном опыте, и заодно поработаете на мою диссертацию.
- Ээаа... А куда я лечу и на какое время? - спросил Пашка.
- Вы полетите на недавно открытую планету с первобытно-общинным строем: в одно из племен, на два месяца. Уровень первобытности - недавно отрыт огонь, точнее, умение им пользоваться. Почему так? В племена без огня посылать неподготовленных людей достаточно жестоко. Кроме того, большинство из них в такой ситуации пытаются стать Прометеями - у некоторых получается, и это более чем сильно меняет ход жизни племени. Поэтому вы попадете в племя с огнем. Почему именно два месяца? Чтобы вы были вынуждены _освоиться_ в этом племени. Отправь вас туда на неделю, и вам даже необязательно добывать еду или мыться - от голода и грязи за неделю еще никто не умирал. Но за два месяца у вас проявятся все основные инстинкты: пищевой, оборонительный, сексуальный. И чувство собственной значимости: если, конечно, оно у вас есть. В общем, считайте это своего рода психологическим тренингом.
Профессор посмотрел на Пашку и продолжил:
- Это опасно, но не слишком. Племя, в которое вы попадете, лояльно относится к чужакам, а законы гостеприимства обязывают их кормить вас как родного. Если, конечно, в племени будет еда. Хищники на планете есть, но их мало; ядовитых змей и насекомых в вашей местности не обнаружено. В общем, если не лезть на рожон и сперва думать, а потом делать - этому, кстати, и учит нас история - это путешествие ничем не отличается от похода в горы или проживания в тайге. Конечно, у вас будет радиомаяк, по которому вы сможете запросить помощь, и вас оттуда вытащат. Более того, чтобы вы не тянули с этим вызовом и не рисковали зря - если мы признаем ситуацию действительно угрожавшей вашей жизни, вам будет дана возможность продолжить ваше пребывание на планете. Но если в эту ситуацию вы включите свое душевный или физический комфорт - вы просто не получите зачет, вот и все. Вам понятны условия?
- Еще как, - поежился Пашка. - Что у меня будет с собой, кроме маяка?
- Вам дадут одежду и обувь, соответствующую эпохе. Впрочем, может статься, что они там не приняты, и вам придется ходить в, так сказать, естественном виде. Еще - вас научат простейшим правилам выживания и прочтут лекцию по опасным растениями и животным вашей местности. Несколько слов из языка аборигенов - и ваше обучение будет завершено. Вы готовы?
- Всегда готов! - бодро отозвался Павел. И только потом подумал: - Ё-моё, что ж я сделал-то?
Сборы были недолгими: а чего собираться, если из вещей у тебя только выделанный из шкур балахон, толстая лиана в качестве пояса, краюха местного хлеба да камень с острой кромкой - в подарок. Ах да, и еще маяк, оформленный в виде кольца на палец телесного цвета. Соблюдая секретность, Пашку собирались телепортировать в нескольких километрах от племени, снабдив ориентировкой по направлению: "стойбище - на севере, к полудню доберешься". "Если, конечно, не заблужусь" - подумал Пашка, но вслух сказал: "Поехали!" Ему казалось, что когда-то эту фразу произнес один из первых космопроходцев. Или, может, первых водителей гравикаров? "Ох что б ее, эту исто..." - скривился Пашка, но додумать не успел - сработала теле-катапульта.
* * *
В лицо пахнуло горячим влажным воздухом, как будто открыли дверь в парную - это было первое, что почувствовал Пашка. Но возмутиться, по обыкновению, не успел: в нос ударил пряный запах местной зелени. Привыкнув к запаху - даже слов не нашлось! - Павел осмотрелся. Он стоял на опушке леса посреди небольшой поляны. Под ногами была земля, совершенно обычная, тоже влажная и горячая: это хорошо чувствовалось босыми ступнями. Перед ним простирался лес - густой и ярко-зеленый, чем-то похожий на джунгли Амазонки. Пашка поискал север - "прямо между вторым и третьим солнцами" - и с неудовольствием обнаружил, что север находится как раз за лесом.
Скривившись, Пашка зашагал к лесу. Трава больно цеплялась за ноги, оставалось только надеяться, что в лесу ее будет меньше. Так оно и оказалось, но землю засыпали мелкие мерзкие шишечки, они резали ноги еще больнее. В лесу было заметно прохладнее, и Пашка с удовольствием вдохнул пропитанный зеленью воздух. И тут же выдохнул, закашлялся, выплюнул мошку, размером чуть меньше обычной мухи. "Дай бог, чтоб не навозная", - подумал Пашка, еще раз плюнул и пошагал дальше.
В кроне ближайшего дерева гулко заухал филин, и Пашка присел от неожиданности. "А филин ли это?" - холодея, подумал он, вдруг у них "филин" размером с медведя? Однако Пашка тут же вспомнил, что серьезных зверей не обещалось, и облегченно стер со лба холодный пот. Скорость транспортировки позволяла надеяться, что и обратно его заберут также быстро. Пашка осторожно потрогал аварийный маяк, вымученно улыбнулся и пошел дальше. Конец леса - неожиданно быстро - уже виднелся вдалеке.
Воодушевленный, Пашка добрался до опушки и - остолбенел. Метрах в двухстах перед ним раскинулась почти березовая роща, а в ней... Там жили люди: стояли связанные из веток зеленые хижины, кричали дети, посередине рощи вился дымок костра. Сердце Пашки забухало, как пудовый молот. Его племя! Пашка радостно заорал и бросился к роще.
Племя Пашку приняло: люди улыбались и застенчиво трепали за руку местным приветствием, радостно показывали его детям, сытно (хотя, по мнению Пашки, совершенно невкусно) накормили, и наконец, пашкину руку потрепал сам вождь племени - Лим. После этого Павла практически забыли, и только дети изредка порывались с ним поиграть.
Лимиты жило бедно и незамысловато: хижины, наподобие индейских вигвамов, сплетались из веток и пучков травы, кое-где их верхушки закрывали облезлые шкуры. Обедало племя на поляне в центре рощи. Там был выложен очаг из камней, вокруг него звездой навалили толстые бревна - казалось, вот-вот на поляне появятся туристы с гитарой. Мылись в ручье: совсем неглубоком, очень чистом, и абсолютно ледяном. О стирке, по всей видимости, никто не заботился, а хозяйственный мусор и объедки просто не существовали - все использовалось подчистую.
Народу в племени было от силы человек сто: десяток стариков, около сорока взрослых, да полсотни детей от мала до велика. Женщин несколько больше, чем мужчин, и они старше. В целом люди были очень похожи на землян, но несколько ниже и слабее. Жило племя в основном собирательством и рыбной ловлей, забить зверя случалось крайне редко, и это действительно был праздник.
Пашка хмуро огляделся. Простецкие хижины, примитивный очаг, усыпанная глиняными черепками земля, грязные полуголые тела, чумазые дети, роющиеся в земле, влажное месиво под ногами: да, восторгов от "его племени" явно поубавилось. Он горестно вздохнул, но было до боли ясно, что вздохами тут не поможешь; и уж точно никого не растрогаешь. Или все два месяца мучиться, или... Пашка вскочил - он пойдет на охоту! О да, он покажет всему племени, как добывать диких зверей!
Охота не пошла: зверь разбегался еще раньше, чем Пашка успевал его увидеть - он и заметил-то всего пару каких-то белок да зайца, а еще один раз слышал рев "медведя" - но подойти к нему, разумеется, не рискнул. Рыба тоже не удилась, Пашке пришлось вернуться в стойбище с пустыми руками. И вовремя - на "центральной" поляне царило нездоровое оживление.
На скамье у костра лежали два человека. Один - с разбитой, окровавленной головой, без сознания. Второй был с переломанной рукой: он прижимал перебитую руку здоровой и отчаянно матерился. По обрывкам разговоров Пашка понял, что на этих двоих напали ииты - воинственное соседнее племя, расположенное у реки.
- Ух ничего себе! - подумал Пашка. - А если б меня?!
Обеспокоенный, он, как мог, расспросил о подробностях. Оказалось, ииты и лимиты издревле враждовали, доходило и до побоищ. Смертельные случаи на них были редки: убийство не приветствовалось, но в пылу схватки - а дрались обычно камнями и палками - бывало всякое.
Лимита с пробитой головой вырвало. Пашка догадывался, что это сотрясение мозга, но совершенно не представлял, что он может сделать. Вот и считай себя после этого представителем высшей цивилизации! - зло скривился Павел. Местные знахари тем временем уже замотали кровоточащую голову грязными тряпками, а сломанную руку лианами привязали к туловищу. Народ постепенно расходился - очевидно, событие для лимитов было вполне рядовым.
- Привыкли, - от этой догадки Пашка вздрогнул: - Ну да все там будем! - и на этой грустной ноте он завалился спать.
Дни тупо потекли один за другим: грязно, скучно и голодно. На 7-й день Пашка сломался: он дико взвыл и забился в истерике. Отбесившись, Павел понял, что у него есть только два выхода: или сдохнуть, или... Впервые за неделю, он с удовольствием потянулся и радостно вздохнул, лицо подернулось непривычной улыбкой. Вылез из чума, в лицо пахнуло свежей травой, костром.
- А жизнь-то налаживается! - расправил плечи Павел.
Он улегся на солнышке и зажевал травинку. Пели птицы, дул приятный теплый ветерок, и даже аборигены казались милыми непосредственными существами. Кормят - и ладно; тем более что кухарь уже зазывал племя на ужин.
Так прошли еще несколько дней; Пашка освоился и даже научился находить в этом свою прелесть. Только представьте себе: не надо никуда торопиться, думать о делах, окружающих, заботиться об имидже... Просто наслаждаться каждым вздохом и взглядом, звуками вокруг (именно тогда Пашка и заметил пение птиц): тем, что ты живешь здесь и сейчас. Ведь это, в конце концов, и есть все его каникулы!
Конечно, иногда идиллия нарушалась, и грубые материальные желания нагло вторгались в Пашкину безмятежность. Больше всего он хотел сырокопченую колбасу, горячий кофе и блондинку в мини-юбке. Увы, всего этого не наблюдалось даже в пределах ближайшей планетной системы. Пашка критически оглядел женщин: грязные, с немытыми волосами, без косметики, без украшений, в оборванной одежде. "Как они вообще здесь размножаются?" - подумал он.
Впрочем, как именно - было вполне понятно, недвусмысленные звуки частенько раздавались со стоянки; а иногда можно было застать "парочки" прямо у костра - никаких табу на эту тему в племени не существовало.
- Попробовать, что ли, - как-то раз решил Пашка, находясь под впечатлением последней буйной пары. Но тут в голову ему пришла мысль, от которой он ужаснулся:
- Это что же, мои дети будут бегать здесь, по этой недоразвитой планете?!
После этого никакого желания не возникало; и Павел легко удерживался от подобных отношений.
Минул месяц, молодой человек готовился "оттянуть" второй... И тут произошло событие, которое он не мог предположить даже в страшном сне: Пашку посетила любовь. Мика, невысокая хрупкая лимитка - младшая дочь шамана, запала ему в душу. Почему? Логически Павел объяснить не мог: не то чтобы красивая, не особенно и умная, да и вообще-то, по правде говоря, не совсем человек! А может, просто сердце от безделья истосковалось по любви? В общем, Пашка по уши влюбился.
Он заглядывался на Мику, но подкатить к ней боялся - вдруг у них это не принято? "Скво" еще обидится да и, скажем, отравит его нафиг - и это они называют тренингом?! Наконец, Пашка решился.
Собрав на поляне примитивный букетик, он робко протянул его Мике. Та трогательно прижала букет к груди, нежно обняла Пашку и, совсем по земному, горячо поцеловала. С этого момента молодые люди не разлучались.
В племени быстро привыкли к новой паре - эка невидаль; шаман, отец Мики, смотрел волком, но не сопротивлялся; сама Мика просто радовалась. А Пашка - Пашка наслаждался любовью: этим необычным для него и совершенно потрясающим чувством, когда каждая травинка и любое дуновение ветерка приносят радость; а уж о встрече с любимой и говорить не приходится!
Жаркий климат планеты сочетался с удивительно холодными, зябкими вечерами (еще бы - влажность-то огромная!), и Пашка с Микой частенько в обнимку сидели у вигвама, кутаясь в латанное-перелатанное одеяло. "Эх, костерок бы развести" - подумал Пашка, чувствуя, как дрожит девушка. "А впрочем, почему бы и нет?"
Молодой человек притащил большую хворостину, затем сбегал за головешками от "главного" костра, и вскоре перед хижиной затеплился небольшой огонек. Скво недоверчиво потрогала пламя, обожглась, радостно всплеснула руками и в восторге бросилась Пашке на шею - на что наш герой только скромно улыбнулся, хотя в душе у него от счастья пели птицы!
Утром костерок потух, и Пашка пошел за новыми углями. На поляне его ожидала впечатляющая картина - огня нет, всё племя стоит на ушах! "Не на меня ли подумают?" - испугано дернулся Пашка, но тут же расслабился. Труп того, на кого подумали, валялся неподалеку от бывшего костра. "О времена, о нравы!" - поежился Павел. "Удивительно, как спокойно я перенес чужую смерть. Может, это и есть одна из задач тренинга?"
Дни снова потекли своей чередой, но теперь каждый день в пашкиной душе был праздник. Он не знал точного срока, когда его вытянут с планеты, и потому любил со всей силой, на которую был способен - он и сам удивлялся, что может любить так сильно и так искренне...
Все оборвалось в один день.
Пашка вернулся с охоты, и две крупных рыбины висели на его плече (лимиты не умели ловить рыбу, и потому охотились на нее с острогой). Племя было взбудоражено, мужчины отчаянно спорили у костра. Опять ииты - подумал Пашка, но переживать не хотелось. Проходя мимо кострища, он сбросил одну рыбу (половина добычи - в племя), а другую, поменьше но пожирнее, потащил в вигвам к Мике. Девушки там не оказалось, и Пашка, зарыв рыбу в прохладную землю, отправился к костру.
Мика лежала там. Бледная, с неестественно вывернутой шеей и раскинутыми руками. Ее огромные, широко раскрытые глаза неподвижно уставились в небо, и Павел понял, что они никогда уже не будут сидеть вместе у костра, и не съедят эту злосчастную, принесенную им сегодня рыбу. Он безмолвно стоял, чувствуя, как текут по щекам слезы. Не было ни боли, ни злости, ни отчаяния - только эти слезы и полная опустошенность, как будто все эмоции выгребли огромным душевным экскаватором. Павел склонился над Микой и, навсегда запоминая это мгновение, поцеловал ее помертвевший лоб, выпрямился.
Мир снова ворвался в пашкино сознание: он услышал крики, почувствовал жар от костра и свежесть лесного воздуха. Внезапно Пашка понял, о чем спорят мужчины - они решали вопрос о мести. Он с удивлением обнаружил, что не совершенно чувствует ни обиды, ни ярости, ни грусти - но при этом в его душе закрепилось очень спокойное, уверенное и твердое намерение - отомстить. Это было не желание, не эмоция, не мысль - но уверенность, что именно так оно и будет. Большой теоретик по жизни, Пашка естественно уже прикидывал, как малочисленным лимитам можно справиться с наглыми и агрессивными иитами. Обычно такие рассуждения, столь приятные уму, так и оставались в голове. Даже сейчас Павел не мог объяснить, как вдруг он очутился в центре круга, а все внимание племени оказалось приковано к его словам...
- Два! - в воздух устремились множество палок и черенков.
- Три! - шеренга закрылась щитами и приготовилась к новому броску.
Тренировка продолжалась, и Пашка смахнул со лба капельки пота. Его идея давала лимитам пусть небольшой, но все же реальный шанс на победу.
Придумал же Павел следующее.
Лимиты были малочисленнее и слабее иитов, о прямом бое не стоило даже думать. Они могли взять только организованностью и техническими ухищрениями - да и то, если говорить честно, то только ухищрениями - с организованностью у мягких лимитов тоже было плохо. Очевидную идею метать камни пращей Пашка отверг - это требовало долгих тренировок, а времени-то у Пашки почти не было. Тоже самое произошло и с луком; арбалет же был слишком сложен в изготовлении. Как ни крути, схватиться предстояло в рукопашную - и здесь Пашке помогла нелюбимая им история. Собрав остатки памяти, он донес свой замысел до лимитов; те охнули от изумления... и согласились. "Как слабому одолеть сильного? Человек ответил на этот вопрос миллионы лет назад, когда впервые поднял палку".
Палками обычно и дрались, но главное, что предложил Пашка - это заточить(!) палки. Из истории Пашка помнил, что в тесном строю рубить мечом неудобно, и потому короткими римскими и греческими мечами, вопреки боевикам, преимущественно кололи. И второе предложение, логично вытекающее из первого - ввести щиты. Щиты должны были защищать лимитов от камней и помогать им держаться в строю, а также парировать удары иитских палок. Как дополнение, Пашка предложил также ввести пилум - короткое копье, метаемое в противника перед атакой. В их броске сейчас и тренировались лимиты.
Через несколько дней готовность лимитов к бою значительно возросла. Они научились двигаться в строю и бойко драться из-за щитов своими палками: пока - на тренировках - не заточенными. Тех, кто помоложе, научили метать пилум (ту же заостренную палку, только более длинную) - Пашка помнил, что именно так делалось в Древней Греции. Наконец, военный совет племени: вождь, жрец и Пашка - решили, что племя готово. К иитам выслали парламентеров с предложением о бое, да в таких выражениях, что они не могли отказаться - отступать было некуда. Почти забытый боевой клич лимитов - "ту-га-га", вновь готов был зазвучать над равниною.
В назначенный час, на поле посередине между стойбищами племен, обе армии выстроились напротив друга. Точнее, выстроились только лимиты, встав ровным полукругом, в центре которого прятался молодняк. Ииты, стоявшие разрозненной цепью, орали, швырялись камнями, гоготали, указывая на щиты лимитов, и вполне по земному крутили пальцами у виска. Лимиты отвечали им редкими камнями от молодежи из центра круга; щитовики удачно закрывались своими плетенками - камни раздражали, но не могли нанести реальный урон. Вождь лимитов, он же командующий их мини-армией, гордо стоял в центре (правда, закрывшись огромным щитов). Шаман подбадривал бойцов из центра круга, а Пашка - Пашка жестоко сомневался...
* * *
- Черт, что я делаю?! - отчаянно думал он. - Вправе ли я вообще так менять историю?! Это ведь не камнями кидаться и на палках биться, где только синяки да переломы бывают, а если и убьют кого, то сие справедливо считается за несчастный случай. А сейчас один укол заостренной палкой в живот - и все, кишок не соберешь, кто тут их лечить умеет! Опять же, пилум не камень, он пробивает и кожу и мясо, а уж повредить им голову или корпус совсем легко. А придумал все это - я!..
От мрачных размышлений его отвлек глухой рев - ииты пошли на штурм. Пашка инстинктивно перехватил поудобнее щит и крепче схватился за пилум: скоро его бросать. Они ответят ему за Мику! Пашка вспомнил ее шелковистые волосы, мысленно провел по ним рукой... Из размышлений его вырвал собственный же крик. Ииты подошли на 30 шагов, и Пашка внезапно обнаружил себя орущим "бросай!"
Еще не осознавая это, он размахнулся и метнул свой дротик в рослого воина, державшего весьма увесистую дубинку. Не досмотрев полет пилума до конца, он выхватил второй - и последний - дротик. Пашка огляделся в поисках новой цели: есть ли смысл бросать еще или уже поздно и пора браться за мечи? Смысл был - первые ряды, не ожидавшие такого поворота, опешили и совершенно не рвались в бой, времени хватало и на второй бросок.
"Бросай!" - на этот раз осознанно крикнул Пашка, и швырнул свой пилум в нарядно одетого иита - по-видимому, командира левого крыла. "Что с первой целью?" - подумал Пашка, пошарил глазами, и тут же его чуть не вырвало сквозь маску плетеного шлема. Пилум попал ииту точно в горло, и сейчас из него потоком хлестала кровь. На лице воина застыло отчаянное недоумение: "почему?" Пашка оглядел первый ряд внимательнее, и только сейчас по-настоящему ужаснулся содеянному. Не ожидавшие такой атаки и потому ничем не прикрытые ииты потеряли от пилумов человек двадцать, те корчились от боли на земле. Еще примерно столько же были ранены и изрыгали страшные проклятья, но не решались броситься на стену щитов, внезапно оказавшуюся столь смертоносной. Задние же ряды, не видя и не представляя масштабов потерь, напирали и возмущенно галдели, ругая впередистоящих за промедление.
"Пошлиии!", раздалось по линии - вождь скомандовал атаку. "За Мику!" - мысленно заорал Пашка, заводя себя и отбрасывая гуманистические мысли - "Ту-га-га!" Щитом к щиту, лимиты бросились на врага. "Держать строй!" - понеслись команды вождя, но особой необходимости не было, противник и не думал его разрушать. Ииты, верные своей тактике, попытались разбить схватку на отдельные поединки, и конечно двое против одного, но сплоченные щитовики не поддавались. Финтя и угрожая, иитские воины пытались запугать лимитов - и падали, сраженные уколами дубинок. Необычная колющая тактика, делающая невозможной защиту, непробиваемый дубинкой щит и редкая сплоченность лимитов сделали свое дело - хваленая иитская стойкость пошатнулась. И хотя иитам все-таки удалось окружить строй с боков, щитовики загнули фланги и вновь встретили воинов своими плетенками. И - заостренными дубинками, залитыми жгучим соком местного баобаба. "Поддаются!" - закричал кто-то в строю, и этот нехитрый возглас побежал по рядам: "они поддаются". Сбитые с толку, теснимые щитовиками, в ужасе от страшных потерь, ииты подались назад - и побежали!
С этого момента началась резня. Вообще, армия несет не так уж много потерь в бою. Пока воин собран, вооружен и стоит в одном строю с товарищами, вероятность его смерти невелика. Но стоит только ему побежать, как он открывает спину, теряет командную поддержку и полностью выпускает свой боевой дух. Именно тогда ему и приходит конец - неотвратимый и бесславный, когда преследующая конница вонзает свое легкое копье в его незащищенный и теперь уже бесхребетный позвоночник...
Конечно, никакой конницы у лимитов не было. Но хитроумный Пашка позаботился и об этом - те самые мальчики, что бросали дротики поверх основного строя, отлично сыграли свою роль. Быстроногие и бездоспешные, а еще больше окрыленные победой - и их победой тоже! - они легко догоняли иитских воинов. Конечно, справится со взрослым опытным воином, пусть даже деморализованным, юношам было не под силу, но этого и не требовалось. Они просто мешали ему убегать, бросая под ноги палки или тыча ими в спину - так земная собака-лайка останавливает медведя до прихода охотника, кусая зверя за ягодицы. Здесь вместо охотников были разъяренные аборигены, но сути дела это не меняло. Остановленных иитов просто кололи, пока те не падали на землю. Их не добивали, но часто это и не требовалось - куда денется воин с проколотым легким?
Сам Пашка больше защищался, чем нападал - и скорее от страха за свою жизнь, нежели из-за совести, хотя иит с пробитым горлом так и стоял перед его глазами. Вроде бы, он несколько раз попал своей палкой в живот и бедра противникам, но никого не убил - точно. Но когда иитский строй распался и те побежали, страх ушел и Пашка в азарте погнался за отступающими. "Дяденька, помогите" - услышал он сбоку, и тотчас ткнул палку в бедро воину-ииту, окруженному тремя совсем молодыми мальчишками. Воин, выронив палку и схватившись за ногу, с глухим стоном повалился на землю. Пашка тотчас рванул дальше, но это не помешало ему заметить, как двое мальчиков швырнули свои маленькие копья в упавшего иита и оба попали, а третий своей палкой пригвоздил раненого к земле. "Это не я!" - отчаянно подумал Пашка: "иначе он бы убил этих ребят!!" Но долго оправдываться он не смог: очередной иит, сражавшийся с двумя лимитами - товарищами Пашки по шеренге, оглушил одного из них палкой, а у второго вырвал щит, сбил лимита на землю, бросился на него сверху, и стал душить. Ни мгновения не думая, Пашка сделал шаг к нему, и его палка-кололка глубоко вошла в спину воина: прямо в правую почку. Дико закричав, воин прогнулся от боли, но тут же скорчился на земле и затих. Болевой шок, подумал Пашка, а больше ничего не успел - они добежали до вершины хребта, откуда открывался вид на стоянку иитского племени.
Среди лимитов прокатился радостный вопль - вот он, долгожданный миг, плоды с таким трудом завоеванной победы. Все поселение в их власти! Можно оттянуться за годы унижений и тягот, набрать себе новой утвари, вкусной еды и красивых жен. А что Пашка? Павел снова решал в этот момент мучительную задачу. Он уже и так наворотил более чем достаточно, стоило ли это усугублять? Уподобляться этим варварам? В итоге, Пашка подло пошел с совестью на сделку - сейчас будь что будет, а потом я хорошо за это покаюсь. Черт возьми, у меня убили любимую девушку! И я - я выиграл эту войну! Мне по праву принадлежит и этот город, и самые прекрасные его девушки! "Ту-га-га" - подхватив с земли чей-то уже окровавленный пилум, Пашка понесся к селению.
У границы селения выстроился иитский резерв, состоящий из стариков, раненых в предыдущих боях мужчин, и из нескольких крепких женщин. Но их попросту смели, так как отряд ничего не мог противопоставить острым палкам опьяненных от победы лимитов. Началась резня... нет, избиение: лимиты перестали колоть, но начали лупить. Они врывались в дома, крушили посуду и мебель, колотили жителей. По всему поселку раздавались вопли жертв и крики победителей, стук палок и грохот бьющейся посуды, визг детей - начался Ад!
Пашка влетел в поселок, швырнул пилум в подозрительно шевелящиеся кусты и уж было собирался вбежать в ближайший дом, когда перед его глазами промелькнула тень. Пашка остолбенел - девушка, как две капли воды похожая на Мику, попыталась скрыться в ближайшей хижине. Вот это и будет моя награда! - с такой мыслью молодой человек бросился за ней. Одним ударом он вышиб дверь, отшвырнул с дороги дряхлого старика-иита, и бросился к девушке. Взвизгнув, та забилась в угол, но парень вытащил ее, зло сорвал одежду и бросил на циновку. С жестким блеском в глазах, он шагнул к побледневшей девушке... но тут у него потемнело в глазах, окружающие предметы расплылись в неясной дымке, а земля неуловимо вывернулась из под ног.
* * *
Когда к Пашке возвратилось сознание, он обнаружил себя стоящим в приемном зале телекатапульты. По краям зала, в креслах, сидели историк и еще несколько человек - по-видимому, ученых.
- Ну и натворили вы дел, молодой человек - сказал историк. - Но я вас не виню. Любой раб мечтает не о свободе, а о собственных рабах: неудивительно, что лимиты, столько лет жившие под иитским гнетом, сами стали издеваться над ними. Что же касается вашего участия в подготовке лимитской армии - ну что ж, зачет по истории вы сдали. Рано или поздно племена все равно усовершенствовали бы свое оружие, и ситуация повторилась бы; вы лишь быстрее подсказали им "ассиметричный ответ". Всё, можете идти. И рекомендую - проведите оставшиеся каникулы как-нибудь поспокойнее!
Дома Пашка содрал с себя задубевшие шкуры (о новой одежде для него катапультщики не подумали), оттер почерневшие руки, и забрался в ванную. В голове еще шумели звуки битвы, и стоило ему закрыть глаза, как перед ним начинали мелькать щиты, камни, руки, пилумы, ноги. Но постепенно, сознание успокаивалось. Павел вспомнил о Мике, его лицо озарила улыбка, и он тихо вздохнул. Эти два месяца были богаты на события, и это были лучшие месяцы в его жизни. Он знал, что теперь и дальнейшая его жизнь станет гораздо активнее и живее. Молодой человек вылез из ванной, тщательно обтерся и бухнулся в кровать. Он вспомнил, как точно также лежали они с Микой, но от этого стало только светлее: то не потеряно, о чем не жалеют. И уже засыпая, Пашка выдал последнюю из истории мысль: "Ну какие могут быть проблемы у людей, если у них дома есть горячая ванная?!"