Почти до конца третьего курса я учился с Афоней в одной группе. И в общежитии жили вместе.
Жаль, что его отчислили за очередную пьянку и дебош в этом самом общежитии, да еще карточные игры припомнили при этом.
Последнее лето провели вместе, в родном городе Слобода.
С сентября я уехал продолжать учиться, а он остался. До праздника врозь - соскучился.
Он, немного хитрый, способный, начитанный, среди нас выделяется.
Поймал себя на мысли, что пытаюсь подражать и переплюнуть его хоть в чем-нибудь, хочу тоже удивлять.
Нужно будет съездить перед праздником в Москву, купить виски или коньяку "КВВК", можно "Камю", должны к празднику "выбросить" в ГУМе. Всегда так было.
Наконец, на попутной добрался до родных пенат, завтра - ОКТЯБРЬСКАЯ.
Отчитываюсь перед матерью о потраченных за месяц деньгах, ужинаю (хоть сейчас не нужно экономить ни на хлебе, ни на супе). Быстрей на террасу. Вот мой любимый приемник "Балтика", послушаю...
Ага, сегодня БИ-БИ-СИ и ГОЛОС АМЕРИКИ "проходят" пока чисто. А, черт, сглазил, начали глушить.
Завтра нужно будет с утра к Афоне, у его отца полный погреб яблочного вина.
Малюгу выдернуть с демонстрации, он шустрый, может, Рыжий попадется.
Черт, Климан обязательно на хвост сядет, вечно у него денег нет.
Долыня подгребет.
Вспомнил, как мы этого наглого жеребца решились всей улицей отметелить - чинарики у нас отнимал. Пацаны... смех.
Давно на кладбище вместе не пили.
Может, Танька вместе с Ленькой Петуховым придет, с ней веселей, она хоть и глупенькая, но добрая - везет ему.
Цикады невдалеке, на кладбище, озверели, нужно спать, устал за сегодня....
Мамаша у Афони вся из себя, белая кость, а как же - жена бывшего полковника, а теперь директора рынка. Дура непроглядная, и как ее только Эдька терпит.
Ну вот, началА, сама ему деньги дает не считая, а я виноват, плохое влияние оказываю "на Эдичку", спаиваю, а "такие хорошие родители" у меня. Сейчас дочерью начнет хвалиться.
А... Нужно слушать, быстрей бы на стол яблочное ставили.
Подмигивает, засранец...
Да терплю я, терплю...
- Слушай, давай быстрей сматываться. И это... денег попроси у матери, может, даст...
Здорово сегодня на улице, морозец градусов пять, солнце, снег.
"Гармонист пальцы льет волной,
Пей со мной, паршивая сука, пей со мной.
....
Что ты смотришь синими брызгами.
.....
Излюбили тебя, измызгали - невтерпеж.
...
Пей со мной, паршивая сука,
Пей со мной..."
Где он только достал этот сборник.
- Давай "Камю" пить, согреемся, а то архаровцы налетят, самим не достанется. А им все равно что пить.
Да..., прямо из горла - у меня конфеты шоколадные есть. Побыстрей, на демонстрацию опоздаем, все разбегутся кто куда.
Нормальный коньяк, только я большего за такие деньги ожидал, ладно, сойдет.
Кажется, немного захорошело.
А у Афони ни в одном глазу. Да что ему бутылка на двоих.
Мы с ним выглядим неплохо. У обоих на ногах чешские корочки, вместе в Москве покупали, плащи "болонья".
Мать меня заставляла демисезонное надеть, холодно, мол - ну, конечно..., может, еще и шарф...
Пускай скажет спасибо, что шляпу надел.
Стоим с Эдькой на традиционном месте, мимо идут колонны.
- Кризис! Стойте здесь, сейчас сорвусь, приду.
Это Малюга кричит из колонны
А Кризис - это я.
Вон и Рыжий чапает.
Люблю, когда духовой оркестр с колонной идет, басовые трубы аж до печенок пробирают, грудь распирает, ух...
Деревня и есть деревня. Ну настоящая деревня! Бабы под баян голосят, как резаные, аж оркестр заглушают.
Во... публика. Отплясывают кто во что горазд. Сейчас Ленина уронят.
Вот где сейчас краснухи купить? Пока демонстрация не кончилась, нужно в магазин, иначе все сметут.
Около кладбища неплохой магазинчик, всегда "три семерки" завозят. По паре долгоиграющих на брата, и пока хватит, а там видно будет.
"Три семерки", пожалуй, самый лучший портвейн, во-первых, крепкий, девятнадцать градусов, да и по вкусу на порядочный похож. "Тридцать третий" тоже ничего, но сладковатый. Еще "пятнадцатый" хороший.
Вовремя я с Эдькой коньяк выпили.
Долыня вон за один присест долгоиграющую выдул. Пускай... Быстрей окосеет и отвалит.
- Да не ломай крест, чего он тебе помешал, мы на нем зарубки делаем за каждую выпитую бутылку. Посмотри, там место еще есть?
Ерин все местного интеллигента из себя изображает, он, видите ли, столько не может пить, а сам просто матери боится. Маменькин сынок. Художник-заушник. Педагог хренов.
Битлов еще не слышал, да и "Собачий рок"... Откуда им тут знать. Не то что мы с Афоней.
- Сейчас, между прочим, сакс уже не в моде, сейчас электрогитары...
- Кризис - ты и есть Кризис, на - пей лучше, тебе гимн слушать или "Му-му" читать.
- Да я Оскара Уайльда читаю, слышал про такого? А его "Путь наверх - жизнь наверху"...? То-то...
- Хемингуэй твой - занудство одно.
- Мы тут неделю тому назад с Малюгой в фабричную общагу ходили. Там девочек новых с Югов навербовали. Ничего девочки, податливые. Нажрались с ними разливухи и "Анапы". Комендантша милицию вызвала, успели слинять.
- А ты, Кризя, всё с Наташкой ходишь? Чего с ней не приехал?
- Пить еще будешь? Ну смотри.
- "Альпинист" сейчас не котируется, в нем только средние волны, я "ВЭФ" скоро куплю. В Москве знакомый в радиомагазине есть. Средние переделаю на "девятнадцать", а по ним голоса чистенько идут.
- Рыжему больше не наливать, куда с ним, с таким. Сейчас еще блевать начнет. Батяня у него как лось пьет, а он, значит, не в породу пошел.
- Да эти родители уже поперек горла! Денег нет, приходится терпеть. Ну ничего, все равно скоро в армию забреют.
- Ну чего? Пошли в центр, на потипаловку? Там сейчас народу шляется... Неоновые везде понавесили.
- Мальчики, вы хоть матом не ругайтесь.
- Таня, а мы и не ругаемся, это вырвалось.
Пойдешь с нами? Петух, пошли вместе, уговори ее, а...
- Да стой ты, слабак, сейчас бутылки пороняешь, в них еще осталось.
Эх, транспарантов-то, транспарантов сколько понавешали.
"Партия, дашь подрулить", "Свободу неграм, нас в Америку"...
Вон, кажись, знакомая компашка навстречу. Чей-то я этого длинного очкарика знаю, а... вспомнил, это ярцевский Лапша.
К нам на танцы не ходит, а у себя свою кодлу на наших натравливает, прохода не дает.
Сейчас поравняемся.
- Ну че, козлина? Здесь тебе не Ярцево!
Неожиданно бью его наотмашь. И чего это я? Странно, очки ищет, наверное, струсил? Надо тогда на мировую, помочь найти.
Да он, оказывается, нормальный мужик.
Как-то все вдруг смялось, сгрудилось. Допиваем что оставалось. Все уже хорошие.
Нужно попробовать допрыгнуть вон до того флага, ага... есть. Ага, и остальные - кто транспаранты, кто флаг... А нас стало много...
- Это есть наш последний
И решительный бой...
...
- Кто был ничем -
Тот станет всеееееем...
- Эх...
- Вдоль по Пи-тер-ской...
- Паааарень молодой...
- Мужики! А чего тут "Москвич" на дороге мешается. Кати его, понесли, ни хрена...
- УРАааа...!
- Да черт с ним... бросай... тяжелый.
Все куда-то расползлись, а вот... Малюга с Афоней, Очкарик.
- Ну чё, еще по стаканУ. Давайте за дружбу, я всееех угощаю. Разливуха в той столовке всегда есть.
А мужик своего "Москвича" с тротуара никак не столкнет. Можно, пожалуй, еще по стаканчику, заодно котлету или яйцо съесть, а то скучно стало, совсем трезвые.
Надо же, в столовке и официантки есть.
- Каждому по стакану перцовки. Ну, неси в графине. И еще по бифштексу с гарниром. Эй...! Сдачи не нужно.
В глазах начинает двоиться, появляется непонятное раздражение, сознание затуманивается. Я встаю, всё и все то плавно удаляются, то приближаются.
Знаю, сейчас все встанут, пойдут в грязный, зассанный туалет. Вижу, как пинаю ногой пристроившегося у писсуара мужика. Начинается драка, с треском вышибаемых дверей она выплескивается на улицу...
По уже темной безлюдной "Кладбищенской Горе", освещенной редкими фонарями, поднимаюсь к родительскому дому.
Кладбищенский переулок, дом 1.
Порванный плащ, физиономия с кровоподтеками.
Слышу, как бранится мать - за подорванный свой общественный авторитет.
Как зудит отец:
- Не трогай наше государство и партию, они мне, инвалиду войны, не дали подохнуть с голоду, дали возможность нам с матерью воспитать, одеть тебя, учат тебя...
А у меня - злобная обида за него, за несостоявшегося кандидата наук.
"Не дали подохнуть"... Но здоровье угробили...
Теперь благодарит, как нищий на паперти за подачку...
Ночная междугородная трасса.
Редко проезжающие машины светом фар освещают меня, голосующего юнца, вдрызг пьяного, в порванном плаще, с сумкой в руках, выхватывают силуэты из темноты моей памяти.
Рыжего - замерзшего где-то в подворотне.
Малюгу - жившего, после гибели родителей, со старенькой бабушкой и нежно любимой им маленькой даун-сестричкой. Вижу его, забитого до смерти в пересыльной тюрьме.
Таньку - располневшую, грудастую, в грязном переднике, руками перемешивающую запаренные отруби с хлебом в корыте для кормежки свиней. Что-то кричит пьяному мужу.
Ерина - директора школы, преподающего рисование, с язвой желудка и высокомерной ухмылкой.
Климана - достопримечательность Слободы, слоняющегося у магазинов, худого, с щетиной на лице бомжа.
Леньку Петухова - полысевшего, круглолицего, с добродушной улыбкой, развешивающего для просушки рентгеновские снимки. Рядом располневшего и обрюзгшего, только что вышедшего из очередного запоя директора рынка - Эдуарда Абрамовича Афонина.